Страница:
Все взоры теперь были прикованы к знамени. Сильный порыв ветра на
мгновение расправил алое полотнище, и мы прочли вышитую золотом чьими-то
искусными руками надпись: "12-й гвардейский бомбардировочный авиационный
полк дальнего действия".
Приняв из рук члена Военного совета гвардейское знамя, командир полка
полковник Божко, а за ним весь полк опустились на колено.
Мы произнесли гвардейскую клятву.
Теперь мы пойдем в бой под этим, святым для нас знаменем...
- ОРИЕНТИР - ПАРТИЗАНСКИЕ КОСТРЫ -
Как в природе перед грозой и бурей на некоторое время наступает
затишье, так весной 1943 года оно наступило на советско-германском фронте. К
этому времени выровнялась и стабилизировалась линия фронта - от Баренцева
моря до Новороссийска. Только у Великих Лук она делала поворот на юго-восток
да у Курска глубоко вклинивалась в расположение немецких войск.
Потерпев зимой тяжелое поражение, особенно на Волге, под Сталинградом,
немецко-фашистское командование начало усиленно готовиться к летней
кампании. К наступлению под Курском гитлеровцы готовились тщательно. Здесь
сосредоточивались лучшие вражеские дивизии, боевая техника. В этой
группировке врага насчитывалось около 900 тысяч человек, до 10 тысяч орудий
и минометов, около 2700 танков, свыше 2 тысяч самолетов.
Хотя наземные войска той и другой стороны активности пока не проявляли,
для авиационных частей 1-й, 15-й, 16-й, 2-й, 17-й, 8-й воздушных армий и
авиации дальнего действия работы хватало. С марта по август 1943 года мы
бомбили железнодорожные узлы, укрепленные позиции врага, участвовали в двух
воздушных операциях по уничтожению авиации противника на его аэродромах,
уничтожали его оперативные резервы.
В ночь на 9 апреля нашему полку было приказано нанести бомбардировочный
удар по железнодорожному узлу Брянска. Фотографировать цели для контроля
результатов бомбардировочного удара по эшелонам противника был назначен
командир корабля комсомолец гвардии лейтенант Михаил Кучеренко. Он отличался
исключительной смелостью и отвагой в бою, отлично выполнял самые сложные и
ответственные задания, специализировался как фотограф-контролер и ни разу не
привез нам плохих снимков. С ним в полет напросился и мой заместитель по
политчасти гвардии капитан Алексей Борисов. После бомбового удара по цели,
сильно прикрытой противовоздушной обороной, он хотел написать об этом статью
во фронтовую газету. Заодно ему поручили визуально проконтролировать
результаты бомбового удара. Несмотря на интенсивный огонь десятка батарей
зенитной артиллерии всех калибров и работу более двадцати прожекторов,
прикрывавших Брянск, наши экипажи действовали смело и успешно отбомбились.
Было подожжено несколько эшелонов. Последним на цель зашел экипаж Михаила
Кучеренко. Чтобы получить отличные снимки, летчику необходимо было точно
выдержать высоту, скорость, курс полета и не допустить кренов машины. Еще
при выходе на боевой курс вражеским прожекторам удалось поймать самолет
Кучеренко.
По поблескивавшему в лучах прожекторов одинокому, упорно не
сворачивающему с боевого курса советскому самолету открыли ураганный огонь
десятки зенитных орудий всех калибров. Вот ярким белым светом вспыхнула
"фотобомба" - пиротехническое устройство для фотографирования. Еще яростней
стали стрелять орудия, и когда казалось, что самолет вот-вот вырвется из
огненного ада, он неожиданно вспыхнул и стал падать...
Сидя на КП, мы до рассвета ждали возвращения бесстрашного
комсомольского экипажа, но так и не дождались. Долгое время мы надеялись,
что самолет Кучеренко только подбили и он где-либо совершил вынужденную
посадку. Но шля дни, недели, а экипаж не возвращался и не подавал о себе
вестей.
Через месяц в полк вернулся гвардии капитан А. И. Борисов и рассказал
нам, как погибли его боевые товарищи. Они вышли к цели, когда ее еще бомбили
последние экипажи из бомбардировочного эшелона. На станции полыхали пожары,
рвались фугаски. Вот бомбежка закончилась, и один за другим стали гаснуть
прожекторы, утихать вспышки зенитных батарей.
- Пошли на цель, Ваня. Какой курс? - обратился Кучеренко к штурману
Ивану Яшану.
- Курс сто десять, подверни правее и так держи. Альберт, уступи
место...
Пилот Альберт Ящан, чтобы не мешать командиру и штурману управлять
самолетом и фотографировать цель, вышел из кабины и ушел в грузовой отсек, к
воздушным стрелкам.
В начале боевого курса, когда фотокамера начала производить съемку,
кораблю неожиданно преградил путь широкий сноп света - луч главного
поискового прожектора. За ним один за другим вспыхнули и скрестились на
самолете более десятка других прожекторов с тонкими, очень мощными лучами.
Самолет заполнило ярким слепящим светом - насквозь просвечивал даже металл.
Со всех сторон на машину надвигались огромные фантастические светляки.
Приблизившись и мгновенно вспыхнув, они гасли. Это на разных высотах рвались
зенитные снаряды. Кучеренко как будто не замечал их, спокойно сидел в своем
пилотском кресле. Борисов находился у него за спиной, рядом с радистом, и
пытался зарисовать в блокнот результаты бомбардировки, но сделать этого не
мог: даже в рубку радиста, где нет окон и иллюминаторов, проникал
непередаваемо яркий свет и слепил глаза. Вдруг самолет несколько раз сильно
вздрогнул от прямых попаданий зенитных снарядов, и его сильно затрясло.
Вспыхнул левый мотор, начался пожар в заднем отсеке. Самолет резко
пошел вверх, накренился влево и с высоты три тысячи метров стал падать.
Кучеренко пытался вывести машину в горизонтальный полет, но безрезультатно.
Тогда он подал команду всем покинуть машину на парашютах. У самого Михаила
парашют не был пристегнут к лямкам, так как мешал управлять самолетом.
Борисов подал Кучеренко парашют, помог пристегнуть карабины к подвесной
системе, и они через пламя с трудом пробрались в грузовой отсек. В хвостовой
части фюзеляжа бушевал пожар. В плексигласовом колпаке, в турельной
пулеметной установке на брезентовых ремнях повисло безжизненное тело
воздушного стрелка. Борисов, а за ним Кучеренко в открытую дверь последними
выбросились из самолета.
