Страница:
трудятся буквально день и ночь, я невольно задумывался: с правильной ли
меркой мы подходим к их тяжелому труду? И тогда, и теперь, вспоминая их
тяжелейшую самоотверженную работу, думаю, что не всегда их труд оценивался
по заслугам. Не было для них высоких званий, не часто получали они награды.
Все эти скромные авиационные труженики, не похожие друг на друга
характерами, одинаково и безгранично были влюблены в авиационную технику,
обладали огромной выносливостью, трудолюбием и большой душевной щедростью.
После выработки полного ресурса экипаж гвардии капитана В. С.
Богдасарова должен был перегнать свой самолет на аэродром под Калугу.
Накануне их вылета ко мне пришел бортовой техник самолета Василий Виноградов
и попросил разрешить ему после сдачи машины в рембазу съездить на несколько
дней в совхоз Орехово, повидаться с родными, с начала войны он ничего не
знал об их судьбе.
Виноградов был хорошим борттехником, отлично знал самолет и двигатели,
грамотно их эксплуатировал и всегда содержал в исправном состоянии. В армии
он служил с 1937 года в 3-м тяжелом бомбардировочном авиаполку, в котором и
начал воевать с первого дня войны. Учитывая и его примерную службу, и
подвернувшуюся оказию, ему разрешили отпуск на две недели.
Однако Василий Виноградов в скором времени прибыл в часть, и не один, а
с братишкой четырнадцати лет, и снова пришел с просьбой: оставить брата при
части мотористом.
Передо мной стоял широкоплечий, но очень худой парнишка, с мольбой
уставившийся на меня большущими, полными слез глазами. Одет он был в
армейское, не по росту, обмундирование. Оно висело на нем, и это еще больше
подчеркивало его небольшой рост и худобу. Я призадумался. Детям надо
учиться, ходить в школу, а мы все время кочевали с аэродрома на аэродром...
Почему, собственно, Виноградов привез брата в часть? Вот что рассказал мне
тогда Василий Никитович.
Когда наши войска разбили гитлеровские полчища и стали гнать их из-под
Москвы, немецкое командование стало возводить оборонительные укрепления.
Строили их гитлеровцы и под Ржевом. На строительство окопов, траншей и
противотанковых рвов фашисты сгоняли из окрестных деревень все взрослое
население, в том числе и стариков. На рытье траншей попал и Никита Абрамович
Виноградов, отец нашего борттехника. Сильно устав от непосильной работы, он
задержался на перекуре. Это заметили конвойные и стали избивать его. Никита
Абрамович был гордым человеком. Не стерпев побоев, он бросился с лопатой на
обидчиков. Тогда один из гитлеровцев ударил его прикладом по голове и убил
наповал.
Смелый поступок старого Виноградова фашисты расценили как
"большевистский". Произведя в доме убитого обыск, нашли фотографию Василия в
форме командира ВВС. Аграфену Григорьевну, мать Василия Виноградова,
обвинили в том, что она жена коммуниста и мать комиссара, арестовали и
посадили в подвал. Несколько дней пожилую женщину нещадно избивали, требуя
сказать, где скрываются ее дети, и прежде всего сын - "большевистский
комиссар". Ничего не добившись, фашисты оставили ее без воды и пищи. На
двенадцатые сутки она скончалась...
Здесь же, в своем селе, Василий Виноградов узнал печальную весть и о
среднем брате Леониде: он был танкистом и погиб в бою под Смоленском.
- Вот как получилось, товарищ командир, один братишка Миша остался у
меня на свете. Как я мог оставить в горе его одного, на пепелище, пропадет
малый, ведь ни кола, ни двора у нас там не осталось. Думал, пристрою его
здесь. Если жив буду, то присмотрю за ним, а случится что со мной, ведь
война, - так товарищи за ним присмотрят. Прошу вас, оставьте его в полку,
мне легче воевать и мстить немцам будет,- закончил Василий Виноградов свой
горький рассказ. И я разрешил, на свой страх и риск, оставить Мишу в полку.
Я выхлопотал у командования разрешение зачислить младшего Виноградова в
списки части и на все виды армейского довольствия, а наши "технари", как мы
обычно с теплотой называли своих техников, проявили о нем заботу. Где-то
перешили по его фигуре обмундирование, подобрали кирзовые сапоги-недомерки,
маленькую пилотку, подогнали ремень, словом, преобразили парнишку. В
столовой Миша получал лучшие куски мяса, каждый украдкой совал ему свой
сахар, а сам выпивал свою кружку чая "вприглядку". Миша заметно поправился,
щеки его порозовели. Постепенно, под влиянием общей заботы о нем и
человеческого тепла, сердечная боль у парнишки притуплялась, угрюмость
исчезала. Работал он старательно и, имея замечательных учителей, стал
хорошим мотористом. Ему было присвоено звание ефрейтора. Успехи младшего
брата радовали и Василия Виноградова, его настроение заметно улучшилось.
СНОВА ТЯЖЕЛЫЕ ПОТЕРИ
Октябрь стал месяцем большой активности немецкой истребительной авиации
на белорусском направлении. Здесь гитлеровцы установили несколько наземных
радиолокаторов и использовали их для наведения своих истребителей на наши
ночные бомбардировщики, транспортные самолеты, летавшие к партизанам. Наши
потери возросли. Мы потеряли четыре отличных экипажа - даже теперь
невозможно вспомнить об этом без горечи и боли.
В ночь на 7 октября 1943 года не вернулись с задания самолет гвардии
старшего лейтенанта Александра Цыганкова - он летал по заданию Белорусского
штаба партизанского движения в район Могилева - и самолет гвардии младшего
лейтенанта Ивана Педана, бомбившего немецкие эшелоны на железнодорожном узле
в Витебске.
В ночь на 15 октября не вернулся с бомбардировки вражеских
мотомеханизированных частей в поселке Парфеновка самолет замполита 2-й
эскадрильи гвардии капитана Н. А. Шестака, моего близкого боевого товарища.
В его экипаж входив второй летчик гвардии младший лейтенант Красников,
штурман младший лейтенант Рыжиков, радист гвардии младший сержант Яньков,
воздушный стрелок гвардии сержант Кириенко, борттехник гвардии старший
техник-лейтенант Климин и штурман-инструктор младший лейтенант Доронцев.
Николай Артемович Шестак до войны был кадровым командиром, хорошим
летчиком и активным коммунистом, его выдвинули на партийную работу. К нам в
эскадрилью он пришел зрелым политработником и сразу же включился в боевую
работу, воодушевляя личный состав не только пламенным словом, но и своим
примером. Не верилось, что он погиб, теплилась надежда...
