Бернхардт Уильям. Смертельное правосудие

   – Я вынужден снова заявить протест. Ваше выступление совершенно неуместно.
   – А запускать в серийное производство ненадежные конструкции, чреватые смертью для подростков, уместно?!
   – С меня довольно! – крикнул Консетти и возмущенно вскочил со стула.
   Абернати добился своего. Консетти стал игрушкой в его руках.
   Исчерпав все возможные вопросы, Абернати не мог уже что-либо добавить. Но разыграв этот спектакль и вынудив Консетти отказаться отвечать на вопросы, он надеялся воспользоваться правом на повторный допрос, к которому сможет лучше подготовиться.
   – Мистер Абернати, – поспешил исправить положение Бен. – Если у вас есть еще вопросы, задавайте их. Или прекратим допрос.
   Абернати рассеянно уставился в свои бумаги, разочарованный тем, что Бен разгадал его игру.
   – Итак, вы были арестованы тогда, не так ли? – продолжил он допрос.
   – Нет. Я был задержан. Но не находился под судом.
   – А-а! Какое тонкое различие! Поражаюсь вашему уму. Вы были доставлены в отделение полиции, не так ли?
   – Это правда, – согласился Консетти.
   – И вас поместили в тюремную камеру?
   – Да, – процедил Консетти сквозь зубы.
   – Но уголовное дело не было возбуждено?
   – Меня полностью оправдали.
   Абернати задумчиво покачал головой.
   – Забавно. Мне так и не удалось найти какие-либо документы, подтверждающие это. Но зато я выяснил, что после вашего ареста вы позвонили кому-то и в отделение полиции вскоре прибыл шеф полиции Блэквелл собственной персоной. В результате его визита вас незамедлительно отпустили.
   – Это что, тоже вопрос? – огрызнулся Консетти.
   – Нет. Вопрос я только собираюсь задать. Вы с Блэквеллом – члены одного клуба, не так ли?
   – Что из того?
   – Ничего. Просто приятно узнать, что старые дружеские связи остаются по-прежнему крепкими. Вам было известно, что в машине, в которую вы врезались, находились две девочки подросткового возраста – четырнадцати и шестнадцати лет? Они ехали на заднем сиденье.
   – Да, – после недолгого колебания ответил Консетти.
   – И эти две девочки погибли, не так ли?
   – Да, насколько я знаю.
   – А вы остались целы-невредимы, отделавшись легким испугом, правильно? И не заплатили семьям погибших ни цента.
   Вы даже не предложили им отремонтировать машину!
   – Я снова заявляю протест, – вмешался Бен. – Все эти вопросы оскорбительны и не имеют отношения к рассматриваемому делу.
   – Не имеют отношения! – Абернати почти кричал. – Этот человек убил двух невинных девочек и не понес никакой ответственности за содеянное. Можем ли мы ожидать, что его призовут к ответу за гибель сына Нельсонов?
   – Протест. Оставьте ваши аргументы для присяжных.
   – Это касается именно того дела, по поводу которого мы здесь собрались. Я повторяю: можно ли ожидать, что человек, не предотвративший гибель детей, ответит за свою преступную халатность? Ведь родители этих подвергающихся опасности детей верят, что система, разработанная в "Аполло", безопасна, как... материнские объятия!
   – Бездоказательное обвинение, – повторил Бен. – Если вы будете продолжать в такой же оскорбительной манере, мне придется подать заявление судье Роимеру.
   – Не трудитесь. Я закончил. – Абернати положил на стол карандаш и усмехнулся. – На сегодня закончил, Кинкейд.

Глава 23

   – Какого черта он устроил это представление? – Консетти нервно ходил взад-вперед по кабинету Бена.
   – Обычная тактика запугивания. Абернати чувствует, что его дела плохи, и отыгрывается на ваших нервах.
   – Он порочит мое доброе имя, вот что он делает! – Лицо Консетти стало багрово-красным, на губах выступила слюна.
