Браст Стивен. Дороги Мертвых

   – Чем тяжелее подъем, тем более красивый вид открывается сверху, – сказал Китраан.
   – Тогда, – сказал Пиро, – я думаю, что вид будет сногсшибательным, так как, клянусь лошадью, подъем просто потрясающе тяжелый.
   Из всех них только у Тазендры, казалось, не было никаких проблем с путем наверх, и она даже помогала лошадям; а Лар пыхтел и так сильно дышал, как если бы хотел собрать к себе весь неиспользованный воздух на мили вокруг.
   Наконец они оказались на ровной плошадке, что-то вроде широкого скального выступа, с отвесной серой скалой перед ними, причем тропинка раздваивалась, огибая ее с обеих сторон. Им потребовалось какое-то время, чтобы придти в себя после подъема; потом Пиро, переводя взгляд с одной тропинки на другую, сказал, – Куда?
   – Вперед, – сказала Тазендра.
   Пиро посмотрел на твердый серый камень перед собой, потом повернулся к Тазендре, на его лице читалось вопросительное выражение.
   Вместо ответа Тазендра повернулась к Китраанау и сказала, – Не сделаете ли вы мне честь, мой дорогой Драконлорд?
   Китраан поклонился и сказал, – С удовольствием, моя добрая леди Дзур.
   Сказав это, Китраан пошел вперед, как если бы хотел пройти через сам камень, но внезапно остановился прямо перед ним, прижал ладонь к серой плите и тихонько толкнул, вследствие чего в стене открылась дверь, как бы насмехаясь над Пиро, не видевшего ее раньше.
   Изнутри потянуло запахом свежего сена, вместе с другими, менее приятными, но хорошо знакомыми «ароматами».
   – Осколки и черепки! – сказал Пиро.
   Китраан вошел внутрь. – Добро пожаловать в Гору Дзур, – сказал он. – Или, во всяком случае, – поправил он себя, – в ее конюшни.
   Пиро пожал плечами. – Так как у нас есть лошади, просто замечательно найти конюшню.
   – Это в точности моя мысль, – сказала Тазендра и повела их в стойла, где они нашли все необходимое для того, чтобы с удобством устроить своих животных. Лар, не проронив ни слова, принялся за работу.
   – Когда ты закончишь, – сказал ему Китраан, – войди в эту дверь, поднимись по лестнице до конца, а потом иди за своим носом, пока он приведет тебя на кухню.
   – Да, милорд, – ответил Лар, продолжая священодействия с лошадями. Устроив это дело, Тазендра провела их через ту самую дверь, на которую Китраан только-что показал. Они очутились у подножия узкой винтовой лестницы, закручивавшейся влево, и, насколько Пиро мог видеть, уходившей в бесконечность.
   – Вы уверены, что в состоянии забраться? – спросил его Китраан.
   Пиро пожал плечами и последовал за Драконом и леди Дзур вверх по лестнице.
   Пока, что невозможно отрицать, Пиро и Китраан, хотя и не Тазендра, мучаются во время длинного подъема вверх от конюшен, мы не считаем, что и читателю необходимо мучаться, сопровождая их во время долгого подъема, тем более, что изнемождение наших друзей препятствовало любым разговорам, и, добавим, невозможно отрицать, что почти нечего сказать о длинной лестнице, в которой каждая ступенька такая же как и любая другая, а стена, не считая попадавшихся время от времени факелов, лишена всяких особенностей. Будьте уверены, они прошли три или четыре площадки, на каждую из которых выходила дверь, но, поскольку они решили не рисковать, открывая эти двери, нет ни малейшей причины рассуждать о том, что находится по ту сторону. Достаточно будет сказать, что после долгого подъема они добрались до конца лестницы, а там Тазендра толкнула дверь и они оказались в резиденции Сетры Лавоуд.
   Пиро был настолько наполнен почтением, что даже был не в состоянии двигаться, так что Китраану пришлось сказать, – Вперед, мой друг, это только коридор. Если вы хотите впасть в оцепенение, лучше подождать до тех пор, пока не встретите Чародейку.
   Пиро сглотнул и кивнул, – Тогда ведите; я иду за вами.