Спустя два месяца в часть вернулся летавший с ним за
штурмана-инструктора Григорий Доронцев. Он рассказал, что сбил их немецкий
перехватчик Ю-88 с вертикально расположенными пушками, незаметно подошедший
снизу, когда они, выполнив задание, возвращались на базу. Это было в районе
Чауссов. Ю-88 не был виден членам экипажа, он находился вне зоны обзора.
Пролетая ниже метров на семьдесят, немец открыл огонь, наш самолет загорелся
и, неуправляемый, стал падать. Но стрелок Александр Кириенко увидел
вражеский перехватчик и, хотя был ранен и языки пламени полыхали над
турельной башней его пулемета, он открыл прицельный огонь по врагу и сбил
его. Тот, загоревшись, упал недалеко от нашего самолета.
Как стало известно позже, все члены экипажа, кроме Шестака и Рыжикова,
успели покинуть горящую машину на парашютах и остались живы.
Григорий Доронцев, пробираясь сквозь пламя к выходной двери, сильно
обгорел, на нем загорелся комбинезон. Снижаясь на парашюте, он тушил горящую
одежду и, не приготовившись к приземлению, сильно ударился о землю. Когда
поднялся и огляделся, то метрах в четырехстах увидел высокие мачты
радиостанции, услышал треск мотоциклов, лай собак. Сбросив парашютные лямки
и горящую верхнюю одежду, он бросился бежать. В предрассветной мгле увидел
деревню. Войдя в нее, случайно обратил внимание на вывеску, прибитую к стене
одного из домов. Там было написано по-немецки: "Управление комендатуры
Харьковки". Огородами Григории пробрался к лесу, на заболоченную луговину, и
спрятался в копне сена.
Через несколько часов от ожогов у него стянуло веки, и он перестал
видеть. Словно огнем горели обожженные голова, лицо, руки. Вскоре пошел
дождь, стало холодно, боли усилились, невозможно было даже пошевелиться...
Так, в копне сена, обгоревший, голодный, в холоде, Доронцев пролежал трое
суток. Когда на четвертые сутки опухоль век спала и он вновь смог видеть, то
пошел, как ему казалось, к линии фронта. Шел лесом, ночами. На пятые сутки
забрел в одиноко стоявшую баню, решил в ней отдохнуть. Баня была теплая, в
ней сохли снопы сжатой ржи. Тепло и сильная усталость свалили Доронцева, и
он крепко уснул. Рано утром в баню пришел ее хозяин и, увидев обгорелого,
оборванного, с вздувшимся, покрытым коркой воспаленным лицом человека,
испугался, выскочил из бани. Только после того, как Доронцев, вышедший вслед
за ним, объяснил, что он советский летчик и ему нужна помощь, хозяин
остановился, а затем осторожно, с опаской вернулся.
Первое, что попросил Григорий, - воды. Напоив его, хозяин - фамилия его
была Ларченко - рассказал, что Двух сильно обгоревших летчиков со сбитого
самолета гитлеровцы схватили и отправили в могилевский госпиталь, два были
найдены мертвыми у самолета, а об остальных ему ничего не известно.
- Что же мне с тобой делать? - оказал, задумавшись, Ларченко.
- Да ничего, немного отдохну - пойду дальше.
- Идти тебе, мил человек, сейчас нельзя. Сразу поймают. Вот что. Укрою
я тебя, немного подкормлю. Подкрепишься, отдохнешь, тогда и придумаем, чего
делать дальше.
Спрятав Доронцева в бане за снопами, хозяин ушел. Вскоре пришла его
жена Александра Филипповна, принесла Доронцеву молока, мяса и хлеба. Штурман
протянул к пище обгоревшие руки.
- Сиди, милый, сиди... - увидев Доронцева, женщина заплакала. - Я тебя,
родимый, сама покормлю.
Разрывая мясо на мелкие кусочки, она вкладывала его Григорию в рот,
давала маленькие дольки хлеба, и он ел, запивая молоком. Так, спустя пять
суток после прыжка с горящего самолета, Григорий поел в первый раз. Через
несколько часов Александра Филипповна привела молоденькую девушку, Лиду
Савицкую, она оказала Доронцеву медицинскую помощь. Три дня Лида и семья
Ларченко ухаживали за штурманом, когда же вблизи появились каратели и стало
опасно укрывать его в бане, Ларченко ранним утром увел его в ближайший лес,
где, по его мнению, были партизаны. Там они расстались.
Трое суток скитался Григорий Доронцев в лесу и только на четвертые
сутки в восьми километрах от линии фронта, около реки Проня, он встретил
партизан из отряда Героя Советского Союза С. В. Гришина, которые небольшими
группами выходили из блокированного Кажановского леса. Доронцева, уже
совершенно обессилевшего от ожогов и голода и находившегося почти в
бессознательном состоянии, подобрала эта группа.
Пробираясь к основным своим силам в район Минска, партизаны несли
штурмана на плащ-палатке. По пути в деревне Брилях Могилевского района для
его лечения взяли с собой девушку-фельдшера Веру Смолякову, которая в
течение месяца лечила и выхаживала Доронцева. Когда он достаточно
поправился, партизаны отправили его на Большую землю самолетом.
В Калужском военкомате, куда он прибыл, ему по болезни дали отпуск
домой. Доехав до Фаянсовой, а оттуда до поселка Любохны Дятьковского района,
где жили его родные, он в вечерних сумерках пришел к родительскому дому.
Мать еле узнала его...
Затем в полк вернулся второй пилот из экипажа Шестака гвардии младший
лейтенант Афанасий Красников. Его спасение и возвращение тоже были
необычными.
Находясь у левого бортового пулемета, он не сразу понял, что самолет
горит - пламя вначале охватило фюзеляж с правого борта. Бортрадист Яньков
схватил Красникова за плечи: "Самолет горит!" - и с силой потянул его в
общую кабину. Самолет начал беспорядочно падать, и их бросило прямо в огонь,
а затем выбросило в открытую дверь. Красников приземлился благополучно.
Парашюта Янькова нигде не было видно. Медлить было нельзя: сняв парашют и
спрятав его в кустах, Красников зашагал на север. В деревне, что была на его
пути, хозяйка одного из домов предупредила, что здесь стоит немецкий обоз и
уходить нужно поскорее. на прощанье она дала ему кусок хлеба. Больше в
деревни он не заходил.
У реки Реста, близ деревни Темнолесье, он встретил девочку, пасшую
коров. Девочка по его просьбе привела свою мать, фамилия женщины была
Шулейко. Ей Красников рассказал о себе и попросил помочь найти партизан.
