Кристмас!!" (популярное сокращение от англ. Christmas - Рождество)
"Юбочки... - промелькнуло у Светы в голове, - но причем здесь Иисус
Христос?.. Анжела удачно купила, с такой скидкой..."
Она снова оглядела Анжелу и вспомнила Иркин рассказ о сестре. По ее
словам выходило, что Анжела еще в России вышла замуж за шведского посла. Он
был не совсем красавец, но через несколько лет рассыпался, а она получила от
шведов пожизненную пенсию - три тысячи в месяц, радовалась Ирка. Сделала
взносы за два дома, жильцы платят, а ей денежки текут. И дома через
пятнадцать лет в цене вырастут вдвое. Но Анжела не такой человек, чтобы
сидеть без интересного дела: полугода не прошло, как она вышла за атташе по
торговле, и теперь у нее денег куры не клюют, возит ее старикан по
латино-американским странам. Ирка считала, что Анжела и ее пристроила
неплохо. Пригласила пожить с сыном и мужа поискать. Денег, правда, от своих
тысяч дала только двести долларов в месяц, чтобы с голоду не умереть, вдвоем
с сыном, призналась Ирка, ну, ничего, надо уметь свое счастье схватить.
Анжела - тонкий человек, о философии любит поговорить, о марках машин...
Себя Ирка считала попроще, хотя говорила, что в Москве жила неплохо. У нее
был муж, по национальности - еврей, по профессии - зубной протезист. "Одна
статистика о том говорит, самые они изменчивые... - размышляла Ирка. - Дом
был и дача, и две машины. Я коньяк любила и занималась дианетикой. Это наука
о разуме. Муж положил одно место на нашего ребенка. Ну, муж - не муж, нашла
я здесь одного, - смеялась она, - зарплата хорошая. И как мужик ничего, и
сына любит. Кривой немного и староват, а так ничего. И пузо в дверь не
проходит, но это потому, что австралы пиво пьют, как лошади, и водяру любят.
Кажется, четверть ихнего дохода уходит на спиртное. Говорят, в Рождество, в
Кристмас ихний, сидят в семейном кругу, как голубки, а в Новый Год орут,
пьют на улицах из горла, потом весь асфальт усыпан бутылками и стеклом, а
под утро в центре драки".
Света с интересом вникала в науку выживания, сочувствовала и
сопереживала, как думала Ирка и как временами казалось самой Свете, но
иногда, беглым лучом в ее сознании проскакивали другие картины - без
стариков и чужих денег, и тогда она сама не знала, что правдивей: ее желания
или мысли, слова или намерения.
Она перевернула страницу.
- Вы интересно в Мексике живете... Дом громадный и с бассейном! - она
тихо рассмеялась.
- У меня есть все, - ответила Анжела. - Есть сокровища из Зимнего
дворца. Я даже мою их своими собственными руками - статуэтки и тарелки. Но
за все надо платить! Такой дом надо купить, а потом его содержать. Это я
всегда говорю в моей отповеди завистникам - всем этим советским, всем этим
середнякам.
- Сколько фоток...
- Двести сорок шесть. Муж без ума от меня и всего русского. Мы же
носители старой культуры.
- Питер по-русски говорит и еще на двух языках, - бегло вставила Ирка.
- Он русскую историю читал, может князей по порядку назвать, - Анжела,
вытянув пальцы, взяла бокал. - Это лишнее. Душе важнее токи, влияния.
Чувствуете, детка, как они вас пронизывают? - она оценивающе взглянула на
Свету.
Той редко доводилось вести такие разговоры, но она сочувственно
ответила:
- Я, как и вы, то на земле, то на небе, - и тоже оглядела потолок. -
Люблю подумать о чем-нибудь таком, пофилософствовать... Ой, а здесь вы без
ничего!
- Я красиво позирую, все любят смотреть на меня. Даже Иркин Боб
понимает, а сначала был весьма серенький. Но и в этом городе не все
безнадежно. Рядом есть люди, умеющие ценить женский шарм. Этот мальчик -
Илья, вы заметили его, не правда ли? - Анжела вопросительно взглянула на
Свету. Та кивнула, с любопытством сверкнув глазами. - ...Я с ним была дружна
в бытность мою здесь... - Анжела дотянулась до коробки с сигарами,
неторопливо закурила, обвела глазами комнату, и Свету поразила эта сигара в
длинных женских пальцах... Как будто крючок в новую и еще не понятную для
нее жизнь. - Он очарователен, - продолжала Анжела, - одаренный юноша с
охлажденным, усталым умом. В нем бездна романтизма, скрытого под маской
бывалого, насмешливого скептика. - Полулежа, она откинула голову на подушки
и медленно добавила: - Вокруг него всегда вился кружок молодых женщин...
Света замерла в своем кресле, а Ирка не отрывала жадного взгляда от
лица сестры.
- Он всех покорял своей царственной разочарованностью... - протянула
Анжела почти шепотом, и ее глаза загадочно заблестели. - Но он не так прост,
чтобы не понимать своей цены. Я выбрала его! Такие мужчины по-настоящему
украшают жизнь женщины, если она в состоянии удержать выпавшее на ее долю
счастье, - прибавила она, не глядя в глаза женщинам. - Когда мы с мужем
уезжали отсюда, он не мог найти себе места. Мы были красивой парой, правда,
Ириша?
- Я думала, ты бросишь мужа! - воскликнула Ирка.
- Любовь должна украшать жизнь, как произведение искусства. Ее нельзя
ни портить, ни смешивать ни с чем. Это сосуд отрады, источник поэзии... и
так далее. Отними у меня любовь, и я зачахну, ибо она благословляет мою
жизнь!
Ирка всем видом выражала горестное раскаяние от неудачного замечания.
Анжела встала. Было ясно, что она произвела сильное впечатление на
слушательниц и осталась им довольна.
Они вышли в гостиную и заметили, что гостей прибавилось. В одном углу
звенела музыка, в другом - на экране телевизора шикарный мужчина раскуривал
толстую сигару, другой рукой лаская бедра истомленной брюнетки, прерываемый
воплями: "Распродажа! Кофточки дешевле на полтора доллара! Купите прямо
сейчас!"
- Познакомьтесь: Илья. А это Вадим и его жена Лена. Из Питера.
- Новенькие Оля и Саша, первый Новый Год в Австралии.
- У тебя, Светочка, тоже здесь первый Новый Год? Это наша Светочка!
На Свету смотрели. Но так как это продолжалось немного дольше, чем
следовало, Ирка произнесла:
- Моя сестра, Анжелика! Они с Питером ненадолго прилетели из Мексики.
Питер - торговый атташе.
Света одарила гостя ослепительной улыбкой, чувствуя, как из глубины
поднимается восхитительный вихрь. Она заливалась переливчатым смехом, не
слишком громко, но погромче остальных, так что несколько мужчин из дальнего
конца комнаты с интересом повернули головы в ее сторону.
- Давайте к столу! - крикнул кто-то.
