Страница:
съесть зеленую таблетку и придушить его как куренка. Жаль только, он меня
краской перемажет... Пора выпускать скорпиона..."
-- Скорпион зловонный!! -- взревел Федя. Очнувшийся домовой поднял
голову и проясненными округлившимися глазами следил за бесчинствами
Заморочкина. -- Сморчок ненадобный! Светлицу мою зачернил, благолепие
порушил! Вон отсель! На конюшню! И скажи, князь, чтоб дали тебе плетей!
-- Федор Пафнутьевич! -- бормотал помощник, съежившись. -- Иностранные
невидимые шпионки! Здесь, в резиденции правителя! Желал пометить, выявить,
поймать. Вы так утомлены! Глоток целительной влаги, Великий Маг!
Он пулей метнулся к столу, "Душечка" забулькала, набираясь в кружку.
Федя степенно принял подношение, затем левой рукой прочно ухватил за
длинный нос согнувшегося князя и медленно, с удовольствием, вылил зелье ему
на голову, стараясь оросить каждую прядку.
После этого Великий Маг пружинисто вскочил на стол и, не без труда
подняв бутыль, шваркнул ее об пол.
Бутыль лопнула, глухо, коротко звякнув, распалась на толстые осколки, и
на полу растеклась лужа.
Запах "Душечки", смешавшись с едким духом краски, выдавливал глаза из
орбит, не давал дышать.
-- Нет, я докажу!! -- взвизгнул Сморчков-Заморочкин из последних сил и,
подняв баллончик, распылил вдоль комнатки длиннющую струю.
Оседающие брызги аэрозоли воспламенились, коснувшись тонких язычков
свечей, вспыхнула лужа на полу, и в одно мгновенье светлицу домового объяло
жаркое бушующее пламя.
Федя вскинул голову, судорожно раскрыл рот, глотая смрадный обжигающий
чад, и свалился без чувств в огонь.
Секретарь, скинув камзол, окутал им голову домового и с трудом, едва не
падая сам, дернул заслонку на печи.
Печь отбросило в сторону, открылась узкая щель в стене, и пламя тотчас
же выхлестнулось туда.
Шатаясь, вслед за пламенем, Сморчков-Заморочкин пропихнул в щель тело
Великого Мага и кубарем выкатился сам.
Невидимые сестры в своем укрытии дышали свободно, но пот лил с них
градом. Лиза, страшась потерять сознание, обмахивала сестренку ла-донями.
Алена, закусив губу, вжала в панель до отказа, так что побелели пальцы,
клавишу автопилота.
Машина сорвалась с места, пробив, как пушечное ядро, фанерную стену
выгородки домового, пронеслась сквозь огромный зал, убранства которого
девочки не успели даже заметить, ударила в зарешеченное окно и, разбрызгивая
вокруг стекло и крошево металла, вырвалась наружу.
Глубоко внизу, в одном из подвалов замка, тихо напевая, кружилась в
щемящем, трогательном танце безумная Мануэла. Крыса не ведала, что стальные
обручи пышного кринолина, не пустившие хозяйку в щель светлицы Великого
Мага, спасли ей жизнь сегодняшней, сумасшедшей, как она сама, ночью.
Глава третья
Троллейбус, выросший до обычных размеров, тихо плыл над столицей.
Дворец и факелы на Главной площади остались позади, внизу лежал город без
огней. При включенных прожекторах Феервилль виделся девочкам серым и
таинственным, как бы на стыке ночи и чуть брезжащего утра.
-- Ну, дали копоти! -- волновалась старшая сестра. -- Ленка, неужели
дворец сгорит? Они же все погибнут!
Аленка закрыла глаза.
-- Мне почему-то кажется, что пожар потушили. И все живы. Только этот,
противный, вроде бы сильно обгорел. Так ему и надо, сам виноват. Но Федю он
спас. И еще... Нет, больше ничего не чувствую...
-- Как у тебя получается? -- уже не в первый раз допытывалась Лиза. --
Ты что, картинку видишь внутри себя или буквы? А может, это как сон? Или
голос в голове?
-- Да нет, я просто ЗНАЮ. Ну вот, как то, что я -- Алена Зайкина, что у
нас в квартире три комнаты, что на кухне вверху над плитой обои отстают...
Ну как тебе объяснить -- ты все пристаешь, пристаешь, -- она жалобно
скривилась. -- Оно само получается, вдруг, так же, как есть захотеваю,
только гораздо реже.
-- Ясно, что ничего не ясно, -- подытожила Лиза. -- Как с тобой, так и
с Фантазильей. Я, конечно, люблю приключения, но когда тепло, сытно, уютно,
не больно и не страшно... Боюсь, что Печенюшкин объявится только если нас с
тобой вверх ногами начнут макать в кипящую смолу.
-- Почему в смолу? Кто?
-- Да это так, для создания образа. Или капать на голову расплавленное
олово. Или выдирать чудовищными когтями внутренности, безжалостно при этом
воя...
-- Перестань! -- укорила младшая. -- Ты явно успела прочитать на ночь
роман "Ужасающий ужас".
-- А вот и нетушки. Хотя они все похожи. Можно и не читать ничего -- за
неделю по ящику до упора "жутиков" насмотришься. Интересно, почему у них все
чудища одинаково склизкие, будто их держат в общей бочке с клеем?
-- Стой! -- перебила Аленка. -- Вернись назад! Чуть-чуть, вот так...
Видишь?
-- Огонек? Точно! Окно светится! И домик такой мирный, будто
пряничный... Ты помнишь, что Мануэла бормотала: "...да тихий огонек вдали не
гаснет." ...Я где-то слышала фразу: "В каждом безумии есть своя система".
-- Знаешь, Лизка, -- после паузы, неуверенным тоном проговорила младшая
сестренка, -- там, во дворце, когда никто не видел, я тайком в Федину кружку
палец намакнула и облизала. Сама не знаю зачем. Так вот, это была вода.
-- Не выдумывай! Она же пахла гадко. И горела.
-- Это была вода! -- упрямо повторила Аленка. -- Не хочешь, можешь не
верить! Все ОЧЕНЬ странно.
-- Да уж... -- Лиза пыталась переварить информацию. -- Ну и что,
спускаемся?
-- Давай, подлетим к окошку и заглянем. Нас же не видно...
Выполнить нехитрый Аленкин план оказалось довольно сложно. Одноэтажный
домик окружал забор, свет из невысокого окна падал в крошечный палисадник,
на клумбу с желтыми гладиолусами. Заглянуть внутрь, оставаясь в троллейбусе,
и не повредить при этом цветы было невозможно, даже если опять уменьшить
машину.
-- Нам бы бинокль, -- горевала Лиза. -- Или трубу подзорную. Можно и
выйти, но что-то совсем не хочется.
-- Нет, выходить не будем! -- Алена, в отличие от сестры, обладала
орлиным зрением. -- Ближе нельзя подобраться? Ладно, пусть, а то
страшновато... Слушай, там в комнате две тетеньки. Старушки, по-моему. Одна
в кресле сидит с газетой, в очках, совсем седая. У нее такая сзади шишка из
волос на голове, а в ней гребень с камушками, потому что блестит. И губы
шевелятся, будто она вслух читает. А вторая лежит сбоку, на диванчике. Она
стриженая, как девочка, но вроде тоже седая. Или нет?.. Свет неяркий, видно
как-то хипло.