Женщина дала ему в провожатые мальчика, Васю Спаскова, и тот привел
Красникова в лес, где находился муж женщины - И. М.. Шулейко, скрывавшийся с
местными крестьянами. В связи с быстрым продвижением Красной Армии на запад
сельские жители, прихватив оружие, уходили в леса, чтобы немецкие оккупанты
не угнали их в Германию. С этими людьми Афанасий Красников пробыл в лесу
десять дней. Его страшно мучили ожоги лица и рук, несмотря на то, что сестра
Шулейко, Валентина Марковна, лечила чем могла его воспаленные раны.
В это время гитлеровцы объявили по всем окрестным деревням, что те
жители, которые не придут из лесов, будут считаться партизанами и их семьи
будут жестоко караться за это. Началось прочесывание лесов. Опасаясь за свои
семьи, крестьяне разошлись по домам. Красников с шестью бывшими
военнопленными, бежавшими из гитлеровских лагерей, остался в лесу. Через
некоторое время они соединились с небольшой группой партизан из отряда
Гришина, пробивавшейся из блокады фашистских карателей.
В течение двух месяцев Валентина Марковна и другие жители деревни
помогали этой группе продуктами и Лечили летчика. В марте 1944 года
партизаны перешли в лес близ деревни Круглое. Здесь Красников заболел тифом
и проболел целый месяц. Молодой и сильный организм выдержал и эту тяжелую
болезнь. Когда каратели прочесывали лес, партизаны забирались на высокие
ели, втаскивали туда больных и в густой хвое укрывались от преследователей.
И только в самом конце июня наступавшие войска Красной Армии освободили
эти места от гитлеровских захватчиков. Афанасия Красникова направили в 185-й
запасной полк, а оттуда в свою часть.
Сразу же после окончания войны в полк из плена вернулись борттехник
Константин Иванович Климин и бортрадист Виктор Петрович Яньков. Сильно
обгоревшие, они после приземления были в тяжелом состоянии и не смогли
спрятаться в лесу.
Судьба остальных трех членов этого экипажа оставалась неизвестной очень
долгое время. Прошли годы, я уже уволился в запас, когда неожиданно получил
письмо, надписанное детской рукой. Обратный адрес: "Юные краеведы
Горбовичской средней школы Чаусского района Могилевской области". В конверте
оказалось короткое приглашение: "Уважаемый Николай Григорьевич! Дирекция
Горбовичской средней школы, учительский коллектив, юные краеведы убедительно
просят Вас прибыть 9 мая 1967 года в нашу школу для участия в организуемой
нами встрече членов бывшего экипажа самолета Ли-2, сражавшегося за
освобождение нашей местности от немецко-фашистских захватчиков. Директор
школы П. Нестеров. Руководитель кружка юных краеведов П. Кузьменков".
О каком экипаже идет речь? Вспомнить не могу. Обращаюсь к своим
записям, выпискам из архивных документов и сразу нахожу то, что мне нужно.
Речь идет об экипаже гвардии капитана Николая Шестака. Заказываю билет на
самолет и на следующий день улетаю в Могилев. Автобусом добираюсь до станции
Реста, а там полтора километра пешком до Горбовичской средней школы.
Меня приветливо встретили юные краеведы школы, директор Петр Петрович
Нестеров, бывший солдат, прошедший с боями длинный путь от Сталинграда до
Берлина, воспитатели - руководитель кружка юных краеведов Павел Никифорович
Кузьменков и Василий Тимофеевич Жигунов, тоже ветераны Великой Отечественной
войны.
Неудивительно, что эти люди вдохновили и организовали пионеров на
поиски воинов, сражавшихся на их земле в годы Великой Отечественной войны, и
на создание в школьном краеведческом музее уголка боевой славы. Эта работа
стала важной составной частью патриотического воспитания пионеров и
школьников.
Здесь я узнал о судьбе остальных трех членов экипажа: гвардии капитан
Шестак и младший лейтенант Рыжиков погибли в упавшем и сгоревшем самолете, а
гвардии сержант Александр Иванович Кириенко остался в живых, выпрыгнув с
парашютом. Раненного, обгоревшего и тяжело контуженного, его взяли в плен
гитлеровцы. Из плена он был освобожден только в 1945 году.
В День Победы я был на митинге в деревне Любавино у братской могилы,
где похоронены верные сыны Родины Николай Артемович Шестак и Василий
Иванович Рыжиков, командир и штурман ночного дальнего бомбардировщика Ли-2.
Никогда не зарастает дорожка к этой могиле. Ее навещают боевые товарищи,
бывшие партизаны, родные и близкие, а также ученики и преподаватели
Горбовичской средней школы, жители близлежащих деревень. И в этот радостный
и одновременно грустный День Победы, - победы, за которую мои товарищи
отдали самое дорогое - свою жизнь, на могиле собрались боевые друзья,
близкие родственники. Стояли вокруг пионеры с красными знаменами, местные
жители, труженики колхозных полей, бывшие партизаны, пришедшие сюда, чтобы
отдать дань мужеству и героизму погибших. Могила была покрыта венками,
усыпана полевыми цветами.
16 октября 1943 года нам сообщили из соседнего полка, что не вернулся с
боевого задания самолет Павла Савченко. Его только на днях перевели от нас в
другую часть. Боевая слава этого неустрашимого летчика Перелетела далеко за
пределы нашего полка. Его имя знали в осажденном Ленинграде, куда в первые
месяцы войны, прорываясь через заслоны вражеских истребителей, на своем
пассажирском самолете он доставлял продукты, медикаменты и обратным рейсом
вывозил тяжелораненых красноармейцев и изголодавшихся, оставшихся без крова
и родителей малолетних детей. В первый год войны его самолет десятки раз
появлялся над нашими окруженными частями и сбрасывал им продовольствие и
медикаменты. Его имя особенно хорошо знали неустрашимые разведчики, не раз и
не два прошедшие с опасными заданиями по глубоким вражеским тылам. Это он
доставлял их за тысячи километров за линию фронта, без каких-либо сигналов
находил нужное место для выброски и скрытно от врага благополучно выбрасывал
их на парашютах. Те из разведчиков, кому довелось снова лететь в тыл врага с
нашего аэродрома, просили, а порой и настаивали, чтобы летчиком самолета, на
котором предстояло им лететь, был только Павел Савченко и никто другой. Они
верили в него и знали, что если полетят с ним, то все будет в порядке.