Все потянулись в столовую, зашаркали, загремели стульями в приятном
предвкушении, захлопали бутылочные пробки, смех, гам, убери цветы, они
мешают, попробуй - это вкусно, а где вы селедку достали, я давно ищу, а вот
в таких банках, израильская, я тебе потом покажу, какая. Я немецкую брала -
кислая. А вот сюрприз - огурчики домашние! Мама сделала к празднику. Прямо
как в Москве!
- Да что вы в Москве не видели?..
- Давно пора России стать цивилизованной страной!
- Эта страна, эта похабень, рассчитана на середняка, - вразумительно
объяснила Анжела. - Сегодня середняк остался ни с чем. А их большинство.
- Они считают, что мы им должны, - Ирка оглядела всех, ища поддержки.
- Потому что нам хорошо!
- Я вчера то же самое сказала.
- Боб - это русский праздник! Шампанское пей, потом пивом надуешься!
- Он только пиво! - добродушно засмеялась Ирка.
- С Новым Годом! С новым счастьем!
- Пожить - так пожить!
- Я был в Италии на конференции. - Илья наклонился к Свете: - Я физик.
По мне - зарплаты в Италии маленькие. Я считаю, - сказал он с нажимом на
слове "я", - я считаю - это не для белого человека. Итальяшки, как цыгане.
Ну конечно, музеи, искусство. А только иду я с итальяночкой по Риму мимо
святого Петра, и вдруг так подумал: "А вот провались эти соборы и дома
вокруг, и ты вместе с ними - я не оглянусь и дальше пойду".
- В Америке неплохо платят, мне научники говорили, - вставила Ирка.
- Главное, чтобы бабок больше!
- Это смотря где... - проговорила Анжела. - Если бы мне устроили
вернисаж в Кремле или Эрмитаже и платили за это ихние деньги, я бы там
никогда продавать свое творчество не стала. Вертолет бы за мной прислали -
не поехала бы. А в Париже на метро добиралась! - она оглядела слушателей,
наслаждаясь произведенным эффектом, и добавила: - Вот так - без России
выжила, не пропала, всем нос утерла!
- Слушайте, что у нас было! - простодушно глядя на сестру,
встрепенулась Ирка. - Есть тут из "старых" русских Николай Николаевич, у
него дом такой приличный. Живет в Австралии около тридцати лет. А у него
родственник дальний, Тропишин, в государственной конторе работает. Его после
двадцати лет работы обвинили, что он - русский шпион, и в суд потащили! И
статью в газету сунули - до решения суда! Опять, - говорят, - русские шпионы
понаехали, иностранцы поганые, китайцы да Васьки русские, они, Васьки, не
знают, на какое место презерватив надевать, а понаехали к нам сюда, у себя
все развалили, теперь к нам понаехали...
- Опозорили человека на старости лет!
- Они не человека, они страну нашу несчастную позорят, - вдруг вступил
в разговор молчавший до сих пор Вадим.
Света оглянулась и увидела человека, которого она, вероятно, могла
встретить раньше: борода, не совсем прибранные волосы, вытянутое лицо с
сеткой морщинок, разбежавшихся вокруг глаз, и сами глаза, смотрящие как
будто мимо окружающего. Такие люди в прошлой жизни, в России, не выбирали
Свету, и хотя она тоже не испытывала к ним тяги, это задевало. С ними только
интересно, решила она. Еще с минуту она смотрела на Вадима и, едва ее
согрело чувство узнавания знакомого ей характера, ей на ум пришла та же
мысль, что когда-то Лене: "Как он все-таки не подходит к этой стране!"
- Сразу - шпион! Я всегда имел подозрение об ихнем равноправии! -
говорили справа.
- А я считаю, России пора стать цивилизованной страной.
- Тебе налить еще?
Илья усмехнулся:
- В России все иностранное: названия, наклейки, словечки, костюмчики,
даже интонации. А здесь смеются: де, нам подражают, костюмы наши надели и к
цивилизованности друг друга призывают!
- Россию презирают с обеих сторон, - ответил ему Вадим. - Русские -
изнутри России, а местные - отсюда.
- Как же это, собственно, местные презирают? - азартно вскричала Ирка.
- Вы же сами про статью в газете рассказали, про русского!
- Про Россию по телику показывают, весьма оригинальное искусство, -
вставила новенькая Оля. - О русских так критически. Думаешь, так нам и надо,
так и надо!
- Они передачи покупают, где гадости о русских говорят: в Польше и в
Прибалтике, - ответил Илья.
- Сколько же можно русским прощать? - поинтересовался Шустер, с улыбкой
оглядывая компанию. По его лицу было видно: даже если бы привели обратный
аргумент, он все равно бы задал этот вопрос.
- Значит, вам приятно выставить Россию на посмешище? - спросил Вадим.
Анжела улыбнулась светской улыбкой:
- За державу обидно?
Вокруг засмеялись.
- Разве можно опозорить страну, которая сама себя не уважает? - мрачно
заметил Илья.
- Не страна себя не уважает, это люди себя не уважают, как будто у всех
поголовно комплекс неполноценности.
Кто-то крякнул.
- Вы так говорите, Вадим, потому что в Австралии живете. А что же вы из
своей прекрасной России уехали? - спросила Оля.
- Все эмигранты крепятся, но этот вопрос непременно зададут.
- А что, - Илья повернулся к Оле, - если бы мы в Зимбабве мыкались, вы
бы нас простили?
- Английские старики и старухи живут в Австралии, - ответил Вадим, - но
по сорок лет вспоминают Англию, считают себя англичанами, и австралийцы их
за это уважают. Только эмигранты из России поносят свою страну. Русский из
деревни на Россию руку не поднимет, а газетчик, кинорежиссер - запросто.
Здесь, в университете на русском отделении провели опрос: "Опишите, как вы
представляете себе русскую семью?". Студенты ответили: женщины носят
кокошники, в квартирах живут свиньи. Муж приходит домой и залпом выпивает
бутылку водки. Мужчины - это "новые русские" или алкоголики. Русские женщины
бывают двух типов: бабка в платке или проститутка. Спросили: oткуда вы это
узнали? Ответ: из российских фильмов и газет.
- Ну и что? - спросил Шустер.
- Да то, что интеллигенция ненавидит Россию и народ, но млеет от
патриотизма английской старухи!
- А вот Говорухин снял фильм о России, - напомнил Шустер, - сурово, но
справедливо. Вы не согласны?
Вадим резко обернулся к нему:
- И этот фильм я имел в виду: жили люди, но не создали ничего ни
талантливого, ни высокого. Но появился Говорухин в белых штанах и осудил их
всех - не народ, а отребье!
- Это фильм! - воодушевился Илья. - Дебильные старухи, развалившиеся
города, убожество, грязь. Русские мужчины: разумеется, пивная точка. Бидоны,
кастрюли над головами. Мат. Перекошенные лица крупным планом. Питие на
газонах. Один долго блюет на траву, другой мочится на дерево. Нескончаемо и
смачно. Как австралы смотрели эту неожиданную правду?
- Илюша, это и есть правда, - сказал Шустер. - Только в России ты ее
поносил, а здесь - защитником заделался!