Алексей Борисов спустился на парашюте в северной части города. Через
некоторое время другие части АДД возобновили бомбардировку железнодорожного
узла. Воспользовавшись этим, никем не замеченный, Борисов вышел из города. С
обожженными лицом и руками, босой (унты у него были сорваны с ног еще в
воздухе), с обмороженными ногами, голодный, вконец измученный, четверо суток
он скитался вокруг города, пока его не задержал в деревне Козелкино
деревенский староста., Этот староста был патриотом, держал связь с
партизанами, оказывал им помощь. Он спрятал Борисова в землянке в лесу - до
прихода партизан.
Две недели, что Борисов пробыл в партизанской бригаде, он не сидел
сложа руки: подбирал посадочные площадки, организовывал на них прием
самолетов По-2. На одном из этих самолетов партизаны отправили его на
Большую землю.
Никто из экипажа Кучеренко в часть не вернулся, об их судьбе до сих пор
ничего не известно.
СХВАТКИ В НОЧНОМ НЕБЕ
Весной 1943 года в борьбе против наших бомбардировщиков враг активно
стал применять ночную истребительную авиацию. Встречи наших самолетов с
ночными истребителями противника в районах, где наносился бомбовый удар, и
на маршруте полета стали частыми.
Наиболее сильно были прикрыты ночными истребителями такие
железнодорожные узлы, как Смоленский, Брянский, Орловский, Курский,
Харьковский и другие. Для нас, летчиков, это были цели номер один - по
сложности преодоления их системы противовоздушной обороны. Истребители
нападали на нас, когда наши самолеты выходили из зоны зенитного огня. Их
атаки отражали дружным огнем из бортовых пулеметов воздушные стрелки.
4 мая, когда мы снова бомбили железнодорожный узел Брянск-11, на высоте
3100 метров самолет экипажа гвардии старшего лейтенанта Мусаткина сзади
сверху атаковал Ме-110. Воздушный стрелок Бавыкин вовремя заметил вражеский
истребитель и, упредив его, открыл огонь. От меткой очереди "мессер"
загорелся и камнем полетел к земле.
Однако не всегда встречи с вражескими ночными истребителями
оканчивались благополучно.
В ночь на 26 июня 1943 года при бомбардировке вражеских самолетов на
аэродроме Олсуфьево мы потеряли один из лучших экипажей - экипаж гвардии
капитана Матвея Григорьевича Маркова. По донесению нашей противовоздушной
обороны, бомбардировщик был сбит истребителем Me-109, когда возвращался с
боевого задания, и упал в пятидесяти километрах от линии фронта, в десяти
километрах северо-восточнее города Кирова. Самолет сгорел, экипаж погиб. В
этом боевом вылете на борту, кроме командира, находились штурман гвардии
младший лейтенант Иващенко, второй пилот младший лейтенант Белоусов,
борттехник гвардии техник-лейтенант Афанасьев, воздушный стрелок гвардии
сержант Холявинский.
Ночные воздушные бои убедительно подтверждали, что, как правило,
победителем в них выходит тот, кто первым обнаружит противника, скрытно
произведет необходимый маневр для атаки и первым откроет прицельный огонь.
Ночной бой скоротечен. В основном исход его решает первая атака.
Истребитель ищет в ночном небе наши бомбардировщики на вероятных
маршрутах при полете к цели и, отыскав одного из них, оставаясь
незамеченным, внезапно атакует, стремясь сбить самолет, не допустить к цели
или заставить сбросить бомбы, не доходя до нее. В этом состоит его основная
боевая задача.
Задача же ночного бомбардировщика - скрытно дойти до объекта
бомбардировки, преодолеть его оборону и поразить бомбовым ударом цель.
Вовремя обнаруженный ночной истребитель, если упредить его открытием
огня, в большинстве случаев сам становится жертвой в воздушном бою. Кроме
того, бомбардировщик может, не вступая в бой, сманеврировать, незамеченным
уйти от врага.
После каждой боевой ночи мы проводили разборы, где подробно
анализировались положительные и отрицательные примеры действий экипажей -
особенно в моменты преодоления противовоздушной обороны цели и встречи с
истребителями противника.
На основе собранных и обобщенных к тому времени данных о тактических
приемах ночных истребителей противника можно было сделать вывод: наши
бомбардировщики могут и способны вести с ними борьбу, но для этого должны
быть организованы и отработаны предельно высокая бдительность и
наблюдательность каждого из членов экипажа, готовность воздушных стрелков в
любой момент упредить врага, мгновенно открыть прицельный огонь, способность
командира корабля занимать удобные позиции для стрельбы воздушных стрелков,
четкое взаимодействие всех членов экипажа.
В 1942 году гитлеровцы почти всю свою ночную истребительную авиацию
сосредоточивали на западном театре военных действий, в системе
противовоздушной обороны Берлина и других важных политических и
экономических центров Германии. Немецкие ночные истребители тогда вели
борьбу в основном с англо-американской авиацией. Но быстрый рост нашей
ночной авиации и мощные удары, наносимые авиацией дальнего действия,
вынудили гитлеровцев снять часть ночных истребителей с запада для прикрытия
особо важных объектов на Восточном фронте.
В первое время ночные истребители противника применяли довольно простые
тактические приемы; патрулирование над объектами и над линией фронта, на
вероятных маршрутах наших бомбардировщиков. Патрулировали они, как правило,
парами, а наводились на наши самолеты с земли постами наблюдения и связи с
помощью световых сигналов.
Опытные ночные летчики-истребители противника умело использовали в
своих действиях психологический фактор. Иногда они следовали за нашими
кораблями, держась в отдалении, и когда бомбардировщик летел уже над своей
территорией и члены экипажа ослабляли бдительность, гитлеровцы незамеченными
подходили вплотную к кораблю и в упор расстреливали его.
В 1943 году ночные воздушные бои стали обычным явлением. В ходе этих
боев противник значительно усовершенствовал свою тактику. Истребители стали
более четко взаимодействовать с зенитной артиллерией, они действовали на
высотах, недосягаемых для артиллерии, использовали светлый фон над целью,
созданный светящимися авиабомбами, выслеживали на этом фоне силуэты наших
самолетов, подавали сигнал зенитчикам прекратить огонь и шли в атаку.