   Мы не будем описывать все изгибы и повороты коридора и все лестницы, которые им встретились, ничуть не больше, чем лестницу, которую мы описали ранее; достаточно сказать, что в конце концов все трое очутились в комнате с голыми серыми стенами, в которой стояли большие кресла, которые, судя по их внешнему виду, были вырезаны из камня, хотя и покрыты чем-то мягким, для удобства. Внутрь одной из стен был врезан огромный камин, в котором горел огонь, хотя Пиро и не сумел рассмотреть, что там горит на самом деле; нигде не было ни малейшего признака дерева, но все казалось сделанным из разных видов камня. Хотели бы мы разрешить эту загадку для нашего читателя, но, увы, мы знаем не больше Пиро, из чьего сообщения нам известно об этом, о странной магии, которая поддерживала это пламя.
   Тазендра немедленно уселась в кресло, как если бы не было ничего особенного находиться в логове Сетры Лавоуд.
   – Не должны ли мы сообщить ей о том, что мы здесь? – спросил Пиро.
   – Па! – сказала Тазендра. – Она знает.
   Пиро начал было спрашивать откуда, но потом, подумав, просто кивнул. Как раз в это мгновение вошел кто-то, кто, совершенно точно, не был Сетрой. Во первых этот индивидуум не производил впечатление ожившего трупа, и, во-вторых, он был мужчиной, средних лет, и скорее коренаст, чем высок ростом. Он был одет в черное и на его плечах были знаки Дома Дзур, хотя черты лица указывали на принадлежность к Дому Теклы; на его лице выделялись тонкие черные брови, которые, казалось, всегда были в движении: поднимались, опускались или пытались добраться друг до друга. Пиро это показалось отталикивающим.
   Текла поклонился им и сказал, – Меня зовут Тукко. Могу ли я принести кому-нибудь из вас освежающие напитки? – Его голос был высок и напомнил Пиро дверь в студию его отца, которой всегда было нужно масло, иначе весь замок вздрагивал в тревоге каждый раз, когда она открывалась или закрывалась.
   Каждый из них попросил вина, Тукко поклонился, вышел и очень быстро вернулся с искристым сладким Труилом для Тазендры, белым Фурниа для Китраана и красным Каавр'ном для Пиро. Пиро попробовал его и по сухому острому вкусу с намеком на орех, а также мягким иголочкам, вонзившимся в его язык, сразу установил его марку, так как такая комбинация производилась только винами из этого района, после чего вопросительно посмотрел на Тукко.
   – В честь вашей семьи, – объяснил тот.
   – А, тогда вы знаете, кто я такой.
   Тукко поклонился, жест, который получался у него неловко и неуклюже. Это слегка смущало Пиро, пока ему не пришло в голову, что Сетра меньше всего нуждалась в слугах, выученных служить при дворе, особенно теперь, когда никакого двора не существовало. Закончив с поклонами, Тукко сказал, – Около левой руки леди Тазенды вы можете увидеть маленькую веревку; если вам понадобится что-то еще, дерните за нее; я услышу и немедленно появлюсь. – С этими словами и еще одним нескладным поклоном он ушел в ту же дверь, в которую пришел.
   – А скоро Чародейка будет здесь? – сказал Пиро.
   Тазендра пожала плечами. – Скоро? Сегодня? Завтра? Кто может сказать?
   Китраан улыбнулся. – Почему вы так беспокоетесь перед встречей с ней?
   – Слово беспокойство хорошо выбрано, мой друг, – сказал Пиро, улыбнувшись. – Я могу признаться вам, что истории, которые я слышал о ней, наполняли меня меня чувством не очень отличным от беспокойства. Тем не менее до сих пор вы не сказали мне, ни того, что эти истории правдивы, но того, что они абсолютная чушь. Так что, вы понимаете, я не знаю, чему верить, я не знаю, чего ожидать, и, поэтому я, как вы правильно сказали, беспокоюсь.
   – Да, но я не сказал вам по самой лучшей из всех возможных причин: Я сам не знаю.
   – С моей стороны я верю им всем, – сказала Тазендра.
   – Всем? – удивился Пиро.
   – Почему нет? Это не более глупо, чем не верить ни одной из них.
   – Ча! Я думаю, что согласен с вами.
   – Вы? – улыбаясь сказала Тазендра. – Ну, это очень хорошо. Как приятно обнаружить, что сын Кааврена согласен со мной. В старые дни он, знаете ли, частенько соглашался со мной.
   – Он? – сказал Пиро. – Ну, меня это не удивляет.
