Страница:
Кочеманова понесут бомбы к целя в тылу врага.
В зимние месяцы 1945 года боевая нагрузка на экипажи полка все
возрастала, изменялись и условия, в которых приходилось летать.
Гитлеровцы не только бомбили наши аэродромы, но и все время
барражировали в районе цели и на маршрутах, по которым мы летали в Восточную
Пруссию а порты Прибалтики. Немецкие истребители вновь стали применять свой
старый тактический прием. 16 января при возвращении с бомбардировки
Инстенбурга экипаж гвардии лейтенанта Сычева, с которым в качестве
контролера летал штурман полка Василий Федорович Барабанщиков, привел "на
хвосте" вражеский истребитель. И когда самолет уже снижался для посадки,
немец на малой высоте сзади в упор расстрелял его. Самолет на наших глазах
вспыхнул и упал на взлетной полосе. Вместе с командиром корабля гвардии
лейтенантом В. Н. Сычевым погибли гвардии майор В. Ф. Барабанщиков, гвардии
лейтенант С. Н. Холод, старший техник-лейтенант Е. И. Муратов и гвардии
сержант В. С. Трегубов. Мы очень тяжело переживали эту потерю. Еще одна
могила с близкими нам боевыми товарищами гвардейцами на литовской земле...
Но эта потеря и боль подхлестнули нашу бдительность, напомнили, что ни
в какой момент полета расслабляться нельзя. После этого случая ни одному
гитлеровцу не удалось прилететь к нашему аэродрому "на хвосте" какой-нибудь
из наших машин.
НА БЕРЛИН!
В канун нового 1945 года мы перелетели на новое место базирования - в
Старовеси под Варшавой. Погода на маршрутах и в районах наших целей была
плохой, и до середины января на боевые задания мы не летали.
Когда погода установилась, бомбили Кенигсберг, Пиллау, Гдыню, Данциг.
Из-за слабого противодействия противовоздушной обороны противника
действовали со средних высот - эффективно, потерь не имели.
Вообще с начала 1945 года воздушная обстановка на всех фронтах
характеризовалась абсолютным господством нашей авиации в воздухе.
Моральный фактор в воздушных боях был также на нашей стороне. Немцы
потеряли веру в победу, боялись рисковать и в бою были крайне осторожны. При
организованном отпоре со стороны наших бомбардировщиков они "поджимали
хвосты" и убирались восвояси.
И я вспоминал сорок первый год, наших славных соколов: чем тяжелее была
обстановка на фронте, тем мужественнее, злее, с большей готовностью к
самопожертвованию они дрались. Сколько советских летчиков, не щадя жизни,
шли в воздушном бою на крайние меры, обрушивали свою машину на врага... Их
имен не перечесть!
Шестого апреля в штабе раздался телефонный звонок. Подняв трубку, я
услышал как всегда бодрый голос нашего командира дивизии генерал-майора
авиации Ивана Ивановича Глущенко.
- Богданов? Здравствуй. Как дела, как настроение?
- Дела идут хорошо, вот только беспокоюсь за аэродром - от проливных
дождей он совсем раскис, летать с него ночью будет трудно.
- Тогда вот что. Раз аэродром плохой, готовься завтра бомбить
Кенигсберг в дневное время.
- Как - в дневное?
- Так. Очень просто - днем. Покажите, на что гвардия способна.
- Кто нас будет сопровождать?
- Никто. Сами справитесь. Готовьтесь хорошенько всем полком, чтобы на
земле ни одного самолета не осталось. До завтра, - и он положил трубку.
Пока я разговаривал с генералом, у начальника штаба уже лежало на столе
предварительное распоряжение, полученное по телетайпу. Сомнений не было -
будем бомбить Кенигсберг днем. Здорово! Когда-то к этому городу еле
прорывалась небольшая группа самолетов только ночью, и он считался целью
первой сложности, а теперь будем бомбить его всем полком, дивизией,
корпусом. Не верилось, голова шла кругом.
Готовясь к вылету, мы узнали, что в этот день Кенигсберг будут бомбить
около 250 бомбардировщиков фронтовой авиации и более 500 самолетов авиации
дальнего действия. Во время удара на подступах к городу на разных высотах
будут патрулировать более 100 наших истребителей. До подхода наших самолетов
к Кенигсбергу армейские штурмовики и бомбардировщики нанесут удары по
основным аэродромам противника, подавят его истребительную авиацию.
Крупные авиационные силы вместе с артиллерией должны были разрушить
мощные фортификационные сооружения и опорные пункты Кенигсберга, подавить
артиллерийские батареи врага, чтобы позволить войскам фронта быстро и с
малыми потерями овладеть городом.
Этой исключительной по своему значению и размаху воздушной операцией
руководил представитель Ставки Верховного Главнокомандования Главный маршал
авиации А. А. Новиков.
В подобных операциях нам участвовать еще не приходилось. Поэтому к
боевому вылету полк готовился тщательно и с подъемом. Бомбовую загрузку
взяли максимальную: по четыре "чушки" - двухсотпятидесятикилограммовые
фугаски - висело под фюзеляжем, по пятьсот килограммов малокалиберных бомб в
ящиках лежало в грузовой кабине каждого самолета.
Чтобы более кучно сбрасывать "мелочь" на цель, в каждый экипаж добавили
по одному оружейнику. В полет на этот раз напросились инженер по вооружению
гвардии инженер-капитан Серафим Корольков, который никогда не пропускал
такой возможности, парторг полк а гвардии майор Ф. Е. Шабаев, начальник
химслужбы старший лейтенант М. Е. Парамзин, начальник парашютно-десантной
службы гвардии капитан П. И. Осинцев.
Боевой порядок полка состоял из трех групп, в каждой группе в кильватер
летели самолеты одной эскадрильи. Во главе каждой группы летели командиры
авиаэскадрилий гвардии старший лейтенант Василий Филимонов, гвардии старший
лейтенант Илья Земляной и гвардии капитан Владимир Ярошевич. Возглавлял все
три группы мой командирский самолет.
Погода была хорошей, но стояла густая дымка.
Давненько не летал я днем на боевое задание, отвык от таких полетов.
Многие летчики полка и вовсе не летали на бомбометание в дневное время. Днем
все выглядело по-иному, очень непривычно. Внимание рассеивалось обилием
объектов, находившихся в поле зрения. Но было спокойнее на сердце, больше
было уверенности. Рядом товарищи, столько глаз, все тебя видят, и ты всех
видишь, и потому ничто тебе не страшно. Правду в народе говорят: "На миру и
смерть красна".