Павел Савченко со своим экипажем неистово бомбил войска Паулюса под
Сталинградом, воодушевлял товарищей своим бесстрашием в дни Курской битвы, в
боях за Смоленск и Рославль, совершал труднейшие полеты в глубокий тыл врага
к партизанам. И какие бы опасности и трудности его ни подстерегали, он
всегда выходил победителем.
Он родился 15 февраля 1911 года в семье крестьянина-бедняка в
Приазовье, с детства начал работать - вначале подмастерьем в артели, потом
арматурщиком на "Ростсельмаше", учился в вечерней школе рабочей молодежи,
окончил семилетку. По призыву Центрального Комитета Ленинского комсомола был
направлен на учебу в 1-ю Батайскую авиашколу ГВФ, которую успешно окончил в
1933 году. Работал пилотом в Уральском, а затем в Украинском управлении ГВФ
В 1939 году стал членом ВКП(б).
В личном деле Павла Павловича Савченко, которое мне довелось читать в
архиве Министерства гражданской авиации, десятки документов показывают его
как человека высоких моральных качеств, исключительно одаренного летчика,
пользовавшегося большим авторитетом и уважением среди летно-технического
состава. Он был стахановцем Аэрофлота и неоднократно поощрялся за большие
достижения в летной работе. Еще ярче проявил себя Павел Савченко в годы
Великой Отечественной войны. В высшей степени во всем требовательный к себе,
он был требователен и к своим подчиненным. Даже на войне он старался все
свободное время использовать для изучения техники, совершенствования летного
мастерства, изучения тактических приемов противовоздушной обороны
противника. Много уделял Савченко внимания отработке взаимодействия экипажа.
Он был человеком исключительной честности, бескомпромиссности, преданности
дружбе. В скором времени он был назначен командиром авиаотряда и оказался
способным командиром подразделения. Его боевые заслуги были отмечены
орденами Ленина и Красного Знамени. Душевно обаятельный, Павел Савченко и
внешне был красив: среднего роста, атлетического сложения, с копной русых
вьющихся волос на гордо поднятой голове, с темно-серыми, пристально
смотрящими в упор на собеседника глазами, сухим, с небольшой горбинкой носом
и сильным, волевым подбородком. Всегда подтянутый, энергичный, бодрый -
таким запомнился он мне на всю жизнь, замечательный воин, патриот,
беззаветно служивший в трудную годину своей Родине.
В ночь на 16 октября Павел Савченко повел воздушный корабль в 267-й
боевой вылет. Находившийся на борту его самолета груз - боеприпасы и
взрывчатка - предназначался партизанскому соединению Сабурова, в
расположении которого он не раз бывал, садился на их партизанском аэродроме
и маршрут полета хорошо знал.
В 22 часа экипаж донес: "Прошел линию фронта, высота полета 3700
метров, все в порядке". А уже через 25 минут на узле связи были приняты
обрывочные тревожные фразы радиограммы о том, что экипаж ведет бой с двумя
истребителями противника, самолет горит, атаки продолжаются...
Прошли дни, недели, месяцы, никто из членов экипажа Павла Савченко в
часть не вернулся. Прошли многие годы после войны, а мы так и не знаем
подробностей того воздушного боя и последних минут жизни славных героев.
Но я глубоко уверен и не ошибусь, утверждая, что в объятом пламенем
самолете каждый из членов экипажа Павла Савченко на своем боевом посту стоял
насмерть!
Они мужественно дрались с фашистскими стервятниками до последнего
патрона, до последнего вздоха.
Указом Президиума Верховного Совета СССР гвардии капитану Павлу
Павловичу Савченко посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза, а
остальные члены экипажа награждены посмертно боевыми орденами.
Когда мы узнали о награждении экипажа Павла Савченко, в соединении
состоялся митинг. Летчики, штурманы, воздушные стрелки клялись беспощадно
мстить врагу за погибших боевых товарищей.
- ЛЕНИНГРАДСКИЙ ФРОНТ -
К середине ноября на аэродром Грабцево, основную нашу базу, были
собраны все самолеты, летавшие ранее с других аэродромов к партизанам и для
выполнения отдельных специальных заданий. Всем составом полка мы
перебазировались под Андреаполь.
С этого аэродрома нам, как и другим полкам соединения, предстояло
произвести выброску крупных десантов. Началась всесторонняя и тщательная
подготовка. Готовились мы совместно с подразделениями десантных войск.
Летчики и десантники старались ничего не упустить и предусмотреть все,
начиная от входа в самолет и кончая моментом, когда десантники должны были
его покинуть в воздухе. В результате тренировок, проведенных под
руководством начальника парашютно-десантной службы полка гвардии капитана
Петра Осинцева и инструкторов-парашютистов авиадесантных войск,
взаимодействие летного состава и десантных подразделений было отработано до
мелочей. Каждое подразделение десантников знало свой самолет, каждый
десантник - свое место, сигналы и очередность выброски с парашютом.
Полки были приведены в полную боевую готовность. С часу на час мы
ожидали команды на вылет. Но шли часы, и дни, и недели, а команды не
поступало - была плохая, нелетная погода.
Небо хмурилось, почти над самой головой проплывали рваные свинцовые
тучи, непрерывно моросил, порой вперемежку со снежной крупой, надоедливый,
холодный осенний дождь.
Авиация того времени еще не имела автономных навигационных систем и
приборов, по которым ночью, в любую погоду, в облаках или за облаками, можно
было выйти в заданный район, найти, не видя земли, цель, выбросить в точно
указанную точку десант и вернуться на аэродром. Приходилось ориентироваться
в основном визуально, по таким ориентирам, как озера, реки, лесные массивы,
населенные пункты, железные и шоссейные дороги.
Погоды не было.
Летчики, техники и десантники, промокшие и продрогшие, все ночи
напролет дежурили на аэродроме в ожидании приказа на вылет. В сарае, где
было устроено для нас общежитие, обсушиться и обогреться не было
возможности. Начались простуды, многие стали жаловаться на головные боли,
насморк, то и дело глотали аспирин. Дни шли, но улучшения погоды не
предвиделось, синоптики ничего утешительного не сообщали.
Тогда пришлось обратиться к командованию с просьбой разрешить нам
организовать на аэродроме учебу и регламентные профилактические работы на
самолетах. Такое разрешение мы получили - с условием, чтобы к исходу дня все
работы заканчивались, и мы, в случае улучшения погоды, могли своевременно
вылететь на боевое задание.
