Белоусов Алексей. Сердце дракона, или Путешествие с Печенюшкиным

сидит неудобно, на самом краешке стула, что ноги его затекли, а в пояснице
начинается ломота.
-- Да-а, были времена... -- осторожно протянул домовой, устраиваясь
поуютнее и с наслаждением выгибая спину. -- История, вестимо, поучительная.
Ну а в чем вы, ежели к примеру, смысл ее видите?
-- История не окончена. -- Дама в черном вздохнула. -- Осталась вторая
часть. В ней и будет смысл, Федор Пафнутьевич. Вы позволите мне продолжить?
-- Давай, гражданка, -- согласился Федя, позевывая для виду. -- Коли
недолго, так чего там, выдержим. Одного я в толк не возьму -- по-твоему
выходит, что Печенюшкин-то герой, али нет?
-- Не хитрите, Великий Маг, -- незнакомка тонко улыбнулась. -- Вам не
так уж хочется спать... Я закончу рассказ, и вот тогда мы приступим к
диалогу. Согласны?
-- Валяй! -- махнул рукой правитель, избегая смотреть в прекрасные
глаза гостьи, вовсе не похожей на василиска.


-- Как и предсказывал Пиччи-Нюш, жители Циклополя за несколько дней
полностью избавились от дьявольских тварей. Вода из Драконьей пещеры вернула
к жизни погибших горожан. Громкоголосые петухи дали многочисленное
потомство. Бедовар, потрясенный всем случившимся, оставил изобретательство
навсегда и стал смотрителем зоопарка. Все могло бы окончиться хорошо, но...
Гордый Охлофил не вынес позора. Правитель Циклополя, считал он, обязан
был вовремя предотвратить опасность и не допустить появления василисков. А
коль беда произошла, ему, отвечавшему перед богами за жизни и судьбы
подданных, а не какому-то пришлому новичку-юнцу следовало вовремя найти
средство для защиты.
В считанные недели правитель постарел на сотню лет. Волосы его
побелели, спина согнулась, а взор, ясный и проницательный прежде, стал
теперь рассеянным и виноватым.
После мучительных страданий Охлофил покончил с собой, пронзив грудь
мечом на вершине скалы, нависшей над морем. Тело несчастного упокоила
пучина. Недостижимая глубина под скалой не позволила бы найти тело
самоубийцы и воскресить его. Да никто и не предпринял таких попыток, уважая
последнюю волю Охлофила.
В предсмертном письме правитель молил жену понять и простить его,
заботиться о детях, а по истечении времени траура выйти замуж, найдя себе
молодого достойного избранника.
Но надежды его не сбылись. Меньше чем через год со дня гибели мужа
красавица Арнольфина тихо угасла от горя, оставив дочь и сына круглыми
сиротами.
Мальчика и девочку забрала к себе бездетная семья нового правителя
города. До совершеннолетия Финделябра дети считали приемных родителей своими
настоящими отцом и матерью. Когда же юноше исполнилось восемнадцать, на
Совете Старейшин Циклополя брату и сестре сообщили правду об их прошлом.
"Никто не может быть лишен истинного происхождения", -- решил Совет.
Потрясение, испытанное семнадцатилетней Фурианой, со временем почти
рассеялось. Юный же Финделябр унаследовал отцовскую гордость и материнскую
неспособность забывать. На могиле Арнольфины он тайно, известив лишь сестру,
поклялся отомстить тем, кого считал виновниками гибели родителей:
Пиччи-Нюшу, свалившемуся с небес, и злосчастному изобретателю Бедовару.
Девушка пыталась отговорить брата, доказывала ему, что все случившееся
-- только воля судьбы, что мнимые враги его на самом деле неповинны в участи
Охлофила и Арнольфины. Финделябр, тронутый слезами и просьбами сестры, хмуро
обещал подумать... Прошло несколько лет.
Неожиданная трагедия всколыхнула мирный Циклополь. Смотритель зоопарка
Бедовар, чистивший как и тысячи раз до этого вольер с гиенами, был растерзан
в клочья на глазах у посетителей взбесившимися вдруг зверями.
