прошла несколько шагов. Остановилась около железной бочки с водой, не
отрывая пустого взгляда от черной поверхности. С усилием оторвала глаза,
тоскуя, покрутила головой и, не чувствуя ног, вернулась к веранде. Села на
нижнюю ступеньку, привалившись к стене дома. Боль нарастала, поднимая
древние, как будто насмерть забытые чувства, такие глубокие, что, казалось,
они поднимаются из ада. Она только успела подумать, что они, кажется,
действительно оттуда, и в эту секунду мысли оставили ее.
...Жизнь совершалась внутри без слов, без возможности схватить концы и
начала мыслей и даже без видимых образов, летящих чередой и внезапно
ложащихся единственным словом. Она чувствовала пустоту, но не могла
разрушить эту минуту, чувствуя, что эта пустота целостна, едина и заполнена
каким-то важным смыслом. Сама эта пустота была глубиной и смыслом. Света
замерла, чувствуя огромное напряжение, она не участвовала в том, что
происходило внутри, не могла бы ни ускорить, ни оформить, ни назвать. Доведя
нить до конца, эта бесформенная толща рано или поздно сама бы оформилась в
неожиданное понимание - без специально затраченных усилий.
Она глядела в темные кусты, не чувствуя тонкого и пахучего ветра,
шелестящего и полного событий густого потока ночной жизни. Не видя горящей,
медленно и неотвратимо идущей жизни ночного неба. Тучи затянули звезды.
Тонкая рябь, волнение прошло по листам...
Внезапно она очнулась, прошла в гостиную, вырвала из записной книжки
несколько листков и начала быстро писать:
"Дорогой папа!
Я ненавидела тебя больше всего в жизни. Так случается с ребенком, если
отец бросает его. Я даже не знала, как сильно это чувство. Ведь ребенок не
осознает его и самого себя. Но ранние впечатления откладываются, как образы:
иногда через слух, зрительно, а иногда и ни так, и ни этак, но они
откладываются все равно. Подросток чувствует, какой монстр созрел в его
сердце... Он хочет насолить своему отцу, чтобы ему стало хуже, больнее. Не
важно, что отец не видит этого, а от этого страдает только он сам. Но ради
мести подросток начинает грешить: все, что говорил любимый человек, надо
сделать наоборот, и зло - лучшая мера наказания для этой цели. Моя жизнь
была как раз такой... Дети могут быть злыми, но я думаю, что многие
подростки жестоки прежде всего к самим себе.
Папа, я люблю тебя и так виновата перед тобой. Я люблю маму и простила
ее, потому что я большая, я теперь могу понять. Твоя Света".
Вадим лежал, закрыв глаза, пил какие-то таблетки, потом долго отмокал в
ванной под струей, превозмогая полную разбитость. Домашние ушли. Он слышал,
как что-то крикнула Лена, но не разобрал. Дверь грохнула металлическим
языком, все стихло. Вадим, одуревший от слишком горячей воды, сел в кухне на
табурете, дожидаясь кофе.
В мире был ветер. Муссон, страстный и влажный, пронизывал острой дрожью
надвигающегося шторма, тонкой судорогой пугая тело, солеными иглами
ввинчивал в город дух взрезанной рыбы, сырых водорослей, поднимающихся из
тяжких глубин, и чувство яркого, неумолимого события. Стеная, повизгивали
деревья, и соседский кот, раздираемый укусами ветра, вздыбя усы, с укором
поглядывал на небо.
Вадим поставил Вивальди и глотнул кофе. Нужно как-то переломить тревогу
и невыносимое чувство ошибки, всегда после снов наполняющее голову. Это
чувство появлялось все чаще, и все труднее было избавиться от него. "Не тот
это город и местность не та..." Он посидел, и, забыв о кофе, пошел в
кабинет.
Стол был завален черновиками и статьями. Вадим заглянул в какую-то
бумагу. Посидел, поглядывая в окно, переложил листки. Встал, собираясь
что-то сделать, но сразу же сел на место и долго разглядывал старый букет в
узкой вазе. Достал бумаги из стола, прочитал одну из них и положил в общую
кучу. Болела голова.
Он медленно отправился на кухню, выпил таблетку. Проигрыватель тихо
посвистывал. Он выключил его. Открыл дверь, чтобы выйти в сад, и нос к носу
столкнулся с Ильей, звонившим в его дверь.
Илья пришел в сопровождении пожилого благообразно-седого человека, с
любопытством выглядывавшего из-за его спины. Несмотря на обычную для Ильи
самонадеянность, почему-то казалось, что именно он выглядывает из-за спины
своего знакомца. Вадим ощутил какую-то необъяснимую тоску, от этого смутился
и жестом предложил войти, не поднимая головы.
- Познакомьтесь, - сказал Илья, - новое пополнение, недавно из России -
Соломон Якобсон. Доктор наук.
Новый гость был невысок ростом, с седой густой гривой, которую он
поминутно укладывал назад растопыренной пятерней. Он сильно потел в,
по-видимому, новом для него австралийском климате и, уложив волосы, каждый
раз отирал лицо и двойной подбородок тыльной стороной ладони. Этот
подбородок даже нельзя было назвать двойным, потому что с фасадной части он
образовывал как бы вторую шею, упираясь нижним концом почти в середину
груди, и служил хозяйской голове своего рода подставкой, наподобие
фараоновых. С этой устойчивой шеи гость смотрел на собеседников несколько
сверху вниз, отстраненным и отчасти недоумевающим взглядом, как если бы не
понимал, кто это перед ним и зачем. На своем стуле Соломон устроился с
большим удобством, несколько раз привстал, ища лучшее положение. Разгладил
жилетку. Взял из вазочки печенье, окунул в чай и стал обсасывать мякоть.
Вадим вспомнил, что когда он был маленький, его ленинградская бабушка тоже
любила макать печенье в чай, чтобы сделать печенье мягким, и его научила
тому же. Гость рассматривал комнату большими, темными глазами, с какой-то
неизменной печалью, навевающей мысли о непреходящем, вечном.
Они с Ильей несколько раз переглянулись, когда Илья сказал:
- У Соломона - гениальная идея, он фирму открывает. Джарру будет гнать.
- Как? - переспросил Вадим.
- Красное дерево, местную джарру надо гнать в Москву: на стройматериалы
в России цены высокие, а здесь это золото стоит копейки. Клондайк! Деньги
пойдут страшные! Соломон ищет хороший двор под склад. Кое-что уже нашли, но
надо еще. Как у вас с территорией?
- Этот двор хозяйский, - ответил Вадим, но Соломон заметил:
- Все можно уладить, - и достал из сумки, стоявшей у его ног, бутылку
хорошего красного вина. - Давайте земельку осмотрим?