Все последующие дни с нелетной погодой были использованы с большой
пользой. Была организована учеба молодых радистов, штурманов и летчиков. И,
что самое главное, все экипажи вместе с техниками занялись приведением
меркой мы подходим к их тяжелому труду? И тогда, и теперь, вспоминая их
тяжелейшую самоотверженную работу, думаю, что не всегда их труд оценивался
по заслугам. Не было для них высоких званий, не часто получали они награды.
Все эти скромные авиационные труженики, не похожие друг на друга
характерами, одинаково и безгранично были влюблены в авиационную технику,
обладали огромной выносливостью, трудолюбием и большой душевной щедростью.
После выработки полного ресурса экипаж гвардии капитана В. С.
Богдасарова должен был перегнать свой самолет на аэродром под Калугу.
Накануне их вылета ко мне пришел бортовой техник самолета Василий Виноградов
и попросил разрешить ему после сдачи машины в рембазу съездить на несколько
дней в совхоз Орехово, повидаться с родными, с начала войны он ничего не
знал об их судьбе.
Виноградов был хорошим борттехником, отлично знал самолет и двигатели,
грамотно их эксплуатировал и всегда содержал в исправном состоянии. В армии
он служил с 1937 года в 3-м тяжелом бомбардировочном авиаполку, в котором и
начал воевать с первого дня войны. Учитывая и его примерную службу, и
подвернувшуюся оказию, ему разрешили отпуск на две недели.
Однако Василий Виноградов в скором времени прибыл в часть, и не один, а
с братишкой четырнадцати лет, и снова пришел с просьбой: оставить брата при
части мотористом.
Передо мной стоял широкоплечий, но очень худой парнишка, с мольбой
уставившийся на меня большущими, полными слез глазами. Одет он был в
армейское, не по росту, обмундирование. Оно висело на нем, и это еще больше
подчеркивало его небольшой рост и худобу. Я призадумался. Детям надо
учиться, ходить в школу, а мы все время кочевали с аэродрома на аэродром...
Почему, собственно, Виноградов привез брата в часть? Вот что рассказал мне
тогда Василий Никитович.
Когда наши войска разбили гитлеровские полчища и стали гнать их из-под
Москвы, немецкое командование стало возводить оборонительные укрепления.
Строили их гитлеровцы и под Ржевом. На строительство окопов, траншей и
противотанковых рвов фашисты сгоняли из окрестных деревень все взрослое
население, в том числе и стариков. На рытье траншей попал и Никита Абрамович
Виноградов, отец нашего борттехника. Сильно устав от непосильной работы, он
задержался на перекуре. Это заметили конвойные и стали избивать его. Никита
Абрамович был гордым человеком. Не стерпев побоев, он бросился с лопатой на
обидчиков. Тогда один из гитлеровцев ударил его прикладом по голове и убил
наповал.
Смелый поступок старого Виноградова фашисты расценили как
"большевистский". Произведя в доме убитого обыск, нашли фотографию Василия в
форме командира ВВС. Аграфену Григорьевну, мать Василия Виноградова,
обвинили в том, что она жена коммуниста и мать комиссара, арестовали и
посадили в подвал. Несколько дней пожилую женщину нещадно избивали, требуя
сказать, где скрываются ее дети, и прежде всего сын - "большевистский
комиссар". Ничего не добившись, фашисты оставили ее без воды и пищи. На
двенадцатые сутки она скончалась...
Здесь же, в своем селе, Василий Виноградов узнал печальную весть и о
среднем брате Леониде: он был танкистом и погиб в бою под Смоленском.
- Вот как получилось, товарищ командир, один братишка Миша остался у
меня на свете. Как я мог оставить в горе его одного, на пепелище, пропадет
малый, ведь ни кола, ни двора у нас там не осталось. Думал, пристрою его
здесь. Если жив буду, то присмотрю за ним, а случится что со мной, ведь
война, - так товарищи за ним присмотрят. Прошу вас, оставьте его в полку,
мне легче воевать и мстить немцам будет,- закончил Василий Виноградов свой
горький рассказ. И я разрешил, на свой страх и риск, оставить Мишу в полку.
Я выхлопотал у командования разрешение зачислить младшего Виноградова в
списки части и на все виды армейского довольствия, а наши "технари", как мы
обычно с теплотой называли своих техников, проявили о нем заботу. Где-то
перешили по его фигуре обмундирование, подобрали кирзовые сапоги-недомерки,
маленькую пилотку, подогнали ремень, словом, преобразили парнишку. В
столовой Миша получал лучшие куски мяса, каждый украдкой совал ему свой
сахар, а сам выпивал свою кружку чая "вприглядку". Миша заметно поправился,
щеки его порозовели. Постепенно, под влиянием общей заботы о нем и
человеческого тепла, сердечная боль у парнишки притуплялась, угрюмость
исчезала. Работал он старательно и, имея замечательных учителей, стал
хорошим мотористом. Ему было присвоено звание ефрейтора. Успехи младшего
брата радовали и Василия Виноградова, его настроение заметно улучшилось.
СНОВА ТЯЖЕЛЫЕ ПОТЕРИ
Октябрь стал месяцем большой активности немецкой истребительной авиации
на белорусском направлении. Здесь гитлеровцы установили несколько наземных
радиолокаторов и использовали их для наведения своих истребителей на наши
ночные бомбардировщики, транспортные самолеты, летавшие к партизанам. Наши
потери возросли. Мы потеряли четыре отличных экипажа - даже теперь
невозможно вспомнить об этом без горечи и боли.
В ночь на 7 октября 1943 года не вернулись с задания самолет гвардии
старшего лейтенанта Александра Цыганкова - он летал по заданию Белорусского
штаба партизанского движения в район Могилева - и самолет гвардии младшего
лейтенанта Ивана Педана, бомбившего немецкие эшелоны на железнодорожном узле
в Витебске.
В ночь на 15 октября не вернулся с бомбардировки вражеских
мотомеханизированных частей в поселке Парфеновка самолет замполита 2-й
эскадрильи гвардии капитана Н. А. Шестака, моего близкого боевого товарища.
В его экипаж входив второй летчик гвардии младший лейтенант Красников,
штурман младший лейтенант Рыжиков, радист гвардии младший сержант Яньков,
воздушный стрелок гвардии сержант Кириенко, борттехник гвардии старший
техник-лейтенант Климин и штурман-инструктор младший лейтенант Доронцев.
Николай Артемович Шестак до войны был кадровым командиром, хорошим
летчиком и активным коммунистом, его выдвинули на партийную работу. К нам в
эскадрилью он пришел зрелым политработником и сразу же включился в боевую
работу, воодушевляя личный состав не только пламенным словом, но и своим
примером. Не верилось, что он погиб, теплилась надежда...