Финделябр в ту пору заканчивал магический факультет в университете
Чуденбурга, соседнего с Циклополем города, и как раз в день происшествия
сдавал экзамен по многомерной алхимии. Казалось бы, ничто не связывало юношу
с гибелью Бедовара, однако в сердце Фурианы надолго поселился тревожный, не
отпускающий холодок.
Получив диплом, Финделябр не соблазнился возможностями, открывшимися
перед молодым, блестяще образованным талантом. Он выбрал путь кабинетного
затворника, обосновавшись в Чуденбурге в своем домике, рядом с богатейшей
университетской библиотекой. Очень редко навещая сестру, Финделябр неохотно
и скупо рассказывал о своих исследованиях, о работах по теоретической магии,
о системе уравнений волшебных пространств, над решением которой он трудился
давно и безуспешно.
Фуриана, ставшая известной журналисткой, через несколько десятков лет
перебралась из Циклополя в знаменитый Усть-Бермудьевск, город-гигант на
другом конце Фантазильи. Усть-Бермудьевск известен был тем, что у жителей
его постоянно пропадало все ненужное, от морщин и болезней -- до старых
тапочек, которые вроде бы и надо выбросить, да жаль. Город, возникший
недавно, быстро разрастался. Особенно любила селиться здесь молодежь. Зрелые
фантазильцы, с устоявшимися привычками и традициями, предпочитали все же не
срываться с насиженных мест.
Сделавшись репортером отдела светской хроники любимой по всей стране
газеты "Волшебный фонарь", Фуриана чаще всего находилась в разъездах.
Скоропалительный брак ее с популярным магом-гипнотизером Симплициссимусом
оказался неудачным и недолговечным. Постоянная суета репортерских будней
никак не совмещалась с обязанностями жены. Через некоторое время супруги
расстались, сохранив взаимную дружескую приязнь. Фуриана успела, однако,
перенять немало из познаний и секретов мужа. Часто, добиваясь интервью с
капризной или умученной знаменитостью, журналистка пускала в ход -- совсем
чуть-чуть, порой и незаметно для себя -- гипнотические чары. Редактор отдела
не мог нахвалиться лучшей своей сотрудницей, не знающей слова "неудача".
Изредка оказываясь в Чуденбурге, постоянно спешащая Фуриана никак не
успевала навестить брата. Он же, со своей стороны, вообще не искал встреч с
ней. Все их общение ограничивалось ежегодными поздравительными открытками к
дням рождения друг друга.
Пиччи-Нюш, ставший постепенно славой и гордостью Фантазильи, не раз
оказывался объектом внимания Фурианы. За три с лишним сотни лет удалая
репортерша сумела взять у героической обезьянки несколько десятков интервью.
А это было совсем не просто, ведь Печенюшкин, постоянно исчезая по самым
невероятным причинам, находился на одном месте еще меньше, чем Фуриана.
Так и протекала жизнь -- беспокойная, хлопотливая, беспорядочная, но
зато согретая радостью любимого дела. Годы не старили журналистку, седина и
морщинки пропадали, едва наметившись, любимое зеркальце, как, впрочем, и все
другие зеркала, постоянно отражало все то же прекрасное молодое лицо.
И вот две недели назад, в свой день рождения, Фуриана обнаружила в
почтовом ящике вместо привычной открытки плотный запечатанный конверт,
надписанный рукою брата.
Лихорадочно вскрыв письмо, Фуриана с бешено колотящимся сердцем присела
на пуфик под вешалкой, прямо у дверей прихожей, и развернула большой, в
восемь раз сложенный лист.


"Милая сестричка моя, шлю тебе свои прощальные поздравления!
Вероятно, когда ты прочтешь сие послание, меня уже не будет среди
живых. Ты -- единственная на этой земле, кого я горячо любил и кому хочу
исповедаться напоследок.
Знай же, Фуриана, -- я никогда не забывал о клятве, которую дал в
юности над могилой матери. Ненависть к двум подлецам, погубившим наших
родителей, разрывает меня и сейчас. Гиены, разорвавшие Бедовара, не
причинили ему тысячной доли мук, испытываемых мной от того, что второй наш
враг невредим до сих пор.
