Страница:
Плоский как блин, городок Бадли страдал, образно говоря, раздвоением личности: по одну сторону от железной дороги жались кривые проулки с деревенскими домиками, а по другую раскинулся геометрический ландшафт с кирпичными и железобетонными зданиями средней высоты. Одно из них на первый взгляд показалось мне недостроенным, но при ближайшем рассмотрении, когда поезд сбавил скорость и мы приготовились к выходу, стало ясно, что это многоуровневая парковка.
– Отлично! – сказала я. – Прогуляемся.
– Еще чего! – запротестовал Боз, выглядывая из-под солнцезащитных очков. – Тачку возьмем.
Он широким шагом устремился к выходу.
– Ради каких-то трех миль? – недоуменно обратилась я к Зебу.
– Город. – Пожав плечами, он впал в задумчивость.
Вскоре его физиономия ненадолго озарилась мыслью.
– Дороги, – изрек он, причем, как мне показалось, не без гордости.
Зеб и в самом деле был доволен собой, потому что он радостно закивал и повторил:
– Дороги.
– Что «дороги»? – переспросила я.
– Дороги. Узкие. Без тротуаров. Машины. Бешеные. Пешедралом. Опасно. – Зеб развел руками. – Дороги. – Он заспешил к выходу, и через раскрытые двери я увидела, что Боз уже втискивается в машину.
– Дороги, – пробормотала я; деваться было некуда.
– Могу пристегнуться! – нашлась я и попыталась вытянуть ремень безопасности на всю длину.
– Не в том дело, голубушка. У нас инструкция: пассажиру положено сидеть. А кто стоит на коленках, тот не сидит, правильно?
– Хотя бы на пол можно сесть?
– Нет, не положено.
– Но я же буду сидеть!
– Чтоб сидеть, есть сиденье. А на полу – это на полу; как тебе втолковать? Парни, чего это с ней?
– Подруга у нас с тараканами; сам понимаешь, из Шотландии. Извиняюсь, конечно. Эй, Айсида, не пугай человека: он думает, у него за спиной психованная.
– Может, у ней геморрой, тогда конечно…
– Делай, что велят, а то он нас высадит – и потопаем на своих двоих. Извини, дядя; ты включай счетчик, а мы тут разберемся.
– Скажите, – заговорила я, – не найдется ли у вас дощечки или чего-нибудь жесткого, чтобы под себя подложить?
Таксист обернулся. Это был сгорбленный человечек в очках с ужасающе толстыми линзами.
– Жесткое, под себя подложить? – переспросил он и обратился к Бозу: – И к гадалке не ходи: геморрой.
Нагнувшись, он достал из-под сиденья здоровенную книгу и вручил ее мне.
– Вот, держи – городской справочник; сгодится?
Я проверила: потрепанная коленкоровая обложка все-таки немного гнулась.
– На худой конец сгодится. Спасибо, сэр.
– Все для удобства пассажиров. – Он взялся за руль. – А чего стесняться? Я и сам, было дело, мучился, только молодые-то этим вроде не страдают, верно я говорю?
– Верно, – пристегивая ремень, согласилась я, хотя уже утратила нить беседы.
В салоне такси удушающе пахло резким, дешевым одеколоном. Поездку до Джиттеринга скрасили яркие рассказы водителя о больницах и проктологических операциях.
«Ламанча» белела за воротами, в конце подъездной аллеи; это был целый конгломерат одноэтажных зданий с причудливыми фронтонами и большими зашторенными окнами. Сад подкупал особой ухоженностью, хотя посреди газона кто-то забыл расписную телегу; по другую сторону подъездной аллеи, на полоске травы, красовался новехонький плуг, а к стене дома было прислонено выкрашенное яркие цвета тележное колесо. Для реальной фермы все здесь было слишком уж чисто и аккуратно.
На побеленных деревянных воротах, высотой мне по плечо, крепилось несколько табличек; одна гласила «Ламанча», другая – «Частная собственность, вход воспрещен», третья – «Осторожно, злая собака», причем последняя сопровождалась портретом огромного пса, дабы лишить посетителя всяких иллюзий по поводу внешнего вида этих животных.
– Приехали, – сказала я, высматривая сквозь штакетник задвижку или крюк.
– Эге, – произнес Зеб, тыча пальцем в табличку «Осторожно, злая собака».
Между тем я успела отодвинуть засов и толкнула калитку.
– Что такое? – переспросила я. – Ах, это. Ерунда; скорее всего, просто блеф. Кроме того, – я пропустила своих спутников вперед и постаралась ободрить, – у меня есть подход к животным, особенно к собакам.
Прикрыв ворота, я возглавила нашу процессию. На полпути к дому мы услышали хриплый лай. Все трое остановились. Из-за дома выскочил крупный пес, размером с жеребенка, – портрет явно делали с него. На загривке коричневая шерсть с белыми пятнами стояла дыбом; из пасти капала слюна.
– Атас!
– Линяем! Айсида, беги!
Я обернулась: Зеб и Боз (который хотя бы оглядывался на меня) резво уносили ноги.
Меня не заразил их страх. Со мной была вера. И я действительно знаю подход к животным. На долю секунды задумавшись, я взвесила ситуацию. У меня за спиной хрипела собака; наверно, в доисторическую эпоху такие звуки издавали простуженные динозавры. Медлить не следовало.
Этот талант унаследовал мой отец, который в Верхне-Пасхальном Закланье еще в школьные годы ходил за овцами и коровами, хотя наш Основатель считал, что Богоизбранникам не к лицу заниматься скотоводством. Но Сальвадор ни в чем не мог отказать своему сыну; охотно признаю, что такое послабление распространилось на всех прочих Богоизбранников и вошло в число догматов нашей веры (к моей большой радости), поэтому мой отец и отводил душу, присматривая за животными.
Убедившись, что Зеб и в особенности Боз думают, будто мы улепетываем в полном составе, я остановилась, резко развернулась, опустилась на четвереньки и оперлась на вытянутые вперед руки. Припав к траве и глядя снизу вверх на огромного пса, который был уже в угрожающей близости, я немного продвинулась вперед, для чего оттопырила зад и подпрыгнула. От неожиданности собака замедлила бег; я повторила то же самое движение, и, к моему огромному облегчению, пес перешел на шаг, начал фыркать и принюхиваться. Я еще раз повторила движение. Собака растерялась, оглянулась и дальше продвигалась совсем медленно. Я сделала то же самое – «песик, давай поиграем» – и опустила глаза, услышав грозный рык. Когда же я вновь подняла взгляд, собака виляла хвостом. Чтобы меня обнюхать, ей пришлось приблизиться.
Как я уже говорила, у меня есть Дар. Если на человека несется здоровенная собака, убегать не имеет смысла.