Они вышли в сад, обошли дом. Илья знал, куда привел Соломона. Вадим
снимал небольшой дом в одном из спальных районов. Как это часто бывает в
Австралии, такие районы клиньями садов выходят на более или менее обширный
кусок леса или пастбища, а те, в свою очередь, перемежаются новыми спальными
районами и парковыми зонами. Хозяин дома, в котором обитал Вадим с семьей,
обладал изрядным куском земли, сам дом занимал только малую его часть, а
остаток был неосвоенной пустошью, сильно изрезанную оврагом, на которой
хозяин, по-видимому, еще не решил, что лучше построить. А, может быть, у
него не было денег. Так или иначе, но Вадим был до некоторой степени
временным совладельцем изрядной земли, которой не было ни у кого из знакомых
эмигрантов, и вот этот обширный участок и был очень соблазнителен для
Соломона в смысле размещения на нем поместительного склада. Окинув взглядом
открывшуюся перед ним удачу, Соломон забегал, вымеряя шагами размер поля и
оглядывая подъездной путь.
- Власти хранить не разрешат! - крикнул ему Вадим на другой конец
участка.
- А кто их спросит? Земля очень для меня подходящая!
- И соседи не дадут.
Соломон обернулся и, засмеявшись, погрозил пальцем:
- Надо написать в правительство письмо, что здесь все прогнило и нужен
Сталин!
Вадим улыбнулся, но в сомнении прошел несколько шагов и отрицательно
покачал головой. Илья показал рукой на улицу:
- Все с дороги видно, - и повернул к дому. Вадим уже открывал дверь.
Соломон прошел вдоль изгороди, выглянул на улицу поверх ворот, рассмотрел ее
и пошел за всеми.
В кухне Илья пробежал глазами заголовки русских газет, лежащих кипой на
столе, Вадим отвернулся приготовить кофе, а в этот момент Соломон взял со
стола бутылку вина и положил в свою сумку, но, заметив выразительный взгляд
Ильи, вытащил ее и поставил на стол.
Вадим расставил бокалы, открыл вино.
- Когда начнем осваивать земельные угодия? - весело спросил Соломон,
весь подавшись к Вадиму.
- А зачем вам столько земли?
- Вопрос серьезного человека! - засмеялся Соломон и разлил вино по
бокалам. - Я начинаю большое дело.
Он достал из кармана очки в золотой оправе, пачку карманных салфеток,
ручку, калькулятор, и все это разложил перед собой в каком-то знакомом ему
порядке.
- Надо бы консультацию получить, с чего начинать? - предложил Вадим.
Но Соломон, оказывается, за два месяца научился заказывать бесплатно
переводчика и с ним все бумаги изучил. Вдобавок получил все возможные
пособия и уже встал в очередь на бесплатный дом для малоимущих.
- Я нашел золотой бизнес - месяц-два и пойдет настоящая прибыль! И вам,
Вадим, предлагаю! - лицо его просияло.
- Шустер тоже начал хорошо, - заметил Илья.
- Видел я его. Мелкий жулик. А мы займемся делом, - Соломон весь
повернулся на стуле к Вадиму.
Тот неуверенно ответил, что от него в этом деле мало пользы, но Соломон
твердо сказал, что ему и знать ничего не надо, он сам схемы придумает,
отладит аккуратно. Через этот склад будут проходить партии дерева.
Вадим замялся, пробурчал что-то и оглянулся на уже закипевший чайник.
Тогда Соломон подумал и добавил:
- А деньги я вам буду перечислять в Россию, чтобы в Австралии налоги не
платить.
- Подпольный бизнес?
- Вам хочется купить этот дом? - спросил Соломон, не ответив на вопрос.
- В общем, да.
- Вот вы мне поможете, а я вам помогу!
- Закон придется нарушить. Как я помню, территорию вокруг дома нельзя
использовать под бизнес.
- Ведь своих денег вы никогда не наберете, я правильно понимаю?
Вадим уклончиво кивнул. Соломон, откинувшись назад, свысока осмотрел
лежавшие перед ним предметы, выбрал очки, достал из пачки салфетку и
неторопливо протер их. Его жесты и сама неспешность выдавали уверенного в
себе человека; как будто он уже много раз предлагал подобные сделки и знал
нужные аргументы. Кажется, Вадим почувствовал правоту Соломона, что да,
денег ему не собрать, поэтому он несколько скис и ссутулился над своей
чашкой. Соломон взглянул на него, подышал на уже совсем чистые очки, протер
их еще раз и одел. Свободно откинулся на стуле, покрутил головой на своей
фараоновой шее-подставке: у него был вид импозантного ученого высокого
ранга. Обежав комнату глазами, он остановил взгляд на Вадиме и сказал
неожиданно располагающе и доверительно:
- Я, может быть, дам вам денег. Так сказать, кредит... Вы купите дом, и
у нас с хозяином вообще никаких проблем не будет! - находчиво закончил он и
весело оглядел собеседников.
Вадим с сожалением заметил, что он этот дом снял через агентство и
хозяина не знает - здесь не принято напрямую.
- Так давно живете, а простые вещи не знаете! - махнул рукой Соломон. -
Есть специальная контора, вы показываете им свое австралийское гражданство,
платите десять долларов, и в обход вашего агента они в два счета находят вам
хозяина!
- Быстро вы тут все узнали...
- Большой опыт, образование и смекалка, - засмеялся Соломон, а Вадиму
захотелось расспросить его побольше; ему все труднее было отказать гостю. У
него был располагающий вид старого советского интеллигента, очень знакомый
Вадиму по Петербургу, весь его облик казался неуловимо старомодным, как
будто Соломон сошел с фотографии послевоенных лет. Вадим почувствовал, что
время словно сдвинулось: как будто не было развала России, нет и не было
никакой Австралии... а попал он в свое детство, встретил своего молодого
отца... в фетровой шляпе и широких брюках.
Илья тоже как будто почувствовал внутреннюю паузу в разговоре,
необходимость для Вадима усвоить новую идею, и, кажется, чтобы придать
Соломону больший вес, спросил, когда тот защитился. Оказалось, что Соломон
не западный доктор, с одной диссертацией, а - настоящий, с двумя, вторую
писал одиннадцать лет. Издал две монографии и множество статей. Работал в
Москве. Став доктором, он был поставлен зам. директора института по науке;
при этих словах Илья сел немного поровнее, но смотрел весело и независимо.
Спросил, не хотел ли Соломон эмигрировать в Израиль.
- Жена в израиловку отказалась ехать наотрез. К тому же у нее
родственников пол Москвы, и не бедные люди. И что я нашел бы в нищем
израиловском кибуце после такого места... - Соломон скривился.
- Это точно. И здесь вряд ли найдешь, - отозвался Илья сумрачно, думая
о своем. - Хотя, кажется, уже нашел...