Спустя два месяца в часть вернулся летавший с ним за
штурмана-инструктора Григорий Доронцев. Он рассказал, что сбил их немецкий
перехватчик Ю-88 с вертикально расположенными пушками, незаметно подошедший
снизу, когда они, выполнив задание, возвращались на базу. Это было в районе
Чауссов. Ю-88 не был виден членам экипажа, он находился вне зоны обзора.
Пролетая ниже метров на семьдесят, немец открыл огонь, наш самолет загорелся
и, неуправляемый, стал падать. Но стрелок Александр Кириенко увидел
вражеский перехватчик и, хотя был ранен и языки пламени полыхали над
турельной башней его пулемета, он открыл прицельный огонь по врагу и сбил
его. Тот, загоревшись, упал недалеко от нашего самолета.
Как стало известно позже, все члены экипажа, кроме Шестака и Рыжикова,
успели покинуть горящую машину на парашютах и остались живы.
Григорий Доронцев, пробираясь сквозь пламя к выходной двери, сильно
обгорел, на нем загорелся комбинезон. Снижаясь на парашюте, он тушил горящую
одежду и, не приготовившись к приземлению, сильно ударился о землю. Когда
поднялся и огляделся, то метрах в четырехстах увидел высокие мачты
радиостанции, услышал треск мотоциклов, лай собак. Сбросив парашютные лямки
и горящую верхнюю одежду, он бросился бежать. В предрассветной мгле увидел
деревню. Войдя в нее, случайно обратил внимание на вывеску, прибитую к стене
одного из домов. Там было написано по-немецки: "Управление комендатуры
Харьковки". Огородами Григории пробрался к лесу, на заболоченную луговину, и
спрятался в копне сена.
Через несколько часов от ожогов у него стянуло веки, и он перестал
видеть. Словно огнем горели обожженные голова, лицо, руки. Вскоре пошел
дождь, стало холодно, боли усилились, невозможно было даже пошевелиться...
Так, в копне сена, обгоревший, голодный, в холоде, Доронцев пролежал трое
суток. Когда на четвертые сутки опухоль век спала и он вновь смог видеть, то
пошел, как ему казалось, к линии фронта. Шел лесом, ночами. На пятые сутки
забрел в одиноко стоявшую баню, решил в ней отдохнуть. Баня была теплая, в
ней сохли снопы сжатой ржи. Тепло и сильная усталость свалили Доронцева, и
он крепко уснул. Рано утром в баню пришел ее хозяин и, увидев обгорелого,
оборванного, с вздувшимся, покрытым коркой воспаленным лицом человека,
испугался, выскочил из бани. Только после того, как Доронцев, вышедший вслед
за ним, объяснил, что он советский летчик и ему нужна помощь, хозяин
остановился, а затем осторожно, с опаской вернулся.
Первое, что попросил Григорий, - воды. Напоив его, хозяин - фамилия его
была Ларченко - рассказал, что Двух сильно обгоревших летчиков со сбитого
самолета гитлеровцы схватили и отправили в могилевский госпиталь, два были
найдены мертвыми у самолета, а об остальных ему ничего не известно.
- Что же мне с тобой делать? - оказал, задумавшись, Ларченко.
- Да ничего, немного отдохну - пойду дальше.
- Идти тебе, мил человек, сейчас нельзя. Сразу поймают. Вот что. Укрою
я тебя, немного подкормлю. Подкрепишься, отдохнешь, тогда и придумаем, чего
делать дальше.
Спрятав Доронцева в бане за снопами, хозяин ушел. Вскоре пришла его
жена Александра Филипповна, принесла Доронцеву молока, мяса и хлеба. Штурман
протянул к пище обгоревшие руки.
- Сиди, милый, сиди... - увидев Доронцева, женщина заплакала. - Я тебя,
родимый, сама покормлю.
Разрывая мясо на мелкие кусочки, она вкладывала его Григорию в рот,
давала маленькие дольки хлеба, и он ел, запивая молоком. Так, спустя пять
суток после прыжка с горящего самолета, Григорий поел в первый раз. Через
несколько часов Александра Филипповна привела молоденькую девушку, Лиду
Савицкую, она оказала Доронцеву медицинскую помощь. Три дня Лида и семья
Ларченко ухаживали за штурманом, когда же вблизи появились каратели и стало
опасно укрывать его в бане, Ларченко ранним утром увел его в ближайший лес,
где, по его мнению, были партизаны. Там они расстались.
Трое суток скитался Григорий Доронцев в лесу и только на четвертые
сутки в восьми километрах от линии фронта, около реки Проня, он встретил
партизан из отряда Героя Советского Союза С. В. Гришина, которые небольшими
группами выходили из блокированного Кажановского леса. Доронцева, уже
совершенно обессилевшего от ожогов и голода и находившегося почти в
бессознательном состоянии, подобрала эта группа.
Пробираясь к основным своим силам в район Минска, партизаны несли
штурмана на плащ-палатке. По пути в деревне Брилях Могилевского района для
его лечения взяли с собой девушку-фельдшера Веру Смолякову, которая в
течение месяца лечила и выхаживала Доронцева. Когда он достаточно
поправился, партизаны отправили его на Большую землю самолетом.
В Калужском военкомате, куда он прибыл, ему по болезни дали отпуск
домой. Доехав до Фаянсовой, а оттуда до поселка Любохны Дятьковского района,
где жили его родные, он в вечерних сумерках пришел к родительскому дому.
Мать еле узнала его...
Затем в полк вернулся второй пилот из экипажа Шестака гвардии младший
лейтенант Афанасий Красников. Его спасение и возвращение тоже были
необычными.
Находясь у левого бортового пулемета, он не сразу понял, что самолет
горит - пламя вначале охватило фюзеляж с правого борта. Бортрадист Яньков
схватил Красникова за плечи: "Самолет горит!" - и с силой потянул его в
общую кабину. Самолет начал беспорядочно падать, и их бросило прямо в огонь,
а затем выбросило в открытую дверь. Красников приземлился благополучно.
Парашюта Янькова нигде не было видно. Медлить было нельзя: сняв парашют и
спрятав его в кустах, Красников зашагал на север. В деревне, что была на его
пути, хозяйка одного из домов предупредила, что здесь стоит немецкий обоз и
уходить нужно поскорее. на прощанье она дала ему кусок хлеба. Больше в
деревни он не заходил.
У реки Реста, близ деревни Темнолесье, он встретил девочку, пасшую
коров. Девочка по его просьбе привела свою мать, фамилия женщины была
Шулейко. Ей Красников рассказал о себе и попросил помочь найти партизан.