Бомбардировку мы начали в точно заданное время, и вначале все проходило
хорошо и организованно. "Обедню испортили" отдельные самолеты других частей,
которые прилетели на цель раньше заданного им времени и начали бомбить ее с
других, более высоких, чем наш, эшелонов и заходить на цель с других
направлений. Это создало на короткое время беспорядок над целью. Однако все
кончилось благополучно. Задания все подразделения выполнили, и с хорошими
результатами.
На следующий день мы повторили дневной бомбардировочный удар по
Кенигсбергу. Он был более организованным и успешным. Во время удара над
целью откуда-то появился одинокий Ме-109, попытался сзади атаковать самолет
Сажина. Но экипаж не дремал: башенный стрелок Поярков, бортрадист Филатов и
старшина Жарков дружным огнем своих пулеметов и авиационными гранатами не
дали гитлеровцу подойти близко.
Совместные действия войск 3-го Белорусского фронта и авиации заставили
противника быстро прекратить сопротивление. 10 апреля гарнизон Кенигсберга
капитулировал. Бывший его комендант, генерал Ляш, взятый в плен нашими
войсками, позже признавался: "...Во взятии Кенигсберга авиация сыграла
исключительно большую роль - солдаты были измучены, прижаты к земле, загнаны
в блиндажи". (Цит. по кн.: Советские Военно-Воздушные силы в Великой
Отечественной войне 1941-1945 гг. М., Воениздат, 1968, с. 363.)
А 16 апреля наш полк вместе с другими частями авиации дальнего действия
стал действовать на берлинском направлении. Первый свой удар бомбардировщики
нанесли по Зееловским высотам, где проходила вторая полоса обороны
противника. Крутые каменистые склоны этих высот были труднодоступны не
только для танков, но и для пехоты.
Для того чтобы бомбардировщики по ошибке не поразили свои войска,
световыми сигналами был обозначен "коридор", по которому мы выходили на
укрепленный узел врага с городом Зеелов в центре.
Когда в пять часов утра наши самолеты были над целью, внизу перед нами
открылась потрясающая воображение картина. В свете ярких лучей тысяч
зенитных прожекторов огромный вал рвущихся артиллерийских снарядов и молнии
гвардейских минометов накатывались на позиции противника, уничтожая все на
своем пути. И одновременно сотни наших тяжелых воздушных кораблей обрушили
на противника тысячи бомб... Мне кажется, что ни одна палитра великих
художников-баталистов, никакой талант не смогли бы передать масштабность
панорамы, краски всплесков орудийных залпов, невиданный, неповторимый свет,
который мы видели вокруг и под крылом нашего самолета. Зрелище было
фантастическим. Огромная, ни с чем не сравнимая гордость за нашу Красную
Армию, за ее полководцев, за военную мощь пашей Родины переполняла сердца.
И мы действовали неплохо. Еще в воздухе наши радисты получили
циркулярную радиограмму, в которой командование наземных войск благодарило
авиаторов за успешное выполнение задания.
Близились последние аккорды войны. Работники аэродромного обслуживания
проявляли трогательную заботу о летном составе: организовали улучшенный
рацион питания, составили широкий ассортимент блюд, из которых мы заказывали
себе меню на следующий день, обновили бортовые пайки, на каждый самолет
стали выдавать в полет бутерброды и термосы с чаем или кофе.
К этому времени у нас в полку совместно с батальоном аэродромного
обеспечения была организована хорошая самодеятельность. Руководил
самодеятельностью офицер БАО капитан Виктор Данилович Кириллин. Он был
подлинный артист и хороший организатор.
Как раз накануне полетов на Берлин к нам в полк приехали член Военного
сове га АДД генерал-полковник авиации Г. Г. Гурьянов, заместитель командира
нашего 3-го Брянского авиакорпуса по политчасти генерал-майор авиации Н. В.
Очнев и начальник политотдела корпуса полковник В. А. Окунев. Они хотели
проверить, как мы готовимся к предстоящим ответственным боевым полетам,
узнать настроение личного состава полка.
Ночного вылета в тот день не намечалось, и замполит полка Пешков вместе
с заместителем командира БАО по политчасти майором М. Н. Домашенко показали
начальству нашу самодеятельность. Ансамбль песни и пляски, художественное
чтение были на самом высоком уровне и очень понравились гостям. Но когда
моторист гвардии сержант Захаров своим великолепным густым басом исполнил
"Вдоль по Питерской", генерал Гурьянов был в восторге. Он вышел на сцену и,
сняв свои часы, подарил их нашему певцу. Григорий Георгиевич любил все
русское. Уезжая из части, он сказал:
- Кто умеет так петь и танцевать, тот любит жизнь и крепко будет за нее
драться.
20 апреля тяжело нагруженные бомбами воздушные корабли, как бы нехотя,
надрывно гудя моторами, долго разбегались по раскисшему грунту, на самой
границе аэродрома отрывались от земли и уходили в небо. За штурвалами сидели
закаленные в боях ветераны полка и наши "малыши", как любовно мы называли И.
А. Селезнева, Е. В. Подгороднева, В. И. Зенцова, В. Я. Гугучкина, В. А.
Пустозерова, В. М. Шеворакова. Они и впрямь были небольшие, худенькие и
щупленькие, но они уверенно вели свои самолеты на Берлин...
За всех, кто сгорел в этой войне, за всех, кто погиб на виселицах и
умер под пытками гитлеровских палачей, за варварски застреленных, замученных
женщин, детей, стариков, за сожженные наши города, выжженные села, за смерть
и кровь наших товарищей мы мстили, обрушивая мощные фугаски на берлогу
фашистского зверя.
...За отличные действия в период прорыва вражеской обороны на
берлинском направлении и взятие города Берлина Верховный главнокомандующий
объявил всему личному составу 3-го Брянского авиакорпуса благодарность.
За мастерски организованное выполнение боевых задач, мужество и отвагу
личного состава, проявленные в боях с немецкими захватчиками при взятии
столицы Германии - Берлина, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 11
июля 1945 года наш полк был награжден орденом Суворова III степени.
ПОСЛЕДНИЙ БОЕВОЙ ВЫЛЕТ
Последние дни войны никакое время не может изгладить из нашей памяти.
Победа, выстраданная в кровопролитных битвах, долгими годами, великая
победа так близка и ощутима была в эти солнечные весенние дни, что радостно
билось сердце, и настроение у всех было праздничное, к каждому боевому
вылету готовились с большим подъемом и энергией.
