Страница:
окружающего. Реже леса и невозделанные пашни, крупнее населенные пункты,
более напоминающие европейские. В час дня мы прибыли на Николаевский вокзал.
Нас встречают представители Петербургского совета и посланные вперед наши
квартирьеры. Разместились в Грандотеле, в немецком генеральном консульстве
на Исаакиевской площади.
Вскоре после прибытия, как только была установлена телеграфная связь с
Москвой, поступил приказ от министерства иностранных дел, согласно которому
дипломатическая миссия вместе со всеми немцами, без участия которых в
комиссии попечительства о пленных можно было обойтись, должна была по
возможности незамедлительно покинуть страну. Сегодня вечером я вместе с
переводчиком побывал в Петербургском совете, чтобы урегулировать вопрос об
отъезде. Здесь я бегло познакомился с комиссаром Урицким77, почти
неограниченным властителем города, наводящим страх своим кровавым террором.
Небольшого росточка, не производящий, собственно, никакого впечатления еврей
с хитровато-настороженным выражением лица.
В поезде. В 4 часа пополудни мы отъехали с Финляндского вокзала.
Золотые купола многочисленных церквей города Петра, отсвечивая в лучах
вечернего солнца, прощаются с нами. Город по обеим сторонам поезда остается
позади. Просторные, совершенно ровные участки, болота и пашни, березовые и
сосновые леса напоминают финский ландшафт. Грустная картина. Не удивительно,
если мысли при этом возвращаются к прошлому и будущему этой несчастной
страны, которое, наверняка, лучшим не станет.
Вести с запада также не могут поднять настроения. Причины нашего отзыва
не совсем ясны. Со ссылкой на агентурные сведения Голландии министерство
иностранных дел сообщило нам, что обстановка для нас значительно усложнилась
ввиду запланированного социалистами-революционерами массового террора с
целью нарушения Брестского мира. Можно подумать, что для нашего отзыва нужен
был только повод. Но если дело только в этом, то не было необходимости
телеграфировать нам все это в такой вычурной и многословной форме. Наше
положение теперь не то, чтобы мы могли начать наступление на Смоленск и
Петербург!
Удивление вызывает прежде всего, что во всех решениях Берлина, как и в
этом случае, полностью игнорируются мнения местного представительства и его
почти не информируют по поводу политических планов и намерений. В
обоснование отзыва дипломатической миссии из Берлина русским властям было
сообщено, что это отнюдь не вызвано недружелюбием, напротив, тем самым хотят
оградить русско-германские отношения от последствий возможных новых
покушений. Конечно же, это сделано прежде всего для того, чтобы господа на
Вильгельмштрассе под руководством Криге вместе с Иоффе могли спокойно и без
помех высиживать свои пункты договоров.
Все сидящие в вагоне, без исключения, пытаются понять, как могут у нас
дома заблуждаться по поводу большевистской России, ее намерений и
возможностей.
Вокзал Раяйоки в Финляндии. Дальше Белоострова наш поезд не идет.
Железнодорожный мост через пограничную речку Систербек взорван, по берегам
напротив друг друга стоят красные и финские войска, охраняя демаркационную
линию во время перемирия. Нас принял и взял под охрану комиссар в
сопровождении хорошо вооруженных красногвардейцев. Затем началась довольно
трудная и достаточно комичная перевозка нашего багажа, заполнившего пять
товарных вагонов, всеми возможными средствами - на дрезины, стоявшие в
начале железнодорожного пути на финской стороне. К нам относились сдержанно,
но все же вежливо. Затем мы гуськом направились через деревянный мост, на
котором комиссар проверял наши документы. Под конец красногвардейцы
попытались реквизировать часть нашего багажа, как не подлежащего вывозу, но,
получив хорошее вознаграждение за оказанную нам небольшую помощь в погрузке,
успокоились.
Лишь на финской стороне мы почувствовали себя в безопасности. Мы были
любезно встречены несколькими финскими лейтенантами, блондинами германской
крови, шведского происхождения, во главе с их полковником (немецким
капитаном фон Колером), которых мы затем пригласили на импровизированный
ужин. Различие между Россией, по крайней мере сегодняшней, и Финляндией
заметно с первого взгляда. Здесь все блестит от чистоты и порядка в новом,
со вкусом построенном здании вокзала; там же - грязь, беспорядок и упадок на
каждом шагу.
На борту корабля "Боевульф". Впервые после того, как в конце июля 1914
г. я покинул Соньефьйорд, чтобы по суше быстрее добраться до Берлина, куда я
был вызван в связи с угрожающим политическим положением, я снова вступил на
боевой корабль, который должен нас доставить в Ревель. Сегодня утром мы
прибыли в Гельсингфорс и хотели остановиться в нем на несколько дней, но
получили категорический отказ властей из-за отсутствия мест для проживания.
У нас оставалось время на то, чтобы осмотреть город и его окрестности.
Наконец-то снова море. И хотя это всего-навсего старый броненосец береговой
обороны, для меня, с ранней молодости мечтавшего о море и полюбившего
немецкий флот, эта поездка и вид наших голубых курток были большой радостью.
Ревель. Хорошо разместились в казино русских морских офицеров. Поездка
по морю проходила при отличной погоде. Старый ганзейский город приветствовал
нас, купаясь в золотых лучах заходящего солнца. Только золотые луковицы
православной церкви, как нахальный пришелец, расположившейся возле
городского готического собора в верхней части города, напоминают о том, что
господствовали здесь, надо надеяться временно, проникшие сюда славяне. И все
же - "надо надеяться" больше идет от сердца, чем от разума. Россия никогда
не сможет согласиться с тем, чтобы быть отрезанной от Балтийского моря,
выход в которое ей дает только Петербург как портовый город.