-- Как? -- не поняла Лиза. -- Хило?
-- Хипло! -- повторила младшая. -- Ну это примерно как если хило и
плохо сразу, только еще немножко по-другому. Тюль мешает, так бы я лучше
видела. Та, что на диване, тоже в очках. Но они, кажется, темные. А над
самой ее головой в розетку -- кругленькое такое, маленькое -- радио
включено. Ну, в комнате так, -- она неопределенно повела рукой, -- ну, в
общем, красиво. Фотографии там всякие на стенках, много-много. Стол там,
стулья, кресла, шкафы, еще один диван. Ну, в общем, неинтересно... Вот и
все... -- она замолчала.
-- Газеты, радио, свет, -- размышляла Лиза. -- И старушки... Старушки
всегда все про всех знают. Но ночью их беспокоить неприлично. Аленка!
Садимся за домом во дворике, в машине переночуем, а утром будем знакомиться.
Не возражаешь?
Страх уже прошел, Алена не возражала.
Дзи-и-инь, дзинь, дзи-и-и-и-инь!
Пронзительный переливчатый звонок в глубине дома наверняка звучал очень
громко. Даже здесь, на крыльце, за толстой дверью девочки вздрогнули от
неожиданно сильного шума. И почти сразу же легкие быстрые шаги послышались
внутри.
-- Кто там?! Кто это?!
Голос за дверью -- хриплый, дребезжащий, старческий -- мог бы и
напугать, если б не интонация: ласковая, необыкновенно доброжелательная и
какая-то беззащитная.
Сестры были начеку, мало ли что. Младшая держала у губ, как микрофон,
цилиндрик с таблетками. Старшая, обхватив левой ладонью правую, прижимала
пальцем печатку со скорпионом.
Услышав вопрос, Аленка помедлила мгновение и сунула таблетки в карман.
Взглянув на нее, Лиза расцепила руки.
-- Это Аленка и Лиза Зайкины. -- Ответ был приготовлен заранее. -- Мы
прилетали в Фантазилью два года назад, помогали бороться со злодеем Ляпусом.
Может быть, вы слышали о нас?
-- Ничего не слышу... -- Реплика прозвучала горестно, как вздох.
-- Мы! Сестры! Зайкины! -- Лиза набрала воздух. -- У! Вас! На двери!
Глазок! Я! Стою! Перед! Ним!
-- Что вы кричите, я же не глухая! -- возмутились изнутри.
Дверь распахнулась.
-- Входите, пожалуйста, мы очень рады. Так давно никто не появлялся.
Уже три недели. Бог знает, что творится в этой стране! Но я вам скажу! Они
совершенно, совершенно распустились! Как вам понравилась вчерашняя газета?
Нет, не "Рупор леших", а "Волшебный фонарь"...
-- Хлоя! Проведи их в комнату, не держи на пороге! -- донеслось из
глубины дома.
-- Флора, я тебя не слышу! -- торжествующе объявила старушка. Хрупкая,
маленькая, с Аленку ростом, она доверчиво глядела на сестер круглыми
блекло-голубыми глазами в тяжелых и морщинистых, как у черепахи, веках. --
Закрывайте, пожалуйста, дверь, Флора боится сквозняков, она легко
простывает. На улице ветер.
-- Ветер северо-западный, семь -- двенадцать метров в секунду! -- Голос
из глубины был тоже каркающим и хриплым, но со своими, более низкими,
характерными нотами. -- Утром плюс одиннадцать, днем девятнадцать --
двадцать три! Солнечно!
-- Флора просыпается в шесть утра и сразу включает радио, -- шепнула
старушка девочкам. -- Вы знаете, я неважно слышу, так мне оно не мешает. А
Флора совсем плохо видит, я читаю ей вслух, когда могу. Я вам скажу, радио
ей очень помогает быть в курсе всех событий. Что где происходит, она знает
лучше меня.
-- Хлоя! Пусть сестренки раздеваются и проходят! -- Голос послышался
ближе, а вслед за ним появилась и его обладательница, сгорбленная, коротко
стриженная старушка в темных очках, ростом не больше первой. Шла она очень
медленно, опираясь на тросточку и приволакивая ногу. Левая рука ее,
согнутая, прижатая к груди, похоже, не действовала. -- Сейчас будем пить
чай. Я поставлю чайник.
Тетушка Хлоя и тетушка Флора. Пожалуй, все жители Фантазильи знали эти
имена. Уж обитатели-то Феервилля наверняка, причем с самого рождения.
Тетушки, некогда могущественные феи весны, цветов и плодов, вообще
всего растительного, были невероятно стары. Чуть ли не вся история Волшебной
страны за многие-многие века прошла перед глазами сестер. Бури и войны,
заговоры и мятежи, перемежавшиеся долгими периодами безмятежной счастливой
жизни, тысячи и тысячи громких имен и историй, ныне канувших в Лету... Все
это хранилось теперь лишь в пыльных томах старинных летописей да в памяти
двух старушек, мирно живших на покое уже не одно столетие в маленьком домике
на окраине шумного, блистательного Феервилля.
Феи не исчезают из нашей жизни бесследно. Закрыв глаза навсегда, они
превращаются в нежное бормотанье лесных ручейков, в ласковый тихий ветер,
навевающий сладкую полуденную дремоту, в цветные видения сказочников и
теплые, прозрачные грибные дожди. Люди Земли могут лишь позавидовать такой
судьбе -- растворению после долгого заката в общем бытии планеты. Но к нашим
двум феям как будто и сама смерть не решалась подойти вплотную, лишь
растроганно, издали, любуясь на прекрасную достойную старость.
Лет двести назад тетушек, по причине невообразимой древности, неслышно
покинули самые последние остатки волшебного дара. Здоровье их пошатнулось.
Старческие недуги сначала робко, затем все настойчивее дышали в седые
затылки сестер. Лучшие медики Фантазильи оказались бессильны вернуть одной
из них былую остроту зрения и самый обычный, даже не волшебный, слух --
другой.
Совсем недавно, около сорока лет назад, младшую сестру, тетушку Флору,
задремавшую в кресле под распахнувшейся форточкой, разбил паралич. Больше
года она пролежала без движения, пока Пиччи-Нюш, в очередной раз закопавшись
в прошлое по макушку, не отыскал в Швейцарских Альпах целебные луковицы
растения, исчезнувшего еще в семнадцатом веке. Лечение подействовало
благотворно, но все же полностью здоровье не восстановилось. Печенюшкин
частенько навещал двух старых фей, радуя новостями, маленькими подарками,
длинными обстоятельными беседами, и уверял всякий раз, что непременно найдет
способ вернуть им силы...
-- ...Садитесь за стол, мои хорошие! -- Тетушка Хлоя оборвала самое
себя и легонько подтолкнула девчонок, зачарованно слушавших рассказ феи. Не
переставая хлопотать, она успела пересказать Лизе и Аленке с различными
подробностями все то, что мы описали выше. -- Вот чай, торт "Наполеон",
рассыпчатые прянички с изюмом и орехами. Только, по-моему, торт нынче
невкусный. Мало сахару. И печенье испортила -- пересушила. Уж вы простите
старуху...
-- Сверхсолидно! -- Лиза удивленно оглядывалась в поисках третьего
куска "Наполеона" на своей тарелке. Она сама проглотила его мгновенье назад
и теперь сбилась со счета. -- Только что был здесь! Неужели съела? -- Ленка,
ты УКАЛЫВАЕШЬСЯ от торта?!