1 мая самолеты прилетели с задания на рассвете, и экипажи легли спать,
когда уже занялась заря. Но не прошло и шести часов, а весь полк на ногах.
На спортплощадке около столовой слышны громкий смех, веселые голоса. По
высокой лестнице дома летного общежития снуют туда-сюда с полотенцами в
руках молодые люди, обнаженные до пояса, некоторые неизвестно где уже успели
загореть. Большое оживление около "умывальника" - прозрачного холодного
ручья, протекающего в овражке возле общежития. Здесь своеобразное место
встреч друзей - офицеров и сержантов из разных эскадрилий, место обмена
новостями. Вот и сейчас слышны взаимные приветствия, поздравления с
праздником Первого Мая, нетерпеливые расспросы о самом главном, чем живет
сейчас каждый наш воин-гвардеец: как Берлин?
- Что слышно нового? - спрашивает Андрей Долгополый, молодой штурман из
1-й эскадрильи.
- Капут Берлину, - отвечает ему спокойный, рассудительный штурман 2-й
эскадрильи Василий Шишмаков, его белокурый чуб развевается на ветру; глядя
на товарища, он лукаво чуть-чуть улыбается.
- Вот здорово! - радостно восклицает тот. - Значит, взяли, Вася?
- Нет, думают сегодня, после обеда, взять.
- Я серьезно тебя спрашиваю...
- А я серьезно отвечаю. Наши берут последние кварталы, только что об
этом говорил подполковник Пешков.
- Красота! Полный порядок, капут Берлину.
- Рано радуешься, до победы еще придется повоевать,- вставляет командир
отряда гвардии старший лейтенант Григорий Винарский. - На нас работы еще
хватит. У Рокоссовского есть еще для нас в запасе несколько портов -
Штральзунд, Росток, Свинемюнде.
- Ну, положим, до Штральзунда наш "Иван" не дотянет, - замечает Прохор
Гнеденко, заместитель штурмана полка по радионавигации, и пристраивается для
умывания на крутом бережку овражка.
Винарский смотрит на сомневающегося и в том же спокойном, вразумляющем
тоне добавляет:
- Вообще штурманам полезно в этом случае брать в руки навигационную
линейку.
Офицеры так увлеклись, что не заметили, как мы с замполитом полка
Пешковым остановились над ручьем и слушали их шутливую беседу. Улыбнувшись,
мы тихо, чтобы не мешать им, отошли от овражка и направились дальше в штаб.
Как всегда, там уже был наш начальник штаба гвардии подполковник
Василий Иванович Жердев. Кареглазый, высокий и стройный, всегда с улыбкой на
лице, он первым приходил в штаб и последним покидал его. Поздоровавшись с
нами, он доложил:
- Сейчас только что звонил начальник штаба авиадивизии подполковник
Бачинский и передал, что сегодня ожидается хорошая погода и что командир
авиадивизии генерал Глущенко поставил нам задачу - всем полком обеспечить
наведение и освещение цели в течение часа для того, чтобы другие полки
корпуса могли осуществить прицельную бомбардировку цели. При этом генерал
предупредил, что, возможно, это будет наш последний боевой вылет и надо
подготовиться к нему как нельзя лучше.
События на фронте развивались стремительно. Наши войска находились уже
далеко за Берлином, и сам Берлин не сегодня-завтра должен был пасть. С
падением его - конец войне.
На КП были вызваны начальники служб - заместитель командира полка
гвардии майор Николай Сергеевич Готин, штурман полка гвардии майор Павел
Данилович Шидловский, его заместитель по радионавигации-гвардии капитан
Прохор Борисович Гнеденко, начальник связи гвардии капитан Петр Васильевич
Маковский. Старший инженер гвардии инженер-майор Семен Филиппович Хоботов,
его заместитель по вооружению гвардии инженер-капитан Серафим Георгиевич
Корольков, все три командира авиаэскадрилий и штурманы, начальник
метеослужбы гвардии старший техник-лейтенант Серафима Александровна
Свистова.
Большая работа предстояла штурману полка Шидловскому и помощнику
начальника штаба по оперативной части гвардии майору А. С. Кирпатому. Им
предстояло составить график подсвета цели для каждого экипажа и плановую
таблицу очередности вылета самолетов. Не менее напряженная работа предстояла
специалистам служб вооружения, они должны были подготовить большое
количество осветительных бомб.
День спланировали так: после завтрака техсостав уезжает на аэродром
готовить самолеты к полету, а летный состав к тринадцати часам собирается на
КП для изучения задания и порядка освещения цели. Через час на аэродроме
вовсю шла работа. К вылету готовили двадцать три самолета и три резервных.
На аэродром вышло более двухсот пятидесяти человек, полных горячей энергии
молодых людей. В эскадрильях уже были выпущены боевые листки, все уже знали
об ответственном задании. На стоянках самолетов трудились и техники и
летчики во главе с командирами эскадрилий.
Наверное, в тысячный раз за время войны полк готовился к боевому
вылету. Выработались организованность и согласованность в работе каждого
сержанта и офицера. Война объединила людей, выковала боевую дружбу и многому
нас научила.
Авиационная техника строга, требовательна, с ней надо обращаться на
"вы", она не терпит людей небрежных и жестоко их наказывает. Управлять этой
техникой, используя до предела ее боевые качества, превратить ее в грозное
боевое оружие могут только люди, беззаветно любящие четкость, строгость и
организованный ритм работы. За три года боевых испытаний все в полку крепко
усвоили эту истину. Поэтому так слаженно и дружно, без суеты, идет работа на
аэродроме. Через несколько часов все двигатели опробованы, бомбы подвешены,
аппаратура и вооружение проверены. Командиры доложили о готовности самолетов
к полету. По установившейся в полку традиции мы с Пешковым, Хоботовым и
командирами эскадрилий обошли все стоянки и проверили готовность каждого
корабля.
Затем на КП были собраны летчики, штурманы, стрелки-радисты. Все они
расселись за столы в просторной и чистой, хорошо оформленной иллюстрациями,
диаграммами, различными схемами, картами, навигационными расчетами
штурманской комнате. Была объяснена задача, каждый из начальников служб дал
указания по вопросам своей специальности, а затем приступили к проигрышу -
так называется наземная отработка последовательности действий каждого члена
экипажа при боевом вылете.