Соломон кивнул и заговорил в том смысле, что сейчас в России трудные
времена, надо бизнесом заниматься, да и всегда надо было. Страну надо
модернизоровать, обновлять, снабжать добротными профессионалами с новым,
реформаторским мышлением. Без катаклизмов стране не подняться.
На последние слова Соломона Вадим поморщился. Но тот не заметил, а
заговорил о решающей роли новых проектов - социально-организационных,
предпринимательских, в которых люди должны отработать способы продуктивной
деятельности, подниматься и развиваться, улучшая, тем самым, рынок труда.
Необходим общий организационный подход вместо отдельных сфер и практик.
Сейчас нет ни писателей, ни производственников, ни ученых - им всем для
работы придется кому-нибудь подчиняться. Хотя бы некоторым социокультурным
проектам. Нужно научить людей работать. Научить людей жить. А вот
организатор, так сказать, продвинутый мозг, способен составить для них
инструкции: как науку делать, как книги писать, что думать...
- А почему не стать легальным и не зарегистрировать фирму? Это копейки
стоит, - неожиданно спросил Вадим.
- Тогда вы-то мне зачем? - не смутившись, ответил Соломон. - Ну,
согласны?
Вадим покачал головой:
- У меня все есть...
- А будет еще больше! - возвысил голос Соломон.
- Новый "организационный подход"... - повторил Вадим. - Как гнать без
налогов красное дерево?
- Спасаю священную частную собственность от глупости
законодателей-крючкотворов!
- Похоже, собственность святая, когда она ваша, а когда чужая - совсем
не так строго? Вы про новые сферы и практики рассуждаете, а не доходите до
мысли, что собственность только тогда священна, когда священна собственность
последнего бомжа, - закончил Вадим таким тоном, как будто поставил на
разговоре точку.
- Вы не хотите своей выгоды видеть, брать, что в руки идет! Поэтому
живете бедно, поэтому и в России бардак! - возмутился собеседник.
- В нашей с вами стране, Соломон.
- Моя бы страна была бы богатой, потому что я работаю головой!
- Это, я думаю, преувеличение. Ведь это дерево вы сами не вырастите, и
в России из него ничего не изготовите, и даже налогов не заплатите - от вас
пользы совсем нет никакой.
- Польза есть всегда, - рассмеялся Соломон, глядя на раздраженное лицо
Вадима. - Весь вопрос в том: доски вы строгаете или смотрите на вещи широко?
Я бы предпочел второе, думаю, что вы - тоже. Надо работать над социальными
проблемами, не затушевывать их, а показывать противоречия, находить решения.
- Со своей шеи-подставки Соломон высоким голосом сыпал слова, как горошинки,
быстро-быстро, округло: - Руководить должны социальные инженеры, имеющие
академическую подготовку в человеческой психологии, социологии, политологии
и прочих социальных науках. Я не романтик, а прагматик.
- Да нет, нация душой управляется, а не торговлей.
Соломон рассмеялся, как будто ждал от Вадима подобных слов.
- Душа попов семенит впереди прогресса? - он оглянулся на Илью, весело
отдуваясь и утирая влажный подбородок. Отодвинул пустую чашку, ноги под
столом вытянул, отхлебнул вина и сказал:
- Поверьте профессионалу, душу и гражданскую мораль прaвославные попы
конструировать не могут, они ни хрена в этом не разбираются - поэтому у
русских нет морали, а только облака сусального православия.
- Вам лучше официально снять ангар, - сказал Вадим, и все посмотрели на
него.
"Новое пополнение... - Вадим вспомнил слова Ильи, когда они с Соломоном
вошли в дом. - Мало тут своих". Его только удивило, что как-то с полоборота
начался этот разговор. "Лучше бы меряли ногами двор..." - подумал он и
заметил:
- Вы тоже - социальный инженер русских душ? Как идеалы поливать
осаннами?
- У русских не идеалы, - с досадой ответил Соломон, - а душевная
расхристанность, бороться с ней надо. А реальный бизнес не хотите наладить!
- Он встал, в большом раздражении подошел к окну во двор, отирая влажное
лицо, бегло осмотрел еще раз большую землю. Повернув назад, он увидел на
полке несколько икон и с недоумением сказал: - Решите, наконец, господа
патриоты, что вы хотите? Жить комфортно, богато, приятно вместе со всем
развитым миром или русскость свою сохранить, русский дух, который уже
провонял?
- Я так понимаю, что вы уже не о моем отказе, а обо всем народе? -
Вадим посмотрел Соломону в глаза. - Значит, вы себя от русских отделили, а
поучаете, как родной?
- Да, пожалуйста, не отделил, но русские - не единственная
национальность в России и не имеют права узурпировать страну! - вдруг
разъярился Соломон.
- Понял, лучше, чтобы нас в России совсем не было. А кто должен быть
хозяин?
- Многонациональный народ, конечно.
- Не получается. Если русские не будут управлять Россией, тогда будут -
другие.
Соломон пропустил слова Вадима мимо ушей, а сказал, что русским надо
взглянуть на свой национальный характер, чтобы и дальше Россию не портить.
Нравится вам характер чеченцев? То-то. Вот немцы нашли в себе мужество
подавить свои милитаристические наклонности, а разве русским нечего в себе
давить? Или к лучшему изменять? Они и так совершенны? Вот русским не
нравится отношение Запада, но что ему делать? Запад защищает себя от нищих,
диких и по горло вооруженных людей!
Вадим много раз слышал подобные аргументы в среде русскоговорящей
эмиграции, его всегда удивляла их однотипность, как будто эти люди загодя,
на расстоянии сговорились между собой, но сейчас его завел провокационный
тон гостя:
- А разве русские не могут так же рассуждать: мы вооружаемся против
дикарей с Запада, потому что боимся их?
- Могут, но любой разумный человек всегда выберет в этом противостоянии
Запад.
- Потому что он богаче?
- Богаче. Культурнее. А откуда европейская культура в России? Одно
православие да "взять и поделить"! - рассмеялся Якобсон.
- Вроде, это вы хотите налоги на красное дерево присвоить? Ведь они не
ваши, а австралийские. А я как раз отказал.
Соломон поднял пятерней волосы со лба, как ни в чем не бывало
разглядывая комнату и не отвечая Вадиму.
- Западу нужна культура, - задумчиво протянул Илья, - если есть две
машины на семью... Они по Марксу живут, хотя его ненавидят: бытие на двух
машинах больше вдохновляет, чем на одной. - И смешливо крикнул: - Поездки на
машине формируют более культурное мышление, чем поездки на автобусе!
Соломон повысил голос:
- Вдохновляют не машины, а предприимчивость и хорошо структурированная
экономика.
- А идеалы? - вставил Вадим.
- Излишний пафос...
- Хорошо, сойдемся на их отсутствии.