Необходимо написать еще о петербургских впечатлениях. За сутки я сумел
увидеть столько, сколько было в моих силах и насколько позволил световой
день, продолжавшийся до 11 часов вечера. Город расположен на удивление
просторно; чувствуется, что он застраивался планомерно по приказу самодержца
и вместе с тем значительной личности, в отличие от Москвы, становление
которой длилось веками. Это современный крупный европейский город на Неве,
где только церкви напоминают о том, что это матушка Россия, в то время как
город на Москва-реке - типичный русский город с многочисленными формами
азиатского типа.
Когда мы поздно вечером стояли на стрелке, между Большой и Малой Невой,
напротив Петропавловской крепости, старой тюрьмы царской России,
непроизвольно напрашивались сравнения. Новая свобода должна означать конец
таким учреждениям, устранение которых было одной из главнейших целей
революции. Сейчас тюрьмы России заполнены как никогда раньше, только сидят в
них, ожидая своей дальнейшей судьбы, люди другого круга.
Петропавловская крепость и Кронштадт выбраны в качестве тюрем, в первую
очередь, для бывших государственных лиц, высоких чиновников, генералов и
прочих офицеров. Царской России ставили в вину, что в Сибирь ссылали многих
без судебного приговора по административным решениям. Республика Советов
вообще не признает законного судопроизводства для политических заключенных,
решение о жизни и смерти выносят несколько человек от лица Чрезвычайной
комиссии. Их преступление состоит только в принадлежности к ранее правящему
классу, в том, что они воспользовались официально принесенной революцией
свободой политического выбора и т.п.
Кораблей в гавани мало, жизнь замерла. На Большой Неве стоят несколько
крейсеров и торпедных катеров, бывшая императорская яхта - грязные и
запущенные; такие же матросы. В субботу утром, 10 августа, мы поехали с
Шубертом на Финляндский вокзал для урегулирования вопроса с отъездом, затем
на "острова" в дельте Невы, служащие местом отдыха, как Ванзе для Берлина.
Затем пешком осмотрели ряд общественных зданий и церквей, в первую очередь
Казанский собор и церковь Вознесения. Покупки на Невском проспекте.
Общее впечатление: умирающий город! Население после революции
сократилось более, чем наполовину. Если Москва останется столицей, Петербург
много потеряет, даже если с господством ужаса будет покончено. Он может
оставаться значительным городом для ввоза и вывоза товаров, с развитой
промышленностью, если прибалтийские государства будут для России потеряны,
но никогда уже не приобретет своего былого значения, данного ему волей царя.
Великолепные административные здания должны скоро отойти правительству из
Москвы, где таких помещений не хватает и при нынешних условиях их не удастся
создать. Но какое правительство захочет даже в мирное время иметь по
соседству в сорока километрах с одной стороны и в двухстах - с другой чужие
государства и быть постоянно готовым к бегству в случае начала войны.
Ревель очень симпатичный город. В нем чувствуешь себя, будто находишься
в Любеке или Ростоке. Красив и пригород. Наша дипломатическая миссия может
спокойно отказаться от мысли попасть в Псков, где близость демаркационной
линии будет вызывать стремление к более тесным контактам с советским
правительством. Но все это в теории. Пока обстановка прояснится, пока станет
ясно, что возвращение в Россию в ближайшей перспективе исключается, на это
время я попрошу отпуск, а затем найду себе другое занятие.
Вечером торжественный ужин при генеральном штабе в честь управляющего
бургомистра Гамбурга фон Мелле. Торжественные речи, в том числе со стороны
представителей города. Отношения между немецкими и местными властями кажутся
хорошими. С какой радостью и оптимизмом можно было бы подумать обо всем, что
достигнуто в трудной борьбе против всего мира, не в последнюю очередь - об
освобождении старых балтийских колониальных стран немецких купцов и рыцарей,
если бы положение на западе не приняло такой серьезный оборот. У меня
постоянно возникает вопрос, не были ли все победы и все жертвы напрасными?
Армия сделала все возможное. Конечно, ошибки были, особенно в начале войны,
когда из-за полумер и недостаточной воли Верховного главнокомандования
противнику была дана возможность добиться успеха на Марне. Но за эти годы
противник допускал еще больше ошибок, иначе ему не пришлось бы четыре года
подряд напрасно осаждать превосходящими силами и всеми средствами голодной
блокады окруженную со всех сторон крепость Четверного союза.
Причиной нашего кажущегося порой безнадежным положения является то, что
в результате половинчатости и бесплановости нашей политики мы приобрели
врагов как на западе, так и на востоке, к которым примкнули даже два наших
союзных государства. Этот исторический факт не вычеркнешь никакими
дипломатическими ухищрениями.
Пока еще мы не должны отказываться от надежды выйти с честью из
создавшейся ситуации, если русская зараза, которую пытаются всеми средствами
занести к нам из Москвы и которая и у нас уже находит широкую поддержку,
благодаря предательской деятельности некоторых вождей рабочего класса, не
выведет из строя основу основ армии - родину. Полную победу Антанта может
одержать только имея союзника в тылу нашего западного фронта, своими силами
она такой победы не добьется никогда.
Прекрасный день проведен на борту "Беовульфа", проводившего стрельбы в
открытом море. Ревельская бухта оживлена как в мирное время. Мирную картину
нарушают только полуфлотилия крупных торпедных катеров, несколько
тральщиков-искателей и санитарное судно. В остальном же это торговые суда, в
том числе финские и шведские, входящие и выходящие из гавани.
Вечером получено разрешение ехать в Берлин, до получения нового
назначения.
В поезде Ковно-Берлин. Экспедиция в Москву окончена. Начиная эти
записи, я взял себе в обязанность, не руководствуясь своими собственными
политическими убеждениями и своим неприятием великого переворота, попытаться
дать справедливую и объективную оценку целям и действиям коммунистического
правительства России. Завершая свои записи, я суммирую поэтому свои взгляды
на результаты большевистского господства, средства его утверждения и
перспективы дальнейшего существования.