Как просто оказалось уничтожить смотрителя зоопарка! Став невидимкой, я
переместился в Циклополь, взбесил гиен и, убедившись в возмездии, вернулся
через четверть часа к дверям экзаменационного зала.
Остальное было куда сложней. Много раз я расставлял на пути Печенюшкина
смертоносные ловушки. И всякий раз мерзавец, словно оберегаемый дьяволом,
оставался цел. Я изучил все материалы, связанные с ним (включая и твои
интервью), собрал информацию из всех хранилищ страны и свел воедино.
Оказалось, что Пиччи-Нюш неуязвим. Неуязвим, пока существует на Земле Зло...
Тогда-то, вероятно от отчаяния, и явилась ко мне гениальная мысль. Зло
на Земле может быть уничтожено ВМЕСТЕ С САМОЙ ЗЕМЛЕЙ!.. Если в небытие канет
вся планета, Печенюшкин не спасется!
Поняв это, я принялся работать как вол, упорно двигаясь в одном
направлении. Время, терпение, воля, талант, цель -- отшельник, я не был
одинок с этой пятеркой близких...
Труд мой закончен, все готово к последнему аккорду. Я открыл страшную
субстанцию, существующую равно во всех четырех стихиях -- земле, воздухе,
воде и огне.
Наша планета не взорвется в пламени, она мгновенно и тихо обратится в
ничто. Начиная с июня, с самой короткой ночи, конец Мира может наступить в
любой миг. Раньше этого числа необратимый процесс, запущенный мной, не
получит завершения.
Но я не хочу, чтоб все живое погибло зря. Ненавистный рыжий оборотень с
легкостью гуляет по Вселенной, словно по родной пальме в бразильских
джунглях. Земля исчезнет, как только Пиччи-Нюш, после определенного мной
срока, окажется в Фантазилье. Самое сложное как раз и заключается в
сопряжении конца света с присутствием Печенюшкина в стране.
Ты сочтешь меня безумцем -- пусть! Я раб своей клятвы, жертва ее и
верноподданный. Пойми -- если б я мог иным путем содеять обещанное матери,
не повредив и былинки, я бы не стал уничтожать все и вся. Другого выхода
просто нет. Ты можешь не прощать, не понимать меня, Фуриана, знай лишь -- я
всегда любил тебя и люблю. В последний раз прими мои поздравления с днем
рождения.
Твой брат Финделябр.
Р.S. Силы мои истощены. Приготовления к событию потребовали всей
жизненной энергии. В моих опытах нужна была живая вода -- я отыскал
неизвестный никому лаз в Драконью пещеру, закрытую для жителей страны.
Сейчас я отправляюсь туда. Повезет -- доберусь до живого озера, тогда
целебная влага даст мне дожить до конца Земли и убедиться самому в успехе
моей мести. Нет -- умру там. Есть лишь одно узкое место в моих расчетах.
Если тело мое до самой короткой ночи найдут и предадут огню, перемены
остановятся, и враг мой останется жить. Зачем я сообщаю тебе это? Хочется
перед кем-то открыться до конца. Доказательств нет. Тебе же, сестричка, зная
страсть газетчиков к раздуванию фальшивых сенсаций, едва ли поверят. Выживу
-- дам знать, но это, по-видимому, призрачная надежда.
Прощай".
Фуриана дошла до конца, жадно, не веря себе перечитала письмо еще раз,
хотела прочесть в третий, но лист и конверт растаяли в ее руках.
Внезапно она как бы оказалась в черной пустоте, томительной и зыбкой, и
там, эхом откатываясь от невидимых стен, повис над ней жалобный умоляющий
крик. Вот замерли последние его отголоски, и немыслимое, непереносимое
чувство одиночества сдавило сердце Фурианы. Держась за стену, она поднялась
на дрожащих ногах, наткнувшись остановившимся взглядом на мертвое, ничего не
отражавшее зеркало в передней... Неведомо откуда, но Фуриана совершенно
точно ЗНАЛА -- это брат позвал ее в последний раз, уходя в небытие.

