Белоусов Алексей. Сердце дракона, или Путешествие с Печенюшкиным

Печенюшкин, -- он упомянул о волшебной коробочке с гримом, принадлежащей
Тюнь-Пуню, о зеленой краске. Я прошу врачевателя рассказать нам -- в чем
заключается чудесное действие грима?
-- Есть древняя легенда, -- неуверенно начал китаец. -- Если живописец
изображает дракона, нельзя полностью прорисовывать глаза. Стоит коснуться
его зрачков зеленой краской -- дракон оживет и улетит. Быть может, в этом и
заключается секрет воскрешения племянника Базилевса? Но вы, Пиччи, должны
найти ЗДЕСЬ Мурлыку Баюновича и передать ему мой рассказ о коробке с
красками. Тогда круг замкнется. Мои знания -- через вас, дракона, Лизу --
снова попадут к вам в будущем. Мурлыка Дракошкиус оживет, вспомнит тайну
предмета, побеждающего зло, и вы, все вместе, расправитесь с силами тьмы.
-- Вы забываете о главном, -- печально возразил мальчик, -- о том, чего
нельзя восстановить. Пробито сердце дракона. К великому сожалению, мы
оказались в тупике...
Базилевс пружинисто сел на постели.
-- У меня хватит сил прорубить выход! -- воскликнул он, позабыв о
болезни. -- Только не перебивайте, прошу вас! Уверяю -- другого выхода не
найти. Подойдите ко мне поближе, друзья! Слушайте же...


Глава седьмая
СПЕКТАКЛЬ С СЮРПРИЗАМИ

-- Кто тебе, Печенюшечкин, дороже -- какой-нибудь китайский мудрец или,
например, я?! -- Лиза серьезно обиделась. -- Почему поехал Тюнь-Пунь? Я,
может быть, больше всех хотела Дракошкиуса увидеть!
-- Ты хоть во сне с ним встречалась, -- грустно заметила Алена. -- А я
вообще никак. Уже и голос его стала забывать. Пиччи! Ну теперь-то ТОЧНО все
будет нормально? Почему ты нам мало рассказываешь?
-- Ничего себе, мало! Часа три болтаю. Даже охрип... Тюнь-Пунь поехал
предупредить Мурлыку Баюновича, потому что они прекрасно знакомы. Дракон ему
доверяет. К тому же задача у мудреца непростая. То, что он скажет
Дракошкиусу, тот должен забыть и вспомнить лишь после смерти, явившись Лизе
во сне. Это, конечно, слишком уж мудрено. Но проще у нас не вышло, делать
нечего.
-- Ну и что! -- не сдавалась Лиза. -- Отправились бы все вместе. Как
интересно! Мы его знаем, а он нас нет. Ты как считаешь, мы бы ему
понравились? Слушай, он же меня и не видел с коротким носом!
-- Поспешать надо, Лизавета! -- Узнав, что пора домой, Федя стал
заметно нервничать. -- Делов -- край непочатый. Меня, поди, лиходеи уже и с
поста сковырнули. Вернусь -- душу из них выну. Ух, Печенюшкин, и наведем мы
с тобой шороху!
Пиччи рассеянно кивнул.
-- Можем и шороху навести, -- заметил он, глядя на домового с легким
оттенком сомнения, -- и тень на плетень... Это мы запросто... Вот только
мне, изгнаннику, из своей мастерской не выйти. Как доставить туда тело
Мурлыки Баюновича из Драконьей пещеры? Тыщенция Кувырк смертельно напугана.
Его воскресение -- это ее погибель. Она всеми силами будет нам мешать, а мы
даже не знаем, где скрывается колдунья.
-- За Дракошкиусом мы с Аленой слазим, -- уверенно объявила Лиза. --
Нам к пещерной жизни не привыкать. То в Фантазилье за водичкой гоняли, то в
Бразилии за бриллиантами. Только надо фонарики. В Драконьей пещере сильно уж
темно. Пиччи! А мы его унесем, каменного? Тяжелый ведь! Что, если
Дракошкиуса прямо там живой водой из ведра полить? Вот честно скажи -- ты об
этом думал?!
