Браст Стивен. Дороги Мертвых

   – По самой лучшей причине на свете, моя дорогая: потому что вы все равно не сможете ничего сделать с этим.
   – Да, это причина, в любом случае. И тем не менее-
   – Да?
   – Я не убеждена.
   Чародейка пожала плечами.
   – Но в конце концов, – беспечно сказала Тазендра, – вас могут убить только один раз, максимум два.
   Зарика быстро повернулась к ней, сказав, – Мадам, я прошу вас поверить мне, что меня не заботит моя жизнь; спасибо Фортуне, я родилась не обделенной мужеством. То, что беспокоит меня – моя миссии. Вы же понимаете, что передо мной стоит задача восстановить Империю – Империю, вы понимаете, мадам? Я думаю, что задача настолько важна, что стоит задать несколько вопросов, которые помогут ее выполнить. Если вы не согласны, скажите это прямо, и мы посмотрим, что мы сможем с этим сделать.
   Тазендра, со своей стороны, взглянула на девушку-Феникс с чем-то вроде блеска в глазах, и сказала, – Клянусь богами, я не сомневаюсь в вашей храбрости; надеюсь, что и вы не сомневаетесь в моей преданности. Поэтому, если мы понимаем друг друга, я прошу вас погасить два факела, которые сейчас горят в ваших глазах, и продемонстрировать немного вежливости, которая подходит для того, кто готов отдать свою жизнь как за вас, так и за дело, которому мы посвятили себя.
   Зарика встала, поклонилась Тазендре и сказала, – Прошу прошения, если я неправильно поняла вас, и, конечно, в любом случае я не могу сердиться на вас; вы же знаете, насколько я благодарна за то, что у меня есть ваша сильна рука, которая всегда готова поддержать меня.
   – Но тогда, – сказал Китраан, – если Чародейка – здесь он поклонился леди, которую упомянул, – не будет сопровождать нас, то, возможно, было бы неплохо знать, кто будет.
   Сетра Лавоуд кивнула. – Очень хороший вопрос, – сказала она.
   – Вы так думаете? – спросил Китраан. – Ну, тогда я польщен.
   – Да, – сказала Чародейка, – это хороший вопрос, и, на самом деле, я отвечу на него.
   – Ага. Ну, если вы ответите на него, я выслушаю ответ, и, думаю, мои друзья тоже с удовольствием услышат его.
   – Надеюсь на это. Тогда вот ответ: В добавлении к Зарике у нас есть вы, Китраан, вы, Пиро и Тазендра.
   – Да, конечно, – сказал Пиро. – Но это все?
   – Ни в коем случае. У нас еще есть ваши лакеи.
   – Хорошо, но кто-нибудь еще?
   Чародейка пожала плечами и сказала, – Если Дракон, Дзур и Тиаса не смогут доставить Феникса к Водопаду Врат Смерти, я просто не в состоянии понять, кто еще сможет помочь в этом.
   – Итак, – сказал Китраан, – вы считаете, что больше не требуется ничьей помощи?
   – Больше может быть только армия, а это привлечет к вам нежелательное внимание.
   – Внимание? – спросила Зарика.
   – Есть некоторое количество удачливых предводителей армий, которые спят и видят как восстановить Импрерию, а самим стать Императорами. Некоторые из них, возможно, пропустят Зарику, узнав о ее происхождении и целях. Зато другие точно нет.
   Зарика кивнула и сказала, – Очень хорошо, я поняла.
   – Итак, – сказала Тазендра. – У нас есть армия, у нас есть цель. Что еще осталось?
   – Ну, нам надо выбрать благоприятное время для отъезда, – сказала Сетра Младшая, которая, согласно своему обыкновению, мало говорила.
   – Всегда хорошо, когда начинаешь путешествие, – согласилась Тазендра.
   – И, – продолжала Сетра, – я уже сделала это. Сегодня утром я раскинула карты.
   – И?
   – Послезавтра, ровно в полдень.
   Зарика пожала плечами. – Это последнее, о чем бы я позаботилась, но, уж если есть гадание, тогда нам ни в коем случае не повредит, если мы сможем заставим как можно больше удачи работать на нас.
   – Это и мое мнение, тоже, – сказала Тазендра.
   – Тогда, – сказал Китраан, – у нас есть еще по меньшей мере два дня чтобы приготовить все, что надо для путешествию.
   – И отдохнуть, прежде чем мы начнем, – сказал Пиро.
   – И изучить карты, – сказала Зарика.
   – И отточить наши мечи, – сказала Тазендра, – так как я буду более, чем удивлена, если они нам не понадобятся.

Двадцать Пятая Глава
Как Тевнапирологист вышел на сцену, чтобы сыграть небольшую, но значительную роль в Истории.