Илья отмахнулся; видно было, что этот разговор начался у них давно.
- А это - единственная правда о русских, вы как думаете? - спросил
Вадим. - После фильма я вынужден был краснеть перед австралийцами, кто
сохранил в таких условиях сочувствие к русским и пришел спросить: что все
это значит? Но результат был прост: за полгода на экраны не вышел ни один
русский фильм: ни художественный, ни документальный. Пропала бы Россия без
таких патриотов!
Как всегда в эмигрантской компании речь шла о России. Но сегодня тон
разговора был другой. Обыкновенно, в главном собеседники бывают согласны
друг с другом и разговор идет по раз заведенному кругу, часто в одних и тех
же мыслях и выражениях. Сейчас Вадим, посещавший эти сборища по настоянию
жены и молчавший, неожиданно возразил, и атмосфера быстро раскалилась. Может
быть, он сегодня говорил откровеннее и резче оттого, что дурной фильм
Говорухина явился к тому последней каплей, или из-за тона разговора, а,
может быть, от своих непрестанных мыслей о России - от тяжести этих мыслей и
своей усталости.
- Вадим, - обратилась к нему Анжела, - я в одном с вами соглашусь:
интеллигенция в России - это миллионы бездельников, которые прозябали в НИИ.
- Я ничего подобного не имел в виду! - изумленно ответил Вадим. - Мы с
вами среди разной интеллигенции жили.
- У вас и логика! - пожала плечами Анжела, a Илья сказал:
- В Париже Андрея Синявского в шутку спросили: "Что вам было легче:
полгода в советском лагере или полгода в Париже? - В лагере, - ответил он, -
потому что там я был все-таки в России".
На лицах появилось раздражение.
- Много среди интеллигентов Синявских? - буркнул Вадиму Илья.
- ...Среда такая, - ответил тот.
Шустер, обращаясь ко всем, сказал:
- Россия нас с грязью мешала, кто мы были перед ней? - вши ничтожные. -
Он жестко посмотрел на противников: - Это все понимают!
- Вы предлагаете в ненависти объединиться? Создайте на этой основе
политическую партию. Только зачем для этого было в Австралию уезжать?
В комнате повисла тишина.
- Ну ты даешь! - воскликнула Лена, с резкой неприязнью взглянув на
мужа, и смущенно оглядела компанию. - Он слишком много дома сидит, у него
характер портится!
- Если многого добился - имеешь право судить! - подняла голос Анжела. -
Мы не только уехали, но стали людьми!
"Самоутверждаетесь? В себе не уверены?" - хотел спросить Вадим, но
вовремя прикусил губу. Он неожиданно осознал, что от его слов они
почувствовали себя обманутыми. Здесь называли, но никто не считал себя
счастливым. Эмигранты говорят: "Мне хорошо, а им в России - плохо". Но, в
действительности, они думают: "Мне плохо, но поскольку им еще хуже, то мне
здесь уже хорошо".
- Нам надо вписаться, стать такими, как австралийцы, - начала Оля, и
выговариванием прозвучали ее слова, - а это тяжелая работа.
- А если я ломать себя не хочу? - спросил Вадим, кажется, догадываясь.
Илья вдруг весело крикнул:
- Природу свою не вывернул, а - в счастливые! Не по чину берешь!
Вадим рассмеялся, Анжела резко встала, сверкнув на Илью глазами, и
отошла в сторону. Шустер скривился и принялся доедать что-то с тарелки.
Почувствовалось смущение и разброд. Вадим тоже встал, прошел несколько шагов
туда, обратно и услышал:
- Что мы видели в этой стране хамов и воров, как сказал один
интеллигентнейший литератор?
- То, что вам здесь никакими деньгами не заработать, - ответил Вадим.
Начался гам. Кто-то кричал быстро и неразборчиво, упало несколько
вилок, стукнула дверь за Анжелой, в негодовании вышедшей в другую комнату,
потом - за Иркой, побежавшей ее успокаивать.
- Вадим, у вас такая аура агрессивная! - возмущенно воскликнула Оля и
пересела на другой стул.
- Да что там есть?! - крикнул Шустер.
- Родная среда, - ответил Вадим.
Света закусила губу. Многие отвели глаза.
- Балет, шахматисты, музыканты... - холодно щурясь, сказала Анжела с
очевидной издевкой. - Грандиозно, как все в этой стране!
- Давайте посмеемся над балетом, шахматами и ракетами, - Вадим поднес
свой бокал и чокнулся с Анжелой. Зазвенел хрусталь. - Давайте дружно,
давайте все вместе издеваться над своей страной!
Света с любопытством смотрела на Вадима.
- Не верю, что вам нужна эта поганая Рашка! - бросил Шустер.
Вадим обвел глазами компанию:
- Этот человек напористо оскорбляет Россию. - Он повернулся к Шустеру.
- Кто дал вам право шельмовать нашу Родину?
- А мне не нужно на это право! - засмеялся Шустер. - Я знаю правду! -
крикнул он, чувствуя, что нашел объединяющую идею, а Вадим подхватил:
- Шустер, да какой только правды не бывает! В "поганой Рашке" начальник
Беломорских лагерей был - Коган, заместитель начальника ГУЛАГа - Раппопорт,
помощник начальника ГУЛАГА - Сорензон, начальник главного управления тюрем -
Апетер, начальник главного управления лагерей и поселений - Берман,
начальник Беломорско-Балтийского лагеря - Фирин. Весь коммисариат внутренних
дел ОГПУ в полном составе: Фридберг, Блат, Заковский и все видные работники
ОГПУ-НКВД: Шапиро, Кац, Зайдман, Розенберг, Гинзбург, Баумгарт, Гольдштейн,
Дорфман - места не хватит перечислить их - создателей концентрационных
лагерей. И все это в "Рашке". Не желаете поговорить о такой правде?
Шустер отмахнулся:
- Ну и что!
Вадим открыл дверь и вышел в сад.
- Что-то Вадим стал меняться... - сказал ему вслед Шустер. - Может, ему
кто платит?
Музыка, гам, чудная красота и сладость ночи развязывали языки и
желания. Гости изчезали из-за стола и вскоре небольшими группками кружили по
саду и дому, подливая вина, болтая и втягивая более трезвых в круговорот
праздника.
Перед Шустером стояла тонкая задача: в нужный момент сцапать Свету и
под шумок увезти к себе в спальню для дела, о котором он не мог ни на
секунду забыть и крутился по сторонам, выглядывая, куда же она
запропастилась.
Света, основательно захмелев, выбежала в сад и нашла скамейку в кустах.
Голова кружилась, она чувствовала себя восхитительно. Одурманивающее марево
и томительность южной ночи обвалакивали тело, тонкими нитями пробегая по
коже, неистовым стрекотанием миллионов цикад и неистовым сиянием миллионов
звезд очаровывая и оглушая. Она прислушалась, как вдруг ветки раздвинулись,
и в проеме появился Илья, держа в одной руке початую бутылку, в другой два
бокала.