В общем, не прошло и минуты, а я уже сидела на корточках, гладила исходящего слюной нового знакомца и поглядывала на Зеба с Бозом, которые стояли за воротами, в ужасе уставившись на меня.
– Вы там снюхались, Айсида?
– Кажется, да, – ответила я. – Но вы пока не входите; посмотрю, что будет, если я двинусь в сторону крыльца.
Стоило мне приподняться, как пес зарычал – аж земля задрожала. Решив пожертвовать достоинством ради общего дела, я так и проползла на четвереньках до крыльца в сопровождении довольного цербера. Добравшись до входа, я позвонила в дверь. Собака залаяла, и ее лай эхом разлетелся по открытой веранде, после чего псина побежала в ту же сторону, откуда появилась, и исчезла за углом дома. Только теперь я встала на ноги.
Дверь приоткрыли, хотя и не сразу: это сделал высокий парень с мелированными волосами, в коем я заподозрила мистера Леопольда. Но почему-то ни рассказы Киммерии, ни местонахождение лондонского офиса не вязались с обликом этого загорелого, атлетически сложенного парня. Я успела заметить бейсболку (как и у Боза, перевернутую козырьком назад), тенниску и джинсы.
– Да? Чем обязан?
– А… здравствуйте. Меня зовут Исида Умм.
Я протянула руку. Хозяин дома нахмурился.
– Рада познакомиться, – сказала я, с улыбкой снимая шляпу левой рукой.
Взглядом я указала на протянутую руку и со значением кашлянула. Молодой человек продолжал хмуриться и не спешил отвечать рукопожатием.
– Прошу прошения, сэр, надо бы пожать руки. Думаю, правила вежливости в здешних краях не отменены.
Он еще больше помрачнел:
– Чего?
– Сэр. – Я резко просунула руку в дверь, почти ему под нос.
Похоже, с такими людьми церемониться бесполезно: он посмотрел на протянутую руку, будто впервые видел, и в конце концов осторожно протянул свою.
– Ну вот, ничего страшного, правда? – сказала я и небрежно нахлобучила шляпу.
Брови незнакомца удивленно дрогнули.
– Извините, что причинила беспокойство вам и вашей собачке, но я ищу одну…
– Где Тайсон? – требовательно спросил хозяин и еще больше помрачнел.
– Кто-кто?
– Тайсон, – повторил он и поверх моей головы оглядел лужайку.
Я рискнула сделать предположение:
– Песик? Он у вас молодцом, а уж как лает!
– Где его черти носят?
– Он меня встретил, проводил до дверей, дождался звонка и скрылся за углом.
– А тебе что здесь надо? – с подозрением спросил атлет и приоткрыл дверь пошире, не скрывая, что в руке у него гладкая деревянная дубинка.
– Ого, – сказала я. – Что это у вас?
Он посмотрел на меня почти как Зеб, когда я не поняла смысла перевернутого козырька.
– Бейсбольная бита, не видишь, что ли?
Я решила не спрашивать, где он собирается играть в бейсбол, и просто кивнула в знак согласия.
– Вижу, вижу, – сказала я. – Так вот, меня, повторю, зовут Исида Умм, и я, честное слово, ищу свою кузину, Мораг Умм. Мне сказали, здесь живет мистер Фрэнсис Леопольд, ее импресарио, вот я и наведалась к нему. Просто вся наша родня очень переживает из-за Мораг, и мне бы хотелось…
– В Испании, – неожиданно выпалил хозяин.
– Виспаньи? – переспросила я, решив, что он наконец-то представился.
– В Испании, – повторил он. – Страна такая.
– Мистер Леопольд в Испании? Парень задергался.
– Ну, не совсем.
– То есть он не в Испании.
– Нет, вроде как должен был поехать, но, короче… Его слова путались, а взгляд блуждал где-то у меня над головой.
– Управление по налогам и сборам? – услужливо подсказала я.
– А ты откуда знаешь? – злобно зашипел он.
– Как говорится, дурные вести не стоят на месте.
Он вновь посмотрел через мою голову и кивнул.
– А это еще кто? – насторожился он и переложил бейсбольную биту из одной руки в другую.
Я обернулась: Боз и Зеб нерешительно топтались на подъездной аллее. Зеб помахал.
– Тощий белый – это мой кузен Зебедий, – объяснила я. – Здоровенный чернокожий – наш друг Боз.
– А им чего надо? – спросил парень, похлопывая бейсбольной битой по ладони.
В этот миг я услышала, как залаял Тайсон. Зеб с Бозом припустили во все лопатки; Тайсон бросился в погоню, но остановился на полпути, потому что ребята перемахнули через ворота. Пес для виду гавкнул, а потом с достоинством двинулся в нашу сторону, на ходу прихватив каучуковый мячик; мне показалось, что игрушка вот-вот будет проглочена, но нет: ее просто сжали мощные челюсти.
Поднявшись на крыльцо, пес положил обмусоленный мяч к моим ногам. Я присела, и Тайсон, сопя, позволил почесать ему загривок.
– Как это у тебя получается? – не поверил своим глазам хозяин.
– Знаю подход к животным, – объяснила я, с улыбкой похлопав Тайсона по хребту.
– Чего? – надменно протянул он.
– Знаю подход к животным, – повторила я, подняв на него взгляд.
– Ну-ну, – хмыкнул он. – Рассказывай.
Он похлопал Тайсона по голове; чудовище зарычало.
– Короче, – сказал он. – Ее тут нет.
– Кого? Мораг? – Я осторожно поднялась, оставив руку на спине Тайсона; пес задрожал, не издавая рыка.
– Ага, нету ее.
– Вот так раз. Где же?..
– Свалила.
– Уехала? Правда? Что ж, этого следовало ожидать. Думаю… А она сейчас где?..
– На борозде.
– Ха-ха. Не совсем поняла, это как?..
– Говорю же, на…
Его прервал телефонный звонок. Хозяин обернулся в прихожую, потом ко мне, потом к Тайсону.
– Телефон, – сообщил он и прикрыл дверь – почти наглухо.
Я только слышала, как он сказал: «Алло?», а после паузы: «Да, привет, Мо», и пришла в недоумение: зачем это сюда звонит мой дядюшка Мо? Правда, меня тут же осенило: не иначе как это Мораг.
Посмотрев вниз, на Тайсона, я улыбнулась. Собака зарычала. Одним пальцем я легонько толкнула дверь, как будто это сквозняк. Атлет стоял в прихожей возле тумбочки с телефоном, в нескольких шагах от меня. Бейсбольная бита по-прежнему была у него в руке. Заметив меня, он нахмурил брови. Я ответила легкой улыбкой, нагнулась и подняла каучуковый мячик Тайсона – старый, покусанный и ноздреватый, весь склизкий от собачьей слюны. Я бросила мячик на лужайку. Тайсон помчался за ним.