Можно считать, что заслуга Ленина и его товарищей перед всем миром
огромна, если этот мир окажется разумным настолько, чтобы сделать выводы из
урока, преподнесенного ему теперь уже практическим доказательством безумия
марксистского общественного строя. Борьбой умов в научно-теоретической
области нельзя было наставить на путь истины ни тех, кто был привержен
высоким и благородным идеалам коммунизма, ни тех, кем владела идея чисто
материального характера, желание владеть тем, чем обладают более имущие
сограждане. Надежды на улучшение мира и благосостояния у представителей и
того, и другого направления рассеются вследствие коммунистического способа
хозяйствования, если посмотреть открытыми глазами на то, что происходит в
России.
Многие защитники марксизма могут по праву сказать, что мировая реформа
в их понимании не предполагает бессмысленного разрушения всего
существующего, как это произошло в России, что они планируют постепенную и
хорошо продуманную перестройку. Не говоря уж о том, что пришедшая к
господству коммунистическая масса заставит даже благоразумных вождей
прибегнуть к бессмысленной мести и немедленно вмешаться в тонко
организованную экономику. Повышение общего благосостояния и условий жизни
как цель не могут быть достигнуты и по другим причинам. Существующее
богатство презренных предпринимателей и капиталистов превратится по большей
части в ничто, если национализация уничтожит дух предпринимательства,
заинтересованности в развитии, а, следовательно, в начислении процентов и
увеличении капитала.
К тому же производительность труда рабочих, почувствовавших себя
хозяевами предприятия, быстро упадет, упадет и обязательная дисциплина. В
усредненном человеке, которого только и можно принимать во внимание, слишком
сильно желание произвести такое количество труда, которого хватило бы ему
для поддержания существования. При системе, когда рабочие будут сами
назначать себе жалование, его размер должен находиться в самой
непосредственной зависимости от продолжительности рабочего времени.
Следствием всех этих мероприятий являются, кроме того, преступный террор,
безрассудное преследование всех инакомыслящих и устранение правового порядка
в России. И правящие личности в принципе не что иное, как ловкие агитаторы,
своими речами и вдохновением подстегивающие на борьбу против буржуазии,
против всего существующего, способные воодушевлять массы верой в светлое
будущее, на пути к которому - подлость и эгоизм правивших до сих пор
классов, которые должны быть поэтому уничтожены.
Но творческие силы нигде, собственно, не проявляются. Русские города в
запустении, экономическая жизнь в основном замерла, частично она еще
поддерживается искусственно ценой больших жертв и затрат из государственных
средств. Даже обеспечение населения продовольствием, которое в России по
сравнению с другими европейскими государствами отличалось в лучшую сторону,
теперь в крупных городах пришло в полный упадок. Прежде всего потому, что
была сделана попытка решить крестьянский вопрос в интересах всего общества в
духе коммунистической революции, не принимая во внимание опасные последствия
такого подхода.
Россия живет, не думая о капитале, которого ввиду богатства страны
должно хватить, казалось бы, на длительное существование. Торговля и
промышленность едва теплятся, сельское хозяйство поставляет продукцию только
под угрозой применения силы, и тем не менее эти поставки недостаточны.
Если бы уничтожение старого капиталистического порядка привело к
улучшению жизни пролетариата, критика тогда умолкла бы. Но на деле все
выглядит иначе. У массы российского народа нет никакой перспективы добиться
уровня жизни презренной буржуазии, поскольку в этом стремлении используются
все средства для превращения буржуазии в пролетариат.
Советская диктатура все еще утверждает, что она на правильном пути.
Признаться в ошибке было бы равносильно признанию поражения. Нарастание
недовольства в России заставляет власть имущих усиливать политику наведения
страха. При этом утверждают, что это необходимая промежуточная стадия и
только, что она необходима для защиты свободы пролетариата и для обращения
врагов в свою веру или их уничтожения. В действительности же, это
единственное средство сохранить диктатуру меньшинства, предоставить ему
достаточно времени для отмщения и разрушений.
Коммунистическая революция должна была подарить русскому народу права
человека и политическую свободу. Мы не обнаружили в этой стране никакой
политической жизни, никаких демократических свобод; увидели народ, который в
страхе и сомнениях живет от одного дня до другого; лишь малая часть этого
народа мчится вперед, упоенная жаждой мести и крови.
Правительство, которое утверждает свою власть только преступными
средствами, не способное ни к каким делам, может вызвать только чувство
презрения и отвращения. Во всяком случае, мы, проработав совместно почти
четыре месяца, не можем испытывать иных чувств по отношению к
коммунистической диктатуре. Хотелось бы надеяться, что рано или поздно
остальная Европа поймет опасность большевизма для мира и найдет в себе силы
остановить его распространение и покончить с ним. Решающую роль в этом
сыграет, конечно, исход войны. Если Германии удастся добиться мира на
приемлемых для себя условиях, то она как наиболее пострадавшее государство
не должна будет уклоняться от решения вопроса в целях самозащиты. Хотелось
бы надеяться, что такую политику будут проводить люди, у которых хватит
мужества, несмотря на возмущение левых партий по поводу реакционности
намерений и недопустимого вмешательства во внутренние дела России, идти
избранным путем. Хозяин дома, на которого напали убийцы и грабители,
наверняка не назовет прибежавших на помощь соседей нарушителями спокойствия
домашнего очага, даже если они ворвутся в дом без разрешения и будут
действовать решительно.
Коммунизм не продержится долго, самое большее несколько лет, если
Россия останется без помощи извне. Если же ему удастся распространиться и на
другие народы, то процесс оздоровления продлится значительно дольше. Чем
дольше продлится безрассудная битва народов, тем больше опасность для
остального мира. Хочется надеяться, что наше правительство видит такую
опасность и готово бороться с ней.