   Тазендра кивнула. – По правде говоря, когда я предлагала какую-нибудь идею, чаще всего именно Кааврен первый соглашался со мной. «Тазендра, мой друг», обычно говорил он, «я думаю, что вы предложили замечательный план и лично я голосую за то, чтобы мы немедленно приняли его!» Вот так он говорил со мной тогда.
   – Я уверен, что так все оно и было, – сказал Пиро, который был уверен, что не было ничего похожего на это.
   – О, эти великие дни! Приключения на каждом повороте! Спасти Драконлорда, победить Джарега, защитить Императора-
   Внезапно она остановилась, как если бы опасалась, что Пиро может ошибочно истолковать ее слова. Тиаса, однако, только пожал плечами и сказал, – Но ведь теперь приключений больше нет?
   – О, не говорите так! Я думаю, что они должны вновь появиться, особенно теперь, когда в последнюю неделю появилась Зарика-
   – Ага! Вы упомянули Зарику!
   – Да, и почему я не должна?
   – Только потому, что мне интересно узнать о ней.
   – Ну, вы так и должны поступать, так как она спасет нас всех.
   – Как, она спасет нас всех?
   – Да, но сначала мы должны спасти ее.
   – Тогда будте уверены, – сказал Пиро, – что я совершенно сбит с толку.
   – Вы, действительно? Но что вас сбило с толку?
   – Ну, вы сказали, что она спасет нас, а мы должны спасти ее, и что она изменит все, и, тем не менее, у меня нет ни малейшего понятия, кто она такая.
   – А! И вы хотите знать почему я сказала все это о ней?
   – Это в точности то, чего я желаю.
   – Ну, я сказала вам это по самой простой из всех возможных причин: потому что так говорит Сетра, а я убеждена, что если Сетра Лавоуд говорит так, это чистая правда.
   – Тогда, – сказал Пиро, – вот почему я здесь? Чтобы спасти Зарику?
   – О, что до этого-
   – Да?
   – Уверяю вас, я знаю об этом меньше всего на свете.
   Китраан встал и посмотрел вверх. – Ну, здесь есть кое-кто, кого вы можете спросить, если захотите.
   Пиро, вздрогнув, вскочил на ноги, повернулся и увидел темную фигуру, стояшую в дверной раме.
   – Пиро, – сказал Китраан, также вскакивая на ноги. – Я имею честь представить вам Сетру Лавоуд, Чародейку Горы Дзур.

Книга Вторая
В которой не только раскрываются планы Сетры Лавоуд, но и делается попытка их осуществления.

Восемнадцатая Глава
Как Боги заинтересовались некоторыми важными событиями, которые имели место в последнее время

   Согласно ученому-Атире Экрасану из Сиблтауна, писавшего в Одиннадцатом Цикле во время царствования то ли Иссолы то ли Таслмота – мы забыли кого именно из них – существует четыре класса литературы: Иронические, которые описывают действия людей, к которым читателя приглашают относиться свысока; реалистические, которые описывают действия людей, к которым читателя приглашают относиться как к самим себе; романтические, которые описывают действия людей, к которым читателя приглашают относиться с восхищением; и наконец мифические, которые описывают деяния богов.
   Мы должны признаться, что не испытываем ничего, кроме восхищения к достойному Атире; именно он, в конце концов, первым разделил литературу на Пять Частей, и, более того, был председателем на великих дебатах перед Его Императорским Величеством Фесилой Третьей по поводу запрещения художественных произведений, предложенного во время Одиннадцатого Правления Валлисты, результатом чего было должно было бы стать полное уничтожение всей литературы, чего мы, содрогнувшись до глубины души, все-таки избежали.
   Тем не менее именно в этом пункте мы обязаны поспорить с маститым ученым. Нам представляется, что в любом серьезном произведении содержатся как все четыре класса, так и все предметы, к которым они адресованы; и если в каком-то произведении более или менее подчеркнута одна характерная черта, это вовсе не означает, остальных в нем нет; конечно подразумевается, что мы имеем дела с литературой, которая заслуживает такого названия.
   Если мы захотим использовать наши собственные скромные усилия как пример, мы должны сказать, что наше описание Тазендры может считаться ироническим; там, где мы обращаемся к Теклам, вроде Лара, мы стремимся к строжайшему реализму; а многие из тех личностей, которые прокладывают свой путь через нашу историю, просто вохитительны, по меньшей мере по мнению автора: Сетра Лавоуд, Айрич и, мы надеемся, многие другие.