Женщина дала ему в провожатые мальчика, Васю Спаскова, и тот привел
Красникова в лес, где находился муж женщины - И. М.. Шулейко, скрывавшийся с
местными крестьянами. В связи с быстрым продвижением Красной Армии на запад
сельские жители, прихватив оружие, уходили в леса, чтобы немецкие оккупанты
не угнали их в Германию. С этими людьми Афанасий Красников пробыл в лесу
десять дней. Его страшно мучили ожоги лица и рук, несмотря на то, что сестра
Шулейко, Валентина Марковна, лечила чем могла его воспаленные раны.
В это время гитлеровцы объявили по всем окрестным деревням, что те
жители, которые не придут из лесов, будут считаться партизанами и их семьи
будут жестоко караться за это. Началось прочесывание лесов. Опасаясь за свои
семьи, крестьяне разошлись по домам. Красников с шестью бывшими
военнопленными, бежавшими из гитлеровских лагерей, остался в лесу. Через
некоторое время они соединились с небольшой группой партизан из отряда
Гришина, пробивавшейся из блокады фашистских карателей.
В течение двух месяцев Валентина Марковна и другие жители деревни
помогали этой группе продуктами и Лечили летчика. В марте 1944 года
партизаны перешли в лес близ деревни Круглое. Здесь Красников заболел тифом
и проболел целый месяц. Молодой и сильный организм выдержал и эту тяжелую
болезнь. Когда каратели прочесывали лес, партизаны забирались на высокие
ели, втаскивали туда больных и в густой хвое укрывались от преследователей.
И только в самом конце июня наступавшие войска Красной Армии освободили
эти места от гитлеровских захватчиков. Афанасия Красникова направили в 185-й
запасной полк, а оттуда в свою часть.
Сразу же после окончания войны в полк из плена вернулись борттехник
Константин Иванович Климин и бортрадист Виктор Петрович Яньков. Сильно
обгоревшие, они после приземления были в тяжелом состоянии и не смогли
спрятаться в лесу.
Судьба остальных трех членов этого экипажа оставалась неизвестной очень
долгое время. Прошли годы, я уже уволился в запас, когда неожиданно получил
письмо, надписанное детской рукой. Обратный адрес: "Юные краеведы
Горбовичской средней школы Чаусского района Могилевской области". В конверте
оказалось короткое приглашение: "Уважаемый Николай Григорьевич! Дирекция
Горбовичской средней школы, учительский коллектив, юные краеведы убедительно
просят Вас прибыть 9 мая 1967 года в нашу школу для участия в организуемой
нами встрече членов бывшего экипажа самолета Ли-2, сражавшегося за
освобождение нашей местности от немецко-фашистских захватчиков. Директор
школы П. Нестеров. Руководитель кружка юных краеведов П. Кузьменков".
О каком экипаже идет речь? Вспомнить не могу. Обращаюсь к своим
записям, выпискам из архивных документов и сразу нахожу то, что мне нужно.
Речь идет об экипаже гвардии капитана Николая Шестака. Заказываю билет на
самолет и на следующий день улетаю в Могилев. Автобусом добираюсь до станции
Реста, а там полтора километра пешком до Горбовичской средней школы.
Меня приветливо встретили юные краеведы школы, директор Петр Петрович
Нестеров, бывший солдат, прошедший с боями длинный путь от Сталинграда до
Берлина, воспитатели - руководитель кружка юных краеведов Павел Никифорович
Кузьменков и Василий Тимофеевич Жигунов, тоже ветераны Великой Отечественной
войны.
Неудивительно, что эти люди вдохновили и организовали пионеров на
поиски воинов, сражавшихся на их земле в годы Великой Отечественной войны, и
на создание в школьном краеведческом музее уголка боевой славы. Эта работа
стала важной составной частью патриотического воспитания пионеров и
школьников.
Здесь я узнал о судьбе остальных трех членов экипажа: гвардии капитан
Шестак и младший лейтенант Рыжиков погибли в упавшем и сгоревшем самолете, а
гвардии сержант Александр Иванович Кириенко остался в живых, выпрыгнув с
парашютом. Раненного, обгоревшего и тяжело контуженного, его взяли в плен
гитлеровцы. Из плена он был освобожден только в 1945 году.
В День Победы я был на митинге в деревне Любавино у братской могилы,
где похоронены верные сыны Родины Николай Артемович Шестак и Василий
Иванович Рыжиков, командир и штурман ночного дальнего бомбардировщика Ли-2.
Никогда не зарастает дорожка к этой могиле. Ее навещают боевые товарищи,
бывшие партизаны, родные и близкие, а также ученики и преподаватели
Горбовичской средней школы, жители близлежащих деревень. И в этот радостный
и одновременно грустный День Победы, - победы, за которую мои товарищи
отдали самое дорогое - свою жизнь, на могиле собрались боевые друзья,
близкие родственники. Стояли вокруг пионеры с красными знаменами, местные
жители, труженики колхозных полей, бывшие партизаны, пришедшие сюда, чтобы
отдать дань мужеству и героизму погибших. Могила была покрыта венками,
усыпана полевыми цветами.
16 октября 1943 года нам сообщили из соседнего полка, что не вернулся с
боевого задания самолет Павла Савченко. Его только на днях перевели от нас в
другую часть. Боевая слава этого неустрашимого летчика Перелетела далеко за
пределы нашего полка. Его имя знали в осажденном Ленинграде, куда в первые
месяцы войны, прорываясь через заслоны вражеских истребителей, на своем
пассажирском самолете он доставлял продукты, медикаменты и обратным рейсом
вывозил тяжелораненых красноармейцев и изголодавшихся, оставшихся без крова
и родителей малолетних детей. В первый год войны его самолет десятки раз
появлялся над нашими окруженными частями и сбрасывал им продовольствие и
медикаменты. Его имя особенно хорошо знали неустрашимые разведчики, не раз и
не два прошедшие с опасными заданиями по глубоким вражеским тылам. Это он
доставлял их за тысячи километров за линию фронта, без каких-либо сигналов
находил нужное место для выброски и скрытно от врага благополучно выбрасывал
их на парашютах. Те из разведчиков, кому довелось снова лететь в тыл врага с
нашего аэродрома, просили, а порой и настаивали, чтобы летчиком самолета, на
котором предстояло им лететь, был только Павел Савченко и никто другой. Они
верили в него и знали, что если полетят с ним, то все будет в порядке.
