Страница:
отважно сражался с гитлеровскими захватчиками с самого начала войны и
совершил 168 боевых вылетов, погибли штурман гвардии лейтенант Владимир
Кокарев, отличный бомбардир, начавший свои боевой путь под Сталинградом и
всегда метко поражавший своими бомбами цель, недавно прибывший в полк второй
пилит младший сержант Буланов, второй штурман младший лейтенант Степанюк и
бортовой техник старшина Лелюк, опытный, замечательный стрелок-радист
гвардии старший сержант Долгих. Это были первые наши потери на ленинградской
земле. Они сильно омрачили радость от успешного удара по Беззаботнинской
группировке дальнобойных артиллерийских батарей...
Наступление войск Ленинградского фронта началось рано утром 14 января.
К сожалению, из-за очень низкой облачности в первые три дня нашего
наступления на Ленинградском фронте авиация дальнего действия не могла
оказать помощи наземным войскам.
Наконец 16 января погода улучшилась. Над нами огромным шатром
простиралось голубое небо, невысоко над горизонтом светило солнце. Мы
получили приказ - в ночь на 17 января нанести удары по укрепленным узлам
обороны противника в районе Дудергофа и Красногвардейска (Гатчины).
В 20.40 самолеты полка начали бомбардировку Красногвардейска. Противник
в этом районе сосредоточил до 65-70 батарей зенитной артиллерии среднего и
малого калибра, до 25-30 зенитных прожекторов. Учитывая это, командование
АДД приказало соединениям нанести первый удар массированно, двумя эшелонами,
одним по Дудергофу, вторым - по Красногвардейску.
Массированный удар большого количества бомбардировщиков авиации
дальнего действия нанес значительный урон войскам противника и его
противовоздушной обороне, ошеломил их, поэтому при втором вылете мы не
встретили такого серьезного сопротивления, как при первом.
Противник, чтобы отвлечь нас от основных целей и сорвать бомбардировку
его укрепленных позиций, начал обстрел города и аэродромов дальнобойными
орудиями. "Ожила" и Беззаботнинская группировка. Командующий АДД опять
приказал нашему полку подавить огонь ее батарей. Для выполнения задачи мы
выделили одиннадцать самолетов с лучшими экипажами. Они своим бомбовым
ударом заставили смолкнуть фашистские орудия.
После двух наших ударов по Красногвардейску вражеская противовоздушная
оборона там была полностью подавлена. Последующие удары в эту ночь мы
наносили с высоты 1200 метров "конвейерным" методом.
Так же успешно и эффективно действовали самолеты других полков авиации
дальнего действия.
Ленинградцы, кажется, совсем не спали в эти ночи.
Одни поднимались на крыши зданий, другие, выйдя на площади, как
зачарованные, наблюдали необыкновенное зрелище, которое развернулось на
переднем крае и отражалось как в огромном зеркале в черном ночном небе.
С севера на юг с небольшими перерывами над городом тянулся бесконечный
поток тяжелых бомбардировщиков. Пройдя город и его окрестности, поток веером
растекался над фронтом и обрушивал на врага сотни тонн тяжелых и мелких
бомб.
Это всей своей мощью наносили удары по ненавистному врагу летчики трех
корпусов авиации дальнего действия.
Словно небо разверзлось над вражескими позициями. Облитое мерцающим
белым светом зенитных прожекторов, оно сверкало от бесчисленного количества
рвущихся зенитных снарядов, пунктирных очередей разноцветных пуль, от
огненных всплесков взрывавшихся на земле авиабомб. Как отдаленные раскаты
грома, с юга доносились глухие разрывы мощных бомб, чередуясь с залпами
орудий. Дрожала земля под ногами. II вдруг наступала пауза, на две-три
минуты темнел небосвод. Потом будто кто-то раздвигал занавес, и снова как
шпаги вонзались в небо голубоватые лучи прожекторов... А бомбы все падали и
падали, рвали, кромсали, уничтожали вражеские войска и технику, разрушали
возведенные врагом долговременные оборонительные сооружения. Этот огненный
фейерверк продолжался до самого утра. Сделав в эту ночь по четыре боевых
вылета, уставшие, довольные, выходили из самолетов гвардейцы. Написав боевые
донесения, они не торопились уезжать на отдых. Летчики, штурманы,
стрелки-радисты, борттехники, воздушные стрелки долго еще возбужденно
обменивались впечатлениями боевой ночи.
В результате нашей бомбежки в Красногвардейске произошло шесть взрывов
большой силы, полыхало несколько больших пожаров, один из которых,
занимавший значительную площадь, виден был на расстоянии более 50
километров.
Следующей ночью, 18 января, экипажи нашего полка вместе с экипажами
других частей АДД бомбил ч укрепленные узлы обороны противника в Ропше я
Красном Селе. Бомбовые удары в этот раз были не менее результативными.
За две ночи дальние бомбардировщики сбросили на укрепленные узлы
обороны противника около 900 тонн бомб и нанесли противнику большой урон в
живой силе и технике, чем оказали весомую поддержку боевым действиям 42-й и
2-й ударной армий, войска которых, двигаясь навстречу друг другу, к исходу
19 января овладели Ропшей и Красным Селом.
Насколько эффективно тогда действовали бомбардировщики авиации дальнего
действия, можно судить хотя бы по такому яркому примеру. Когда наши войска
освободили Ропшу, специальная комиссия при осмотре результатов бомбардировки
установила, что прямым попаданием пятисоткилограммовой фугасной авиабомбы
был основательно разрушен сильно укрепленный командный пункт 9-й немецкой
авиаполевой дивизии, при этом был уничтожен узел связи, убито несколько
Десятков гитлеровских солдат и офицеров.
В то время как 42-я армия вела наступление на Гатчину, а авиация 13-й
воздушной армии и КБФ непосредственно поддерживала ее боевые действия,
бомбардировщики АДД, в том числе и нашего полка, в течение двух ночей, 24 и
25 января, наносили удары по резервам противника, бомбили железнодорожные
станции Сиверская и Волосово, задерживая подвоз немецких войск из Нарвы и
Луги.
К исходу ночи 25 января резко ухудшилась погода, наш аэродром закрыло
туманом. Несколько самолетов, возвращавшихся последними, было направлено для
посадки на запасной аэродром, где хотя и была плохая погода, но еще не
опустился туман. Все экипажи благополучно произвели там посадку. Только один
самолет с экипажем молодого командира корабля гвардии лейтенанта Минина не
дотянул до аэродрома. Сильно обледенев, он потерял скорость и,
неуправляемый, упал и разбился. Гвардии лейтенант Минин и его боевые
товарищи штурман гвардии лейтенант Шигин, второй пилот гвардии лейтенант
Доровский, бортмеханик Плисов, радист Данилин и стрелок Тарабцев погибли.
