Страница:
В конце августа наш экипаж получил задание произвести разведку
шоссейной дороги на участке Курск - Щигры, где предположительно в
направлении Воронежа двигались части 2-й танковой группы гитлеровцев. Погода
в этом районе, по прогнозам синоптиков, была плохой, низкая облачность с
дождем. Как раз такая погода и была нам нужна. Выйдя, ориентируясь по
приборам, к Щиграм, снизились, встали на западный курс и снова вошли в
облачность. Через несколько минут вышли под нижнюю кромку облаков и справа
внизу увидели ползущие по шоссе от Курска фашистские танки. Даю штурману
команду приготовиться к бомбометанию и слышу тревожный голос Ермакова:
- Товарищ командир, сзади слева снизу атакуют истребители! - И сразу
застрочил его башенный пулемет.
Мгновение, и я замечаю две пары атакующих нас Ме-109,- правая рука
берет штурвал на себя, одновременно левая толкает вперед секторы газа обоих
моторов, и наш самолет обволакивает и укрывает белыми хлопьями облачность.
Молодчина Ермаков, не прозевал.
Как поступить дальше? Несмотря на плохую погоду, танковую колонну
прикрывают истребители. Надо использовать наше преимущество - больший запас
горючего. Через несколько минут я вынырнул из облаков, развернулся и пошел к
шоссе. Истребители, заметив нас, ринулись в атаку. Мы - снова в облака. Так
играли в "кошки-мышки" в течение сорока минут, пока у "мессеров" не
кончилось горючее. Они ушли на заправку, а мы, не теряя времени, начали
бомбить танки. За пять заходов сбросили десять стокилограммовых бомб, а
потом, снизившись в азарте до ста метров, прошлись над колонной,
расстреливая гитлеровцев из пулеметов. Несколько танков было уничтожено и
повреждено. Снова в облака - и домой. Плохая погода была отличным нашим
союзником.
Настоящими мастерами свободной "охоты" зарекомендовали себя Володя
Шульгин и Сергей Фоканов. Освоив "пешки", они в паре стали летать на "охоту"
даже при хорошей погоде. Не один эшелон с техникой и живой силой
гитлеровских захватчиков уничтожили эти бесстрашные летчики. Все экипажи
полка проявляли в эти дни исключительное мужество, инициативу, находчивость
и неустанно били превосходящего нас в силе противника.
ЧЕТВЕРО ПРОТИВ ВОСЕМНАДЦАТИ
"Боевое донесение э ... штаб 212 ДБАП.
3-я а. э. в составе сводной пятерки в 10.05 26.07.41 вылетела с
аэродрома Мценск на уничтожение мотомеханизированных войск противника по
дороге от Демидова на Смоленск.
В районе лесопильного завода Арнишцы (северо-восточнее 30 км
Спас-Деменск) экипажи обстрелялись сильным огнем ЗА с черными разрывами.
Не долетая до цели, в 10.58 26.07.41 на высоте 4000 м в районе Дубки
Бувалы (севернее 40 км Спас-Деменск) подверглись атакам истребителей
противника до 18 штук Me-109 и Me-110.
Первая атака была произведена с курсом 90o, и последующие атаки с
разных направлений. В этом неравном воздушном бою экипажи лейтенантов
Богданова и Пономаренко и младшего лейтенанта Богомолова сбили три
истребителя противника.
Четыре экипажа задание выполнили и произвели посадку на своем
аэродроме. Один самолет лейтенанта Пружинина во время атаки истребителей
резко ушел вправо со снижением и на свой аэродром по неизвестным причинам
еще не вернулся. Из состава экипажа лейтенанта Богданова ранен в ногу
летавший за второго стрелка-радиста оружейный мастер командир отделения
Аркуша".
Написанное лаконичным языком штабистов, это, одно из сотен боевых
донесений нашего полка воскрешает в памяти трудный неравный бой.
Ранним утром 26 июля мне передали приказание срочно явиться с экипажем
в штаб полка. В штабной палатке уже находились четыре экипажа из разных
эскадрилий: Пономаренко, Богомолова, Пружинина и одного из комэсков (назовем
его Ц.). Начальник штаба полка поставил боевую задачу: в составе сводной
пятерки нанести бомбовый удар по мотовойскам противника на шоссе между
Демидовом и Смоленском.
Шли ожесточенные бои за Смоленск, немцы подтягивали к городу резервы,
их-то и должны были мы бомбить.
Погода на маршруте и в районе цели ожидалась хорошая.
При подготовке к вылету был принят боевой порядок "клин пятерки".
Экипажи некоторых самолетов нашей сводной пятерки и прежде летали на задание
вместе, мы доверяли и полагались друг на друга. Не знал я только боевые
качества командира группы Ц. Он грамотно определил место каждого в строю: в
правый пеленг поставил Пружинина и меня, в левый - Пономаренко и Богомолова.
Мы с Богомоловым шли замыкающими, так как на наших машинах стояли
дополнительные пулеметы, из которых хорошо простреливалась задняя нижняя
полусфера.
Никогда не знаешь, что ждет тебя в полете, особенно на войне. Великое
значение имеют взаимная выручка, уверенность в том, что товарищи не бросят
тебя в беде.
У бомбардировщиков в бою особенно трудные и невыгодные условия. Они не
могут ринуться в атаку на воздушного противника, обремененные тяжелым
бомбовым грузом, не в состоянии выполнять резкие, энергичные маневры. В
воздухе они ведут только оборонительный бой. С начала войны нас еще ни разу
не прикрывали истребители. Мы полагались только на свои силы и взаимную
выручку.
30 июня, когда звено Дмитрия Чумаченко бомбило переправы в районе
Бобруйска, над целью зенитной артиллерией был сильно поврежден самолет Ивана
Осипова, были ранены оба стрелка. Подбитый самолет, теряя высоту, стал
отставать от звена. На него, рассчитывая на легкую добычу, набросились
вражеские истребители. И тогда командир звена Дмитрий Чумаченко и второй
ведомый Иван Дитковский пристроились к самолету Осипова и огнем своих
пулеметов прикрыли его. И хотя в неравном воздушном бою Чумаченко был сбит,
он в трудную минуту не бросил своего беззащитного товарища. Впоследствии за
боевые заслуги отважному командиру Дмитрию Чумаченко было присвоено звание
Героя Советского Союза. У таких, как он, мы учились действовать в бою.