   – Послушайте, любой дурак может пойти в полицейский участок и просмотреть протоколы. На это особого ума не надо.
   У Абернати нет никаких фактов, чтобы выиграть дело. Поэтому он и хочет вывести из игры наших свидетелей.
   – А его обвинения в том, что я чуть ли не закоренелый убийца?
   – Постарайтесь держать себя в руках и не обращайте внимания на подобные выпады.
   – Не обращайте внимания! Пресса наверняка обратит внимание! Что, если Абернати передаст материалы журналистам?
   И они их опубликуют? От моей репутации ничего не останется! А репутация корпорации "Аполло"?
   – Ничего он не передаст. Абернати может говорить все, что угодно, во время допроса. Но, повторив то же самое для публикации, он подпадает под статью о клевете.
   Консетти продолжал нервно ходить по кабинету.
   – У меня в голове не укладывается... Как можно было позволить этому ничтожеству так издеваться надо мной! Я должен... должен...
   – Игнорировать его нападки.
   – Игнорировать! – Консетти рассек кулаком воздух. – Черт бы побрал этого Абернати! Не понимаю, почему вы позволили ему так себя вести? Херб заткнул бы этого хама его же собственными словами.
   – После чего Абернати пошел бы в суд и, сообщив, что допрос сорван, потребовал бы продления срока разбирательства. И нам опять пришлось бы участвовать в его спектаклях.
   – Черт побери этих... юристов! – Консетти снова рассек кулаком воздух, на этот раз совсем рядом с лицом Бена.
   – Извините меня, – прервал излияния Консетти женский голос. Бен обернулся и увидел Кристину, стоявшую в дверях. – Прошу прощения, что вынуждена прервать вас, Бен, но лейтенант Морелли настаивает на срочном разговоре.
   Бен взглянул на Консетти и извиняющимся тоном произнес:
   – Простите, сэр. Не могли бы мы продолжить наш разговор немного позже?
   Консетти скрипнул зубами и вылетел из кабинета, едва не сбив с ног Кристину.
   – Черт побери этих... юристов!
   Бен вздохнул с облегчением и благодарно улыбнулся Кристине.
   – Насколько я понимаю, разговор с Майком – отвлекающий маневр и на самом деле никакой лейтенант Морелли меня не ждет?
   – Не угадал, Майк здесь. Хотя особой спешки не было. Но я подумала, что тебя пора спасать.
   – Ты правильно подумала.
   – Если я не ошибаюсь, Абернати превратил допрос в незабываемый спектакль?
   – О! Ты даже не можешь себе представить, какой это был спектакль! Абернати прекрасно понимает, что доказать наличие дефекта в конструкции не может. Как говорится, у него на руках нет ни одного козыря. К тому же он совершенно не подготовился к допросу: ничего не знал ни о самой конструкции, ни о других важных вещах. Все, что у него было, – полицейский протокол и большой опыт доводить людей до истерики.
   – Забавно, – заметила Кристина. – Может, он надеется напугать администрацию "Аполло"?
   Бен знал, что у Кристины потрясающая интуиция на всякие интриги.
   – Возможно, ты права, – согласился он.
   – И судя по реакции Консетти...
   – Его замысел удался. Ты смотришь в самый корень. Если я не смогу как можно быстрее закрыть это дело, Абернати выудит из "Аполло" чек на кругленькую сумму.
   – Если кто-то и может разобраться с делом Нельсонов быстро и при этом честно, то только ты, Бен. Говорят, вчера ты отделал Абернати в пух и прах.
   – Верно. Но только потому, что он был абсолютно не подготовлен.
   – Пусть так. Но правильная тактика тоже сыграла не последнюю роль?! Кстати, тебе надо позвонить Джонсу.
   – Зачем? Что-нибудь случилось?
   – Нет, просто он хочет услышать голос любимого начальника. Хотелось бы, чтобы ты придумал ему какое-нибудь полезное занятие, поручил бы что-нибудь...
   – Я подумаю об этом.
