Страница:
прилетели на этот раз рано и застали на аэродроме лишь один самолет, который
только что произвел посадку. Самолет был атакован и подожжен истребителем
Ме-110 прямо на пробеге. Три человека из экипажа - командир корабля гвардии
лейтенант Горобец, бортмеханик гвардии старшина Ткач и стрелок-радист
гвардии старший сержант Кровец - были убиты, второй пилот гвардии лейтенант
Тиханович и штурман гвардии лейтенант Лысенков - ранены. Когда мы с основной
группой самолетов прилетели на аэродром, самолет Горобца догорал на
посадочной полосе. Немцев в воздухе уже не было.
К середине апреля наши войска захватили аэродром Коломыя, и мы начали
перебрасывать горючее и боеприпасы туда. Обстановка на нем была еще сложнее.
Он находился на самом острие клина, вбитого войсками нашей 38-й армии в
группу немецких армий "Северная Украина". На западной окраине аэродрома
окопались гитлеровцы. Садившиеся самолеты они обстреливали из минометов,
пулеметов и даже автоматов.
Когда я прилетел туда, чтобы разведать обстановку, и мы, не выключая
двигателей, стали разгружаться, вблизи самолета одна за другой разорвались
две мины. Один из бойцов, принимавших грузы, закричал, чтобы мы отрулили в
сторону. Только я успел отрулить на несколько десятков метров, как там, где
только что стоял самолет, разорвалась третья мина. Отруливая с места на
место, под минометным обстрелом, мы разгрузились и улетели в Судилково.
Оттеснить гитлеровцев от аэродрома нашей пехоте было непросто. Обстановка
оставалась сложной, и нам пришлось приспосабливаться. Иногда мы садились
прямо в поле, как это делали под Сталинградом, выгружали войскам горючее и
боекомплекты, забирали раненых бойцов и командиров.
Доставалось нам от фашистов и на аэродроме в Судилкове. Противник,
видимо, установил, что станция Шепетовка и аэродром в Судилкове являются
одним из основных пунктов обеспечения войск фронта горючим, боеприпасами и
продовольствием, и стал почти беспрерывно, все ночи подряд, наносить
бомбардировочные удары по станции и нашему аэродрому. Летчики, работавшие
целый день, не могли отдохнуть - почти всю ночь приходилось отсиживаться в
отрытых у общежития щелях. Даже в те ночи, когда была облачная погода,
гитлеровцы бомбили нас - правда, из-за наших зенитчиц. Они, услышав звук
пролетающих немецких бомбардировщиков, открывали огонь. Заметив на облаках
отблески от вспышек выстрелов и разрывы зенитных снарядов, немцы
разворачивались и начинали бомбить нас из-за облаков. Земля ходила ходуном
от беспорядочно падавших и рвавшихся бомб, от канонады расположенных рядом с
аэродромом зенитных батарей.
Мы ходили на батареи, разъясняли зенитчицам, что гитлеровские летчики
из-за облаков не видят нас и не могут бомбить прицельно, не надо зря палить
в небо и себя демаскировать. Девчата обещали, что в следующий раз будут
благоразумнее, но, заслышав шум моторов бомбардировщиков, не выдерживали, и
все повторялось снова.
С каждым днем работать становилось все труднее. Под весенними
солнечными лучами аэродром в Судилкове совсем раскис, авиация 2-й воздушной
армии с него не летала, армейские бомбардировщики, истребители, штурмовики
стояли на приколе. Но наступавшей армии нужны были боеприпасы, горючее,
продовольствие, и только мы могли обеспечить их всем необходимым. Взлетать с
аэродрома мы приспособились на рассвете, когда ледяная корка от ночных
заморозков была еще прочной. К сожалению, прочности ее хватало всего для
взлета нескольких машин. Самолеты, взлетавшие последними, словно глиссеры,
вздымали вокруг себя целые фонтаны снежно-ледяных, перемешанных с грязью
брызг, пока наконец на самой границе аэродрома, тяжело оторвавшись, не
повисали в воздухе.
Куски льда, поднятые со взлетной полосы мощными струями воздушных
винтов при разбеге самолета, ударяясь о хвостовое оперение, оставляли
большие вмятины на стабилизаторе, деформировали обшивку рулей, наносили
серьезные повреждения лопастям воздушных винтов, а при посадке приводили еще
и к поломке закрылок самолета. В результате машины выходили из строя, а
фронту требовалось все больше и больше грузов.
Передо мной лежат копии боевых донесений тех дней.
"Боевое донесение. 25 апреля 1944 г.
В течение дня 25.4.44 г. полк 17-ю самолетами перебрасывал боеприпасы
наземным войскам 1-го Украинского фронта с аэродрома Судилково на аэродром
Коломыя. Три экипажа из-за обстрела аэродрома артиллерией противника по
радио возвращены с маршрута на свой аэродром. Четырнадцать экипажей задание
выполнили.
Перевезено на аэродром Коломыя 23,5 тонны боеприпасов для наземных
войск. Боевой налет - 42 ч. 30 мин.
Обратным рейсом из-за обстрела аэродрома груз не вывезен. Аэродром
Коломыя подвергался обстрелу наземными войсками противника - артиллерией,
минометами и пулеметным огнем.
Погода по маршруту и в районе цели - ясно, видимость 6-8 км. Все
самолеты вернулись на свой аэродром. Два самолета требуют ремонта из-за
вмятин на стабилизаторе и на лопастях воздушных винтов от ударов кусков льда
во время взлета".
"Боевое донесение. 30 апреля 1944 г.
В течение дня 30.4.44 г. полк 14-ю самолетами за 4 вылета произвел 41
самолето-вылет на переброску с аэродрома Судилково на аэродром Коломыя
боеприпасов, а обратно вывозил раненых и продовольствие. Перевезено в
Коломыю боеприпасов 58,5 тонны, противотанковых мин 2689 штук весом 21,5
тонны. Обратным рейсом вывезено: раненых 74 человека, продовольствия 28,9
тонны. Боевой налет - 108 часов 14 мин..."
И так каждый день.
На деревню, где размещался личный состав и находились штаб и
гвардейское знамя полка, в майские праздники напали бандиты.
Под командованием начальника штаба подполковника В. И. Жердева
находившиеся в штабе полка и общежитии сержанты отбили нападение. Однако
после этого случая пришлось усилить состав команды по охране штаба полка и
знамени части. Усиление пришлось сделать за счет технического состава,
который и так работал без отдыха день и ночь.
