Беломлинская Ю.. Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин

И с тех пор я не был счастлив!
Иди ты на хуй! То есть ты предлагаешь мне тебя пожалеть, да? Не Ирочку,
а тебя?
Ты полностью ебнулся, Эмиль!

Моя циничная мама резюмировала:
Да, везучие вы обе бабешки...
Ирку я утешала. Пушкиным:
Да не переживай, ты!
"...Чем кончиться? Узнать немудрено.
Народ еще повоет да поплачет,
Борис еще поморщиться немного,
как пъяница пред чаркою вина,
а там? А там он будет нами править по прежнему...."

Лудмер уехал а Ниццу, но через месяц вернулся и объявил Ирке, что
поразмыслив, пришел к выводу что она и есть - рекарнация его черновицкой
еврейской бабушки, и теперь он хочет жить с нею вечно, в одной квартире
одним хозяйством, и опять же законным браком.
Теперь уже я вела их в мэрию. Я была свидетель. В доверчивой
американской мэрии требуется только один свидетель. В паре метров от мэрии
он остановился:
Пленку забыли купить! Я сбегаю?
Я СБЕГАЮ. А ты - постой. Вот тут стой. А ты, Ирочка держи его за рукав.
Ничего я не имею в виду! Просто по-дружески держи за рукав. Покрепче! Да
ничего я не имею в виду! Просто незачем жениху бегать по ЖАРЕ...
В Манхэттенской мэрии поздравляют на разных языках. Если у тебя вдруг
фамилия кончается на "ов" - то по- русски. А на "ко" - по- украински. На
"ский" могут по- польски поздравить. Но этническую принадлежность гражданина
Лудмера и гражданки Блау они не смогли определить по фамилиям, а просто тот
факт, что мы говорим по-русски, их никак не тронул - у них установка свыше -
поздравлять по фамилиям, а не по здравому смыслу.
Вообщем - поженились.
Ирка теперь замужняя и совсем уж смотрит на меня свысока.
- Ну, стала ты знаменитая. Дальше уж некуда. И чего? Какие варианты?
Да, навалом! Теперь - навалом! Давеча поэт Мандельсман в гости
приглашал. Он временно живет в квартире Бродского и пасет хозяйского кота.
Приходи, говорит, выебу тебя в квартире Бродского, на диване Бродского,
положив тебе на живот кота Бродского. Скажи, круто?
Да, звучит мощно. Пойдешь?
Куда я пойду? Со своей аллергией? Ты же знаешь, мне - С КОТАМИ НЕЛЬЗЯ.
Нельзя с котами и с руссскими поэтами.
А руссские поэты то чем тебе не угодили?

На этот вопрос у меня ответа не было. Не могла же я признаться себе
самой, что став Главной Девчонкой во дворе, я подсознательно решила, что и
мне надо над кем-нибудь издеваться и кого-нибудь подтравливать. Эдакая
дедовщина. Издеваться я решила над самыми беззащитными людьми в Руссском
Нью-Йорке - над поэтами. А хули? Кто за поэта заступиться?
... Антоша Козлов из Парижа приехал. Женился на "воговской" манекенщице
- Оле Тимошенковой. Говорит - в главной мировой десятке. Свадьбу в "Рюмке"
играл. А Тимошенкову водил показывать в "Самовар" напротив. Вернулся
счастливый:
Пришли, я говорю: "Здравствуй, Рома, как жизнь?"
Наконец я стал внутренне свободным человеком, понял, что могу себе это
позволить - сказать Каплану "ты".
Ну у тебя и проблемы... А я ему всегда "вы" говорю. Вообще человеку,
который сильно тебя старше и не родственник - трудно, не поебавшись,
говорить "ты". Да и непонятно зачем?
Это тебе непонятно, а мне он всю жизнь давал понять, что я маленький
мальчик, а он мужчина! Вот теперь я пришел к нему со своей женой - Самой
Красивой Женщиной на Земле, и он понял, что я - Мужчина, и я сказал ему:
"Как жизнь, Рома?" И он это съел! Между прочим, Моя Оля вчера купила у
Камкина твою книгу. Моя Оля - ОЧЕНЬ ЛЮБИТ СТИХИ.
...Эта Тимошенкова - эта богатая Бедная девушка, худосочная пизда "а ля
Щапова", она все же не кукла, а на все жалкие 42 кг - живое человечье мясо.
Внутри у ей, как положено, душа имеется. И вот он берет эту питерскую
девочку с рабочей окраины, эту Охтенку с кувшином, женится на ней, втягивает
ее в свою жизнь, в свой университетский мир, заставляет любить стихи,
которые она в гробу видала; нюхать кокаин, с которого она потом еле слезет,
для пущего декаденсу; и все это только ради того, чтобы сказать "ты" -
человеку, который его на 30 лет старше?
"ЭТО ЗВУЧИТ КАК СВОБОДА, НО ПАХНЕТ КАК МЫЛЬНЫЙ ПУЗЫРЬ..." - так Дедушка
Койн написал.
Бедная Оля...
Разводиться они начали примерно через месяц после этого разговора.
Но остались его чудные стихи:

Как Ольга бровью поведет
Так ветер по полю пойдет...

Целая книга. Там в "Рюмке", на свадьбе, стали хвалить его стихи, а он
отвечает:
Мне суждено было стать поэтом. В 16 лет у меня случилась первая
женщина, первая любовь. И делить мне ее пришлось с Рейном...
Тут я перебиваю с живым интересом - неизвестная мне питерская сплетня -
непорядок:
У тебя была общая баба с Рейном? Кто это была? Что за блядь?
Антон смотрит на меня, потрясенный, он видит, что я не шучу:
Юля, ты что, с ума сошла? Ты это была...
Ну конешно! Забыла! Жизнь то моя в Русской Поэзии началась Евгением
Рейном - и должна была кончиться - для концепту Евгением Евтушенкой. Но тут,
только я собралась прикрыть лавочку и вывесить табличку "Ушла на базу",
подошли еще разные СВОИ ребята. Уговорили - весь концепт испортили.
Антон был мой второй настоящий любовник. Если вообще можно применить
это понятие к 16-ти летнему пионеру с толстыми розовыми щеками. Купилась на
глаза его - бездонные голубые ...
А Рейн - был уж третья любовь. "А как третья любовь...", всем известно,
"ключ дрожит в замке...."
... Ключ сломался у него прямо в замке и пришлось ехать на Васильевский
в "Рыбий глаз", а потом на Смоленское кладбище - гулять. Мы упали прямо в
траву. А когда очнулись, я расплакалась. Потому что нашла там какую-то
конфету и старую игрушку. Мы упали на заросшую детскую могилку.

...Только ты красавица, умница, художница,
И тебя касается, то, что мне не можется
Вечерами летними, светлыми и хмурыми
Меж крестами ветхими, склепами, амурами
Встречами короткими и смертями долгими
На траве кладбищенской
С колосками колкими....

Почему ты не поставил мне посвящение? Родителей боишься? Мог бы буковки
поставить.
О чем ты говоришь?! Какое посвящение, когда ясно сказано " Умница,
красавица, художница! Всей планете известно, что УМНИЦА КРАСАВИЦА, ХУДОЖНИЦА
- ЭТО ТЫ!
Эх, Дядя Женя, Дядя Женя...
Антон из ревности нарисовал карикатуру - мерзкая волосатая - носатая
горилла и подпись " Д. Ж. РЕЙН."
"Д. Ж." - означало "Дядя Женя". Я привыкла его так звать. С тех пор как
он принес меня из родильного дома - лично. Они пошли встречать нас с мамой
целой компанией - и особо близким доверяли меня немножко понести.
Как же ты мне помог, Дядя Женя, когда в очередной раз нечем было
платить рент, и я отнесла этот стишок, написанный твоей рукой - в одно
место, где такое покупают. Кузьма снес туда письмо Бродского и купил на эти
деньги пулемет.
Правильно - всякие такие вещи должны быть у коллекционеров, в
специальных рамочках. А ты - просто оставляешь себе на память хороший
ксерокс.
Здорово, что ребята прославились. Бродский бы точно развеселился от
идеи пулемета.
Антон вот - ни хера не прославился. Он звонил мне в Питер из Нью-Йорка
по краденной телефонной карточке и читал:

...Я из далекого Пуэрто-Рико,
Шлю вам привет, прекрасная, морями...