Федя давно уже бегал по спальне и нервничал, натыкаясь в темноте на
мебель. Когда дама в черном печально умолкла, закончив свою историю, Великий
Маг, забывшись, больно ударился об угол кровати.
-- Ох, черт! -- завопил он сгоряча. -- Да сплю я или нет! Нешто все
правда?! А доказательства где?! Нет! Быть не может! Не верю!
Вместо ответа незнакомка медленно откинула вуаль.


Глава седьмая

ОГУРЕЦ,

КОТОРОГО СТОРОНИЛИСЬ

Как только слоновий хобот прикоснулся к ним, сестры Зайкины весьма
кстати потеряли сознание.
На спине у животного крепилось сооружение в виде полусферы с жестким
каркасом, обтянутое розовым шелком и походившее на крохотный шатер. Туда-то,
уже на лету, слон осторожно опустил девочек. Сиденья двух креслиц послушно
приняли форму тел Аленки и Лизы, подлокотники вытянулись и сомкнулись,
надежно и мягко обхватывая их. Постепенно обморок сестер перешел в глубокий
и ровный сон без сновидений...
Первой очнулась от забытья Лиза. Осмотревшись, она попыталась выбраться
из кресла, чтобы заглянуть за розовый полог шатра. Кресло, не выпуская
девочку, само, как живое, продвинулось вперед. Отведя плотную ткань, Лиза
вскрикнула от неожиданности.
Слон медленно летел над морским побережьем, совсем низко над
кустарником, поросшим крупными синими цветами. Слева уходила за горизонт
бирюзовая вода, справа за широкой полосой кустов простирались желто-бурые
пологие холмы.
Животное повернуло, сколько могло, голову и попробовало взглянуть на
Лизу. Теперь в его облике не было ничего грозного. Исчезли осклизлость кожи,
свирепое выражение на морде, а правый, видимый девочке глаз был теперь не
красным, а серым, любопытным.
-- Проснулась? -- голос слона оказался низким и добродушным. --
Наверное, еще боишься? Ты уж прости за это похищение -- пришлось менять
планы на ходу, в последний момент.
-- Ты кто?! -- согнувшись, Лиза подозрительно ощупывала спину великана.
-- Кто тебя послал?... Послушай, ты что... не может быть... ты
ненастоящий?!.
-- Игрушечный я, надувной, -- признался слон с готовностью и некоторым
даже оттенком гордости. -- Зовут Никтошкой. Имя не слишком звучное, но я
привык... Конечно, "Гектор" лучше. Это тот настоящий слон из цирка, которого
пришлось подменить. Усыпили беднягу, теперь сутки не очнется, представление
сорвали, переполох сейчас в Феервилле жуткий... Еще у меня был один слон
знакомый, -- вздохнул Никтошка. -- Громоступ. Тоже красивое имя...
-- Сколько можно?! -- возмутилась Лиза. -- Ты мне про всех знакомых
слонов собрался рассказывать? А потом про бегемотов? А потом про крокодилов,
да?! Ну что ты время тянешь?! Куда мы летим?!!
-- Как куда?! -- растерялся Никтошка. -- Я думал, ты сама все поняла.
Конечно, к Печенюшкину!

Дверь висела прямо над ромашками, невысоко. Покрашенная белой масляной
краской, с бежевым косяком, с круглой рифленой металлической ручкой, она
походила на дверь в детскую в квартире Зайкиных, разве что была чуть
побольше.
-- С той стороны ручки нету! -- Алена, стараясь не ступать по цветам,
обошла полянку кругом. -- Она что, легче воздуха? Почему висит? Никтошка, а
ты как в нее пройдешь?
-- Она в другом измерении. -- Голова слона находилась как раз на уровне
входа. -- Печенюшкин мне объяснял, но я не понял. Что-то про параллельный
мир, который здесь соприкасается с нашим. Башка-то надувная, пустая, --
пожаловался он. -- Да и в школе я не учился. Вы, поди, больше знаете?