Раньше проигрыш вылета часто задерживался, а то и вовсе срывался:
поздно приходили данные о времени нанесения удара - ведь только зная его,
можно установить время выхода на цель каждого экипажа. Затем мы решили не
ждать, а составлять график и делать проигрыш, беря за начало отсчета
условное время выхода на цель командира группы наведения. В итоге штурманам
оставалось лишь заменить в своих расчетах условное время фактическим.
Теперь и КП стал совсем другим. В начале войны на КП были пара столов,
телефон, который непрерывно звонил, теснота, толчея, раздраженные крики; на
узле связи всего один приемник.. А теперь командно-штурманский пункт - это
целый комплекс: телеграф, комната операторов, кабинет командира, большой
класс для изучения задания, комната диспетчера, у которого прямая связь со
штабами полка и дивизии и стартом...
Боевую задачу полк получил во второй половине дня. Она оставалась
прежней, обеспечивать наведение, обозначение и освещение цели - порта
Свинемюнде - на период бомбардировочного удара всем авиакорпусом. Прежними
оставались и направление захода на цель, и маршрут полета. Неизвестным пока
было только время удара.
Когда мы с Жердевым выходили из аппаратной телеграфа, теплое весеннее
солнце уже склонялось к высоким распускающимся липам старинного парка,
окружавшего со всех сторон наш небольшой гарнизон. Воздух был чист и
прозрачен, пахло свежей зеленью, дышалось легко.
Около столовой было по-праздничному весело, там раздавался
заразительный хохот, переливчато играла гармошка. Неподалеку от штурманского
класса сидели и стояли сержанты, среди них - известный весельчак и
гармонист, щеголеватый, с черным кучерявым чубом, черноглазый красавец
гвардии старшина Анатолий Давыдов и начальник связи 2-й эскадрильи гвардии
старшина Гурняк. Звонкими и задорными голосами они пели. Мы с Жердевым
невольно остановились, любуясь полной жизни и веселья молодежью. Через
несколько часов эти ребята полетят в бой...
На КП тихо. В большой комнате сидят, развернув карты и бортжурналы,
штурманы и командиры кораблей, все сосредоточенно готовятся к полету. На
огромной доске, в левой ее части, синоптическая карта: прогноз погоды по
маршруту, схема и вертикальный разрез погоды на всем пути полета
бомбардировщиков. Справа на доске - крупномасштабная схема военно-морской
базы и порта Свинемюнде. На ней четко обозначено плотное полукольцо -
расположение зенитной артиллерии и прожекторов. С юга и запада на глубину до
12 километров порт прикрыт примерно двадцатью зенитными батареями. Рядом
аэродром ночных истребителей. На схеме четко отмечены и места сосредоточения
в порту транспортов и боевых кораблей. Их немало - гитлеровцы пытаются
эвакуировать свои войска в Швецию.
Нашим самолетам придется первыми выйти на цель, принять на себя весь
огонь противовоздушной обороны противника. Летчики внимательно вглядываются
в схему, делают пометки на своих картах...
В 18.40 проработка задания закончена. Летчики докладывают, что к
выполнению задания готовы. Проверяем их подготовку, и экипажи отправляются к
самолетам.
На КП остались начальник штаба и два офицера. В полку было заведено
правило: в случае необходимости офицеры связи немедленно объезжали на
машинах все корабли и сообщали последние уточнения и распоряжения Наши
войска наступали стремительно, наземная обстановка менялась столь же
стремительно, изменялась линия фронта, и уточнения и дополнения приходилось
сообщать экипажам даже перед выруливанием на старт.
...Иду вдоль стоянок самолетов и слышу, как командир эскадрильи Илья
Земляной что-то горячо доказывает командиру корабля Подгородневу. Подхожу:
- В чем дело, товарищ Земляной, о чем такой горячий спор да еще перед
самым вылетом?
- Да вот у меня с лейтенантом Подгородневым небольшой разговор, товарищ
командир.
- А конкретнее?
Земляной посмотрел на Подгороднева и решительно заявил:
- Командир корабля гвардии лейтенант Подгороднев болен. Я считаю, что
нет нужды лететь больному на задание.
- Вы что, больны и лететь на задание собираетесь? - спрашиваю
лейтенанта.
- Нет, товарищ командир, не болен. Вчера немного недомогал, а сегодня
нет, лететь могу.
- Может быть, действительно вам следует отдохнуть? Запасные экипажи у
нас есть.
Глядя на меня умоляюще, Подгороднев, волнуясь. проговорил:
- Товарищ подполковник, прошу вас, я совсем здоров, напрасно командир
эскадрильи беспокоится... И тем более, это, может быть, действительно наш
последний полет, пропустить его мне нельзя. Как это - отдыхать, когда все
полетят на задание? Прошу вас...
Ясные и выразительные глаза молодого командира корабля с надеждой
смотрели на меня.
Я знал, как трудно остаться на земле, особенно в такое время, когда
решается исход войны - войны, которой были отданы все силы, долгие четыре
года.
Мы с Земляным не имели права отказать сегодня этому командиру корабля
лететь, в последний раз посчитаться с врагом.
- Хорошо. Летите. Пусть врач Иванов мне доложит, что он допускает вас к
полету.
Распорядившись так, я не сомневался, что Иванов допустит Подгороднева к
полетам и при этом авторитет командира эскадрильи не будет ущемлен...
Наконец мы получили данные о времени удара.
В 20.00 начался взлет. Над аэродромом плывет высокая облачность, на
западе ее края горят розовым огнем. Большой, пожелтевший диск солнца уже
коснулся светлой полосы горизонта, а потом, вспыхнув, залил ярким
ослепительным блеском далекие поля, гряды лесов я крышу высокого красного
здания в дальнем поселке.
На старт один за другим выруливают тяжелые бомбардировщики, натужно
взревев моторами, разбегаются и уходят в небо. Двадцать три самолета,
несмотря на тяжелые условия взлета с размокшего от недавних проливных дождей
аэродрома, поднялись в воздух всего за двадцать минут. Первым взлетел
командир группы наведения гвардии майор Николай Готин, за ним скрылись в
розовом блеске зари корабли Земляного, Гришина, Винарского, ушел в небо и
самолет Подгороднева, затем стали взлетать корабли и других эскадрилий. С
взлетом последнего самолета аэродром опустел и затих.
Центр боевого управления переместился на приемопередающий радиоузел
полка. Здесь хозяйничает начальник связи полка гвардии капитан Маковский. Он
старый, опытный радист 1-го класса, известный мастер радиосвязи ГВФ. Своим
опытом и знаниями он умело и охотно делится с молодежью. Вот и теперь он
ревниво следит за работой своих воспитанников - радистов Титова, Санникова и
В зимние месяцы 1945 года боевая нагрузка на экипажи полка все
возрастала, изменялись и условия, в которых приходилось летать.