А мне слышалось:

...Шлю вам привет, прекрасная Марьями...

Так даже и красивей. Не прославился. А стихи его я люблю. Мне даже
нравится, что их мало кто знает. Малоизвестный поэт - если он тебе нравится
- то это такая личная ценность. Ну как пишут в протоколе: изъяты ЛИЧНЫЕ
ЦЕННОСТИ...

НАША АХМАТОВА.

Я стала знаменитой и начала потихонечку задаваться.
Во-первых наступило самое подходящее время для игры в Нашу Ахматову.
Песни мои, на самом деле, все полюбили. Дальше оставалось только отточить
образ. Челка - была своя. Больше, собственно говоря, ничего не было. Длинный
нос - не защитывается - у нее он был красивый, как у Дантэ, а у меня
смешной, как у Пульчинеллы.. Первым делом надо было изгнать опасные зачатки
идеи, что я - Наша Цветаева, поскольку мне было ясно, что это - путь беды. А
уже началось - пару раз меня обозвали Поющей Цветаевой - дамы критикессы. Я
вообще - со своими невнятными кудряшками, повышенной эмоциональностью и
истерично-гордой независимостью ( "Спасибо. Не надо. Все есть") - четко
вписывалась в анналогию именно с ней. Не по степени таланта - для меня это -
Башня, но совершенно ясно, что по типу личности, я стою у подножия именно
этой Башни.
Так и простою, подняв голову. И никогда не напишу об этом стихов.
Потому что не скажешь лучше, чем сказала Марине - Вероника:

... От твоего пламени-
Все мои искры...

А я - так и не написала песню о Марине. В голове крутились две строчки:

...Обними, сохрани и спаси...
Нет, уже - помяни.
Это Дольние Мокрые Псы
Ах, как лают они!
Отпоют и отлают они -
Твои дни...

Но никуда дальше - не докрутились.

А сама Марина писала Анне:

...Чем полосынька твоя
Нынче выжнется
Чернокосынька моя
Чернокнижница...

И еще:


...Не отстать тебе,
Я - острожник,
Ты - конвойный, судьба одна...

(Да, как говорят американцы, " Ю виш ту...")

Анна ей написала только мертвой и только когда уже было ясно, что
Марина - это не хуй собачий.
Тогда она написала:

...Ты кричишь из Маринкиной башни
Я сегодня вернулась домой!...

А Беллу Ахмадулину она по-настоящему ненавидела. За то, что та -
молодая. И красавица. И татарка - настоящая. И - поэт. Тяжелый случай, что и
говорить.
Белла - моя Наша Ахматова. Живая! Любимая с детства и встречаемая
периодически по всему миру. Вообщем на Бедную Девушку Ахматову я в обиде, и
за Марину, и за Беллу, еще заодно и за Лидию Чуковскую. За их неразделенную
любовь. К Красоте, гениально играющей Значительность. Это настоящий русский
Энди Ворхелл, не Маяковский ( у которого да - были охуенные стихи! ) и не
Африканец, который, в результате ничего не сыграл, кроме светского
денди-боя. А она - сыграла. И Музу Плача и Хлыстовскую Богородицу, и все шло
в продажу: муж в могиле, сын в тюрьме...
(Какой на хер муж, когда она его бросила за много лет до его
героической гибели?)
А все равно сыграла и стала - этим - и Музой и Богородицей, тогда,
когда всамделишные музы молчали, по причине непрерывного говорения пушек, и
всамделишная Богородица отвернула от Росссии лицо - чтоб не видеть, как
распинают ее сына во второй раз.
Когда вспоминаешь об этом - стыдно ругать ее.
Но сыграть ее в моей комической скоморошьей жизни под названием
"Феллини Северной Пальмиры" - было совсем не стыдно и очень даже весело.
Челка стало быть есть. Теперь косу - просто и недорого. Пятнадцать
баксов в магазине париков на 42-й. Щеки - это конешно завал. Со щеками хуй
сыграешь Ахматову. Но по мере ухудшения финансового положения и постепенного
отказа от курицы, и замены ее коричневым рисом - щеки как-то опали сами
собой. Появилась элегантная худоба и тут самое главное было не колоться и
каждому, кто, походя, говорил тебе:
- Юлька, ты похудела. Чудно выглядишь!
Отвечать, опустив глаза, якобы от стыда за сытое человечество,
Конешно, я похудела. Уж дня три как в доме еды ни крошки...
А на дружеское замечание:
Везет тебе, Юлька - вон у тебя зубы какие хорошие.
Говорить, наоборот, внимательно глядя в глаза собеседнику:
Да зубы у меня хорошие. Мне ведь не часто приходиться ими
пользоваться...