Празднично-яркий клочок земли обступали высокие корабельные сосны. За
ними -- девчонки видели это, подлетая к заветному месту -- на много
километров вокруг тянулся непроходимый бурелом с островками болот. Сюда от
побережья моря, близ которого проснулась Лиза, лежал еще час неторопливого
слоновьего полета.
-- Вы сначала сами пройдете, -- продолжал Никтошка, -- а потом меня
втащите. За хобот, без ложного стеснения. Я слон легкий, удобный,
самонадуваемый и самовоздуховыпускаемый.
Хоботом он негромко постучал в дверь, и та сразу открылась. В раме
косяка виднелись светлые стены коридора и высокий белый потолок. Разом
подхватив Лизу с Аленкой, Никтошка поставил девочек за порог. В другое
измерение сестры перешли естественно и непринужденно.
Затем слон поймал хоботом собственный хвост, кончавшийся красной
пластмассовой пробкой, легко вывинтил ее и тут же закинул хобот в дверной
проем, уцепившись за прибитую к стене вешалку. Голова его уперлась в дверь,
затряслась, уменьшаясь, прошла внутрь, передние лапы обхватили порог и
повисли на нем, становясь все площе, как два пустых пожарных ствола.
Пыхтя более от усердия, чем от натуги, девочки втащили за собой нового
друга. Лиза аккуратно разложила на полу уменьшившегося Никтошку, не зная,что
с ним делать дальше.
Никтошка чуть приподнял плоскую, как у камбалы, голову.
-- Я выполнил свой долг, -- тихо объявил он. -- Полчаса отдохну, потом
немножко самонадуюсь. Так, примерно до уровня очень среднего тигра. За шатер
не беспокойтесь, в такой глухомани его никто не тронет. Вот только дверь
прикройте. А я полежу... вместо коврика.
Слон затих. Лиза, держась за косяк, высунулась наружу, безуспешно
пытаясь дотянуться до дверной ручки. Неожиданно умница-дверь сама двинулась
ей навстречу и плотно закрылась. Наконец-то сестры смогли начать изучение
нового своего обиталища.
Коридор начинался обычной прихожей, с зеркалом, пустой вешалкой и
плафоном под потолком, затем под прямым углом уходил вправо. Девочки робко
повернули за угол, прошли еще с десяток шагов и, толкнув единственную дверь,
неожиданно оказались в квадратном, колоссальных размеров зале. Верхние
половины стен и потолок были застеклены, причем солнечный свет лился в зал и
сверху, и со всех четырех сторон. Казалось, что пять солнц одновременно
висят в небе -- одно над головой, два восходят и два заходят, освещая без
теней убранство студии. А в том, что сестры попали именно в студию, сомнений
не было.
Картины висели на стенах, громоздились по углам и у подножий скульптур,
во множестве расставленных по мастерской, стояли там и сям незаконченными на
мольбертах. Посередине возвышалась глыба зеленоватого мрамора неопределенной
формы, от которой неизвестный мастер, вероятно, не успел еще отсечь все
лишнее. Свернутые в трубку холсты валялись порой прямо под ногами. Лиза с
Аленой, присмирев, держась за руки, бродили по залу и то и дело тихо ойкали,
узнавая изображения друзей.
Бронзовый Диего Морковкин с крыльями, мечущий ядро. Необыкновенно
внушительный, написанный маслом, в богатой тяжелой раме -- Федя на страусе
посреди бескрайних хлебов. Белая мраморная прекрасная Фантолетта с
барабаном. Скульптурная композиция из голубых загрызунчиков, протягивающих
фее Мюрильде драповый отрез и гроздья винограда. Портрет Глупуса, играющего
на арфе, выполненный в манере Сезанна...
Сестрам Зайкиным была посвящена нежная акварель. На ней девочки в
воздушных нарядах, с рожицами лукавыми, важными и таинственными в
предощущении праздника, украшали новогоднюю елку.
Множество лиц, запечатленных таинственным маэстро, сестры вовсе не
знали.