Немецкие истребители неплохо использовали наше светонаведение и светомаяки,
по которым бомбардировочная авиация выходила на цель, выставляли у этих
ориентиров патрули истребителей. Наши аэродромы стали систематически
блокироваться противником, над ними все чаще стали завязываться воздушные
бои.
На войне без потерь не обойдешься, мы понимали это, однако мириться с
ними не могли. Вот почему наши командиры неустанно и кропотливо собирали,
накапливали, изучали опыт боевых действий, совершенствовали тактику
нанесения бомбардировочных ударов и ведения боев с ночными истребителями.
Большую работу в этом направлении проводил штаб нашего корпуса,
командир корпуса генерал-майор авиации В. Е. Нестерцев и начальник
политотдела полковник В. А. Окунев. Штабом корпуса был собран и обобщен
большой материал обо всех без исключения случаях встреч бомбардировщиков
соединения с истребителями противника, были даны рекомендации по действиям
экипажей при встрече с истребителями в различной обстановке, давались
указания и схема организации наблюдения за воздушным пространством в полете.
Обобщенный опыт был изучен всеми экипажами, были проведены тренировки по
организации наблюдения и взаимодействия членов экипажа, стрельбы из
турельных установок самолетов по мишеням на оборудованных полигонах.
Эта работа дала положительные результаты. Потери значительно
уменьшились.
НАД ОГНЕННОЙ ДУГОЙ
Как известно, наше Верховное главнокомандование своевременно раскрыло
планы противника по уничтожению нашей группировки на Орловско-Курском
выступе линии фронта.
Для нанесения бомбардировочных ударов по коммуникациям врага, срыва его
железнодорожных перевозок, уничтожения бомбардировочной авиации на
аэродромах, войск и боевой техники под Орлом, Курском и Белгородом в помощь
воздушным армиям фронтов были привлечены соединения авиации дальнего
действия, в их числе и наша дивизия.
В ночь на 25 июля нашему полку было приказано нанести бомбовый удар по
скоплению живой силы и большого количества танков противника на его
оборонительном рубеже в Волхове, в тридцати пяти километрах севернее Орла.
Нам было известно, что этот пункт прикрывался довольно сильно: пятью
батареями зенитной артиллерии, двенадцатью прожекторами, крупнокалиберными
пулеметами.
Найти Волхов даже ночью не трудно, он расположен на характерном изгибе
шоссейной дороги Белев - Хотынец, в излучине одного из притоков Оки. Все
самолеты один за другим точно выходили на цель и, несмотря на интенсивный
огонь зенитной артиллерии, с высоты 2300 метров метко бомбили. Особенно
отличился экипаж командира 1-й эскадрильи гвардии капитана Павла Савченко.
После первого пристрелочного захода штурман Зрожевец внес в прицел
коррективы и точно отбомбился. Попадание было исключительно удачным. На
земле произошел взрыв необычайной силы, самолет Савченко взрывной волной,
достигшей высоты более двух километров, подбросило вверх; летчику
потребовалось приложить немало усилий, чтобы удержать машину в нормальном
положении. За первым взрывом произошла серия менее мощных, образовался пожар
на огромной площади - яркое красное пламя. Пожар был виден на расстоянии
более ста километров: видимо, бомбы, сброшенные молодым штурманом Зрожевцом,
угодили в крупный склад боеприпасов.
21 июля мы бомбили железнодорожную станцию Карачев, и на этот раз
экипаж Савченко отличился. Над целью его самолет поймали четыре прожектора,
зенитчики сосредоточили на нем весь огонь. После того как штурман сбросил
бомбы точно в цель, Савченко противозенитным маневром - резким снижением и
скольжением - вышел из светового поля. На обратном маршруте, наблюдая за
железной дорогой на участке Карачев - Брянск, Савченко заметил на разъезде,
примерно в двадцати километрах восточнее Карачева, огоньки и свет - как ему
показалось, от паровозных прожекторов. Савченко снизился и приказал штурману
сбросить над подозрительным местом светящуюся бомбу. Когда местность
осветилась белым светом, экипаж увидел в тупике несколько груженых эшелонов
с войсками и боевой техникой. Немцы, чтобы спасти боевую технику и войска от
бомбардировочных ударов, часть железнодорожных составов рассредоточили по
тупикам.
Вернувшись на аэродром, Савченко доложил об обнаруженных в тупике под
Карачевом эшелонах и попросил разрешение на второй боевой вылет для их
бомбардировки. Разрешение он получил. С высоты 900 метров, с двух заходов
бомбы, сброшенные экипажем Савченко, точно поразили цель. Возникли пожары,
сопровождавшиеся сильными взрывами.
По примеру Павла Савченко и другие экипажи стали внимательно следить за
передвижением противника на железных и шоссейных дорогах и, если
обнаруживали поезда или войска, немедленно доносили об этом на командный
пункт, а сами бомбили их мелкими фугасными и зажигательными бомбами, которые
для этих целей оставляли про запас. Иногда в светлую ночь даже снижались на
безопасную высоту и обстреливали врага из пулеметов. Так врагу не всегда
удавалось скрытное передвижение войск и их рассредоточение по
железнодорожным тупикам и перегонам.
Мне, как и многим экипажам авиации дальнего действия, пришлось
участвовать в авиационной подготовке на участке прорыва 61-й армии Брянского
фронта. В течение всей ночи на 12 июня самолеты нашего соединения наносили
удары по артиллерийским позициям, узлам сопротивления и районам
сосредоточения вражеских войск. Благодаря хорошо организованному световому
обозначению линии фронта и светонаведению на цели все экипажи задания
выполнили успешно.
Но районы со светонаведением были излюбленными местами вражеских ночных
истребителей, здесь они подкарауливали наши бомбардировщики.
В последних числах июля я вылетал во главе бомбардировочного эшелона
полка бомбить скопление боевой техники и живой силы противника под
Белгородом. Выполнив задание, мы первыми возвращались на свой аэродром. За
двадцать минут до прилета нас дважды атаковал Me-110. Немец был слишком
осторожен и стрелял с дальней дистанции. Наши стрелки вовремя заметили его
и, открыв огонь из турельного и бортовых пулеметов, не подпустили его к нам.
По радио мы передали на командный пункт и находившимся в воздухе самолетам о
нападении на нас истребителя, предупредили их о возможной встрече.