Все это происходило в Нью-Йорке 1998-го года и, вероятно, нужен был
если не гений, то большой талант, чтобы люди хоть на какую то секунду
поверили, ощутили вокруг что-то вроде Москвы 18-го.
Между тем - они начали смотреть на меня испуганно и с уважением. Самые
добрые начали пихать мне в руку смятые десятки и двадцатки.
В этом случае, мне не надо было, возвращаясь из " Самовара", проводить
часа полтора в ночном сабвее, где нет ничего страшного - просто моча и
крысы, поезда ходят по ночам раз в сорок минут, сидишь себе в "самоварном"
бальном платье на бетонном полу и вспоминаешь опять Валеру Попова:
" ... По болоту пробираются, задрав макси-пальто, потом на вокзале
часами мерзнут, а все для того, чтобы надменно выпить чашечку кофе в
кафе..."
Про меня, все про меня... Это я - Бедная девушка с Окраины. Конешно
смятая десятка - все сразу меняла - на такси-то оно сподручнее в бальном
платье. Но люди понимают только про еду.
Голодающая поэтесса - это привычный, и оттого - правильно найденный
образ. Иногда бывало стыдно - когда Каплан говорил:
Поешь. Ты ведь голодная.
И ставил передо мной много всяких вкусных маленьких тарелочек. И что я
должна была ему объяснять? Что я, конешно, не голодная, потому что ем рис и
гречневую кашу. А еще лук, черный хлеб и кофе с яблоками.
Вот такой Антицинготный Набор Имени Русского Поэта. По-моему, с моей
легкой руки это стало меню многих. Все вкусно, полезно и просто приготовить.
Интересно сколько из вас, любезные читатели сейчас читают эти строки,
поднося ко рту ложечку риса или гречневой каши? С соевым соусом! Потому что
зато - вы купили эту книгу. Никак уже не выходит, чтоб и книга и курица. Она
куда-то вылетела из моего волшебного триптиха.
... Слушая в Мид-вест Индиане эти бесконечные голоса мертвецов - о
смерти, о крови, о голоде - я не плакала, вырабатывается какой-то защитный
слой. Только однажды не выдержала - казалось бы ерунда -
Ремизов пишет, что вот жизнь наладилась, есть и крыша и еда, но вот
никак не может он научиться ходить в книжные магазины - просто посмотреть -
какие выпустили новые книги. Он уже полностью перестроил свою психику - на
то, больше ему никогда в жизни не придется покупать книги, это он уже
сделал, но вот не расстраиваться в книжных магазинах - никак не может
научиться и оттого не ходит. А это неправильно. Надо быть в курсе...
Вот тут я и заревела. Потому что - это - уже про меня. Заревела, якобы
из жалости к Ремизову, а на самом деле - к себе любимой. Перестроил психику.
Приучил себя никогда больше не покупать книги. Русский писатель в Париже...
Ремизовы всегда были бедны. И дома - в России. В России Ремизовы были
бедны, а книги вероятно дешевы. Пирожки - тоже.

У Агнивцева в "Блистательном Петербурге" - свой триптих:

...Кулебяка "Доминика",
Пирожок из "Квисисаны"
"Соловьевский" бутерброд...
Вот триптих немного дикий,
Вот триптих немного странный,
Так и прыгающий в рот!...