-- Что, правда, вкусно?! -- Старушка робко смотрела на сестер.
-- Изумительно вкусно! -- воскликнула Лиза. -- Вы на Ленку не обращайте
внимания. Если вкусно, она никогда не скажет, потому что не может
остановиться. Наестся, тогда похвалит.
Аленка быстро-быстро закивала, не поднимая головы.
-- Я очень рада! -- тетушка Хлоя расцвела, как роза. Без преувеличения!
Лицо ее приняло легкий розовый оттенок, морщины как бы сгладились на миг, и
помолодели глаза. -- Кушайте на здоровье.
-- Нет, спасибо, -- Лиза вздохнула. -- Больше уже стыдно. Вы настоящая
волшебница. Так, наверно, и мама не сумела бы приготовить. Разве что баба
Люся... Только вы простите, можно вопрос на другую тему? Самый важный для
нас! Скажите, где Печенюшкин?!
-- Разве вы не от него? -- удивилась тетушка Хлоя. -- А чей же
троллейбус стоит во дворике? Я так обрадовалась утром, выглянув в окно!
Конечно, теперь, после клятвы, сам он прилететь не может. Это просто
безобразие! Чудовищное, преступное безобразие!
-- Мы с Земли прилетели на санках по радуге! -- четко объяснила
удовлетворенная наконец Алена. -- Большое вам спасибо за тортики, бабушка
Хлоя! И на вершине горы нашли пустой троллейбус! Около потайного домика
Пиччи! Мы на нем сюда прилетели, только сначала во дворец к Феде! Там
Мануэла с ума сошла, и Федя совсем дурной и странный, и секретарь его
противный нам все время врал, а потом пожар случился, и мы улетели! Вот и
все! А какая клятва?
-- Флора! -- заявила тетушка Хлоя непреклонно. -- Я сейчас сама все
расскажу. Только ты не вмешивайся, я все равно тебя не слышу! Потом, если
хочешь, можешь добавить, только много не говори, у тебя же больное горло. Я
совершенно уверена -- и ты даже не говори, Флора, здесь ты не права! -- все
началось, когда Печенюшкин отправился в древний Китай...
Предыстория странных событий в Фантазилье, встретившей сестер Зайкиных
неприветливо и хмуро, лежит пока во тьме. Сами же события (здесь тетушка
Хлоя не обманулась) начались с того, что Печенюшкин в поисках средства для
возвращения жизни Дракошкиусу отправился в Китай -- на двадцать столетий
назад.
Три недели и два дня отсутствовал он. Когда же Пиччи-Нюш вернулся,
Волшебная страна, некогда ставшая ему второй матерью, десятки раз называвшая
своим героем, гордившаяся им по праву, превратилась в бешеную оскалившуюся
волчицу.
Печенюшкина возненавидел весь народ -- от немых пятируких карликов --
сучкорубов Циклополя до пестрых и болтливых , обожающих ВООБЩЕ все живое,
мухоморных человечков Чурменяполиса.
В каких только грехах не обвиняли несчастную обезьянку! Разные газеты
называли Пиччи шпионом различных могущественных государств Земли: грозного
Лихтенштейна и агрессивного Монако, закованной в сталь Науру и непримиримой
Сан-Марино, взрывчатой Кирибати и вооруженной до зубов, контролирующей весь
Тихоокеанский регион Тувалу.
Рыжему герою ставили в укор приобретение в собственное пользование за
фантазильские народные денежки двухсот сорока семи дворцов на общую сумму в
тридцать шесть триллионов девяносто два миллиарда пятьсот семь золотых
дукатов и одиннадцать копеек.
Группа академиков живописи выступила на телевидении с разоблачениями.
Почтенные мужи доказали как дважды два, что Печенюшкин летал с картоморами
на Запеку лишь для собственного отдыха и развлечения, и к тому же на
средства картоморов купил себе там козу. В доказательство художники
предъявили свои собственные абстрактные полотна.
Стихийные митинги постоянно возникали в городах и поселках Фантазильи.
Выступавшим не было числа, и у каждого из них находился к Пиччи особый,
сугубо персональный счет.
Так, например, Лих Одноглазович Фефелов из города Усть-Бермудьевска,
продавец клетчатых чернил и глобусов в горошек, поведал следующее.
Шесть лет назад, находясь в зоосаду на отдыхе, он был жестоко искусан
огромной рыжей гориллой, к которой Фефелов сперва отнесся с симпатией и даже
попытался накормить почти съедобным пирогом с вороньей требухой... Все эти
годы глаза продавцу застилал колдовской морок, пелена неведения, и лишь
теперь, внезапно, чары рассеялись. Каждому понятно, КТО был этой РЫЖЕЙ
ОБЕЗЬЯНОЙ!
(Точно! -- кричала толпа. -- Знаем!.. Смерть ему!.. )
Педро Пельменник, житель поселка городского типа Лешачий Взвизг,
рассказывал, плача:
-- Полжизни я, братцы, положил, чтобы конно-водолазный техникум
окончить. Глубоко науки постигал, каждый семестр лет за десять осваивал.
Выстрадал, вымолил диплом... И вот, специалист нешуточный, спускаюсь в
скафандре на дно морское. Подводят мне коня -- красавца огненного. Я ему в
стремя голову сую -- НЕ ВЛАЗИТ!! В другое сую -- НЕ ВЛАЗИТ! Я хвост его
намотал на ладонь, подергал и ласково так говорю: "Кто ж тебе, волчья сыть,
сбрую негодную поставил? У тебя, травяной мешок, поди и седло без спинки?.."
Он морду обернул, заржал издевательски, а затем и словом оскорбил. "Лягнул
бы, -- сказал, -- да сразу умрешь. Больше на дно не лезь, всплывай, у тебя
голова легкая".
Поднялся я, униженный, наверх и мызгаюсь с тех пор, лишенный призвания
-- служу в арбузолитейщиках...
-- Конь-огонь! -- гудела публика. -- Все верно, рыжий! Казнить без
суда!..
Чезаре Каприччио, лучший модельер Фантазильи, публично сжег на Главной
площади Феервилля свое гениальное творение -- осеннюю коллекцию мод -- за
преобладание золотых и красно-рыжих оттенков.
Ундина Кошмарич, хозяйка знаменитой сауны "Хвост к услугам", заколотила
дверь своего салона пятидюймовыми гвоздями. Пар от раскаленных камней после
ковшика ароматного настоя трав всякий раз теперь не рассеивался, а сгущался,
принимая вид злобной рыжей обезьяны. Так, во всяком случае, утверждала с
телеэкрана звезда массажа, волшебница-русалка Ундина.
Парикмахерские всей страны работали теперь круглосуточно, перекрашивая
клиентов, чьи волосы, кожа или мех хотя бы чуть-чуть приближались к
рыже-золотым тонам.
Фантазилью охватило безумие.
Домик Печенюшкина в Феервилле поджигали трижды и взрывали четырнадцать
раз. То, что дому ничего не делалось, еще более разжигало ненависть
обитателей Волшебной страны.
Совет Магов заседал двое суток без перерыва и вынес наконец приговор:
ПОЖИЗНЕННОЕ ИЗГНАНИЕ. Произнести слово "смерть" на Совете не решился никто.
