На дне, в том месте, где происходила схватка, клубился вздыбленный ил. Несмотря на то, что глаза галобионтов были приспособлены к восприятию зрительных образов в темноте и под большим давлением, они почти ничего не могли разглядеть из-за илистого облака.
Но в последний момент благоразумие одержало в нем верх. Что из того, если ему удастся ударить Алекса камнем. Вряд ли это поможет убить его. Алекс находится в гораздо лучшей форме, чем он, следовательно, итог драки будет не самым лучшим для него, Геракла. Но даже если каким-нибудь чудом он умудрится одержать верх над Алексом, бабенка наверняка взбунтуется и ему придется тащить ее силой. А ведь до Базы путь не близкий. Она в любой момент может выкинуть какой-нибудь номер. Он, Геракл, не сможет постоянно следить за ней, должен же и он хотя бы иногда отдыхать!
Геракл медленно опустил руку. Камень упал на дно, зарывшись в ил. Алекс, очевидно, угадав, что противник намерен заключить перемирие, тотчас же принял эту инициативу. Однако он так и не вернул нож Гераклу. Любовь, наблюдавшая всю эту страшную сцену, поникла, погружаясь в апатию. Алекс ласково обнял ее и прижал к себе. Девушка не сопротивлялась, но и не отвечала на его ласку.
Вскоре галобионты продолжили путь и спустя тридцать два часа были на Базе, где их с великим нетерпением ждал профессор.
* * *
Нельзя сказать, чтобы Дзержинец был слишком удивлен или разочарован результатами встречи с Секретчиком. Он ожидал чего-то подобного. И все же беспокойство еще более усилилось, так как теперь для этого обнаружились серьезные основания. Ясно, как день, что генерал военной разведки не остановится ни перед чем. Он снова и снова пытался предугадать дальнейшие действия Секретчика. Что бы он сделал будучи на месте генерала? Судя по всему, Секретчик не считал свою позицию беспроигрышной, в противном случае он никогда не согласился на переговоры с Дзержинцем. Но в то же время, он достаточно силен, чтобы смириться с ролью второго плана, навязываемой ему полковником. Дзержинец искренне возмущался, что Секретчик затребовал равноправного участия в проекте. Он, Дзержинец, положил на это двадцать лет своей жизни. Сколько сил, времени, энергии было потрачено на создание Базы. И сейчас, когда он только-только начинает пожинать плоды своих титанических усилий, какой-то генералишко возжаждал стать его полноправным партнером. Разумеется, Дзержинец отдавал себе отчет, что и он на месте Секретчика придерживался бы именно такой позиции. «Все, или ничего» – принцип истинно великих мужей. Но и он, полковник, не хочет отказываться от своего первенства, которое заслужено по праву.
Так что же предпримет Секретчик? Заявит всему миру о галобионтах, уничтоживших атомную субмарину по заказу неких высших чинов из Безопасности? Но у него нет стопроцентных доказательств этого. Тихомиров, к счастью, оказался настолько благоразумным, что вовремя вышел из игры. Таким образом, у Секретчика не оставалось ни одного свидетеля, могущего подтвердить наличие Базы, где производятся на свет галобионты, и тем более доказать причастность Дзержинца к этой базе. Дискета, полученная от Тихомирова, ни в коей мере не может послужить бесспорным аргументом в пользу Секретчика. Она лишь будет очень хорошим подкреплением другого, более надежного доказательства. Из этого следует, что Секретчик вознамерится получить такое доказательство.
После нападения на Базу Дзержинец постарался сделать так, чтобы в случае вторичной атаки, она понесла гораздо меньшие потери. На крайний случай у него был припасен сюрприз. База была заминирована. Одно нажатие кнопки и от нее не останется и камня на камне. Все самое ценное: оборудование, материалы, уникальные химические соединения, необходимые для создания галобионтов уже были благополучно эвакуированы. Еще в период подготовки к взрыву «Антея» Дзержинец позаботился о создании запасного варианта Базы. Это местечко в одном из северных морей не годилось для успешного производства галобионтов, но прекрасно подходило для консервации Базы.
Размышляя о своем положении, Дзержинец склонялся к мнению, что оно не так уж плохо. Профессор никуда от него не денется. А значит, рано или поздно он всегда может приступить к созданию новых партий галобионтов. Конечно, и без того небольшая армия подводных бойцов в результате нападения на Базу значительно сократилась. Но тем не менее у них с профессором в наличии имеется несколько отборных экземпляров, которые, если их правильно использовать, могут принести немало пользы. Особенно большие надежды Дзержинец возлагал на галобионта четвертой серии, Геракла. Полковник справедливо считал, что один такой воин может стоить нескольких десятков обычных подводников.