27 января 1944 года Ленинград праздновал победу. Блокада с города была
снята. Над городом повисли гирлянды разноцветных огней, залпы орудий
салютовали непревзойденному мужеству ленинградцев и героизму воинов Красной
Армии.
Трудно передать словами радость ленинградцев. Это нужно было видеть
своими глазами. Из домов и квартир она выплескивалась как вода из
переполненного родника на улицы.
Когда мы приехали в Ленинград, нас буквально носили на руках,
приглашали в дома, угощали разлитой на донышки стаканов из невесть где
добытых "чекушек" водкой, предлагали на закуску небольшие кусочки черствого
черного хлеба, пили с нами за здоровье бойцов Красной Армии, за Победу. Эту
волнующую встречу с ленинградцами, пережившими всем смертям назло вражескую
блокаду, мне не забыть никогда.
В одни из нелетных дней, когда густой туман запеленал землю, в клубе
поселка Озерки для нас состоялся концерт, данный артистами Ленинградского
театра имени С. М. Кирова.
Балерины, певцы, чтецы и музыканты были настолько ослабевшими и худыми,
что мы удивлялись - в чем только душа держится. Но все выступали
вдохновенно, с подлинным артистическим блеском. С подмостков клуба в Озерках
тогда для нас впервые прозвучали первая часть Седьмой симфонии Дмитрия
Шостаковича и песня "Темная ночь" композитора Н. Богословского и поэта В.
Агатова... Все, кто был на этом концерте, долго с большой благодарностью
вспоминали его.
...В начале февраля в полк позвонил командир дивизии Божко. Взяв
телефонную трубку, я услышал:
- Гвардия! Поздравляю с высокой наградой. Несколько минут назад генерал
Нестерцев сообщил мне, что ваш летный состав, выполнявший задания
Ленинградского штаба партизанского движения, в том числе и технический
персонал, готовивший в полет самолеты, награжден медалью "Партизану
Отечественной войны".
- Служим Советскому Союзу! Большое спасибо, товарищ командир, за
приятную весть.
- Готовьтесь получать награды. Пусть гвардейцы приведут себя в
надлежащий вид. Медали вам будут вручать здесь, в Ленинграде.
Это известие взволновало и обрадовало всех в полку. Об этом только и
говорили. Волноваться было от чего: ведь такой награды еще не удостаивался
ни один летчик АДД. Мы гордились, да и теперь гордимся этой наградой не
менее чем орденами.
8 февраля Ленинградский штаб партизанского движения организовал прием,
на котором присутствовали руководители партизанских отрядов, партизаны,
работники Ленинградского обкома партии. После вручения нам председателем
Ленинградского Совета депутатов трудящихся товарищем П. С. Попковым медалей
в бывшем Юсуповском дворце на Фонтанке состоялся торжественный ужин, на
котором партизанские руководители сказали много теплых слов в адрес
летчиков. Летчики не остались в долгу, тепло и сердечно поздравили народных
мстителей с боевыми успехами - самостоятельным освобождением города Гдова и
участием в боях за взятие железнодорожной станции Передольская. Да,
ленинградские партизаны отбивали у хваленого немецкого воинства города. Стол
по тем трудным временам выглядел очень обильным, особенно удивили нас вазы
со свежими яблоками. Правда, яблок явно на всех не хватало, и поэтому никто
не решался их пробовать. Заметив это, Попков сказал:
- Товарищи летчики! Секретарь Центрального Комитета Компартии
Казахстана прислал в Ленинград вагон алма-атинских яблок. Мы их отдали
ленинградским детям, а по одному яблоку выделили вам. Ешьте на здоровье.
Мы взяли по яблоку, разрезали их на кусочки и поделились с нашими
радушными, замечательными хозяевами.
Пока Ленинградский и Волховский фронты гнали разбитого врага на запад,
полки авиации дальнего действия, выполняя задания высшего командования,
наносили массированные бомбардировочные удары по военно-промышленным
объектам Финляндии. Боевой дух личного состава полка был очень высок. Все
ночи, когда позволяла погода, мы участвовали в налетах на промышленные
объекты Хельсинки, на порты Котка и Турку, срывая вывозку стратегического
сырья в Германию и резервов гитлеровских войск в Эстонию.
В феврале боевая работа достигла максимального напряжения. При
бомбардировке порта Котка почти все экипажи совершили по пять боевых вылетов
за одну ночь. Такого мы еще никогда не делали.
В ночь на 27 февраля наносился третий, самый мощный удар по
военно-промышленным объектам города и порта Хельсинки. Несмотря на плохую
погоду, во вторую половину ночи экипажи полка совершили 55 самолето-вылетов.
Многие экипажи в эту ночь сделали по три боевых вылета. Батальон
аэродромного обслуживания, не имея достаточного количества механизмов и
транспорта, обеспечить нас всем необходимым был просто не в состоянии. После
двух вылетов аэродромный запас авиабомб кончился. Для нас стали подавать
вагоны с бомбами на близлежащую железнодорожную станцию. Для разгрузки и
перевозки в помощь батальону аэродромного обслуживания были привлечены все
медицинские работники госпиталя, которых возглавлял наш полковой врач
гвардии майор медицинской службы В. С. Иванов, работники столовой, свободные
от дежурств связисты. Бомбы подвозили прямо к самолетам, снимали их с
грузовиков и сразу подвешивали на бомбодержатели. Автомашина уезжала за
следующим комплектом, а самолет улетал на боевое задание. Боевая работа шла
как заводской конвейер.
При втором вылете на взлете на самолете командира 2-й эскадрильи
гвардии старшего лейтенанта Земляного из-за обрыва поршня загорелся мотор.
Земляной вовремя прекратит взлет, но самолет, выкатившись из пределов
укатанной полосы в глубокий и плотный снег, получил повреждения. Из-за
утечки горючего огонь быстро распространился на крылья и фюзеляж. Все, какие
только были на аэродроме, противопожарные средства были пущены в ход, но
пожар затушить не удавалось. Кроме того, что горевший самолет препятствовал
взлету других машин, возникла серьезная опасность взрыва подвешенных под
машиной авиабомб. От этого могли пострадать и работавшие на аэродроме люди,
и стоявшие на поле самолеты.