-- Ну, если честно, так даже поливал. Увы, не тот случай. Если пробито
сердце дракона, не помогает и живая вода. Воскресить дракона еще никому не
удавалось. Мы с вами первопроходцы.
-- А ты до конца теперь будешь темнить? -- Лиза укоризненно
поморщилась. -- Что за манера? Ведь явно, у тебя программа действий
выстроена. Что, приятно нас за слепых котят держать?
-- Лизонька, милая, не обижайся! -- взмолился Печенюшкин. -- Во-первых,
программа у меня еще с пустотами. Нерешенных вопросов уйма. Во-вторых, чем
меньше вы знаете, тем меньше можете случайно выболтать. Нет, нет, вы девочки
умные и осторожные. Но больно уж враги у нас серьезные, могут и обманом
разговорить... Алена, а ну улыбнись! Я смотрю, ты заплакать собралась --
это, во всяком случае, преждевременно. Давайте лучше уточним планы на вечер.
Тюнь-Пунь обещал вернуться после обеда, в семь у нас последний спектакль на
площади -- закрытие сезона. Прощаться с Базилевсом будем до представления
или после?
-- Я хочу после, -- жалобно протянула Аленка. -- А то мы все впопыхах
живем. Лампусик, мы вечером уезжаем, а ты так и не узнал, кто мне цветы с
браслетами присылает?
Эльф замялся, даже покраснел от смущения.
-- Аленушка, я выясню, если хочешь, -- пробормотал он, запинаясь. --
Только стоит ли? Вдруг ты будешь разочарована? Может, твой поклонник
маленький, или толстый, или лысый, или какой-нибудь гномик с красным носом.
А то еще, скажем, тролль или водяной...
Алена задумалась над сомнительной радостью обладания истиной.
-- Ладно! -- объявила она. -- Не буду торопиться. Только, чур, давайте
сюда еще вернемся, если все хорошо кончится. С новой пьесой. У Лизки давно
руки чешутся. Как ты ее назовешь? "Затерянная в картошке"?
-- Остроумной себя считаешь? -- обиделась Лиза. -- Конечно, оскорбить
творческую личность ничего не стоит. Я бы критиковать разрешала только тому,
кто сам талантливый мастер. Да еще и удачливый, чтоб никому не завидовал. А
следующую пьесу я назову просто. Например, так: "Коварство низменных злодеев
и трепетной красавицы любовь".
-- Дельно! -- одобрил Федя. -- На такое народ повалит. И то -- надо о
приданом не забывать. На один домик мы уже, почитай, сколотили. Хотя и без
убранства: машина-стиралка нужна, диванчик какой-никакой, в кухню буфет да
табуретки, люстры-лампочки, начнешь покупать -- не кончишь... Однако, Лизон,
тебе этих пьес штук пяток придется накатать.
-- Конечно, -- задумалась Лиза, -- заманчиво отдаться творчеству
целиком. Школу можно бросить... хотя английский жалко, и физкультуру я
люблю... Но это что же, тогда, выходит, Машка Кудрявцева по литературе
первой в классе станет? Нет, буду учиться. Да и завуч Гоша без меня зачахнет
-- с кем ему иначе бороться, бедненькому...
-- Лето не за горами, -- подсказал Печенюшкин. -- Я, ребята, уже лет
сто мечтаю о каникулах. Если управимся здесь с делами, может, махнем на июль
в Австралию, в город Люгера. Все вместе, а? Возьмем Фантолетту, Морковкина
разморозим... Ларри давно зовет. Пишет, что построил для нас чудесный дом,
прямо на берегу, в начале улицы Просвещенного Дракона...
-- А как его письма к тебе попадают? -- удивилась Аленка. -- С Земли в
Фантазилью, как в сказке? Он же не маленький!
-- Ну, -- улыбнулся Пиччи, -- Ларри Люгер человек незаурядный. Талантов
и решительности не занимать. Для него невозможного мало.
Лиза с Аленкой, обнявшись, мечтательно уставились вдаль. Им виделся
сказочный домик на берегу океана, чудесный город, полный выздоравливающих
детей, и, конечно же, пушистый добрый великан, выглядывающий сразу из трех
окон первого этажа...