Если Россия не найдет поддержки, то все некоммунистические партии
объединятся, наконец, на отчаянную борьбу, которая увенчается победой. Тогда
и в этой несчастной стране в правительство войдут снова люди, которые заодно
с теми, кто стремится из темноты к свету.
Более трех лет прошло с момента отъезда в Москву, пока я смог начать
работу, привести в порядок мои записи и дела и подготовить их к изданию. Мне
представляется необходимым оглянуться назад на этот период, дать оценку
сегодняшней ситуации в России и сделать вывод о ее вероятном дальнейшем
развитии.
Среди многочисленных книг о войне и ее политической подоплеке,
появившихся, начиная с 1918 г., я нашел лишь две - Гельфериха и Паке, в
которых излагаются впечатления и деятельность немецкой дипломатической
миссии в Москве. В третьем томе "Всемирная война" статс-министр Гельферих
рассматривает в одной главе свою московскую миссию. Я полностью согласен с
его изложением политической ситуации и событий в течение тех восьми дней,
которые он провел среди нас. В своей оценке политической деятельности
московского представительства в период до его приезда он исходит, однако, из
не совсем правильных представлений. Правильные представления он, вероятно, и
не мог получить вследствие непродолжительности его пребывания и
односторонности взглядов собеседников. Поэтому и сегодня я придерживаюсь
оценки, сделанной мною ранее.
Не только министерство иностранных дел, но, следовательно, и наше
дипломатическое представительство шли в течение многих недель неправильным
курсом, целью которого было установить не только хорошие и тесные связи с
большевиками, но и всячески поддерживать коммунистическое правительство.
Опасность того, что в результате неправильной политики будет нанесен ущерб
нашему престижу, что будет полностью подорвано наше будущее на востоке в
другие времена, либо не видели, либо не хотели видеть. Иная ориентация,
медленно распространившаяся в июне, насколько мне известно, не явилась
продуктом наших дипломатов и не была выражением их внутреннего убеждения,
что выражалось в неопределенности и половинчатости практических шагов и в
целом сказывалось отрицательно.
С удовлетворением прочитали все те, кто в 1918 г. служил на благо
империи в Москве, разъяснения статс-министра Гельфериха в его книге о
поведении служб ведомства после отъезда германской миссии. С возмущением и
огорчением пришлось нам тогда узнать, что официозная пресса объясняла в
течение нескольких недель поездку Гельфериха в Берлин и г. Спа и наш перевод
в Петербург боязнью непосредственных участников за свою жизнь, хотя в
министерстве иностранных дел достоверно было известно противоположное. Мне
нужно лишь сослаться на мои записи того периода.
Еще более прозрачно обстояло дело в связи с отъездом Гельфериха по
категорическому распоряжению МИДа. Эта попытка, исходившая с
Вильгельмштрассе, переложить ответственность за происходящее с центрального
ведомства на наше представительство, не была для нас, и я с сожалением
должен сказать об этом, неожиданностью и, несмотря на очевидность того, не
учитывала ущерб, наносимый нашей личной чести. Выражалось возмущение тем,
что мы не позволили безропотно распоряжаться собой и не обеспечить
дополнения к договору, что мы требовали от МИДа, и не встречали в этом
поддержки, дать г-ну Иоффе вполне недвусмысленно понять о нашем нежелании
отступать. Впрочем, для этого были необходимы средства, которых в арсенале
Вильгельмштрассе, собственно, уже не было.
Лишь в конце сентября 1918 г. г-н Гельферих, благодаря энергичным
требованиям, добился официального внесения ясности в прессе, что, однако,
осталось неизвестным для широких кругов, поскольку такие заметки печатались
многими органами печати, к сожалению, только, если они касались политических
друзей.
В книге ротмистра графа Гертлинга "Один год в имперской канцелярии" и в
работе
г-на М. Эрцбергера78 много лет спустя эти события
упоминались, поэтому, таким образом, что Гельферих покинул Москву по своей
воле. В книге Гертлинга меня заинтересовало замечание на стр. 137 о том, что
директор во внешнеполитическом ведомстве г-н Криге (о его незнании русской
действительности я не раз упоминал в моих заметках) совершенно серьезно
называл г-на Иоффе "благородным евреем". По-видимому, немецкая революция,
совершенная на русские деньги, не просветила вернувшегося домой г-на Криге
относительно истинного лица русских диктаторов.
В бурном потоке событий мои заметки в Москве в гораздо большей степени,
чем мне этого хотелось, отразили текущие события и политику, чем внутренние
русские процессы и взаимосвязи. Я не стал сожалеть об этом после того, как
ознакомился с книгой "В коммунистической России" г-на А. Паке, вышедшей в
издательстве Дитрихса в 1919 г. в Йене. В ней широко и захватывающе показаны
внутриполитические и культурные процессы. Автор с начала июля 1918 г. был в
Москве в качестве представителя газеты "Франкфуртер Цайтунг", а с середины
июля того же года руководил отделом печати дипломатической миссии. Тонкий
наблюдатель, он быстро составил себе представление о настроениях среди
немцев. Уже в одном из своих первых отчетов, в конце которого он освещает
работу и перспективы германского представительства, отмечается (стр. 24): "В
состав миссии входят также несколько майоров, которые не скрывают своего
возмущения".
В начале июля возмущение, действительно, было. Но сегодня я вынужден
считать его оправданным. Ко времени приезда г-на Паке наше положение было
уже крайне критическое и требовало изменений, поскольку речь ведь шла о том,
чтобы сохранить для Германии ее столь сильную позицию, завоеванную благодаря
ее полной победе на востоке.
В контексте нашей тогдашней политики было совершенно естественным
подписание
29 августа 1918 г. в Берлине, а затем и ратификация так называемых
Дополнительных договоров. Они сначала обидели наших союзников, особенно
турок, и притом весьма существенно, тем более, что перед подписанием этих
договоров мы не известили их об этом; с другой стороны, нам было крайне
необходимо их согласие с пунктом об оставлении ими Баку и с рядом других
более напоминающие европейские. В час дня мы прибыли на Николаевский вокзал.