Бедняга Агнивцев - в результате, не выдержал и сам прыгнул в рот
любимой Родины
в 23-м году, не хуже пирожка из "Квисисаны", и в 32-м "жизнь поэта
трагически оборвалась". Это уже предисловие перестроечных лет - словесный
блок не меняется. Почему бы не написать, что этого бутербродного соловья,
схватили злые люди из ГПУ, они его били, пытали, а потом казнили, а виноват
он был только в том, что не захотел, мудила, сидеть себе в Париже на чердаке
и есть гречневую кашу, а пристрастие к ресторанным кулебякам принял за Тоску
по Родине. Вот прочтет ребенок про "трагически оборвалась" и подумает: может
он тушил пожар или спасал бедную девушку из проруби?

А у Ремизова - жена готовила кулебяки! А меня - Каплан кулебякой
угощал!
А я не говорила ему, что хоть я и не голодная, но это так здорово -
съесть иногда что-нибудь вкусное - вот такое, чего дают в ресторане. Можно,
конешно, и самому иногда заказать. Если приучить себя никогда не подходить к
книжным магазинам...
... Там в библиотеке Блюмингтонского университета, я еще читала
перестроечный "Огонек". И там все время писал юноша - поэт Дима Быков -
статьи о том, как голодает интеллигенция. И фотокарточка его всегда
прилагалась к публикации - вдохновенный еврейский мальчик с влажными глазами
и черными усиками. Героинями его очерков были сплошь Бедные девушки. Вот эти
самые мои учительши, инженерши, аспирантки, переводчицы. Очень он переживал
за Судьбы Родины!
Приезжаю в Питер через 13 лет и вижу его в телевизоре: это ж сколько
Бедному поэту нужно было простоять на презентациях со стаканом калорийной
водки в руке и бутербродом с лососиной в другой, сколько ж нужно было
посетить банкетов, посвященных жертвам Холокоста или сбору благотворительных
средств на приданое гувернанткам - чтобы так округлились щечки! Да он сам
теперь напоминает Пирожок из "Квисисаны" и так и проситься в рот! Сладкие
черные глазки и обольстительные усики - так и остались при ем - вот выйдет
моя книга - стану я писательшей в законе, поеду в Москву, пойду на
презентацию чего-нибудь и .... схвачу его за бочок. Он этого достоин. Не
надо мне только пиздеть, что толщина бывает от болезней - не такая, не щек.
Есть неправильный обмен веществ - у этих людей лица не толстые. Щеки - это
не от болезней, а от плохого здоровья, а плохое здоровье это - водка и
закуска в неумеренном количестве. Захар Михалыч себе тоже щеки наел-напил за
эти годы. Но он и изображает из себя Гражданин Начальничка, а раньше был
Сержант- Десантник, но никогда не Радетель Голодного Русского Интеллигента.
Да и рядом с Быковым он, пожалуй, просто скелет. Усы только похожи и эти
опять же очи огневые - мечта каждой Бедной Девушки на свете.
( Вот у фашистов - сразу было видно, Гитлер с Гебельсом - они худые, за
бедных значит. А Герринг - тот за богатых. Налево - ботиночки - которы за
бедных, направо - за богатых. Плохих в плохие ящики, хороших в хорошие...)


Я написала сейчас "Женский вариант лимоновского словаря".
"Какой на на хрен голод, когда всегда можно вынуть из мусорного ящика
немного капусты ! А толстые - это буржуины и хуй им, а не Военную Тайну!"
ПУСТЬ СИДИТ.
Если верить Скидану, (а Скидану каждая Бедная девушка может верить
безоговорочно - семь раз женился - стало быть, ни одну не обманул! ), он там
написал еще одну хорошую книгу.
Пожалуйста, Святой Никола, пошли ему побольше масла в тарелку серых
макарон. ... А я пожалуй, завтра останусь без обеда, но зато куплю его
книгу. Пирожки в России по-прежнему дешевы, а книги...