Еще в первых числах апреля мне было приказано вылететь в Киев и явиться
в ЦК КП(б) Украины, где было получено задание подготовить два экипажа для
выброски на парашютах в Чехословакии и Румынии групп десантников.
Вскоре прибыла первая группа, которую нам предстояло выбросить в
Чехословакии, в горном районе. Для Десантирования этой группы был выделен
один из самых сильных наших "партизанских" летчиков - командир 3-й
авиаэскадрильи гвардии капитан Ярошевич. В экипаж входили опытнейшие
специалисты своего дела штурман гвардии капитан Шидловский и бортрадист
гвардии лейтенант Маслов.
Владимир Ярошевич пришел к нам в полк в январе из 101-го авиаполка. Это
был высокий, сильный, любивший шутку и никогда не унывавший жизнерадостный
человек.
Воевать он начал в Особой белорусской авиагруппе, потом воевал в 87-м
гвардейском полку. Много летал к партизанам, бомбил глубокий тыл врага,
летал фотоконтролером результатов бомбардировки важных целей и все боевые
задания выполнял успешно. В мае 1942 года он вылетел на одномоторном ПР-5 со
своим механиком Яковом Берловым к партизанам отряда Емлютина, который тогда
находился во Вздружном, в Брянских лесах. Майская ночь коротка, забрезжил
рассвет и вылетать обратно было опасно. Остались на дневку у партизан. Но
другой самолет, прилетевший к партизанам, на пробеге задел машину Ярошевича
и повредил консоль крыла. Казалось, вылететь уже невозможно. Но летчик с
борттехником отремонтировали свой самолет сами. Вместо перкаля они обтянули
консоль нашедшейся у партизан домотканой холстиной. А после ремонта, забрав
раненых партизан и разведданные, улетели к себе домой. Белая, обтянутая
холстиной консоль была вся расписана партизанами, чего только не написано
было на ней...
В другой раз Ярошевич на самолете С-47 вылетел на выброску груза для
партизан в район Новозыбково. За Гомелем его самолет был дважды атакован
истребителем противника. Пушечные очереди повредили правую плоскость,
пробили бензобаки и гидросистему (от этого выпало шасси), отбили правый руль
глубины, сильно повредили правый мотор. Но летчик не растерялся. Выключив
поврежденный мотор, он развернулся и повел машину на одном исправном моторе
на свою базу в Грабцево - прилетел, как поется в песне, "на честном слове и
на одном крыле" и мастерски посадил весь израненный самолет. Вот каким
летчиком был Владимир Ярошевич. Ни при каких, самых критических
обстоятельствах он не терял присутствия духа и из любых ситуаций находил
выход.
Павел Шидловский был моложе своего командира. Он зарекомендовал себя
мужественным, отлично знающим свое дело штурманом. Ему поручались самые
ответственные задания, полеты в глубокий тыл противника. Не было случая,
чтобы он за тысячу километров за линией фронта, в глухих лесах не отыскал
партизанскую точку. Шидловский пользовался заслуженным уважением среди
товарищей. Все летчики с большой охотой летали с ним.
Геннадий Маслов один из самых лучших радистов, способных в любых
метеорологических условиях держать устойчивую радиосвязь с командным
пунктом. Помимо своей прямой специальности, он хорошо владел
радионавигацией. В полку он служил с самого его формирования. Как радиста
высокого класса, хорошего воспитателя, его в скором времени назначили
начальником связи авиаэскадрильи.
Все эти ведущие члены экипажа были коммунистами. Вот почему наш выбор
пал на них, когда мы с Пешковым, Засориным и штурманом полка гвардии майором
Барабанщиковым решали, кого послать на это сложное боевое задание.
В дни, когда должен был состояться этот ответственный полет, стояла
плохая погода. Вся Украина до Карпат была покрыта сплошной многоярусной
облачностью, нижняя рваная кромка ее едва не касалась земли. Можно было
предполагать, что все долины горной части Чехословакии забиты облаками.
Выполнить задание в такую погоду нам казалось невозможным, но нас торопили -
торопили товарищи из ЦК КП(б) Украины, поэтому, вопреки своим сомнениям, в
один из вечеров мы выпустили в полет экипаж Ярошевича.
На борту самолета была группа в двенадцать человек с необходимым
грузом. Баки были заправлены горючим по самые пробки, поэтому взлет с
размокшего за день аэродрома был очень трудным. Нам, стоявшим на старте,
казалось, что самолет не взлетит. Однако Владимир Ярошевич, хотя и с большим
трудом, но поднял машину в воздух и взял курс на запад.
Сразу после взлета, попав в сильно переохлажденные и влажные облака,
самолет стал быстро покрываться льдом, сбрасываемые с винтов куски льда
застучали по фюзеляжу. Обледеневшая, тяжело загруженная машина не могла
набрать скорость и высоту. Сорок минув летчик пытался пробиться через
облака, но напрасно. После доклада экипажа об условиях полета мы решили
вернуть его на аэродром.
К вечеру следующего дня в районе нашего аэродрома погода стала лучше.
Лететь было необходимо. Я порекомендовал Владимиру Ярошевичу после взлета
использовать хорошую погоду над аэродромом и сразу же попытаться выйти за
облака. Так он и сделал. На высоте 2500 метров ему удалось пробиться к уже
заходящему солнцу. Самолет лег на западный курс. После пролета линии фронта
восточнее Перемышля появились разрывы в облаках. Пора было определить свое
место. Хотя самолет находился над территорией, занятой врагом, надо было
снижаться. Ярошевич выпустил шасси н закрылки и в большое "окно" в облаках
под крутым углом пошел к земле. На высоте 200 метров вышли под облачность, а
затем спустились к землю еще ниже и почти на бреющем пошли к цели. Павел
Шидловский точно вывел самолет в нужную точку, рядом с ней проходили две
дороги, по которым шли на восток колонны автомашин с включенными фарами.
Посоветовавшись, старший группы решил прыгать с высоты 250 метров -
выше подняться не позволяла нижняя граница облаков. С такой высоты даже
опытным парашютистам прыгать небезопасно, но другого выхода не было.
Двенадцать человек почти одновременно вместе с грузом выбросились в обе
двери правого и левого бортов. Такой прыжок уменьшал риск привлечь внимание
противника.
Самолет Ярошевича на рассвете благополучно вернулся с задания. Его
доклад нас не порадовал. Мы опасались, что парашютисты, прыгая с такой малой
высоты, могли получить тяжелые травмы, да и место, заданное для
десантирования, было очень уж людным.