   Хорошо известно, что мгновения исторической драмы освещают новым светом как людей, так и ситуации – то есть место человека по отношению к обстоятельствам высвечивается, изменяется и, в целом, проясняется. Это верно в общем случае – то есть для больших масс людей; и верно в частном – то есть для личности, которую мы выбрали, чтобы сфокусировать на нем свое внимание. Многие из тех, кто казался важным, в такие моменты доказали, что они совершено незначительны; в то время как другие, до того совершенно незаметные, вылетают вперед на сцену истории и проверяются под ярким светом рампы, где добродетели и недостатки так же видны, как если бы их рассматривали через стекла Баронессы Холдра. На самом деле можно даже сказать, что кризис исторического размера является лучшим способом определить настоящий характер того, кто хочет занять место в памяти расы. Мимоходом мы упомянем, что в точности по этой самой причине историк, как и автор исторических романов, посвящает свою энергию ситуациям с высшим накалом страстей и героям, которые стоят перед лицом смертельной опасности: в то время как некоторые критики порицают любовь к «приключениям» со стороны авторов и читающей публики, тем не менее нет другого времени, когда можно так ясно разглядеть человеческую душу или исторические обстоятельства; и если историк или художник не в состоянии осветить душу, для какой цели он вообще взялся за перо?
   Что же лежит в душе у тех, кто заслужил внимание историка? Что мы в состоянии найти в сердце тех моментов в истории, когда собравшееся напряжение встречает нестерпимое давление? Чтобы ответить на эти вопросы мы направим внимание читателя на храброго Кааврена, которого мы оставили некоторое время назад, говорящего «до свиданья» своему старому другу Пэлу, и уже сказавшему «до свиданья» своему единственному сыну, которого он послал чтобы сделать то, что храбрый Тиаса больше был неспособен сделать сам.
   Через несколько дней после того, как Пэл уехал, Кааврен глядел на море с террасы на южной стороне Замка Уайткрест – вид океана-моря, с его бесконечным разнообразием повторяющимся, волнующимся, ломающимся и возникающим снова тем же самым бытием всегда приводил его в настроение меланхолии, смешанном с гордостью, и это соответствовало последним мыслям Кааврена. Будучи погруженный в эти самые мысли, в которые, мы надеемся, читатель разрешит нам больше не вторгаться, так как мы уже набросали их общие контуры, Кааврен был прерван поварихой, которой приходилось работать привратником, подавать вино и исполнять еще по меньшей мере дюжину других обязанностей по дому.
   – Милорд? – колеблясь начала служанка.
   Кааврен медленно повернул голову, не подавая виду, что испуган. – Что там такое? – сказал он.
   – Милорд, есть кое-кто, кто спрашивает, дома ли вы.
   – Кое-кто? – сказал Кааврен. – Пойми, что сказав «кое-кто» ты сообщила мне слишком мало информации. Так мало, что я, фактически, не в состоянии определить, должен ли я допустить этого спрашивающего ко мне, или, напротив, потребовать, чтобы ты сочинила какую-нибудь вежливую ложь – которую тебе, как Текле, разрешено говорить – и не мешать моему уединению. – Мы могли бы назвать себя недобросовестным историком, если бы не упомянули, что тон Кааврена указывал на определенную апатию, как если бы ему было все равно, какой ответ он получит на свой вопрос.
   – А, милорд, вы хотите, чтобы я сообщила вам больше информации об этом спрашивающем?
   – Ты абсолютно точно угадала смысл моих слов.
   – Тогда я расскажу вам о нем побольше.
   – И в это самое мгновение, надеюсь.
   – Да, милорд, в это самое мгновение.
   – Хорошо, начинай.
   – Он одет в совершенно серую одежду.
   – Как, серую?
   – Да, милорд, как я уже имела честь сказать вам.
   – Тогда он, быть может, Джарег?
   – Что до этого-
   – Ну?
   – На правом плече его плаща есть нашивка, указывающая на то, что он Тиаса.
   – Ага! Из моего собственного Дома?
   – В точности, милорд. И, если мне будет разрешено выразить свое мнение, основанное на моем собственном суждении-
   – Ну?
   – Его черты лица как раз такие, какими обладают Тиасы.
   – Возможно. Но почему тогда он носит серое?
   – Из-за его профессии, милорд.
   – Его профессии?
   – В точности.
   – И что это за профессия?
   – Он говорит, что он пирологист.
   – Ага! То есть он носит серое, потому что это подходящая одежда для пирологиста.
   – Так он дал мне понять, милорд.
   – Хорошо, это объясняет все.
   – Я очень рада, милорд.
   Но Кааврен еще не закончил, – Все, за исключением одного вопроса.
   – Милорд, тем не менее остался еще один вопрос?
   – Только один.
   – Милорд, если вы сделаете мне честь и зададите его, я обещаю, что отвечу на него, если смогу.
   – Очень хорошо, вот мой вопрос: Что такое пирологист?
   – О, что до этого…
   – Да, что это?
   – Я должна признаться, что не имею ни малейшего понятия, милорд.