Павел Савченко со своим экипажем неистово бомбил войска Паулюса под
Сталинградом, воодушевлял товарищей своим бесстрашием в дни Курской битвы, в
боях за Смоленск и Рославль, совершал труднейшие полеты в глубокий тыл врага
к партизанам. И какие бы опасности и трудности его ни подстерегали, он
всегда выходил победителем.
Он родился 15 февраля 1911 года в семье крестьянина-бедняка в
Приазовье, с детства начал работать - вначале подмастерьем в артели, потом
арматурщиком на "Ростсельмаше", учился в вечерней школе рабочей молодежи,
окончил семилетку. По призыву Центрального Комитета Ленинского комсомола был
направлен на учебу в 1-ю Батайскую авиашколу ГВФ, которую успешно окончил в
1933 году. Работал пилотом в Уральском, а затем в Украинском управлении ГВФ
В 1939 году стал членом ВКП(б).
В личном деле Павла Павловича Савченко, которое мне довелось читать в
архиве Министерства гражданской авиации, десятки документов показывают его
как человека высоких моральных качеств, исключительно одаренного летчика,
пользовавшегося большим авторитетом и уважением среди летно-технического
состава. Он был стахановцем Аэрофлота и неоднократно поощрялся за большие
достижения в летной работе. Еще ярче проявил себя Павел Савченко в годы
Великой Отечественной войны. В высшей степени во всем требовательный к себе,
он был требователен и к своим подчиненным. Даже на войне он старался все
свободное время использовать для изучения техники, совершенствования летного
мастерства, изучения тактических приемов противовоздушной обороны
противника. Много уделял Савченко внимания отработке взаимодействия экипажа.
Он был человеком исключительной честности, бескомпромиссности, преданности
дружбе. В скором времени он был назначен командиром авиаотряда и оказался
способным командиром подразделения. Его боевые заслуги были отмечены
орденами Ленина и Красного Знамени. Душевно обаятельный, Павел Савченко и
внешне был красив: среднего роста, атлетического сложения, с копной русых
вьющихся волос на гордо поднятой голове, с темно-серыми, пристально
смотрящими в упор на собеседника глазами, сухим, с небольшой горбинкой носом
и сильным, волевым подбородком. Всегда подтянутый, энергичный, бодрый -
таким запомнился он мне на всю жизнь, замечательный воин, патриот,
беззаветно служивший в трудную годину своей Родине.
В ночь на 16 октября Павел Савченко повел воздушный корабль в 267-й
боевой вылет. Находившийся на борту его самолета груз - боеприпасы и
взрывчатка - предназначался партизанскому соединению Сабурова, в
расположении которого он не раз бывал, садился на их партизанском аэродроме
и маршрут полета хорошо знал.
В 22 часа экипаж донес: "Прошел линию фронта, высота полета 3700
метров, все в порядке". А уже через 25 минут на узле связи были приняты
обрывочные тревожные фразы радиограммы о том, что экипаж ведет бой с двумя
истребителями противника, самолет горит, атаки продолжаются...
Прошли дни, недели, месяцы, никто из членов экипажа Павла Савченко в
часть не вернулся. Прошли многие годы после войны, а мы так и не знаем
подробностей того воздушного боя и последних минут жизни славных героев.
Но я глубоко уверен и не ошибусь, утверждая, что в объятом пламенем
самолете каждый из членов экипажа Павла Савченко на своем боевом посту стоял
насмерть!
Они мужественно дрались с фашистскими стервятниками до последнего
патрона, до последнего вздоха.
Указом Президиума Верховного Совета СССР гвардии капитану Павлу
Павловичу Савченко посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза, а
остальные члены экипажа награждены посмертно боевыми орденами.
Когда мы узнали о награждении экипажа Павла Савченко, в соединении
состоялся митинг. Летчики, штурманы, воздушные стрелки клялись беспощадно
мстить врагу за погибших боевых товарищей.
- ЛЕНИНГРАДСКИЙ ФРОНТ -
К середине ноября на аэродром Грабцево, основную нашу базу, были
собраны все самолеты, летавшие ранее с других аэродромов к партизанам и для
выполнения отдельных специальных заданий. Всем составом полка мы
перебазировались под Андреаполь.
С этого аэродрома нам, как и другим полкам соединения, предстояло
произвести выброску крупных десантов. Началась всесторонняя и тщательная
подготовка. Готовились мы совместно с подразделениями десантных войск.
Летчики и десантники старались ничего не упустить и предусмотреть все,
начиная от входа в самолет и кончая моментом, когда десантники должны были
его покинуть в воздухе. В результате тренировок, проведенных под
руководством начальника парашютно-десантной службы полка гвардии капитана
Петра Осинцева и инструкторов-парашютистов авиадесантных войск,
взаимодействие летного состава и десантных подразделений было отработано до
мелочей. Каждое подразделение десантников знало свой самолет, каждый
десантник - свое место, сигналы и очередность выброски с парашютом.
Полки были приведены в полную боевую готовность. С часу на час мы
ожидали команды на вылет. Но шли часы, и дни, и недели, а команды не
поступало - была плохая, нелетная погода.
Небо хмурилось, почти над самой головой проплывали рваные свинцовые
тучи, непрерывно моросил, порой вперемежку со снежной крупой, надоедливый,
холодный осенний дождь.
Авиация того времени еще не имела автономных навигационных систем и
приборов, по которым ночью, в любую погоду, в облаках или за облаками, можно
было выйти в заданный район, найти, не видя земли, цель, выбросить в точно
указанную точку десант и вернуться на аэродром. Приходилось ориентироваться
в основном визуально, по таким ориентирам, как озера, реки, лесные массивы,
населенные пункты, железные и шоссейные дороги.
Погоды не было.
Летчики, техники и десантники, промокшие и продрогшие, все ночи
напролет дежурили на аэродроме в ожидании приказа на вылет. В сарае, где
было устроено для нас общежитие, обсушиться и обогреться не было
возможности. Начались простуды, многие стали жаловаться на головные боли,
насморк, то и дело глотали аспирин. Дни шли, но улучшения погоды не
предвиделось, синоптики ничего утешительного не сообщали.
Тогда пришлось обратиться к командованию с просьбой разрешить нам
организовать на аэродроме учебу и регламентные профилактические работы на
самолетах. Такое разрешение мы получили - с условием, чтобы к исходу дня все
работы заканчивались, и мы, в случае улучшения погоды, могли своевременно
вылететь на боевое задание.
Все последующие дни с нелетной погодой были использованы с большой
пользой. Была организована учеба молодых радистов, штурманов и летчиков. И,
что самое главное, все экипажи вместе с техниками занялись приведением