В первом часу ночи, когда мы произвели посадку и самолет еще катился по
песчаному полю аэродрома, немецкий бомбардировщик сбросил на нас пять
крупнокалиберных бомб. Они упали в разных местах посадочной полосы, а одна,
упавшая ближе всех к нашему самолету, на наше счастье, сразу не взорвалась,
она оказалась со взрывателем замедленного действия. Мы успели зарулить
самолет в капонир, и лишь когда со штурманом гвардии капитаном Павлом
Шидловским мы направились на командный пункт писать боевое донесение,
раздался взрыв - на том самом месте, где мы приземлились. В эту ночь все
остальные самолеты из-за больших повреждений взлетно-посадочной полосы
пришлось посадить на запасном аэродроме.
12 августа похожий случай повторился: самолет экипажа гвардии старшего
лейтенанта Алейникова "привел" на аэродром истребитель противника. Когда
самолет Алейникова, выполнив последний разворот, вышел на прямую и стал
снижаться, на высоте около ста метров его атаковал противник, но, к счастью,
промахнулся.
В эту же ночь, когда все вернулись с задания и летный состав собрался в
штабной землянке, над аэродромом появились немецкие бомбардировщики. От
взрывов крупнокалиберных бомб земля дрожала, в щели потолка землянки на нас
сыпался песок, от взрывной волны разорвавшейся рядом бомбы вылетели из
маленьких окошек стекла, погасли самодельные коптилки на сбитом из
неоструганных досок длинном столе, за которым штурманы, разложив
навигационные карты и бортовые журналы, писали боевые донесения. Взрывы
умолкли. Наступила тишина. Все некоторое время молчали. Наконец, тишину
нарушил старший лейтенант Земляной:
- Ну, братцы, отряхивайтесь, пойдем подышим свежим воздухом.
- Действительно, скорее вытряхивайтесь, не мешайте, - сказал, зажигая
фитиль огромной коптилки, штурман Гнеденко. Как будто не было только что
страшной бомбежки, он поудобнее уселся за стол, отряхнул с бумаг и карты
песок и принялся деловито дописывать боевое донесение.
Выйдя из душной, закопченной, как деревенская баня, землянки, мы с
наслаждением вдохнули влажный от утреннего тумана, напоенный запахами трав,
пьянящий воздух и, оглядевшись, увидели поле аэродрома, сплошь изрытое
огромными воронками с вздыбившимися по краям песчаными холмами.
Не только взлететь, но даже безопасно, прорулить по такому аэродрому
было невозможно. Утешало нас только то, что самолеты, прикрытые земляными
подковообразными капонирами, были целы. На противоположной стороне летного
поля полыхал пожар - горел колхозный овин.
Противник стал систематически бомбить полевой аэродром Мякишево, и нам
приказали перебазироваться в Монино. К исходу дня, когда на взлетной полосе
были засыпаны и укатаны тяжелыми чугунными катками последние воронки, мы
перелетели на новое место базирования, "под крылышко" противовоздушной
обороны московской зоны. Ввиду сильного прикрытия истребителями противника
объектов и целей, которые нам приходилось тогда бомбить, и участившихся
нападений вражеской авиации на наши самолеты в августе командир авиакорпуса
В. Е. Нестерцев дал следующие указания.
Каждую последующую ночь бомбардировочный удар наносить в разное время и
с разных высот. Разведчикам погоды основную цель не бомбить, а действовать
по запасной, специально выделенной и находящейся в стороне от основного
объекта бомбардировки, либо вылетать на разведку погоды без бомб. В светлые
ночи отработать полет бомбардировщиков небольшими группами, парой, звеном с
целью взаимного прикрытия на случай воздушного боя. В полках провести
специальные занятия с воздушными стрелками, на которых детально изучить все
случаи боевых потерь и воздушные бои с благополучным исходом, разобрать
примеры хорошей и плохой бдительности воздушных стрелков.
Вскоре в ночных схватках с вражескими истребителями наши
бомбардировщики стали успешно сбивать врага.
В ночь на 23 августа наш полк вместе с другими частями соединения
наносил бомбовый удар по железнодорожному узлу в Рославле. Стояла хорошая
погода, и на эту ночь синоптики давали отличный метеорологический прогноз.
Поэтому был установлен следующий порядок полета и бомбометания: первой
наносит удар по железнодорожному узлу с высоты 3900-4100 метров группа из
пяти самолетов, затем, через минуту, в течение 10-15 минут, с высоты 1100
метров наносит сосредоточенный удар основной эшелон бомбардировщиков. Полет
к цели и обратно производить звеньями и парами на удобных для взаимной
обороны дистанциях и интервалах. Мой самолет назначался ведущим первого
полкового звена.
Как всегда, перед вылетом экипажи собрались у самолетов, ждали сигнала
на вылет. Погасли золотые блики заката, наступала ночь, одна за другой
загорелись, замерцали яркие звезды. Нагретая за день земля дышала теплом.
Так хотелось лежать и лежать, растянувшись на влажной траве...
Над КП взлетела зеленая ракета. Запускаем двигатели, выруливаем на
старт. С зажженными навигационными огнями, один за другим самолеты взлетают
и с набором высоты ложатся на заданный курс. Слева к нам пристраивается
самолет гвардии лейтенанта Скворцова, справа - гвардии лейтенанта
Алейникова. Выключаем навигационные огни, и теперь моим ведомым приходится с
большим напряжением держать свое место в строю, ориентируясь по еле
заметному на звездном небе силуэту моего самолета да по небольшим языкам
голубоватого пламени, выбрасываемым пламегасителями выхлопных патрубков
двигателей. Хорошо, лететь недалеко: час двадцать минут, и будем у цели. Но
потрудиться парням придется здорово. Все время со вторым летчиком гвардии
лейтенантом Василием Шевораковым не выпускаем своих ведомых из поля зрения,
я слежу за левым-самолетом Скворцова, а он за правым - Алейникова. Им
гораздо труднее вести свои самолеты, чем мне, поэтому я стараюсь по
возможности облегчить их задачу, предельно точно выдержать заданные скорость
и курс, не допускать резких эволюции. Но оба командира ведомых кораблей
опытные летчики и хорошо держатся в строю.
Мы у цели. В небе и на земле непривычно спокойно. Не видно ни голубых
лучей прожекторов, ни вспышек зенитных снарядов. Наступают самые напряженные
минуты полета, в самолете устанавливается тишина, каждый сосредоточенно
занят своим делом, слышен только ровный, напряженный гул моторов.