– Ага, есть. – Парень проверил стопку листков для записей рядом с телефоном. – Лады. Нет. Ага. Не, ни слова – сказал он, повернувшись ко мне задом, и понизил голос – Тут, между прочим, тебя спрашивают… – услышала я, но в это время шумное сопение и чувствительный толчок в левое бедро известили меня о возвращении Тайсона.
Не сводя глаз с его хозяина, я присела, чтобы взять обмусоленный мячик.
– Вряд ли… – сказал молодой человек и повернулся ко мне. – Повтори, как тебя зовут?
– Исида, – сказала я.
Он отвернулся, слегка ссутулившись.
– Исида, – повторил он в трубку и встрепенулся. – Чего? Та самая? Хочешь сказать, эта стерва явилась сюда?
Дело принимало неприятный оборот. План, который я взвешивала в уме, требовал немедленного решения: либо да, либо нет.
Времени на раздумья не осталось; склоняясь к ответу «да», я зашвырнула осклизлый мячик в прихожую.
Мяч упал на ковер прямо у ног атлета и поскакал дальше по коридору. Тайсон бросился за любимой игрушкой, едва не сбив с ног хозяина, и тот ударился ногой о телефонную тумбочку.
– Ой, ептвою! – ругнулся парень.
Он не упал только потому, что вовремя уперся бейсбольной битой в стену.
Скользкий мячик укатился в дальнюю комнату; Тайсон помчался за ним.
– Я те перезвоню! – Атлет с грохотом бросил трубку. Пес одним прыжком скрылся в дверях. Из комнаты послышался звон посуды.
– Тайсон! – завопил хозяин и бросился за псом. – Тайсон! Фу! Не сметь!
Под звон стекла и град ругательств я проскользнула в прихожую. У меня теплилась надежда, что трубка не положена на рычаг, а лежит рядом с аппаратом – тогда я могла бы переговорить с Мораг, если, конечно, на проводе была она. Но нет, трубка оказалась на рычаге. На всякий случай я поднесла ее к уху, но услышала лишь длинный гудок.
– Ах ты, гад, к ноге!
Паркетный пол задрожал, будто в комнате рухнул комод. Я посмотрела на листки для записей и увидела номер телефона.
Я подняла голову как раз в тот момент, когда спортсмен появился в дверном проеме, удерживая Тайсона за строгий ошейник и угрожая мне бейсбольной битой. Его лицо налилось кровью. Тайсон, очень довольный собой, сжимал в зубах мячик.
– Эй, ты! – завопил хозяин, замахиваясь на меня битой. – Ты, Иса, или как там тебя, слушай, собачья подруга.
Я попятилась. Он продолжал:
– Мо просила передать, что ты ее беспокоишь, и вообще. Сейчас ты у меня получишь, сейчас получишь. – Угроза адресовалась Тайсону, который, похоже, заразился хозяйской злобой.
Пес громко зарычал. Хозяин отпустил ошейник.
– Фас, мальчик.
«Я ее беспокою?» – подумала я; Тайсон выплюнул мяч и с грозным рыком бросился в мою сторону.
Почему-то мне показалось, что мой подход к животным сейчас даст сбой.
Я выскочила на крыльцо и захлопнула за собой дверь.
Срезав путь через лужайку, я рванула к подъездной аллее; у меня за спиной открылась дверь, и спортсмен что-то прокричал мне вслед; после этого я слышала только лай. Боз и Зеб с выпученными глазами застыли у ворот, готовые перетащить меня через забор.
– Прочь с дороги! – закричала я, размахивая руками.
К счастью, они отпрянули в стороны. Пес отстал на считанные доли секунды; я перемахнула через забор на улицу и даже устояла на ногах, когда приземлялась. Тайсон, наверно, тоже мог перепрыгнуть через ворота, но, удовлетворившись тем, что врезался в перекладину, едва ее не сокрушив, лишь яростно залаял нам вслед. Его хозяин приближался по аллее, чертыхаясь и угрожая битой. Придя в себя, я посмотрела сначала на Зеба, потом на Боза, кивнула на дорогу и выдохнула:
– До деревни – наперегонки.
Глава 11
***
– Туда, оказывается, еще пилить три мили, Айсида, – сообщил Боз, переговорив с кассиром.– Отлично! – сказала я. – Прогуляемся.
– Еще чего! – запротестовал Боз, выглядывая из-под солнцезащитных очков. – Тачку возьмем.
Он широким шагом устремился к выходу.
– Ради каких-то трех миль? – недоуменно обратилась я к Зебу.
– Город. – Пожав плечами, он впал в задумчивость.
Вскоре его физиономия ненадолго озарилась мыслью.
– Дороги, – изрек он, причем, как мне показалось, не без гордости.
Зеб и в самом деле был доволен собой, потому что он радостно закивал и повторил:
– Дороги.
– Что «дороги»? – переспросила я.
– Дороги. Узкие. Без тротуаров. Машины. Бешеные. Пешедралом. Опасно. – Зеб развел руками. – Дороги. – Он заспешил к выходу, и через раскрытые двери я увидела, что Боз уже втискивается в машину.
– Дороги, – пробормотала я; деваться было некуда.
***
– Пардон, голубушка, на коленках стоять не положено.– Могу пристегнуться! – нашлась я и попыталась вытянуть ремень безопасности на всю длину.
– Не в том дело, голубушка. У нас инструкция: пассажиру положено сидеть. А кто стоит на коленках, тот не сидит, правильно?
– Хотя бы на пол можно сесть?
– Нет, не положено.
– Но я же буду сидеть!
– Чтоб сидеть, есть сиденье. А на полу – это на полу; как тебе втолковать? Парни, чего это с ней?
– Подруга у нас с тараканами; сам понимаешь, из Шотландии. Извиняюсь, конечно. Эй, Айсида, не пугай человека: он думает, у него за спиной психованная.
– Может, у ней геморрой, тогда конечно…
– Делай, что велят, а то он нас высадит – и потопаем на своих двоих. Извини, дядя; ты включай счетчик, а мы тут разберемся.
– Скажите, – заговорила я, – не найдется ли у вас дощечки или чего-нибудь жесткого, чтобы под себя подложить?
Таксист обернулся. Это был сгорбленный человечек в очках с ужасающе толстыми линзами.
– Жесткое, под себя подложить? – переспросил он и обратился к Бозу: – И к гадалке не ходи: геморрой.
Нагнувшись, он достал из-под сиденья здоровенную книгу и вручил ее мне.
– Вот, держи – городской справочник; сгодится?
Я проверила: потрепанная коленкоровая обложка все-таки немного гнулась.