Сразу же после встречи с Секретчиком Дзержинец связался с профессором и осведомился, не прибыл ли еще Геракл, посланный, по словам Степанова, в северное море на запасную базу. Полковник не стал выяснять, насколько уверения профессора соответствуют реальности. Он предпочел удовольствоваться обещанием, в конце первой декады ноября Геракл прибудет на Базу.
– Жду его с часу на час, – сообщил Степанов.
– Прекрасно, Антон Николаевич, значит, когда я приеду, Геракл уже будет на месте.
– Вы собираетесь приехать? – спросил профессор.
– А что, есть возражения?
– Разумеется нет, полковник, – как-то уж слишком поспешно ответил Степанов, – буду ждать вас.
Дзержинцу не понравился тон профессора.
«Что же все-таки затеял этот хмырь?» – подумал Дзержинец.
Однако Степанов его не особенно беспокоил. Дзержинец не сомневался в своей безраздельной власти над профессором. Полковник ни на секунду не допускал мысли о существовании галобионтов пятой серии. Ему и в голову не приходило, что Степанов может так далеко зайти в своем стремлении к независимости. За долгие годы близкого знакомства с Антоном Николаевичем Дзержинец привык воспринимать этого человека не столько как личность, сколько как фанатичного ученого, высшая цель жизни которого состоит в том, чтобы создавать все более совершенные серии галобионтов. После получения известия о замужестве его бывшей жены, Любови Таркинской, Степанов ни разу не упомянул о своей ушедшей супруге. Их беседы никогда не выходили за рамки исследовательской деятельности профессора. Даже к вопросу о практическом применении галобионтов Степанов подходил с позиций ученого, а не как не с точки зрения человека, мечтающего с их помощью воплотить в жизнь какие-либо замыслы. К вящему своему сожалению, Дзержинец догадался об истинных мотивах Степанова слишком поздно.
* * *
– Что здесь произошло? – спросил Алекс Геракла, когда они оказались на Базе.
– Не твоя забота, – последовал грубый ответ.
Повсюду ощущалось запустение. Вход на Базу со стороны моря был наполовину разрушен. В главной лаборатории, которую так хорошо запомнил Алекс, царил беспорядок. Камеры, стоявшие раньше вдоль одной из стен, куда-то унесли. Не видно было и других предметов обстановки. Уцелело лишь большое кресло, в котором восседал профессор.
– Наконец-то, – произнес Степанов, увидев вошедших, – я уже заждался вас.
Геракл зашел в лабораторию первым. Следом за ним показалась Любовь, Алекс замыкал шествие.
– Как прошло ваше путешествие? – осведомился Степанов.
– Нормально, Хозяин, – коротко ответил Геракл.
Не вставая с кресла, Степанов осматривал вновь прибывших. Благодаря датчикам, он узнал о приближении галобионтов еще четверть часа назад. Чтобы унять охватившее его волнение и суметь сохранить спокойствие, Антон Николаевич вколол себе два кубика препарата, обладавшего седативным воздействием. Геракл сразу понял это: на бледном лице Хозяина играла легкая улыбка, выглядел он несколько вялым.
– Как себя чувствуют наши островитяне?
Геракл обернулся к Алексу, предоставляя ему самому ответить на вопрос Степанова.
– Здравствуйте, профессор, – произнес Алекс.
Он выглядел очень спокойным и уверенным в себе. Почему-то это наблюдение не понравилось Антону Николаевичу. Любовь стояла почти у самого входа. Степанов никак не мог решиться взглянуть на нее.
– Здравствуй, здравствуй, Алекс, – сказал он, изображая радушие, – подойди ко мне ближе, я хочу как следует тебя разглядеть.
Алекс сделал несколько шагов по направлению к сидящему в кресле человеку.
– Орел! – усмехнулся Степанов и обратился к Гераклу: – не правда ли, друг мой, экземпляр достоин всяческих похвал?
Геракл наклонил голову, не пожелав ответить.
– Что такое? – Степанов немного повысил голос.
– Хозяин, мне нужно с вами поговорить, – произнес Гералк, не отводя глаз от пола.
– Так говори! – в голосе Степанова проступило раздражение.
– Я хотел бы остаться с вами наедине.
