– Это, должно быть, Энджи? – спросил Бен.
– Да. Я только что забрала ее из детского сада. Правда, хорошенькая? – Энджи терла пальчиками сонные глазки. – У вас есть время поговорить?
– Конечно, Шелли. Чем могу помочь?
– Я просто... хотела поблагодарить вас.
– За что?
– Вы знаете. И я знаю.
Бен налил в стаканчик воды из автомата и немного отпил.
– Хотите поплакаться мне? А заодно рассказать о том, что мы с вами знаем. Обещаю сохранить все в тайне.
Шелли вздохнула и покрепче прижала малышку к груди.
– Я уже шесть лет работаю в "Аполло".
Бен был удивлен. Обычно такую должность занимали люди, проработавшие в корпорации около года, самое большое – два.
– Считается, что, если женщина хочет иметь семью и при этом делать карьеру, лучше всего работать в крупной корпорации. Ничего подобного. Я вовсе не говорю о каких-то специальных благах. Я имею в виду только самый минимум – обычное, полагающееся всем повышение по службе. – Шелли с трудом подбирала слова. – И элементарно пристойное отношение. Теперь я прекрасно понимаю, что все якобы имеющиеся преимущества работы в корпорациях – ложь, во всяком случае, если судить по "Аполло". В корпорации работать гораздо труднее, чем в обычной фирме. Кричтон всегда вел себя так, будто я – его раба. Он превратил отдел в свою вотчину, и никто не решается противоречить ему. Он делает, что хочет. И все ему подпевают. Кричтон и прочие называли меня лапочкой, милашкой. Они спрашивали, не помочь ли мне сделать ребенка. А когда я возмущалась, говорили, что я не понимаю шуток.
Я работаю в "Аполло" шесть лет и по-прежнему занимаю самую низкую должность. Повысили Херба. Повысили Чака.
Даже Дуга повысили. Все, абсолютно все в отделе получили за это время повышения. Но не я.
– Вам следовало жаловаться, – сказал Бен.
– Первое время пробовала... Вы знаете, я ведь не всегда была такой тихой и молчаливой. На заре моей карьеры в "Аполло" во мне жила вера в справедливость. Я пыталась отстаивать свои права, спорила, требовала. Но на мои докладные записки следовал ответ, что я слишком агрессивна. Вы можете представить себе, чтобы такое сказали о мужчине? Но обо мне говорили именно так.
– Кричтон, я полагаю.
– Да. Причем мне кажется, что он сам не осознает своего ненормального поведения. Дискриминация женщин для него не самоцель. У него это получается не специально, а как бы между прочим. Кричтон относится к женщине исключительно как к объекту сексуального удовлетворения. Женщина не человек. Отсюда вполне логично вытекает его желание видеть в качестве сотрудников мужчин. Он настолько пропитан этими и им подобными взглядами, что уже просто не контролирует себя. Короче, я поняла: отстаивать свою позицию бессмысленно. Более того – чревато неприятностями: если я буду продолжать вести себя активно, напористо – меня просто выбросят на улицу.
– Поэтому вы... изменились?
– Конечно. Я чувствовала, что у меня нет выбора. Это был компромисс. Вы же знаете, как трудно сейчас найти работу. Если бы меня уволили, да еще с отрицательным отзывом, я бы уже никогда не устроилась по специальности. Вот и пришлось вести себя так, как они хотели. И все эти годы я просто тихо выполняла всю работу. Но, как вы уже знаете, повышения так и не дождалась.
– По-моему, вам только по выслуге полагается седьмой разряд.
– Я надеялась на повышение. Но пока не работала из-за родов, Кричтон повысил разряд Кэндис. Конечно, не так, как ее коллегам-мужчинам, но все-таки. И мы обе знаем, что послужило причиной. Зависимость элементарная: Херб получил Кэндис, а Кэндис – разряд. Причем после этого у меня отпала даже возможность жаловаться на дискриминацию. У Кричтона всегда под рукой был козырь в лице Кэндис. Ей же присвоили разряд. Значит, дело не в том, что я женщина, а в том, что плохо работаю.