– На худой конец сгодится. Спасибо, сэр.
– Все для удобства пассажиров. – Он взялся за руль. – А чего стесняться? Я и сам, было дело, мучился, только молодые-то этим вроде не страдают, верно я говорю?
– Верно, – пристегивая ремень, согласилась я, хотя уже утратила нить беседы.
В салоне такси удушающе пахло резким, дешевым одеколоном. Поездку до Джиттеринга скрасили яркие рассказы водителя о больницах и проктологических операциях.
***
– Не слабо. Ранчо, – восхитился Зеб, разглядывая эффектный загородный дом.«Ламанча» белела за воротами, в конце подъездной аллеи; это был целый конгломерат одноэтажных зданий с причудливыми фронтонами и большими зашторенными окнами. Сад подкупал особой ухоженностью, хотя посреди газона кто-то забыл расписную телегу; по другую сторону подъездной аллеи, на полоске травы, красовался новехонький плуг, а к стене дома было прислонено выкрашенное яркие цвета тележное колесо. Для реальной фермы все здесь было слишком уж чисто и аккуратно.
На побеленных деревянных воротах, высотой мне по плечо, крепилось несколько табличек; одна гласила «Ламанча», другая – «Частная собственность, вход воспрещен», третья – «Осторожно, злая собака», причем последняя сопровождалась портретом огромного пса, дабы лишить посетителя всяких иллюзий по поводу внешнего вида этих животных.
– Приехали, – сказала я, высматривая сквозь штакетник задвижку или крюк.
– Эге, – произнес Зеб, тыча пальцем в табличку «Осторожно, злая собака».
Между тем я успела отодвинуть засов и толкнула калитку.
– Что такое? – переспросила я. – Ах, это. Ерунда; скорее всего, просто блеф. Кроме того, – я пропустила своих спутников вперед и постаралась ободрить, – у меня есть подход к животным, особенно к собакам.
Прикрыв ворота, я возглавила нашу процессию. На полпути к дому мы услышали хриплый лай. Все трое остановились. Из-за дома выскочил крупный пес, размером с жеребенка, – портрет явно делали с него. На загривке коричневая шерсть с белыми пятнами стояла дыбом; из пасти капала слюна.
– Атас!
– Линяем! Айсида, беги!
Я обернулась: Зеб и Боз (который хотя бы оглядывался на меня) резво уносили ноги.
Меня не заразил их страх. Со мной была вера. И я действительно знаю подход к животным. На долю секунды задумавшись, я взвесила ситуацию. У меня за спиной хрипела собака; наверно, в доисторическую эпоху такие звуки издавали простуженные динозавры. Медлить не следовало.
***
Особый подход к живым тварям у нас в крови; когда мой дедушка, убедив мистера Мак-Илоуна стать его первым апостолом, обосновался на ферме в Ласкентайре, он сразу поладил с лошадьми и прочей скотиной; ему ничего не стоило унять разбушевавшихся животных или определить их недуг задолго до прибытия ветеринара.Этот талант унаследовал мой отец, который в Верхне-Пасхальном Закланье еще в школьные годы ходил за овцами и коровами, хотя наш Основатель считал, что Богоизбранникам не к лицу заниматься скотоводством. Но Сальвадор ни в чем не мог отказать своему сыну; охотно признаю, что такое послабление распространилось на всех прочих Богоизбранников и вошло в число догматов нашей веры (к моей большой радости), поэтому мой отец и отводил душу, присматривая за животными.
***
Я не разделяю страсть отца к животным, хотя отношусь к ним с симпатией и при необходимости могу с ними ладить и работать – через отца эти умения перешли ко мне от деда: плюс к тому я умею Исцелять.Убедившись, что Зеб и в особенности Боз думают, будто мы улепетываем в полном составе, я остановилась, резко развернулась, опустилась на четвереньки и оперлась на вытянутые вперед руки. Припав к траве и глядя снизу вверх на огромного пса, который был уже в угрожающей близости, я немного продвинулась вперед, для чего оттопырила зад и подпрыгнула. От неожиданности собака замедлила бег; я повторила то же самое движение, и, к моему огромному облегчению, пес перешел на шаг, начал фыркать и принюхиваться. Я еще раз повторила движение. Собака растерялась, оглянулась и дальше продвигалась совсем медленно. Я сделала то же самое – «песик, давай поиграем» – и опустила глаза, услышав грозный рык. Когда же я вновь подняла взгляд, собака виляла хвостом. Чтобы меня обнюхать, ей пришлось приблизиться.
Как я уже говорила, у меня есть Дар. Если на человека несется здоровенная собака, убегать не имеет смысла.
В общем, не прошло и минуты, а я уже сидела на корточках, гладила исходящего слюной нового знакомца и поглядывала на Зеба с Бозом, которые стояли за воротами, в ужасе уставившись на меня.
– Вы там снюхались, Айсида?
– Кажется, да, – ответила я. – Но вы пока не входите; посмотрю, что будет, если я двинусь в сторону крыльца.
Стоило мне приподняться, как пес зарычал – аж земля задрожала. Решив пожертвовать достоинством ради общего дела, я так и проползла на четвереньках до крыльца в сопровождении довольного цербера. Добравшись до входа, я позвонила в дверь. Собака залаяла, и ее лай эхом разлетелся по открытой веранде, после чего псина побежала в ту же сторону, откуда появилась, и исчезла за углом дома. Только теперь я встала на ноги.
Дверь приоткрыли, хотя и не сразу: это сделал высокий парень с мелированными волосами, в коем я заподозрила мистера Леопольда. Но почему-то ни рассказы Киммерии, ни местонахождение лондонского офиса не вязались с обликом этого загорелого, атлетически сложенного парня. Я успела заметить бейсболку (как и у Боза, перевернутую козырьком назад), тенниску и джинсы.
– Да? Чем обязан?
– А… здравствуйте. Меня зовут Исида Умм.
Я протянула руку. Хозяин дома нахмурился.
– Рада познакомиться, – сказала я, с улыбкой снимая шляпу левой рукой.
Взглядом я указала на протянутую руку и со значением кашлянула. Молодой человек продолжал хмуриться и не спешил отвечать рукопожатием.
– Прошу прошения, сэр, надо бы пожать руки. Думаю, правила вежливости в здешних краях не отменены.
Он еще больше помрачнел:
– Чего?
– Сэр. – Я резко просунула руку в дверь, почти ему под нос.
Похоже, с такими людьми церемониться бесполезно: он посмотрел на протянутую руку, будто впервые видел, и в конце концов осторожно протянул свою.
– Ну вот, ничего страшного, правда? – сказала я и небрежно нахлобучила шляпу.
Брови незнакомца удивленно дрогнули.