Правители Фантазильи даже в ослеплении понимали -- пока есть на свете зло,
должен жить и бороться с ним Печенюшкин.
Впрочем, теперь сам Пиччи-Нюш представлялся Волшебному Совету носителем
зла, и маги окончательно запутались.
Тут-то и возвратился к себе в дом недавний герой. Никто, очевидно, не
знал о его появлении: ни манифестаций, ни попыток штурма в ту ночь не
происходило. Два-три обычных безуспешных взрыва -- не больше.
Неизвестно, о чем думал Пиччи-Нюш, что пережил он, ожидая утра. Но с
восходом солнца в небе над дворцом Совета Магов возник и опустился перед
памятником летающий троллейбус.
Печенюшкин, видимый, как и его машина, всем, кто проходил в эту минуту
по Главной площади, вышел из троллейбуса и оказался на пьедестале памятника.
Рыжие волосы его неукротимо пламенели в рассветном солнце.
-- Граждане Фантазильи! -- произнес Пиччи. Голос мальчугана разнесся
над площадью и эхом отразился в голове КАЖДОГО жителя Волшебной страны. --
Сегодня я прощаюсь с вами! Нас разделила пропасть ненависти и лжи. За самого
себя я не умею и не хочу бороться. Но -- один раз и навсегда -- я заявляю о
своей невиновности! Я неповинен во всех тех ужасных, мерзких, смешных
преступлениях и проступках, о которых, брызжа слюной, вопит Фантазилья.
Сердце мое разрывается от обиды, но я гордо принимаю приговор! К жителям
ТАКОЙ страны я не вернусь никогда! Если народ Фантазильи станет прежним и в
единодушном раскаянии попросит о прощении, я буду с вами вновь. Прощайте!..
Когда оцепенение, вызванное речью, прошло, случайные ее свидетели --
добрые жители Феервилля -- яростно потянулись за камнями и палками. Град
метательных снарядов обрушился на пьедестал, к ногам бронзовых сестер.
Печенюшкина на площади не было.
-- Ничего не понимаю! -- Лиза вскочила, глядя на фей с опасливым
подозрением. -- Вы что, тоже ненавидите Пиччи?!
-- Как ты могла подумать такое?! -- У тетушки Хлои набежали на глаза
легкие старческие слезы. -- Я тебе скажу, во всем виновато правительство! Им
это зачем-то надо. Вот Флора мне не верит...
-- Хлоя, ты вечно держишь меня за ребенка, -- безнадежно возмутилась
тетушка Флора. -- При чем здесь правительство? Оно все было хорошим и вдруг
все стало плохим! Правительство одурачили, как и остальных.
-- Флора, не говори глупости, я тебя не слышу! Как оно все могло быть
хорошим, если летом у нас два месяца не текла горячая вода. Зато зимой
протекала крыша. Всякий раз в мороз после оттепелей. И чем помогло нам твое
правительство, если Печенюшкин в конце концов починил крышу собственными
руками?
-- Кому-то понадобилось удалить Печенюшкина из Фантазильи, --
продолжала тетушка Флора. -- Здесь чувствуется тайная, необыкновенно мощная
и злая сила.
-- Но это уже было! -- удивилась Лиза. -- Когда Ляпус отравил все
напитки-пирамидки, одурманил народ и стал верховным правителем. И опять
народ одурманили. Надо только узнать -- кто?
-- С Ляпусом было проще, -- размышляла младшая фея. -- И он был на
виду, и отравленный источник. Да и цели злодея сразу оказались ясными. И
народ наш сейчас иной, не такой, как при Ляпусе. Злой только к Пиччи-Нюшу. И
сейчас, когда его с нами нет, злость эта как-то затухает. В остальном люди
такие, как и всегда. Только стали угрюмее и черствее.
-- И все же, почему ВЫ не изменились и любите Пиччи по-прежнему? --
Лиза ударилась в анализ. -- Может, это как-то связано с отсутствием
волшебной силы? Тогда плохо. Значит, у всех-всех остальных мозги отравлены.
А если причина другая, то могут и еще остаться пиччилюбы. Но как их найти?..
Алена разглядывала остатки сладостей, потом тетушек. На лице ее
читались сомнения.
-- Можно мне еще бутербродик? -- вдруг попросила она. -- С маслом, с
сыром. И кофе с молоком. Вы простите, пожалуйста, я, наверно, просто давно
не ела.
Тетушки в смятении переглянулись.
-- ...Это такое безобразие! -- взорвалась неожиданно тетушка Хлоя, не
поднимая глаз от стыда. -- Морить голодом двух одиноких старух! Замолчи,
Флора! Раньше разносчик приходил каждый день и все оставлял на крыльце! Все
сто сорок лет, с тех пор, как я не выхожу! А сейчас его нет две недели! И
что ты теперь скажешь про свое правительство, Флора?!
Лиза медленно привставала со стула.
-- Ка-ак?!! У вас нечего есть?! И вы из последних остатков
закармливаете нас до отвала?! -- У нее покатились слезы. -- Торт!..
Печенье... Вот почему вы считали, что сахару маловато...
Алена заплакала еще раньше.
-- Надо же угостить... -- бормотала тетушка Хлоя, беспомощно разводя
руками. -- Ой, я так обрадовалась, когда увидела троллейбус. Побежала
стряпать... Мне так неудобно, так неловко получилось... Флора, у нас еще
булка, она сухая, это ничего, я ее потом освежу в духовке. И есть целый фунт
крупы. Нам ведь совсем немного надо.
Девчонок выдуло из комнаты вихрем.
Через минуту, вернувшись, они выгрузили на стол содержимое двух
принесенных из машины рюкзачков -- припасы Печенюшкина и свои.
-- ...Что вы... Зачем... -- шептали старушки. -- Мы бы обошлись. Вам
самим не хватит. Такие молодые -- в этом возрасте нужно хорошо питаться...
-- Разберемся. -- Лиза сортировала жестянки. -- Не волнуйтесь. Так.
Ананасы, ананасы, персики, авокадо, киви, опять ананасы, банановый крем,
вишня, манго... все. Это фрукты. Теперь дальше. Говядина в желе, салями,
паштет из индейки...
-- Молока нет? -- робко спросила тетушка Хлоя.
-- Сейчас посмотрим. Ага! Вот... Нет. Вот тут!.. Опять не то. Где-то
было, по-моему...
-- Там нет молока, -- подала голос Алена. -- Я точно знаю. И у Пиччи не
было. Ни сгущенки, ни концен... короче, никакого. Я бы взяла.
-- Понимаете, -- сникла тетушка Хлоя, -- Флора не может без молока. У
нее больной желудок, я варю ей кашу по вечерам...
-- Нет проблем! -- закричала Лиза, чувствуя себя на коне, вернее за
рулем. -- Мы на машине, сейчас вам корову доставим. Ленка, доить умеешь?!
-- Не валяй дурака, -- осадила младшая. -- Просто сходим за молоком.
Расскажите, бабушки, у вас его продают, меняют или так дарят? И вообще, где
оно живет, молоко?
-- Магазин близко, -- ответила тетушка Флора. -- Вверх полтора
квартала. И платить ничего не надо -- приходишь, выбираешь и несешь домой.
-- Она грустно улыбнулась. -- Нам, двум калекам, и это не под силу. Хлоя
ходит легко, но у нее совсем слабые руки. Даже литр молока -- это же
краской перемажет... Пора выпускать скорпиона..."