- В России уже давно нет идеалов, а есть ущербность, с которой вы не
хотите мириться.
- Вы, Соломон, свою Родину всерьез презираете, а с ней и себя считаете
неполноценным.
- Родина... - Якобсон хмыкнул, - хрен с вами, пусть будет родина.
Вадим вышел из-за стола, открыл дверь в сад, встал на пороге.
Странно выглядело небо... С этой стороны, над океаном, по вечерам
загорались самые тревожные, горячие закаты - тихие и багровые, - но сейчас
до вечера оставалось немало часов. Сильный ветер бил легкие пластмассовые
серьги эвкалиптовых листьев, выкручивал руки буганвиллей и, как гадалка,
обрывал лодочки розовых лепестков, пуская их воздушными реками по
пространству двора. Небесная синева сгустилась, словно в предчувствии
шторма, в ее толще пролетели молнии полыхающих лучей, расчертив глубокую
синеву волшебным раскаленным знаком. Вадим смотрел на этот расширяющийся
мир, думая о его величине и о словах Соломона, - они тяжело звучали в его
голове. "Сколько бы он продержался в этом разговоре, стоя под таким небом?
Зачем все это?.."
Он охватил глазами поднимающийся жар всполохов, гневную красоту
небесной тверди и шагнул в дом.
- ...Сам знаешь, - говорил Илье Соломон, - России надо доказать, что
она не убогий отстойник.
- Соломон, - подошел к нему Вадим, - Россия - убогий отстойник только
для вас. Мы с вами разные вещи ценим. Язык один, общество одно, культура
одна, а мы - разные. Вы от русской земли отталкиваетесь и на ней не
приживаетесь - у нас с вами нет ничего общего. Какой смысл спорить?
- Да русский он с его марксизмом и нетерпимостью! - крикнул Илья.
- Какой же я русский, ты бредишь? Может, и ты русский - с фамилией
Коган?!
- Вот именно, приехав сюда, я сделал неожиданное открытие, что я -
русский!
- Хорошо, что ты это открытие в Австралии сделал! - засмеялся Соломон.
- Русский патриот в эмигрантской среде - это пикантно. Сделай ты это
открытие в России, пожалуй, стал бы имперским шовинистом.
- Вы нам чужой шовинизм приписали, - заметил Вадим. - В СССР республики
были национальными, а Российская Федерация считалась союзом народов. Пардон,
а куда подевалась страна русских?
- Пожалуйста, русский национализм!
- Вы хотите, чтобы я стеснялся моей русской национальности?
Вадим взял кофемолку, насыпал в нее зерна, намолол кофе и сказал:
- Вы национальность в нас ненавидите... Само ее наличие.
Илья крякнул. Соломон сказал:
- Вам никогда не отделаться от имперского мышления, хотя от России
остался пшик.
- А вы на Россию внимания не обращайте.
- В каком смысле?
- А что вы так из-за нее переживаете? Отвернитесь и забудьте ее
навсегда. Но только, я вижу, вас злит не то, что от империи остался пшик, а
то, что я, как русский, в свою страну верю. Вы тайно чувствуете, что русские
могут в последней нищете собраться и поднять свою страну. А вы не понимаете
этого, не знаете силы духовной веры, но чуете ее и боитесь...
Лицо Соломона искривилось, но он не ответил, а вместо этого
заинтересовался, кто там под окнами идет, проводил пешехода взглядом. Илья
поглядел на свои руки и сказал Вадиму:
- Ну, допустим, вы правы, но что вы кипятитесь? Собрались трое на кухне
в Австралии, а говорят о России!
Неожиданно Вадим понял, что Илья редко вступает в разговор и больше
слушает его, чем Соломона, и как будто размышляет. Ему показалось, что Илья
привел сюда Соломона потому, что, может быть, не хочет прямо говорить с ним
или откладывает разговор, и его такая пауза по некоторой причине устраивает.
- Давайте лучше об абстрактных системах, - сказал Илья, словно прочитал
мысли Вадима. - Я думаю, Запад нас не любит не потому, что коммунизм был, а
потому, что идею русской объединенности, общности они понять не могут.
Капитализм у них - жизнь одиночки.
- Думаю, русским капитализм не подойдет... И вообще, национальность
строит государство, а политическая система - вторична. Есть только одна вещь
на Земле, из-за которой люди по-настоящему ненавидят друг друга, это -
разница в психологии. Все можно простить, кроме этого. Мы не умеем
зарабатывать деньги, беречь деньги, главное, мы не уважаем деньги. Если в
России все остервенятся за деньги, Россия впишется в их систему. Но в России
это не произойдет на уровне нации. Следовательно, она - выкидыш, ее, как
страны Третьего мира, будут давить, пока не сдохнет. У нас есть всего два
выхода: или стать, как они, изуродовав до неузнаваемости свою психологию,
или стоять насмерть, если мы хотим сохранить русскую нацию и страну. А это с
неизбежностью: или диктатура, или война.
Соломон слушал скептически, потом спросил, приняв смиренный вид:
- Как же вы сюда ехали, такие мысли имея?
- А когда я сюда ехал, такие мысли не имел.
- А какие же?
- А почти что такие, как у вас.
- Что же у вас теперь осталось?
- Вера. А у вас?
- А у меня счет в банке.
Соломон и Вадим разошлись в разные стороны комнаты, Илья встал и,
подошел к окну.
- А ехали сюда с ворохом великих иллюзий... - отвернувшись, проговорил
Вадим. Илья внезапно рассердился и крикнул:
- Зачем доходить до этого?!
- Точно! - поддержал Соломон. - Если не в России и не на Западе, то где
жить намереваетесь?
- А вы-то что испугались? - Вадим прямо посмотрел на Илью.
- Я не пугался.
- Ну как же: потому и вспылили, что испугались...
Илья сердито отвернулся от Вадима и стал расспрашивать Соломона, где он
поселился, сколько за квартиру платит. Тот с удовольствием рассказал о своем
устройстве на новом месте, достал из сумки небольшой фотоальбом и показал
фотографии своей семьи. Илья смотрел, но как-то рассеянно, отдал альбом, а
сам закурил. Соломон передал альбом Вадиму. Тот начал смотреть. Дети -
маленькие, и вот уже взрослые. Квартира, чей-то день рождения.
- С женой развелись. Мои дети... В Москве остались, - сказал Соломон.
Вадим перевернул страницу. Дача в загородном поселке - двухэтажная, с
башенками, балконами, стеклянными верандами, вокруг нее участок. Весна.
Сколько хватает глаз - вишни в цвету. В углу фотографии выведено
каллиграфическим почерком начала века: "Вишневый сад". По стилю постройки
видно, что дача построена до революции и принадлежала, вероятно, богатой
семье.