– Какое коварство, – возмутился Бен, – но вы должны бороться. Уверен, можно найти суд, где вас выслушают.
– Бен, мне нельзя терять работу. Кто возьмет мать-одиночку с трехмесячным ребенком? Забудьте об этом. Они знают, что я беспомощна. Как говорит Кричтон: "Подумайте сами: кому вы нужны?" – Свободной рукой Шелли потерла лоб. – К тому же Чак Конрад навалил на меня всю текущую работу и постоянно грозит увольнением. Я действительно боюсь. Думаю, для вас не секрет, кто отец Энджи? Она дочка Говарда.
– У меня появились такие подозрения в последнее время.
– Когда его убили, я окончательно растерялась.
"Хотя без Гэмела ей будет гораздо спокойнее", – подумал Бен.
– Все, что накопилось за эти годы, все унижения и обиды всколыхнулись во мне с новой силой. Кричтон постоянно говорил, что я провожу слишком много времени с ребенком. Чак грозился уговорить Кричтона выгнать меня. Вы, может быть, помните сцену, которую устроил Конрад в лагере "Секвойя", как он кричал, что не может больше выносить моего присутствия. На следующий день Чак беседовал с Кричтоном, когда они шли к "Высшей ступени", – и лицо Кричтона выражало полное доверие к словам Чака. Я знаю, что они говорили обо мне.
– Поэтому вы решили перерезать страховку Кричтона.
Шелли кивнула.
– Как вы догадались?
– Не найдя ножа на дереве и убедившись, что у Филдера не было причин убивать Кричтона, я понял ошибочность моей версии. Тогда я начал вспоминать подробности того утра: кто чем занимался, где был. И в конце концов вспомнил, как вы делали сандвичи. Вы намазывали майонез... ножом.
– Да, хорошо наточенным кухонным ножом. Надрезав страховку Кричтона, я вернула нож на место, где он преспокойно лежал среди прочих кухонных причиндалов, все время оставаясь на виду. Полицейские видели нож, но он не привлек их внимания. – Шелли застенчиво улыбнулась. – Спасибо, что вы прикрыли меня на совещании.
Бен бросил стаканчик в мусорный бак.
– Ерунда. Я прекрасно понимаю, что вы не преступница.
– Если бы Кричтон узнал правду, он сразу же выгнал бы меня. Босс давно ждет подходящего случая, а лучшего повода для увольнения не придумаешь. И еще хуже – засадил бы меня в тюрьму. – Шелли поцеловала Энджи в щеку. – Я вам очень благодарна, Бен, но взять чужую вину на себя... Это чревато крупными неприятностями. Кричтон может подать на вас в суд.
– Не думаю. Я сейчас контролирую ситуацию и имею возможность в какой-то степени влиять на Кричтона. Кстати, у меня есть друг, Клейтон Лангделл, у которого, возможно, найдется для вас работа вне корпорации. Если, конечно, вы не предпочтете остаться в "Аполло". Решать вам.
Какое-то время Шелли обдумывала слова Бена.
– Разрешите мне немного поразмыслить над вашим предложением, взвесить все "за" и "против". То, что творится в "Аполло", не может нравиться, но просто плюнуть на все и уйти – это самый простой выход.
– Понимаю. Прошибить стены лбом непросто, но кто-то должен бороться, чтобы сделать этот мир хоть чуточку лучше. – Бен погладил Энджи по головке. – Для таких вот малышей.
Энджи схватила Бена за палец. Бен взял девочку на руки.
– Вы так добры ко мне, – обратилась к нему Шелли. Ее глаза наполнились слезами. – А я даже не знаю почему.
Бен покачал малышку на руках.
– Ну, – сказал он, – просто каждый делает то, что может.