– Ты что, не доверяешь нашим с тобой питомцам?
Геракл снова промолчал.
– В чем дело? – еще требовательнее спросил Степанов.
– Послушайте, профессор, – заговорил Алекс, – у нас с Гераклом возникли некоторые разногласия по дороге сюда. Может быть, вы поможете нам их разрешить?
Антон Николаевич с любопытством, к которому примешивалась тревога, воззрился на Алекса.
– Он не хочет повиноваться, – проговорил Геракл, – слышали бы вы, Хозяин, какие речи он со мной вел.
– Так-так, – пробормотал профессор, – значит, вот ты какой…
Степанов поднялся и приблизился к Алексу.
– В чем дело?
– Мы согласились вернуться к вам с одним условием: мы хотим знать, кто мы.
Антон Николаевич не сразу нашелся, что на это ответить. Такого оборота событий он никак не ожидал.
– Мне стоило немалых трудов убедить его вернуться на Базу, Хозяин, – объяснил Геракл.
Обычно бледное лицо профессора покрылось красными пятнами. Рот перекосился, задрожал подбородок.
– Хозяин, нам нужно обсудить с вами кое-что, – поспешно проговорил Геракл, заслоняя собой Алекса.
Неимоверным усилием воли Степанов заставил себя успокоиться.
– Хорошо, – сказал он, глубоко вздохнув, – будь добр, проводи наших блудных детей в нижний отдел. Им необходимо пройти реабилитацию.
– Мы никуда не пойдем, профессор, – произнес Алекс, отстраняя Геракла, – до тех пор, пока вы не поговорите с нами.
– Вот значит как?
Степанов вскинул растерянный взгляд на Геракла, ища поддержки у своего помощника. Тот поспешил вмешаться:
– Ты-то, может, и не пойдешь, а твоей подружке придется. Посмотри, как она устала. Ей не обойтись без отдыха.
Мужчины посмотрели на Любовь. Девушка стояла, прислонившись к стене. Усталость и постоянный страх, испытываемый ею на протяжении нескольких последних суток, лишили ее способности адекватно реагировать на происходящее. Вперив потухший взгляд в противоположную стену, Любовь не обращала внимание ни на кого из присутствующих.
– Что с ней?
Степанов вскочил и стремительно подошел к девушке. Впервые с той минуты, как она – предмет его вожделения – появилась в лаборатории, Антон Николаевич смотрел прямо на нее. Любовь и впрямь выглядела очень плохо.
– Неужели плавание так на нее подействовало? – Антон Николаевич взял руку девушки, холодную и почти безжизненную.
– Скорее, на нее так подействовал страх, – произнес Алекс.
– Страх? – повторил за ним Степанов.
– Она боится вас, профессор.
– Очень жаль, что этого нельзя сказать о тебе, – Антон Николаевич окинул Алекса неприязненным взглядом и обратился к Гераклу.
– Веди ее в маленькую лабораторию.
– Постойте, – Алекс загородил собой выход, – она никуда не пойдет без меня.
– Что здесь происходит? – изумлению профессора не было предела.
– Он не желает повиноваться, Хозяин.
– Это я и сам вижу! – выкрикнул Степанов вне себя от бешенства.
– Я хочу знать, кто мы, – снова проговорил Алекс, – Я уже сказал об этому Гераклу.
– Как ты смеешь! – звенящим шепотом произнес Степанов. —
Я твой создатель. Без меня тебя бы не было на этом свете. Ты понял, ничтожество?
– Это не дает вам права обращаться со мной как с рабом.
– Я уничтожу тебя, – зашипел Степанов, надвигаясь на Алекса, – сотру в порошок. Ты сгниешь на дне морском…
– Не надо пугать меня, профессор. У вас все равно ничего не выйдет.
– Вот ты как со мной…
– Хозяин, вам нужно успокоиться, – поспешил вставить Геракл, – разрешите мне проводить их в маленькую лабораторию, женщине необходима помощь.
Поймав многозначительный взгляд помощника, Степанов осекся.
– Хорошо, друг мой, поступай, как знаешь.
– Пойдемте, – Геракл взял Любовь за руку и повел ее к двери. Алекс двинулся следом.
От него не укрылось, что Геракл и профессор обменялись таинственными взглядами. Однако Алекс не стал протестовать, так как Любовь действительно нуждалась в помощи.