Соломон сказал, что летом там живут его взрослые дети с семьями, а дачу
отрывая пустого взгляда от черной поверхности. С усилием оторвала глаза,
тоскуя, покрутила головой и, не чувствуя ног, вернулась к веранде. Села на
нижнюю ступеньку, привалившись к стене дома. Боль нарастала, поднимая
древние, как будто насмерть забытые чувства, такие глубокие, что, казалось,
они поднимаются из ада. Она только успела подумать, что они, кажется,
действительно оттуда, и в эту секунду мысли оставили ее.
...Жизнь совершалась внутри без слов, без возможности схватить концы и
начала мыслей и даже без видимых образов, летящих чередой и внезапно
ложащихся единственным словом. Она чувствовала пустоту, но не могла
разрушить эту минуту, чувствуя, что эта пустота целостна, едина и заполнена
каким-то важным смыслом. Сама эта пустота была глубиной и смыслом. Света
замерла, чувствуя огромное напряжение, она не участвовала в том, что
происходило внутри, не могла бы ни ускорить, ни оформить, ни назвать. Доведя
нить до конца, эта бесформенная толща рано или поздно сама бы оформилась в
неожиданное понимание - без специально затраченных усилий.
Она глядела в темные кусты, не чувствуя тонкого и пахучего ветра,
шелестящего и полного событий густого потока ночной жизни. Не видя горящей,
медленно и неотвратимо идущей жизни ночного неба. Тучи затянули звезды.
Тонкая рябь, волнение прошло по листам...
Внезапно она очнулась, прошла в гостиную, вырвала из записной книжки
несколько листков и начала быстро писать:
"Дорогой папа!
Я ненавидела тебя больше всего в жизни. Так случается с ребенком, если
отец бросает его. Я даже не знала, как сильно это чувство. Ведь ребенок не
осознает его и самого себя. Но ранние впечатления откладываются, как образы:
иногда через слух, зрительно, а иногда и ни так, и ни этак, но они
откладываются все равно. Подросток чувствует, какой монстр созрел в его
сердце... Он хочет насолить своему отцу, чтобы ему стало хуже, больнее. Не
важно, что отец не видит этого, а от этого страдает только он сам. Но ради
мести подросток начинает грешить: все, что говорил любимый человек, надо
сделать наоборот, и зло - лучшая мера наказания для этой цели. Моя жизнь
была как раз такой... Дети могут быть злыми, но я думаю, что многие
подростки жестоки прежде всего к самим себе.
Папа, я люблю тебя и так виновата перед тобой. Я люблю маму и простила
ее, потому что я большая, я теперь могу понять. Твоя Света".
Вадим лежал, закрыв глаза, пил какие-то таблетки, потом долго отмокал в
ванной под струей, превозмогая полную разбитость. Домашние ушли. Он слышал,
как что-то крикнула Лена, но не разобрал. Дверь грохнула металлическим
языком, все стихло. Вадим, одуревший от слишком горячей воды, сел в кухне на
табурете, дожидаясь кофе.
В мире был ветер. Муссон, страстный и влажный, пронизывал острой дрожью
надвигающегося шторма, тонкой судорогой пугая тело, солеными иглами
ввинчивал в город дух взрезанной рыбы, сырых водорослей, поднимающихся из
тяжких глубин, и чувство яркого, неумолимого события. Стеная, повизгивали
деревья, и соседский кот, раздираемый укусами ветра, вздыбя усы, с укором
поглядывал на небо.
Вадим поставил Вивальди и глотнул кофе. Нужно как-то переломить тревогу
и невыносимое чувство ошибки, всегда после снов наполняющее голову. Это
чувство появлялось все чаще, и все труднее было избавиться от него. "Не тот
это город и местность не та..." Он посидел, и, забыв о кофе, пошел в
кабинет.
Стол был завален черновиками и статьями. Вадим заглянул в какую-то
бумагу. Посидел, поглядывая в окно, переложил листки. Встал, собираясь
что-то сделать, но сразу же сел на место и долго разглядывал старый букет в
узкой вазе. Достал бумаги из стола, прочитал одну из них и положил в общую
кучу. Болела голова.
Он медленно отправился на кухню, выпил таблетку. Проигрыватель тихо
посвистывал. Он выключил его. Открыл дверь, чтобы выйти в сад, и нос к носу
столкнулся с Ильей, звонившим в его дверь.
Илья пришел в сопровождении пожилого благообразно-седого человека, с
любопытством выглядывавшего из-за его спины. Несмотря на обычную для Ильи
самонадеянность, почему-то казалось, что именно он выглядывает из-за спины
своего знакомца. Вадим ощутил какую-то необъяснимую тоску, от этого смутился
и жестом предложил войти, не поднимая головы.
- Познакомьтесь, - сказал Илья, - новое пополнение, недавно из России -
Соломон Якобсон. Доктор наук.
Новый гость был невысок ростом, с седой густой гривой, которую он
поминутно укладывал назад растопыренной пятерней. Он сильно потел в,
по-видимому, новом для него австралийском климате и, уложив волосы, каждый
раз отирал лицо и двойной подбородок тыльной стороной ладони. Этот
подбородок даже нельзя было назвать двойным, потому что с фасадной части он
образовывал как бы вторую шею, упираясь нижним концом почти в середину
груди, и служил хозяйской голове своего рода подставкой, наподобие
фараоновых. С этой устойчивой шеи гость смотрел на собеседников несколько
сверху вниз, отстраненным и отчасти недоумевающим взглядом, как если бы не
понимал, кто это перед ним и зачем. На своем стуле Соломон устроился с
большим удобством, несколько раз привстал, ища лучшее положение. Разгладил
жилетку. Взял из вазочки печенье, окунул в чай и стал обсасывать мякоть.
Вадим вспомнил, что когда он был маленький, его ленинградская бабушка тоже
любила макать печенье в чай, чтобы сделать печенье мягким, и его научила
тому же. Гость рассматривал комнату большими, темными глазами, с какой-то
неизменной печалью, навевающей мысли о непреходящем, вечном.
Они с Ильей несколько раз переглянулись, когда Илья сказал:
- У Соломона - гениальная идея, он фирму открывает. Джарру будет гнать.
- Как? - переспросил Вадим.
- Красное дерево, местную джарру надо гнать в Москву: на стройматериалы
в России цены высокие, а здесь это золото стоит копейки. Клондайк! Деньги
пойдут страшные! Соломон ищет хороший двор под склад. Кое-что уже нашли, но
надо еще. Как у вас с территорией?
- Этот двор хозяйский, - ответил Вадим, но Соломон заметил:
- Все можно уладить, - и достал из сумки, стоявшей у его ног, бутылку
хорошего красного вина. - Давайте земельку осмотрим?