-- Скорпион зловонный!! -- взревел Федя. Очнувшийся домовой поднял
голову и проясненными округлившимися глазами следил за бесчинствами
Заморочкина. -- Сморчок ненадобный! Светлицу мою зачернил, благолепие
порушил! Вон отсель! На конюшню! И скажи, князь, чтоб дали тебе плетей!
-- Федор Пафнутьевич! -- бормотал помощник, съежившись. -- Иностранные
невидимые шпионки! Здесь, в резиденции правителя! Желал пометить, выявить,
поймать. Вы так утомлены! Глоток целительной влаги, Великий Маг!
Он пулей метнулся к столу, "Душечка" забулькала, набираясь в кружку.
Федя степенно принял подношение, затем левой рукой прочно ухватил за
длинный нос согнувшегося князя и медленно, с удовольствием, вылил зелье ему
на голову, стараясь оросить каждую прядку.
После этого Великий Маг пружинисто вскочил на стол и, не без труда
подняв бутыль, шваркнул ее об пол.
Бутыль лопнула, глухо, коротко звякнув, распалась на толстые осколки, и
на полу растеклась лужа.
Запах "Душечки", смешавшись с едким духом краски, выдавливал глаза из
орбит, не давал дышать.
-- Нет, я докажу!! -- взвизгнул Сморчков-Заморочкин из последних сил и,
подняв баллончик, распылил вдоль комнатки длиннющую струю.
Оседающие брызги аэрозоли воспламенились, коснувшись тонких язычков
свечей, вспыхнула лужа на полу, и в одно мгновенье светлицу домового объяло
жаркое бушующее пламя.
Федя вскинул голову, судорожно раскрыл рот, глотая смрадный обжигающий
чад, и свалился без чувств в огонь.
Секретарь, скинув камзол, окутал им голову домового и с трудом, едва не
падая сам, дернул заслонку на печи.
Печь отбросило в сторону, открылась узкая щель в стене, и пламя тотчас
же выхлестнулось туда.
Шатаясь, вслед за пламенем, Сморчков-Заморочкин пропихнул в щель тело
Великого Мага и кубарем выкатился сам.
Невидимые сестры в своем укрытии дышали свободно, но пот лил с них
градом. Лиза, страшась потерять сознание, обмахивала сестренку ла-донями.
Алена, закусив губу, вжала в панель до отказа, так что побелели пальцы,
клавишу автопилота.
Машина сорвалась с места, пробив, как пушечное ядро, фанерную стену
выгородки домового, пронеслась сквозь огромный зал, убранства которого
девочки не успели даже заметить, ударила в зарешеченное окно и, разбрызгивая
вокруг стекло и крошево металла, вырвалась наружу.
Глубоко внизу, в одном из подвалов замка, тихо напевая, кружилась в
щемящем, трогательном танце безумная Мануэла. Крыса не ведала, что стальные
обручи пышного кринолина, не пустившие хозяйку в щель светлицы Великого
Мага, спасли ей жизнь сегодняшней, сумасшедшей, как она сама, ночью.
Глава третья
Троллейбус, выросший до обычных размеров, тихо плыл над столицей.
Дворец и факелы на Главной площади остались позади, внизу лежал город без
огней. При включенных прожекторах Феервилль виделся девочкам серым и
таинственным, как бы на стыке ночи и чуть брезжащего утра.
-- Ну, дали копоти! -- волновалась старшая сестра. -- Ленка, неужели
дворец сгорит? Они же все погибнут!
Аленка закрыла глаза.
-- Мне почему-то кажется, что пожар потушили. И все живы. Только этот,
противный, вроде бы сильно обгорел. Так ему и надо, сам виноват. Но Федю он
спас. И еще... Нет, больше ничего не чувствую...
-- Как у тебя получается? -- уже не в первый раз допытывалась Лиза. --
Ты что, картинку видишь внутри себя или буквы? А может, это как сон? Или
голос в голове?
-- Да нет, я просто ЗНАЮ. Ну вот, как то, что я -- Алена Зайкина, что у
нас в квартире три комнаты, что на кухне вверху над плитой обои отстают...
Ну как тебе объяснить -- ты все пристаешь, пристаешь, -- она жалобно
скривилась. -- Оно само получается, вдруг, так же, как есть захотеваю,
только гораздо реже.
-- Ясно, что ничего не ясно, -- подытожила Лиза. -- Как с тобой, так и
с Фантазильей. Я, конечно, люблю приключения, но когда тепло, сытно, уютно,
не больно и не страшно... Боюсь, что Печенюшкин объявится только если нас с
тобой вверх ногами начнут макать в кипящую смолу.
-- Почему в смолу? Кто?
-- Да это так, для создания образа. Или капать на голову расплавленное
олово. Или выдирать чудовищными когтями внутренности, безжалостно при этом
воя...
-- Перестань! -- укорила младшая. -- Ты явно успела прочитать на ночь
роман "Ужасающий ужас".
-- А вот и нетушки. Хотя они все похожи. Можно и не читать ничего -- за
неделю по ящику до упора "жутиков" насмотришься. Интересно, почему у них все
чудища одинаково склизкие, будто их держат в общей бочке с клеем?
-- Стой! -- перебила Аленка. -- Вернись назад! Чуть-чуть, вот так...
Видишь?
-- Огонек? Точно! Окно светится! И домик такой мирный, будто
пряничный... Ты помнишь, что Мануэла бормотала: "...да тихий огонек вдали не
гаснет." ...Я где-то слышала фразу: "В каждом безумии есть своя система".
-- Знаешь, Лизка, -- после паузы, неуверенным тоном проговорила младшая
сестренка, -- там, во дворце, когда никто не видел, я тайком в Федину кружку
палец намакнула и облизала. Сама не знаю зачем. Так вот, это была вода.
-- Не выдумывай! Она же пахла гадко. И горела.
-- Это была вода! -- упрямо повторила Аленка. -- Не хочешь, можешь не
верить! Все ОЧЕНЬ странно.
-- Да уж... -- Лиза пыталась переварить информацию. -- Ну и что,
спускаемся?
-- Давай, подлетим к окошку и заглянем. Нас же не видно...
Выполнить нехитрый Аленкин план оказалось довольно сложно. Одноэтажный
домик окружал забор, свет из невысокого окна падал в крошечный палисадник,
на клумбу с желтыми гладиолусами. Заглянуть внутрь, оставаясь в троллейбусе,
и не повредить при этом цветы было невозможно, даже если опять уменьшить
машину.
-- Нам бы бинокль, -- горевала Лиза. -- Или трубу подзорную. Можно и
выйти, но что-то совсем не хочется.
-- Нет, выходить не будем! -- Алена, в отличие от сестры, обладала
орлиным зрением. -- Ближе нельзя подобраться? Ладно, пусть, а то
страшновато... Слушай, там в комнате две тетеньки. Старушки, по-моему. Одна
в кресле сидит с газетой, в очках, совсем седая. У нее такая сзади шишка из
волос на голове, а в ней гребень с камушками, потому что блестит. И губы
шевелятся, будто она вслух читает. А вторая лежит сбоку, на диванчике. Она
стриженая, как девочка, но вроде тоже седая. Или нет?.. Свет неяркий, видно
как-то хипло.