-- Будешь вставать рано, Лизок, -- продолжал Печенюшкин, -- и, пока все
спят, два-три часа работать под шум прибоя, на террасе. Романтично? Писать
черной тушью на шелковистой, плотной, голубой бумаге... А потом общее
пробуждение, веселье, купанье, завтрак и развлечения до заката... Эх,
неужели доживем?!
-- Не огарчивайтесь, фантмейстер! -- забеспокоился Лампусик. --
Непременно доживем! Все беды преходящи, пока мы молоды и дружны. Еще не раз
предстоит жмуриться от солнца, звенеть булатом, восхищаться красавицами и
бросаться, очертя голову, в новые приключения.
-- Приходится огарчиваться. -- Печенюшкин неожиданно нахмурился. -- И
красавицы не всегда несут добрые вести. Боюсь, милый друг, ты накликал нам
очередную проблему. Взгляни в окошко. Вон та фигура, что спешит к нашему
балаганчику. Нет, не торговка рыбой. Та, что в лиловом балахоне, в
надвинутом платке. Видишь? Вот она поравнялась с палаткой
шпаго-глотателей...
Фургончик с труппой Никтошка привез на рыночную площадь
заблаговременно, чтобы артисты могли спокойно подготовиться к прощальному
спектаклю. Перед этим Пиччи долго пересказывал друзьям ночную исповедь
Базилевса. Секрет предстоящего оживления Дракошкиуса он так и не раскрыл.
Собратья по профессии привыкли к недомолвкам мальчугана, но все же Лиза,
Федя и Никтошка слегка обижались.
Лиза еще ко всему основательно запуталась в сложностях путешествий во
времени. Ей было неясно, например, почему Печенюшкин не может переместиться
к ежевичному рву в момент появления из него крошечной Тыщенции Кувырк.
Заманчивая возможность пресечь зло в зародыше не давала девочке покоя.
Сначала Пиччи говорил ей что-то про временные петли и парадоксы. Затем,
видя, что глаза собеседницы тускнеют от непонимания, попробовал объясниться
проще.
В итоге Лиза определила для себя следующее: если расправиться с
колдуньей в прошлом, нельзя будет воскресить Мурлыку Дракошкиуса в
настоящем. И все же хитросплетения доводов Печенюшкина остались недоступны
ей до конца.
"Ладно, -- успокоилась Лиза любимой поговоркой. -- Делай, что должен, и
будь, что будет! Нельзя жить в сказке с земными мерками. Но вырасту --
обязательно во всем разберусь..."
Сейчас же, прервав мечтания о каникулах в городе Люгера, обе сестренки
нервно выглянули из окна туда, куда указывал Пиччи.
И сразу же раздался снаружи осторожный стук. Федя, уловив кивок
Печенюшкина, распахнул дверь, впуская таинственную гостью.
-- Немедленно бегите! -- Умоляющий нежный голос раздался прямо с
порога. -- Я хотела отправить письмо, но испугалась, что вы ему не поверите!
У меня есть четверть часа, от силы двадцать минут, потом ОНА может вернуться
и погонится за мной. Тогда вы опоздаете непоправимо!
-- Кто ж это -- ОНА? -- изумился всполошенный Федя. -- Ты нас не пугай,
мы ребята храбрые. Да и билеты все распроданы, как я денежки верну?
-- Остановись, Федор Пафнутьевич, -- попросил Печенюшкин. -- Сядьте,
милая Ноэми! Я много слышал о божественной красоте и прелести Принцессы
Ветров, но не предполагал, что нам доведется познакомиться. Не бойтесь. Не
спешите. И если здесь нам не будет хватать времени, в моей машине найдется
способ его замедлить.
Дверь затворилась, незнакомка села и, распутав узел платка, почти
скрывавшего лицо, позволила грубой ткани упасть на плечи. Волосы гостьи,
сколотые наспех, расплелись и закрыли платок шелковой волной. Лиза с Аленкой
ахнули, рассмотрев пришелицу.
Даже Фантолетта в лучшие свои минуты не казалась им такой прекрасной.
Отвести взгляд от лица Принцессы Ветров было невозможно. Очарованная
невиданным зрелищем, труппа Теодоро в полном составе забыла о правилах
хорошего тона, надолго разинув рты.