Гитлеровцы не только бомбили наши аэродромы, но и все время
барражировали в районе цели и на маршрутах, по которым мы летали в Восточную
Пруссию а порты Прибалтики. Немецкие истребители вновь стали применять свой
старый тактический прием. 16 января при возвращении с бомбардировки
Инстенбурга экипаж гвардии лейтенанта Сычева, с которым в качестве
контролера летал штурман полка Василий Федорович Барабанщиков, привел "на
хвосте" вражеский истребитель. И когда самолет уже снижался для посадки,
немец на малой высоте сзади в упор расстрелял его. Самолет на наших глазах
вспыхнул и упал на взлетной полосе. Вместе с командиром корабля гвардии
лейтенантом В. Н. Сычевым погибли гвардии майор В. Ф. Барабанщиков, гвардии
лейтенант С. Н. Холод, старший техник-лейтенант Е. И. Муратов и гвардии
сержант В. С. Трегубов. Мы очень тяжело переживали эту потерю. Еще одна
могила с близкими нам боевыми товарищами гвардейцами на литовской земле...
Но эта потеря и боль подхлестнули нашу бдительность, напомнили, что ни
в какой момент полета расслабляться нельзя. После этого случая ни одному
гитлеровцу не удалось прилететь к нашему аэродрому "на хвосте" какой-нибудь
из наших машин.
НА БЕРЛИН!
В канун нового 1945 года мы перелетели на новое место базирования - в
Старовеси под Варшавой. Погода на маршрутах и в районах наших целей была
плохой, и до середины января на боевые задания мы не летали.
Когда погода установилась, бомбили Кенигсберг, Пиллау, Гдыню, Данциг.
Из-за слабого противодействия противовоздушной обороны противника
действовали со средних высот - эффективно, потерь не имели.
Вообще с начала 1945 года воздушная обстановка на всех фронтах
характеризовалась абсолютным господством нашей авиации в воздухе.
Моральный фактор в воздушных боях был также на нашей стороне. Немцы
потеряли веру в победу, боялись рисковать и в бою были крайне осторожны. При
организованном отпоре со стороны наших бомбардировщиков они "поджимали
хвосты" и убирались восвояси.
И я вспоминал сорок первый год, наших славных соколов: чем тяжелее была
обстановка на фронте, тем мужественнее, злее, с большей готовностью к
самопожертвованию они дрались. Сколько советских летчиков, не щадя жизни,
шли в воздушном бою на крайние меры, обрушивали свою машину на врага... Их
имен не перечесть!
Шестого апреля в штабе раздался телефонный звонок. Подняв трубку, я
услышал как всегда бодрый голос нашего командира дивизии генерал-майора
авиации Ивана Ивановича Глущенко.
- Богданов? Здравствуй. Как дела, как настроение?
- Дела идут хорошо, вот только беспокоюсь за аэродром - от проливных
дождей он совсем раскис, летать с него ночью будет трудно.
- Тогда вот что. Раз аэродром плохой, готовься завтра бомбить
Кенигсберг в дневное время.
- Как - в дневное?
- Так. Очень просто - днем. Покажите, на что гвардия способна.
- Кто нас будет сопровождать?
- Никто. Сами справитесь. Готовьтесь хорошенько всем полком, чтобы на
земле ни одного самолета не осталось. До завтра, - и он положил трубку.
Пока я разговаривал с генералом, у начальника штаба уже лежало на столе
предварительное распоряжение, полученное по телетайпу. Сомнений не было -
будем бомбить Кенигсберг днем. Здорово! Когда-то к этому городу еле
прорывалась небольшая группа самолетов только ночью, и он считался целью
первой сложности, а теперь будем бомбить его всем полком, дивизией,
корпусом. Не верилось, голова шла кругом.
Готовясь к вылету, мы узнали, что в этот день Кенигсберг будут бомбить
около 250 бомбардировщиков фронтовой авиации и более 500 самолетов авиации
дальнего действия. Во время удара на подступах к городу на разных высотах
будут патрулировать более 100 наших истребителей. До подхода наших самолетов
к Кенигсбергу армейские штурмовики и бомбардировщики нанесут удары по
основным аэродромам противника, подавят его истребительную авиацию.
Крупные авиационные силы вместе с артиллерией должны были разрушить
мощные фортификационные сооружения и опорные пункты Кенигсберга, подавить
артиллерийские батареи врага, чтобы позволить войскам фронта быстро и с
малыми потерями овладеть городом.
Этой исключительной по своему значению и размаху воздушной операцией
руководил представитель Ставки Верховного Главнокомандования Главный маршал
авиации А. А. Новиков.
В подобных операциях нам участвовать еще не приходилось. Поэтому к
боевому вылету полк готовился тщательно и с подъемом. Бомбовую загрузку
взяли максимальную: по четыре "чушки" - двухсотпятидесятикилограммовые
фугаски - висело под фюзеляжем, по пятьсот килограммов малокалиберных бомб в
ящиках лежало в грузовой кабине каждого самолета.
Чтобы более кучно сбрасывать "мелочь" на цель, в каждый экипаж добавили
по одному оружейнику. В полет на этот раз напросились инженер по вооружению
гвардии инженер-капитан Серафим Корольков, который никогда не пропускал
такой возможности, парторг полк а гвардии майор Ф. Е. Шабаев, начальник
химслужбы старший лейтенант М. Е. Парамзин, начальник парашютно-десантной
службы гвардии капитан П. И. Осинцев.
Боевой порядок полка состоял из трех групп, в каждой группе в кильватер
летели самолеты одной эскадрильи. Во главе каждой группы летели командиры
авиаэскадрилий гвардии старший лейтенант Василий Филимонов, гвардии старший
лейтенант Илья Земляной и гвардии капитан Владимир Ярошевич. Возглавлял все
три группы мой командирский самолет.
Погода была хорошей, но стояла густая дымка.
Давненько не летал я днем на боевое задание, отвык от таких полетов.
Многие летчики полка и вовсе не летали на бомбометание в дневное время. Днем
все выглядело по-иному, очень непривычно. Внимание рассеивалось обилием
объектов, находившихся в поле зрения. Но было спокойнее на сердце, больше
было уверенности. Рядом товарищи, столько глаз, все тебя видят, и ты всех
видишь, и потому ничто тебе не страшно. Правду в народе говорят: "На миру и
смерть красна".