Они вышли в сад, обошли дом. Илья знал, куда привел Соломона. Вадим
снимал небольшой дом в одном из спальных районов. Как это часто бывает в
Австралии, такие районы клиньями садов выходят на более или менее обширный
кусок леса или пастбища, а те, в свою очередь, перемежаются новыми спальными
районами и парковыми зонами. Хозяин дома, в котором обитал Вадим с семьей,
обладал изрядным куском земли, сам дом занимал только малую его часть, а
остаток был неосвоенной пустошью, сильно изрезанную оврагом, на которой
хозяин, по-видимому, еще не решил, что лучше построить. А, может быть, у
него не было денег. Так или иначе, но Вадим был до некоторой степени
временным совладельцем изрядной земли, которой не было ни у кого из знакомых
эмигрантов, и вот этот обширный участок и был очень соблазнителен для
Соломона в смысле размещения на нем поместительного склада. Окинув взглядом
открывшуюся перед ним удачу, Соломон забегал, вымеряя шагами размер поля и
оглядывая подъездной путь.
- Власти хранить не разрешат! - крикнул ему Вадим на другой конец
участка.
- А кто их спросит? Земля очень для меня подходящая!
- И соседи не дадут.
Соломон обернулся и, засмеявшись, погрозил пальцем:
- Надо написать в правительство письмо, что здесь все прогнило и нужен
Сталин!
Вадим улыбнулся, но в сомнении прошел несколько шагов и отрицательно
покачал головой. Илья показал рукой на улицу:
- Все с дороги видно, - и повернул к дому. Вадим уже открывал дверь.
Соломон прошел вдоль изгороди, выглянул на улицу поверх ворот, рассмотрел ее
и пошел за всеми.
В кухне Илья пробежал глазами заголовки русских газет, лежащих кипой на
столе, Вадим отвернулся приготовить кофе, а в этот момент Соломон взял со
стола бутылку вина и положил в свою сумку, но, заметив выразительный взгляд
Ильи, вытащил ее и поставил на стол.
Вадим расставил бокалы, открыл вино.
- Когда начнем осваивать земельные угодия? - весело спросил Соломон,
весь подавшись к Вадиму.
- А зачем вам столько земли?
- Вопрос серьезного человека! - засмеялся Соломон и разлил вино по
бокалам. - Я начинаю большое дело.
Он достал из кармана очки в золотой оправе, пачку карманных салфеток,
ручку, калькулятор, и все это разложил перед собой в каком-то знакомом ему
порядке.
- Надо бы консультацию получить, с чего начинать? - предложил Вадим.
Но Соломон, оказывается, за два месяца научился заказывать бесплатно
переводчика и с ним все бумаги изучил. Вдобавок получил все возможные
пособия и уже встал в очередь на бесплатный дом для малоимущих.
- Я нашел золотой бизнес - месяц-два и пойдет настоящая прибыль! И вам,
Вадим, предлагаю! - лицо его просияло.
- Шустер тоже начал хорошо, - заметил Илья.
- Видел я его. Мелкий жулик. А мы займемся делом, - Соломон весь
повернулся на стуле к Вадиму.
Тот неуверенно ответил, что от него в этом деле мало пользы, но Соломон
твердо сказал, что ему и знать ничего не надо, он сам схемы придумает,
отладит аккуратно. Через этот склад будут проходить партии дерева.
Вадим замялся, пробурчал что-то и оглянулся на уже закипевший чайник.
Тогда Соломон подумал и добавил:
- А деньги я вам буду перечислять в Россию, чтобы в Австралии налоги не
платить.
- Подпольный бизнес?
- Вам хочется купить этот дом? - спросил Соломон, не ответив на вопрос.
- В общем, да.
- Вот вы мне поможете, а я вам помогу!
- Закон придется нарушить. Как я помню, территорию вокруг дома нельзя
использовать под бизнес.
- Ведь своих денег вы никогда не наберете, я правильно понимаю?
Вадим уклончиво кивнул. Соломон, откинувшись назад, свысока осмотрел
лежавшие перед ним предметы, выбрал очки, достал из пачки салфетку и
неторопливо протер их. Его жесты и сама неспешность выдавали уверенного в
себе человека; как будто он уже много раз предлагал подобные сделки и знал
нужные аргументы. Кажется, Вадим почувствовал правоту Соломона, что да,
денег ему не собрать, поэтому он несколько скис и ссутулился над своей
чашкой. Соломон взглянул на него, подышал на уже совсем чистые очки, протер
их еще раз и одел. Свободно откинулся на стуле, покрутил головой на своей
фараоновой шее-подставке: у него был вид импозантного ученого высокого
ранга. Обежав комнату глазами, он остановил взгляд на Вадиме и сказал
неожиданно располагающе и доверительно:
- Я, может быть, дам вам денег. Так сказать, кредит... Вы купите дом, и
у нас с хозяином вообще никаких проблем не будет! - находчиво закончил он и
весело оглядел собеседников.
Вадим с сожалением заметил, что он этот дом снял через агентство и
хозяина не знает - здесь не принято напрямую.
- Так давно живете, а простые вещи не знаете! - махнул рукой Соломон. -
Есть специальная контора, вы показываете им свое австралийское гражданство,
платите десять долларов, и в обход вашего агента они в два счета находят вам
хозяина!
- Быстро вы тут все узнали...
- Большой опыт, образование и смекалка, - засмеялся Соломон, а Вадиму
захотелось расспросить его побольше; ему все труднее было отказать гостю. У
него был располагающий вид старого советского интеллигента, очень знакомый
Вадиму по Петербургу, весь его облик казался неуловимо старомодным, как
будто Соломон сошел с фотографии послевоенных лет. Вадим почувствовал, что
время словно сдвинулось: как будто не было развала России, нет и не было
никакой Австралии... а попал он в свое детство, встретил своего молодого
отца... в фетровой шляпе и широких брюках.
Илья тоже как будто почувствовал внутреннюю паузу в разговоре,
необходимость для Вадима усвоить новую идею, и, кажется, чтобы придать
Соломону больший вес, спросил, когда тот защитился. Оказалось, что Соломон
не западный доктор, с одной диссертацией, а - настоящий, с двумя, вторую
писал одиннадцать лет. Издал две монографии и множество статей. Работал в
Москве. Став доктором, он был поставлен зам. директора института по науке;
при этих словах Илья сел немного поровнее, но смотрел весело и независимо.
Спросил, не хотел ли Соломон эмигрировать в Израиль.
- Жена в израиловку отказалась ехать наотрез. К тому же у нее
родственников пол Москвы, и не бедные люди. И что я нашел бы в нищем
израиловском кибуце после такого места... - Соломон скривился.
- Это точно. И здесь вряд ли найдешь, - отозвался Илья сумрачно, думая
о своем. - Хотя, кажется, уже нашел...