Все мы - командиры и члены экипажа Ярошевича - несмотря на трудно
проведенную ночь, не ложились спать, нервничали, ожидая сообщения от
выброшенной группы. За завтраком экипаж отказался от ста граммов, положенных
за боевой вылет.
Какова же была наша радость, когда в три часа дня мы получили
сообщение: "Все живы, здоровы, приземлились точно в назначенном месте,
приступаем к выполнению поставленной задачи".
И тогда все мы, и те, кому они были положены и кому не положены, выпили
по сто граммов за отважных парашютистов, пожелали им, идущим сейчас в горах
Чехословакии, успехов в их опасной, но очень важной работе.
21 марта 1-я и 4-я танковые армии 1-го Украинского фронта, измотав
противника в оборонительных боях у Тернополя и Проскурово, возобновили
наступление и, быстро продвигаясь вперед, в последних числах месяца
освободили Черновцы и Каменец-Подольский. Войска фронта шли на запад так
стремительно, что в их тылах оставались не добитые и не плененные вражеские
подразделения. Эти так называемые "кочующие" группы двигались вслед за
нашими наступающими войсками. На своем пути они нападали на небольшие
гарнизоны, грабили местных жителей, Жгли населенные пункты.
Не знаю, кто порекомендовал командованию фронта возложить задачу
уничтожения этих "кочующих" групп с воздуха в ночное время на наш полк. И
несмотря на то, что многие наши экипажи, перевозя войскам горючее и
боеприпасы, систематически налетывали в день по 12-14 часов, на самолетах
было демонтировано бомбардировочное вооружение, а на аэродроме в Судилкове
не было бомб и необходимых средств обеспечения ночных полетов, несмотря на
то, что никто в штабах фронта и воздушной армии не знал, где, в каком месте
в данное время находятся эти группы и где они будут находиться к
назначенному экипажам времени удара и кто и какими световыми сигналами
обозначит их местонахождение, - несмотря на все это полку было прикачано
уничтожить бомбовыми ударами оставшиеся в нашем тылу немецкие подразделения.
Легко сказать - "уничтожить"! А как их найти! И где гарантия, что,
нанося удары вслепую, в ночное время, мы не разбомбим собственных мирных
жителей?!
Я был в затруднении.
Командующий 2-й воздушной армией генерал С. А Красовский, к которому я
дважды обращался за помощью и советом по поводу этого практически
невыполнимого задания, отвечал, что это распоряжение свыше и он отменить его
не может.
Кончилось все это тем, что меня вызвали к командующему фронтом Маршалу
Советского Союза Г. К. Жукову.
Разговор с Жуковым поначалу был очень тяжелым. Однако, поскольку терять
мне, как я считал, было нечего, я твердо доложил маршалу о тех трудностях и
обстоятельствах, из-за которых выполнить поставленную задачу полк не в
состояния, и попросил его снять ее с нашего полка либо распорядиться о
создании условий, при которых это задание мы сможем выполнить.
Тон командующего фронтом к концу моих объяснений изменился, он стал
разговаривать со мной более спокойно, потом взял телефонную трубку и
коротко, твердо приказал начальнику штаба фронта принять меня, выслушать и
разобраться в этом вопросе.
Отпуская меня, он вежливо попрощался.
В кабинете начальника штаба фронта находился командующий ВВС Главный
маршал авиации А. А. Новиков. Здесь, уже в спокойной обстановке, я более
обстоятельно доложил все причины, по которым невозможно выполнить
поставленную полку задачу. А чтобы не подумали, что мы ищем "легкой жизни",
назвал цифры, характеризующие боевую работу полка. Цифры были внушительными,
К тому времени полк совершил на Украине более 700 самолето-вылетов, перевез
передовым войскам около 1500 тонн горючего и боеприпасов, вывез в тыл около
2000 раненых. И заодно уж я пожаловался командующему ВВС на то, что, в то
время как полк находится в оперативном подчинении начальника тыла фронта,
штаб воздушной армии ставит перед нами по меньшей мере странные задачи,
например разведку воздушной обстановки за линией фронта в совершенно
безоблачную погоду - и это на Ли-2, сугубо транспортно-пассажирском
самолете...
Ехал я из Словут, где размещался тогда штаб фронта, с тяжелыми думами,
полагая, что все это плохо кончится для меня. Приехав в штаб полка и
сославшись на нездоровье, попросил Петра Михайловича Засорина распоряжаться
в этот день без меня и отправился к себе на квартиру...
Проснулся глубокой ночью от сотрясавшей всю избу стрельбы зенитных
батарей. Натянув сапоги, выскочил во двор. С неба лился белый мерцающий
свет, над головой висели догорающие немецкие светящиеся бомбы. Было так
светло-хоть иголки собирай. Я с тревогой посмотрел в сторону аэродрома -
нет, бомбили не его. Северо-западнее, в районе железнодорожной станции
Шепетовка, вспыхивали зарницы от разрывов авиабомб и виден был большой
пожар.
Ни на следующий день, ни позже заданий на бомбардировку "кочующих"
вражеских групп нам больше не давали. Работать стало спокойнее, хотя боевая
обстановка оставалась прежней.
3 мая на аэродром в Коломыю успело слетать 14 самолетов. Они перевезли
с аэродромов Проскурово и Судилково 20 тонн боеприпасов и вооружения.
Обратным рейсом вывезли из Коломыи 176 раненых. В районе Коломыи на маршруте
наши экипажи вели воздушные бои с истребителями Ме-109. Самолет, которым
командовал лейтенант Петр Фоменко, а штурманом на нем летел Павел
Шидловский, при подходе к аэродрому Коломыя был несколько раз атакован
истребителем противника. Фоменко снизился до высоты 5 метров, чтобы не дать
истребителю зайти снизу. Стрелок Сергей Береговой и радист Александр Гурняк
из турельного и бортового пулеметов отстреливались, не подпуская
"мессершмитт" близко.
Но в одной из атак истребителю все же удалось повредить самолет, была
перебита система управления и подожжены левый мотор и крыло.
Петр Фоменко с большим трудом посадил самолет "на брюхо" в поле, в
километре от аэродрома Коломыя. Бортовой техник Николай Яковлев был ранен в
ногу, остальные члены экипажа не пострадали.
Аэродром Коломыя в тот день блокировался гитлеровскими истребителями до
темноты...
15 мая наша работа по обеспечению передовых частей 1-го Украинского
фронта закончилась, и мы улетели к себе на базу, под Калугу.