   Тем не менее в этой работе мы не осмеливались, до этого момента, обращаться прямо к богам. На самом деле и сейчас мы бы не сделали этого, но именно в этот момент нашей истории настоятельно требуется описать действия богов.
   Поэтому мы должны попросить нашего читателя разрешения взять его во Залы Суда, где те существа, которые управляют, так хорошо, как только могут, судьбой всего мира, сидят и правят суд, и не только над теми, кто предстает перед ними, но над всеми событиями, которые происходят повсюду, и на которые они могут влиять – или попытаться повлиять – при помощи каких-нибудь мер.
   Хотя ниже нашего достоинства, как историка просить извинений у читателя, мы должны, тем не менее, объяснить, что описать Залы Суда – совсем не простая задача. Во первых надо учесть, что есть очень и очень мало свидетелей, оставивших такие описания. Во вторых даже эти описания крайне редко согласуются между собой. И, последнее, реальность происходит от сна самих богов. Читатель может рассмотреть проблему на себе: если читатель сможет уснуть, а потом сделать свой сон реальностью и если он разделяет свой сон с другими, которые сделают реальными свои собственные сны, и если некоторый наблюдатель окажется в том самом месте, где все эти сны пересекаются между собой, и если, более того, каждый сон постоянно изменяется, когда возникает новый персонаж или исчезает старый, то мы очень сомневаемся в способности читателя точно – или даже просто осмысленно – описать место в котором он оказался; так что мы просим свободу описания у благосклонного читателя.
   Итак, отметив это, скажем, что по любому счету Залы Суда были огромны и пустынны. Представим себе, что смотрим на огромное пустое пространство, вроде Террасс Финансов за Биржей Серебра в старом городе Драгейра. Как и на Террассах Финансов там нет ни потолка, ни Затемнения Империи, ни искрящихся дыр в небе, которые хорошо видны на Востоке, а есть пустое сине-черное небо. Нет света ни от ламп, ни от факелов; нет и естественного света от Топки. Залы Суда постоянно находятся в таком состоянии, которое приходит сразу после полумрака: можно видеть достаточно ясно, но всегда хочется еще немного света.
   Что касается богов, которые сидят на «тронах», они совершенно отличаются как по характеру, так и по внешнему виду. Они сидят в большом круге – настолько большом, что если бы читатель встал прямо перед одним из них и повернул голову, чтобы посмотреть кругом, он с трудом увидел бы только того, который находится за его спиной. Тем не менее, благодаря сильному волшебству, которое является частью Залов Суда, только три или четыре шага необходимы для того, кто захочет предстать перед другим троном; при этом тот, к кому он обращался раньше, окажется на совершенно невероятном расстоянии сзади. Неизбежное заключение: во сне об этом месте расстояние не имеет значения.
   Мы помещаем эту главу здесь, прерывая прибытие Пиро на гору Дзур, по двум причинам: во-первых, насколько мы можем судить, все, что последует дальше действительно случилось примерно в это мгновение истории. Но во-вторых надо подчеркнуть, что ко времени, в применении к Залам Суда, не надо относится как к нормальной и упорядоченной последовательности моментов, в каждый из которых что-то происходит. Из всего того, что мы знаем от тех немногих, кто побывал в Залах Суда и вернулся в обычный мир, совершенно ясно, что день, проведенный в Залах может быть часом снаружи; а может быть и годом, или даже десятью годами. Неизбежное заключение: во сне об последовательности событий время не имеет значения.
   Мы используем термины волшебство, некромантия, колдовство и искусство, чтобы ссылаться на разные техники временной отмены законов природы – или, говоря точнее, временной замены одних законов природы на другие. Эти различные формы магии познаны в различной степени, и, как и все остальные области науки, усилия познать их более глубоко не прекращаются никогда. Чтобы использовать, надо узнать, а когда узнаешь – используешь лучше, а использовать лучше означает узнать лучше. Это продолжающийся процесс, который придает значение термину прогресс (заметим, однако, что множество рожденных в пустыне мистиков насмешливо улыбаются, а то и просто смеются, услышав это слово). Тем не менее в лишенном времени и расстояния месте, которое мы называем Залами Суда, царстве богов, вообще нет естественных законов, потому что это сны богов. А если нет естественных законов природы, не может быть и замены их на что-то другое. Там, где возможно все, невозможно ничего. К месту, в котором действуют все законы магии и реальности, не может быть приминим ни один закон. Неизбежное заключение: во сне о правде магия не имеет значения.