Степанов нервно шагал по опустевшей лаборатории. Опять его постигла неудача. Снова ситуация вышла из-под контроля. И это перед самым приездом полковника. У него почти не остается времени, чтобы осуществить задуманное. Хорошо, если им удастся спрятать галобионтов от глаз Дзержинца. Степанов не питал иллюзий по поводу реакции полковника, когда тот узнает о существовании Алекса и Любови.
– Я уничтожу этого негодяя, – шипел Степанов, пиная попадавшиеся на пути предметы, – я подвергну его самому жесткому зомбированию. Он пожалеет, что посмел так вести себя со мной.
Сильнее всего профессора бесило сознание того, что этот галобионт, о котором до сего момента он почти не задумывался, присвоил себе право на Любовь. Страшные догадки роились в голове Степанова. Не было сомнений, что эти двое успели сблизиться на острове. При мысли о том, насколько далеко могли зайти их отношения у Антона Николаевича мутился рассудок.
– Хозяин, я запер их в реабилитационной камере.
– Что с женщиной?
– Я поместил ее в барокамеру.
– А этот…, – Степанов так и не подобрал подходящего определения, – он с ней?
– Да, Хозяин.
– Что у них там произошло?
– Простите Хозяин, но я должен сказать вам, что вы совершили ошибку, когда не захотели довести процесс адвентации до конца.
– У тебя короткая память, – злобно ответил Степанов, – ты что, не помнишь, в каких условиях нам пришлось это делать?
– Я помню, Хозяин. Но я также помню, что еще тогда предложил вам умертвить его.
– А кто бы охранял женщину?
– Спора нет, он справился со своей задачей, но по-моему, нам с вами от этого будет только хуже.
– Ничего, друг мой, – забормотал профессор, – мы все поправим. Главное, что они здесь. Никогда не поздно подвергнуть их обоих установке психопрограммы. Мы все вернем на круги своя. Все будет хорошо, мой друг.
Геракл с раздражением выслушивал это бормотание. Неясно было, кого пытается успокоить Степанов, помощника или себя самого.
– Хозяин, раньше я не говорил вам этого, так как считал, что не вправе вмешиваться в вашу работу. Н теперь вижу, что мои подозрения подтвердились.
– О чем ты?
– Вы могли бы подвернуть их зомбированию еще в период конечной стадии генезиса. Насколько мне известно, именно так вы поступали со всеми предыдущими сериями, включая мою. Но в этот раз вы по каким-то причинам не сделали этого. Почему?
– Как ты смеешь выговаривать мне, как сопливому мальчишке? Что происходит на этой проклятой Базе? Все словно взбесились. Теперь мне уже и перед тобой нужно отчитываться!
– Я просто хочу уяснить для себя причины, Хозяин, – спокойно ответил Геракл.
– Это тебя не касается! – голос профессора сорвался на фальцет. – Я здесь царь и бог. Я все решаю!
– Вот так сюрприз, – раздался вдруг голос Дзержинца, стоявшего в дверях, – у нашего дорогого Антона Николаевича развилась мания величия.
– Это вы? – при виде полковника ярость Степанова мигом улетучилась.
– А вы ждали кого-то другого?
– Разумеется нет, полковник, – ответил смятенный Степанов, – я ждал вас.
– Что тут у вас происходит? – осведомился Дзержинец. – Ваши крики слышны еще у самого входа.
– А сами вы не видите? Базы больше нет! Я больше не могу работать! Все катится в тартарары.
– Только без истерик, Антон Николаевич, – резко произнес полковник, – держите себя в руках. Няньки в лице Тихомирова у вас больше нет.
– Вам хорошо говорить, полковник, – не унимался Степанов, – вы наведываетесь сюда, когда вам вздумается. А мне приходится вариться в этом котле круглые сутки!
– Что случилось? – Дзержинец посмотрел на Геракла, который с видом мрачной невозмутимости исподлобья наблюдал за происходящим.
– Я не знаю, – произнес Геракл, пожав плечами.
– Вы закончили транспортировку на запасную базу?
– Да, – коротко ответил Геракл.
– Значит, вы уже можете туда переезжать, Антон Николаевич, – резюмировал полковник.
– А вы не желаете поинтересоваться, хочу ли я этого?
– Нет, Антон Николаевич, не желаю. Сейчас не то время, чтобы изъявлять какие бы то ни было желания.
– Это время тянется уже целую вечность…
– Успокойтесь Антон Николаевич, – прервал его Дзержинец, – согласен, мы все переживаем сейчас критический этап. Но могу сказать вам наверняка, что самое трудное уже позади. Еще немного, и все закончится. Постарайтесь не терять присутствия духа.