В сложившейся ситуации был только один выход - обезвредить бомбы и
отбуксировать горящий самолет в сторону от взлетной полосы. Пришлось идти на
риск.
Только я успел отдать распоряжение инженеру полка по вооружению гвардии
инженер-капитану Королькову, позвонил командующий АДД Главный маршал авиации
А. Е. Голованов:
- Богданов, что там у тебя? Почему не взлетаете?
- Товарищ командующий, на взлетной горит самолет.
- Срочно убирай его и продолжай вылет.
- Слушаюсь, товарищ маршал. Принимаю меры.
Сажусь в "виллис" и мчусь к аварийному самолету.
Там уже все сделано. Гвардии старший техник-лейтенант Т. С. Буслович,
заместитель инженера авиаэскадрильи по вооружению и механик по вооружению
гвардии старшина А. С. Симонян, рискуя жизнью, разгребая руками снег,
подлезли под пылающий самолет, вывернули все взрыватели и сняли с подвесных
замков авиабомбы. У самолета стоял уже трактор, техники привязывали к
самолету длинный, связанный из нескольких тросов, буксир. Через несколько
минут, медленно, напрягаясь, трактор пополз по снежной целине, волоча за
собой огромный факел.
Экипажи продолжили боевой вылет. Поставленная полку задача была
выполнена.
В эту ночь мы потеряли один самолет, очень хороший экипаж. Командир
корабля гвардии старший лейтенант Чернышев, штурман гвардии младший
лейтенант Дунцов, правый летчик гвардии лейтенант Кай, радист гвардии
старший сержант Жданов, воздушный стрелок рядовой Цветков с задания не
вернулись.
Взлетев вместе с другими, экипаж Чернышева благополучно дошел до цели,
отбомбился, о чем радист Жданов донес по радио. Связи с ним больше не было.
Ночные истребители противника в эту ночь не действовали. Вероятно, машина
Чернышева была сбита зенитной артиллерией.
В самом конце февраля к нам в полк, на полевой аэродром в Озерках
приехал командующий АДД Главный маршал авиации Александр Евгеньевич
Голованов.
Полк был построен для встречи.
Адъютант командующего объявил приказы о награждении орденами всех
членов экипажей, совершивших накануне по три боевых вылета, о награждении
орденами за мужество и отвагу, проявленные при обезвреживании бомб на
горящем самолете, гвардии старшего техника-лейтенанта Бусловича и гвардии
старшины Симоняна.
А затем прозвучал приказ Верховного главнокомандующего о присвоении
полку почетного наименования "Гатчинский" за отличное содействие наземным
войскам при снятии блокады города Ленинграда и освобождении города Гатчины,
за мужество и отвагу личного состава, за высокую организованность в боевой
работе.
Командующий поздравил нас с этими высокими наградами и пожелал нам
новых боевых успехов.
В ответ над строем прокатилось громкое:
- Служим Советскому Союзу!
После построения Голованов захотел осмотреть наши самолеты. Высокий,
стройный, он пошел широкими шагами вдоль стоянок, на ходу расспрашивая меня
о делах, о людях полка, об уровне летной подготовки командиров кораблей, о
боевых возможностях полка. Неожиданно он остановился у одного из самолетов
2-й эскадрильи, повернулся и пошел к нему. У самолета находился только
механик гвардии старший сержант Семен Бальтер, застенчивый юноша.
- Товарищ Главный маршал авиации! Самолет номер двенадцать в исправном
состоянии, подготовлен к боевому вылету. Механик самолета гвардии старший
сержант Бальтер.
Поздоровавшись с механиком, командующий обошел стоянку, осмотрел
самолет, поднялся в кабину, посидел в пилотском кресле, внимательно осмотрел
машину внутри. Самолет был в образцовом состоянии. Голованов остался доволен
и объявил Бальтеру благодарность.
Уезжая и прощаясь со мной и моим заместителем гвардии майором Пешковым,
Голованов предупредил:
- Смотрите, чтоб не закружилась голова от успехов.
Глядя вслед удаляющейся машине командующего, мы с Анатолием
Константиновичем стояли молча. Нас переполняла радость. Большое счастье
служить в таком коллективе, подумал я тогда.
- Прав командующий. Нужно поговорить с личным составом на эту тему,-
прервал молчание Пешков.
И мы на первом же построении передали личному составу слова
командующего, призвали всех множить успехи полка, напомнили, что такие
высокие награды Родины обязывают нас повышать боеспособность.
Седьмое марта. Мой день рождения. Накануне Петр Засорин прилетел на
С-47 из Монино, с ним прилетели моя жена и сынишка Петя. И у меня - двойной
праздник. Мы собрались отметить его скромным праздничным ужином. Жена
привезла из Москвы бутылку хорошего вина, немного копченой колбасы. Но в
ночь на 8 марта улучшилась погода, и мы получили боевое задание:
бомбардировать скопление войск и боевой техники в укрепленном пункте
переднего края вражеской обороны, в двух километрах западнее Нарвы.
Войска 2-й ударной армии Ленинградского фронта просили хорошенько
"обработать" противника, и мы постарались как следует выполнить их просьбу.
В течение ночи полк совершил 93 самолето-вылета, многие экипажи сделали за
ночь по пять вылетов.
Отбомбившись, наш самолет отошел в сторону, мы стали в круг и стали
наблюдать за действиями других экипажей. Самолеты прилетали один за другим,
летчики и штурманы действовали спокойно, как на полигоне. Мощные взрывы
серий крупнокалиберных бомб, частые вспышки осколочных и зажигательных
высвечивали землю Неожиданно темень неба прочертили в одном, в другом месте
нити трассирующих пуль и снарядов. Вспыхнули два тяжелых корабля и,
разгораясь, стали падать на землю. Еще на одном самолете скрестились
огненные стрелы очередей фашистских истребителей. В ответ с бомбардировщика
застрочили три пулемета. Через несколько мгновений почти одновременно
загорелись бомбардировщик и один из нападающих истребителей. Оставляя за
собой длинные огненные хвосты, они устремились вниз. Не долетев до земли,
взорвался бомбардировщик, превратился в яркий огненный шар и, рассыпавшись
искрами, исчез во тьме...
"Всем, всем самолетам, - торопливо передавал наш радист, - будьте
бдительны, над целью баражируют истребители противника!"
Ночные воздушные бои скоротечны. Не успели мы, потрясенные увиденным,
прийти в себя, как в темном небе опять мерцали только звезды.
Бомбардировщики, как и прежде, один за другим заходили на цель и методично
ее бомбили...