-- Ну вот, и вы тоже... -- жалобно протянула гостья. -- Проклятая
красота! Превратиться бы навсегда в уродину. Я пробовала, только не
получается... А ОНА уже и не скрывает ничего. "Ты, -- говорит, -- моя вещь.
Живая статуэтка. Никуда от меня не денешься". Знаете, ведь и замужество мое
ложное тоже ОНА подстроила.
-- Тыщенция Кувырк... -- медленно проговорил Печенюшкин. -- Конечно, я
догадывался... Заморский рыцарь был ее слугой?
-- Трувор его зовут, -- объяснила Ноэми. -- Но он вообще НЕНАСТОЯЩИЙ.
Как ожившая кукла... Я тогда словно в каком-то дурмане была. Эти яблони,
запах... Очнулась на корабле, далеко от берега. Шторм, скалы, крушение. Мы
трое в шлюпке спаслись. Она над волнами как ковер-самолет летела. Ничего
удивительного -- у Тыщенции и гора полетит. "Как ты здесь оказалась?" --
спрашиваю. Она смеется: "Где ты, там и я!.." С тех пор мы больше чем на день
не разлучались.
-- Да ты охолонись, родимая! -- Федя пожалел принцессу, дышавшую
неровно, как в лихорадке. -- Водицы вон испей, освежись. Ишь, как тебя
колотит. И не гони коней. Старшой говорит -- успеем.
-- Понимаете, я и ненавижу ее, и жалею. -- Ноэми выговаривалась впервые
за много лет. -- Как будто два существа живут в одном. На могиле у Трефилия,
конюха, она до сих пор слезы льет. Тот, узнав кто его любимица, руки на себя
наложил. Мы ведь сюда опять на кладбище приехали. Про вас Тыщенция случайно
узнала. Донесли ей. Вчера на спектакль нас повела. Переоделись горожанами. Я
хлопала -- все руки отбила, а она шипит: "Ну, доиграются твои любимцы,
погоди..." После спектакля исчезла, улетела встречаться со слугами своими,
нечистью здешней. Сама Тыщенция Портфей не трогает. Она Базилевса, отца
приемного, до сих пор любит и почитает. Да только натуру черную ничем не
вытравишь...
-- Как же вам удалось сбежать? -- Лампусик всплеснул руками. -- Вас
сторожат? Запирают? Заколдовывают?
-- Столько лет... -- принцесса улыбнулась устало. -- Я на всякий случай
хорошо изучила привычки Трувора, но до сих пор не пробовала убегать. Лучше
уж оставаться с Тыщенцией. Порой мне удается смягчить ее сердце. Без меня
она бы наделала куда больше зла.
Вчера, вернувшись глубокой ночью, Тыщенция разговаривала с Трувором.
Они думали, что я сплю. Сказано было мало, но я поняла вот что. Кто-то из ее
шпионов дознался, что вы прибыли из будущего и позже, в своем времени,
хотите расправиться с Тыщенцией Кувырк... Я еще не помню ее такой
испуганной. Короче говоря, она со своими прислужниками намерена покончить с
вами этим вечером, во время спектакля, прямо на сцене. Только я не знаю,
как. Она сказала, что зрители ничего и не заметят...
Я промучилась остаток ночи, все утро, а потом, когда Тыщенция
отправилась на кладбище, тайком убежала к вам. Трувор каждый день после
обеда -- хотя он и не ест ничего -- часа два начищает свои латы. От блеска
стали рыцарь дуреет и в конце концов отключается. Ровно на сорок минут, я
проверяла по часам.
Вот и все. Вы предупреждены, а мне пора возвращаться. Если вам удастся
избавить мир от Тыщенции, сделайте ради меня так, чтобы она исчезла без
страданий. И помолитесь у себя в будущем за бедную Ноэми... Прощайте.
-- Погодите! -- закричала Лиза. -- Вы что, с ума сошли?! Оставайтесь с
нами! Печенюшкин, хватай ее, держи, она не понимает, что делает!
-- Она понимает, -- откликнулся мальчуган печально. -- Удержать
Принцессу Ветров нам не дано. Парадоксы времени, Лизонька, вырастешь --
поймешь. Но не станем прощаться навсегда. Как знать -- быть может, мы
увидимся в будущем...
Растаял уже и след прекрасной гостьи, а в домике на колесах, не
затихая, велись дебаты.