После взлета мы дружно пристроились к своему ведущему, и пятерка с
набором высоты легла на рассчитанный курс. На высоте четырех тысяч метров
перешли в горизонтальный полет. Над нами, рядом висели шапки кучевой
облачности; когда мы пролетали под ними, самолет слегка вздрагивал и плавно
покачивался с крыла на крыло. Утренняя прохлада, спокойный полет клонили ко
сну. Чтобы побороть дремотное состояние, мы знаками переговаривались с
членами других экипажей, веселились. В развлечениях не участвовали только
наши стрелки, они, поворачиваясь вместе с турельными установками, бдительно
несли боевую вахту.
Приближалась линия фронта, шутки сменила напряженная сосредоточенность,
командиры кораблей и наши штурманы внимательно осматривали небосвод,
особенно вблизи облаков, из-за которых нас могли внезапно атаковать
вражеские истребители. Над линией фронта нас обстреляла зенитная артиллерия
среднего калибра. Вблизи нас вспухли черные облачки разрывов. Ведущий
несколько изменил курс, мы пошли за ним. Впереди, в синей дымке, на
горизонте, вытянулось чулком Акатовское озеро, слева хорошо видно шоссе,
забитое танками. На ведущем самолете открылись бомболюки, открывают их и
наши штурманы. Как огромные черные капли, стали падать впереди нас бомбы...
и вдруг застрочили башенные пулеметы на машинах Пономаренко и Богомолова,
вокруг замелькали огненные стрелы очередей. Через мгновение сверху слева,
навстречу нам, роем пронеслось несколько групп вражеских истребителей.
Начался неравный бой.
Врагов было восемнадцать - смешанная группа из одномоторных Me-109 и
двухмоторных Ме-110. Нас было всего только пять.
И тут, в самый ответственный момент, наш ведущий сбросил газ и резко
снизил скорость полета. Это было так неожиданно, что мы не сумели удержаться
в строю и, едва не столкнувшись с самолетом Ц., пронеслись мимо и потеряли
его из виду.
Боевой порядок распался. Враг этого только и ожидал. Сразу же начались
стремительные атаки с разных направлений, темп их нарастал. Наши стрелки
успешно отражали их. Били по врагу из пулеметов и штурманы Соколов, Агеев,
Перепелицын.
В самую критическую минуту воздушного боя Володя Пономаренко взял
командование группой на себя. Он вышел вперед и покачиванием с крыла на
крыло подал сигнал "пристраивайтесь ко мне".
Отбиваясь от непрерывно атакующего врага, нашим двум парам удалось
соединиться в плотный боевой порядок, и теперь уже объединенными силами мы
повели бой.
Пушечная очередь "мессершмитта" приблизилась к самолету Захара
Пружинина, как бы на миг задержалась на нем, а через мгновение машина
Пружинина перешла в отвесное пикирование, вниз, в бездну... В тот же миг
Ермаков и Аркуша поймали в прицелы этот "мессершмитт" и буквально разрезали
его на куски. Одновременно очереди наших друзей настигли еще одного врага;
второй Ме-110, оставляя за собой длинный шлейф дыма, стал падать к земле...
Теперь нас трое, но "мессеры", потеряв две машины, атакуют осторожнее и
реже, одни из них производят отвлекающие атаки, другие парами атакуют с
противоположных направлений. У стрелков нашего самолета израсходованы
патроны, замолкли башенный и хвостовой пулеметы. Пара "мессершмиттов"
ринулась на нас. Стрелки экипажей Пономаренко и Богомолова своим огнем
прикрыли наш самолет. Но одному из "мессеров" удалось попасть в нашу машину
и тяжело ранить Аркушу. Третий самолет врага при выходе из атаки попал под
пулеметную очередь стрелка-радиста Хабарова из экипажа Пономаренко,
загорелся, камнем полетел вниз. После этого атаки врага стали реже...
Самолет Пономаренко под большим углом пошел к земле. Мы не отставали от
него. У самой земли вышли из пикирования и перешли на бреющий. Немцы не
преследовали нас.
Когда после посадки, разгоряченные схваткой, огорченные потерей
товарищей, мы собрались обсудить обстоятельства боя, над аэродромом появился
самолет. Разговор прервался. Мы напряженно старались разглядеть номер машины
- какая же из двух потерянных возвращается домой? Не скрою, все мы надеялись
на чудо, надеялись, что возвращается самолет Захара Пружинина. С особенным
нетерпением ждал посадки прилетевшей машины Пономаренко: Пружинин был не
только его первым инструктором в Батайской летной школе, но и самым близким
другом. Но когда после посадки самолет подкатил к стоянке, мы увидели номер:
на свое место заруливал Ц.
Оказалось, когда Ц. остался один, он вошел в облака. Благополучно
избежав опасности, он и при возвращении использовал для маскировки гряды
кучевой облачности...
Всем было тягостно в присутствии этого командира.
Забрав из своих самолетов летную документацию, мы пошли писать боевые
донесения.
О случившемся доложили командованию полка. Был сделан подробный разбор
нашего боевого вылета со всем летным составом. Командир полка Голованов
обстоятельно вскрыл и разобрал ошибки, допущенные в начале боя, отметил наши
правильные и согласованные действия, когда мы, оставшись без командира,
сумели отбиться от значительно превосходящих сил противника и даже сбить три
истребителя.
Через некоторое время Ц. покинул наш полк. Он был откомандирован на
учебу. Очевидно, у нашего командования не было другого способа избавиться от
потерявшего доверие летчика. Мы ничего не имели против, никто из нас не
захотел бы лететь в бой вместе с ним.
Все летчики, близко знавшие Захара Пружинина, а таких в нашем полку
было много, с большой горечью и сожалением восприняли весть о его гибели. Не
хотелось верить, что среди нас не будет больше сильного, жизнерадостного, с
задорными искорками в серых глазах, рано поседевшего старшего товарища,
отличного летчика и мужественного воина.
Долгое время у Володи Пономаренко теплилась надежда, что его учитель и
верный друг Захар Пружинин вернется. Но его надежда не сбылась.
- НА ЗАЩИТЕ МОСКВЫ -
Пока латали фюзеляж и хвостовое оперение нашего израненного самолета,
мы несколько дней занимались личными делами: писали письма, оформляли
денежные аттестаты и пересылали их семьям, приводили в порядок
обмундирование. В первый раз за время войны помылись в деревенской бане,
отдали в стирку белье.
В эти дни экипажи нашего полка нанесли сильный удар по немецким
танковым частям в Ельне.
Участники налета рассказывали, что гитлеровцы были застигнуты врасплох,
а их противовоздушная оборона бездействовала. Экипажи бомбили танки с
небольших высот, и результаты были исключительно хорошими. Уничтожено более
20 танков, много автомашин, подожжены склады с горючим, взорван склад с
боеприпасами. При возвращении на звено Чумаченко напали истребители
противника, В воздушном бою от атак "мессеров" сильно пострадал самолет
Ковязина, были ранены оба стрелка и сам командир. Звено не осталось в долгу
у немцев, стрелки Дмитрия Чумаченко сбили Me-109 - второй на счету экипажа.