– Вы хотите, чтобы я сейчас же переехал отсюда?
– Не сейчас, но уже в самое ближайшее время, Антон Николаевич. Я работаю над этим.
– Тогда мне не совсем понятно, почему вы здесь, полковник?
– Мне нужен Геракл, – проговорил Дзержинец, оборачиваясь к помощнику Степанова.
Геракл поднял голову.
– У меня есть для тебя ответственное поручение. Я долго подбирал кандидатуры и пришел к выводу, что ты, как никто другой подходишь для выполнения одного важного задания.
– Что я должен сделать?
– Избавить всех нас от одной персоны, которая, собственно говоря, и повинна во все наших злоключениях.
– Кто это?
– Я расскажу тебе обо всем подробно.
– Полковник, – вступил в разговор Степанов, – мой помощник очень устал – он только что вернулся из длительного и трудного плавания и нуждается в отдыхе.
– Понимаю, профессор, и ничего не имею против. Так или иначе, задание, которое я собираюсь поручить Гераклу, слишком ответственное, чтобы выполнять его без предварительной тщательной подготовки. Прежде всего, я хочу обсудить с вами кое-какие моменты. Предлагаю пройти в ваш кабинет. Насколько мне известно, это единственное помещение на Базе, в котором еще можно удобно устроиться. А ты, Геракл, можешь пока быть свободен.
Степанова покоробило, что полковник позволяет себе распоряжаться галобионтом так, словно Геракл является его собственностью. Трудно было угадать, какие эмоции это вызывает у самого помощника профессора. Коротко кивнув, Геракл вышел из лаборатории.
Степанов и Дзержинец направились в кабинет. Там, действительно, все было почти так же, как и прежде. В последнее время профессор редко заглядывал в свой кабинет.
Он предпочитал находиться в лаборатории. Ему казалось, что в этом опустевшем помещении он ближе всего к достижению главной мечты своей жизни. Войдя в кабинет, Степанов по давней привычке вспомнил о законах гостеприимства.
– Кофе, полковник?
– Не откажусь, Антон Николаевич, если вас это не затруднит.
Не отвечая, Степанов подошел к шкафчику, достал из него электрический чайник, чашки, пакетики с растворимым кофе и пластиковую флягу с дистиллированной водой.
– Привыкаете обходиться без ассистента, Антон Николаевич? – заметил Дзержинец.
– Меня это не затрудняет, полковник, – ответил профессор, силясь сохранять спокойствие, – тем более, что в последнее время у меня не так много дел.
– Это временное явление, Антон Николаевич, – успокоил Дзержинец, – очень скоро ситуация изменится. Но для этого нам с вами придется приложить немало усилий. Кстати, именно это я и собираюсь с вами обсудить.
Степанов вернулся к столу, поставил на него кофейник с чашками и сел напротив полковника.
– Слушаю.
– Как вы считаете, Антон Николаевич, на что способен ваш Геракл?
Степанов ответил сразу, ни секунды не колеблясь:
– Практически на все, полковник.
– Прекрасно, – удовлетворенно произнес Дзержинец, – собственно говоря, я так и думал.
Антон Николаевич не удержался, чтобы не похвастать талантами своего любимца.
– Кроме того, что Геракл обладает обширными познаниями и многими разнообразными навыками, у него огромный потенциал.
К примеру, этот галобионт обучился вождению машины всего за какой-нибудь час или около того.
– Вы не преувеличиваете, Антон Николаевич? – с недоверием осведомился полковник.
– Самое большее – за два или два с половиной часа.
– Великолепно, – Дзержинец отхлебнул из чашки и слегка поморщился: кофевар из профессора был никудышный, – к тому же, – заговорил он, отставляя чашку, – как мне думается, Геракл имеет еще одно немаловажное преимущество перед галобионтами предыдущих серий. Он ведь практически неотличим от обыкновенного человека, не так ли, Антон Николаевич?
– Совершенно верно, – с гордостью подтвердил Степанов, – по внешним признакам он на девяносто девять процентов идентичен обычному мужчине. Единственное наружное отличие – это небольшие жаберные отверстия, расположенные, как вы, наверное, помните, за ушными раковинами. Нужно очень постараться, чтобы их обнаружить.
– Еще нельзя не обратить внимание, что вы наделили вашего питомца внешней привлекательностью. Глядя на него сразу вспоминаешь голливудских звезд. Кстати, – полковник с любопытством посмотрел на Степанова, – чьи клетки вы использовали при его создании?