Бомбардировку мы начали в точно заданное время, и вначале все проходило
хорошо и организованно. "Обедню испортили" отдельные самолеты других частей,
которые прилетели на цель раньше заданного им времени и начали бомбить ее с
других, более высоких, чем наш, эшелонов и заходить на цель с других
направлений. Это создало на короткое время беспорядок над целью. Однако все
кончилось благополучно. Задания все подразделения выполнили, и с хорошими
результатами.
На следующий день мы повторили дневной бомбардировочный удар по
Кенигсбергу. Он был более организованным и успешным. Во время удара над
целью откуда-то появился одинокий Ме-109, попытался сзади атаковать самолет
Сажина. Но экипаж не дремал: башенный стрелок Поярков, бортрадист Филатов и
старшина Жарков дружным огнем своих пулеметов и авиационными гранатами не
дали гитлеровцу подойти близко.
Совместные действия войск 3-го Белорусского фронта и авиации заставили
противника быстро прекратить сопротивление. 10 апреля гарнизон Кенигсберга
капитулировал. Бывший его комендант, генерал Ляш, взятый в плен нашими
войсками, позже признавался: "...Во взятии Кенигсберга авиация сыграла
исключительно большую роль - солдаты были измучены, прижаты к земле, загнаны
в блиндажи". (Цит. по кн.: Советские Военно-Воздушные силы в Великой
Отечественной войне 1941-1945 гг. М., Воениздат, 1968, с. 363.)
А 16 апреля наш полк вместе с другими частями авиации дальнего действия
стал действовать на берлинском направлении. Первый свой удар бомбардировщики
нанесли по Зееловским высотам, где проходила вторая полоса обороны
противника. Крутые каменистые склоны этих высот были труднодоступны не
только для танков, но и для пехоты.
Для того чтобы бомбардировщики по ошибке не поразили свои войска,
световыми сигналами был обозначен "коридор", по которому мы выходили на
укрепленный узел врага с городом Зеелов в центре.
Когда в пять часов утра наши самолеты были над целью, внизу перед нами
открылась потрясающая воображение картина. В свете ярких лучей тысяч
зенитных прожекторов огромный вал рвущихся артиллерийских снарядов и молнии
гвардейских минометов накатывались на позиции противника, уничтожая все на
своем пути. И одновременно сотни наших тяжелых воздушных кораблей обрушили
на противника тысячи бомб... Мне кажется, что ни одна палитра великих
художников-баталистов, никакой талант не смогли бы передать масштабность
панорамы, краски всплесков орудийных залпов, невиданный, неповторимый свет,
который мы видели вокруг и под крылом нашего самолета. Зрелище было
фантастическим. Огромная, ни с чем не сравнимая гордость за нашу Красную
Армию, за ее полководцев, за военную мощь пашей Родины переполняла сердца.
И мы действовали неплохо. Еще в воздухе наши радисты получили
циркулярную радиограмму, в которой командование наземных войск благодарило
авиаторов за успешное выполнение задания.
Близились последние аккорды войны. Работники аэродромного обслуживания
проявляли трогательную заботу о летном составе: организовали улучшенный
рацион питания, составили широкий ассортимент блюд, из которых мы заказывали
себе меню на следующий день, обновили бортовые пайки, на каждый самолет
стали выдавать в полет бутерброды и термосы с чаем или кофе.
К этому времени у нас в полку совместно с батальоном аэродромного
обеспечения была организована хорошая самодеятельность. Руководил
самодеятельностью офицер БАО капитан Виктор Данилович Кириллин. Он был
подлинный артист и хороший организатор.
Как раз накануне полетов на Берлин к нам в полк приехали член Военного
сове га АДД генерал-полковник авиации Г. Г. Гурьянов, заместитель командира
нашего 3-го Брянского авиакорпуса по политчасти генерал-майор авиации Н. В.
Очнев и начальник политотдела корпуса полковник В. А. Окунев. Они хотели
проверить, как мы готовимся к предстоящим ответственным боевым полетам,
узнать настроение личного состава полка.
Ночного вылета в тот день не намечалось, и замполит полка Пешков вместе
с заместителем командира БАО по политчасти майором М. Н. Домашенко показали
начальству нашу самодеятельность. Ансамбль песни и пляски, художественное
чтение были на самом высоком уровне и очень понравились гостям. Но когда
моторист гвардии сержант Захаров своим великолепным густым басом исполнил
"Вдоль по Питерской", генерал Гурьянов был в восторге. Он вышел на сцену и,
сняв свои часы, подарил их нашему певцу. Григорий Георгиевич любил все
русское. Уезжая из части, он сказал:
- Кто умеет так петь и танцевать, тот любит жизнь и крепко будет за нее
драться.
20 апреля тяжело нагруженные бомбами воздушные корабли, как бы нехотя,
надрывно гудя моторами, долго разбегались по раскисшему грунту, на самой
границе аэродрома отрывались от земли и уходили в небо. За штурвалами сидели
закаленные в боях ветераны полка и наши "малыши", как любовно мы называли И.
А. Селезнева, Е. В. Подгороднева, В. И. Зенцова, В. Я. Гугучкина, В. А.
Пустозерова, В. М. Шеворакова. Они и впрямь были небольшие, худенькие и
щупленькие, но они уверенно вели свои самолеты на Берлин...
За всех, кто сгорел в этой войне, за всех, кто погиб на виселицах и
умер под пытками гитлеровских палачей, за варварски застреленных, замученных
женщин, детей, стариков, за сожженные наши города, выжженные села, за смерть
и кровь наших товарищей мы мстили, обрушивая мощные фугаски на берлогу
фашистского зверя.
...За отличные действия в период прорыва вражеской обороны на
берлинском направлении и взятие города Берлина Верховный главнокомандующий
объявил всему личному составу 3-го Брянского авиакорпуса благодарность.
За мастерски организованное выполнение боевых задач, мужество и отвагу
личного состава, проявленные в боях с немецкими захватчиками при взятии
столицы Германии - Берлина, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 11
июля 1945 года наш полк был награжден орденом Суворова III степени.
ПОСЛЕДНИЙ БОЕВОЙ ВЫЛЕТ
Последние дни войны никакое время не может изгладить из нашей памяти.
Победа, выстраданная в кровопролитных битвах, долгими годами, великая
победа так близка и ощутима была в эти солнечные весенние дни, что радостно
билось сердце, и настроение у всех было праздничное, к каждому боевому
вылету готовились с большим подъемом и энергией.