Несмотря на тяжелые повреждения самолета и ранения членов экипажа,
Аркадий Ковязин привел самолет на свой аэродром и благополучно произвел
посадку. В дальнейшем судьба этого летчика была неудачной. В одном из боевых
вылетов в конце 1941 года из-за отказа обоих моторов Ковязин произвел
посадку в глубоком тылу противника. При посадке самолет был разбит, экипаж,
к счастью, остался невредим. В прифронтовой полосе Аркадий Ковязин и его
боевые товарищи штурман Николай Колтышев и стрелок-радист Михаил Коломиец
неожиданно попали в засаду. В короткой схватке с большой группой гитлеровцев
они были обезоружены и взяты в плен. Потянулись месяцы и годы плена,
концлагерей - вначале в Пскове, затем в Луге, откуда Аркадий Ковязин вместе
с радистом бежал. На пятые сутки их схватили, нещадно избили и бросили в
карцер. Допросы, побои, пытки, издевательства... Когда была потеряна всякая
надежда на жизнь, Ковязина неожиданно перевели в Рижский лагерь э 350 для
русских военнопленных.
Через некоторое время его стали назначать на работы на Рижском
аэродроме. Там он познакомился с Владимиром Крупским, попавшим в плен на
Ленинградском фронте. Крупский был в доверии у коменданта аэродрома, по его
рекомендации комендант определил Ковязина кочегаром в один из ангаров. В
погожий осенний день, в обеденный перерыв, когда технический состав ушел
обедать, Ковязин и Крупский незаметно для охраны пробрались к
подготовленному к полету самолету. После нескольких неудачных попыток
Ковязину удалось запустить моторы...
Через несколько дней во фронтовой газете было опубликовано лаконичное
сообщение: "4 октября 1943 года возле города Ржева в расположении наших
войск приземлился боевой самолет немцев. На нем бежал из фашистского плена
летчик Советских Военно-Воздушных Сил лейтенант Аркадий Михайлович Ковязин".
К сожалению, летать Ковязину больше не пришлось. Только через много лет
после войны Президиум Верховного Совета СССР за мужество и героизм,
проявленные в годы Великой Отечественной войны, наградил его орденом Ленина.
Сержант Владимир Крупский, совершивший вместе с Ковязиным дерзкий побег из
плена, снова ушел на фронт и погиб за четыре дня до Победы.
...В полк вернулся один из моих товарищей Алексей Богомолов. После
бомбардировки танков противника под Ельней немецкие истребители подожгли его
самолет, убили стрелка-радиста Терещенко. Богомолов приказал второму
стрелку-радисту Шистко встать на его место, отбивать продолжавшиеся атаки
противника. Горящую машину он решил посадить в поле. Когда он шел на
посадку, на них снова напали два "мессершмитта". Чтобы уже наверняка добить
самолет, немцы подошли к нему на предельно близкую дистанцию. Шистко,
задыхаясь в едком дыму, сбил один истребитель, другой убрался восвояси.
После посадки Богомолов, Шистко и штурман Агеев похоронили своего
боевого друга Терещенко. Над могилой они поклялись жестоко отомстить врагу
за гибель товарища.
Алексей Богомолов свято выполнял данную им клятву. Все годы войны он
отважно сражался с врагом, его экипаж бомбовыми ударами уничтожал врага не
только на поле боя и подступах к фронту, он бомбил военно-промышленные
объекты в глубоком тылу фашистской Германии.
Осенью 1943 года, вернувшись из двухсотого боевого вылета, гвардии
майор Алексей Богомолов узнал радостную весть: за мужество и героизм,
проявленные в борьбе с гитлеровскими захватчиками, Указом Президиума
Верховного Совета СССР ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
НОЧНЫЕ УДАРЫ
Наконец мы получили долгожданное разрешение перейти к ночным боевым
действиям. Возможностей для ночных тренировок не было. Посоветовавшись с
нами и полагаясь на наш опыт, командир полка решил начать ночные боевые
вылеты без тренировок.
Боевые действия в ночное время привлекали нас не только тем, что должны
были снизить наши потери. Теперь мы могли выполнять задачи, для которых и
предназначался наш полк: проникать в глубокий тыл противника и наносить
удары по важным военным и промышленным объектам.
Первый ночной боевой вылет мы совершили 7 августа. Нескольким экипажам
была поставлена задача нанести бомбовый удар одиночными самолетами по
Могилевскому аэродрому, уничтожить скопившиеся там бомбардировщики и сорвать
их ночной вылет на Москву, Начало удара было назначено на 21.30.
Еще засветло я первым произвел взлет. С интервалом в десять минут за
мной вылетели остальные самолеты. Исходным пунктом маршрута был Волхов,
далее маршрут проходил через Дятьково, Кричев и Друть. Выход на Друть нам
дали умышленно, чтобы дезориентировать противовоздушную оборону Могилевского
узла. Маневр оправдал себя. Хотя полет проходил в облаках, большие разрывы и
"окна" в них позволяли вести детальную ориентировку. Штурман Валентин
Перепелицын был новичком в ночных полетах, я помогал ему в опознавании
наземных ориентиров, а радист Ермаков обеспечивал его радиопеленгами. Так мы
точно прошли над контрольными пунктами маршрута.
Время удара по аэродрому командование выбрало удачно. К нашему прилету
на нем садились последние самолеты, которые дозаправлялись здесь горючим при
налетах на Москву.
Снизив обороты и расстроив синхронность двигателей, от чего они стали
звучать как моторы немецких самолетов, я пристроился в хвост одному из
"юнкерсов". Он летел с зажженными навигационными огнями. Так мы зашли строго
по старту, и Валентин Перепелицын серией из пяти стокилограммовых фугасок
перекрыл посадочную полосу.
- Отлично, штурман!
Огни старта погасли. На стоянках на многих из самолетов еще горели
огоньки, образовав длинную изломанную линию. По ней со второго захода мы
сбросили вторую серию бомб.
Результаты - выше всяких ожиданий. На земле гон рели три самолета, а
зенитки все еще бездействовали, немцы не могли разобраться в обстановке.
Только когда мы с набором высоты стали уходить, к нам потянулись лучи
прожекторов. В это время аэродром начал бомбить экипаж Романа Тюленева, и
прожекторы бросили нас.
Домой вернулись без происшествий. После посадки к нам подкатила
командирская "эмка", мы доложили Голованову о выполнении задания, и он
поздравил нас с первым ночным боевым вылетом.