Нас встречают представители Петербургского совета и посланные вперед наши
квартирьеры. Разместились в Грандотеле, в немецком генеральном консульстве
на Исаакиевской площади.
Вскоре после прибытия, как только была установлена телеграфная связь с
Москвой, поступил приказ от министерства иностранных дел, согласно которому
дипломатическая миссия вместе со всеми немцами, без участия которых в
комиссии попечительства о пленных можно было обойтись, должна была по
возможности незамедлительно покинуть страну. Сегодня вечером я вместе с
переводчиком побывал в Петербургском совете, чтобы урегулировать вопрос об
отъезде. Здесь я бегло познакомился с комиссаром Урицким77, почти
неограниченным властителем города, наводящим страх своим кровавым террором.
Небольшого росточка, не производящий, собственно, никакого впечатления еврей
с хитровато-настороженным выражением лица.
В поезде. В 4 часа пополудни мы отъехали с Финляндского вокзала.
Золотые купола многочисленных церквей города Петра, отсвечивая в лучах
вечернего солнца, прощаются с нами. Город по обеим сторонам поезда остается
позади. Просторные, совершенно ровные участки, болота и пашни, березовые и
сосновые леса напоминают финский ландшафт. Грустная картина. Не удивительно,
если мысли при этом возвращаются к прошлому и будущему этой несчастной
страны, которое, наверняка, лучшим не станет.
Вести с запада также не могут поднять настроения. Причины нашего отзыва
не совсем ясны. Со ссылкой на агентурные сведения Голландии министерство
иностранных дел сообщило нам, что обстановка для нас значительно усложнилась
ввиду запланированного социалистами-революционерами массового террора с
целью нарушения Брестского мира. Можно подумать, что для нашего отзыва нужен
был только повод. Но если дело только в этом, то не было необходимости
телеграфировать нам все это в такой вычурной и многословной форме. Наше
положение теперь не то, чтобы мы могли начать наступление на Смоленск и
Петербург!
Удивление вызывает прежде всего, что во всех решениях Берлина, как и в
этом случае, полностью игнорируются мнения местного представительства и его
почти не информируют по поводу политических планов и намерений. В
обоснование отзыва дипломатической миссии из Берлина русским властям было
сообщено, что это отнюдь не вызвано недружелюбием, напротив, тем самым хотят
оградить русско-германские отношения от последствий возможных новых
покушений. Конечно же, это сделано прежде всего для того, чтобы господа на
Вильгельмштрассе под руководством Криге вместе с Иоффе могли спокойно и без
помех высиживать свои пункты договоров.
Все сидящие в вагоне, без исключения, пытаются понять, как могут у нас
дома заблуждаться по поводу большевистской России, ее намерений и
возможностей.
Вокзал Раяйоки в Финляндии. Дальше Белоострова наш поезд не идет.
Железнодорожный мост через пограничную речку Систербек взорван, по берегам
напротив друг друга стоят красные и финские войска, охраняя демаркационную
линию во время перемирия. Нас принял и взял под охрану комиссар в
сопровождении хорошо вооруженных красногвардейцев. Затем началась довольно
трудная и достаточно комичная перевозка нашего багажа, заполнившего пять
товарных вагонов, всеми возможными средствами - на дрезины, стоявшие в
начале железнодорожного пути на финской стороне. К нам относились сдержанно,
но все же вежливо. Затем мы гуськом направились через деревянный мост, на
котором комиссар проверял наши документы. Под конец красногвардейцы
попытались реквизировать часть нашего багажа, как не подлежащего вывозу, но,
получив хорошее вознаграждение за оказанную нам небольшую помощь в погрузке,
успокоились.
Лишь на финской стороне мы почувствовали себя в безопасности. Мы были
любезно встречены несколькими финскими лейтенантами, блондинами германской
крови, шведского происхождения, во главе с их полковником (немецким
капитаном фон Колером), которых мы затем пригласили на импровизированный
ужин. Различие между Россией, по крайней мере сегодняшней, и Финляндией
заметно с первого взгляда. Здесь все блестит от чистоты и порядка в новом,
со вкусом построенном здании вокзала; там же - грязь, беспорядок и упадок на
каждом шагу.
На борту корабля "Боевульф". Впервые после того, как в конце июля 1914
г. я покинул Соньефьйорд, чтобы по суше быстрее добраться до Берлина, куда я
был вызван в связи с угрожающим политическим положением, я снова вступил на
боевой корабль, который должен нас доставить в Ревель. Сегодня утром мы
прибыли в Гельсингфорс и хотели остановиться в нем на несколько дней, но
получили категорический отказ властей из-за отсутствия мест для проживания.
У нас оставалось время на то, чтобы осмотреть город и его окрестности.
Наконец-то снова море. И хотя это всего-навсего старый броненосец береговой
обороны, для меня, с ранней молодости мечтавшего о море и полюбившего
немецкий флот, эта поездка и вид наших голубых курток были большой радостью.
Ревель. Хорошо разместились в казино русских морских офицеров. Поездка
по морю проходила при отличной погоде. Старый ганзейский город приветствовал
нас, купаясь в золотых лучах заходящего солнца. Только золотые луковицы
православной церкви, как нахальный пришелец, расположившейся возле
городского готического собора в верхней части города, напоминают о том, что
господствовали здесь, надо надеяться временно, проникшие сюда славяне. И все
же - "надо надеяться" больше идет от сердца, чем от разума. Россия никогда
не сможет согласиться с тем, чтобы быть отрезанной от Балтийского моря,
выход в которое ей дает только Петербург как портовый город.