-- Ты, брат Печенюшкин, умом трехнулся! -- орал Федя, топая ногами. --
Девушка-красавица, нас спасая, жизнью рискует, а тебе все побоку! Какой
смысл оставаться? Китайца дождемся, с драконом простимся и айда! Пока
Мурлыку Баюновича не оживим, с Тыщенцией все одно не справимся! Посражаться
захотелось, герой?! Ради чего?! Ради блеску да искр сабельных?!
-- Я всегда иду навстречу опасности! -- отвечал Печенюшкин холодно. --
Это мой принцип! Слабонервных, Федор Пафнутьевич, можем вывезти загодя.
Спектакль обещан, публика ждет. Господ актеров просят на подмостки.
-- Умру, но сыграю! -- воскликнул Никтошка молодецки. -- Будет что
вспомнить. Не нам, так потомкам.
Лиза попыталась представить себе -- какое потомство может быть у
резинового слона?
-- Дайте все же разобраться, -- проговорила она умоляюще. -- Если в
будущем уже есть все мы и есть Тыщенция Кувырк, значит, здесь, в прошлом, ни
мы, ни она погибнуть не можем. Так?
-- Вот именно!-- остывая, подтвердил Пиччи.
-- Значит, решающее сражение все равно позже, в Феервилле. Если мы
удерем, она поймет, что нас предупредили, и, возможно, доищется, что это
сделала Ноэми. Тогда Принцессе Ветров грозит.. ой-ой-ой!
Федя обеими руками заскреб голову, соображая.
-- Выходит, -- продолжала девочка, -- хотя бы ради Ноэми мы должны
остаться. И выйти из драки без потерь. Я совсем не хочу оставить Аленку в
прошлом заложницей колдуньи. Но мы предупреждены, и Тыщенция об этом не
знает. Один-ноль в нашу пользу. И наконец, раз мы ОБЕЩАЛИ, как мы можем
отменить спектакль?
-- Умница моя! -- обрадовался Печенюшкин. -- Хоть ты меня поняла. Пусть
даже речь идет о пустяке -- нельзя обманывать тех, в ком заронил надежду...


Первым сюрпризом, одинаково неожиданным как для Тыщенции Кувырк, так и
для команды Печенюшкина, оказалось присутствие на спектакле Базилевса.
Наиболее желанным местом для выступающих на рыночной площади была
деревянная площадка на возвышении, чуть в стороне от торговых рядов. Перед
ней несколькими ярусами уходило вверх нечто вроде трибуны для зрителей.
Сооружение, сколоченное из толстых досок, под зрительской массой слегка
пошатывалось, несмотря на надежность, и при этом немилосердно скрипело.
Артисты выступали без микрофонов, даже для шепота им приходилось изрядно
форсировать голос.
За право играть на площадке с бродячих актеров обычно взимались деньги.
Труппе же Теодоро, привлекавшей на рынок кучу народа, после первого же
представления такая возможность была предоставлена бесплатно.
Фургончик-блиномет вкатывали на возвышение по боковому наклонному скосу, и,
таким образом, сцена находилась метрах в двух над землей. Поэтому, кроме
тех, кто купил билеты, с боков огороженного канатами пространства еще около
сотни неприхотливых зрителей могли наслаждаться зрелищем.
Базилевс восседал перед трибуной, у самой сцены, на специально
доставленной низкой скамье с мягким сиденьем в виде обширного полуовала.
Несколько слуг примостились за ним, там, откуда, кроме спины дракона, не
было видно почти ничего.
Старый вельможа, не желая кому-либо мешать, скупил все места,с которых
его представительная фигура заслоняла сцену. Слуги же, хоть и смотрели пьесу
не раз, выпросились на нее снова -- не пропадать же билетам! -- и теперь как
могли вытягивали шеи, изгибались и привставали.
Тыщенция Кувырк, Принцесса Ветров и Трувор, закутанные в плащи, сидели
в одном из верхних рядов трибуны, неразличимые в толпе.
Первое и второе действия прошли без неожиданностей. Тыщенция, сжимая
ладонь Ноэми, была неподвижна, и, казалось, совсем не следила за игрой.