Любопытная особенность характеризовала последний, судя по неоконченным
полотнам на мольбертах, творческий период художника. Все предметы
изображались им в виде огурцов -- зеленых, желтых, белых, фиолетовых,
красных -- со всевозможными оттенками и переливами.
Надо сказать, что, несмотря на отсутствие рук, ног и лиц, фигурки эти
выглядели необычайно выразительными, прекрасно передавая страх и веселье,
восторг и гнев, смятение, торопливость, гордость... да все качества живой
натуры.
Возле одного из холстов девочки остановились надолго. Поток огурцов
радостно двигался под фонарями по широкой улице, обтекая маленькую печальную
фигурку с поникшей рыжей верхушкой. Овал темной пустоты вокруг замершего
огурца, тянувшегося к собратьям, оставлял у зрителя чувство тоски и
невероятной пронзительной безнадежности. Внизу картины было аккуратно
выведено название: "ОГУРЕЦ, КОТОРОГО СТОРОНИЛИСЬ".
-- Где же он, Лизка? -- вздохнула Алена, не отрывая взгляд от полотна.
-- Думаешь, он нас не видит?
-- Может, спрятался? -- неуверенно предположила старшая сестра. -- Как
Златовласка. Только зачем?.. Поди найди его тут...
-- Нет уж, поищем... -- Аленка, упрямо поджав губы, вернулась к двери,
затем медленно принялась обходить зал по периметру, постепенно сужая
квадраты. Лиза следовала за сестренкой.
Возле каждой картины, скульптуры, изваяния Аленка задерживалась на
несколько секунд, затем двигалась дальше. Так продолжалось долго, но вот она
остановилась возле очередной группы фигур и прочно застыла на месте.
Гипсовая раскрашенная композиция, судя по табличке на низком
постаменте, называлась "СЧАСТЬЕ". Изготовлена она была в духе примитивного
соцреализма и в других условиях Лизу бы не заинтересовала.
Молодая женщина держала на руках рыжеватого голубоглазого младенца и
умиленно его разглядывала. Мускулистый человек в кепочке-восьмиклинке,
вероятно, отец, обняв женщину за плечо, зубасто ухмылялся во весь рот,
взирая на ребенка с еще большим умилением. Пара постарше, стоявшая за
скамейкой, на которой восседали родители, явно представляла из себя дедушку
с бабушкой. Лица бабули в ситцевом платочке и седоусого почтенного деда
излучали умиление прямо-таки невероятное.
Две минуты... три... пять... Алена все молчала, изучая группу "СЧАСТЬЕ"
с каким-то печальным недоумением. Наконец она сделала шаг вперед и
осторожно, бережно погладила по голове... бабушку в платочке.
-- Печенюшкин... -- ласково шепнула девочка. -- Выходи... Мы тебя
нашли...


Незнакомка медленно откинула вуаль.
-- Фуриана! -- вскричал домовой. -- Чувствую, знакомое что-то, а
угадать не могу. Странной тряпицей ты личность свою завесила. Вроде она и
прозрачная, а все равно струение по ней, понимаешь, идет и взор любопытный
туманит. Где брала? Мне бы полог такой в опочивальне изладить.
-- Последнее творение феи Мюрильды, -- любезно откликнулась
журналистка. -- Свет погибших звезд, круги по воде и закатное солнце в
хрустальной призме -- из этого прядутся нити... Сейчас Мюрильде не до пряжи,
Великий Маг. Она митингует вовсю, обличает Печенюшкина. Погодите с пологом,
Федор Пафнутьевич. Поговорим о спасении героя.
-- Так я ведь с дорогой душой, -- заторопился Федя. -- С полной своей
готовностью. Прожект-то есть у тебя какой? Не таи, подруга!
-- От вас, правитель, у меня нет тайн, -- щеки красавицы тронул слабый
румянец. -- С доказательствами опасности я сразу пошла бы к Печенюшкину. Но
даже письмо Финделябра растаяло, как дым... Наш Пиччи-Нюш слишком смел и
безрассуден. Он может недооценить личную угрозу, станет отвлекаться на дела
менее срочные, да и нам не позволит заниматься его спасением. Единственный
выход -- сыграв на самолюбии героя, временно удалить Пиччи из Фантазильи.