- Вы знаете, что вы - красавица? - сказал он, совершенно без смущения
рассматривая ее, - красивый и уверенный в себе. Света засмеялась: этот
парень был вполне в ее вкусе - сексапильный и независимый. Правда, сломить
сопротивление таких, как Шустер, было проще, но здесь и победа была
несравненно слаще.
От ее интимного смеха, от этого приглашения неистовая дрожь пробежала
по его телу. Он опустился около нее, стал целовать обнаженные ноги. Легко
провел пальцами по бедрам, прижимаясь, шалея.
- Илья... - прошептала Света, дотрагиваясь до его плеч, как будто с
намерением оттолкнуть, но, в действительности, ее руки зарылись пальцами в
его волосы и остались там - в точности так, как это делают кинозвезды. Он
поднял к ней свое лицо. Сейчас оно горело, окрашенное желанием, и
удивительно красивы были его выразительные и сияющие глаза. Он тянулся к
ней, и было видно: он ни секунды не сомневается в том, что задуманное будет
доведено до конца. Она поняла это, запомнила и засмеялась, волнуясь грудью,
наклонившись к его пылающему лицу. Илья стиснул ее, смял, не вынеся муки,
схватил на руки и, впившись губами, поволок в самую темень кустов.
- Вкусная девочка! - причмокнул на соседней скамейке Боб, Иркин муж,
прислушиваясь к возне.
- Вкусный мальчик! - откликнулась Анжела и налила шампанского Ирке,
Бобу и себе. - Приятно слушать чужую страсть, у меня мурашки... Однако, мы
не можем позволить этому зайти слишком далеко. Такой чудный мальчик... И
Шустер огорчится, ведь он случайно может что-нибудь узнать. Боб, пойди,
покашляй, да не пугай! - прикрикнула она, услышав, как он ломит сквозь
кусты. Вскоре посланный вернулся, а парочка зашелестела в другую сторону. В
темноте, прижав Свету к стволу дерева, Илья гладил ее ноги, перебирая и
поднимая тончайшую материю юбочки.
- Моей будешь... - шептал он ей в губы, - поедем ко мне - прямо сейчас!
- Я голос Шустера слышала.
- Ты спала с ним?
- Нет, конечно.
- Он тебя подарками заваливает.
- Я не принуждала, - легко отозвалась она.
- Конечно, но ты... такая... - Илья прижался к ней всем телом, - ты
любого мужика склоняешь. Моя будешь... ах, как я тебя...
- Это еще неизвестно... - запела она.
- Как это неизвестно? Очень даже известно!
- Максик - мой лучший друг.
- Ах, лучший, говоришь... - Илья совершенно распалился и, потеряв
голову, зашептал: - Еще не было такой бабы, чтобы я ее так хотел, а она мне
не дала! - и почему-то сразу пожалел об этих, пророненных словах.
- Пусти... хватит! - зашептала Света погромче, но Илья дрожащей сухой
ладонью гладил ее живот, забыв все на свете. Она нервно засмеялась и
довольно громко воскликнула:
- Отпустишь ты меня, наконец! - сделав попытку протиснуть руки между
своими бедрами и его руками. - Пусти же!
Внезапно перед ними вырос темный силуэт, и гневный голос Вадима
вскричал:
- Подлец, она тебе говорит!
Света мгновенно отпрянула назад, а Вадим, развернувшись, влепил
любовнику ослепительную оплеуху. Света повернула к Вадиму разгоряченное лицо
и, трепеща, звонко ударила его по щеке.
- Кто тебя сюда звал?! - загремела она, наступая на него. - Защитник
нашелся!
Мужчины уставились на нее, выпучив глаза и ничего не соображая.
В ужасной наступившей тишине стукнула дверь, и веранда, с прилегающими
к ней дорожками, осветилась переливающимися огоньками, там и сям спрятанными
в листве.
- Эй, ребята, где вы тут, в потемках? - донесся встревоженный голос
Шустера. Послышались шаги, смех, кто-то чиркнул зажигалкой, и лужайка
наполнилась народом. Боб притащил коробку пива и раздавал всем по бутылке.
Вадим сидел, оглушенный, на траве. Невдалеке, в такой же позе,
привалившись к дереву, сидел Илья и криво ему улыбался.
Открывали бутылки. Шустер в смятении тряс Илью за плечо, заглядывая ему
в лицо, замирая от вихря внезапных, напугавших его предчувствий, и быстро,
жестко застучавшего сердца.
Из дома донеслась музыка, и, появившаяся Ирка взахлеб закричав:
- Сколько вас всех собирать? Анжела с Питером уже танцуют! - потащила
народ в дом.
В маленькой комнатке на другом конце дома Илья горячо шептал Шустеру:
- Давай, соглашайся!
- А что ты, собственно, хочешь? - Шустер с опаской разглядывал лицо
Ильи.
- Мы друзья со школы, и я скажу в открытую: ведь это та баба, которой
ты снял квартиру?
- Допустим.
- Откажись от нее.
Шустер вспыхнул:
- С какой же стати?
- Просто так. Я прошу тебя, понимаешь?
- Абсолютно не понимаю. - Шустер смотрел на Илью, чувствуя ползущий из
глубин панический страх.
- Эта баба будет моя! - слово "моя" Илья произнес надменно, со
значением посмотрев на приятеля.
- Нет, милок, ты в школе всех девиц щупал... самый удачливый! Эту бабу
я для себя нашел, уйму денег на нее ухлопал, а теперь приходишь ты и
диктуешь, что мне делать?! - заорал Шустер, остервенясь.
- Поскольку ты мой друг, я ставлю тебя в известность.
- Что же ты за друг! - яростно огрызнулся Шустер и вдруг завизжал,
плюясь: - Шкура ты, а не друг! - а в голове гремело: "Отберет! Отберет!"
- Вот тебе и на! - Илья рассмеялся жестким, холодным смехом. Видно
было, что он совершенно уверен в себе и ни на йоту не изменит принятого
решения.
Шустер это знал и ненавидел его сейчас вдвойне. Потому что отношения с
этой женщиной должны были стать кульминацией его жизни. В Австралии очень
мало женщин из России, и почти все они, конечно, замужем, а ему в силу его
неказистой внешности и раньше было трудно найти желающих, - вся же надежда
Шустера засияла оттого, что Света стала брать деньги, а это реальнейший шанс
иметь, наконец, постоянную женщину. Но особенная точка - была ее невероятная
сексуальная привлекательность. В мыслях Шустера эта женщина состояла из тела
и одного, исключительно, тела. И мысли о ней, а, точнее, об этом теле,
выводили Шустера из равновесия. Гладко выбритые щечки его тряслись, а в
маленьких юрких глазках отражалась бешеная работа: немедленно найти выход,
самый радикальнейший, спасительный. И он, этот выход, конечно же нашелся.
- Илюша, зачем нам ссориться из-за пустяков, - он хохотнул, сально
заблестел глазками, оценивающе рассматривая красивое, не знающее сомнений
лицо друга, и начал: - У меня предложение: таких баб, как грязи, тебе с
твоей наружностью ничего не стоит любую поиметь. А я дам тебе денег. Сколько
"Юбочки... - промелькнуло у Светы в голове, - но причем здесь Иисус
Христос?.. Анжела удачно купила, с такой скидкой..."