Опять я отвлеклась на пустопорожнее "щелканье мудростью" забыла, что
пытаюсь рассказать любовную историю. Дальше было вот что:

Как раз еда. Сидим это мы с Володей Бруком и Диной Рубиной в кошерном
ресторане на Второй. Кругом, как положено грязь, шум и средиземноморская
кухня, которую я ненавижу. А ту, которую принято называть еврейской - ужасно
люблю, но только она никакая не еврейская - а просто кухня
восточно-европейской нищеты - морковь, свекла, дешевая рыба (и потому
"пережеванная"). И моя старая подруга - Синяяя птица Курица.
А тут - Восток. Фалафель-пахлава. Вокруг - много литературных дам.
Мужиков - кот наплакал - Брук да динин муж - художник. Счастье хоть, что
Брук - на такси до дому довезет - соседи. Все равно я злюсь - оттого, что мы
не в "Самоваре" и никаких кавалеров вокруг нету.
И вообще не перед кем Нашу Ахматову изображать.
А я уже здорово придвинулась в этой области. Завела себе кружевной
воротничок, шаль из кашемира и янтарную брошь.
Идея моей близости к голодной смерти - витала по всем закоулкам
Русского Нью-Йорка. На моих родителей некоторые при встрече начали смотреть
с живым укором - вид у них был вполне цветущий, непонятно, чего дочь-
поэтэсссу то так голодом держать. Могли бы курицу иногда в холодильник
закинуть. Вслух однако, никто ничего не говорил. А они бедняжки, были не
особенно в курсе моей линии, то есть они были полностью не в теме, мама со
мной вообще не разговаривала из-за того, что я лентяйка и авнтюрстка, а папа
меня жалел, но маму все равно жалел больше и еще боялся к тому же, так что
тоже не часто разговаривал. Это было еще до того, как Юз нас помирил.
Коля Решетняк иногда посылал ко мне какого-нибудь человека из России -
которому негде было переночевать - ну на ночь или две и никогда не забывал
предупредить:
Поедешь ночевать в Квинс. Там живет одинокая руссская поэтэсса. Можно
сказать Наша Ахматова. Ты это... еды привези ей - ну хоть какой. А то она
три уж три дня ничего не ела...
В результате, все ночевальщики все приходили с большими сетками. А один
- человек состоятельный - режиссер с канала ОРТВ - даже явился, толкая перед
собой тележку, угнанную из супермаркета, доверху наполненную мороженым мясом
и помидорами : слой мяса, слой помидоров. Решил, не проявляя особой
фантазии, обеспечить меня пищей надолго. На следующий день он уехал, а я
позвала всех русских соседей и устроила Большую Раздачу , несколько дней
после этого вся округа питалась мясом с помидорами!
Вообщем слава моя - росла и ширилась. Карточку мою повесили в
"Самоваре"- над столом самого Каплана рядом с настоящей Ахматовой. Конешно,
некоторых русских поэтов это невероятно травмировало. Того же Мандельсмана.
Еще бы - про него Бродский сказал: " Он сказал то, чего я недосказал..." и
вообще успел выдать справку о гениальности, а я сочиняю какую-то
сомнительную "Марусю отравилась" и то нечасто, а в основном, занята
издевательством над светлой памятью Музы Плача. Он первый поднял тему
мемуара:
Ты хочешь с каждым из нас завести роман, чтобы как только мы помрем -
немедленно засесть за свои мемуары!
Да какой с ВАМИ, на хуй роман - у вас то коты, то жены... А помереть
наверное придется раньше всех - от страданий и женского одиночества. И вы
все, гады, как раз и напишете мемуары обо мне. Бегом побежите, прямо с
похорон, чтоб успеть первому использовать эффектное название "Наша
Ахматова".
Почему-то Мандельсман немедленно признал, что так оно и будет. И все
равно еще потом, когда я тяжело и почти что насмерть заболела, ему было
стыдно за этот разговор. Что зря, потому что в комедиях не умирают, а только
болеют. Причем чем мучительней, тем смешней. А если герой комедии умрет - то
станет не над кем смеяться!
Вообщем, с бедного Мандельсмана все и началось. Еще до кошерного
ресторана мы с ним полностью поссорились. Он пришел в "Самовар" ( забирать в
гардеробе справку, что он гений) и говорит мне:
- Моей жене звонил психиатр Феликс и утверждал, что ты моя любовница.
Он прочел твою книгу!
А где это сказано в моей книге, на какой странице?
На странице 56! Там где: "... как плечо твое соленый!"
У меня книга городских романсов! Там про дореволюцию! Это
дореволюционное плечо!
Да вся твоя книга, это СБОРНИК ДОНОСОВ, на мужчин, с которыми у тебя не
сложились отношения!
Так и сказал. Тут я страшно обиделась. Дело в том, что под эту формулу
попадает любой жестокий романс.
А что такое "Маруся отравилась", если не донос на безобразное поведение
Алеши, которое и привело к ее гибели? "Джонни и Френки" - донос на плохое
поведение изменщика Джонни, что явилось следствием уже совсем безобразного
поведения Френки, (она его шлепнула из винта), и так далее. Да вообщем то и
"Анну Каренину" можно назвать развернутым доносом на суку Вронского...
Я обиделась и сказала при всех:
Надо жить честно, Володя. Не изменять жене. Тогда не будут звонить
психиатры-Феликсы. Я вот, например, четыре раза была замужем и моим мужьям
не звонили психиатры Феликсы, потому что я была верная жена. ЖИВИ ЧЕСТНО -
вот и не будут психиатры Феликсы звонить.
Тут уж Володя прямо задохнулся от обиды. Это было хуже, чем бутылкой по
голове. Тем более, всем известно, что володина жена - прелестная красавица и
весьма самостоятельная женщина, а самому Володе - лохматому бедному человеку
и опять же - русскому поэту, отродясь никто не дает. Многие конешно о нем
мечтают, читая его проникновенную лирику, но как завидят живьем -
разбегаются врассыпную. А плечо его соленое только и годиться - пиво
закусывать!
Вообщем поссорились. Полгода не разговаривали... Я - не здоровалась, а
он - переживал. Потому что лирик. И русский поэт...
Потом я еще с Бруком поссорилась. Я организовывала в "Медведе" вечер
Могутина. Звоню Бруку:
Дай мне два телефона. Алейника и Миши Магазанника, который из
кузьминских "детей".
Ты же знаешь, я не даю чужих телефонов.
Да мне нужно их на вечер пригласить! Ты чего?
Тут Америка, Юля. Это хамство - давать чужие телефоны. Я сам им позвоню
и спрошу, хотят ли они с тобой разговаривать. Если хотят, они тебе
перезвонят и...
В жопу твою Америку! Я не в Америке живу, а в русской культуре! В том
числе и правил поведения. Хамство - НЕ давать друзьям чужие телефоны! Ты
полностью омудел, Володя!
Шваркнула трубку.
Потом Оля - жена его звонит моей Ирочке:
-Ты себе не представляешь, как Володя переживает эту ссору. Юля -
близкий человек. У нас так мало близких людей в городе...
-А чего он ей телефоны то не дал?
Ирочка, ты не понимаешь. Володя мне все объяснил. Знаешь, зачем она
просит у него телефоны разных мужчин?
Для могутинского вечера. А что?
Ты ничего не знаешь! Она просит у Володи телефоны разных мужчин, ЧТОБЫ
СПАТЬ С НИМИ!
Прямо так сразу по две штуки и просит?
Да! По две штуки! На всякий случай.
Понятно. Так чего он ей телефонов то не дал? Жалко ему что ли?
Ира, ты циник! А Володя в депрессии ...
Потом, конешно помирились все.

...А вокруг уже медленно, но верно делался мир, в котором поэтов
старательно пытаются опустить и запетушить.
(Спасибо Великому Сталину и секции переводчиков за эти хорошие слова.
Могли бы век прожить - не узнать, и писала бы я сейчас вяленькое "принизить
в социальном отношении".)
И я, обиженная своими друзьями поэтами, тоже решила в этом процессе
поучаствовать.

Там в кошерном ресторане "Ершалаим" все это и случилось. Там было много
дам-критикесс, и мы спорили о русских поэтах - который всех лучше будет.
Русский поэт на нью-йоркщине - сплошь еврей, а руководит ими всеми
антисемит Кузьминский со своего дивана, находящегося в усадьбе "БАНЯ" на
реке Делавер...
Есть еще бандерша Лариса Бункер - у нее своя лавочка - Общество
американо-израильской дружбы. Там все эти годы, в актовом зале, напоминающем
советский Дом Культуры, под скрещенными американским и израильским флагами,