– Этим занимался Тихомиров, я лишь заказывал ему людей, которые обладали бы теми или иными физическими и интеллектуальными данными. Насколько я помню, прародителем Геракла был один известный хоккеист. Впрочем, если вы хотите знать точно, я могу заглянуть в картотеку.
– В этом нет надобности, Антон Николаевич. При взгляде на Геракла и так ясно, что его, как вы выразились, прародителем, был незаурядный человек. Меня интересует другое. Не уступает ли умственное развитие Геракла его превосходным физическим данным?
– Отнюдь! – Степанов даже улыбнулся. Разговор о Геракле доставлял ему большое удовольствие. – Его интеллектуальный потенциал на несколько порядков выше среднего.
– А как на счет навыков использования оружия? – продолжал расспросы Дзержинец.
– Можете его протестировать, полковник, – хвастливо ответил профессор, – все, что было на Базе, прошло через мощные руки Геракла.
Дзержинец кивнул. Пока все шло именно так, как он ожидал.
– И наконец, последний, но, пожалуй, самый главный вопрос, – проговорил полковник, – насколько гарантирована преданность этого галобионта?
– На сто процентов, – без заминки отрапортовал Степанов.
– Я, конечно, доверяю вам, Антон Николаевич, но мне хотелось бы, чтобы вы еще раз подумали, прежде чем ответить на этот вопрос. Дело, которое я собираюсь ему поручить, очень щекотливое. Если есть даже намек на сомнение, даже тень на намек на сомнение, вы должны сказать мне об этом сейчас. Прошу вас не забывать об ответственности – она очень велика.
– Полковник, вы прямо как на допросе, – Степанов выглядел несколько обескураженным.
– Вы можете поручиться, что на Геракла можно положиться полностью? – Дзержинец сделал ударение на последнем слове.
– Я доверяю ему так же, как самому себе, – ответил профессор после недолгого раздумья.
– Мне на память приходит наш разговор, состоявшийся вскоре после возвращения Геракла с его первого, и кстати, успешно завершенного задания. Вы тогда сказали, что вас беспокоят некоторые изменения в его восприятии жизни. Помнится, это вас довольно сильно тревожило, Антон Николаевич.
– С того момента у меня было более чем достаточно возможностей убедиться в преданности Геракла, – сказал Степанов, – да, он изменился и, судя по всему, будет меняться и дальше. Это абсолютно нормально. Геракл представляет собой слишком одаренную и многогранную натуру, чтобы быть статичным. В нем наличествует тенденция к диалектике. Поэтому я считаю этого галобионта самым удачным своим созданием. Геракл способен приспособиться к любой ситуации, он воспринимает действительность посредством осознавания каждого его явления. Но кроме того, он еще умеет делать выводы, извлекать, так скажем, уроки из своего жизненного опыта.
Степанов все больше увлекался. В его голосе зазвучало нечто, напоминающее отцовскую гордость. До этой минуты Дзержинец и не предполагал, что профессор так сильно привязан к своему помощнику. Однако тут же в его мысли закралось сомнение. А что если, эта глубокая привязанность мешает Степанову видеть Геракла в истинном свете? Но, словно угадав, о чем раздумывает полковник, профессор убежденно продолжал:
– Мое мнение о Геракле ни к коем разе нельзя назвать предвзятым. Поверьте, полковник, я знаю, о чем говорю. Дело в том, что помимо всего прочего, Геракл обладает собственным устоявшимся мировоззрением. Пообщайтесь с ним – и вы сразу поймете, какое мировоззрение я выработал в нем. Геракл свято верит в Закон Целесообразности. Все его действия обоснованы только этим законом. Я его создатель. Я единственный человек в мире, которому этот галобионт беззаветно предан. Но и эта преданность продиктована не чувством признательности, ибо это чувство по своей природе иррационально. Он просто понимает, что служить мне, его Хозяину, целесообразно, – Степанов произнес это слово по слогам. – И он будет мне служить, поскольку это единственный нерушимый закон, который он усвоил. Добавлю, что усвоение этой истины не было привито извне, так сказать, насильственным образом. Геракл постиг ее, опять же, через осознание. Именно по этой причине он никогда не изменит Закону Целесообразности. Это единственный закон, имеющий право на существование в нашей жизни. Испытайте Геракла в серьезном деле и вы сами убедитесь в его надежности.