   – Ладно, мне пора возвращаться к работе. Кричтон велел мне ввести документацию в компьютер. Кстати, твой босс постоянно сшивается в компьютерном зале, обожает играть со всякими техническими новшествами.
   – Прерогатива мужчин.
   – Возможно. Хотелось бы только, чтобы он оставил свои попытки заглянуть мне под юбку.
   – У тебя опасная работа.
   – Да, чрезвычайно. Я пошлю к тебе Майка.
   – Спасибо.
   Спустя несколько секунд после ухода Кристины в кабинет Бена вошел Майк.
   – Что-нибудь случилось? – спросил Бен.
   – Я за тобой. Пошли.
   Бен побледнел.
   – Блэквелл решил осуществить свою угрозу? Меня собираются арестовать? Но время, которое он мне дал, еще не истекло.
   – Да нет, успокойся. Мы едем осматривать дом Гэмела.
   – Ох. – Бен облегченно вздохнул. – А как же вдова?
   – Она согласна. Позвонила сегодня утром и сказала, что мы можем приехать.
   – Странно. Я ожидал от нее только палок в колеса. Что заставило непримиримую вдову изменить решение?
   – Пара внушительных кулаков. А если серьезно, то кто-то ее здорово избил, – вместо лица сплошная маска боли.

Глава 24

   Бен и Майк ехали к дому Гэмелов в серебристом "трансаме".
   – Как тебе удалось выбить такую тачку? – в восхищении спросил Бен.
   Майк улыбнулся:
   – Правильнее сказать – не мне, а Блэквеллу. Я же лишь воспользовался своими близкими с ним отношениями.
   – Что ты имеешь в виду? Уж не носишь ли ты его фотографию в бумажнике?
   – Почти. – Майк опустил стекло и увеличил скорость. – Классная машина, скажи?
   Что верно, то верно. Мечта любого шестнадцатилетнего мальчишки.
   – Мечта любого подростка, ты хочешь сказать? – Майк посмотрел на свое отражение в зеркале. – Хоть я и не подросток, но думаю, мне идет эта машина.
   – Во всяком случае, больше, чем твой дурацкий плащ. Если бы такая серебристая игрушка была у тебя четыре года назад, возможно, рядом с тобой сейчас сидела бы Джулия, а не я.
   – Не раньше, чем я обзавелся бы кредитной карточкой.
   В этот момент красный "феррари", просигналив, промчался мимо них.
   – Ты видел его? – воскликнул Майк и принялся что-то искать между сиденьями. – Где моя сирена?
   – Оставь, Майк. У нас совсем другая цель. Ты же не патрульный полицейский.
   – Ну уж нет. Ненавижу лихачей. Особенно когда еду на "трансаме". – Он поставил на крышу машины мигалку и нажал на акселератор, резко увеличив скорость. В животе у Бена что-то оборвалось.
   – Майк, уймись, ради Бога! Я не хочу закончить свою жизнь на этом шоссе.
   – Не нервничай, Бен. Мы только догоним того парня.
   – К черту того парня, не хочу я никого догонять. Предпочитаю дожить до почтенных седин. – Они обошли черный пикап, да так резко, что Бен непроизвольно вскрикнул. – Послушай, Майк, я прекрасно знаю, что ты способен взрываться из-за любого пустяка. Совершенно не обязательно лишний раз демонстрировать это мне, устраивая сумасшедшую гонку за "феррари".
   – Тут дело принципа, – пробормотал Майк. – У его машины даже не был включен левый подфарник.
   – Ну хорошо – он лихач, нарушитель, так пусть жизнь его и накажет. – Бен с ужасом уставился на спидометр. – Майк!
   Скорость уже сто миль в час!
   – Всего? С такой скоростью его не догнать, это уж точно.
   Майк снова прибавил газу.
   – Эй, Морелли, послушай, я не имею к полиции никакого отношения. Я сугубо гражданское лицо и вовсе не хочу участвовать в задержании правонарушителя. Выпусти меня!