Энджи захлопала в ладошки и рассмеялась.
– Да. Я только что забрала ее из детского сада. Правда, хорошенькая? – Энджи терла пальчиками сонные глазки. – У вас есть время поговорить?
– Конечно, Шелли. Чем могу помочь?
– Я просто... хотела поблагодарить вас.
– За что?
– Вы знаете. И я знаю.
Бен налил в стаканчик воды из автомата и немного отпил.
– Хотите поплакаться мне? А заодно рассказать о том, что мы с вами знаем. Обещаю сохранить все в тайне.
Шелли вздохнула и покрепче прижала малышку к груди.
– Я уже шесть лет работаю в "Аполло".
Бен был удивлен. Обычно такую должность занимали люди, проработавшие в корпорации около года, самое большое – два.
– Считается, что, если женщина хочет иметь семью и при этом делать карьеру, лучше всего работать в крупной корпорации. Ничего подобного. Я вовсе не говорю о каких-то специальных благах. Я имею в виду только самый минимум – обычное, полагающееся всем повышение по службе. – Шелли с трудом подбирала слова. – И элементарно пристойное отношение. Теперь я прекрасно понимаю, что все якобы имеющиеся преимущества работы в корпорациях – ложь, во всяком случае, если судить по "Аполло". В корпорации работать гораздо труднее, чем в обычной фирме. Кричтон всегда вел себя так, будто я – его раба. Он превратил отдел в свою вотчину, и никто не решается противоречить ему. Он делает, что хочет. И все ему подпевают. Кричтон и прочие называли меня лапочкой, милашкой. Они спрашивали, не помочь ли мне сделать ребенка. А когда я возмущалась, говорили, что я не понимаю шуток.
Я работаю в "Аполло" шесть лет и по-прежнему занимаю самую низкую должность. Повысили Херба. Повысили Чака.
Даже Дуга повысили. Все, абсолютно все в отделе получили за это время повышения. Но не я.
– Вам следовало жаловаться, – сказал Бен.
– Первое время пробовала... Вы знаете, я ведь не всегда была такой тихой и молчаливой. На заре моей карьеры в "Аполло" во мне жила вера в справедливость. Я пыталась отстаивать свои права, спорила, требовала. Но на мои докладные записки следовал ответ, что я слишком агрессивна. Вы можете представить себе, чтобы такое сказали о мужчине? Но обо мне говорили именно так.
– Кричтон, я полагаю.
– Да. Причем мне кажется, что он сам не осознает своего ненормального поведения. Дискриминация женщин для него не самоцель. У него это получается не специально, а как бы между прочим. Кричтон относится к женщине исключительно как к объекту сексуального удовлетворения. Женщина не человек. Отсюда вполне логично вытекает его желание видеть в качестве сотрудников мужчин. Он настолько пропитан этими и им подобными взглядами, что уже просто не контролирует себя. Короче, я поняла: отстаивать свою позицию бессмысленно. Более того – чревато неприятностями: если я буду продолжать вести себя активно, напористо – меня просто выбросят на улицу.
– Поэтому вы... изменились?
– Конечно. Я чувствовала, что у меня нет выбора. Это был компромисс. Вы же знаете, как трудно сейчас найти работу. Если бы меня уволили, да еще с отрицательным отзывом, я бы уже никогда не устроилась по специальности. Вот и пришлось вести себя так, как они хотели. И все эти годы я просто тихо выполняла всю работу. Но, как вы уже знаете, повышения так и не дождалась.
– По-моему, вам только по выслуге полагается седьмой разряд.
– Я надеялась на повышение. Но пока не работала из-за родов, Кричтон повысил разряд Кэндис. Конечно, не так, как ее коллегам-мужчинам, но все-таки. И мы обе знаем, что послужило причиной. Зависимость элементарная: Херб получил Кэндис, а Кэндис – разряд. Причем после этого у меня отпала даже возможность жаловаться на дискриминацию. У Кричтона всегда под рукой был козырь в лице Кэндис. Ей же присвоили разряд. Значит, дело не в том, что я женщина, а в том, что плохо работаю.