мгновение расправил алое полотнище, и мы прочли вышитую золотом чьими-то
искусными руками надпись: "12-й гвардейский бомбардировочный авиационный
полк дальнего действия".
Приняв из рук члена Военного совета гвардейское знамя, командир полка
полковник Божко, а за ним весь полк опустились на колено.
Мы произнесли гвардейскую клятву.
Теперь мы пойдем в бой под этим, святым для нас знаменем...
- ОРИЕНТИР - ПАРТИЗАНСКИЕ КОСТРЫ -
Как в природе перед грозой и бурей на некоторое время наступает
затишье, так весной 1943 года оно наступило на советско-германском фронте. К
этому времени выровнялась и стабилизировалась линия фронта - от Баренцева
моря до Новороссийска. Только у Великих Лук она делала поворот на юго-восток
да у Курска глубоко вклинивалась в расположение немецких войск.
Потерпев зимой тяжелое поражение, особенно на Волге, под Сталинградом,
немецко-фашистское командование начало усиленно готовиться к летней
кампании. К наступлению под Курском гитлеровцы готовились тщательно. Здесь
сосредоточивались лучшие вражеские дивизии, боевая техника. В этой
группировке врага насчитывалось около 900 тысяч человек, до 10 тысяч орудий
и минометов, около 2700 танков, свыше 2 тысяч самолетов.
Хотя наземные войска той и другой стороны активности пока не проявляли,
для авиационных частей 1-й, 15-й, 16-й, 2-й, 17-й, 8-й воздушных армий и
авиации дальнего действия работы хватало. С марта по август 1943 года мы
бомбили железнодорожные узлы, укрепленные позиции врага, участвовали в двух
воздушных операциях по уничтожению авиации противника на его аэродромах,
уничтожали его оперативные резервы.
В ночь на 9 апреля нашему полку было приказано нанести бомбардировочный
удар по железнодорожному узлу Брянска. Фотографировать цели для контроля
результатов бомбардировочного удара по эшелонам противника был назначен
командир корабля комсомолец гвардии лейтенант Михаил Кучеренко. Он отличался
исключительной смелостью и отвагой в бою, отлично выполнял самые сложные и
ответственные задания, специализировался как фотограф-контролер и ни разу не
привез нам плохих снимков. С ним в полет напросился и мой заместитель по
политчасти гвардии капитан Алексей Борисов. После бомбового удара по цели,
сильно прикрытой противовоздушной обороной, он хотел написать об этом статью
во фронтовую газету. Заодно ему поручили визуально проконтролировать
результаты бомбового удара. Несмотря на интенсивный огонь десятка батарей
зенитной артиллерии всех калибров и работу более двадцати прожекторов,
прикрывавших Брянск, наши экипажи действовали смело и успешно отбомбились.
Было подожжено несколько эшелонов. Последним на цель зашел экипаж Михаила
Кучеренко. Чтобы получить отличные снимки, летчику необходимо было точно
выдержать высоту, скорость, курс полета и не допустить кренов машины. Еще
при выходе на боевой курс вражеским прожекторам удалось поймать самолет
Кучеренко.
По поблескивавшему в лучах прожекторов одинокому, упорно не
сворачивающему с боевого курса советскому самолету открыли ураганный огонь
десятки зенитных орудий всех калибров. Вот ярким белым светом вспыхнула
"фотобомба" - пиротехническое устройство для фотографирования. Еще яростней
стали стрелять орудия, и когда казалось, что самолет вот-вот вырвется из
огненного ада, он неожиданно вспыхнул и стал падать...
Сидя на КП, мы до рассвета ждали возвращения бесстрашного
комсомольского экипажа, но так и не дождались. Долгое время мы надеялись,
что самолет Кучеренко только подбили и он где-либо совершил вынужденную
посадку. Но шля дни, недели, а экипаж не возвращался и не подавал о себе
вестей.
Через месяц в полк вернулся гвардии капитан А. И. Борисов и рассказал
нам, как погибли его боевые товарищи. Они вышли к цели, когда ее еще бомбили
последние экипажи из бомбардировочного эшелона. На станции полыхали пожары,
рвались фугаски. Вот бомбежка закончилась, и один за другим стали гаснуть
прожекторы, утихать вспышки зенитных батарей.
- Пошли на цель, Ваня. Какой курс? - обратился Кучеренко к штурману
Ивану Яшану.
- Курс сто десять, подверни правее и так держи. Альберт, уступи
место...
Пилот Альберт Ящан, чтобы не мешать командиру и штурману управлять
самолетом и фотографировать цель, вышел из кабины и ушел в грузовой отсек, к
воздушным стрелкам.
В начале боевого курса, когда фотокамера начала производить съемку,
кораблю неожиданно преградил путь широкий сноп света - луч главного
поискового прожектора. За ним один за другим вспыхнули и скрестились на
самолете более десятка других прожекторов с тонкими, очень мощными лучами.
Самолет заполнило ярким слепящим светом - насквозь просвечивал даже металл.
Со всех сторон на машину надвигались огромные фантастические светляки.
Приблизившись и мгновенно вспыхнув, они гасли. Это на разных высотах рвались
зенитные снаряды. Кучеренко как будто не замечал их, спокойно сидел в своем
пилотском кресле. Борисов находился у него за спиной, рядом с радистом, и
пытался зарисовать в блокнот результаты бомбардировки, но сделать этого не
мог: даже в рубку радиста, где нет окон и иллюминаторов, проникал
непередаваемо яркий свет и слепил глаза. Вдруг самолет несколько раз сильно
вздрогнул от прямых попаданий зенитных снарядов, и его сильно затрясло.
Вспыхнул левый мотор, начался пожар в заднем отсеке. Самолет резко
пошел вверх, накренился влево и с высоты три тысячи метров стал падать.
Кучеренко пытался вывести машину в горизонтальный полет, но безрезультатно.
Тогда он подал команду всем покинуть машину на парашютах. У самого Михаила
парашют не был пристегнут к лямкам, так как мешал управлять самолетом.
Борисов подал Кучеренко парашют, помог пристегнуть карабины к подвесной
системе, и они через пламя с трудом пробрались в грузовой отсек. В хвостовой
части фюзеляжа бушевал пожар. В плексигласовом колпаке, в турельной
пулеметной установке на брезентовых ремнях повисло безжизненное тело
воздушного стрелка. Борисов, а за ним Кучеренко в открытую дверь последними
выбросились из самолета.