   – Прости, Бен, нет времени, – процедил Майк сквозь зубы, с ожесточением вцепившись в руль и сосредоточив все свое внимание на дороге. – Справедливость должна восторжествовать.
   Спустя сорок минут с тремя штрафными талонами Бен и Майк подъехали к дому Глории Гэмел, расположенному в богатом зеленом квартале, примыкавшем к филбрукскому музею.
   Они позвонили у входа, и через некоторое время вдова открыла им дверь.
   На мгновение Бен в ужасе зажмурился. Он оказался не готов к такому зрелищу. Описание Майка, хотя и весьма красочное, не давало никакого представления о том, что Бен увидел. На лице миссис Гэмел не было ни одного живого места – сплошные кровоподтеки и синяки. Нос практически отсутствовал. Заплывшие глаза едва открывались. На обеих щеках, поражая жуткой симметрией, зияли рваные раны с наложенными на них швами. Белая полоска бинта, закрывавшего то место, где должен был находиться нос, как бы разрезала лицо на две части.
   – Извините, что заставила вас ждать. – Глория произносила слова не очень внятно и тихо, с огромным трудом преодолевая боль, возникавшую при каждой попытке разжать опухшие губы. – Мне что-то тяжело сегодня двигаться.
   Немудрено. Бен вообще не мог понять, как ей удается держаться на ногах.
   – Я Бен Кинкейд, – представился он.
   – Знаю, – кивнула Глория. – Лейтенант Морелли предупредил меня, когда приходил в больницу.
   – Сейчас вы чувствуете себя лучше? – вежливо поинтересовался Майк.
   – Кто его разберет. – Глория с какой-то безысходной тоской устремила свой взгляд в глаза Майка, словно надеялась найти в них ответ на его же вопрос. – Врачи сказали, что я могу идти домой. Правда, завтра мне опять надо быть в больнице, они собираются накладывать новые швы. Врачи предполагают, что у меня, возможно, сотрясение мозга.
   Бену в свое время довелось насмотреться на самые разнообразные травмы и повреждения, поскольку его отец работал врачом. Однако он не мог вспомнить, чтобы когда-либо ему приходилось видеть такие жуткие увечья. От Глории остались одни... руины – словно от разрушенного здания.
   – Простите меня за болезненный вопрос, но вы консультировались по поводу пластической операции? – спросил Бен.
   – Это слишком дорого. Для меня дорого. Особенно теперь, когда Говарда нет.
   – Но я уверен, что медицинская страховка в "Аполло"...
   – Прекратилась, как только не стало мужа. Я уже говорила об этом с Кричтоном. Он сказал, что сожалеет, но ничем не может помочь.
   – Большие боссы часто так поступают. – Майк выразительно посмотрел на Бена.
   Бен промолчал.
   – Входите, пожалуйста, – пригласила Глория. – Не люблю стоять в дверях.
   Они вошли в дом. Оказавшись внутри, Бен понял, что впечатление, которое дом производил снаружи, было обманчиво. В действительности жилище Гэмела поражало размерами и шикарной обстановкой – оно выглядело гораздо лучше, чем можно было ожидать, учитывая должность, в которой работал Гэмел.
   – Сколько у вас комнат? – спросил Бен.
   – Двадцать две, не считая мансарды, гаража и полуподвала.
   Бен присвистнул:
   – Майк, нам потребуется помощь.
   – Согласен. Хотя сомневаюсь, что кто-нибудь свободен.
   Сейчас все заняты убийцей-маньяком. Пойду позвоню.
   Глория проводила Майка к телефону и вернулась. Оказавшись с ней наедине, Бен почувствовал себя крайне неуютно.
   – Полиция имеет хоть какое-нибудь представление, кто это мог сделать? – спросил он.
   – Думаю, нет.
   Глория говорила настолько тихо и невнятно, что сначала Бен неправильно разобрал ее слова. Ему послышалось: "Боже, как мне плохо..." Глядя на эту несчастную женщину, он чувствовал, как мурашки бегут у него по спине.