Склады горючего и боеприпасов, более десятка самолетов сожгли экипажи
нашего полка на Могилевском аэродроме. Ни один вражеский самолет не взлетел
с него в эту ночь. И когда мы узнали, что 7 августа наша противовоздушная
оборона успешно отразила налет немецких бомбардировщиков на Москву, мы были
горды тем, что в этом успехе есть и наш труд. В эту ночь летчик-истребитель
В. В. Талалихин на подступах к столице впервые таранил врага в ночном бою и
не пропустил фашистский бомбардировщик "Хейнкель-111" к Москве.
Сохранившиеся и поныне остатки вражеского бомбардировщика на обочине шоссе
за Подольском напоминают путникам о героических защитниках неба Москвы.
В последующие ночи наша часть бомбила аэродромы, железнодорожные узлы в
глубоком тылу противника. Немало было сожжено вражеских самолетов на
аэродромах, уничтожено складов, железнодорожных эшелонов. При бомбардировке
забитой эшелонами с техникой, боеприпасами и войсками противника
железнодорожной станции в Бобруйске один из бомбардировщиков попал в сноп
лучей прожекторов, на нем сосредоточился весь огонь зенитной артиллерии.
Загорелся мотор. И все же горящий бомбардировщик продолжал полет на боевом
курсе, пока не сбросил бомбы в цель. Этим самолетом управлял Михаил Симонов,
в его экипаж входили штурман Григорий Несмашный и стрелок-радист Чхаидзе.
Отбомбившись, Симонов ввел самолет в крутой разворот со скольжением и сбил
пламя с мотора. Но заставить мотор работать было уже невозможно. ДБ-ЗФ не
был таким самолетом, на котором можно далеко улететь на одном моторе да еще
ночью. Но Михаил Симонов сумел на одном моторе привести самолет на свой
аэродром.
Впоследствии за проявленные в боях мужество и мастерство Михаил Симонов
и Григорий Несмашный были удостоены высокого звания Героя Советского Союза.
...18 августа - День Воздушного Флота СССР, который отмечается в нашей
стране с 1933 года. Много радости приносил этот день не только летчикам, но
и всем советским людям. Особенно праздничное настроение было на Тушинском
аэродроме, где перед тысячами зрителей демонстрировали свое мастерство
планеристы, парашютисты и летчики. Праздник заканчивался воздушным парадом,
своеобразным творческим отчетом конструкторов, инженеров, рабочих
авиационной промышленности.
В сорок первом году мы отметили этот день новым ударом по врагу.
Группой самолетов мы перелетели на аэродром Аптуха под Орлом и оттуда
совместно с самолетами 3-го авиакорпуса, которым тогда командовал полковник
Борисенко, ночью нанесли бомбовый удар по нескольким вражеским аэродромам.
Моему экипажу было приказано бомбить аэродром противника в Старом Быхове.
Впервые помимо фугасных бомб на внешних бомбодержателях наших самолетов
висели ротативно-рассеивающие авиабомбы, начиненные маленькими термитными
бомбочками. При сбрасывании такая бомба начинала вращаться, от инерционных
сил разрушалась, термитные бомбочки рассеивались, поражая большую площадь и
создавая множество очагов пожара.
В то время наш боевой порядок еще не имел тех составных частей, которые
определились к концу Великой Отечественной войны. Не было эшелона боевого
обеспечения, в который впоследствии вошли группы разведки погоды, наведения,
подавления ПВО и контроля результатов бомбардировки. Но в 3-м авиакорпусе
некоторые элементы нового боевого порядка уже зарождались. При бомбовом
ударе по Быховскому аэродрому была выделена группа самолетов с задачей
уничтожать во время удара зенитную артиллерию и прожектора. Раньше этого не
делалось. Нескольким самолетам было поручено блокировать Могилевский
аэродром в 40 километрах севернее Быховского, чтобы оттуда не поднялись
истребители.
- К взлету готовы?
- К взлету готов,- докладывает Ермаков.
- К взлету готов,- отвечает штурман.
Мигаю бортовыми огнями - прошу разрешить взлет. За аэродромом, прямо
передо мной, вспыхивает зенитный прожектор. Его голубой луч вертикально
вонзается в небо. Отличный ориентир для взлета. Стартерист включает зеленый
огонек электрического фонаря - взлет разрешен.
- Экипаж, пошли на взлет,- произношу я и, отпуская тормоза, плавно даю
полную мощность двигателям.
Перегруженный самолет медленно набирает скорость, пытается подпрыгнуть
на неровностях, но я рулями не позволяю ему этого, пока не почувствую, что
он набрал скорость, при которой может опереться крыльями о воздух.
Одновременно контролирую разбег и по приборам. Пора. Плавно уменьшаю
давление на штурвал, самолет отделяется от земли и поднимается в ночное
небо. Луч прожектора гаснет...
На всем пути к цели ни единого облачка. Чем выше поднимаемся, тем ярче
над нами светятся звезды. Под крылом, будто подвешенные в темноте,
проплывают еле заметные желтоватые грунтовые дороги, извилистые ленты рек,
блестящие трассы железных дорог. В расчетное время впереди показались идущая
с севера на юг железная дорога, пересечение двух шоссейных, западнее - серое
пятно. Это городок Костюковичи. Идем точно по заданному пути. Через
пятнадцать минут немного в стороне проплывает Славгород, при впадении реки
Прони в реку Сож. Еще минут десять - и цель. На горизонте видны огненные
всплески - это летчики, взлетевшие раньше, бомбят Быховский и Могилевский
аэродромы.
И вот перед нами как на ладони, весь в пожарах, аэродром. Вспыхивают
взрывы. Лучи зенитных прожекторов мечутся по небу, оно довольно плотно
усеяно разрывами зенитных снарядов. По прожекторам с самолетов бьют
пулеметы, один за другим они гаснут. В небе становится темнее. Там, на
земле, где только что пестрили выстрелы зениток, рвутся фугаски и зажигалки.
В заданном секторе аэродрома сбрасываем бомбы с термитными шашками, под нами
вспыхивает и разливается большое огненное пятно, занимаются пожары.
Разворачиваемся "на сто восемьдесят" и залпом сбрасываем свои фугаски.
Десять мощных взрывов вспыхивают на земле. А вслед за ними еще и еще, почти
без пауз рвутся бомбы, сброшенные с других самолетов, взрывы большой силы
перемешивают железо, бетон и землю. Огненный смерч бушует на земле. Враг уже
не сопротивляется.