-- Как? -- не поняла Лиза. -- Хило?
-- Хипло! -- повторила младшая. -- Ну это примерно как если хило и
плохо сразу, только еще немножко по-другому. Тюль мешает, так бы я лучше
видела. Та, что на диване, тоже в очках. Но они, кажется, темные. А над
самой ее головой в розетку -- кругленькое такое, маленькое -- радио
включено. Ну, в комнате так, -- она неопределенно повела рукой, -- ну, в
общем, красиво. Фотографии там всякие на стенках, много-много. Стол там,
стулья, кресла, шкафы, еще один диван. Ну, в общем, неинтересно... Вот и
все... -- она замолчала.
-- Газеты, радио, свет, -- размышляла Лиза. -- И старушки... Старушки
всегда все про всех знают. Но ночью их беспокоить неприлично. Аленка!
Садимся за домом во дворике, в машине переночуем, а утром будем знакомиться.
Не возражаешь?
Страх уже прошел, Алена не возражала.
Дзи-и-инь, дзинь, дзи-и-и-и-инь!
Пронзительный переливчатый звонок в глубине дома наверняка звучал очень
громко. Даже здесь, на крыльце, за толстой дверью девочки вздрогнули от
неожиданно сильного шума. И почти сразу же легкие быстрые шаги послышались
внутри.
-- Кто там?! Кто это?!
Голос за дверью -- хриплый, дребезжащий, старческий -- мог бы и
напугать, если б не интонация: ласковая, необыкновенно доброжелательная и
какая-то беззащитная.
Сестры были начеку, мало ли что. Младшая держала у губ, как микрофон,
цилиндрик с таблетками. Старшая, обхватив левой ладонью правую, прижимала
пальцем печатку со скорпионом.
Услышав вопрос, Аленка помедлила мгновение и сунула таблетки в карман.
Взглянув на нее, Лиза расцепила руки.
-- Это Аленка и Лиза Зайкины. -- Ответ был приготовлен заранее. -- Мы
прилетали в Фантазилью два года назад, помогали бороться со злодеем Ляпусом.
Может быть, вы слышали о нас?
-- Ничего не слышу... -- Реплика прозвучала горестно, как вздох.
-- Мы! Сестры! Зайкины! -- Лиза набрала воздух. -- У! Вас! На двери!
Глазок! Я! Стою! Перед! Ним!
-- Что вы кричите, я же не глухая! -- возмутились изнутри.
Дверь распахнулась.
-- Входите, пожалуйста, мы очень рады. Так давно никто не появлялся.
Уже три недели. Бог знает, что творится в этой стране! Но я вам скажу! Они
совершенно, совершенно распустились! Как вам понравилась вчерашняя газета?
Нет, не "Рупор леших", а "Волшебный фонарь"...
-- Хлоя! Проведи их в комнату, не держи на пороге! -- донеслось из
глубины дома.
-- Флора, я тебя не слышу! -- торжествующе объявила старушка. Хрупкая,
маленькая, с Аленку ростом, она доверчиво глядела на сестер круглыми
блекло-голубыми глазами в тяжелых и морщинистых, как у черепахи, веках. --
Закрывайте, пожалуйста, дверь, Флора боится сквозняков, она легко
простывает. На улице ветер.
-- Ветер северо-западный, семь -- двенадцать метров в секунду! -- Голос
из глубины был тоже каркающим и хриплым, но со своими, более низкими,
характерными нотами. -- Утром плюс одиннадцать, днем девятнадцать --
двадцать три! Солнечно!
-- Флора просыпается в шесть утра и сразу включает радио, -- шепнула
старушка девочкам. -- Вы знаете, я неважно слышу, так мне оно не мешает. А
Флора совсем плохо видит, я читаю ей вслух, когда могу. Я вам скажу, радио
ей очень помогает быть в курсе всех событий. Что где происходит, она знает
лучше меня.
-- Хлоя! Пусть сестренки раздеваются и проходят! -- Голос послышался
ближе, а вслед за ним появилась и его обладательница, сгорбленная, коротко
стриженная старушка в темных очках, ростом не больше первой. Шла она очень
медленно, опираясь на тросточку и приволакивая ногу. Левая рука ее,
согнутая, прижатая к груди, похоже, не действовала. -- Сейчас будем пить
чай. Я поставлю чайник.
Тетушка Хлоя и тетушка Флора. Пожалуй, все жители Фантазильи знали эти
имена. Уж обитатели-то Феервилля наверняка, причем с самого рождения.
Тетушки, некогда могущественные феи весны, цветов и плодов, вообще
всего растительного, были невероятно стары. Чуть ли не вся история Волшебной
страны за многие-многие века прошла перед глазами сестер. Бури и войны,
заговоры и мятежи, перемежавшиеся долгими периодами безмятежной счастливой
жизни, тысячи и тысячи громких имен и историй, ныне канувших в Лету... Все
это хранилось теперь лишь в пыльных томах старинных летописей да в памяти
двух старушек, мирно живших на покое уже не одно столетие в маленьком домике
на окраине шумного, блистательного Феервилля.
Феи не исчезают из нашей жизни бесследно. Закрыв глаза навсегда, они
превращаются в нежное бормотанье лесных ручейков, в ласковый тихий ветер,
навевающий сладкую полуденную дремоту, в цветные видения сказочников и
теплые, прозрачные грибные дожди. Люди Земли могут лишь позавидовать такой
судьбе -- растворению после долгого заката в общем бытии планеты. Но к нашим
двум феям как будто и сама смерть не решалась подойти вплотную, лишь
растроганно, издали, любуясь на прекрасную достойную старость.
Лет двести назад тетушек, по причине невообразимой древности, неслышно
покинули самые последние остатки волшебного дара. Здоровье их пошатнулось.
Старческие недуги сначала робко, затем все настойчивее дышали в седые
затылки сестер. Лучшие медики Фантазильи оказались бессильны вернуть одной
из них былую остроту зрения и самый обычный, даже не волшебный, слух --
другой.
Совсем недавно, около сорока лет назад, младшую сестру, тетушку Флору,
задремавшую в кресле под распахнувшейся форточкой, разбил паралич. Больше
года она пролежала без движения, пока Пиччи-Нюш, в очередной раз закопавшись
в прошлое по макушку, не отыскал в Швейцарских Альпах целебные луковицы
растения, исчезнувшего еще в семнадцатом веке. Лечение подействовало
благотворно, но все же полностью здоровье не восстановилось. Печенюшкин
частенько навещал двух старых фей, радуя новостями, маленькими подарками,
длинными обстоятельными беседами, и уверял всякий раз, что непременно найдет
способ вернуть им силы...
-- ...Садитесь за стол, мои хорошие! -- Тетушка Хлоя оборвала самое
себя и легонько подтолкнула девчонок, зачарованно слушавших рассказ феи. Не
переставая хлопотать, она успела пересказать Лизе и Аленке с различными
подробностями все то, что мы описали выше. -- Вот чай, торт "Наполеон",
рассыпчатые прянички с изюмом и орехами. Только, по-моему, торт нынче
невкусный. Мало сахару. И печенье испортила -- пересушила. Уж вы простите
старуху...
-- Сверхсолидно! -- Лиза удивленно оглядывалась в поисках третьего
куска "Наполеона" на своей тарелке. Она сама проглотила его мгновенье назад
и теперь сбилась со счета. -- Только что был здесь! Неужели съела? -- Ленка,
ты УКАЛЫВАЕШЬСЯ от торта?!