   – И главное, что я ничем не могу помочь, – добавила Глория.
   – Не можете помочь полиции?
   – Да. Я ничего не видела. Это случилось примерно в полночь.
   Я не спала. У меня бессоница с тех пор, как убили Говарда. Вдруг раздался какой-то шум. Я встала и, как дура, вышла из комнаты.
   Не успела я сделать и пяти шагов, как кто-то набросился на меня и начал бить, пока я не потеряла сознание. Наверное, он бил так жестоко, чтобы вырубить меня и лишить возможности позвонить в полицию, когда он будет убегать.
   Бен с сочувствием посмотрел в измученное изуродованное лицо Глории. Кто бы это ни был, поспешное отступление никоим образом не оправдывает такой немыслимой жестокости.
   Тот, кто сделал это, – настоящий садист.
   – Как вы думаете, зачем приходил тот тип, что ему было нужно?
   Глория покачала головой и тут же тихонько застонала, словно малейшее движение причиняло ей боль.
   – Мне кажется, он что-то искал. Но я не знаю что.
   – Вы все время говорите "он". Это был мужчина? Вы уверены?
   – Ну, я только предполагаю. На самом деле трудно сказать, кто это был. Я ничего не видела, да и свет не горел...
   – Наверное... Вам было очень страшно, – задумчиво произнес Бен. – Ужасно сознавать, что кто-то может вот так ворваться, и даже в собственном доме не чувствовать себя в безопасности.
   – Это всего лишь еще одно... происшествие в ряду других, – прошептала Глория.
   – Случилось что-то еще?
   – Да нет, я не то имела в виду. Просто все как-то... одно к одному. – Глория беспокойно поерзала в кресле. – Ну, добавился еще один удар – мое изуродованное лицо. Ко всему прочему как раз чего-нибудь в этом роде и не хватало... Понимаете, когда Говарда убили, мне стало незачем жить, словно с его смертью кончилась и моя жизнь, и сейчас... – Она уронила голову на руки и спрятала лицо. – ...И сейчас я хочу только одного – умереть.

Глава 25

   К половине шестого Бен, Майк и трое прибывших им на помощь сотрудников центрального отделения полиции дважды обыскали каждый уголок огромного двадцатидвухкомнатного дома Глории Гэмел. Однако ничего не нашли.
   – Может, мы напрасно теряем время? – спросил Бен, опускаясь на корточки перед камином в кабинете Гэмела. – Возможно, убийство Говарда никак не связано с его частной жизнью.
   – Связано или нет, но он жил здесь, – ответил Майк, машинально выдвигая ящики письменного стола. Морелли уже в третий раз методично обследовал каждый сантиметр комнаты. – Наверняка в этом доме есть что-нибудь, какая-нибудь подсказка, которая поможет нам понять, что случилось с Гэмелом.
   – Не подумай, что у меня просто кончилось терпение, но мне кажется, наши поиски бессмысленны, вряд ли мы что-нибудь найдем здесь.
   – В этом ты ошибаешься.
   – Откуда такая уверенность?
   – Подумай сам. Кто-то, сильно рискуя, пробрался сюда прошлой ночью. Кто-то очень отчаянный, если судить по тому, как он отделал хозяйку дома, да и по другим его "подвигам". Но зачем? Видимо, он хотел что-то найти. Глория Гэмел помешала ему. Зверски избив ее, он спешно ретировался. Не знаю, что искал этот тип, но одно несомненно: то, за чем он приходил, все еще здесь, в доме.
   – Логично. Вопрос только в том, где это "что-то" искать.
   Бен закончил осматривать камин и направился к выходу:
   – Пойду поговорю с сержантом Мэттингли. Он обыскивает гараж.
   Гараж? Бен вдруг вспомнил слова Глории Гэмел.
   – Послушай, Майк. Помимо тех двадцати двух комнат, что мы уже осмотрели, в доме есть еще полуподвал и мансарда.