– Какое коварство, – возмутился Бен, – но вы должны бороться. Уверен, можно найти суд, где вас выслушают.
– Бен, мне нельзя терять работу. Кто возьмет мать-одиночку с трехмесячным ребенком? Забудьте об этом. Они знают, что я беспомощна. Как говорит Кричтон: "Подумайте сами: кому вы нужны?" – Свободной рукой Шелли потерла лоб. – К тому же Чак Конрад навалил на меня всю текущую работу и постоянно грозит увольнением. Я действительно боюсь. Думаю, для вас не секрет, кто отец Энджи? Она дочка Говарда.
– У меня появились такие подозрения в последнее время.
– Когда его убили, я окончательно растерялась.
"Хотя без Гэмела ей будет гораздо спокойнее", – подумал Бен.
– Все, что накопилось за эти годы, все унижения и обиды всколыхнулись во мне с новой силой. Кричтон постоянно говорил, что я провожу слишком много времени с ребенком. Чак грозился уговорить Кричтона выгнать меня. Вы, может быть, помните сцену, которую устроил Конрад в лагере "Секвойя", как он кричал, что не может больше выносить моего присутствия. На следующий день Чак беседовал с Кричтоном, когда они шли к "Высшей ступени", – и лицо Кричтона выражало полное доверие к словам Чака. Я знаю, что они говорили обо мне.
– Поэтому вы решили перерезать страховку Кричтона.
Шелли кивнула.
– Как вы догадались?
– Не найдя ножа на дереве и убедившись, что у Филдера не было причин убивать Кричтона, я понял ошибочность моей версии. Тогда я начал вспоминать подробности того утра: кто чем занимался, где был. И в конце концов вспомнил, как вы делали сандвичи. Вы намазывали майонез... ножом.
– Да, хорошо наточенным кухонным ножом. Надрезав страховку Кричтона, я вернула нож на место, где он преспокойно лежал среди прочих кухонных причиндалов, все время оставаясь на виду. Полицейские видели нож, но он не привлек их внимания. – Шелли застенчиво улыбнулась. – Спасибо, что вы прикрыли меня на совещании.
Бен бросил стаканчик в мусорный бак.
– Ерунда. Я прекрасно понимаю, что вы не преступница.
– Если бы Кричтон узнал правду, он сразу же выгнал бы меня. Босс давно ждет подходящего случая, а лучшего повода для увольнения не придумаешь. И еще хуже – засадил бы меня в тюрьму. – Шелли поцеловала Энджи в щеку. – Я вам очень благодарна, Бен, но взять чужую вину на себя... Это чревато крупными неприятностями. Кричтон может подать на вас в суд.
– Не думаю. Я сейчас контролирую ситуацию и имею возможность в какой-то степени влиять на Кричтона. Кстати, у меня есть друг, Клейтон Лангделл, у которого, возможно, найдется для вас работа вне корпорации. Если, конечно, вы не предпочтете остаться в "Аполло". Решать вам.
Какое-то время Шелли обдумывала слова Бена.
– Разрешите мне немного поразмыслить над вашим предложением, взвесить все "за" и "против". То, что творится в "Аполло", не может нравиться, но просто плюнуть на все и уйти – это самый простой выход.
– Понимаю. Прошибить стены лбом непросто, но кто-то должен бороться, чтобы сделать этот мир хоть чуточку лучше. – Бен погладил Энджи по головке. – Для таких вот малышей.
Энджи схватила Бена за палец. Бен взял девочку на руки.
– Вы так добры ко мне, – обратилась к нему Шелли. Ее глаза наполнились слезами. – А я даже не знаю почему.
Бен покачал малышку на руках.
– Ну, – сказал он, – просто каждый делает то, что может.
Энджи захлопала в ладошки и рассмеялась.