-- Что, правда, вкусно?! -- Старушка робко смотрела на сестер.
-- Изумительно вкусно! -- воскликнула Лиза. -- Вы на Ленку не обращайте
внимания. Если вкусно, она никогда не скажет, потому что не может
остановиться. Наестся, тогда похвалит.
Аленка быстро-быстро закивала, не поднимая головы.
-- Я очень рада! -- тетушка Хлоя расцвела, как роза. Без преувеличения!
Лицо ее приняло легкий розовый оттенок, морщины как бы сгладились на миг, и
помолодели глаза. -- Кушайте на здоровье.
-- Нет, спасибо, -- Лиза вздохнула. -- Больше уже стыдно. Вы настоящая
волшебница. Так, наверно, и мама не сумела бы приготовить. Разве что баба
Люся... Только вы простите, можно вопрос на другую тему? Самый важный для
нас! Скажите, где Печенюшкин?!
-- Разве вы не от него? -- удивилась тетушка Хлоя. -- А чей же
троллейбус стоит во дворике? Я так обрадовалась утром, выглянув в окно!
Конечно, теперь, после клятвы, сам он прилететь не может. Это просто
безобразие! Чудовищное, преступное безобразие!
-- Мы с Земли прилетели на санках по радуге! -- четко объяснила
удовлетворенная наконец Алена. -- Большое вам спасибо за тортики, бабушка
Хлоя! И на вершине горы нашли пустой троллейбус! Около потайного домика
Пиччи! Мы на нем сюда прилетели, только сначала во дворец к Феде! Там
Мануэла с ума сошла, и Федя совсем дурной и странный, и секретарь его
противный нам все время врал, а потом пожар случился, и мы улетели! Вот и
все! А какая клятва?
-- Флора! -- заявила тетушка Хлоя непреклонно. -- Я сейчас сама все
расскажу. Только ты не вмешивайся, я все равно тебя не слышу! Потом, если
хочешь, можешь добавить, только много не говори, у тебя же больное горло. Я
совершенно уверена -- и ты даже не говори, Флора, здесь ты не права! -- все
началось, когда Печенюшкин отправился в древний Китай...
Предыстория странных событий в Фантазилье, встретившей сестер Зайкиных
неприветливо и хмуро, лежит пока во тьме. Сами же события (здесь тетушка
Хлоя не обманулась) начались с того, что Печенюшкин в поисках средства для
возвращения жизни Дракошкиусу отправился в Китай -- на двадцать столетий
назад.
Три недели и два дня отсутствовал он. Когда же Пиччи-Нюш вернулся,
Волшебная страна, некогда ставшая ему второй матерью, десятки раз называвшая
своим героем, гордившаяся им по праву, превратилась в бешеную оскалившуюся
волчицу.
Печенюшкина возненавидел весь народ -- от немых пятируких карликов --
сучкорубов Циклополя до пестрых и болтливых , обожающих ВООБЩЕ все живое,
мухоморных человечков Чурменяполиса.
В каких только грехах не обвиняли несчастную обезьянку! Разные газеты
называли Пиччи шпионом различных могущественных государств Земли: грозного
Лихтенштейна и агрессивного Монако, закованной в сталь Науру и непримиримой
Сан-Марино, взрывчатой Кирибати и вооруженной до зубов, контролирующей весь
Тихоокеанский регион Тувалу.
Рыжему герою ставили в укор приобретение в собственное пользование за
фантазильские народные денежки двухсот сорока семи дворцов на общую сумму в
тридцать шесть триллионов девяносто два миллиарда пятьсот семь золотых
дукатов и одиннадцать копеек.
Группа академиков живописи выступила на телевидении с разоблачениями.
Почтенные мужи доказали как дважды два, что Печенюшкин летал с картоморами
на Запеку лишь для собственного отдыха и развлечения, и к тому же на
средства картоморов купил себе там козу. В доказательство художники
предъявили свои собственные абстрактные полотна.
Стихийные митинги постоянно возникали в городах и поселках Фантазильи.
Выступавшим не было числа, и у каждого из них находился к Пиччи особый,
сугубо персональный счет.
Так, например, Лих Одноглазович Фефелов из города Усть-Бермудьевска,
продавец клетчатых чернил и глобусов в горошек, поведал следующее.
Шесть лет назад, находясь в зоосаду на отдыхе, он был жестоко искусан
огромной рыжей гориллой, к которой Фефелов сперва отнесся с симпатией и даже
попытался накормить почти съедобным пирогом с вороньей требухой... Все эти
годы глаза продавцу застилал колдовской морок, пелена неведения, и лишь
теперь, внезапно, чары рассеялись. Каждому понятно, КТО был этой РЫЖЕЙ
ОБЕЗЬЯНОЙ!
(Точно! -- кричала толпа. -- Знаем!.. Смерть ему!.. )
Педро Пельменник, житель поселка городского типа Лешачий Взвизг,
рассказывал, плача:
-- Полжизни я, братцы, положил, чтобы конно-водолазный техникум
окончить. Глубоко науки постигал, каждый семестр лет за десять осваивал.
Выстрадал, вымолил диплом... И вот, специалист нешуточный, спускаюсь в
скафандре на дно морское. Подводят мне коня -- красавца огненного. Я ему в
стремя голову сую -- НЕ ВЛАЗИТ!! В другое сую -- НЕ ВЛАЗИТ! Я хвост его
намотал на ладонь, подергал и ласково так говорю: "Кто ж тебе, волчья сыть,
сбрую негодную поставил? У тебя, травяной мешок, поди и седло без спинки?.."
Он морду обернул, заржал издевательски, а затем и словом оскорбил. "Лягнул
бы, -- сказал, -- да сразу умрешь. Больше на дно не лезь, всплывай, у тебя
голова легкая".
Поднялся я, униженный, наверх и мызгаюсь с тех пор, лишенный призвания
-- служу в арбузолитейщиках...
-- Конь-огонь! -- гудела публика. -- Все верно, рыжий! Казнить без
суда!..
Чезаре Каприччио, лучший модельер Фантазильи, публично сжег на Главной
площади Феервилля свое гениальное творение -- осеннюю коллекцию мод -- за
преобладание золотых и красно-рыжих оттенков.
Ундина Кошмарич, хозяйка знаменитой сауны "Хвост к услугам", заколотила
дверь своего салона пятидюймовыми гвоздями. Пар от раскаленных камней после
ковшика ароматного настоя трав всякий раз теперь не рассеивался, а сгущался,
принимая вид злобной рыжей обезьяны. Так, во всяком случае, утверждала с
телеэкрана звезда массажа, волшебница-русалка Ундина.
Парикмахерские всей страны работали теперь круглосуточно, перекрашивая
клиентов, чьи волосы, кожа или мех хотя бы чуть-чуть приближались к
рыже-золотым тонам.
Фантазилью охватило безумие.
Домик Печенюшкина в Феервилле поджигали трижды и взрывали четырнадцать
раз. То, что дому ничего не делалось, еще более разжигало ненависть
обитателей Волшебной страны.
Совет Магов заседал двое суток без перерыва и вынес наконец приговор:
ПОЖИЗНЕННОЕ ИЗГНАНИЕ. Произнести слово "смерть" на Совете не решился никто.