Необходимо написать еще о петербургских впечатлениях. За сутки я сумел
увидеть столько, сколько было в моих силах и насколько позволил световой
день, продолжавшийся до 11 часов вечера. Город расположен на удивление
просторно; чувствуется, что он застраивался планомерно по приказу самодержца
и вместе с тем значительной личности, в отличие от Москвы, становление
которой длилось веками. Это современный крупный европейский город на Неве,
где только церкви напоминают о том, что это матушка Россия, в то время как
город на Москва-реке - типичный русский город с многочисленными формами
азиатского типа.
Когда мы поздно вечером стояли на стрелке, между Большой и Малой Невой,
напротив Петропавловской крепости, старой тюрьмы царской России,
непроизвольно напрашивались сравнения. Новая свобода должна означать конец
таким учреждениям, устранение которых было одной из главнейших целей
революции. Сейчас тюрьмы России заполнены как никогда раньше, только сидят в
них, ожидая своей дальнейшей судьбы, люди другого круга.
Петропавловская крепость и Кронштадт выбраны в качестве тюрем, в первую
очередь, для бывших государственных лиц, высоких чиновников, генералов и
прочих офицеров. Царской России ставили в вину, что в Сибирь ссылали многих
без судебного приговора по административным решениям. Республика Советов
вообще не признает законного судопроизводства для политических заключенных,
решение о жизни и смерти выносят несколько человек от лица Чрезвычайной
комиссии. Их преступление состоит только в принадлежности к ранее правящему
классу, в том, что они воспользовались официально принесенной революцией
свободой политического выбора и т.п.
Кораблей в гавани мало, жизнь замерла. На Большой Неве стоят несколько
крейсеров и торпедных катеров, бывшая императорская яхта - грязные и
запущенные; такие же матросы. В субботу утром, 10 августа, мы поехали с
Шубертом на Финляндский вокзал для урегулирования вопроса с отъездом, затем
на "острова" в дельте Невы, служащие местом отдыха, как Ванзе для Берлина.
Затем пешком осмотрели ряд общественных зданий и церквей, в первую очередь
Казанский собор и церковь Вознесения. Покупки на Невском проспекте.
Общее впечатление: умирающий город! Население после революции
сократилось более, чем наполовину. Если Москва останется столицей, Петербург
много потеряет, даже если с господством ужаса будет покончено. Он может
оставаться значительным городом для ввоза и вывоза товаров, с развитой
промышленностью, если прибалтийские государства будут для России потеряны,
но никогда уже не приобретет своего былого значения, данного ему волей царя.
Великолепные административные здания должны скоро отойти правительству из
Москвы, где таких помещений не хватает и при нынешних условиях их не удастся
создать. Но какое правительство захочет даже в мирное время иметь по
соседству в сорока километрах с одной стороны и в двухстах - с другой чужие
государства и быть постоянно готовым к бегству в случае начала войны.
Ревель очень симпатичный город. В нем чувствуешь себя, будто находишься
в Любеке или Ростоке. Красив и пригород. Наша дипломатическая миссия может
спокойно отказаться от мысли попасть в Псков, где близость демаркационной
линии будет вызывать стремление к более тесным контактам с советским
правительством. Но все это в теории. Пока обстановка прояснится, пока станет
ясно, что возвращение в Россию в ближайшей перспективе исключается, на это
время я попрошу отпуск, а затем найду себе другое занятие.
Вечером торжественный ужин при генеральном штабе в честь управляющего
бургомистра Гамбурга фон Мелле. Торжественные речи, в том числе со стороны
представителей города. Отношения между немецкими и местными властями кажутся
хорошими. С какой радостью и оптимизмом можно было бы подумать обо всем, что
достигнуто в трудной борьбе против всего мира, не в последнюю очередь - об
освобождении старых балтийских колониальных стран немецких купцов и рыцарей,
если бы положение на западе не приняло такой серьезный оборот. У меня
постоянно возникает вопрос, не были ли все победы и все жертвы напрасными?
Армия сделала все возможное. Конечно, ошибки были, особенно в начале войны,
когда из-за полумер и недостаточной воли Верховного главнокомандования
противнику была дана возможность добиться успеха на Марне. Но за эти годы
противник допускал еще больше ошибок, иначе ему не пришлось бы четыре года
подряд напрасно осаждать превосходящими силами и всеми средствами голодной
блокады окруженную со всех сторон крепость Четверного союза.
Причиной нашего кажущегося порой безнадежным положения является то, что
в результате половинчатости и бесплановости нашей политики мы приобрели
врагов как на западе, так и на востоке, к которым примкнули даже два наших
союзных государства. Этот исторический факт не вычеркнешь никакими
дипломатическими ухищрениями.
Пока еще мы не должны отказываться от надежды выйти с честью из
создавшейся ситуации, если русская зараза, которую пытаются всеми средствами
занести к нам из Москвы и которая и у нас уже находит широкую поддержку,
благодаря предательской деятельности некоторых вождей рабочего класса, не
выведет из строя основу основ армии - родину. Полную победу Антанта может
одержать только имея союзника в тылу нашего западного фронта, своими силами
она такой победы не добьется никогда.
Прекрасный день проведен на борту "Беовульфа", проводившего стрельбы в
открытом море. Ревельская бухта оживлена как в мирное время. Мирную картину
нарушают только полуфлотилия крупных торпедных катеров, несколько
тральщиков-искателей и санитарное судно. В остальном же это торговые суда, в
том числе финские и шведские, входящие и выходящие из гавани.
Вечером получено разрешение ехать в Берлин, до получения нового
назначения.
В поезде Ковно-Берлин. Экспедиция в Москву окончена. Начиная эти
записи, я взял себе в обязанность, не руководствуясь своими собственными
политическими убеждениями и своим неприятием великого переворота, попытаться
дать справедливую и объективную оценку целям и действиям коммунистического
правительства России. Завершая свои записи, я суммирую поэтому свои взгляды
на результаты большевистского господства, средства его утверждения и
перспективы дальнейшего существования.