Она снова оглядела Анжелу и вспомнила Иркин рассказ о сестре. По ее
словам выходило, что Анжела еще в России вышла замуж за шведского посла. Он
был не совсем красавец, но через несколько лет рассыпался, а она получила от
шведов пожизненную пенсию - три тысячи в месяц, радовалась Ирка. Сделала
взносы за два дома, жильцы платят, а ей денежки текут. И дома через
пятнадцать лет в цене вырастут вдвое. Но Анжела не такой человек, чтобы
сидеть без интересного дела: полугода не прошло, как она вышла за атташе по
торговле, и теперь у нее денег куры не клюют, возит ее старикан по
латино-американским странам. Ирка считала, что Анжела и ее пристроила
неплохо. Пригласила пожить с сыном и мужа поискать. Денег, правда, от своих
тысяч дала только двести долларов в месяц, чтобы с голоду не умереть, вдвоем
с сыном, призналась Ирка, ну, ничего, надо уметь свое счастье схватить.
Анжела - тонкий человек, о философии любит поговорить, о марках машин...
Себя Ирка считала попроще, хотя говорила, что в Москве жила неплохо. У нее
был муж, по национальности - еврей, по профессии - зубной протезист. "Одна
статистика о том говорит, самые они изменчивые... - размышляла Ирка. - Дом
был и дача, и две машины. Я коньяк любила и занималась дианетикой. Это наука
о разуме. Муж положил одно место на нашего ребенка. Ну, муж - не муж, нашла
я здесь одного, - смеялась она, - зарплата хорошая. И как мужик ничего, и
сына любит. Кривой немного и староват, а так ничего. И пузо в дверь не
проходит, но это потому, что австралы пиво пьют, как лошади, и водяру любят.
Кажется, четверть ихнего дохода уходит на спиртное. Говорят, в Рождество, в
Кристмас ихний, сидят в семейном кругу, как голубки, а в Новый Год орут,
пьют на улицах из горла, потом весь асфальт усыпан бутылками и стеклом, а
под утро в центре драки".
Света с интересом вникала в науку выживания, сочувствовала и
сопереживала, как думала Ирка и как временами казалось самой Свете, но
иногда, беглым лучом в ее сознании проскакивали другие картины - без
стариков и чужих денег, и тогда она сама не знала, что правдивей: ее желания
или мысли, слова или намерения.
Она перевернула страницу.
- Вы интересно в Мексике живете... Дом громадный и с бассейном! - она
тихо рассмеялась.
- У меня есть все, - ответила Анжела. - Есть сокровища из Зимнего
дворца. Я даже мою их своими собственными руками - статуэтки и тарелки. Но
за все надо платить! Такой дом надо купить, а потом его содержать. Это я
всегда говорю в моей отповеди завистникам - всем этим советским, всем этим
середнякам.
- Сколько фоток...
- Двести сорок шесть. Муж без ума от меня и всего русского. Мы же
носители старой культуры.
- Питер по-русски говорит и еще на двух языках, - бегло вставила Ирка.
- Он русскую историю читал, может князей по порядку назвать, - Анжела,
вытянув пальцы, взяла бокал. - Это лишнее. Душе важнее токи, влияния.
Чувствуете, детка, как они вас пронизывают? - она оценивающе взглянула на
Свету.
Той редко доводилось вести такие разговоры, но она сочувственно
ответила:
- Я, как и вы, то на земле, то на небе, - и тоже оглядела потолок. -
Люблю подумать о чем-нибудь таком, пофилософствовать... Ой, а здесь вы без
ничего!
- Я красиво позирую, все любят смотреть на меня. Даже Иркин Боб
понимает, а сначала был весьма серенький. Но и в этом городе не все
безнадежно. Рядом есть люди, умеющие ценить женский шарм. Этот мальчик -
Илья, вы заметили его, не правда ли? - Анжела вопросительно взглянула на
Свету. Та кивнула, с любопытством сверкнув глазами. - ...Я с ним была дружна
в бытность мою здесь... - Анжела дотянулась до коробки с сигарами,
неторопливо закурила, обвела глазами комнату, и Свету поразила эта сигара в
длинных женских пальцах... Как будто крючок в новую и еще не понятную для
нее жизнь. - Он очарователен, - продолжала Анжела, - одаренный юноша с
охлажденным, усталым умом. В нем бездна романтизма, скрытого под маской
бывалого, насмешливого скептика. - Полулежа, она откинула голову на подушки
и медленно добавила: - Вокруг него всегда вился кружок молодых женщин...
Света замерла в своем кресле, а Ирка не отрывала жадного взгляда от
лица сестры.
- Он всех покорял своей царственной разочарованностью... - протянула
Анжела почти шепотом, и ее глаза загадочно заблестели. - Но он не так прост,
чтобы не понимать своей цены. Я выбрала его! Такие мужчины по-настоящему
украшают жизнь женщины, если она в состоянии удержать выпавшее на ее долю
счастье, - прибавила она, не глядя в глаза женщинам. - Когда мы с мужем
уезжали отсюда, он не мог найти себе места. Мы были красивой парой, правда,
Ириша?
- Я думала, ты бросишь мужа! - воскликнула Ирка.
- Любовь должна украшать жизнь, как произведение искусства. Ее нельзя
ни портить, ни смешивать ни с чем. Это сосуд отрады, источник поэзии... и
так далее. Отними у меня любовь, и я зачахну, ибо она благословляет мою
жизнь!
Ирка всем видом выражала горестное раскаяние от неудачного замечания.
Анжела встала. Было ясно, что она произвела сильное впечатление на
слушательниц и осталась им довольна.
Они вышли в гостиную и заметили, что гостей прибавилось. В одном углу
звенела музыка, в другом - на экране телевизора шикарный мужчина раскуривал
толстую сигару, другой рукой лаская бедра истомленной брюнетки, прерываемый
воплями: "Распродажа! Кофточки дешевле на полтора доллара! Купите прямо
сейчас!"
- Познакомьтесь: Илья. А это Вадим и его жена Лена. Из Питера.
- Новенькие Оля и Саша, первый Новый Год в Австралии.
- У тебя, Светочка, тоже здесь первый Новый Год? Это наша Светочка!
На Свету смотрели. Но так как это продолжалось немного дольше, чем
следовало, Ирка произнесла:
- Моя сестра, Анжелика! Они с Питером ненадолго прилетели из Мексики.
Питер - торговый атташе.
Света одарила гостя ослепительной улыбкой, чувствуя, как из глубины
поднимается восхитительный вихрь. Она заливалась переливчатым смехом, не
слишком громко, но погромче остальных, так что несколько мужчин из дальнего
конца комнаты с интересом повернули головы в ее сторону.
- Давайте к столу! - крикнул кто-то.