Алексей Борисов спустился на парашюте в северной части города. Через
некоторое время другие части АДД возобновили бомбардировку железнодорожного
узла. Воспользовавшись этим, никем не замеченный, Борисов вышел из города. С
обожженными лицом и руками, босой (унты у него были сорваны с ног еще в
воздухе), с обмороженными ногами, голодный, вконец измученный, четверо суток
он скитался вокруг города, пока его не задержал в деревне Козелкино
деревенский староста., Этот староста был патриотом, держал связь с
партизанами, оказывал им помощь. Он спрятал Борисова в землянке в лесу - до
прихода партизан.
Две недели, что Борисов пробыл в партизанской бригаде, он не сидел
сложа руки: подбирал посадочные площадки, организовывал на них прием
самолетов По-2. На одном из этих самолетов партизаны отправили его на
Большую землю.
Никто из экипажа Кучеренко в часть не вернулся, об их судьбе до сих пор
ничего не известно.
СХВАТКИ В НОЧНОМ НЕБЕ
Весной 1943 года в борьбе против наших бомбардировщиков враг активно
стал применять ночную истребительную авиацию. Встречи наших самолетов с
ночными истребителями противника в районах, где наносился бомбовый удар, и
на маршруте полета стали частыми.
Наиболее сильно были прикрыты ночными истребителями такие
железнодорожные узлы, как Смоленский, Брянский, Орловский, Курский,
Харьковский и другие. Для нас, летчиков, это были цели номер один - по
сложности преодоления их системы противовоздушной обороны. Истребители
нападали на нас, когда наши самолеты выходили из зоны зенитного огня. Их
атаки отражали дружным огнем из бортовых пулеметов воздушные стрелки.
4 мая, когда мы снова бомбили железнодорожный узел Брянск-11, на высоте
3100 метров самолет экипажа гвардии старшего лейтенанта Мусаткина сзади
сверху атаковал Ме-110. Воздушный стрелок Бавыкин вовремя заметил вражеский
истребитель и, упредив его, открыл огонь. От меткой очереди "мессер"
загорелся и камнем полетел к земле.
Однако не всегда встречи с вражескими ночными истребителями
оканчивались благополучно.
В ночь на 26 июня 1943 года при бомбардировке вражеских самолетов на
аэродроме Олсуфьево мы потеряли один из лучших экипажей - экипаж гвардии
капитана Матвея Григорьевича Маркова. По донесению нашей противовоздушной
обороны, бомбардировщик был сбит истребителем Me-109, когда возвращался с
боевого задания, и упал в пятидесяти километрах от линии фронта, в десяти
километрах северо-восточнее города Кирова. Самолет сгорел, экипаж погиб. В
этом боевом вылете на борту, кроме командира, находились штурман гвардии
младший лейтенант Иващенко, второй пилот младший лейтенант Белоусов,
борттехник гвардии техник-лейтенант Афанасьев, воздушный стрелок гвардии
сержант Холявинский.
Ночные воздушные бои убедительно подтверждали, что, как правило,
победителем в них выходит тот, кто первым обнаружит противника, скрытно
произведет необходимый маневр для атаки и первым откроет прицельный огонь.
Ночной бой скоротечен. В основном исход его решает первая атака.
Истребитель ищет в ночном небе наши бомбардировщики на вероятных
маршрутах при полете к цели и, отыскав одного из них, оставаясь
незамеченным, внезапно атакует, стремясь сбить самолет, не допустить к цели
или заставить сбросить бомбы, не доходя до нее. В этом состоит его основная
боевая задача.
Задача же ночного бомбардировщика - скрытно дойти до объекта
бомбардировки, преодолеть его оборону и поразить бомбовым ударом цель.
Вовремя обнаруженный ночной истребитель, если упредить его открытием
огня, в большинстве случаев сам становится жертвой в воздушном бою. Кроме
того, бомбардировщик может, не вступая в бой, сманеврировать, незамеченным
уйти от врага.
После каждой боевой ночи мы проводили разборы, где подробно
анализировались положительные и отрицательные примеры действий экипажей -
особенно в моменты преодоления противовоздушной обороны цели и встречи с
истребителями противника.
На основе собранных и обобщенных к тому времени данных о тактических
приемах ночных истребителей противника можно было сделать вывод: наши
бомбардировщики могут и способны вести с ними борьбу, но для этого должны
быть организованы и отработаны предельно высокая бдительность и
наблюдательность каждого из членов экипажа, готовность воздушных стрелков в
любой момент упредить врага, мгновенно открыть прицельный огонь, способность
командира корабля занимать удобные позиции для стрельбы воздушных стрелков,
четкое взаимодействие всех членов экипажа.
В 1942 году гитлеровцы почти всю свою ночную истребительную авиацию
сосредоточивали на западном театре военных действий, в системе
противовоздушной обороны Берлина и других важных политических и
экономических центров Германии. Немецкие ночные истребители тогда вели
борьбу в основном с англо-американской авиацией. Но быстрый рост нашей
ночной авиации и мощные удары, наносимые авиацией дальнего действия,
вынудили гитлеровцев снять часть ночных истребителей с запада для прикрытия
особо важных объектов на Восточном фронте.
В первое время ночные истребители противника применяли довольно простые
тактические приемы; патрулирование над объектами и над линией фронта, на
вероятных маршрутах наших бомбардировщиков. Патрулировали они, как правило,
парами, а наводились на наши самолеты с земли постами наблюдения и связи с
помощью световых сигналов.
Опытные ночные летчики-истребители противника умело использовали в
своих действиях психологический фактор. Иногда они следовали за нашими
кораблями, держась в отдалении, и когда бомбардировщик летел уже над своей
территорией и члены экипажа ослабляли бдительность, гитлеровцы незамеченными
подходили вплотную к кораблю и в упор расстреливали его.
В 1943 году ночные воздушные бои стали обычным явлением. В ходе этих
боев противник значительно усовершенствовал свою тактику. Истребители стали
более четко взаимодействовать с зенитной артиллерией, они действовали на
высотах, недосягаемых для артиллерии, использовали светлый фон над целью,
созданный светящимися авиабомбами, выслеживали на этом фоне силуэты наших
самолетов, подавали сигнал зенитчикам прекратить огонь и шли в атаку.