1 мая самолеты прилетели с задания на рассвете, и экипажи легли спать,
когда уже занялась заря. Но не прошло и шести часов, а весь полк на ногах.
На спортплощадке около столовой слышны громкий смех, веселые голоса. По
высокой лестнице дома летного общежития снуют туда-сюда с полотенцами в
руках молодые люди, обнаженные до пояса, некоторые неизвестно где уже успели
загореть. Большое оживление около "умывальника" - прозрачного холодного
ручья, протекающего в овражке возле общежития. Здесь своеобразное место
встреч друзей - офицеров и сержантов из разных эскадрилий, место обмена
новостями. Вот и сейчас слышны взаимные приветствия, поздравления с
праздником Первого Мая, нетерпеливые расспросы о самом главном, чем живет
сейчас каждый наш воин-гвардеец: как Берлин?
- Что слышно нового? - спрашивает Андрей Долгополый, молодой штурман из
1-й эскадрильи.
- Капут Берлину, - отвечает ему спокойный, рассудительный штурман 2-й
эскадрильи Василий Шишмаков, его белокурый чуб развевается на ветру; глядя
на товарища, он лукаво чуть-чуть улыбается.
- Вот здорово! - радостно восклицает тот. - Значит, взяли, Вася?
- Нет, думают сегодня, после обеда, взять.
- Я серьезно тебя спрашиваю...
- А я серьезно отвечаю. Наши берут последние кварталы, только что об
этом говорил подполковник Пешков.
- Красота! Полный порядок, капут Берлину.
- Рано радуешься, до победы еще придется повоевать,- вставляет командир
отряда гвардии старший лейтенант Григорий Винарский. - На нас работы еще
хватит. У Рокоссовского есть еще для нас в запасе несколько портов -
Штральзунд, Росток, Свинемюнде.
- Ну, положим, до Штральзунда наш "Иван" не дотянет, - замечает Прохор
Гнеденко, заместитель штурмана полка по радионавигации, и пристраивается для
умывания на крутом бережку овражка.
Винарский смотрит на сомневающегося и в том же спокойном, вразумляющем
тоне добавляет:
- Вообще штурманам полезно в этом случае брать в руки навигационную
линейку.
Офицеры так увлеклись, что не заметили, как мы с замполитом полка
Пешковым остановились над ручьем и слушали их шутливую беседу. Улыбнувшись,
мы тихо, чтобы не мешать им, отошли от овражка и направились дальше в штаб.
Как всегда, там уже был наш начальник штаба гвардии подполковник
Василий Иванович Жердев. Кареглазый, высокий и стройный, всегда с улыбкой на
лице, он первым приходил в штаб и последним покидал его. Поздоровавшись с
нами, он доложил:
- Сейчас только что звонил начальник штаба авиадивизии подполковник
Бачинский и передал, что сегодня ожидается хорошая погода и что командир
авиадивизии генерал Глущенко поставил нам задачу - всем полком обеспечить
наведение и освещение цели в течение часа для того, чтобы другие полки
корпуса могли осуществить прицельную бомбардировку цели. При этом генерал
предупредил, что, возможно, это будет наш последний боевой вылет и надо
подготовиться к нему как нельзя лучше.
События на фронте развивались стремительно. Наши войска находились уже
далеко за Берлином, и сам Берлин не сегодня-завтра должен был пасть. С
падением его - конец войне.
На КП были вызваны начальники служб - заместитель командира полка
гвардии майор Николай Сергеевич Готин, штурман полка гвардии майор Павел
Данилович Шидловский, его заместитель по радионавигации-гвардии капитан
Прохор Борисович Гнеденко, начальник связи гвардии капитан Петр Васильевич
Маковский. Старший инженер гвардии инженер-майор Семен Филиппович Хоботов,
его заместитель по вооружению гвардии инженер-капитан Серафим Георгиевич
Корольков, все три командира авиаэскадрилий и штурманы, начальник
метеослужбы гвардии старший техник-лейтенант Серафима Александровна
Свистова.
Большая работа предстояла штурману полка Шидловскому и помощнику
начальника штаба по оперативной части гвардии майору А. С. Кирпатому. Им
предстояло составить график подсвета цели для каждого экипажа и плановую
таблицу очередности вылета самолетов. Не менее напряженная работа предстояла
специалистам служб вооружения, они должны были подготовить большое
количество осветительных бомб.
День спланировали так: после завтрака техсостав уезжает на аэродром
готовить самолеты к полету, а летный состав к тринадцати часам собирается на
КП для изучения задания и порядка освещения цели. Через час на аэродроме
вовсю шла работа. К вылету готовили двадцать три самолета и три резервных.
На аэродром вышло более двухсот пятидесяти человек, полных горячей энергии
молодых людей. В эскадрильях уже были выпущены боевые листки, все уже знали
об ответственном задании. На стоянках самолетов трудились и техники и
летчики во главе с командирами эскадрилий.
Наверное, в тысячный раз за время войны полк готовился к боевому
вылету. Выработались организованность и согласованность в работе каждого
сержанта и офицера. Война объединила людей, выковала боевую дружбу и многому
нас научила.
Авиационная техника строга, требовательна, с ней надо обращаться на
"вы", она не терпит людей небрежных и жестоко их наказывает. Управлять этой
техникой, используя до предела ее боевые качества, превратить ее в грозное
боевое оружие могут только люди, беззаветно любящие четкость, строгость и
организованный ритм работы. За три года боевых испытаний все в полку крепко
усвоили эту истину. Поэтому так слаженно и дружно, без суеты, идет работа на
аэродроме. Через несколько часов все двигатели опробованы, бомбы подвешены,
аппаратура и вооружение проверены. Командиры доложили о готовности самолетов
к полету. По установившейся в полку традиции мы с Пешковым, Хоботовым и
командирами эскадрилий обошли все стоянки и проверили готовность каждого
корабля.
Затем на КП были собраны летчики, штурманы, стрелки-радисты. Все они
расселись за столы в просторной и чистой, хорошо оформленной иллюстрациями,
диаграммами, различными схемами, картами, навигационными расчетами
штурманской комнате. Была объяснена задача, каждый из начальников служб дал
указания по вопросам своей специальности, а затем приступили к проигрышу -
так называется наземная отработка последовательности действий каждого члена
экипажа при боевом вылете.
Раньше проигрыш вылета часто задерживался, а то и вовсе срывался:
поздно приходили данные о времени нанесения удара - ведь только зная его,
можно установить время выхода на цель каждого экипажа. Затем мы решили не
ждать, а составлять график и делать проигрыш, беря за начало отсчета
условное время выхода на цель командира группы наведения. В итоге штурманам
оставалось лишь заменить в своих расчетах условное время фактическим.