Вернувшись на аэродром, я поспешил на командный пункт и подробно
доложил о случившемся командиру дивизии гвардии полковнику Божко. Я еще не
знал, какие самолеты погибли. Волнуясь за судьбу своих товарищей, с
нетерпением и надеждой ожидал их возвращения. Из нашего полка не вернулся
один самолет: хвостовой номер 11, с экипажем гвардии лейтенанта Горбенко. В
экипаж входили штурман гвардии младший лейтенант Крутиков, второй летчик
гвардии младший лейтенант Гаевский, радист гвардии старший сержант Бакланов,
борттехник гвардии старший техник-лейтенант Поляков, воздушный стрелок
гвардии старшина Акимов.
Вскоре старшина Акимов вернулся в часть. От него мы узнали, что, когда
самолет стал заходить на боевой курс, на него напали два немецких
истребителя. Отстреливаясь, Акимов, Крутиков и Поляков сбили один из
истребителей, но и бомбардировщик загорелся и, неуправляемый, стал падать.
По-видимому, летчики были убиты. Падая, самолет взорвался, Акимов очутился в
воздухе. Поняв это, он выдернул вытяжное кольцо парашюта и спустился на нем
на передовую к своим. Никто больше из этого экипажа в часть не вернулся.
Погиб смертью храбрых Иван Иванович Поляков, небольшого роста, живой,
черноглазый весельчак, никогда не расстававшийся с гитарой, гордость и
любимец полка. Сколько ночей в ожидании вылета мы коротали под звон струн
его гитары и цыганские песенки, то грустные, бередящие душу, то искрометно
задорные и веселые. Весело и задорно плясал он - так, что самые угрюмые не
выдерживали, пускались в пляс... Он был создан для жизни, радостной и
веселой; не верилось, что его нет в живых.
Вечером снова была нелетная погода, и наш с женой семейный ужин был
посвящен и женскому празднику 8 Марта, и моему дню рождения. С нами была и
хозяйка квартиры, у которой я тогда жил. Это была пожилая женщина, бывшая
певица, исполнительница цыганских песен. Пригасив свет керосиновой лампы,
она взяла гитару. У нее сохранился замечательный голос, и она свободно, без
напряжения, спела несколько своих любимых цыганских песен, старинных
романсов. Мы сидели в полутемной комнате и слушали, боясь шелохнуться.
Зазвучала "Гори, гори, моя звезда..."
В дверь дома громко постучали.
Я вышел на крыльцо, посыльный подал мне телефонограмму. Я зажег
карманный фонарик. "Срочно снять со всех самолетов наружные бомбодержатели и
бомбардировочное вооружение и всем составом полка перелететь на аэродром
Жуляны под Киевом, поступить там в распоряжение тыла Первого Украинского
фронта с задачей доставки действующим войскам фронта боеприпасов, горючего и
эвакуации раненых. Нестерцев".
На этом наш праздничный вечер закончился. На ходу надевая шинель, я
поспешил в штаб.
В полдень 9 марта с оперативной группой полка на нескольких самолетах
мы улетали на другой фронт.
Улетали, оставляя здесь два свеженасыпанных холмика замерзшей земли с
алюминиевыми пирамидками, пятиконечными красными звездами, сделанными
заботливыми руками работников наших мастерских.
В братской могиле возле Левашова остался экипаж командира корабля
гвардии лейтенанта Минина. На возвышенности возле Озерков лежит экипаж
гвардии капитана Майорова.
Ленинградская земля впитала алые капли крови и других наших славных
боевых товарищей, павших смертью храбрых, освобождая от блокады Ленинград.
С древних времен известны нам примеры мужества, стойкости и героизма.
Но подвиг ленинградцев в тяжелую пору блокады не сравним ни с чем. Он
воистину легендарен.
Когда мы покидали Ленинград, нам казалось, что и мы, соприкоснувшись с
легендой нашего времени, стали сильнее, тверже и мужественнее и теперь нам
нипочем все невзгоды и трудности войны.
- АТАКУЕТ ГВАРДЕЙСКИЙ ГАТЧИНСКИЙ -
10 марта второй, основной, эшелон полка перелетел под Киев в Жуляны и
сразу же включился в интенсивную работу.
В начале марта все три Украинских фронта возобновили боевые действия.
Первым начал наступление 1-й Украинский фронт. Наступление велось в условиях
бездорожья и весенней распутицы. Тыловые подразделения не всегда могли
своевременно и в полной мере обеспечить механизированные, танковые войска и
самоходную артиллерию горючим и боеприпасами. Это замедляло продвижение
наших войск.
Более двух месяцев мы доставляли на аэродромы и на полевые площадки,
расположенные в непосредственной близости к войскам, боеприпасы и горючее,
обратными рейсами вывозили раненых офицеров и солдат, Помимо транспортных
перевозок наш полк выполнял боевые вылеты по заданиям разведуправления
фронта и партизанских штабов.
Вражеские истребители патрулировали на маршрутах наших кораблей, над
аэродромами и посадочными площадками.
Площадки, куда мы доставляли грузы, находились рядом с линией фронта,
наши самолеты часто обстреливались минометным, пулеметным и даже ружейным
огнем наземных войск противника. Мы снова теряли людей и самолеты.
3-я гвардейская и 4-я танковые армии фронта неудержимо продвигались на
запад, за ними и мы перебазировались западнее, на аэродром Судилково, рядом
с железнодорожной станцией Шепетовка. На эту станцию тыл подавал грузы,
необходимые для фронта. Весь март мы доставляли грузы, в основном на
аэродром Зубово, находившийся в десяти километрах западнее Трамбовля. Над
аэродромом постоянно висели немецкие истребители, обстреливали его и
нападали на прилетавшие и разгружавшиеся самолеты.
В конце марта большая группа наших самолетов доставила в Зубово более
10 тонн горючего и боеприпасов. Когда разгрузка подходила к концу, налетели
немецкие истребители и стали штурмовать аэродром. Наши экипажи не
растерялись, моментально запустили моторы, с места пошли на взлет и на
бреющем полете разлеглись в разные стороны от аэродрома, а потом
благополучно вернулись на базу. Только один самолет с экипажем гвардии
старшего лейтенанта Колесникова, взлетевший последним, был зажат противником
в "клещи" и чуть не был сбит. Немецкие истребители повредили у него один
мотор, и самолет совершил вынужденную посадку в Белозорске. Экипаж остался
невредимым.