За два месяца было совершено 1109 самолето-вылетов, перевезено на
передовую около 2000 тонн горючего и боеприпасов, вывезено в глубь страны
большое количество продовольствия, захваченного нашими войсками у
противника, и 2554 раненых.
Приказом по управлению тыла фронта всему личному составу полка была
объявлена благодарность.
НА ГЛАВНОМ НАПРАВЛЕНИИ
В конце июня Красная Армия начала наступление за освобождение
Белоруссии. Долгих три года многострадальный белорусский народ жил под
фашистским игом, неисчислимы бедствия, причиненные республике войной.
Отремонтировав поврежденные при работе в распутицу на аэродроме в
Судилкове машины, приведя в порядок остальной самолетный парк, мы отправили
железнодорожным эшелоном свое имущество и боеприпасы и перелетели из
Грабцево на новое место базирования - в Борщево.
Вначале самолеты полка наносили бомбовые удары по долговременным
оборонительным сооружениям врага, помогая своим войскам взламывать передний
край его обороны, а потом бомбили коммуникации противника на
могилевско-бобруйско-минском направлении, срывали подвоз резервов и боевой
техники к линии фронта, подвергали массированным бомбовым ударам
железнодорожные узлы Полоцк, Борисов, Лида, аэродром в Гродно, войска
противника непосредственно на поле боя, помогали частям 1-го Прибалтийского
и 3-го Белорусского фронтов очищать от оккупантов территорию Литвы.
Выполняли наши летчики и другие важные и сложные задания.
В конце июля 1944 года я со штурманом полка Шидловским и начальником
связи Маковским был вызван в штаб дивизии. Поздоровавшись с нами, начальник
штаба подполковник Ф. В. Бачинский сказал:
- Командир дивизии приказал вам выделить два опытных экипажа для
полетов в Южную Италию с посадкой на аэродроме в Бари. Выделенным экипажам
немедленно перелететь на аэродром в Калиновку под Винницей и приступить к
перевозке оружия, боеприпасов и медикаментов для югославских партизан.
В то время Южная Италия была освобождена от гитлеровцев союзными
войсками, на аэродроме в Бари базировались части военно-воздушных сил
американской армии. Там же находилась оперативная группа АДД, в которой были
представители и нашего авиакорпуса майор Орлов и гвардии подполковник Иванов
(тот самый штурман, с которым в 1942 году мы были сбиты над Витебском).
Старшим группы был полковник Соколов. Группа имела несколько транспортных
самолетов с экипажами, хорошо освоившими полеты в горных районах Югославии.
Привезенные из СССР грузы оперативная группа на своих самолетах С-47
доставляла партизанам и соединениям Народно-освободительной армии Югославии.
Уточнив у начальника штаба маршрут полета и получив необходимые данные
по радиосвязи, мы вернулись в полк.
Для выполнения этого ответственного задания, которое требовало
преодолеть в короткую летнюю ночь более чем тысячекилометровое расстояние
над вражеской территорией, мы выбрали два экипажа: гвардии старших
лейтенантов Николая Дегтяренко и Дмитрия Кузнецова. С поставленной им
задачей экипажи справились отлично. Они сделали в Италию по четыре полета,
доставив в Бари восемь 45-миллиметровых пушек, около 10 тонн боеприпасов и
медикаментов, вывезли обратным рейсом более ста раненых югославских
партизан.
25 июля мы нанесли первый удар по железнодорожному узлу Инстербург в
Восточной Пруссии.
В конце июля и начале августа наши войска освободили Белосток и Каунас,
а к концу августа вышли на границу Восточной Пруссии. Это событие было
большой радостью не только для передовых частей, которые уже вступили на
вражескую землю, но и для нас, авиаторов. Теперь нам предстояло бить врага в
его логове.
Чем ближе подходил час окончательного разгрома фашизма, тем
ожесточеннее он сопротивлялся. Противодействие гитлеровцев по мере
приближения наших войск к территории Германии все нарастало, особенно на
центральном направлении. Противник организовал здесь развитую сеть наземных
радиолокационных станций. Особо плотными были сети РЛС в районах Таллина,
Пскова, Либавы, Кенигсберга, Минска, Белостока. В каждом из этих районов
базировались эскадры ночных истребителей, которые вели борьбу с нашими
бомбардировщиками. В качестве ночных истребителей применялись самолеты
Ме-110, Ме-109, Ю-88 и ФВ-190. На них были установлены самолетные
радиолокационные станции типа "Лихтенштейн".
Частые бои и встречи наших бомбардировщиков с ночными истребителями
противника в 1944 году показали значительное усовершенствование их боевой
тактики. Лучше стало взаимодействие вражеских ночных истребителей с
артиллерийской обороной охраняемого ими объекта. Более скрытно стали
действовать патрули немецких истребителей в районах светонаведения на цель и
у наших светомаяков. Систематически стали блокироваться оперативные
аэродромы АДД, воздушные бои над ними стали обычным явлением.
Летом 1944 года к нам прибыло большое пополнение летного состава -
восполнялись потери, понесенные в последнее время. Формировались новые
экипажи, командирами их становились бывшие вторые летчики, имеющие опыт
боевой работы.
Командование авиакорпуса и авиадивизии много занималось боевой
подготовкой экипажей, особенно молодых. В Толочине работники служб
вооружения и связи оборудовали отличный полигон., где установили движущиеся
мишени, имитирующие истребители противника, которые под разными ракурсами
атакуют бомбардировщика. На полигоне устанавливали самолет, из пулеметов
которого стреляли воздушные стрелки, радисты, штурманы, летчики. После
наземной учебы и тренировки проводились воздушные стрельбы по конусам.
Политработники и офицеры штабов собрали и обобщили обширный материал
как по удачно проведенным воздушным боям, так и по боям, где экипажи
действовали неумело. В Толочине была организована конференция по обмену
боевым опытом экипажей нашего авиакорпуса. Вся эта работа значительно
повысила боеспособность не только молодежи, но и опытных членов экипажей.
Но полностью избежать боевых потерь не удавалось.
5 июля мы бомбили транспорты, военные корабли и причалы в порту Либава.
Были произведены большие разрушения, на нескольких кораблях бушевали пожары,
огромные черные столбы дыма упирались высоко в небо. Все самолеты задание
выполнили успешно, но один, с молодым комсомольским экипажем гвардии
лейтенанта Бориса Кочеманова, не вернулся на базу. После удара всеми
экипажами полка по Инстербургу не вернулся молодой экипаж гвардии лейтенанта
Дедухова.