Соломон кивнул и заговорил в том смысле, что сейчас в России трудные
времена, надо бизнесом заниматься, да и всегда надо было. Страну надо
модернизоровать, обновлять, снабжать добротными профессионалами с новым,
реформаторским мышлением. Без катаклизмов стране не подняться.
На последние слова Соломона Вадим поморщился. Но тот не заметил, а
заговорил о решающей роли новых проектов - социально-организационных,
предпринимательских, в которых люди должны отработать способы продуктивной
деятельности, подниматься и развиваться, улучшая, тем самым, рынок труда.
Необходим общий организационный подход вместо отдельных сфер и практик.
Сейчас нет ни писателей, ни производственников, ни ученых - им всем для
работы придется кому-нибудь подчиняться. Хотя бы некоторым социокультурным
проектам. Нужно научить людей работать. Научить людей жить. А вот
организатор, так сказать, продвинутый мозг, способен составить для них
инструкции: как науку делать, как книги писать, что думать...
- А почему не стать легальным и не зарегистрировать фирму? Это копейки
стоит, - неожиданно спросил Вадим.
- Тогда вы-то мне зачем? - не смутившись, ответил Соломон. - Ну,
согласны?
Вадим покачал головой:
- У меня все есть...
- А будет еще больше! - возвысил голос Соломон.
- Новый "организационный подход"... - повторил Вадим. - Как гнать без
налогов красное дерево?
- Спасаю священную частную собственность от глупости
законодателей-крючкотворов!
- Похоже, собственность святая, когда она ваша, а когда чужая - совсем
не так строго? Вы про новые сферы и практики рассуждаете, а не доходите до
мысли, что собственность только тогда священна, когда священна собственность
последнего бомжа, - закончил Вадим таким тоном, как будто поставил на
разговоре точку.
- Вы не хотите своей выгоды видеть, брать, что в руки идет! Поэтому
живете бедно, поэтому и в России бардак! - возмутился собеседник.
- В нашей с вами стране, Соломон.
- Моя бы страна была бы богатой, потому что я работаю головой!
- Это, я думаю, преувеличение. Ведь это дерево вы сами не вырастите, и
в России из него ничего не изготовите, и даже налогов не заплатите - от вас
пользы совсем нет никакой.
- Польза есть всегда, - рассмеялся Соломон, глядя на раздраженное лицо
Вадима. - Весь вопрос в том: доски вы строгаете или смотрите на вещи широко?
Я бы предпочел второе, думаю, что вы - тоже. Надо работать над социальными
проблемами, не затушевывать их, а показывать противоречия, находить решения.
- Со своей шеи-подставки Соломон высоким голосом сыпал слова, как горошинки,
быстро-быстро, округло: - Руководить должны социальные инженеры, имеющие
академическую подготовку в человеческой психологии, социологии, политологии
и прочих социальных науках. Я не романтик, а прагматик.
- Да нет, нация душой управляется, а не торговлей.
Соломон рассмеялся, как будто ждал от Вадима подобных слов.
- Душа попов семенит впереди прогресса? - он оглянулся на Илью, весело
отдуваясь и утирая влажный подбородок. Отодвинул пустую чашку, ноги под
столом вытянул, отхлебнул вина и сказал:
- Поверьте профессионалу, душу и гражданскую мораль прaвославные попы
конструировать не могут, они ни хрена в этом не разбираются - поэтому у
русских нет морали, а только облака сусального православия.
- Вам лучше официально снять ангар, - сказал Вадим, и все посмотрели на
него.
"Новое пополнение... - Вадим вспомнил слова Ильи, когда они с Соломоном
вошли в дом. - Мало тут своих". Его только удивило, что как-то с полоборота
начался этот разговор. "Лучше бы меряли ногами двор..." - подумал он и
заметил:
- Вы тоже - социальный инженер русских душ? Как идеалы поливать
осаннами?
- У русских не идеалы, - с досадой ответил Соломон, - а душевная
расхристанность, бороться с ней надо. А реальный бизнес не хотите наладить!
- Он встал, в большом раздражении подошел к окну во двор, отирая влажное
лицо, бегло осмотрел еще раз большую землю. Повернув назад, он увидел на
полке несколько икон и с недоумением сказал: - Решите, наконец, господа
патриоты, что вы хотите? Жить комфортно, богато, приятно вместе со всем
развитым миром или русскость свою сохранить, русский дух, который уже
провонял?
- Я так понимаю, что вы уже не о моем отказе, а обо всем народе? -
Вадим посмотрел Соломону в глаза. - Значит, вы себя от русских отделили, а
поучаете, как родной?
- Да, пожалуйста, не отделил, но русские - не единственная
национальность в России и не имеют права узурпировать страну! - вдруг
разъярился Соломон.
- Понял, лучше, чтобы нас в России совсем не было. А кто должен быть
хозяин?
- Многонациональный народ, конечно.
- Не получается. Если русские не будут управлять Россией, тогда будут -
другие.
Соломон пропустил слова Вадима мимо ушей, а сказал, что русским надо
взглянуть на свой национальный характер, чтобы и дальше Россию не портить.
Нравится вам характер чеченцев? То-то. Вот немцы нашли в себе мужество
подавить свои милитаристические наклонности, а разве русским нечего в себе
давить? Или к лучшему изменять? Они и так совершенны? Вот русским не
нравится отношение Запада, но что ему делать? Запад защищает себя от нищих,
диких и по горло вооруженных людей!
Вадим много раз слышал подобные аргументы в среде русскоговорящей
эмиграции, его всегда удивляла их однотипность, как будто эти люди загодя,
на расстоянии сговорились между собой, но сейчас его завел провокационный
тон гостя:
- А разве русские не могут так же рассуждать: мы вооружаемся против
дикарей с Запада, потому что боимся их?
- Могут, но любой разумный человек всегда выберет в этом противостоянии
Запад.
- Потому что он богаче?
- Богаче. Культурнее. А откуда европейская культура в России? Одно
православие да "взять и поделить"! - рассмеялся Якобсон.
- Вроде, это вы хотите налоги на красное дерево присвоить? Ведь они не
ваши, а австралийские. А я как раз отказал.
Соломон поднял пятерней волосы со лба, как ни в чем не бывало
разглядывая комнату и не отвечая Вадиму.
- Западу нужна культура, - задумчиво протянул Илья, - если есть две
машины на семью... Они по Марксу живут, хотя его ненавидят: бытие на двух
машинах больше вдохновляет, чем на одной. - И смешливо крикнул: - Поездки на
машине формируют более культурное мышление, чем поездки на автобусе!
Соломон повысил голос:
- Вдохновляют не машины, а предприимчивость и хорошо структурированная
экономика.
- А идеалы? - вставил Вадим.
- Излишний пафос...
- Хорошо, сойдемся на их отсутствии.