В начале апреля гитлеровцы повторили налет на наш аэродром в Зубово, но
совершил 168 боевых вылетов, погибли штурман гвардии лейтенант Владимир
Кокарев, отличный бомбардир, начавший свои боевой путь под Сталинградом и
всегда метко поражавший своими бомбами цель, недавно прибывший в полк второй
пилит младший сержант Буланов, второй штурман младший лейтенант Степанюк и
бортовой техник старшина Лелюк, опытный, замечательный стрелок-радист
гвардии старший сержант Долгих. Это были первые наши потери на ленинградской
земле. Они сильно омрачили радость от успешного удара по Беззаботнинской
группировке дальнобойных артиллерийских батарей...
Наступление войск Ленинградского фронта началось рано утром 14 января.
К сожалению, из-за очень низкой облачности в первые три дня нашего
наступления на Ленинградском фронте авиация дальнего действия не могла
оказать помощи наземным войскам.
Наконец 16 января погода улучшилась. Над нами огромным шатром
простиралось голубое небо, невысоко над горизонтом светило солнце. Мы
получили приказ - в ночь на 17 января нанести удары по укрепленным узлам
обороны противника в районе Дудергофа и Красногвардейска (Гатчины).
В 20.40 самолеты полка начали бомбардировку Красногвардейска. Противник
в этом районе сосредоточил до 65-70 батарей зенитной артиллерии среднего и
малого калибра, до 25-30 зенитных прожекторов. Учитывая это, командование
АДД приказало соединениям нанести первый удар массированно, двумя эшелонами,
одним по Дудергофу, вторым - по Красногвардейску.
Массированный удар большого количества бомбардировщиков авиации
дальнего действия нанес значительный урон войскам противника и его
противовоздушной обороне, ошеломил их, поэтому при втором вылете мы не
встретили такого серьезного сопротивления, как при первом.
Противник, чтобы отвлечь нас от основных целей и сорвать бомбардировку
его укрепленных позиций, начал обстрел города и аэродромов дальнобойными
орудиями. "Ожила" и Беззаботнинская группировка. Командующий АДД опять
приказал нашему полку подавить огонь ее батарей. Для выполнения задачи мы
выделили одиннадцать самолетов с лучшими экипажами. Они своим бомбовым
ударом заставили смолкнуть фашистские орудия.
После двух наших ударов по Красногвардейску вражеская противовоздушная
оборона там была полностью подавлена. Последующие удары в эту ночь мы
наносили с высоты 1200 метров "конвейерным" методом.
Так же успешно и эффективно действовали самолеты других полков авиации
дальнего действия.
Ленинградцы, кажется, совсем не спали в эти ночи.
Одни поднимались на крыши зданий, другие, выйдя на площади, как
зачарованные, наблюдали необыкновенное зрелище, которое развернулось на
переднем крае и отражалось как в огромном зеркале в черном ночном небе.
С севера на юг с небольшими перерывами над городом тянулся бесконечный
поток тяжелых бомбардировщиков. Пройдя город и его окрестности, поток веером
растекался над фронтом и обрушивал на врага сотни тонн тяжелых и мелких
бомб.
Это всей своей мощью наносили удары по ненавистному врагу летчики трех
корпусов авиации дальнего действия.
Словно небо разверзлось над вражескими позициями. Облитое мерцающим
белым светом зенитных прожекторов, оно сверкало от бесчисленного количества
рвущихся зенитных снарядов, пунктирных очередей разноцветных пуль, от
огненных всплесков взрывавшихся на земле авиабомб. Как отдаленные раскаты
грома, с юга доносились глухие разрывы мощных бомб, чередуясь с залпами
орудий. Дрожала земля под ногами. II вдруг наступала пауза, на две-три
минуты темнел небосвод. Потом будто кто-то раздвигал занавес, и снова как
шпаги вонзались в небо голубоватые лучи прожекторов... А бомбы все падали и
падали, рвали, кромсали, уничтожали вражеские войска и технику, разрушали
возведенные врагом долговременные оборонительные сооружения. Этот огненный
фейерверк продолжался до самого утра. Сделав в эту ночь по четыре боевых
вылета, уставшие, довольные, выходили из самолетов гвардейцы. Написав боевые
донесения, они не торопились уезжать на отдых. Летчики, штурманы,
стрелки-радисты, борттехники, воздушные стрелки долго еще возбужденно
обменивались впечатлениями боевой ночи.
В результате нашей бомбежки в Красногвардейске произошло шесть взрывов
большой силы, полыхало несколько больших пожаров, один из которых,
занимавший значительную площадь, виден был на расстоянии более 50
километров.
Следующей ночью, 18 января, экипажи нашего полка вместе с экипажами
других частей АДД бомбил ч укрепленные узлы обороны противника в Ропше я
Красном Селе. Бомбовые удары в этот раз были не менее результативными.
За две ночи дальние бомбардировщики сбросили на укрепленные узлы
обороны противника около 900 тонн бомб и нанесли противнику большой урон в
живой силе и технике, чем оказали весомую поддержку боевым действиям 42-й и
2-й ударной армий, войска которых, двигаясь навстречу друг другу, к исходу
19 января овладели Ропшей и Красным Селом.
Насколько эффективно тогда действовали бомбардировщики авиации дальнего
действия, можно судить хотя бы по такому яркому примеру. Когда наши войска
освободили Ропшу, специальная комиссия при осмотре результатов бомбардировки
установила, что прямым попаданием пятисоткилограммовой фугасной авиабомбы
был основательно разрушен сильно укрепленный командный пункт 9-й немецкой
авиаполевой дивизии, при этом был уничтожен узел связи, убито несколько
Десятков гитлеровских солдат и офицеров.
В то время как 42-я армия вела наступление на Гатчину, а авиация 13-й
воздушной армии и КБФ непосредственно поддерживала ее боевые действия,
бомбардировщики АДД, в том числе и нашего полка, в течение двух ночей, 24 и
25 января, наносили удары по резервам противника, бомбили железнодорожные
станции Сиверская и Волосово, задерживая подвоз немецких войск из Нарвы и
Луги.
К исходу ночи 25 января резко ухудшилась погода, наш аэродром закрыло
туманом. Несколько самолетов, возвращавшихся последними, было направлено для
посадки на запасной аэродром, где хотя и была плохая погода, но еще не
опустился туман. Все экипажи благополучно произвели там посадку. Только один
самолет с экипажем молодого командира корабля гвардии лейтенанта Минина не
дотянул до аэродрома. Сильно обледенев, он потерял скорость и,
неуправляемый, упал и разбился. Гвардии лейтенант Минин и его боевые
товарищи штурман гвардии лейтенант Шигин, второй пилот гвардии лейтенант
Доровский, бортмеханик Плисов, радист Данилин и стрелок Тарабцев погибли.