...Пройдя через огненный шквал рвущихся в небе над целью зенитных
только что произвел посадку. Самолет был атакован и подожжен истребителем
Ме-110 прямо на пробеге. Три человека из экипажа - командир корабля гвардии
лейтенант Горобец, бортмеханик гвардии старшина Ткач и стрелок-радист
гвардии старший сержант Кровец - были убиты, второй пилот гвардии лейтенант
Тиханович и штурман гвардии лейтенант Лысенков - ранены. Когда мы с основной
группой самолетов прилетели на аэродром, самолет Горобца догорал на
посадочной полосе. Немцев в воздухе уже не было.
К середине апреля наши войска захватили аэродром Коломыя, и мы начали
перебрасывать горючее и боеприпасы туда. Обстановка на нем была еще сложнее.
Он находился на самом острие клина, вбитого войсками нашей 38-й армии в
группу немецких армий "Северная Украина". На западной окраине аэродрома
окопались гитлеровцы. Садившиеся самолеты они обстреливали из минометов,
пулеметов и даже автоматов.
Когда я прилетел туда, чтобы разведать обстановку, и мы, не выключая
двигателей, стали разгружаться, вблизи самолета одна за другой разорвались
две мины. Один из бойцов, принимавших грузы, закричал, чтобы мы отрулили в
сторону. Только я успел отрулить на несколько десятков метров, как там, где
только что стоял самолет, разорвалась третья мина. Отруливая с места на
место, под минометным обстрелом, мы разгрузились и улетели в Судилково.
Оттеснить гитлеровцев от аэродрома нашей пехоте было непросто. Обстановка
оставалась сложной, и нам пришлось приспосабливаться. Иногда мы садились
прямо в поле, как это делали под Сталинградом, выгружали войскам горючее и
боекомплекты, забирали раненых бойцов и командиров.
Доставалось нам от фашистов и на аэродроме в Судилкове. Противник,
видимо, установил, что станция Шепетовка и аэродром в Судилкове являются
одним из основных пунктов обеспечения войск фронта горючим, боеприпасами и
продовольствием, и стал почти беспрерывно, все ночи подряд, наносить
бомбардировочные удары по станции и нашему аэродрому. Летчики, работавшие
целый день, не могли отдохнуть - почти всю ночь приходилось отсиживаться в
отрытых у общежития щелях. Даже в те ночи, когда была облачная погода,
гитлеровцы бомбили нас - правда, из-за наших зенитчиц. Они, услышав звук
пролетающих немецких бомбардировщиков, открывали огонь. Заметив на облаках
отблески от вспышек выстрелов и разрывы зенитных снарядов, немцы
разворачивались и начинали бомбить нас из-за облаков. Земля ходила ходуном
от беспорядочно падавших и рвавшихся бомб, от канонады расположенных рядом с
аэродромом зенитных батарей.
Мы ходили на батареи, разъясняли зенитчицам, что гитлеровские летчики
из-за облаков не видят нас и не могут бомбить прицельно, не надо зря палить
в небо и себя демаскировать. Девчата обещали, что в следующий раз будут
благоразумнее, но, заслышав шум моторов бомбардировщиков, не выдерживали, и
все повторялось снова.
С каждым днем работать становилось все труднее. Под весенними
солнечными лучами аэродром в Судилкове совсем раскис, авиация 2-й воздушной
армии с него не летала, армейские бомбардировщики, истребители, штурмовики
стояли на приколе. Но наступавшей армии нужны были боеприпасы, горючее,
продовольствие, и только мы могли обеспечить их всем необходимым. Взлетать с
аэродрома мы приспособились на рассвете, когда ледяная корка от ночных
заморозков была еще прочной. К сожалению, прочности ее хватало всего для
взлета нескольких машин. Самолеты, взлетавшие последними, словно глиссеры,
вздымали вокруг себя целые фонтаны снежно-ледяных, перемешанных с грязью
брызг, пока наконец на самой границе аэродрома, тяжело оторвавшись, не
повисали в воздухе.
Куски льда, поднятые со взлетной полосы мощными струями воздушных
винтов при разбеге самолета, ударяясь о хвостовое оперение, оставляли
большие вмятины на стабилизаторе, деформировали обшивку рулей, наносили
серьезные повреждения лопастям воздушных винтов, а при посадке приводили еще
и к поломке закрылок самолета. В результате машины выходили из строя, а
фронту требовалось все больше и больше грузов.
Передо мной лежат копии боевых донесений тех дней.
"Боевое донесение. 25 апреля 1944 г.
В течение дня 25.4.44 г. полк 17-ю самолетами перебрасывал боеприпасы
наземным войскам 1-го Украинского фронта с аэродрома Судилково на аэродром
Коломыя. Три экипажа из-за обстрела аэродрома артиллерией противника по
радио возвращены с маршрута на свой аэродром. Четырнадцать экипажей задание
выполнили.
Перевезено на аэродром Коломыя 23,5 тонны боеприпасов для наземных
войск. Боевой налет - 42 ч. 30 мин.
Обратным рейсом из-за обстрела аэродрома груз не вывезен. Аэродром
Коломыя подвергался обстрелу наземными войсками противника - артиллерией,
минометами и пулеметным огнем.
Погода по маршруту и в районе цели - ясно, видимость 6-8 км. Все
самолеты вернулись на свой аэродром. Два самолета требуют ремонта из-за
вмятин на стабилизаторе и на лопастях воздушных винтов от ударов кусков льда
во время взлета".
"Боевое донесение. 30 апреля 1944 г.
В течение дня 30.4.44 г. полк 14-ю самолетами за 4 вылета произвел 41
самолето-вылет на переброску с аэродрома Судилково на аэродром Коломыя
боеприпасов, а обратно вывозил раненых и продовольствие. Перевезено в
Коломыю боеприпасов 58,5 тонны, противотанковых мин 2689 штук весом 21,5
тонны. Обратным рейсом вывезено: раненых 74 человека, продовольствия 28,9
тонны. Боевой налет - 108 часов 14 мин..."
И так каждый день.
На деревню, где размещался личный состав и находились штаб и
гвардейское знамя полка, в майские праздники напали бандиты.
Под командованием начальника штаба подполковника В. И. Жердева
находившиеся в штабе полка и общежитии сержанты отбили нападение. Однако
после этого случая пришлось усилить состав команды по охране штаба полка и
знамени части. Усиление пришлось сделать за счет технического состава,
который и так работал без отдыха день и ночь.