– Извините, что причинила беспокойство вам и вашей собачке, но я ищу одну…
– Где Тайсон? – требовательно спросил хозяин и еще больше помрачнел.
– Кто-кто?
– Тайсон, – повторил он и поверх моей головы оглядел лужайку.
Я рискнула сделать предположение:
– Песик? Он у вас молодцом, а уж как лает!
– Где его черти носят?
– Он меня встретил, проводил до дверей, дождался звонка и скрылся за углом.
– А тебе что здесь надо? – с подозрением спросил атлет и приоткрыл дверь пошире, не скрывая, что в руке у него гладкая деревянная дубинка.
– Ого, – сказала я. – Что это у вас?
Он посмотрел на меня почти как Зеб, когда я не поняла смысла перевернутого козырька.
– Бейсбольная бита, не видишь, что ли?
Я решила не спрашивать, где он собирается играть в бейсбол, и просто кивнула в знак согласия.
– Вижу, вижу, – сказала я. – Так вот, меня, повторю, зовут Исида Умм, и я, честное слово, ищу свою кузину, Мораг Умм. Мне сказали, здесь живет мистер Фрэнсис Леопольд, ее импресарио, вот я и наведалась к нему. Просто вся наша родня очень переживает из-за Мораг, и мне бы хотелось…
– В Испании, – неожиданно выпалил хозяин.
– Виспаньи? – переспросила я, решив, что он наконец-то представился.
– В Испании, – повторил он. – Страна такая.
– Мистер Леопольд в Испании? Парень задергался.
– Ну, не совсем.
– То есть он не в Испании.
– Нет, вроде как должен был поехать, но, короче… Его слова путались, а взгляд блуждал где-то у меня над головой.
– Управление по налогам и сборам? – услужливо подсказала я.
– А ты откуда знаешь? – злобно зашипел он.
– Как говорится, дурные вести не стоят на месте.
Он вновь посмотрел через мою голову и кивнул.
– А это еще кто? – насторожился он и переложил бейсбольную биту из одной руки в другую.
Я обернулась: Боз и Зеб нерешительно топтались на подъездной аллее. Зеб помахал.
– Тощий белый – это мой кузен Зебедий, – объяснила я. – Здоровенный чернокожий – наш друг Боз.
– А им чего надо? – спросил парень, похлопывая бейсбольной битой по ладони.
В этот миг я услышала, как залаял Тайсон. Зеб с Бозом припустили во все лопатки; Тайсон бросился в погоню, но остановился на полпути, потому что ребята перемахнули через ворота. Пес для виду гавкнул, а потом с достоинством двинулся в нашу сторону, на ходу прихватив каучуковый мячик; мне показалось, что игрушка вот-вот будет проглочена, но нет: ее просто сжали мощные челюсти.
Поднявшись на крыльцо, пес положил обмусоленный мяч к моим ногам. Я присела, и Тайсон, сопя, позволил почесать ему загривок.
– Как это у тебя получается? – не поверил своим глазам хозяин.
– Знаю подход к животным, – объяснила я, с улыбкой похлопав Тайсона по хребту.
– Чего? – надменно протянул он.
– Знаю подход к животным, – повторила я, подняв на него взгляд.
– Ну-ну, – хмыкнул он. – Рассказывай.
Он похлопал Тайсона по голове; чудовище зарычало.
– Короче, – сказал он. – Ее тут нет.
– Кого? Мораг? – Я осторожно поднялась, оставив руку на спине Тайсона; пес задрожал, не издавая рыка.
– Ага, нету ее.
– Вот так раз. Где же?..
– Свалила.
– Уехала? Правда? Что ж, этого следовало ожидать. Думаю… А она сейчас где?..
– На борозде.
– Ха-ха. Не совсем поняла, это как?..
– Говорю же, на…
Его прервал телефонный звонок. Хозяин обернулся в прихожую, потом ко мне, потом к Тайсону.
– Телефон, – сообщил он и прикрыл дверь – почти наглухо.
Я только слышала, как он сказал: «Алло?», а после паузы: «Да, привет, Мо», и пришла в недоумение: зачем это сюда звонит мой дядюшка Мо? Правда, меня тут же осенило: не иначе как это Мораг.
Посмотрев вниз, на Тайсона, я улыбнулась. Собака зарычала. Одним пальцем я легонько толкнула дверь, как будто это сквозняк. Атлет стоял в прихожей возле тумбочки с телефоном, в нескольких шагах от меня. Бейсбольная бита по-прежнему была у него в руке. Заметив меня, он нахмурил брови. Я ответила легкой улыбкой, нагнулась и подняла каучуковый мячик Тайсона – старый, покусанный и ноздреватый, весь склизкий от собачьей слюны. Я бросила мячик на лужайку. Тайсон помчался за ним.
– Ага, есть. – Парень проверил стопку листков для записей рядом с телефоном. – Лады. Нет. Ага. Не, ни слова – сказал он, повернувшись ко мне задом, и понизил голос – Тут, между прочим, тебя спрашивают… – услышала я, но в это время шумное сопение и чувствительный толчок в левое бедро известили меня о возвращении Тайсона.
Не сводя глаз с его хозяина, я присела, чтобы взять обмусоленный мячик.
– Вряд ли… – сказал молодой человек и повернулся ко мне. – Повтори, как тебя зовут?
– Исида, – сказала я.
Он отвернулся, слегка ссутулившись.
– Исида, – повторил он в трубку и встрепенулся. – Чего? Та самая? Хочешь сказать, эта стерва явилась сюда?
Дело принимало неприятный оборот. План, который я взвешивала в уме, требовал немедленного решения: либо да, либо нет.
Времени на раздумья не осталось; склоняясь к ответу «да», я зашвырнула осклизлый мячик в прихожую.
Мяч упал на ковер прямо у ног атлета и поскакал дальше по коридору. Тайсон бросился за любимой игрушкой, едва не сбив с ног хозяина, и тот ударился ногой о телефонную тумбочку.
– Ой, ептвою! – ругнулся парень.
Он не упал только потому, что вовремя уперся бейсбольной битой в стену.
Скользкий мячик укатился в дальнюю комнату; Тайсон помчался за ним.
– Я те перезвоню! – Атлет с грохотом бросил трубку. Пес одним прыжком скрылся в дверях. Из комнаты послышался звон посуды.
– Тайсон! – завопил хозяин и бросился за псом. – Тайсон! Фу! Не сметь!
Под звон стекла и град ругательств я проскользнула в прихожую. У меня теплилась надежда, что трубка не положена на рычаг, а лежит рядом с аппаратом – тогда я могла бы переговорить с Мораг, если, конечно, на проводе была она. Но нет, трубка оказалась на рычаге. На всякий случай я поднесла ее к уху, но услышала лишь длинный гудок.