Теперь и КП стал совсем другим. В начале войны на КП были пара столов,
телефон, который непрерывно звонил, теснота, толчея, раздраженные крики; на
узле связи всего один приемник.. А теперь командно-штурманский пункт - это
целый комплекс: телеграф, комната операторов, кабинет командира, большой
класс для изучения задания, комната диспетчера, у которого прямая связь со
штабами полка и дивизии и стартом...
Боевую задачу полк получил во второй половине дня. Она оставалась
прежней, обеспечивать наведение, обозначение и освещение цели - порта
Свинемюнде - на период бомбардировочного удара всем авиакорпусом. Прежними
оставались и направление захода на цель, и маршрут полета. Неизвестным пока
было только время удара.
Когда мы с Жердевым выходили из аппаратной телеграфа, теплое весеннее
солнце уже склонялось к высоким распускающимся липам старинного парка,
окружавшего со всех сторон наш небольшой гарнизон. Воздух был чист и
прозрачен, пахло свежей зеленью, дышалось легко.
Около столовой было по-праздничному весело, там раздавался
заразительный хохот, переливчато играла гармошка. Неподалеку от штурманского
класса сидели и стояли сержанты, среди них - известный весельчак и
гармонист, щеголеватый, с черным кучерявым чубом, черноглазый красавец
гвардии старшина Анатолий Давыдов и начальник связи 2-й эскадрильи гвардии
старшина Гурняк. Звонкими и задорными голосами они пели. Мы с Жердевым
невольно остановились, любуясь полной жизни и веселья молодежью. Через
несколько часов эти ребята полетят в бой...
На КП тихо. В большой комнате сидят, развернув карты и бортжурналы,
штурманы и командиры кораблей, все сосредоточенно готовятся к полету. На
огромной доске, в левой ее части, синоптическая карта: прогноз погоды по
маршруту, схема и вертикальный разрез погоды на всем пути полета
бомбардировщиков. Справа на доске - крупномасштабная схема военно-морской
базы и порта Свинемюнде. На ней четко обозначено плотное полукольцо -
расположение зенитной артиллерии и прожекторов. С юга и запада на глубину до
12 километров порт прикрыт примерно двадцатью зенитными батареями. Рядом
аэродром ночных истребителей. На схеме четко отмечены и места сосредоточения
в порту транспортов и боевых кораблей. Их немало - гитлеровцы пытаются
эвакуировать свои войска в Швецию.
Нашим самолетам придется первыми выйти на цель, принять на себя весь
огонь противовоздушной обороны противника. Летчики внимательно вглядываются
в схему, делают пометки на своих картах...
В 18.40 проработка задания закончена. Летчики докладывают, что к
выполнению задания готовы. Проверяем их подготовку, и экипажи отправляются к
самолетам.
На КП остались начальник штаба и два офицера. В полку было заведено
правило: в случае необходимости офицеры связи немедленно объезжали на
машинах все корабли и сообщали последние уточнения и распоряжения Наши
войска наступали стремительно, наземная обстановка менялась столь же
стремительно, изменялась линия фронта, и уточнения и дополнения приходилось
сообщать экипажам даже перед выруливанием на старт.
...Иду вдоль стоянок самолетов и слышу, как командир эскадрильи Илья
Земляной что-то горячо доказывает командиру корабля Подгородневу. Подхожу:
- В чем дело, товарищ Земляной, о чем такой горячий спор да еще перед
самым вылетом?
- Да вот у меня с лейтенантом Подгородневым небольшой разговор, товарищ
командир.
- А конкретнее?
Земляной посмотрел на Подгороднева и решительно заявил:
- Командир корабля гвардии лейтенант Подгороднев болен. Я считаю, что
нет нужды лететь больному на задание.
- Вы что, больны и лететь на задание собираетесь? - спрашиваю
лейтенанта.
- Нет, товарищ командир, не болен. Вчера немного недомогал, а сегодня
нет, лететь могу.
- Может быть, действительно вам следует отдохнуть? Запасные экипажи у
нас есть.
Глядя на меня умоляюще, Подгороднев, волнуясь. проговорил:
- Товарищ подполковник, прошу вас, я совсем здоров, напрасно командир
эскадрильи беспокоится... И тем более, это, может быть, действительно наш
последний полет, пропустить его мне нельзя. Как это - отдыхать, когда все
полетят на задание? Прошу вас...
Ясные и выразительные глаза молодого командира корабля с надеждой
смотрели на меня.
Я знал, как трудно остаться на земле, особенно в такое время, когда
решается исход войны - войны, которой были отданы все силы, долгие четыре
года.
Мы с Земляным не имели права отказать сегодня этому командиру корабля
лететь, в последний раз посчитаться с врагом.
- Хорошо. Летите. Пусть врач Иванов мне доложит, что он допускает вас к
полету.
Распорядившись так, я не сомневался, что Иванов допустит Подгороднева к
полетам и при этом авторитет командира эскадрильи не будет ущемлен...
Наконец мы получили данные о времени удара.
В 20.00 начался взлет. Над аэродромом плывет высокая облачность, на
западе ее края горят розовым огнем. Большой, пожелтевший диск солнца уже
коснулся светлой полосы горизонта, а потом, вспыхнув, залил ярким
ослепительным блеском далекие поля, гряды лесов я крышу высокого красного
здания в дальнем поселке.
На старт один за другим выруливают тяжелые бомбардировщики, натужно
взревев моторами, разбегаются и уходят в небо. Двадцать три самолета,
несмотря на тяжелые условия взлета с размокшего от недавних проливных дождей
аэродрома, поднялись в воздух всего за двадцать минут. Первым взлетел
командир группы наведения гвардии майор Николай Готин, за ним скрылись в
розовом блеске зари корабли Земляного, Гришина, Винарского, ушел в небо и
самолет Подгороднева, затем стали взлетать корабли и других эскадрилий. С
взлетом последнего самолета аэродром опустел и затих.
Центр боевого управления переместился на приемопередающий радиоузел
полка. Здесь хозяйничает начальник связи полка гвардии капитан Маковский. Он
старый, опытный радист 1-го класса, известный мастер радиосвязи ГВФ. Своим
опытом и знаниями он умело и охотно делится с молодежью. Вот и теперь он
ревниво следит за работой своих воспитанников - радистов Титова, Санникова и