Еще в первых числах апреля мне было приказано вылететь в Киев и явиться
в ЦК КП(б) Украины, где было получено задание подготовить два экипажа для
выброски на парашютах в Чехословакии и Румынии групп десантников.
Вскоре прибыла первая группа, которую нам предстояло выбросить в
Чехословакии, в горном районе. Для Десантирования этой группы был выделен
один из самых сильных наших "партизанских" летчиков - командир 3-й
авиаэскадрильи гвардии капитан Ярошевич. В экипаж входили опытнейшие
специалисты своего дела штурман гвардии капитан Шидловский и бортрадист
гвардии лейтенант Маслов.
Владимир Ярошевич пришел к нам в полк в январе из 101-го авиаполка. Это
был высокий, сильный, любивший шутку и никогда не унывавший жизнерадостный
человек.
Воевать он начал в Особой белорусской авиагруппе, потом воевал в 87-м
гвардейском полку. Много летал к партизанам, бомбил глубокий тыл врага,
летал фотоконтролером результатов бомбардировки важных целей и все боевые
задания выполнял успешно. В мае 1942 года он вылетел на одномоторном ПР-5 со
своим механиком Яковом Берловым к партизанам отряда Емлютина, который тогда
находился во Вздружном, в Брянских лесах. Майская ночь коротка, забрезжил
рассвет и вылетать обратно было опасно. Остались на дневку у партизан. Но
другой самолет, прилетевший к партизанам, на пробеге задел машину Ярошевича
и повредил консоль крыла. Казалось, вылететь уже невозможно. Но летчик с
борттехником отремонтировали свой самолет сами. Вместо перкаля они обтянули
консоль нашедшейся у партизан домотканой холстиной. А после ремонта, забрав
раненых партизан и разведданные, улетели к себе домой. Белая, обтянутая
холстиной консоль была вся расписана партизанами, чего только не написано
было на ней...
В другой раз Ярошевич на самолете С-47 вылетел на выброску груза для
партизан в район Новозыбково. За Гомелем его самолет был дважды атакован
истребителем противника. Пушечные очереди повредили правую плоскость,
пробили бензобаки и гидросистему (от этого выпало шасси), отбили правый руль
глубины, сильно повредили правый мотор. Но летчик не растерялся. Выключив
поврежденный мотор, он развернулся и повел машину на одном исправном моторе
на свою базу в Грабцево - прилетел, как поется в песне, "на честном слове и
на одном крыле" и мастерски посадил весь израненный самолет. Вот каким
летчиком был Владимир Ярошевич. Ни при каких, самых критических
обстоятельствах он не терял присутствия духа и из любых ситуаций находил
выход.
Павел Шидловский был моложе своего командира. Он зарекомендовал себя
мужественным, отлично знающим свое дело штурманом. Ему поручались самые
ответственные задания, полеты в глубокий тыл противника. Не было случая,
чтобы он за тысячу километров за линией фронта, в глухих лесах не отыскал
партизанскую точку. Шидловский пользовался заслуженным уважением среди
товарищей. Все летчики с большой охотой летали с ним.
Геннадий Маслов один из самых лучших радистов, способных в любых
метеорологических условиях держать устойчивую радиосвязь с командным
пунктом. Помимо своей прямой специальности, он хорошо владел
радионавигацией. В полку он служил с самого его формирования. Как радиста
высокого класса, хорошего воспитателя, его в скором времени назначили
начальником связи авиаэскадрильи.
Все эти ведущие члены экипажа были коммунистами. Вот почему наш выбор
пал на них, когда мы с Пешковым, Засориным и штурманом полка гвардии майором
Барабанщиковым решали, кого послать на это сложное боевое задание.
В дни, когда должен был состояться этот ответственный полет, стояла
плохая погода. Вся Украина до Карпат была покрыта сплошной многоярусной
облачностью, нижняя рваная кромка ее едва не касалась земли. Можно было
предполагать, что все долины горной части Чехословакии забиты облаками.
Выполнить задание в такую погоду нам казалось невозможным, но нас торопили -
торопили товарищи из ЦК КП(б) Украины, поэтому, вопреки своим сомнениям, в
один из вечеров мы выпустили в полет экипаж Ярошевича.
На борту самолета была группа в двенадцать человек с необходимым
грузом. Баки были заправлены горючим по самые пробки, поэтому взлет с
размокшего за день аэродрома был очень трудным. Нам, стоявшим на старте,
казалось, что самолет не взлетит. Однако Владимир Ярошевич, хотя и с большим
трудом, но поднял машину в воздух и взял курс на запад.
Сразу после взлета, попав в сильно переохлажденные и влажные облака,
самолет стал быстро покрываться льдом, сбрасываемые с винтов куски льда
застучали по фюзеляжу. Обледеневшая, тяжело загруженная машина не могла
набрать скорость и высоту. Сорок минув летчик пытался пробиться через
облака, но напрасно. После доклада экипажа об условиях полета мы решили
вернуть его на аэродром.
К вечеру следующего дня в районе нашего аэродрома погода стала лучше.
Лететь было необходимо. Я порекомендовал Владимиру Ярошевичу после взлета
использовать хорошую погоду над аэродромом и сразу же попытаться выйти за
облака. Так он и сделал. На высоте 2500 метров ему удалось пробиться к уже
заходящему солнцу. Самолет лег на западный курс. После пролета линии фронта
восточнее Перемышля появились разрывы в облаках. Пора было определить свое
место. Хотя самолет находился над территорией, занятой врагом, надо было
снижаться. Ярошевич выпустил шасси н закрылки и в большое "окно" в облаках
под крутым углом пошел к земле. На высоте 200 метров вышли под облачность, а
затем спустились к землю еще ниже и почти на бреющем пошли к цели. Павел
Шидловский точно вывел самолет в нужную точку, рядом с ней проходили две
дороги, по которым шли на восток колонны автомашин с включенными фарами.
Посоветовавшись, старший группы решил прыгать с высоты 250 метров -
выше подняться не позволяла нижняя граница облаков. С такой высоты даже
опытным парашютистам прыгать небезопасно, но другого выхода не было.
Двенадцать человек почти одновременно вместе с грузом выбросились в обе
двери правого и левого бортов. Такой прыжок уменьшал риск привлечь внимание
противника.
Самолет Ярошевича на рассвете благополучно вернулся с задания. Его
доклад нас не порадовал. Мы опасались, что парашютисты, прыгая с такой малой
высоты, могли получить тяжелые травмы, да и место, заданное для
десантирования, было очень уж людным.