Все потянулись в столовую, зашаркали, загремели стульями в приятном
предвкушении, захлопали бутылочные пробки, смех, гам, убери цветы, они
мешают, попробуй - это вкусно, а где вы селедку достали, я давно ищу, а вот
в таких банках, израильская, я тебе потом покажу, какая. Я немецкую брала -
кислая. А вот сюрприз - огурчики домашние! Мама сделала к празднику. Прямо
как в Москве!
- Да что вы в Москве не видели?..
- Давно пора России стать цивилизованной страной!
- Эта страна, эта похабень, рассчитана на середняка, - вразумительно
объяснила Анжела. - Сегодня середняк остался ни с чем. А их большинство.
- Они считают, что мы им должны, - Ирка оглядела всех, ища поддержки.
- Потому что нам хорошо!
- Я вчера то же самое сказала.
- Боб - это русский праздник! Шампанское пей, потом пивом надуешься!
- Он только пиво! - добродушно засмеялась Ирка.
- С Новым Годом! С новым счастьем!
- Пожить - так пожить!
- Я был в Италии на конференции. - Илья наклонился к Свете: - Я физик.
По мне - зарплаты в Италии маленькие. Я считаю, - сказал он с нажимом на
слове "я", - я считаю - это не для белого человека. Итальяшки, как цыгане.
Ну конечно, музеи, искусство. А только иду я с итальяночкой по Риму мимо
святого Петра, и вдруг так подумал: "А вот провались эти соборы и дома
вокруг, и ты вместе с ними - я не оглянусь и дальше пойду".
- В Америке неплохо платят, мне научники говорили, - вставила Ирка.
- Главное, чтобы бабок больше!
- Это смотря где... - проговорила Анжела. - Если бы мне устроили
вернисаж в Кремле или Эрмитаже и платили за это ихние деньги, я бы там
никогда продавать свое творчество не стала. Вертолет бы за мной прислали -
не поехала бы. А в Париже на метро добиралась! - она оглядела слушателей,
наслаждаясь произведенным эффектом, и добавила: - Вот так - без России
выжила, не пропала, всем нос утерла!
- Слушайте, что у нас было! - простодушно глядя на сестру,
встрепенулась Ирка. - Есть тут из "старых" русских Николай Николаевич, у
него дом такой приличный. Живет в Австралии около тридцати лет. А у него
родственник дальний, Тропишин, в государственной конторе работает. Его после
двадцати лет работы обвинили, что он - русский шпион, и в суд потащили! И
статью в газету сунули - до решения суда! Опять, - говорят, - русские шпионы
понаехали, иностранцы поганые, китайцы да Васьки русские, они, Васьки, не
знают, на какое место презерватив надевать, а понаехали к нам сюда, у себя
все развалили, теперь к нам понаехали...
- Опозорили человека на старости лет!
- Они не человека, они страну нашу несчастную позорят, - вдруг вступил
в разговор молчавший до сих пор Вадим.
Света оглянулась и увидела человека, которого она, вероятно, могла
встретить раньше: борода, не совсем прибранные волосы, вытянутое лицо с
сеткой морщинок, разбежавшихся вокруг глаз, и сами глаза, смотрящие как
будто мимо окружающего. Такие люди в прошлой жизни, в России, не выбирали
Свету, и хотя она тоже не испытывала к ним тяги, это задевало. С ними только
интересно, решила она. Еще с минуту она смотрела на Вадима и, едва ее
согрело чувство узнавания знакомого ей характера, ей на ум пришла та же
мысль, что когда-то Лене: "Как он все-таки не подходит к этой стране!"
- Сразу - шпион! Я всегда имел подозрение об ихнем равноправии! -
говорили справа.
- А я считаю, России пора стать цивилизованной страной.
- Тебе налить еще?
Илья усмехнулся:
- В России все иностранное: названия, наклейки, словечки, костюмчики,
даже интонации. А здесь смеются: де, нам подражают, костюмы наши надели и к
цивилизованности друг друга призывают!
- Россию презирают с обеих сторон, - ответил ему Вадим. - Русские -
изнутри России, а местные - отсюда.
- Как же это, собственно, местные презирают? - азартно вскричала Ирка.
- Вы же сами про статью в газете рассказали, про русского!
- Про Россию по телику показывают, весьма оригинальное искусство, -
вставила новенькая Оля. - О русских так критически. Думаешь, так нам и надо,
так и надо!
- Они передачи покупают, где гадости о русских говорят: в Польше и в
Прибалтике, - ответил Илья.
- Сколько же можно русским прощать? - поинтересовался Шустер, с улыбкой
оглядывая компанию. По его лицу было видно: даже если бы привели обратный
аргумент, он все равно бы задал этот вопрос.
- Значит, вам приятно выставить Россию на посмешище? - спросил Вадим.
Анжела улыбнулась светской улыбкой:
- За державу обидно?
Вокруг засмеялись.
- Разве можно опозорить страну, которая сама себя не уважает? - мрачно
заметил Илья.
- Не страна себя не уважает, это люди себя не уважают, как будто у всех
поголовно комплекс неполноценности.
Кто-то крякнул.
- Вы так говорите, Вадим, потому что в Австралии живете. А что же вы из
своей прекрасной России уехали? - спросила Оля.
- Все эмигранты крепятся, но этот вопрос непременно зададут.
- А что, - Илья повернулся к Оле, - если бы мы в Зимбабве мыкались, вы
бы нас простили?
- Английские старики и старухи живут в Австралии, - ответил Вадим, - но
по сорок лет вспоминают Англию, считают себя англичанами, и австралийцы их
за это уважают. Только эмигранты из России поносят свою страну. Русский из
деревни на Россию руку не поднимет, а газетчик, кинорежиссер - запросто.
Здесь, в университете на русском отделении провели опрос: "Опишите, как вы
представляете себе русскую семью?". Студенты ответили: женщины носят
кокошники, в квартирах живут свиньи. Муж приходит домой и залпом выпивает
бутылку водки. Мужчины - это "новые русские" или алкоголики. Русские женщины
бывают двух типов: бабка в платке или проститутка. Спросили: oткуда вы это
узнали? Ответ: из российских фильмов и газет.
- Ну и что? - спросил Шустер.
- Да то, что интеллигенция ненавидит Россию и народ, но млеет от
патриотизма английской старухи!
- А вот Говорухин снял фильм о России, - напомнил Шустер, - сурово, но
справедливо. Вы не согласны?
Вадим резко обернулся к нему:
- И этот фильм я имел в виду: жили люди, но не создали ничего ни
талантливого, ни высокого. Но появился Говорухин в белых штанах и осудил их
всех - не народ, а отребье!
- Это фильм! - воодушевился Илья. - Дебильные старухи, развалившиеся
города, убожество, грязь. Русские мужчины: разумеется, пивная точка. Бидоны,
кастрюли над головами. Мат. Перекошенные лица крупным планом. Питие на
газонах. Один долго блюет на траву, другой мочится на дерево. Нескончаемо и
смачно. Как австралы смотрели эту неожиданную правду?
- Илюша, это и есть правда, - сказал Шустер. - Только в России ты ее
поносил, а здесь - защитником заделался!