27 января 1944 года Ленинград праздновал победу. Блокада с города была
снята. Над городом повисли гирлянды разноцветных огней, залпы орудий
салютовали непревзойденному мужеству ленинградцев и героизму воинов Красной
Армии.
Трудно передать словами радость ленинградцев. Это нужно было видеть
своими глазами. Из домов и квартир она выплескивалась как вода из
переполненного родника на улицы.
Когда мы приехали в Ленинград, нас буквально носили на руках,
приглашали в дома, угощали разлитой на донышки стаканов из невесть где
добытых "чекушек" водкой, предлагали на закуску небольшие кусочки черствого
черного хлеба, пили с нами за здоровье бойцов Красной Армии, за Победу. Эту
волнующую встречу с ленинградцами, пережившими всем смертям назло вражескую
блокаду, мне не забыть никогда.
В одни из нелетных дней, когда густой туман запеленал землю, в клубе
поселка Озерки для нас состоялся концерт, данный артистами Ленинградского
театра имени С. М. Кирова.
Балерины, певцы, чтецы и музыканты были настолько ослабевшими и худыми,
что мы удивлялись - в чем только душа держится. Но все выступали
вдохновенно, с подлинным артистическим блеском. С подмостков клуба в Озерках
тогда для нас впервые прозвучали первая часть Седьмой симфонии Дмитрия
Шостаковича и песня "Темная ночь" композитора Н. Богословского и поэта В.
Агатова... Все, кто был на этом концерте, долго с большой благодарностью
вспоминали его.
...В начале февраля в полк позвонил командир дивизии Божко. Взяв
телефонную трубку, я услышал:
- Гвардия! Поздравляю с высокой наградой. Несколько минут назад генерал
Нестерцев сообщил мне, что ваш летный состав, выполнявший задания
Ленинградского штаба партизанского движения, в том числе и технический
персонал, готовивший в полет самолеты, награжден медалью "Партизану
Отечественной войны".
- Служим Советскому Союзу! Большое спасибо, товарищ командир, за
приятную весть.
- Готовьтесь получать награды. Пусть гвардейцы приведут себя в
надлежащий вид. Медали вам будут вручать здесь, в Ленинграде.
Это известие взволновало и обрадовало всех в полку. Об этом только и
говорили. Волноваться было от чего: ведь такой награды еще не удостаивался
ни один летчик АДД. Мы гордились, да и теперь гордимся этой наградой не
менее чем орденами.
8 февраля Ленинградский штаб партизанского движения организовал прием,
на котором присутствовали руководители партизанских отрядов, партизаны,
работники Ленинградского обкома партии. После вручения нам председателем
Ленинградского Совета депутатов трудящихся товарищем П. С. Попковым медалей
в бывшем Юсуповском дворце на Фонтанке состоялся торжественный ужин, на
котором партизанские руководители сказали много теплых слов в адрес
летчиков. Летчики не остались в долгу, тепло и сердечно поздравили народных
мстителей с боевыми успехами - самостоятельным освобождением города Гдова и
участием в боях за взятие железнодорожной станции Передольская. Да,
ленинградские партизаны отбивали у хваленого немецкого воинства города. Стол
по тем трудным временам выглядел очень обильным, особенно удивили нас вазы
со свежими яблоками. Правда, яблок явно на всех не хватало, и поэтому никто
не решался их пробовать. Заметив это, Попков сказал:
- Товарищи летчики! Секретарь Центрального Комитета Компартии
Казахстана прислал в Ленинград вагон алма-атинских яблок. Мы их отдали
ленинградским детям, а по одному яблоку выделили вам. Ешьте на здоровье.
Мы взяли по яблоку, разрезали их на кусочки и поделились с нашими
радушными, замечательными хозяевами.
Пока Ленинградский и Волховский фронты гнали разбитого врага на запад,
полки авиации дальнего действия, выполняя задания высшего командования,
наносили массированные бомбардировочные удары по военно-промышленным
объектам Финляндии. Боевой дух личного состава полка был очень высок. Все
ночи, когда позволяла погода, мы участвовали в налетах на промышленные
объекты Хельсинки, на порты Котка и Турку, срывая вывозку стратегического
сырья в Германию и резервов гитлеровских войск в Эстонию.
В феврале боевая работа достигла максимального напряжения. При
бомбардировке порта Котка почти все экипажи совершили по пять боевых вылетов
за одну ночь. Такого мы еще никогда не делали.
В ночь на 27 февраля наносился третий, самый мощный удар по
военно-промышленным объектам города и порта Хельсинки. Несмотря на плохую
погоду, во вторую половину ночи экипажи полка совершили 55 самолето-вылетов.
Многие экипажи в эту ночь сделали по три боевых вылета. Батальон
аэродромного обслуживания, не имея достаточного количества механизмов и
транспорта, обеспечить нас всем необходимым был просто не в состоянии. После
двух вылетов аэродромный запас авиабомб кончился. Для нас стали подавать
вагоны с бомбами на близлежащую железнодорожную станцию. Для разгрузки и
перевозки в помощь батальону аэродромного обслуживания были привлечены все
медицинские работники госпиталя, которых возглавлял наш полковой врач
гвардии майор медицинской службы В. С. Иванов, работники столовой, свободные
от дежурств связисты. Бомбы подвозили прямо к самолетам, снимали их с
грузовиков и сразу подвешивали на бомбодержатели. Автомашина уезжала за
следующим комплектом, а самолет улетал на боевое задание. Боевая работа шла
как заводской конвейер.
При втором вылете на взлете на самолете командира 2-й эскадрильи
гвардии старшего лейтенанта Земляного из-за обрыва поршня загорелся мотор.
Земляной вовремя прекратит взлет, но самолет, выкатившись из пределов
укатанной полосы в глубокий и плотный снег, получил повреждения. Из-за
утечки горючего огонь быстро распространился на крылья и фюзеляж. Все, какие
только были на аэродроме, противопожарные средства были пущены в ход, но
пожар затушить не удавалось. Кроме того, что горевший самолет препятствовал
взлету других машин, возникла серьезная опасность взрыва подвешенных под
машиной авиабомб. От этого могли пострадать и работавшие на аэродроме люди,
и стоявшие на поле самолеты.