Все мы - командиры и члены экипажа Ярошевича - несмотря на трудно
проведенную ночь, не ложились спать, нервничали, ожидая сообщения от
выброшенной группы. За завтраком экипаж отказался от ста граммов, положенных
за боевой вылет.
Какова же была наша радость, когда в три часа дня мы получили
сообщение: "Все живы, здоровы, приземлились точно в назначенном месте,
приступаем к выполнению поставленной задачи".
И тогда все мы, и те, кому они были положены и кому не положены, выпили
по сто граммов за отважных парашютистов, пожелали им, идущим сейчас в горах
Чехословакии, успехов в их опасной, но очень важной работе.
21 марта 1-я и 4-я танковые армии 1-го Украинского фронта, измотав
противника в оборонительных боях у Тернополя и Проскурово, возобновили
наступление и, быстро продвигаясь вперед, в последних числах месяца
освободили Черновцы и Каменец-Подольский. Войска фронта шли на запад так
стремительно, что в их тылах оставались не добитые и не плененные вражеские
подразделения. Эти так называемые "кочующие" группы двигались вслед за
нашими наступающими войсками. На своем пути они нападали на небольшие
гарнизоны, грабили местных жителей, Жгли населенные пункты.
Не знаю, кто порекомендовал командованию фронта возложить задачу
уничтожения этих "кочующих" групп с воздуха в ночное время на наш полк. И
несмотря на то, что многие наши экипажи, перевозя войскам горючее и
боеприпасы, систематически налетывали в день по 12-14 часов, на самолетах
было демонтировано бомбардировочное вооружение, а на аэродроме в Судилкове
не было бомб и необходимых средств обеспечения ночных полетов, несмотря на
то, что никто в штабах фронта и воздушной армии не знал, где, в каком месте
в данное время находятся эти группы и где они будут находиться к
назначенному экипажам времени удара и кто и какими световыми сигналами
обозначит их местонахождение, - несмотря на все это полку было прикачано
уничтожить бомбовыми ударами оставшиеся в нашем тылу немецкие подразделения.
Легко сказать - "уничтожить"! А как их найти! И где гарантия, что,
нанося удары вслепую, в ночное время, мы не разбомбим собственных мирных
жителей?!
Я был в затруднении.
Командующий 2-й воздушной армией генерал С. А Красовский, к которому я
дважды обращался за помощью и советом по поводу этого практически
невыполнимого задания, отвечал, что это распоряжение свыше и он отменить его
не может.
Кончилось все это тем, что меня вызвали к командующему фронтом Маршалу
Советского Союза Г. К. Жукову.
Разговор с Жуковым поначалу был очень тяжелым. Однако, поскольку терять
мне, как я считал, было нечего, я твердо доложил маршалу о тех трудностях и
обстоятельствах, из-за которых выполнить поставленную задачу полк не в
состояния, и попросил его снять ее с нашего полка либо распорядиться о
создании условий, при которых это задание мы сможем выполнить.
Тон командующего фронтом к концу моих объяснений изменился, он стал
разговаривать со мной более спокойно, потом взял телефонную трубку и
коротко, твердо приказал начальнику штаба фронта принять меня, выслушать и
разобраться в этом вопросе.
Отпуская меня, он вежливо попрощался.
В кабинете начальника штаба фронта находился командующий ВВС Главный
маршал авиации А. А. Новиков. Здесь, уже в спокойной обстановке, я более
обстоятельно доложил все причины, по которым невозможно выполнить
поставленную полку задачу. А чтобы не подумали, что мы ищем "легкой жизни",
назвал цифры, характеризующие боевую работу полка. Цифры были внушительными,
К тому времени полк совершил на Украине более 700 самолето-вылетов, перевез
передовым войскам около 1500 тонн горючего и боеприпасов, вывез в тыл около
2000 раненых. И заодно уж я пожаловался командующему ВВС на то, что, в то
время как полк находится в оперативном подчинении начальника тыла фронта,
штаб воздушной армии ставит перед нами по меньшей мере странные задачи,
например разведку воздушной обстановки за линией фронта в совершенно
безоблачную погоду - и это на Ли-2, сугубо транспортно-пассажирском
самолете...
Ехал я из Словут, где размещался тогда штаб фронта, с тяжелыми думами,
полагая, что все это плохо кончится для меня. Приехав в штаб полка и
сославшись на нездоровье, попросил Петра Михайловича Засорина распоряжаться
в этот день без меня и отправился к себе на квартиру...
Проснулся глубокой ночью от сотрясавшей всю избу стрельбы зенитных
батарей. Натянув сапоги, выскочил во двор. С неба лился белый мерцающий
свет, над головой висели догорающие немецкие светящиеся бомбы. Было так
светло-хоть иголки собирай. Я с тревогой посмотрел в сторону аэродрома -
нет, бомбили не его. Северо-западнее, в районе железнодорожной станции
Шепетовка, вспыхивали зарницы от разрывов авиабомб и виден был большой
пожар.
Ни на следующий день, ни позже заданий на бомбардировку "кочующих"
вражеских групп нам больше не давали. Работать стало спокойнее, хотя боевая
обстановка оставалась прежней.
3 мая на аэродром в Коломыю успело слетать 14 самолетов. Они перевезли
с аэродромов Проскурово и Судилково 20 тонн боеприпасов и вооружения.
Обратным рейсом вывезли из Коломыи 176 раненых. В районе Коломыи на маршруте
наши экипажи вели воздушные бои с истребителями Ме-109. Самолет, которым
командовал лейтенант Петр Фоменко, а штурманом на нем летел Павел
Шидловский, при подходе к аэродрому Коломыя был несколько раз атакован
истребителем противника. Фоменко снизился до высоты 5 метров, чтобы не дать
истребителю зайти снизу. Стрелок Сергей Береговой и радист Александр Гурняк
из турельного и бортового пулеметов отстреливались, не подпуская
"мессершмитт" близко.
Но в одной из атак истребителю все же удалось повредить самолет, была
перебита система управления и подожжены левый мотор и крыло.
Петр Фоменко с большим трудом посадил самолет "на брюхо" в поле, в
километре от аэродрома Коломыя. Бортовой техник Николай Яковлев был ранен в
ногу, остальные члены экипажа не пострадали.
Аэродром Коломыя в тот день блокировался гитлеровскими истребителями до
темноты...
15 мая наша работа по обеспечению передовых частей 1-го Украинского
фронта закончилась, и мы улетели к себе на базу, под Калугу.