Действие третье развивалось как и всегда... Благородный разбойник Зерро
Гут, освободив из тюрьмы прекрасную Элен и превозмогающего паралич
шарманщика Теодоро, убегал вместе с ними и примкнувшим к ним
ангелом-хранителем по крышам. Стражники нагоняли.
Расправившись с полудюжиной врагов, доблестный Зерро силой запихал
девушку и ее отца в дымовую трубу гостиницы, швырнув туда напоследок
верещащего ангела. Первый стражник из новой партии, забравшись по водостоку,
поднял над краем крыши любопытную голову. Костыль, пущенный меткой рукой
задержавшегося шарманщика, угодил в цель -- голова в гребенчатом шлеме
пропала, глупо ухмыльнувшись напоследок.
Зерро Гут остался один. Но отступать было поздно -- новые фигуры
вырастали на крышах, с трех сторон окружая разбойника. В этот момент Зерро
сдавался в плен, чтобы спасти друзей.
Неожиданно подпрыгнув, беглец ухватился за шнур, болтавшийся, как и
всегда до того, под потолком фургона. Оттолкнувшись от черепицы, он, словно
маятник гигантских часов, перелетел со сцены к зрителям -- на верх трибуны.
Публика ахнула, вставая с мест.
Теряя равновесие, актер ухватился за плечо рослого горожанина,
оказавшегося рядом. Плащ, скрывавший лицо и фигуру, упал от внезапного
рывка. Под заходящим солнцем ярко сверкнули латы.
-- Ага! -- закричал Зерро. -- И здесь вы пытаетесь достать меня,
убийцы! Не бывать этому!
Обхватив рыцаря, он вновь оттолкнулся и, описав в воздухе слепящую
глаза дугу, перемахнул со своей ношей обратно на крышу. На какой-то миг
публике вдруг почудилось, что вместо разбойника Зерро на сцену, цепко
держась за громадного противника, летит маленькая рыжая обезьянка. Но это
наваждение, едва возникнув, тотчас и пропало.
Зерро опустился так удачно, что телом рыцаря сумел сбить с крыши всех
стражников, сгрудившихся там. От последнего удара подручный колдуньи наконец
опомнился. Он отшвырнул от себя благородного разбойника, выхватил меч и
принял боевую стойку.
Артист, как кошка, приземлился на ноги, причем в руке его оказалась
обнаженная шпага. Клинок ее нестерпимо сиял, как пламя сварки. Распрямляясь
после падения, Зерро Гут сделал мгновенный выпад, и сталь ударилась о сталь.
Никто больше и носа не высовывал на крышу. Место для боя было свободно.

Тыщенция следила за происходящим со странным ощущением. Она поняла, что
вмешиваться в ход событий сегодня ей более не дано. Мысль о предательстве
Ноэми не приходила в голову колдунье -- та слишком долго была покорной и
безучастной... Враг перехватил инициативу, значит, нынче ЕГО чародейская
мощь победила. Присутствие рядом Базилевса спутало все планы Тыщенции
Кувырк.
Вначале она предполагала похитить Элен за кулисами после бегства
девушки из гостиницы. Спрятать трофей было бы делом нехитрым. После этого, в
сцене с палачом, колдунья хотела взбежать на помост под видом Элен и,
обнимая Зерро-Печенюшкина, пронзить его сердце отравленным кинжалом. Яд,
завещанный Горгульей, разил наповал всех, включая и самых могучих чародеев.
Исчезнуть в первые секунды замешательства Тыщенция смогла бы без труда.
И все же колдунья не знала, что выйдет из ее затеи. Она не особенно
надеялась на успех. Шпионы Тыщенции с огромным трудом сумели подслушать лишь
жалкие обрывки беседы в спальне Базилевса. Из них было понятно только то,
что гости дракона прибыли из будущего, и их появление связано с какой-то
тайной, протянувшейся через века.
Наследница Горгульи, созданная ею в предсмертный миг, знала с самого
рожденья, что жизнь ее связана с жизнью и смертью Мурлыки Дракошкиуса. Если
он погибнет, следовало разы-скать его тело и уничтожить, распылить на атомы
безвозвратно, чтобы никто не мог воскресить дракона, иначе пропадет она сама
и с ней все силы мрака в Фантазилье.