В сложившейся ситуации был только один выход - обезвредить бомбы и
отбуксировать горящий самолет в сторону от взлетной полосы. Пришлось идти на
риск.
Только я успел отдать распоряжение инженеру полка по вооружению гвардии
инженер-капитану Королькову, позвонил командующий АДД Главный маршал авиации
А. Е. Голованов:
- Богданов, что там у тебя? Почему не взлетаете?
- Товарищ командующий, на взлетной горит самолет.
- Срочно убирай его и продолжай вылет.
- Слушаюсь, товарищ маршал. Принимаю меры.
Сажусь в "виллис" и мчусь к аварийному самолету.
Там уже все сделано. Гвардии старший техник-лейтенант Т. С. Буслович,
заместитель инженера авиаэскадрильи по вооружению и механик по вооружению
гвардии старшина А. С. Симонян, рискуя жизнью, разгребая руками снег,
подлезли под пылающий самолет, вывернули все взрыватели и сняли с подвесных
замков авиабомбы. У самолета стоял уже трактор, техники привязывали к
самолету длинный, связанный из нескольких тросов, буксир. Через несколько
минут, медленно, напрягаясь, трактор пополз по снежной целине, волоча за
собой огромный факел.
Экипажи продолжили боевой вылет. Поставленная полку задача была
выполнена.
В эту ночь мы потеряли один самолет, очень хороший экипаж. Командир
корабля гвардии старший лейтенант Чернышев, штурман гвардии младший
лейтенант Дунцов, правый летчик гвардии лейтенант Кай, радист гвардии
старший сержант Жданов, воздушный стрелок рядовой Цветков с задания не
вернулись.
Взлетев вместе с другими, экипаж Чернышева благополучно дошел до цели,
отбомбился, о чем радист Жданов донес по радио. Связи с ним больше не было.
Ночные истребители противника в эту ночь не действовали. Вероятно, машина
Чернышева была сбита зенитной артиллерией.
В самом конце февраля к нам в полк, на полевой аэродром в Озерках
приехал командующий АДД Главный маршал авиации Александр Евгеньевич
Голованов.
Полк был построен для встречи.
Адъютант командующего объявил приказы о награждении орденами всех
членов экипажей, совершивших накануне по три боевых вылета, о награждении
орденами за мужество и отвагу, проявленные при обезвреживании бомб на
горящем самолете, гвардии старшего техника-лейтенанта Бусловича и гвардии
старшины Симоняна.
А затем прозвучал приказ Верховного главнокомандующего о присвоении
полку почетного наименования "Гатчинский" за отличное содействие наземным
войскам при снятии блокады города Ленинграда и освобождении города Гатчины,
за мужество и отвагу личного состава, за высокую организованность в боевой
работе.
Командующий поздравил нас с этими высокими наградами и пожелал нам
новых боевых успехов.
В ответ над строем прокатилось громкое:
- Служим Советскому Союзу!
После построения Голованов захотел осмотреть наши самолеты. Высокий,
стройный, он пошел широкими шагами вдоль стоянок, на ходу расспрашивая меня
о делах, о людях полка, об уровне летной подготовки командиров кораблей, о
боевых возможностях полка. Неожиданно он остановился у одного из самолетов
2-й эскадрильи, повернулся и пошел к нему. У самолета находился только
механик гвардии старший сержант Семен Бальтер, застенчивый юноша.
- Товарищ Главный маршал авиации! Самолет номер двенадцать в исправном
состоянии, подготовлен к боевому вылету. Механик самолета гвардии старший
сержант Бальтер.
Поздоровавшись с механиком, командующий обошел стоянку, осмотрел
самолет, поднялся в кабину, посидел в пилотском кресле, внимательно осмотрел
машину внутри. Самолет был в образцовом состоянии. Голованов остался доволен
и объявил Бальтеру благодарность.
Уезжая и прощаясь со мной и моим заместителем гвардии майором Пешковым,
Голованов предупредил:
- Смотрите, чтоб не закружилась голова от успехов.
Глядя вслед удаляющейся машине командующего, мы с Анатолием
Константиновичем стояли молча. Нас переполняла радость. Большое счастье
служить в таком коллективе, подумал я тогда.
- Прав командующий. Нужно поговорить с личным составом на эту тему,-
прервал молчание Пешков.
И мы на первом же построении передали личному составу слова
командующего, призвали всех множить успехи полка, напомнили, что такие
высокие награды Родины обязывают нас повышать боеспособность.
Седьмое марта. Мой день рождения. Накануне Петр Засорин прилетел на
С-47 из Монино, с ним прилетели моя жена и сынишка Петя. И у меня - двойной
праздник. Мы собрались отметить его скромным праздничным ужином. Жена
привезла из Москвы бутылку хорошего вина, немного копченой колбасы. Но в
ночь на 8 марта улучшилась погода, и мы получили боевое задание:
бомбардировать скопление войск и боевой техники в укрепленном пункте
переднего края вражеской обороны, в двух километрах западнее Нарвы.
Войска 2-й ударной армии Ленинградского фронта просили хорошенько
"обработать" противника, и мы постарались как следует выполнить их просьбу.
В течение ночи полк совершил 93 самолето-вылета, многие экипажи сделали за
ночь по пять вылетов.
Отбомбившись, наш самолет отошел в сторону, мы стали в круг и стали
наблюдать за действиями других экипажей. Самолеты прилетали один за другим,
летчики и штурманы действовали спокойно, как на полигоне. Мощные взрывы
серий крупнокалиберных бомб, частые вспышки осколочных и зажигательных
высвечивали землю Неожиданно темень неба прочертили в одном, в другом месте
нити трассирующих пуль и снарядов. Вспыхнули два тяжелых корабля и,
разгораясь, стали падать на землю. Еще на одном самолете скрестились
огненные стрелы очередей фашистских истребителей. В ответ с бомбардировщика
застрочили три пулемета. Через несколько мгновений почти одновременно
загорелись бомбардировщик и один из нападающих истребителей. Оставляя за
собой длинные огненные хвосты, они устремились вниз. Не долетев до земли,
взорвался бомбардировщик, превратился в яркий огненный шар и, рассыпавшись
искрами, исчез во тьме...
"Всем, всем самолетам, - торопливо передавал наш радист, - будьте
бдительны, над целью баражируют истребители противника!"
Ночные воздушные бои скоротечны. Не успели мы, потрясенные увиденным,
прийти в себя, как в темном небе опять мерцали только звезды.
Бомбардировщики, как и прежде, один за другим заходили на цель и методично
ее бомбили...