   – Ты точно знаешь?
   – Ну да. Мне сказала об этом Глория.
   Майк ткнул Бена в бок.
   – Отлично, Шерлок Кинкейд. Я займусь полуподвалом, а на твою долю остается мансарда! – Он снова дружески подтолкнул Бена. – Если, конечно, это не слишком высоко для тебя. Я вовсе не хочу, чтобы у тебя закружилась голова и ты вывалился в окно.
   Оказалось, что мансарда расположена действительно на чрезмерной для Бена высоте, чего он никак не ожидал. А если учесть, что две стены маленькой комнатки занимали огромные окна, не позволявшие Бену нормально развернуться без риска вывалиться из окна, то станет ясно, какие чувства он испытал, обнаружив все это. Бен попытался успокоить себя воспоминаниями о своем героическом прыжке с гораздо большей высоты, чем та, на которой находилась мансарда. Но это только еще сильнее расстроило его.
   Мансарда Гэмела могла бы осчастливить любого старьевщика. Каждый сантиметр комнаты был забит всякими сувенирами и прочей мелочью, вплоть до моделей самолетов и кораблей в бутылках. Один из углов занимало рыболовное снаряжение.
   Во всем этом барахле вещей, принадлежавших Глории, по-видимому, практически не было: разве что манекен, швейная машинка и еще кое-какие изрядно запыленные швейные принадлежности. Очевидно, к ним давно никто не прикасался.
   Итак, хочешь не хочешь, а надо приступать к делу. Бен решил начать с ближайшего угла. Он старался не пропустить ничего: открывал каждый ящичек, каждую коробку, тщательно исследовал обивку мебели, надеясь обнаружить какой-нибудь тайник.
   Полтора часа спустя Бен занялся простукиванием стен, выявляя возможные пустоты. Но по всей поверхности стен раздавался только однообразный глухой деревянный звук. Ничего, что могло быть связано со смертью Гэмела, отыскать не удалось.
   "Ищи, Кинкейд, ищи, – мысленно уговаривал себя Бен. – Это реальная жизнь, а не готический роман".
   Под потолком на стене мансарды висело чучело огромной рыбы. Маленькая табличка гласила, что Говард Гэмел поймал эту рыбу у берегов Исландии 12 августа 1988 года.
   Взглянув на чучело, Бен вспомнил, как совсем недавно Гэмел говорил ему: "Обожаю рыбалку, особенно когда заплывешь далеко в море... Была бы возможность – не выпускал бы удочки из рук. За этим занятием я мог бы провести всю свою жизнь, не делая ничего другого".
   А что, если здесь? Бен подвинул табуретку и, забравшись на нее, оказался на одном уровне с рыбой. Возможно, у него разыгралось воображение, но в какой-то момент ему вдруг почудилось, что рыбина... смеется над ним. Он осторожно пошарил рукой в пасти чучела...
   Ничего. Бен спрыгнул с табуретки, совершенно разочарованный. "Тоже мне, возомнил себя героем Харди, – говорил он себе. – Сначала ищешь тайники, потом суешь руку в пасть дохлой рыбы. На что ты надеешься? Может быть, хочешь найти карту сокровищ?"
   И снова в памяти всплыл разговор с Гэмелом: "Вообще-то я собираюсь взять отпуск на несколько дней. Хочу половить солнце и рыбу на западном побережье. Отдохнуть от нашей рутины хоть немного".
   Интересно, может, Гэмел хотел отдохнуть от чего-то вполне определенного. Или от кого-то. Если он владел какой-то важной информацией, на которую претендовал еще кто-то, не исключено, что Гэмел собирался забрать ее с собой.
   Бен бросился к тому углу, где было сложено рыболовное снаряжение. Продравшись под сваленные в кучу старые удочки, спиннинги, сети и откинув в сторону какой-то сложный электронный прибор, он нащупал в самом низу под всем этим хламом коробку для снастей и открыл ее: блесна, пластиковые червяки, крючки, запасная леска... вот! Бен приподнял рукой мешавшие ему рыболовные мелочи и вынул со дна коробки фотографию.