Илья отмахнулся; видно было, что этот разговор начался у них давно.
- А это - единственная правда о русских, вы как думаете? - спросил
Вадим. - После фильма я вынужден был краснеть перед австралийцами, кто
сохранил в таких условиях сочувствие к русским и пришел спросить: что все
это значит? Но результат был прост: за полгода на экраны не вышел ни один
русский фильм: ни художественный, ни документальный. Пропала бы Россия без
таких патриотов!
Как всегда в эмигрантской компании речь шла о России. Но сегодня тон
разговора был другой. Обыкновенно, в главном собеседники бывают согласны
друг с другом и разговор идет по раз заведенному кругу, часто в одних и тех
же мыслях и выражениях. Сейчас Вадим, посещавший эти сборища по настоянию
жены и молчавший, неожиданно возразил, и атмосфера быстро раскалилась. Может
быть, он сегодня говорил откровеннее и резче оттого, что дурной фильм
Говорухина явился к тому последней каплей, или из-за тона разговора, а,
может быть, от своих непрестанных мыслей о России - от тяжести этих мыслей и
своей усталости.
- Вадим, - обратилась к нему Анжела, - я в одном с вами соглашусь:
интеллигенция в России - это миллионы бездельников, которые прозябали в НИИ.
- Я ничего подобного не имел в виду! - изумленно ответил Вадим. - Мы с
вами среди разной интеллигенции жили.
- У вас и логика! - пожала плечами Анжела, a Илья сказал:
- В Париже Андрея Синявского в шутку спросили: "Что вам было легче:
полгода в советском лагере или полгода в Париже? - В лагере, - ответил он, -
потому что там я был все-таки в России".
На лицах появилось раздражение.
- Много среди интеллигентов Синявских? - буркнул Вадиму Илья.
- ...Среда такая, - ответил тот.
Шустер, обращаясь ко всем, сказал:
- Россия нас с грязью мешала, кто мы были перед ней? - вши ничтожные. -
Он жестко посмотрел на противников: - Это все понимают!
- Вы предлагаете в ненависти объединиться? Создайте на этой основе
политическую партию. Только зачем для этого было в Австралию уезжать?
В комнате повисла тишина.
- Ну ты даешь! - воскликнула Лена, с резкой неприязнью взглянув на
мужа, и смущенно оглядела компанию. - Он слишком много дома сидит, у него
характер портится!
- Если многого добился - имеешь право судить! - подняла голос Анжела. -
Мы не только уехали, но стали людьми!
"Самоутверждаетесь? В себе не уверены?" - хотел спросить Вадим, но
вовремя прикусил губу. Он неожиданно осознал, что от его слов они
почувствовали себя обманутыми. Здесь называли, но никто не считал себя
счастливым. Эмигранты говорят: "Мне хорошо, а им в России - плохо". Но, в
действительности, они думают: "Мне плохо, но поскольку им еще хуже, то мне
здесь уже хорошо".
- Нам надо вписаться, стать такими, как австралийцы, - начала Оля, и
выговариванием прозвучали ее слова, - а это тяжелая работа.
- А если я ломать себя не хочу? - спросил Вадим, кажется, догадываясь.
Илья вдруг весело крикнул:
- Природу свою не вывернул, а - в счастливые! Не по чину берешь!
Вадим рассмеялся, Анжела резко встала, сверкнув на Илью глазами, и
отошла в сторону. Шустер скривился и принялся доедать что-то с тарелки.
Почувствовалось смущение и разброд. Вадим тоже встал, прошел несколько шагов
туда, обратно и услышал:
- Что мы видели в этой стране хамов и воров, как сказал один
интеллигентнейший литератор?
- То, что вам здесь никакими деньгами не заработать, - ответил Вадим.
Начался гам. Кто-то кричал быстро и неразборчиво, упало несколько
вилок, стукнула дверь за Анжелой, в негодовании вышедшей в другую комнату,
потом - за Иркой, побежавшей ее успокаивать.
- Вадим, у вас такая аура агрессивная! - возмущенно воскликнула Оля и
пересела на другой стул.
- Да что там есть?! - крикнул Шустер.
- Родная среда, - ответил Вадим.
Света закусила губу. Многие отвели глаза.
- Балет, шахматисты, музыканты... - холодно щурясь, сказала Анжела с
очевидной издевкой. - Грандиозно, как все в этой стране!
- Давайте посмеемся над балетом, шахматами и ракетами, - Вадим поднес
свой бокал и чокнулся с Анжелой. Зазвенел хрусталь. - Давайте дружно,
давайте все вместе издеваться над своей страной!
Света с любопытством смотрела на Вадима.
- Не верю, что вам нужна эта поганая Рашка! - бросил Шустер.
Вадим обвел глазами компанию:
- Этот человек напористо оскорбляет Россию. - Он повернулся к Шустеру.
- Кто дал вам право шельмовать нашу Родину?
- А мне не нужно на это право! - засмеялся Шустер. - Я знаю правду! -
крикнул он, чувствуя, что нашел объединяющую идею, а Вадим подхватил:
- Шустер, да какой только правды не бывает! В "поганой Рашке" начальник
Беломорских лагерей был - Коган, заместитель начальника ГУЛАГа - Раппопорт,
помощник начальника ГУЛАГА - Сорензон, начальник главного управления тюрем -
Апетер, начальник главного управления лагерей и поселений - Берман,
начальник Беломорско-Балтийского лагеря - Фирин. Весь коммисариат внутренних
дел ОГПУ в полном составе: Фридберг, Блат, Заковский и все видные работники
ОГПУ-НКВД: Шапиро, Кац, Зайдман, Розенберг, Гинзбург, Баумгарт, Гольдштейн,
Дорфман - места не хватит перечислить их - создателей концентрационных
лагерей. И все это в "Рашке". Не желаете поговорить о такой правде?
Шустер отмахнулся:
- Ну и что!
Вадим открыл дверь и вышел в сад.
- Что-то Вадим стал меняться... - сказал ему вслед Шустер. - Может, ему
кто платит?
Музыка, гам, чудная красота и сладость ночи развязывали языки и
желания. Гости изчезали из-за стола и вскоре небольшими группками кружили по
саду и дому, подливая вина, болтая и втягивая более трезвых в круговорот
праздника.
Перед Шустером стояла тонкая задача: в нужный момент сцапать Свету и
под шумок увезти к себе в спальню для дела, о котором он не мог ни на
секунду забыть и крутился по сторонам, выглядывая, куда же она
запропастилась.
Света, основательно захмелев, выбежала в сад и нашла скамейку в кустах.
Голова кружилась, она чувствовала себя восхитительно. Одурманивающее марево
и томительность южной ночи обвалакивали тело, тонкими нитями пробегая по
коже, неистовым стрекотанием миллионов цикад и неистовым сиянием миллионов
звезд очаровывая и оглушая. Она прислушалась, как вдруг ветки раздвинулись,
и в проеме появился Илья, держа в одной руке початую бутылку, в другой два
бокала.