Вернувшись на аэродром, я поспешил на командный пункт и подробно
доложил о случившемся командиру дивизии гвардии полковнику Божко. Я еще не
знал, какие самолеты погибли. Волнуясь за судьбу своих товарищей, с
нетерпением и надеждой ожидал их возвращения. Из нашего полка не вернулся
один самолет: хвостовой номер 11, с экипажем гвардии лейтенанта Горбенко. В
экипаж входили штурман гвардии младший лейтенант Крутиков, второй летчик
гвардии младший лейтенант Гаевский, радист гвардии старший сержант Бакланов,
борттехник гвардии старший техник-лейтенант Поляков, воздушный стрелок
гвардии старшина Акимов.
Вскоре старшина Акимов вернулся в часть. От него мы узнали, что, когда
самолет стал заходить на боевой курс, на него напали два немецких
истребителя. Отстреливаясь, Акимов, Крутиков и Поляков сбили один из
истребителей, но и бомбардировщик загорелся и, неуправляемый, стал падать.
По-видимому, летчики были убиты. Падая, самолет взорвался, Акимов очутился в
воздухе. Поняв это, он выдернул вытяжное кольцо парашюта и спустился на нем
на передовую к своим. Никто больше из этого экипажа в часть не вернулся.
Погиб смертью храбрых Иван Иванович Поляков, небольшого роста, живой,
черноглазый весельчак, никогда не расстававшийся с гитарой, гордость и
любимец полка. Сколько ночей в ожидании вылета мы коротали под звон струн
его гитары и цыганские песенки, то грустные, бередящие душу, то искрометно
задорные и веселые. Весело и задорно плясал он - так, что самые угрюмые не
выдерживали, пускались в пляс... Он был создан для жизни, радостной и
веселой; не верилось, что его нет в живых.
Вечером снова была нелетная погода, и наш с женой семейный ужин был
посвящен и женскому празднику 8 Марта, и моему дню рождения. С нами была и
хозяйка квартиры, у которой я тогда жил. Это была пожилая женщина, бывшая
певица, исполнительница цыганских песен. Пригасив свет керосиновой лампы,
она взяла гитару. У нее сохранился замечательный голос, и она свободно, без
напряжения, спела несколько своих любимых цыганских песен, старинных
романсов. Мы сидели в полутемной комнате и слушали, боясь шелохнуться.
Зазвучала "Гори, гори, моя звезда..."
В дверь дома громко постучали.
Я вышел на крыльцо, посыльный подал мне телефонограмму. Я зажег
карманный фонарик. "Срочно снять со всех самолетов наружные бомбодержатели и
бомбардировочное вооружение и всем составом полка перелететь на аэродром
Жуляны под Киевом, поступить там в распоряжение тыла Первого Украинского
фронта с задачей доставки действующим войскам фронта боеприпасов, горючего и
эвакуации раненых. Нестерцев".
На этом наш праздничный вечер закончился. На ходу надевая шинель, я
поспешил в штаб.
В полдень 9 марта с оперативной группой полка на нескольких самолетах
мы улетали на другой фронт.
Улетали, оставляя здесь два свеженасыпанных холмика замерзшей земли с
алюминиевыми пирамидками, пятиконечными красными звездами, сделанными
заботливыми руками работников наших мастерских.
В братской могиле возле Левашова остался экипаж командира корабля
гвардии лейтенанта Минина. На возвышенности возле Озерков лежит экипаж
гвардии капитана Майорова.
Ленинградская земля впитала алые капли крови и других наших славных
боевых товарищей, павших смертью храбрых, освобождая от блокады Ленинград.
С древних времен известны нам примеры мужества, стойкости и героизма.
Но подвиг ленинградцев в тяжелую пору блокады не сравним ни с чем. Он
воистину легендарен.
Когда мы покидали Ленинград, нам казалось, что и мы, соприкоснувшись с
легендой нашего времени, стали сильнее, тверже и мужественнее и теперь нам
нипочем все невзгоды и трудности войны.
- АТАКУЕТ ГВАРДЕЙСКИЙ ГАТЧИНСКИЙ -
10 марта второй, основной, эшелон полка перелетел под Киев в Жуляны и
сразу же включился в интенсивную работу.
В начале марта все три Украинских фронта возобновили боевые действия.
Первым начал наступление 1-й Украинский фронт. Наступление велось в условиях
бездорожья и весенней распутицы. Тыловые подразделения не всегда могли
своевременно и в полной мере обеспечить механизированные, танковые войска и
самоходную артиллерию горючим и боеприпасами. Это замедляло продвижение
наших войск.
Более двух месяцев мы доставляли на аэродромы и на полевые площадки,
расположенные в непосредственной близости к войскам, боеприпасы и горючее,
обратными рейсами вывозили раненых офицеров и солдат, Помимо транспортных
перевозок наш полк выполнял боевые вылеты по заданиям разведуправления
фронта и партизанских штабов.
Вражеские истребители патрулировали на маршрутах наших кораблей, над
аэродромами и посадочными площадками.
Площадки, куда мы доставляли грузы, находились рядом с линией фронта,
наши самолеты часто обстреливались минометным, пулеметным и даже ружейным
огнем наземных войск противника. Мы снова теряли людей и самолеты.
3-я гвардейская и 4-я танковые армии фронта неудержимо продвигались на
запад, за ними и мы перебазировались западнее, на аэродром Судилково, рядом
с железнодорожной станцией Шепетовка. На эту станцию тыл подавал грузы,
необходимые для фронта. Весь март мы доставляли грузы, в основном на
аэродром Зубово, находившийся в десяти километрах западнее Трамбовля. Над
аэродромом постоянно висели немецкие истребители, обстреливали его и
нападали на прилетавшие и разгружавшиеся самолеты.
В конце марта большая группа наших самолетов доставила в Зубово более
10 тонн горючего и боеприпасов. Когда разгрузка подходила к концу, налетели
немецкие истребители и стали штурмовать аэродром. Наши экипажи не
растерялись, моментально запустили моторы, с места пошли на взлет и на
бреющем полете разлеглись в разные стороны от аэродрома, а потом
благополучно вернулись на базу. Только один самолет с экипажем гвардии
старшего лейтенанта Колесникова, взлетевший последним, был зажат противником
в "клещи" и чуть не был сбит. Немецкие истребители повредили у него один
мотор, и самолет совершил вынужденную посадку в Белозорске. Экипаж остался
невредимым.
В начале апреля гитлеровцы повторили налет на наш аэродром в Зубово, но