В середине августа командир нашего полка полковник Александр Евгеньевич
Голованов был назначен командиром 81-й авиадивизии. Мы тепло простились с
шоссейной дороги на участке Курск - Щигры, где предположительно в
направлении Воронежа двигались части 2-й танковой группы гитлеровцев. Погода
в этом районе, по прогнозам синоптиков, была плохой, низкая облачность с
дождем. Как раз такая погода и была нам нужна. Выйдя, ориентируясь по
приборам, к Щиграм, снизились, встали на западный курс и снова вошли в
облачность. Через несколько минут вышли под нижнюю кромку облаков и справа
внизу увидели ползущие по шоссе от Курска фашистские танки. Даю штурману
команду приготовиться к бомбометанию и слышу тревожный голос Ермакова:
- Товарищ командир, сзади слева снизу атакуют истребители! - И сразу
застрочил его башенный пулемет.
Мгновение, и я замечаю две пары атакующих нас Ме-109,- правая рука
берет штурвал на себя, одновременно левая толкает вперед секторы газа обоих
моторов, и наш самолет обволакивает и укрывает белыми хлопьями облачность.
Молодчина Ермаков, не прозевал.
Как поступить дальше? Несмотря на плохую погоду, танковую колонну
прикрывают истребители. Надо использовать наше преимущество - больший запас
горючего. Через несколько минут я вынырнул из облаков, развернулся и пошел к
шоссе. Истребители, заметив нас, ринулись в атаку. Мы - снова в облака. Так
играли в "кошки-мышки" в течение сорока минут, пока у "мессеров" не
кончилось горючее. Они ушли на заправку, а мы, не теряя времени, начали
бомбить танки. За пять заходов сбросили десять стокилограммовых бомб, а
потом, снизившись в азарте до ста метров, прошлись над колонной,
расстреливая гитлеровцев из пулеметов. Несколько танков было уничтожено и
повреждено. Снова в облака - и домой. Плохая погода была отличным нашим
союзником.
Настоящими мастерами свободной "охоты" зарекомендовали себя Володя
Шульгин и Сергей Фоканов. Освоив "пешки", они в паре стали летать на "охоту"
даже при хорошей погоде. Не один эшелон с техникой и живой силой
гитлеровских захватчиков уничтожили эти бесстрашные летчики. Все экипажи
полка проявляли в эти дни исключительное мужество, инициативу, находчивость
и неустанно били превосходящего нас в силе противника.
ЧЕТВЕРО ПРОТИВ ВОСЕМНАДЦАТИ
"Боевое донесение э ... штаб 212 ДБАП.
3-я а. э. в составе сводной пятерки в 10.05 26.07.41 вылетела с
аэродрома Мценск на уничтожение мотомеханизированных войск противника по
дороге от Демидова на Смоленск.
В районе лесопильного завода Арнишцы (северо-восточнее 30 км
Спас-Деменск) экипажи обстрелялись сильным огнем ЗА с черными разрывами.
Не долетая до цели, в 10.58 26.07.41 на высоте 4000 м в районе Дубки
Бувалы (севернее 40 км Спас-Деменск) подверглись атакам истребителей
противника до 18 штук Me-109 и Me-110.
Первая атака была произведена с курсом 90o, и последующие атаки с
разных направлений. В этом неравном воздушном бою экипажи лейтенантов
Богданова и Пономаренко и младшего лейтенанта Богомолова сбили три
истребителя противника.
Четыре экипажа задание выполнили и произвели посадку на своем
аэродроме. Один самолет лейтенанта Пружинина во время атаки истребителей
резко ушел вправо со снижением и на свой аэродром по неизвестным причинам
еще не вернулся. Из состава экипажа лейтенанта Богданова ранен в ногу
летавший за второго стрелка-радиста оружейный мастер командир отделения
Аркуша".
Написанное лаконичным языком штабистов, это, одно из сотен боевых
донесений нашего полка воскрешает в памяти трудный неравный бой.
Ранним утром 26 июля мне передали приказание срочно явиться с экипажем
в штаб полка. В штабной палатке уже находились четыре экипажа из разных
эскадрилий: Пономаренко, Богомолова, Пружинина и одного из комэсков (назовем
его Ц.). Начальник штаба полка поставил боевую задачу: в составе сводной
пятерки нанести бомбовый удар по мотовойскам противника на шоссе между
Демидовом и Смоленском.
Шли ожесточенные бои за Смоленск, немцы подтягивали к городу резервы,
их-то и должны были мы бомбить.
Погода на маршруте и в районе цели ожидалась хорошая.
При подготовке к вылету был принят боевой порядок "клин пятерки".
Экипажи некоторых самолетов нашей сводной пятерки и прежде летали на задание
вместе, мы доверяли и полагались друг на друга. Не знал я только боевые
качества командира группы Ц. Он грамотно определил место каждого в строю: в
правый пеленг поставил Пружинина и меня, в левый - Пономаренко и Богомолова.
Мы с Богомоловым шли замыкающими, так как на наших машинах стояли
дополнительные пулеметы, из которых хорошо простреливалась задняя нижняя
полусфера.
Никогда не знаешь, что ждет тебя в полете, особенно на войне. Великое
значение имеют взаимная выручка, уверенность в том, что товарищи не бросят
тебя в беде.
У бомбардировщиков в бою особенно трудные и невыгодные условия. Они не
могут ринуться в атаку на воздушного противника, обремененные тяжелым
бомбовым грузом, не в состоянии выполнять резкие, энергичные маневры. В
воздухе они ведут только оборонительный бой. С начала войны нас еще ни разу
не прикрывали истребители. Мы полагались только на свои силы и взаимную
выручку.
30 июня, когда звено Дмитрия Чумаченко бомбило переправы в районе
Бобруйска, над целью зенитной артиллерией был сильно поврежден самолет Ивана
Осипова, были ранены оба стрелка. Подбитый самолет, теряя высоту, стал
отставать от звена. На него, рассчитывая на легкую добычу, набросились
вражеские истребители. И тогда командир звена Дмитрий Чумаченко и второй
ведомый Иван Дитковский пристроились к самолету Осипова и огнем своих
пулеметов прикрыли его. И хотя в неравном воздушном бою Чумаченко был сбит,
он в трудную минуту не бросил своего беззащитного товарища. Впоследствии за
боевые заслуги отважному командиру Дмитрию Чумаченко было присвоено звание
Героя Советского Союза. У таких, как он, мы учились действовать в бою.