Правители Фантазильи даже в ослеплении понимали -- пока есть на свете зло,
должен жить и бороться с ним Печенюшкин.
Впрочем, теперь сам Пиччи-Нюш представлялся Волшебному Совету носителем
зла, и маги окончательно запутались.
Тут-то и возвратился к себе в дом недавний герой. Никто, очевидно, не
знал о его появлении: ни манифестаций, ни попыток штурма в ту ночь не
происходило. Два-три обычных безуспешных взрыва -- не больше.
Неизвестно, о чем думал Пиччи-Нюш, что пережил он, ожидая утра. Но с
восходом солнца в небе над дворцом Совета Магов возник и опустился перед
памятником летающий троллейбус.
Печенюшкин, видимый, как и его машина, всем, кто проходил в эту минуту
по Главной площади, вышел из троллейбуса и оказался на пьедестале памятника.
Рыжие волосы его неукротимо пламенели в рассветном солнце.
-- Граждане Фантазильи! -- произнес Пиччи. Голос мальчугана разнесся
над площадью и эхом отразился в голове КАЖДОГО жителя Волшебной страны. --
Сегодня я прощаюсь с вами! Нас разделила пропасть ненависти и лжи. За самого
себя я не умею и не хочу бороться. Но -- один раз и навсегда -- я заявляю о
своей невиновности! Я неповинен во всех тех ужасных, мерзких, смешных
преступлениях и проступках, о которых, брызжа слюной, вопит Фантазилья.
Сердце мое разрывается от обиды, но я гордо принимаю приговор! К жителям
ТАКОЙ страны я не вернусь никогда! Если народ Фантазильи станет прежним и в
единодушном раскаянии попросит о прощении, я буду с вами вновь. Прощайте!..
Когда оцепенение, вызванное речью, прошло, случайные ее свидетели --
добрые жители Феервилля -- яростно потянулись за камнями и палками. Град
метательных снарядов обрушился на пьедестал, к ногам бронзовых сестер.
Печенюшкина на площади не было.
-- Ничего не понимаю! -- Лиза вскочила, глядя на фей с опасливым
подозрением. -- Вы что, тоже ненавидите Пиччи?!
-- Как ты могла подумать такое?! -- У тетушки Хлои набежали на глаза
легкие старческие слезы. -- Я тебе скажу, во всем виновато правительство! Им
это зачем-то надо. Вот Флора мне не верит...
-- Хлоя, ты вечно держишь меня за ребенка, -- безнадежно возмутилась
тетушка Флора. -- При чем здесь правительство? Оно все было хорошим и вдруг
все стало плохим! Правительство одурачили, как и остальных.
-- Флора, не говори глупости, я тебя не слышу! Как оно все могло быть
хорошим, если летом у нас два месяца не текла горячая вода. Зато зимой
протекала крыша. Всякий раз в мороз после оттепелей. И чем помогло нам твое
правительство, если Печенюшкин в конце концов починил крышу собственными
руками?
-- Кому-то понадобилось удалить Печенюшкина из Фантазильи, --
продолжала тетушка Флора. -- Здесь чувствуется тайная, необыкновенно мощная
и злая сила.
-- Но это уже было! -- удивилась Лиза. -- Когда Ляпус отравил все
напитки-пирамидки, одурманил народ и стал верховным правителем. И опять
народ одурманили. Надо только узнать -- кто?
-- С Ляпусом было проще, -- размышляла младшая фея. -- И он был на
виду, и отравленный источник. Да и цели злодея сразу оказались ясными. И
народ наш сейчас иной, не такой, как при Ляпусе. Злой только к Пиччи-Нюшу. И
сейчас, когда его с нами нет, злость эта как-то затухает. В остальном люди
такие, как и всегда. Только стали угрюмее и черствее.
-- И все же, почему ВЫ не изменились и любите Пиччи по-прежнему? --
Лиза ударилась в анализ. -- Может, это как-то связано с отсутствием
волшебной силы? Тогда плохо. Значит, у всех-всех остальных мозги отравлены.
А если причина другая, то могут и еще остаться пиччилюбы. Но как их найти?..
Алена разглядывала остатки сладостей, потом тетушек. На лице ее
читались сомнения.
-- Можно мне еще бутербродик? -- вдруг попросила она. -- С маслом, с
сыром. И кофе с молоком. Вы простите, пожалуйста, я, наверно, просто давно
не ела.
Тетушки в смятении переглянулись.
-- ...Это такое безобразие! -- взорвалась неожиданно тетушка Хлоя, не
поднимая глаз от стыда. -- Морить голодом двух одиноких старух! Замолчи,
Флора! Раньше разносчик приходил каждый день и все оставлял на крыльце! Все
сто сорок лет, с тех пор, как я не выхожу! А сейчас его нет две недели! И
что ты теперь скажешь про свое правительство, Флора?!
Лиза медленно привставала со стула.
-- Ка-ак?!! У вас нечего есть?! И вы из последних остатков
закармливаете нас до отвала?! -- У нее покатились слезы. -- Торт!..
Печенье... Вот почему вы считали, что сахару маловато...
Алена заплакала еще раньше.
-- Надо же угостить... -- бормотала тетушка Хлоя, беспомощно разводя
руками. -- Ой, я так обрадовалась, когда увидела троллейбус. Побежала
стряпать... Мне так неудобно, так неловко получилось... Флора, у нас еще
булка, она сухая, это ничего, я ее потом освежу в духовке. И есть целый фунт
крупы. Нам ведь совсем немного надо.
Девчонок выдуло из комнаты вихрем.
Через минуту, вернувшись, они выгрузили на стол содержимое двух
принесенных из машины рюкзачков -- припасы Печенюшкина и свои.
-- ...Что вы... Зачем... -- шептали старушки. -- Мы бы обошлись. Вам
самим не хватит. Такие молодые -- в этом возрасте нужно хорошо питаться...
-- Разберемся. -- Лиза сортировала жестянки. -- Не волнуйтесь. Так.
Ананасы, ананасы, персики, авокадо, киви, опять ананасы, банановый крем,
вишня, манго... все. Это фрукты. Теперь дальше. Говядина в желе, салями,
паштет из индейки...
-- Молока нет? -- робко спросила тетушка Хлоя.
-- Сейчас посмотрим. Ага! Вот... Нет. Вот тут!.. Опять не то. Где-то
было, по-моему...
-- Там нет молока, -- подала голос Алена. -- Я точно знаю. И у Пиччи не
было. Ни сгущенки, ни концен... короче, никакого. Я бы взяла.
-- Понимаете, -- сникла тетушка Хлоя, -- Флора не может без молока. У
нее больной желудок, я варю ей кашу по вечерам...
-- Нет проблем! -- закричала Лиза, чувствуя себя на коне, вернее за
рулем. -- Мы на машине, сейчас вам корову доставим. Ленка, доить умеешь?!
-- Не валяй дурака, -- осадила младшая. -- Просто сходим за молоком.
Расскажите, бабушки, у вас его продают, меняют или так дарят? И вообще, где
оно живет, молоко?
-- Магазин близко, -- ответила тетушка Флора. -- Вверх полтора
квартала. И платить ничего не надо -- приходишь, выбираешь и несешь домой.
-- Она грустно улыбнулась. -- Нам, двум калекам, и это не под силу. Хлоя
ходит легко, но у нее совсем слабые руки. Даже литр молока -- это же