– Ах ты, гад, к ноге!
Паркетный пол задрожал, будто в комнате рухнул комод. Я посмотрела на листки для записей и увидела номер телефона.
Я подняла голову как раз в тот момент, когда спортсмен появился в дверном проеме, удерживая Тайсона за строгий ошейник и угрожая мне бейсбольной битой. Его лицо налилось кровью. Тайсон, очень довольный собой, сжимал в зубах мячик.
– Эй, ты! – завопил хозяин, замахиваясь на меня битой. – Ты, Иса, или как там тебя, слушай, собачья подруга.
Я попятилась. Он продолжал:
– Мо просила передать, что ты ее беспокоишь, и вообще. Сейчас ты у меня получишь, сейчас получишь. – Угроза адресовалась Тайсону, который, похоже, заразился хозяйской злобой.
Пес громко зарычал. Хозяин отпустил ошейник.
– Фас, мальчик.
«Я ее беспокою?» – подумала я; Тайсон выплюнул мяч и с грозным рыком бросился в мою сторону.
Почему-то мне показалось, что мой подход к животным сейчас даст сбой.
Я выскочила на крыльцо и захлопнула за собой дверь.
Срезав путь через лужайку, я рванула к подъездной аллее; у меня за спиной открылась дверь, и спортсмен что-то прокричал мне вслед; после этого я слышала только лай. Боз и Зеб с выпученными глазами застыли у ворот, готовые перетащить меня через забор.
– Прочь с дороги! – закричала я, размахивая руками.
К счастью, они отпрянули в стороны. Пес отстал на считанные доли секунды; я перемахнула через забор на улицу и даже устояла на ногах, когда приземлялась. Тайсон, наверно, тоже мог перепрыгнуть через ворота, но, удовлетворившись тем, что врезался в перекладину, едва ее не сокрушив, лишь яростно залаял нам вслед. Его хозяин приближался по аллее, чертыхаясь и угрожая битой. Придя в себя, я посмотрела сначала на Зеба, потом на Боза, кивнула на дорогу и выдохнула:
– До деревни – наперегонки.
Глава 11
В рекордное время пробежав стометровку, мы позволили себе сбавить скорость только за углом, а здоровяк из «Ламанчи» остался стоять у открытых ворот, с трудом удерживая за ошейник рассвирепевшего Тайсона, выкрикивая угрозы и размахивая бейсбольной битой.
К деревушке Джиттеринг мы приближались уже трусцой; это было тихое и зеленое, как и полагается деревне, местечко с единственным пабом. Боз хохотнул:
– Во дает! Не собака, а мазерфака!
– Чуть. Это, – выдавил побледневший Зеб. – Не обделался. – Его прошиб пот.
– Вы уж простите, ребята, – сказала я.
– А ты у нас спортсменка, Айсида, – восхищенно протянул Боз.
– Ну, спасибо.
– Тебе бы еще ума побольше: нефиг тормозить, когда эта гребаная собака Баскервилей исходит на дерьмо.
– Говорю же тебе, – напомнила я, – у меня есть подход к животным.
– А головы на плечах нет, – засмеялся Боз.
– Как выражается моя бабушка Иоланда, – я поправила шляпу, стараясь не особенно раздуваться от гордости и тщеславия, – крутая, как яйцо.
– Во-во, бабка знает, что говорит, – согласился он и кивнул в сторону телефонной будки на краю деревни. – Давайте-ка такси вызовем.
Пока Боз набирал указанный на табличке номер, мы с Зебом стояли на стреме, но ни Тайсон, ни его взбешенный хозяин не пустились за нами в погоню. Боз вышел из будки.
– Тот же самый мужик, сейчас подъедет. Говорит, книга для тебя наготове.
– Какая любезность, – сказала я. – Пропусти-ка. – Сделав глубокий вдох и стиснув зубы, я шагнула в будку, где изучила инструкции, а потом высунула голову и одну руку. – Зеб, мелочи дай, пожалуйста.
Посмотрев на меня страдальческим взглядом, Зеб покашлял, но все же вынул монету в пятьдесят пенсов.
– Прости, Господи, – шепнула я, вставила монету в щель и набрала номер, который значился на листке для записей в «Ламанче».
Боз и Зеб, не веря своим глазам, наблюдали через стекло.
– Доброе утро, – ответил приятный женский голос.
Я вздрогнула, хотя мысленно подготовила себя к тому, что услышу человеческую речь; после многолетнего использования телефона исключительно в качестве телеграфа меня охватил легкий мандраж, когда в трубке зазвучал не гудок, а словесный ответ.
– Оздоровительный центр при загородном клубе Клиссолда, – сердечно продолжал голос – Чем могу помочь?
«Я ее беспокою», – сказала я про себя и с трудом удержалась, чтобы не попросить к телефону Мораг.
– Как вы сказали? – переспросила я.
– Оздоровительный центр при загородном клубе Клиссолда, – повторил тот же голос, но уже с меньшей сердечностью.
Выговор был явно английский, но это и все, что мне удалось определить.
– Ой, я же звоню… м-м-м… в Шотландию. – Пришлось изобразить волнение.
– Вы ошиблись номером. – Дамочку позабавил мой ответ. – Может быть, неправильно набран код? Мы находимся в графстве Сомерсет.
– Правда? – У меня получилось довольно живо. – А в каком месте? Сомерсет я знаю как свои пять пальцев, – солгала я.
– Даджен-Магна, поблизости от Веллза.
– Как же, как же! – Моя радость была неискренней, но вполне убедительной. – Знакомые места. Я там… ах ты, деньги кончились. – Трубка со щелчком легла на рычаг.
Зеб не на шутку встревожился. Он покосился на телефонный аппарат.
– Разве тебе не… – начал он.
– Сомерсет! – объявила я им с Бозом, и в тот же миг на дороге, среди зелени, показалось знакомое такси.
К тому времени дед взял за правило ходить в черных одеждах, а выбираясь за пределы фермы в Ласкентайре, непременно надевал широкополую черную шляпу. В таком виде, да еще с длинными (и к тому времени уже белыми как лунь) волосами и окладистой седой бородой, в сопровождении обеих сестер, которые по такому случаю нарядились в самые яркие, узорчатые сари, он и явился в суд городка Сторноуэй. Газетчики были тут как тут; наш Основатель не выносил огласки, но был бессилен им помешать; стоит ли говорить, что его отказ общаться с журналистами местной «Сторноуэй газетт» и даже со специальным корреспондентом «Дейли диспетч», прибывшим из Глазго, только подогрел любопытство прессы (а из-за слухов о нашем Основателе и его знойных наложницах любопытство и без того било ключом).