После взлета мы дружно пристроились к своему ведущему, и пятерка с
набором высоты легла на рассчитанный курс. На высоте четырех тысяч метров
перешли в горизонтальный полет. Над нами, рядом висели шапки кучевой
облачности; когда мы пролетали под ними, самолет слегка вздрагивал и плавно
покачивался с крыла на крыло. Утренняя прохлада, спокойный полет клонили ко
сну. Чтобы побороть дремотное состояние, мы знаками переговаривались с
членами других экипажей, веселились. В развлечениях не участвовали только
наши стрелки, они, поворачиваясь вместе с турельными установками, бдительно
несли боевую вахту.
Приближалась линия фронта, шутки сменила напряженная сосредоточенность,
командиры кораблей и наши штурманы внимательно осматривали небосвод,
особенно вблизи облаков, из-за которых нас могли внезапно атаковать
вражеские истребители. Над линией фронта нас обстреляла зенитная артиллерия
среднего калибра. Вблизи нас вспухли черные облачки разрывов. Ведущий
несколько изменил курс, мы пошли за ним. Впереди, в синей дымке, на
горизонте, вытянулось чулком Акатовское озеро, слева хорошо видно шоссе,
забитое танками. На ведущем самолете открылись бомболюки, открывают их и
наши штурманы. Как огромные черные капли, стали падать впереди нас бомбы...
и вдруг застрочили башенные пулеметы на машинах Пономаренко и Богомолова,
вокруг замелькали огненные стрелы очередей. Через мгновение сверху слева,
навстречу нам, роем пронеслось несколько групп вражеских истребителей.
Начался неравный бой.
Врагов было восемнадцать - смешанная группа из одномоторных Me-109 и
двухмоторных Ме-110. Нас было всего только пять.
И тут, в самый ответственный момент, наш ведущий сбросил газ и резко
снизил скорость полета. Это было так неожиданно, что мы не сумели удержаться
в строю и, едва не столкнувшись с самолетом Ц., пронеслись мимо и потеряли
его из виду.
Боевой порядок распался. Враг этого только и ожидал. Сразу же начались
стремительные атаки с разных направлений, темп их нарастал. Наши стрелки
успешно отражали их. Били по врагу из пулеметов и штурманы Соколов, Агеев,
Перепелицын.
В самую критическую минуту воздушного боя Володя Пономаренко взял
командование группой на себя. Он вышел вперед и покачиванием с крыла на
крыло подал сигнал "пристраивайтесь ко мне".
Отбиваясь от непрерывно атакующего врага, нашим двум парам удалось
соединиться в плотный боевой порядок, и теперь уже объединенными силами мы
повели бой.
Пушечная очередь "мессершмитта" приблизилась к самолету Захара
Пружинина, как бы на миг задержалась на нем, а через мгновение машина
Пружинина перешла в отвесное пикирование, вниз, в бездну... В тот же миг
Ермаков и Аркуша поймали в прицелы этот "мессершмитт" и буквально разрезали
его на куски. Одновременно очереди наших друзей настигли еще одного врага;
второй Ме-110, оставляя за собой длинный шлейф дыма, стал падать к земле...
Теперь нас трое, но "мессеры", потеряв две машины, атакуют осторожнее и
реже, одни из них производят отвлекающие атаки, другие парами атакуют с
противоположных направлений. У стрелков нашего самолета израсходованы
патроны, замолкли башенный и хвостовой пулеметы. Пара "мессершмиттов"
ринулась на нас. Стрелки экипажей Пономаренко и Богомолова своим огнем
прикрыли наш самолет. Но одному из "мессеров" удалось попасть в нашу машину
и тяжело ранить Аркушу. Третий самолет врага при выходе из атаки попал под
пулеметную очередь стрелка-радиста Хабарова из экипажа Пономаренко,
загорелся, камнем полетел вниз. После этого атаки врага стали реже...
Самолет Пономаренко под большим углом пошел к земле. Мы не отставали от
него. У самой земли вышли из пикирования и перешли на бреющий. Немцы не
преследовали нас.
Когда после посадки, разгоряченные схваткой, огорченные потерей
товарищей, мы собрались обсудить обстоятельства боя, над аэродромом появился
самолет. Разговор прервался. Мы напряженно старались разглядеть номер машины
- какая же из двух потерянных возвращается домой? Не скрою, все мы надеялись
на чудо, надеялись, что возвращается самолет Захара Пружинина. С особенным
нетерпением ждал посадки прилетевшей машины Пономаренко: Пружинин был не
только его первым инструктором в Батайской летной школе, но и самым близким
другом. Но когда после посадки самолет подкатил к стоянке, мы увидели номер:
на свое место заруливал Ц.
Оказалось, когда Ц. остался один, он вошел в облака. Благополучно
избежав опасности, он и при возвращении использовал для маскировки гряды
кучевой облачности...
Всем было тягостно в присутствии этого командира.
Забрав из своих самолетов летную документацию, мы пошли писать боевые
донесения.
О случившемся доложили командованию полка. Был сделан подробный разбор
нашего боевого вылета со всем летным составом. Командир полка Голованов
обстоятельно вскрыл и разобрал ошибки, допущенные в начале боя, отметил наши
правильные и согласованные действия, когда мы, оставшись без командира,
сумели отбиться от значительно превосходящих сил противника и даже сбить три
истребителя.
Через некоторое время Ц. покинул наш полк. Он был откомандирован на
учебу. Очевидно, у нашего командования не было другого способа избавиться от
потерявшего доверие летчика. Мы ничего не имели против, никто из нас не
захотел бы лететь в бой вместе с ним.
Все летчики, близко знавшие Захара Пружинина, а таких в нашем полку
было много, с большой горечью и сожалением восприняли весть о его гибели. Не
хотелось верить, что среди нас не будет больше сильного, жизнерадостного, с
задорными искорками в серых глазах, рано поседевшего старшего товарища,
отличного летчика и мужественного воина.
Долгое время у Володи Пономаренко теплилась надежда, что его учитель и
верный друг Захар Пружинин вернется. Но его надежда не сбылась.
- НА ЗАЩИТЕ МОСКВЫ -
Пока латали фюзеляж и хвостовое оперение нашего израненного самолета,
мы несколько дней занимались личными делами: писали письма, оформляли
денежные аттестаты и пересылали их семьям, приводили в порядок
обмундирование. В первый раз за время войны помылись в деревенской бане,
отдали в стирку белье.
В эти дни экипажи нашего полка нанесли сильный удар по немецким
танковым частям в Ельне.
Участники налета рассказывали, что гитлеровцы были застигнуты врасплох,
а их противовоздушная оборона бездействовала. Экипажи бомбили танки с
небольших высот, и результаты были исключительно хорошими. Уничтожено более
20 танков, много автомашин, подожжены склады с горючим, взорван склад с
боеприпасами. При возвращении на звено Чумаченко напали истребители
противника, В воздушном бою от атак "мессеров" сильно пострадал самолет
Ковязина, были ранены оба стрелка и сам командир. Звено не осталось в долгу
у немцев, стрелки Дмитрия Чумаченко сбили Me-109 - второй на счету экипажа.