Можно считать, что заслуга Ленина и его товарищей перед всем миром
огромна, если этот мир окажется разумным настолько, чтобы сделать выводы из
урока, преподнесенного ему теперь уже практическим доказательством безумия
марксистского общественного строя. Борьбой умов в научно-теоретической
области нельзя было наставить на путь истины ни тех, кто был привержен
высоким и благородным идеалам коммунизма, ни тех, кем владела идея чисто
материального характера, желание владеть тем, чем обладают более имущие
сограждане. Надежды на улучшение мира и благосостояния у представителей и
того, и другого направления рассеются вследствие коммунистического способа
хозяйствования, если посмотреть открытыми глазами на то, что происходит в
России.
Многие защитники марксизма могут по праву сказать, что мировая реформа
в их понимании не предполагает бессмысленного разрушения всего
существующего, как это произошло в России, что они планируют постепенную и
хорошо продуманную перестройку. Не говоря уж о том, что пришедшая к
господству коммунистическая масса заставит даже благоразумных вождей
прибегнуть к бессмысленной мести и немедленно вмешаться в тонко
организованную экономику. Повышение общего благосостояния и условий жизни
как цель не могут быть достигнуты и по другим причинам. Существующее
богатство презренных предпринимателей и капиталистов превратится по большей
части в ничто, если национализация уничтожит дух предпринимательства,
заинтересованности в развитии, а, следовательно, в начислении процентов и
увеличении капитала.
К тому же производительность труда рабочих, почувствовавших себя
хозяевами предприятия, быстро упадет, упадет и обязательная дисциплина. В
усредненном человеке, которого только и можно принимать во внимание, слишком
сильно желание произвести такое количество труда, которого хватило бы ему
для поддержания существования. При системе, когда рабочие будут сами
назначать себе жалование, его размер должен находиться в самой
непосредственной зависимости от продолжительности рабочего времени.
Следствием всех этих мероприятий являются, кроме того, преступный террор,
безрассудное преследование всех инакомыслящих и устранение правового порядка
в России. И правящие личности в принципе не что иное, как ловкие агитаторы,
своими речами и вдохновением подстегивающие на борьбу против буржуазии,
против всего существующего, способные воодушевлять массы верой в светлое
будущее, на пути к которому - подлость и эгоизм правивших до сих пор
классов, которые должны быть поэтому уничтожены.
Но творческие силы нигде, собственно, не проявляются. Русские города в
запустении, экономическая жизнь в основном замерла, частично она еще
поддерживается искусственно ценой больших жертв и затрат из государственных
средств. Даже обеспечение населения продовольствием, которое в России по
сравнению с другими европейскими государствами отличалось в лучшую сторону,
теперь в крупных городах пришло в полный упадок. Прежде всего потому, что
была сделана попытка решить крестьянский вопрос в интересах всего общества в
духе коммунистической революции, не принимая во внимание опасные последствия
такого подхода.
Россия живет, не думая о капитале, которого ввиду богатства страны
должно хватить, казалось бы, на длительное существование. Торговля и
промышленность едва теплятся, сельское хозяйство поставляет продукцию только
под угрозой применения силы, и тем не менее эти поставки недостаточны.
Если бы уничтожение старого капиталистического порядка привело к
улучшению жизни пролетариата, критика тогда умолкла бы. Но на деле все
выглядит иначе. У массы российского народа нет никакой перспективы добиться
уровня жизни презренной буржуазии, поскольку в этом стремлении используются
все средства для превращения буржуазии в пролетариат.
Советская диктатура все еще утверждает, что она на правильном пути.
Признаться в ошибке было бы равносильно признанию поражения. Нарастание
недовольства в России заставляет власть имущих усиливать политику наведения
страха. При этом утверждают, что это необходимая промежуточная стадия и
только, что она необходима для защиты свободы пролетариата и для обращения
врагов в свою веру или их уничтожения. В действительности же, это
единственное средство сохранить диктатуру меньшинства, предоставить ему
достаточно времени для отмщения и разрушений.
Коммунистическая революция должна была подарить русскому народу права
человека и политическую свободу. Мы не обнаружили в этой стране никакой
политической жизни, никаких демократических свобод; увидели народ, который в
страхе и сомнениях живет от одного дня до другого; лишь малая часть этого
народа мчится вперед, упоенная жаждой мести и крови.
Правительство, которое утверждает свою власть только преступными
средствами, не способное ни к каким делам, может вызвать только чувство
презрения и отвращения. Во всяком случае, мы, проработав совместно почти
четыре месяца, не можем испытывать иных чувств по отношению к
коммунистической диктатуре. Хотелось бы надеяться, что рано или поздно
остальная Европа поймет опасность большевизма для мира и найдет в себе силы
остановить его распространение и покончить с ним. Решающую роль в этом
сыграет, конечно, исход войны. Если Германии удастся добиться мира на
приемлемых для себя условиях, то она как наиболее пострадавшее государство
не должна будет уклоняться от решения вопроса в целях самозащиты. Хотелось
бы надеяться, что такую политику будут проводить люди, у которых хватит
мужества, несмотря на возмущение левых партий по поводу реакционности
намерений и недопустимого вмешательства во внутренние дела России, идти
избранным путем. Хозяин дома, на которого напали убийцы и грабители,
наверняка не назовет прибежавших на помощь соседей нарушителями спокойствия
домашнего очага, даже если они ворвутся в дом без разрешения и будут
действовать решительно.
Коммунизм не продержится долго, самое большее несколько лет, если
Россия останется без помощи извне. Если же ему удастся распространиться и на
другие народы, то процесс оздоровления продлится значительно дольше. Чем
дольше продлится безрассудная битва народов, тем больше опасность для
остального мира. Хочется надеяться, что наше правительство видит такую
опасность и готово бороться с ней.
Если Россия не найдет поддержки, то все некоммунистические партии
объединятся, наконец, на отчаянную борьбу, которая увенчается победой. Тогда
и в этой несчастной стране в правительство войдут снова люди, которые заодно
с теми, кто стремится из темноты к свету.