Немецкие истребители неплохо использовали наше светонаведение и светомаяки,
по которым бомбардировочная авиация выходила на цель, выставляли у этих
ориентиров патрули истребителей. Наши аэродромы стали систематически
блокироваться противником, над ними все чаще стали завязываться воздушные
бои.
На войне без потерь не обойдешься, мы понимали это, однако мириться с
ними не могли. Вот почему наши командиры неустанно и кропотливо собирали,
накапливали, изучали опыт боевых действий, совершенствовали тактику
нанесения бомбардировочных ударов и ведения боев с ночными истребителями.
Большую работу в этом направлении проводил штаб нашего корпуса,
командир корпуса генерал-майор авиации В. Е. Нестерцев и начальник
политотдела полковник В. А. Окунев. Штабом корпуса был собран и обобщен
большой материал обо всех без исключения случаях встреч бомбардировщиков
соединения с истребителями противника, были даны рекомендации по действиям
экипажей при встрече с истребителями в различной обстановке, давались
указания и схема организации наблюдения за воздушным пространством в полете.
Обобщенный опыт был изучен всеми экипажами, были проведены тренировки по
организации наблюдения и взаимодействия членов экипажа, стрельбы из
турельных установок самолетов по мишеням на оборудованных полигонах.
Эта работа дала положительные результаты. Потери значительно
уменьшились.
НАД ОГНЕННОЙ ДУГОЙ
Как известно, наше Верховное главнокомандование своевременно раскрыло
планы противника по уничтожению нашей группировки на Орловско-Курском
выступе линии фронта.
Для нанесения бомбардировочных ударов по коммуникациям врага, срыва его
железнодорожных перевозок, уничтожения бомбардировочной авиации на
аэродромах, войск и боевой техники под Орлом, Курском и Белгородом в помощь
воздушным армиям фронтов были привлечены соединения авиации дальнего
действия, в их числе и наша дивизия.
В ночь на 25 июля нашему полку было приказано нанести бомбовый удар по
скоплению живой силы и большого количества танков противника на его
оборонительном рубеже в Волхове, в тридцати пяти километрах севернее Орла.
Нам было известно, что этот пункт прикрывался довольно сильно: пятью
батареями зенитной артиллерии, двенадцатью прожекторами, крупнокалиберными
пулеметами.
Найти Волхов даже ночью не трудно, он расположен на характерном изгибе
шоссейной дороги Белев - Хотынец, в излучине одного из притоков Оки. Все
самолеты один за другим точно выходили на цель и, несмотря на интенсивный
огонь зенитной артиллерии, с высоты 2300 метров метко бомбили. Особенно
отличился экипаж командира 1-й эскадрильи гвардии капитана Павла Савченко.
После первого пристрелочного захода штурман Зрожевец внес в прицел
коррективы и точно отбомбился. Попадание было исключительно удачным. На
земле произошел взрыв необычайной силы, самолет Савченко взрывной волной,
достигшей высоты более двух километров, подбросило вверх; летчику
потребовалось приложить немало усилий, чтобы удержать машину в нормальном
положении. За первым взрывом произошла серия менее мощных, образовался пожар
на огромной площади - яркое красное пламя. Пожар был виден на расстоянии
более ста километров: видимо, бомбы, сброшенные молодым штурманом Зрожевцом,
угодили в крупный склад боеприпасов.
21 июля мы бомбили железнодорожную станцию Карачев, и на этот раз
экипаж Савченко отличился. Над целью его самолет поймали четыре прожектора,
зенитчики сосредоточили на нем весь огонь. После того как штурман сбросил
бомбы точно в цель, Савченко противозенитным маневром - резким снижением и
скольжением - вышел из светового поля. На обратном маршруте, наблюдая за
железной дорогой на участке Карачев - Брянск, Савченко заметил на разъезде,
примерно в двадцати километрах восточнее Карачева, огоньки и свет - как ему
показалось, от паровозных прожекторов. Савченко снизился и приказал штурману
сбросить над подозрительным местом светящуюся бомбу. Когда местность
осветилась белым светом, экипаж увидел в тупике несколько груженых эшелонов
с войсками и боевой техникой. Немцы, чтобы спасти боевую технику и войска от
бомбардировочных ударов, часть железнодорожных составов рассредоточили по
тупикам.
Вернувшись на аэродром, Савченко доложил об обнаруженных в тупике под
Карачевом эшелонах и попросил разрешение на второй боевой вылет для их
бомбардировки. Разрешение он получил. С высоты 900 метров, с двух заходов
бомбы, сброшенные экипажем Савченко, точно поразили цель. Возникли пожары,
сопровождавшиеся сильными взрывами.
По примеру Павла Савченко и другие экипажи стали внимательно следить за
передвижением противника на железных и шоссейных дорогах и, если
обнаруживали поезда или войска, немедленно доносили об этом на командный
пункт, а сами бомбили их мелкими фугасными и зажигательными бомбами, которые
для этих целей оставляли про запас. Иногда в светлую ночь даже снижались на
безопасную высоту и обстреливали врага из пулеметов. Так врагу не всегда
удавалось скрытное передвижение войск и их рассредоточение по
железнодорожным тупикам и перегонам.
Мне, как и многим экипажам авиации дальнего действия, пришлось
участвовать в авиационной подготовке на участке прорыва 61-й армии Брянского
фронта. В течение всей ночи на 12 июня самолеты нашего соединения наносили
удары по артиллерийским позициям, узлам сопротивления и районам
сосредоточения вражеских войск. Благодаря хорошо организованному световому
обозначению линии фронта и светонаведению на цели все экипажи задания
выполнили успешно.
Но районы со светонаведением были излюбленными местами вражеских ночных
истребителей, здесь они подкарауливали наши бомбардировщики.
В последних числах июля я вылетал во главе бомбардировочного эшелона
полка бомбить скопление боевой техники и живой силы противника под
Белгородом. Выполнив задание, мы первыми возвращались на свой аэродром. За
двадцать минут до прилета нас дважды атаковал Me-110. Немец был слишком
осторожен и стрелял с дальней дистанции. Наши стрелки вовремя заметили его
и, открыв огонь из турельного и бортовых пулеметов, не подпустили его к нам.
По радио мы передали на командный пункт и находившимся в воздухе самолетам о
нападении на нас истребителя, предупредили их о возможной встрече.