Несмотря на тяжелые повреждения самолета и ранения членов экипажа,
Аркадий Ковязин привел самолет на свой аэродром и благополучно произвел
посадку. В дальнейшем судьба этого летчика была неудачной. В одном из боевых
вылетов в конце 1941 года из-за отказа обоих моторов Ковязин произвел
посадку в глубоком тылу противника. При посадке самолет был разбит, экипаж,
к счастью, остался невредим. В прифронтовой полосе Аркадий Ковязин и его
боевые товарищи штурман Николай Колтышев и стрелок-радист Михаил Коломиец
неожиданно попали в засаду. В короткой схватке с большой группой гитлеровцев
они были обезоружены и взяты в плен. Потянулись месяцы и годы плена,
концлагерей - вначале в Пскове, затем в Луге, откуда Аркадий Ковязин вместе
с радистом бежал. На пятые сутки их схватили, нещадно избили и бросили в
карцер. Допросы, побои, пытки, издевательства... Когда была потеряна всякая
надежда на жизнь, Ковязина неожиданно перевели в Рижский лагерь э 350 для
русских военнопленных.
Через некоторое время его стали назначать на работы на Рижском
аэродроме. Там он познакомился с Владимиром Крупским, попавшим в плен на
Ленинградском фронте. Крупский был в доверии у коменданта аэродрома, по его
рекомендации комендант определил Ковязина кочегаром в один из ангаров. В
погожий осенний день, в обеденный перерыв, когда технический состав ушел
обедать, Ковязин и Крупский незаметно для охраны пробрались к
подготовленному к полету самолету. После нескольких неудачных попыток
Ковязину удалось запустить моторы...
Через несколько дней во фронтовой газете было опубликовано лаконичное
сообщение: "4 октября 1943 года возле города Ржева в расположении наших
войск приземлился боевой самолет немцев. На нем бежал из фашистского плена
летчик Советских Военно-Воздушных Сил лейтенант Аркадий Михайлович Ковязин".
К сожалению, летать Ковязину больше не пришлось. Только через много лет
после войны Президиум Верховного Совета СССР за мужество и героизм,
проявленные в годы Великой Отечественной войны, наградил его орденом Ленина.
Сержант Владимир Крупский, совершивший вместе с Ковязиным дерзкий побег из
плена, снова ушел на фронт и погиб за четыре дня до Победы.
...В полк вернулся один из моих товарищей Алексей Богомолов. После
бомбардировки танков противника под Ельней немецкие истребители подожгли его
самолет, убили стрелка-радиста Терещенко. Богомолов приказал второму
стрелку-радисту Шистко встать на его место, отбивать продолжавшиеся атаки
противника. Горящую машину он решил посадить в поле. Когда он шел на
посадку, на них снова напали два "мессершмитта". Чтобы уже наверняка добить
самолет, немцы подошли к нему на предельно близкую дистанцию. Шистко,
задыхаясь в едком дыму, сбил один истребитель, другой убрался восвояси.
После посадки Богомолов, Шистко и штурман Агеев похоронили своего
боевого друга Терещенко. Над могилой они поклялись жестоко отомстить врагу
за гибель товарища.
Алексей Богомолов свято выполнял данную им клятву. Все годы войны он
отважно сражался с врагом, его экипаж бомбовыми ударами уничтожал врага не
только на поле боя и подступах к фронту, он бомбил военно-промышленные
объекты в глубоком тылу фашистской Германии.
Осенью 1943 года, вернувшись из двухсотого боевого вылета, гвардии
майор Алексей Богомолов узнал радостную весть: за мужество и героизм,
проявленные в борьбе с гитлеровскими захватчиками, Указом Президиума
Верховного Совета СССР ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
НОЧНЫЕ УДАРЫ
Наконец мы получили долгожданное разрешение перейти к ночным боевым
действиям. Возможностей для ночных тренировок не было. Посоветовавшись с
нами и полагаясь на наш опыт, командир полка решил начать ночные боевые
вылеты без тренировок.
Боевые действия в ночное время привлекали нас не только тем, что должны
были снизить наши потери. Теперь мы могли выполнять задачи, для которых и
предназначался наш полк: проникать в глубокий тыл противника и наносить
удары по важным военным и промышленным объектам.
Первый ночной боевой вылет мы совершили 7 августа. Нескольким экипажам
была поставлена задача нанести бомбовый удар одиночными самолетами по
Могилевскому аэродрому, уничтожить скопившиеся там бомбардировщики и сорвать
их ночной вылет на Москву, Начало удара было назначено на 21.30.
Еще засветло я первым произвел взлет. С интервалом в десять минут за
мной вылетели остальные самолеты. Исходным пунктом маршрута был Волхов,
далее маршрут проходил через Дятьково, Кричев и Друть. Выход на Друть нам
дали умышленно, чтобы дезориентировать противовоздушную оборону Могилевского
узла. Маневр оправдал себя. Хотя полет проходил в облаках, большие разрывы и
"окна" в них позволяли вести детальную ориентировку. Штурман Валентин
Перепелицын был новичком в ночных полетах, я помогал ему в опознавании
наземных ориентиров, а радист Ермаков обеспечивал его радиопеленгами. Так мы
точно прошли над контрольными пунктами маршрута.
Время удара по аэродрому командование выбрало удачно. К нашему прилету
на нем садились последние самолеты, которые дозаправлялись здесь горючим при
налетах на Москву.
Снизив обороты и расстроив синхронность двигателей, от чего они стали
звучать как моторы немецких самолетов, я пристроился в хвост одному из
"юнкерсов". Он летел с зажженными навигационными огнями. Так мы зашли строго
по старту, и Валентин Перепелицын серией из пяти стокилограммовых фугасок
перекрыл посадочную полосу.
- Отлично, штурман!
Огни старта погасли. На стоянках на многих из самолетов еще горели
огоньки, образовав длинную изломанную линию. По ней со второго захода мы
сбросили вторую серию бомб.
Результаты - выше всяких ожиданий. На земле гон рели три самолета, а
зенитки все еще бездействовали, немцы не могли разобраться в обстановке.
Только когда мы с набором высоты стали уходить, к нам потянулись лучи
прожекторов. В это время аэродром начал бомбить экипаж Романа Тюленева, и
прожекторы бросили нас.
Домой вернулись без происшествий. После посадки к нам подкатила
командирская "эмка", мы доложили Голованову о выполнении задания, и он
поздравил нас с первым ночным боевым вылетом.