- Вы знаете, что вы - красавица? - сказал он, совершенно без смущения
рассматривая ее, - красивый и уверенный в себе. Света засмеялась: этот
парень был вполне в ее вкусе - сексапильный и независимый. Правда, сломить
сопротивление таких, как Шустер, было проще, но здесь и победа была
несравненно слаще.
От ее интимного смеха, от этого приглашения неистовая дрожь пробежала
по его телу. Он опустился около нее, стал целовать обнаженные ноги. Легко
провел пальцами по бедрам, прижимаясь, шалея.
- Илья... - прошептала Света, дотрагиваясь до его плеч, как будто с
намерением оттолкнуть, но, в действительности, ее руки зарылись пальцами в
его волосы и остались там - в точности так, как это делают кинозвезды. Он
поднял к ней свое лицо. Сейчас оно горело, окрашенное желанием, и
удивительно красивы были его выразительные и сияющие глаза. Он тянулся к
ней, и было видно: он ни секунды не сомневается в том, что задуманное будет
доведено до конца. Она поняла это, запомнила и засмеялась, волнуясь грудью,
наклонившись к его пылающему лицу. Илья стиснул ее, смял, не вынеся муки,
схватил на руки и, впившись губами, поволок в самую темень кустов.
- Вкусная девочка! - причмокнул на соседней скамейке Боб, Иркин муж,
прислушиваясь к возне.
- Вкусный мальчик! - откликнулась Анжела и налила шампанского Ирке,
Бобу и себе. - Приятно слушать чужую страсть, у меня мурашки... Однако, мы
не можем позволить этому зайти слишком далеко. Такой чудный мальчик... И
Шустер огорчится, ведь он случайно может что-нибудь узнать. Боб, пойди,
покашляй, да не пугай! - прикрикнула она, услышав, как он ломит сквозь
кусты. Вскоре посланный вернулся, а парочка зашелестела в другую сторону. В
темноте, прижав Свету к стволу дерева, Илья гладил ее ноги, перебирая и
поднимая тончайшую материю юбочки.
- Моей будешь... - шептал он ей в губы, - поедем ко мне - прямо сейчас!
- Я голос Шустера слышала.
- Ты спала с ним?
- Нет, конечно.
- Он тебя подарками заваливает.
- Я не принуждала, - легко отозвалась она.
- Конечно, но ты... такая... - Илья прижался к ней всем телом, - ты
любого мужика склоняешь. Моя будешь... ах, как я тебя...
- Это еще неизвестно... - запела она.
- Как это неизвестно? Очень даже известно!
- Максик - мой лучший друг.
- Ах, лучший, говоришь... - Илья совершенно распалился и, потеряв
голову, зашептал: - Еще не было такой бабы, чтобы я ее так хотел, а она мне
не дала! - и почему-то сразу пожалел об этих, пророненных словах.
- Пусти... хватит! - зашептала Света погромче, но Илья дрожащей сухой
ладонью гладил ее живот, забыв все на свете. Она нервно засмеялась и
довольно громко воскликнула:
- Отпустишь ты меня, наконец! - сделав попытку протиснуть руки между
своими бедрами и его руками. - Пусти же!
Внезапно перед ними вырос темный силуэт, и гневный голос Вадима
вскричал:
- Подлец, она тебе говорит!
Света мгновенно отпрянула назад, а Вадим, развернувшись, влепил
любовнику ослепительную оплеуху. Света повернула к Вадиму разгоряченное лицо
и, трепеща, звонко ударила его по щеке.
- Кто тебя сюда звал?! - загремела она, наступая на него. - Защитник
нашелся!
Мужчины уставились на нее, выпучив глаза и ничего не соображая.
В ужасной наступившей тишине стукнула дверь, и веранда, с прилегающими
к ней дорожками, осветилась переливающимися огоньками, там и сям спрятанными
в листве.
- Эй, ребята, где вы тут, в потемках? - донесся встревоженный голос
Шустера. Послышались шаги, смех, кто-то чиркнул зажигалкой, и лужайка
наполнилась народом. Боб притащил коробку пива и раздавал всем по бутылке.
Вадим сидел, оглушенный, на траве. Невдалеке, в такой же позе,
привалившись к дереву, сидел Илья и криво ему улыбался.
Открывали бутылки. Шустер в смятении тряс Илью за плечо, заглядывая ему
в лицо, замирая от вихря внезапных, напугавших его предчувствий, и быстро,
жестко застучавшего сердца.
Из дома донеслась музыка, и, появившаяся Ирка взахлеб закричав:
- Сколько вас всех собирать? Анжела с Питером уже танцуют! - потащила
народ в дом.
В маленькой комнатке на другом конце дома Илья горячо шептал Шустеру:
- Давай, соглашайся!
- А что ты, собственно, хочешь? - Шустер с опаской разглядывал лицо
Ильи.
- Мы друзья со школы, и я скажу в открытую: ведь это та баба, которой
ты снял квартиру?
- Допустим.
- Откажись от нее.
Шустер вспыхнул:
- С какой же стати?
- Просто так. Я прошу тебя, понимаешь?
- Абсолютно не понимаю. - Шустер смотрел на Илью, чувствуя ползущий из
глубин панический страх.
- Эта баба будет моя! - слово "моя" Илья произнес надменно, со
значением посмотрев на приятеля.
- Нет, милок, ты в школе всех девиц щупал... самый удачливый! Эту бабу
я для себя нашел, уйму денег на нее ухлопал, а теперь приходишь ты и
диктуешь, что мне делать?! - заорал Шустер, остервенясь.
- Поскольку ты мой друг, я ставлю тебя в известность.
- Что же ты за друг! - яростно огрызнулся Шустер и вдруг завизжал,
плюясь: - Шкура ты, а не друг! - а в голове гремело: "Отберет! Отберет!"
- Вот тебе и на! - Илья рассмеялся жестким, холодным смехом. Видно
было, что он совершенно уверен в себе и ни на йоту не изменит принятого
решения.
Шустер это знал и ненавидел его сейчас вдвойне. Потому что отношения с
этой женщиной должны были стать кульминацией его жизни. В Австралии очень
мало женщин из России, и почти все они, конечно, замужем, а ему в силу его
неказистой внешности и раньше было трудно найти желающих, - вся же надежда
Шустера засияла оттого, что Света стала брать деньги, а это реальнейший шанс
иметь, наконец, постоянную женщину. Но особенная точка - была ее невероятная
сексуальная привлекательность. В мыслях Шустера эта женщина состояла из тела
и одного, исключительно, тела. И мысли о ней, а, точнее, об этом теле,
выводили Шустера из равновесия. Гладко выбритые щечки его тряслись, а в
маленьких юрких глазках отражалась бешеная работа: немедленно найти выход,
самый радикальнейший, спасительный. И он, этот выход, конечно же нашелся.
- Илюша, зачем нам ссориться из-за пустяков, - он хохотнул, сально
заблестел глазками, оценивающе рассматривая красивое, не знающее сомнений
лицо друга, и начал: - У меня предложение: таких баб, как грязи, тебе с
твоей наружностью ничего не стоит любую поиметь. А я дам тебе денег. Сколько