- В России уже давно нет идеалов, а есть ущербность, с которой вы не
хотите мириться.
- Вы, Соломон, свою Родину всерьез презираете, а с ней и себя считаете
неполноценным.
- Родина... - Якобсон хмыкнул, - хрен с вами, пусть будет родина.
Вадим вышел из-за стола, открыл дверь в сад, встал на пороге.
Странно выглядело небо... С этой стороны, над океаном, по вечерам
загорались самые тревожные, горячие закаты - тихие и багровые, - но сейчас
до вечера оставалось немало часов. Сильный ветер бил легкие пластмассовые
серьги эвкалиптовых листьев, выкручивал руки буганвиллей и, как гадалка,
обрывал лодочки розовых лепестков, пуская их воздушными реками по
пространству двора. Небесная синева сгустилась, словно в предчувствии
шторма, в ее толще пролетели молнии полыхающих лучей, расчертив глубокую
синеву волшебным раскаленным знаком. Вадим смотрел на этот расширяющийся
мир, думая о его величине и о словах Соломона, - они тяжело звучали в его
голове. "Сколько бы он продержался в этом разговоре, стоя под таким небом?
Зачем все это?.."
Он охватил глазами поднимающийся жар всполохов, гневную красоту
небесной тверди и шагнул в дом.
- ...Сам знаешь, - говорил Илье Соломон, - России надо доказать, что
она не убогий отстойник.
- Соломон, - подошел к нему Вадим, - Россия - убогий отстойник только
для вас. Мы с вами разные вещи ценим. Язык один, общество одно, культура
одна, а мы - разные. Вы от русской земли отталкиваетесь и на ней не
приживаетесь - у нас с вами нет ничего общего. Какой смысл спорить?
- Да русский он с его марксизмом и нетерпимостью! - крикнул Илья.
- Какой же я русский, ты бредишь? Может, и ты русский - с фамилией
Коган?!
- Вот именно, приехав сюда, я сделал неожиданное открытие, что я -
русский!
- Хорошо, что ты это открытие в Австралии сделал! - засмеялся Соломон.
- Русский патриот в эмигрантской среде - это пикантно. Сделай ты это
открытие в России, пожалуй, стал бы имперским шовинистом.
- Вы нам чужой шовинизм приписали, - заметил Вадим. - В СССР республики
были национальными, а Российская Федерация считалась союзом народов. Пардон,
а куда подевалась страна русских?
- Пожалуйста, русский национализм!
- Вы хотите, чтобы я стеснялся моей русской национальности?
Вадим взял кофемолку, насыпал в нее зерна, намолол кофе и сказал:
- Вы национальность в нас ненавидите... Само ее наличие.
Илья крякнул. Соломон сказал:
- Вам никогда не отделаться от имперского мышления, хотя от России
остался пшик.
- А вы на Россию внимания не обращайте.
- В каком смысле?
- А что вы так из-за нее переживаете? Отвернитесь и забудьте ее
навсегда. Но только, я вижу, вас злит не то, что от империи остался пшик, а
то, что я, как русский, в свою страну верю. Вы тайно чувствуете, что русские
могут в последней нищете собраться и поднять свою страну. А вы не понимаете
этого, не знаете силы духовной веры, но чуете ее и боитесь...
Лицо Соломона искривилось, но он не ответил, а вместо этого
заинтересовался, кто там под окнами идет, проводил пешехода взглядом. Илья
поглядел на свои руки и сказал Вадиму:
- Ну, допустим, вы правы, но что вы кипятитесь? Собрались трое на кухне
в Австралии, а говорят о России!
Неожиданно Вадим понял, что Илья редко вступает в разговор и больше
слушает его, чем Соломона, и как будто размышляет. Ему показалось, что Илья
привел сюда Соломона потому, что, может быть, не хочет прямо говорить с ним
или откладывает разговор, и его такая пауза по некоторой причине устраивает.
- Давайте лучше об абстрактных системах, - сказал Илья, словно прочитал
мысли Вадима. - Я думаю, Запад нас не любит не потому, что коммунизм был, а
потому, что идею русской объединенности, общности они понять не могут.
Капитализм у них - жизнь одиночки.
- Думаю, русским капитализм не подойдет... И вообще, национальность
строит государство, а политическая система - вторична. Есть только одна вещь
на Земле, из-за которой люди по-настоящему ненавидят друг друга, это -
разница в психологии. Все можно простить, кроме этого. Мы не умеем
зарабатывать деньги, беречь деньги, главное, мы не уважаем деньги. Если в
России все остервенятся за деньги, Россия впишется в их систему. Но в России
это не произойдет на уровне нации. Следовательно, она - выкидыш, ее, как
страны Третьего мира, будут давить, пока не сдохнет. У нас есть всего два
выхода: или стать, как они, изуродовав до неузнаваемости свою психологию,
или стоять насмерть, если мы хотим сохранить русскую нацию и страну. А это с
неизбежностью: или диктатура, или война.
Соломон слушал скептически, потом спросил, приняв смиренный вид:
- Как же вы сюда ехали, такие мысли имея?
- А когда я сюда ехал, такие мысли не имел.
- А какие же?
- А почти что такие, как у вас.
- Что же у вас теперь осталось?
- Вера. А у вас?
- А у меня счет в банке.
Соломон и Вадим разошлись в разные стороны комнаты, Илья встал и,
подошел к окну.
- А ехали сюда с ворохом великих иллюзий... - отвернувшись, проговорил
Вадим. Илья внезапно рассердился и крикнул:
- Зачем доходить до этого?!
- Точно! - поддержал Соломон. - Если не в России и не на Западе, то где
жить намереваетесь?
- А вы-то что испугались? - Вадим прямо посмотрел на Илью.
- Я не пугался.
- Ну как же: потому и вспылили, что испугались...
Илья сердито отвернулся от Вадима и стал расспрашивать Соломона, где он
поселился, сколько за квартиру платит. Тот с удовольствием рассказал о своем
устройстве на новом месте, достал из сумки небольшой фотоальбом и показал
фотографии своей семьи. Илья смотрел, но как-то рассеянно, отдал альбом, а
сам закурил. Соломон передал альбом Вадиму. Тот начал смотреть. Дети -
маленькие, и вот уже взрослые. Квартира, чей-то день рождения.
- С женой развелись. Мои дети... В Москве остались, - сказал Соломон.
Вадим перевернул страницу. Дача в загородном поселке - двухэтажная, с
башенками, балконами, стеклянными верандами, вокруг нее участок. Весна.
Сколько хватает глаз - вишни в цвету. В углу фотографии выведено
каллиграфическим почерком начала века: "Вишневый сад". По стилю постройки
видно, что дача построена до революции и принадлежала, вероятно, богатой
семье.
Соломон сказал, что летом там живут его взрослые дети с семьями, а дачу