Склады горючего и боеприпасов, более десятка самолетов сожгли экипажи
нашего полка на Могилевском аэродроме. Ни один вражеский самолет не взлетел
с него в эту ночь. И когда мы узнали, что 7 августа наша противовоздушная
оборона успешно отразила налет немецких бомбардировщиков на Москву, мы были
горды тем, что в этом успехе есть и наш труд. В эту ночь летчик-истребитель
В. В. Талалихин на подступах к столице впервые таранил врага в ночном бою и
не пропустил фашистский бомбардировщик "Хейнкель-111" к Москве.
Сохранившиеся и поныне остатки вражеского бомбардировщика на обочине шоссе
за Подольском напоминают путникам о героических защитниках неба Москвы.
В последующие ночи наша часть бомбила аэродромы, железнодорожные узлы в
глубоком тылу противника. Немало было сожжено вражеских самолетов на
аэродромах, уничтожено складов, железнодорожных эшелонов. При бомбардировке
забитой эшелонами с техникой, боеприпасами и войсками противника
железнодорожной станции в Бобруйске один из бомбардировщиков попал в сноп
лучей прожекторов, на нем сосредоточился весь огонь зенитной артиллерии.
Загорелся мотор. И все же горящий бомбардировщик продолжал полет на боевом
курсе, пока не сбросил бомбы в цель. Этим самолетом управлял Михаил Симонов,
в его экипаж входили штурман Григорий Несмашный и стрелок-радист Чхаидзе.
Отбомбившись, Симонов ввел самолет в крутой разворот со скольжением и сбил
пламя с мотора. Но заставить мотор работать было уже невозможно. ДБ-ЗФ не
был таким самолетом, на котором можно далеко улететь на одном моторе да еще
ночью. Но Михаил Симонов сумел на одном моторе привести самолет на свой
аэродром.
Впоследствии за проявленные в боях мужество и мастерство Михаил Симонов
и Григорий Несмашный были удостоены высокого звания Героя Советского Союза.
...18 августа - День Воздушного Флота СССР, который отмечается в нашей
стране с 1933 года. Много радости приносил этот день не только летчикам, но
и всем советским людям. Особенно праздничное настроение было на Тушинском
аэродроме, где перед тысячами зрителей демонстрировали свое мастерство
планеристы, парашютисты и летчики. Праздник заканчивался воздушным парадом,
своеобразным творческим отчетом конструкторов, инженеров, рабочих
авиационной промышленности.
В сорок первом году мы отметили этот день новым ударом по врагу.
Группой самолетов мы перелетели на аэродром Аптуха под Орлом и оттуда
совместно с самолетами 3-го авиакорпуса, которым тогда командовал полковник
Борисенко, ночью нанесли бомбовый удар по нескольким вражеским аэродромам.
Моему экипажу было приказано бомбить аэродром противника в Старом Быхове.
Впервые помимо фугасных бомб на внешних бомбодержателях наших самолетов
висели ротативно-рассеивающие авиабомбы, начиненные маленькими термитными
бомбочками. При сбрасывании такая бомба начинала вращаться, от инерционных
сил разрушалась, термитные бомбочки рассеивались, поражая большую площадь и
создавая множество очагов пожара.
В то время наш боевой порядок еще не имел тех составных частей, которые
определились к концу Великой Отечественной войны. Не было эшелона боевого
обеспечения, в который впоследствии вошли группы разведки погоды, наведения,
подавления ПВО и контроля результатов бомбардировки. Но в 3-м авиакорпусе
некоторые элементы нового боевого порядка уже зарождались. При бомбовом
ударе по Быховскому аэродрому была выделена группа самолетов с задачей
уничтожать во время удара зенитную артиллерию и прожектора. Раньше этого не
делалось. Нескольким самолетам было поручено блокировать Могилевский
аэродром в 40 километрах севернее Быховского, чтобы оттуда не поднялись
истребители.
- К взлету готовы?
- К взлету готов,- докладывает Ермаков.
- К взлету готов,- отвечает штурман.
Мигаю бортовыми огнями - прошу разрешить взлет. За аэродромом, прямо
передо мной, вспыхивает зенитный прожектор. Его голубой луч вертикально
вонзается в небо. Отличный ориентир для взлета. Стартерист включает зеленый
огонек электрического фонаря - взлет разрешен.
- Экипаж, пошли на взлет,- произношу я и, отпуская тормоза, плавно даю
полную мощность двигателям.
Перегруженный самолет медленно набирает скорость, пытается подпрыгнуть
на неровностях, но я рулями не позволяю ему этого, пока не почувствую, что
он набрал скорость, при которой может опереться крыльями о воздух.
Одновременно контролирую разбег и по приборам. Пора. Плавно уменьшаю
давление на штурвал, самолет отделяется от земли и поднимается в ночное
небо. Луч прожектора гаснет...
На всем пути к цели ни единого облачка. Чем выше поднимаемся, тем ярче
над нами светятся звезды. Под крылом, будто подвешенные в темноте,
проплывают еле заметные желтоватые грунтовые дороги, извилистые ленты рек,
блестящие трассы железных дорог. В расчетное время впереди показались идущая
с севера на юг железная дорога, пересечение двух шоссейных, западнее - серое
пятно. Это городок Костюковичи. Идем точно по заданному пути. Через
пятнадцать минут немного в стороне проплывает Славгород, при впадении реки
Прони в реку Сож. Еще минут десять - и цель. На горизонте видны огненные
всплески - это летчики, взлетевшие раньше, бомбят Быховский и Могилевский
аэродромы.
И вот перед нами как на ладони, весь в пожарах, аэродром. Вспыхивают
взрывы. Лучи зенитных прожекторов мечутся по небу, оно довольно плотно
усеяно разрывами зенитных снарядов. По прожекторам с самолетов бьют
пулеметы, один за другим они гаснут. В небе становится темнее. Там, на
земле, где только что пестрили выстрелы зениток, рвутся фугаски и зажигалки.
В заданном секторе аэродрома сбрасываем бомбы с термитными шашками, под нами
вспыхивает и разливается большое огненное пятно, занимаются пожары.
Разворачиваемся "на сто восемьдесят" и залпом сбрасываем свои фугаски.
Десять мощных взрывов вспыхивают на земле. А вслед за ними еще и еще, почти
без пауз рвутся бомбы, сброшенные с других самолетов, взрывы большой силы
перемешивают железо, бетон и землю. Огненный смерч бушует на земле. Враг уже
не сопротивляется.
В середине августа командир нашего полка полковник Александр Евгеньевич
Голованов был назначен командиром 81-й авиадивизии. Мы тепло простились с