Дед сумел-таки остаться в тени: широкополая шляпа сослужила ему добрую службу, защитив от назойливых фоторепортеров; к тому же их аппаратура была в те годы весьма громоздкой и не позволяла снимать идущего быстрым шагом человека прямо на улице, исподтишка да еще под проливным дождем. Ему удалось обойти тему двоеженства и вообще отвести провокационные вопросы по поводу конкретного характера отношений с двумя женщинами, но когда речь зашла о новом вероучении, Сальвадор стал более словоохотлив, и в результате кое-какие его заявления, хотя и претерпевшие обычную метаморфозу по пути из зала суда на газетные полосы, задели душевные струны некой четы из Эдинбурга – Сесила и Герти Поссил, однако мой дедушка в ту пору еще об этом не знал.
Когда на свидетельское место вызвали Аасни, а потом и Жобелию, они не смогли (то есть не пожелали) сообщить ничего путного: их знание английского и гаэльского – в то время уже вполне приличное – резко пошло на убыль в зале суда. Когда же судья затребовал переводчика, оказалось, что в этом качестве способны выступить только члены семьи Азис; защита не сразу решила, насколько приемлем такой вариант, но в конечном счете это не сыграло никакой роли, потому что члены семьи наотрез отказались выслушивать, а тем более переводить слова двух наглых, бесстыжих потаскух, которые некогда приходились им родней, и даже предупреждение об ответственности за неуважение к суду не поколебало решимости Азисов.
Столкнувшись с таким препятствием в ходе судебного процесса, который, по сути, вертелся вокруг никому не нужной фабрики, шериф графства не стал проявлять настойчивость – Аасни и Жобелию освободили от дачи свидетельских показаний.
Сальвадор, не водивший знакомства с семейством Азисов, гневно осудил такую черствость по отношению к дочерям рода (самим дочерям это было по барабану) и поклялся за версту обходить новый семейный магазин в Сторноуэе, а потом и лавку в Тарберте. Эта клятва приобрела, можно сказать, силу заповеди и, по мере того как Азисы расширяли свой бизнес, открывая все новые и новые торговые точки, распространилась на все предприятия розничной торговли – так уж, на всякий случай.
Разбирательство завершилось; жалкие, даром что строго одетые подсудимые, которым инкриминировался поджог фабрики, совершенный в состоянии алкогольного опьянения, не были ни осуждены, ни оправданы: их отпустили «за недоказанностью» – типично шотландский вердикт, который на языке закона означает то же самое, что «не виновен», но негласно подразумевает: «скорей всего, облажался, но доказать трудно»; преимущество этой формулировки заключается в том, что она, во-первых, расцвечивает ноткой неуверенности скучные черно-белые категории, типа «виновен / невиновен», «законопослушный гражданин / криминальный тип», «хороший / плохой», а во-вторых, дает общественности обильную пищу для пересудов и подозрений, чтобы обвиняемые впредь не зарывались.
Дедушка и сестры вернулись в Ласкентайр, на ферму; Сальвадор, как и прежде, занимался скотоводством на пару с мистером Мак-Илоуном, много читал, работал над собой и создавал «Правописание», а сестры разъезжали по островам в автолавке, что когда-то служила передвижной библиотекой, помаленьку мошенничали, но едва сводили концы с концами. Когда наступило лето сорок девятого (для деда – первое лето на островах), сестры обнаружили, что идут ноздря в ноздрю: обе заметно округлились. Сальвадор, конечно, преисполнился мужской гордости, но в то же время стал раздумывать, как они смогут прокормить два лишних рта, – и тут появились Поссилы.
Сесил (для благозвучия называвший себя «Сесиль») и Герти Поссил, чудаковатые, но не стесненные в средствах супруги, разнообразили свою бесполезную по большому счету жизнь тем, что примыкали к различным сектам, конфессиям и церквям, как будто коллекционировали вероисповедания. Сесил, высокий и неуклюжий, получил освобождение от воинской службы по состоянию здоровья: у него был только один глаз, а второго он лишился еще в детстве, когда отец, заядлый рыбак, решил ему показать, как нужно забрасывать удочку; резонно было бы предположить, что этот трагический случай навсегда отбил у юного Сесила охоту к рыбалке, а может, и к рыбным блюдам, однако вышло совсем наоборот. Сесил подолгу пропадал то на берегах горных шотландских рек, то среди меловых скал Англии, и тогда Герти коротала время на спиритических сеансах и в беседах с оккультистами.
К деревушке Джиттеринг мы приближались уже трусцой; это было тихое и зеленое, как и полагается деревне, местечко с единственным пабом. Боз хохотнул:
– Во дает! Не собака, а мазерфака!
– Чуть. Это, – выдавил побледневший Зеб. – Не обделался. – Его прошиб пот.
– Вы уж простите, ребята, – сказала я.
– А ты у нас спортсменка, Айсида, – восхищенно протянул Боз.
– Ну, спасибо.
– Тебе бы еще ума побольше: нефиг тормозить, когда эта гребаная собака Баскервилей исходит на дерьмо.
– Говорю же тебе, – напомнила я, – у меня есть подход к животным.
– А головы на плечах нет, – засмеялся Боз.
– Как выражается моя бабушка Иоланда, – я поправила шляпу, стараясь не особенно раздуваться от гордости и тщеславия, – крутая, как яйцо.
– Во-во, бабка знает, что говорит, – согласился он и кивнул в сторону телефонной будки на краю деревни. – Давайте-ка такси вызовем.
Пока Боз набирал указанный на табличке номер, мы с Зебом стояли на стреме, но ни Тайсон, ни его взбешенный хозяин не пустились за нами в погоню. Боз вышел из будки.
– Тот же самый мужик, сейчас подъедет. Говорит, книга для тебя наготове.
– Какая любезность, – сказала я. – Пропусти-ка. – Сделав глубокий вдох и стиснув зубы, я шагнула в будку, где изучила инструкции, а потом высунула голову и одну руку. – Зеб, мелочи дай, пожалуйста.
Посмотрев на меня страдальческим взглядом, Зеб покашлял, но все же вынул монету в пятьдесят пенсов.
– Прости, Господи, – шепнула я, вставила монету в щель и набрала номер, который значился на листке для записей в «Ламанче».
Боз и Зеб, не веря своим глазам, наблюдали через стекло.
– Доброе утро, – ответил приятный женский голос.
Я вздрогнула, хотя мысленно подготовила себя к тому, что услышу человеческую речь; после многолетнего использования телефона исключительно в качестве телеграфа меня охватил легкий мандраж, когда в трубке зазвучал не гудок, а словесный ответ.
– Оздоровительный центр при загородном клубе Клиссолда, – сердечно продолжал голос – Чем могу помочь?
«Я ее беспокою», – сказала я про себя и с трудом удержалась, чтобы не попросить к телефону Мораг.