В первом часу ночи, когда мы произвели посадку и самолет еще катился по
песчаному полю аэродрома, немецкий бомбардировщик сбросил на нас пять
крупнокалиберных бомб. Они упали в разных местах посадочной полосы, а одна,
упавшая ближе всех к нашему самолету, на наше счастье, сразу не взорвалась,
она оказалась со взрывателем замедленного действия. Мы успели зарулить
самолет в капонир, и лишь когда со штурманом гвардии капитаном Павлом
Шидловским мы направились на командный пункт писать боевое донесение,
раздался взрыв - на том самом месте, где мы приземлились. В эту ночь все
остальные самолеты из-за больших повреждений взлетно-посадочной полосы
пришлось посадить на запасном аэродроме.
12 августа похожий случай повторился: самолет экипажа гвардии старшего
лейтенанта Алейникова "привел" на аэродром истребитель противника. Когда
самолет Алейникова, выполнив последний разворот, вышел на прямую и стал
снижаться, на высоте около ста метров его атаковал противник, но, к счастью,
промахнулся.
В эту же ночь, когда все вернулись с задания и летный состав собрался в
штабной землянке, над аэродромом появились немецкие бомбардировщики. От
взрывов крупнокалиберных бомб земля дрожала, в щели потолка землянки на нас
сыпался песок, от взрывной волны разорвавшейся рядом бомбы вылетели из
маленьких окошек стекла, погасли самодельные коптилки на сбитом из
неоструганных досок длинном столе, за которым штурманы, разложив
навигационные карты и бортовые журналы, писали боевые донесения. Взрывы
умолкли. Наступила тишина. Все некоторое время молчали. Наконец, тишину
нарушил старший лейтенант Земляной:
- Ну, братцы, отряхивайтесь, пойдем подышим свежим воздухом.
- Действительно, скорее вытряхивайтесь, не мешайте, - сказал, зажигая
фитиль огромной коптилки, штурман Гнеденко. Как будто не было только что
страшной бомбежки, он поудобнее уселся за стол, отряхнул с бумаг и карты
песок и принялся деловито дописывать боевое донесение.
Выйдя из душной, закопченной, как деревенская баня, землянки, мы с
наслаждением вдохнули влажный от утреннего тумана, напоенный запахами трав,
пьянящий воздух и, оглядевшись, увидели поле аэродрома, сплошь изрытое
огромными воронками с вздыбившимися по краям песчаными холмами.
Не только взлететь, но даже безопасно, прорулить по такому аэродрому
было невозможно. Утешало нас только то, что самолеты, прикрытые земляными
подковообразными капонирами, были целы. На противоположной стороне летного
поля полыхал пожар - горел колхозный овин.
Противник стал систематически бомбить полевой аэродром Мякишево, и нам
приказали перебазироваться в Монино. К исходу дня, когда на взлетной полосе
были засыпаны и укатаны тяжелыми чугунными катками последние воронки, мы
перелетели на новое место базирования, "под крылышко" противовоздушной
обороны московской зоны. Ввиду сильного прикрытия истребителями противника
объектов и целей, которые нам приходилось тогда бомбить, и участившихся
нападений вражеской авиации на наши самолеты в августе командир авиакорпуса
В. Е. Нестерцев дал следующие указания.
Каждую последующую ночь бомбардировочный удар наносить в разное время и
с разных высот. Разведчикам погоды основную цель не бомбить, а действовать
по запасной, специально выделенной и находящейся в стороне от основного
объекта бомбардировки, либо вылетать на разведку погоды без бомб. В светлые
ночи отработать полет бомбардировщиков небольшими группами, парой, звеном с
целью взаимного прикрытия на случай воздушного боя. В полках провести
специальные занятия с воздушными стрелками, на которых детально изучить все
случаи боевых потерь и воздушные бои с благополучным исходом, разобрать
примеры хорошей и плохой бдительности воздушных стрелков.
Вскоре в ночных схватках с вражескими истребителями наши
бомбардировщики стали успешно сбивать врага.
В ночь на 23 августа наш полк вместе с другими частями соединения
наносил бомбовый удар по железнодорожному узлу в Рославле. Стояла хорошая
погода, и на эту ночь синоптики давали отличный метеорологический прогноз.
Поэтому был установлен следующий порядок полета и бомбометания: первой
наносит удар по железнодорожному узлу с высоты 3900-4100 метров группа из
пяти самолетов, затем, через минуту, в течение 10-15 минут, с высоты 1100
метров наносит сосредоточенный удар основной эшелон бомбардировщиков. Полет
к цели и обратно производить звеньями и парами на удобных для взаимной
обороны дистанциях и интервалах. Мой самолет назначался ведущим первого
полкового звена.
Как всегда, перед вылетом экипажи собрались у самолетов, ждали сигнала
на вылет. Погасли золотые блики заката, наступала ночь, одна за другой
загорелись, замерцали яркие звезды. Нагретая за день земля дышала теплом.
Так хотелось лежать и лежать, растянувшись на влажной траве...
Над КП взлетела зеленая ракета. Запускаем двигатели, выруливаем на
старт. С зажженными навигационными огнями, один за другим самолеты взлетают
и с набором высоты ложатся на заданный курс. Слева к нам пристраивается
самолет гвардии лейтенанта Скворцова, справа - гвардии лейтенанта
Алейникова. Выключаем навигационные огни, и теперь моим ведомым приходится с
большим напряжением держать свое место в строю, ориентируясь по еле
заметному на звездном небе силуэту моего самолета да по небольшим языкам
голубоватого пламени, выбрасываемым пламегасителями выхлопных патрубков
двигателей. Хорошо, лететь недалеко: час двадцать минут, и будем у цели. Но
потрудиться парням придется здорово. Все время со вторым летчиком гвардии
лейтенантом Василием Шевораковым не выпускаем своих ведомых из поля зрения,
я слежу за левым-самолетом Скворцова, а он за правым - Алейникова. Им
гораздо труднее вести свои самолеты, чем мне, поэтому я стараюсь по
возможности облегчить их задачу, предельно точно выдержать заданные скорость
и курс, не допускать резких эволюции. Но оба командира ведомых кораблей
опытные летчики и хорошо держатся в строю.
Мы у цели. В небе и на земле непривычно спокойно. Не видно ни голубых
лучей прожекторов, ни вспышек зенитных снарядов. Наступают самые напряженные
минуты полета, в самолете устанавливается тишина, каждый сосредоточенно
занят своим делом, слышен только ровный, напряженный гул моторов.