Мой бывший супруг Симплициссимус -- великий чародей и гипнотизер.
Заручившись его помощью, но не раскрывая всех секретов, мне удалось окутать
нашу Землю ненавистью к Печенюшкину. Если Волшебный Совет (здесь необходима
ваша поддержка) решит изгнать его, Пиччи из гордости немедленно покинет
страну. Тогда мы сами справимся с бедой, затем развеем чары, свалившиеся
нежданно на бедных фантазильцев, и с извинениями призовем Печенюшкина,
рассказав ему все. Эта история несказанно возвысит вас, Федор Пафнутьевич, в
глазах народа. Недаром я назвалась вашим добрым ангелом, -- Фуриана открыто,
подкупающе улыбнулась.
-- Стой! -- поморщился Федя. -- Что ж ты объявилась так по-непутевому?
Ночью, в темноте, без предупреждения. Перепугала меня, старика.
-- Подумайте, -- возразила гостья, -- добивайся я встречи с вами
открыто, кто допустил бы сюда назойливую репортершу? Всем известно, что
правитель болен и не принимает зачастую даже близких помощников. Пришлось
пойти на хитрость. Промедление невозможно. Мне стало известно, что дня через
два наш солнечный победоносный Печенюшкин вернется в Фантазилью!..
-- А-а, -- протянул домовой, -- вот оно как... Ну что ж, ты
концовочку-то задумки своей подытожь. Как это по-книжному говорят --
резюмируй.
-- На первый взгляд, все просто, -- откликнулась Фуриана. -- На Совете
Магов вы добиваетесь изгнания Пиччи. Далее мы открываем Драконью пещеру,
выносим оттуда тело моего злосчастного брата и предаем безумца огненному
погребению. Затем я расколдовываю народ, а вы сообщаете фантазильцам правду
и встречаете спасенного изгнанника с почестями. Такие заслуги, я думаю,
позволят вам остаться Великим Магом пожизненно.
-- Ух, сказанула! -- Федя подскочил, как на пружинах. -- В пещеру
попасть никак невозможно! За много лет ее только в прошлом годе открывали,
когда останки Дракошкиуса, Мурлыки Баюновича нашего незабвенного, доставляли
в усыпальницу. И то Волшебный Совет трое суток заседал без просыпу. Когда
маги решение свое прежнее отменяют, у каждого из них десять лет жизни
убавляется. Потому и стараемся судить разумно да взвешенно... Год назад все
члены Совета убыток жизненный потерпели, нынче и вовсе наотрез откажутся.
Тем более причину истинную нельзя им пока объяснить. Да и ненавидят они
теперь Печенюшкина!
-- Лучше потерять десять лет из тысячи, чем погибнуть, -- заметила дама
в черном. -- Правда, многие Советники уже далеко не юны... Есть и другая
возможность, Федор Пафнутьевич. Что, если ПОЛНОСТЬЮ обновить Волшебный
Совет?..
-- Бунта не допущу! -- веско произнес домовой. -- На то и поставлен я
на пост высокий населением, чтобы, значит, бдить и смут избегать!.. Это что
же, и меня побоку?!
-- Волшебный Совет мы заменим временно! -- Фуриана, казалось, продумала
все. -- А вы, правитель, получите от новичков расписки с клятвой подчиняться
именно вам.
-- Мятеж!! -- завопил Федя. -- И я во главе! Да лучше жизни лишиться,
обернуться в старый пень осиновый!..
-- Благо народа, -- убеждала журналистка, -- выше личных тягот. Вы
нужны стране, Федор Пафнутьевич. Да и опасен сейчас ЭТОТ, старый Совет. Не
простят они вам ни цвета волос, ни хитростей с берендеевскими рыжиками.
-- Ты... -- домовой задохнулся. -- Откуда ведаешь?..
-- Собирать информацию -- моя работа, -- вкрадчиво объяснила Фуриана.