– Как вы сказали? – переспросила я.
– Оздоровительный центр при загородном клубе Клиссолда, – повторил тот же голос, но уже с меньшей сердечностью.
Выговор был явно английский, но это и все, что мне удалось определить.
– Ой, я же звоню… м-м-м… в Шотландию. – Пришлось изобразить волнение.
– Вы ошиблись номером. – Дамочку позабавил мой ответ. – Может быть, неправильно набран код? Мы находимся в графстве Сомерсет.
– Правда? – У меня получилось довольно живо. – А в каком месте? Сомерсет я знаю как свои пять пальцев, – солгала я.
– Даджен-Магна, поблизости от Веллза.
– Как же, как же! – Моя радость была неискренней, но вполне убедительной. – Знакомые места. Я там… ах ты, деньги кончились. – Трубка со щелчком легла на рычаг.
Зеб не на шутку встревожился. Он покосился на телефонный аппарат.
– Разве тебе не… – начал он.
– Сомерсет! – объявила я им с Бозом, и в тот же миг на дороге, среди зелени, показалось знакомое такси.
***
Как ни странно, поджог фабрики по переработке водорослей способствовал тому, что наша вера не осталась блажью горстки чудаков. Мой дедушка предпочел бы не ворошить это дело, однако стряпчие, взявшиеся довести тяжбу до конца, не проявили должной гуманности. Виновники возгорания были задержаны, им тут же предъявили обвинение, а когда дело дошло до суда, Сальвадору и его женам волей-неволей пришлось выступить в качестве свидетелей.К тому времени дед взял за правило ходить в черных одеждах, а выбираясь за пределы фермы в Ласкентайре, непременно надевал широкополую черную шляпу. В таком виде, да еще с длинными (и к тому времени уже белыми как лунь) волосами и окладистой седой бородой, в сопровождении обеих сестер, которые по такому случаю нарядились в самые яркие, узорчатые сари, он и явился в суд городка Сторноуэй. Газетчики были тут как тут; наш Основатель не выносил огласки, но был бессилен им помешать; стоит ли говорить, что его отказ общаться с журналистами местной «Сторноуэй газетт» и даже со специальным корреспондентом «Дейли диспетч», прибывшим из Глазго, только подогрел любопытство прессы (а из-за слухов о нашем Основателе и его знойных наложницах любопытство и без того било ключом).
Дед сумел-таки остаться в тени: широкополая шляпа сослужила ему добрую службу, защитив от назойливых фоторепортеров; к тому же их аппаратура была в те годы весьма громоздкой и не позволяла снимать идущего быстрым шагом человека прямо на улице, исподтишка да еще под проливным дождем. Ему удалось обойти тему двоеженства и вообще отвести провокационные вопросы по поводу конкретного характера отношений с двумя женщинами, но когда речь зашла о новом вероучении, Сальвадор стал более словоохотлив, и в результате кое-какие его заявления, хотя и претерпевшие обычную метаморфозу по пути из зала суда на газетные полосы, задели душевные струны некой четы из Эдинбурга – Сесила и Герти Поссил, однако мой дедушка в ту пору еще об этом не знал.
Когда на свидетельское место вызвали Аасни, а потом и Жобелию, они не смогли (то есть не пожелали) сообщить ничего путного: их знание английского и гаэльского – в то время уже вполне приличное – резко пошло на убыль в зале суда. Когда же судья затребовал переводчика, оказалось, что в этом качестве способны выступить только члены семьи Азис; защита не сразу решила, насколько приемлем такой вариант, но в конечном счете это не сыграло никакой роли, потому что члены семьи наотрез отказались выслушивать, а тем более переводить слова двух наглых, бесстыжих потаскух, которые некогда приходились им родней, и даже предупреждение об ответственности за неуважение к суду не поколебало решимости Азисов.
Столкнувшись с таким препятствием в ходе судебного процесса, который, по сути, вертелся вокруг никому не нужной фабрики, шериф графства не стал проявлять настойчивость – Аасни и Жобелию освободили от дачи свидетельских показаний.
Сальвадор, не водивший знакомства с семейством Азисов, гневно осудил такую черствость по отношению к дочерям рода (самим дочерям это было по барабану) и поклялся за версту обходить новый семейный магазин в Сторноуэе, а потом и лавку в Тарберте. Эта клятва приобрела, можно сказать, силу заповеди и, по мере того как Азисы расширяли свой бизнес, открывая все новые и новые торговые точки, распространилась на все предприятия розничной торговли – так уж, на всякий случай.
Разбирательство завершилось; жалкие, даром что строго одетые подсудимые, которым инкриминировался поджог фабрики, совершенный в состоянии алкогольного опьянения, не были ни осуждены, ни оправданы: их отпустили «за недоказанностью» – типично шотландский вердикт, который на языке закона означает то же самое, что «не виновен», но негласно подразумевает: «скорей всего, облажался, но доказать трудно»; преимущество этой формулировки заключается в том, что она, во-первых, расцвечивает ноткой неуверенности скучные черно-белые категории, типа «виновен / невиновен», «законопослушный гражданин / криминальный тип», «хороший / плохой», а во-вторых, дает общественности обильную пищу для пересудов и подозрений, чтобы обвиняемые впредь не зарывались.
Дедушка и сестры вернулись в Ласкентайр, на ферму; Сальвадор, как и прежде, занимался скотоводством на пару с мистером Мак-Илоуном, много читал, работал над собой и создавал «Правописание», а сестры разъезжали по островам в автолавке, что когда-то служила передвижной библиотекой, помаленьку мошенничали, но едва сводили концы с концами. Когда наступило лето сорок девятого (для деда – первое лето на островах), сестры обнаружили, что идут ноздря в ноздрю: обе заметно округлились. Сальвадор, конечно, преисполнился мужской гордости, но в то же время стал раздумывать, как они смогут прокормить два лишних рта, – и тут появились Поссилы.
Сесил (для благозвучия называвший себя «Сесиль») и Герти Поссил, чудаковатые, но не стесненные в средствах супруги, разнообразили свою бесполезную по большому счету жизнь тем, что примыкали к различным сектам, конфессиям и церквям, как будто коллекционировали вероисповедания. Сесил, высокий и неуклюжий, получил освобождение от воинской службы по состоянию здоровья: у него был только один глаз, а второго он лишился еще в детстве, когда отец, заядлый рыбак, решил ему показать, как нужно забрасывать удочку; резонно было бы предположить, что этот трагический случай навсегда отбил у юного Сесила охоту к рыбалке, а может, и к рыбным блюдам, однако вышло совсем наоборот. Сесил подолгу пропадал то на берегах горных шотландских рек, то среди меловых скал Англии, и тогда Герти коротала время на спиритических сеансах и в беседах с оккультистами.