   – Майк!
   Ответа не последовало. Бен бросился вниз по лестнице.
   – Майк! – крикнул он снова.
   Несколько мгновений спустя послышался голос Майка:
   – Чего тебе? Я тут как раз осматриваю полупустую канистру с краской. Бесподобный запах. Нет ничего приятнее запаха краски.
   – Вот оно. – Как только Майк поднялся из подвала, Бен протянул ему фотографию. Это был маленький снимок, сделанный "Полароидом" и, по-видимому, недавний.
   – У тебя есть какие-нибудь идеи по поводу этой дамочки? – спросил Майк, рассматривая фото.
   – Нет. Но люди обычно не кладут фотографии обнаженных девушек в коробки для рыболовных снастей. Я думаю, здесь что-то важное.
   – Черт возьми! Конечно важное.
   С фотографии на них смотрела хрупкая светловолосая девушка, почти подросток, совершенно обнаженная, если не считать цепочку с подвеской в виде золотого сердца, расколотого пополам. Выражение ее лица трудно было понять. Но во всяком случае, счастьем или радостью оно не светилось. В кадре присутствовал еще какой-то человек, стоявший спиной: фотография запечатлела его плечо и часть спины. Но опознать кого бы то ни было по таким деталям не представлялось возможным.
   Майк перевернул фотографию. На обороте чьей-то рукой было написано: "Клуб "Детский сад".
   – Видишь эту наколку в виде клубники у нее на левом плече? – спросил Майк. – И еще две под грудью? Я знаю, кто эта девушка. Она – первая жертва маньяка.
   У Бена перехватило дыхание.
   – Но... фотография, похоже, сделана совсем недавно.
   – Согласен. Цвет очень хорошо сохранился.
   – И что это значит?
   Майк покачал головой.
   – Боюсь, что дело Говарда Гэмела, в которое замешана корпорация "Аполло", гораздо серьезнее, чем мы предполагали. И гораздо страшнее.

Глава 26

   Томлинсон прохаживался по Променаду, засунув руки в карманы черной кожаной куртки. Он снова уподобился хамелеону, приняв облик обычного завсегдатая этих мест. Взгляд Томлинсона, казалось, рассеянно блуждал по сторонам, на самом деле высматривая блондинку со шрамом на переносице.
   Сержант старался не привлекать к себе особого внимания.
   Улица с обеих сторон пестрела вывесками массажных кабинетов, секс-шопов и порнографических кинотеатров. На пересечении Одиннадцатой улицы и Цинциннати Томлинсон заметил двух дам, стоявших в красноречиво-картинных позах, не вызывающих сомнений по поводу рода их деятельности. Та, что находилась ближе к сержанту, была довольно рослой негритянкой, в короткой блузке, обнажавшей большую часть ее тела, в наброшенном на плечи пальто, отороченном искусственным мехом.
   Другая проститутка стояла в тени, и Томлинсон не мог рассмотреть ее.
   – Кого-нибудь ищешь? – спросила негритянка.
   – Угадала. Действительно ищу, – ответил Томлинсон. – Но, боюсь, не тебя.
   – Чем же я так не приглянулась тебе, парень?
   – Да нет, дело не в этом.
   – Ты что, боишься меня? Ну, тогда беги скорее домой к мамочке!
   – Опять не то... Ты не поняла... Просто мне нужен один человек...
   – Держу пари, – обратилась негритянка к своей компаньонке, – что этот парень – петух, набитый капустой.
   Томлинсон усмехнулся. В переводе на нормальный язык негритянка назвала его богатым гомосексуалистом. Ошибка по всем статьям.
   Вторая проститутка вышла из тени. У нее были длинные темные волосы, и на вид сержант дал ей лет тридцать пять.
   Хотя женщины, занимающиеся таким ремеслом, стареют быстро и определить их возраст наверняка весьма затруднительно.