   Конечно, парадоксы времени, пространства и магии не оказывают никакого воздействия на обитателей Залов Суда, под которыми мы, ясное дело, имеем в виду богов; на этот раз мы не будем обращать внимание на бедные души, которые носят пурпурные одежды и служат всем тем, кто проходит через Водопад Врат Смерти; не имеем мы ввиду и тех, кто ждет суда или возрождения; не говорим и о тех, кто, подобно Кейрону Завоевателю, решил оставаться на Дорогах более или менее долго. Так что, когда мы глядим на эту сцену, то видим что тот, кто является, по мнению многих, наиболее могущественным из всех богов, то есть сущность по имени Барлен, сидит на стуле, который кажется вырезанным из камня, и повторяет его форму рептилии. Как всегда рядом с ним Три Дочери Тьмы, внешний вид которых очень похож на человеческий, и которых мы называем Верра, Моранзё и Кейрана. Некоторые говорят, что Верра, самая старшая из них – а может и самая младшая – является его любовницей; на эту тему историк не будет распространяться. Другие тоже здесь: Ордвинак, воплощение огня; Нисса, которая чаще всего появляется в виде туманного силуэта, плавающего в воздухе; Три'нагор, похожий на Барлена, хотя больше и темнее; Келхор, кот-кентавр; Траут, который считается мудрейшим из богов.
   Все они и, возможно, другие, сидели в большом круге и мысленно общались друг с другом, таким образом избегая, как легко поймет читатель, необходимости говорить на языке собеседника, поскольку многие из них говорили на разных языках, а о некоторых, таких как Ордвинак, верят, что они вообще не умеют говорить (предположение, которое, говоря откровенно, историк находит сомнительным, если не невозможным).
   Пока мы будем слушать их беседу, у читателя, нет сомнений, возникнут некоторые вопросы: Во-первых, читателю наверняка захочется узнать, каким образом мы в состоянии воспроизвести мысли из сознания богов. На этот вопрос мы скажем, что мысли всегда можно воспроизвести – то есть преобразовать их в слова. Даже если есть, возможно, некоторые потери на этом пути, читатель может быть уверен, что наиболее важный аспект мысли, то есть сущность, будет тщательно передан.
   Но читатель может захотеть узнать, как историк в состоянии претендовать на то, что знает содержание разговора, произошедшего там, где расстояние, время и магия не имеют значения, далекого от всех и всего, в котором находятся только сознания существ, которые не являются предметом понимания обычных людей. Это более трудный вопрос, и заслуживает ответа настолько же честного по сути, как и короткого по изложению.
   Вот этот ответ: Хотя мы не в состоянии, по причинам изложенным выше, точно знать о том, что было сказано, тем не менее у нас есть свидетельства некоторых монахов, которые общаются с богами, а также некоторых священников, которые получили откровение во время медитации; есть и волшебники, которые заключили союзы с богами, причем некоторые из них сделали это именно во время интересующего нас периода истории. Кроме того, так как мысль относится к делу также, как дорога – к цели, мы в состоянии, зная результаты, придти к некоторым заключениям относительно самой мысли. Более того, вчитываясь в произведения, созданные на протяжении истории этого мира, мы можем найти ключи к личности этих божественных созданий. И, последнее, не надо забывать, кем был найден Орб, так что мы намекаем на то, что Ее Величество Империатрица была достаточно благосклонна к нам и обеспечила нас некоторым количеством материала, из которого мы можем делать хорошо обоснованные предположения.
   Да, конечно, способность делать хорошо обоснованные предположения используется слишком часто и слишком плохо как некоторыми историками, так и теми, кто называет себя историками: Хорошо известно, например, что военный историк совершенно великолепен, когда сообщает нам имена павших в битве офицеров, и совершенно отвратителен, когда пытается объяснить причины, по которым военачальник принимает то или иное решение в определенный момент истории. Так что мы считаем, что хотя есть случаи, когда выводы настолько очевидны, что холодное изложение фактов и только фактов самым лучшим образом служит величайшей цели истории, то есть открытию правды, тем не менее есть и такие случаи, когда мы вправе осторожно и ответственно высказать догадку, и, более того, это не только допустимо, но просто необходимо. Так как далее мы будем иметь дело именно с такой ситуацией, мы надеемся, что читатель не откажет нам в доверии, пока мы будем излагать эти трудные, но совершенно необходимые для нашей истории события.