Более трех лет прошло с момента отъезда в Москву, пока я смог начать
работу, привести в порядок мои записи и дела и подготовить их к изданию. Мне
представляется необходимым оглянуться назад на этот период, дать оценку
сегодняшней ситуации в России и сделать вывод о ее вероятном дальнейшем
развитии.
Среди многочисленных книг о войне и ее политической подоплеке,
появившихся, начиная с 1918 г., я нашел лишь две - Гельфериха и Паке, в
которых излагаются впечатления и деятельность немецкой дипломатической
миссии в Москве. В третьем томе "Всемирная война" статс-министр Гельферих
рассматривает в одной главе свою московскую миссию. Я полностью согласен с
его изложением политической ситуации и событий в течение тех восьми дней,
которые он провел среди нас. В своей оценке политической деятельности
московского представительства в период до его приезда он исходит, однако, из
не совсем правильных представлений. Правильные представления он, вероятно, и
не мог получить вследствие непродолжительности его пребывания и
односторонности взглядов собеседников. Поэтому и сегодня я придерживаюсь
оценки, сделанной мною ранее.
Не только министерство иностранных дел, но, следовательно, и наше
дипломатическое представительство шли в течение многих недель неправильным
курсом, целью которого было установить не только хорошие и тесные связи с
большевиками, но и всячески поддерживать коммунистическое правительство.
Опасность того, что в результате неправильной политики будет нанесен ущерб
нашему престижу, что будет полностью подорвано наше будущее на востоке в
другие времена, либо не видели, либо не хотели видеть. Иная ориентация,
медленно распространившаяся в июне, насколько мне известно, не явилась
продуктом наших дипломатов и не была выражением их внутреннего убеждения,
что выражалось в неопределенности и половинчатости практических шагов и в
целом сказывалось отрицательно.
С удовлетворением прочитали все те, кто в 1918 г. служил на благо
империи в Москве, разъяснения статс-министра Гельфериха в его книге о
поведении служб ведомства после отъезда германской миссии. С возмущением и
огорчением пришлось нам тогда узнать, что официозная пресса объясняла в
течение нескольких недель поездку Гельфериха в Берлин и г. Спа и наш перевод
в Петербург боязнью непосредственных участников за свою жизнь, хотя в
министерстве иностранных дел достоверно было известно противоположное. Мне
нужно лишь сослаться на мои записи того периода.
Еще более прозрачно обстояло дело в связи с отъездом Гельфериха по
категорическому распоряжению МИДа. Эта попытка, исходившая с
Вильгельмштрассе, переложить ответственность за происходящее с центрального
ведомства на наше представительство, не была для нас, и я с сожалением
должен сказать об этом, неожиданностью и, несмотря на очевидность того, не
учитывала ущерб, наносимый нашей личной чести. Выражалось возмущение тем,
что мы не позволили безропотно распоряжаться собой и не обеспечить
дополнения к договору, что мы требовали от МИДа, и не встречали в этом
поддержки, дать г-ну Иоффе вполне недвусмысленно понять о нашем нежелании
отступать. Впрочем, для этого были необходимы средства, которых в арсенале
Вильгельмштрассе, собственно, уже не было.
Лишь в конце сентября 1918 г. г-н Гельферих, благодаря энергичным
требованиям, добился официального внесения ясности в прессе, что, однако,
осталось неизвестным для широких кругов, поскольку такие заметки печатались
многими органами печати, к сожалению, только, если они касались политических
друзей.
В книге ротмистра графа Гертлинга "Один год в имперской канцелярии" и в
работе
г-на М. Эрцбергера78 много лет спустя эти события
упоминались, поэтому, таким образом, что Гельферих покинул Москву по своей
воле. В книге Гертлинга меня заинтересовало замечание на стр. 137 о том, что
директор во внешнеполитическом ведомстве г-н Криге (о его незнании русской
действительности я не раз упоминал в моих заметках) совершенно серьезно
называл г-на Иоффе "благородным евреем". По-видимому, немецкая революция,
совершенная на русские деньги, не просветила вернувшегося домой г-на Криге
относительно истинного лица русских диктаторов.
В бурном потоке событий мои заметки в Москве в гораздо большей степени,
чем мне этого хотелось, отразили текущие события и политику, чем внутренние
русские процессы и взаимосвязи. Я не стал сожалеть об этом после того, как
ознакомился с книгой "В коммунистической России" г-на А. Паке, вышедшей в
издательстве Дитрихса в 1919 г. в Йене. В ней широко и захватывающе показаны
внутриполитические и культурные процессы. Автор с начала июля 1918 г. был в
Москве в качестве представителя газеты "Франкфуртер Цайтунг", а с середины
июля того же года руководил отделом печати дипломатической миссии. Тонкий
наблюдатель, он быстро составил себе представление о настроениях среди
немцев. Уже в одном из своих первых отчетов, в конце которого он освещает
работу и перспективы германского представительства, отмечается (стр. 24): "В
состав миссии входят также несколько майоров, которые не скрывают своего
возмущения".
В начале июля возмущение, действительно, было. Но сегодня я вынужден
считать его оправданным. Ко времени приезда г-на Паке наше положение было
уже крайне критическое и требовало изменений, поскольку речь ведь шла о том,
чтобы сохранить для Германии ее столь сильную позицию, завоеванную благодаря
ее полной победе на востоке.
В контексте нашей тогдашней политики было совершенно естественным
подписание
29 августа 1918 г. в Берлине, а затем и ратификация так называемых
Дополнительных договоров. Они сначала обидели наших союзников, особенно
турок, и притом весьма существенно, тем более, что перед подписанием этих
договоров мы не известили их об этом; с другой стороны, нам было крайне
необходимо их согласие с пунктом об оставлении ими Баку и с рядом других