За два месяца было совершено 1109 самолето-вылетов, перевезено на
передовую около 2000 тонн горючего и боеприпасов, вывезено в глубь страны
большое количество продовольствия, захваченного нашими войсками у
противника, и 2554 раненых.
Приказом по управлению тыла фронта всему личному составу полка была
объявлена благодарность.
НА ГЛАВНОМ НАПРАВЛЕНИИ
В конце июня Красная Армия начала наступление за освобождение
Белоруссии. Долгих три года многострадальный белорусский народ жил под
фашистским игом, неисчислимы бедствия, причиненные республике войной.
Отремонтировав поврежденные при работе в распутицу на аэродроме в
Судилкове машины, приведя в порядок остальной самолетный парк, мы отправили
железнодорожным эшелоном свое имущество и боеприпасы и перелетели из
Грабцево на новое место базирования - в Борщево.
Вначале самолеты полка наносили бомбовые удары по долговременным
оборонительным сооружениям врага, помогая своим войскам взламывать передний
край его обороны, а потом бомбили коммуникации противника на
могилевско-бобруйско-минском направлении, срывали подвоз резервов и боевой
техники к линии фронта, подвергали массированным бомбовым ударам
железнодорожные узлы Полоцк, Борисов, Лида, аэродром в Гродно, войска
противника непосредственно на поле боя, помогали частям 1-го Прибалтийского
и 3-го Белорусского фронтов очищать от оккупантов территорию Литвы.
Выполняли наши летчики и другие важные и сложные задания.
В конце июля 1944 года я со штурманом полка Шидловским и начальником
связи Маковским был вызван в штаб дивизии. Поздоровавшись с нами, начальник
штаба подполковник Ф. В. Бачинский сказал:
- Командир дивизии приказал вам выделить два опытных экипажа для
полетов в Южную Италию с посадкой на аэродроме в Бари. Выделенным экипажам
немедленно перелететь на аэродром в Калиновку под Винницей и приступить к
перевозке оружия, боеприпасов и медикаментов для югославских партизан.
В то время Южная Италия была освобождена от гитлеровцев союзными
войсками, на аэродроме в Бари базировались части военно-воздушных сил
американской армии. Там же находилась оперативная группа АДД, в которой были
представители и нашего авиакорпуса майор Орлов и гвардии подполковник Иванов
(тот самый штурман, с которым в 1942 году мы были сбиты над Витебском).
Старшим группы был полковник Соколов. Группа имела несколько транспортных
самолетов с экипажами, хорошо освоившими полеты в горных районах Югославии.
Привезенные из СССР грузы оперативная группа на своих самолетах С-47
доставляла партизанам и соединениям Народно-освободительной армии Югославии.
Уточнив у начальника штаба маршрут полета и получив необходимые данные
по радиосвязи, мы вернулись в полк.
Для выполнения этого ответственного задания, которое требовало
преодолеть в короткую летнюю ночь более чем тысячекилометровое расстояние
над вражеской территорией, мы выбрали два экипажа: гвардии старших
лейтенантов Николая Дегтяренко и Дмитрия Кузнецова. С поставленной им
задачей экипажи справились отлично. Они сделали в Италию по четыре полета,
доставив в Бари восемь 45-миллиметровых пушек, около 10 тонн боеприпасов и
медикаментов, вывезли обратным рейсом более ста раненых югославских
партизан.
25 июля мы нанесли первый удар по железнодорожному узлу Инстербург в
Восточной Пруссии.
В конце июля и начале августа наши войска освободили Белосток и Каунас,
а к концу августа вышли на границу Восточной Пруссии. Это событие было
большой радостью не только для передовых частей, которые уже вступили на
вражескую землю, но и для нас, авиаторов. Теперь нам предстояло бить врага в
его логове.
Чем ближе подходил час окончательного разгрома фашизма, тем
ожесточеннее он сопротивлялся. Противодействие гитлеровцев по мере
приближения наших войск к территории Германии все нарастало, особенно на
центральном направлении. Противник организовал здесь развитую сеть наземных
радиолокационных станций. Особо плотными были сети РЛС в районах Таллина,
Пскова, Либавы, Кенигсберга, Минска, Белостока. В каждом из этих районов
базировались эскадры ночных истребителей, которые вели борьбу с нашими
бомбардировщиками. В качестве ночных истребителей применялись самолеты
Ме-110, Ме-109, Ю-88 и ФВ-190. На них были установлены самолетные
радиолокационные станции типа "Лихтенштейн".
Частые бои и встречи наших бомбардировщиков с ночными истребителями
противника в 1944 году показали значительное усовершенствование их боевой
тактики. Лучше стало взаимодействие вражеских ночных истребителей с
артиллерийской обороной охраняемого ими объекта. Более скрытно стали
действовать патрули немецких истребителей в районах светонаведения на цель и
у наших светомаяков. Систематически стали блокироваться оперативные
аэродромы АДД, воздушные бои над ними стали обычным явлением.
Летом 1944 года к нам прибыло большое пополнение летного состава -
восполнялись потери, понесенные в последнее время. Формировались новые
экипажи, командирами их становились бывшие вторые летчики, имеющие опыт
боевой работы.
Командование авиакорпуса и авиадивизии много занималось боевой
подготовкой экипажей, особенно молодых. В Толочине работники служб
вооружения и связи оборудовали отличный полигон., где установили движущиеся
мишени, имитирующие истребители противника, которые под разными ракурсами
атакуют бомбардировщика. На полигоне устанавливали самолет, из пулеметов
которого стреляли воздушные стрелки, радисты, штурманы, летчики. После
наземной учебы и тренировки проводились воздушные стрельбы по конусам.
Политработники и офицеры штабов собрали и обобщили обширный материал
как по удачно проведенным воздушным боям, так и по боям, где экипажи
действовали неумело. В Толочине была организована конференция по обмену
боевым опытом экипажей нашего авиакорпуса. Вся эта работа значительно
повысила боеспособность не только молодежи, но и опытных членов экипажей.
Но полностью избежать боевых потерь не удавалось.
5 июля мы бомбили транспорты, военные корабли и причалы в порту Либава.
Были произведены большие разрушения, на нескольких кораблях бушевали пожары,
огромные черные столбы дыма упирались высоко в небо. Все самолеты задание
выполнили успешно, но один, с молодым комсомольским экипажем гвардии
лейтенанта Бориса Кочеманова, не вернулся на базу. После удара всеми
экипажами полка по Инстербургу не вернулся молодой экипаж гвардии лейтенанта
Дедухова.
...Пройдя через огненный шквал рвущихся в небе над целью зенитных