   Итак, первым начал разговор Келхор, сказав, – Великие события начали происходить там, где раньше была Империя Людей.
   – Вполне возможно, – согласился Ордвинак. – Но причем здесь мы? То есть, связано ли это с Циклом? Или это еще одна игра тех, кто уже упустил возможность, которую мы дали им.
   – Еще ничего не упущено, – сказала Моранзё.
   – Это не было их ошибкой, – сказала Кейрана.
   – Возможность, которую кто дал им? – спросила Верра.
   – Не имеет значения, – сказал Ордвинак. – Вопрос в другом: эти «великие события», как вы назвали их, связаны с Циклом или нет?
   – Это связано с Чародейкой Горы Дзур, – сказала Нисса. – Во всяком случае я вижу, как она зашевелилась.
   – Ну, – сказал Келхор, – это уже кое-что. Я знаю ее так же долго, как и любой из вас, и, согласитесь, она редко действует по пустякам.
   – Тогда, – сказал Барлен, – это может быть связано с Циклом. На самом деле я все больше и больше убеждаюсь, что так оно и есть.
   – Очень хорошо, – сказал Ордвинак, – это связано с Циклом. И, тем не менее, поскольку Цикл прерван-
   – Цикл не может быть прерван, – сказал Барлен. – Только Империя разлетелась на куски, а Цикл, который был ее основанием, не может быть прерван, так как является частью фундаментальной природы вселенной. Пока существует хотя бы одно живое существо-
   – Но ведь не осталось ни одного Феникса! – сказал Ордвинак. – Как может Цикл выжить без Феникса?
   – Один есть, – сказала Моранзё.
   – На самом деле два, – заметила Верра. – И оба – женщины.
   – Как, есть два? – удивился Барлен.
   – Да, – сказала Верра.
   – Вы уверены?
   – Дом Феникса под моим покровительством и наблюдением, – сказала она. – Я уверена. Есть двое.
   – Я потрясен, – сказал Барлен. – Это может изменить все.
   – И тем не менее, – сказала Верра, – как я уже говорила, оба феникса – женщины.
   – Тогда, – сказал Ордвинак, – это то же самое, как если бы не было ни одного.
   – Как так? – сказала Кейрана. – Если вы считаете, что два – это то же самое, что ничего, надо переопределить все науки, начиная с арифметики.
   – Потому что, – продолжал Ордвинак, не обращая внимания на иронию, которую богиня имела честь с ним разделить, – это такие существа, которым требуются мужчина и женщина, чтобы произвести потомство.
   – И? – сказала Верра.
   – И, даже если сейчас время Феникса, другого быть не может, так что в тот момент, когда Цикл вернется к Фениксу, он будет прерван.
   – Вы слишком мало знаете о фениксе, – сказала Верра.
   – И еще меньше о Цикле, – добавил Барлен.
   – Тогда объясните мне, – сказал Ордвинак.
   – А заодно и мне, – сказал Келхор, – так как, видите ли, я не понимаю, как Цикл сможет выжить, и, если нет Цикла, тогда почему мы здесь?
   – Объясни ты, – сказала Верра Кейране. – Размножение людей твоя область; я не могу объяснить, как двое невидимых в состоянии произвести одного, который отчетливо виден.
   – Пускай Моранзё объясняет, потому что она понимает феникса и его значение, как он живет и как умирает, как вновь возникает после смерти, и как делает предсказания в то время, когда его пророчества начинают выполняться.
   – Нет, пусть Верра объясняет, – сказала Моранзё, – поскольку она понимает Цикл лучше меня и, более того, знает, как он сохраняет сам себя, как он может призвать феникса и даже заставить людей полюбить друг друга, которые иначе могли бы и не встретиться.
   – Хорошо, – сказала Верра. – Все это правда, но время от времени ему требуется помощь.
   – Да, – сказал Барлен. – И я считаю, что сейчас как раз такое время.
   – Вы так думаете? – сказал Келхор.
   – Весьма вероятно, – сказал Барлен. – По меньшей мере тот факт, что, как сказала Верра, Чародейка зашевелилась, очень и очень значителен.
   – Но, – сказал Ордвинак, – это все? Нет ли других знаков?