Тот чудовищный заряд зла, что несла в себе малютка из ежевичного рва,
еще не расцвел во всем траурном великолепии, хотя легкие, редкие всполохи
злодейского огня стали появляться давно. Но жизнь в доме Базилевса,
воспитание, данное вельможей обожаемой приемной дочурке, смягчало эти
выплески. В ее сознании как бы поселилось второе существо, противящееся
дьявольским страстям первого. Жаль, что в последнее время исконная суть
Тыщенции Кувырк все чаще одерживала верх.
Увидев приемного отца, она отменила свой план, чувствуя -- решающая
встреча с членами труппы Теодоро предстоит в будущем. Тыщенция была еще
совсем молода, старики дорожат жизнью гораздо больше. "Истина приходит в
твой дом на закате"-- колдунья понимала это. Главное -- что Ноэми, без
которой она не представляла свое существование, сидела рядом, и никто не
посягал на ЭТУ собственность Тыщенции Кувырк.
Впрочем, совершив поступок быстрее, чем обдумала его, Тыщенция успела
незаметно вложить в пустые ножны Трувора отравленный кинжал.

Рыцарь не знал усталости, как новенький грузовик с полным баком. Артист
юлой вертелся перед ним. Там, где шпага касалась Трувора, на его броне
вспыхивали красные огоньки. Постепенно сливаясь один с другим, они стали
походить на елочные гирлянды, оплетающие тело рыцаря. Вот кусок доспехов
отвалился, громыхнув о черепицу. "Так его, так!!" -- веселились зрители,
хлопая в ладоши. Те, кто видел пьесу раньше, решили, что эта сцена введена в
прощальный спектакль для пущего эффекта. И мало кто заметил одно тревожное
обстоятельство. Пядь за пядью рыцарь наступал, неуклонно оттесняя Зерро в
угол, туда, где сходились две стены и крыша соседнего дома нависала над
ними...
Мало-помалу Трувор остался без брони, в одном черно-красном полосатом
трико. По всей крыше за его спиной валялись части панциря с оплавленными
зубчатыми краями. Зажатый в угол артист был почти не виден, фигура рыцаря
скрывала его. Публика замерла, предчувствуя недоброе.
До поры Печенюшкин играл с противником, ощущая свое превосходство. Даже
сейчас он нагнетал драматизм сцены. Вырваться из ловушки можно было в любую
секунду.
Вдруг Трувор сделал неуловимое движение, изящное, как в балете. Меч его
пробил кирпичную стену, лезвие застыло под подбородком актера. Запертый
клинком, намертво застрявшим в камне, Пиччи не мог пошевельнуться без риска
перерезать себе горло. Красивое, пугающе неподвижное лицо рыцаря впервые
озарилось улыбкой. Удерживая правой рукой эфес меча, левой он медленно
вытянул из ножен кинжал Тыщенции.
Впервые за весь поединок герой обеспокоился. В роли разбойника он не
мог позволить себе сверхчеловеческих поступков. Испепелить клинок взглядом,
пройти невредимым сквозь сталь, смять грозный меч, как кусок пластилина...
но что скажут зрители?
Испытывать на себе действие яда Печенюшкину тоже не хотелось.
Береженого Бог бережет. По запаху мальчуган сразу определил разновидность
отравы. Произведение Горгульи не поддавалось обезвреживанию, и противоядия
ему не существовало.
Не ломая образа, Пиччи-Нюш ударил ногой в стену позади себя. Часть
кирпичей обвалилась внутрь. Мгновенно нырнув в проем, герой ушел от лезвия.
Трувор, с натугой высвободив оружие, застыл, пригнувшись, в напряженной
стойке, сжимая меч и кинжал.
Печенюшкин выскочил из дыры, как черт на пружине. Налетел на
противника, оттеснив его к краю, увернулся от меча, изогнулся, ударил.
Кисть руки Трувора вместе с кинжалом отлетела далеко в сторону. Лезвие
воткнулось в ствол огромного платана, росшего около трибуны. На глазах у
публики листья дерева почернели, высохли и обратились в пыль.
Рыцарь продолжал обороняться, убрав за спину искалеченную руку, из
которой почему-то вовсе не текла кровь. Тыщенция закусила губу. В следующее