   – Понимаю, – сказал Кааврен. – Хорошо, а у этого пирологиста есть имя?
   – О, действительно, у него оно есть и очень хорошее, милорд. Он называет себя Тевной.
   – Ну, кажется, что это имя, по меньшей мере, менее темное, чем его занятие. И этот Тевна хочет увидеться именно со мной?
   – С вами, да, или с Графиней.
   – Ага. С одним из нас? Тогда почему, хотел бы я знать, ты пришла ко мне, когда ты знаешь, что я мало интересуюсь делами графства, а ты должна понимать, или сделать вывод, что его дело касется именно этого?
   – Милорд, прошу, поверьте мне, сначала я пошла к Графине.
   – И?
   – Она плохо себя чувствует, милорд; или она была такой, когда я говорила с ней, хотя за то время, пока я имела честь беседовать с Вашим Лордством, она, быть может, почувствовала себя лучше, и я буду счастлива проверить это, если вы хотите.
   Кааврен вздохнул. – Приведи этого Тевну ко мне, а потом, если возможно, принеси нам чего-нибудь освежающего. Белого, и не слишком сильного. И немного бисквитов.
   – Я немедленно займусь этим, милорд.
   Повариха отправилась выполнять поручение и вскоре вернулась, объявив, – Сэр Тевна из Расколотого Каньона.
   Кааврен встал, поклонился и внимательно оглядел незнакомца – так как, хотя с годами душевный жар Каавена расплылся и растаял, будьте уверены, что взгляд, которым он привык оценивать каждого и всякого, получавшего доступ к Императору, был верен и остер, как и тогда. Итак он увидел мужчину почти двух тысяч лет, с узкими глазами и тонкими губами, типичными для Тиасы, но одетым, как и сказала повариха, во все серое; тем не менее свою одежду он носил с определенным достоинством, что даже напомнило Кааврену его друга Айрича. Именно это достоинство, как и обычные требования этикета, заставили Кааврена встать более проворно, чем он обычно делал, постоянно находясь в состоянии физической и умственной депрессии, а также низко поклониться, после чего он указал на кресло, в которое его посетитель мог сесть.
   – Добро пожаловать, соплеменник, – сказал он. – Приветствую вас к Уайткресте. Ваша семья, если я правильно расслышал, происходит из Расколотого Каньона? Я, сам, из Кастлрока из Сороннаха, около истоков реки Йенди.
   – А, неужели? В таком случае вы должны принадлежать семейству Шеллоубэнкс.
   – Верно, Шеллоубэнкс и Дегуин.
   – Ага, замечательно, так как, видете ли, мой отец считал клан Дегуинов своими кузенами, а один из двоюродных дедушек моей матери был женат на Сенду, которые – я уверен, что вы это знаете – являются отпрысками Шеллоубэнксов.
   – Да, верно. И вы также можете отметить, что Графиня Уайткрест, моя жена, которая, без сомнения, через короткое время будет иметь честь встретиться с вами, получила свое имя, Даро, от младшей дочери кузины из клана Амзель, которые, если я не ошибаюсь, являются вашими близкими родственниками, так первый лорд Расколотого Каньона был братом первой леди Амзель, а они оба являются потомками Герцогини Форпикс.
   – Да, истинная правда.
   – Теперь, учитывая наши близкое родстсво, я рад вам вдвойне и надеюсь, что вы насладитесь посещением нашего замка. Кстати-
   – Да, соплеменник?
   – Не скажите ли вы мне, если можете, чему я обязан чести принимать вас?
   Тевна поднял свой стакан (который появился во время этого обмена любезностями, но мы решили не упоминать этот факт, потому что не желали, чтобы читатель узнал информацию, обнаружившуюся в ходе разговора, даже на мгновение позже) и сказал, – Я с удовольствием сообщу вам причину моего визита, но я должен заранее предупредить вас, что мое дело не доставит вам ни радости ни веселья.
   – Тогда это очень серьезное дело?
   – Я сожалею, но должен сказать, что так оно и есть.
   – Тогда, тем более, я хотел бы, чтобы вы почувствовали себя как можно более удобно, и тогда мне, в любом случае, будет легче услышать те неприятности, которые сопровождают любой серьезный разговор.
   – Поверьте мне, я высоко ценю ваше желание.
   – Тогда скажите мне, что привело вас в Уайткрест?
   – Чума, – коротко сказал Тевна.
   Кааврен аккуратно поставил свой стакан с вином на стол рядом с правым локтем. С того же самого стола он взял льняную салфетку, которой привык промокать губы, потом опять положил ее на стол и сказал, – Чума.
   Тевна мрачно кивнул.
   – Вы понимаете, – сказал Кааврен, – что когда мы говорим о Чуме, никакие шутки неуместны.
   – Я рад, что вы понимаете это.
   – Я более, чем понимаю это, так как я много раз видел ее: распухший языки, безразличный взгляд, постоянная испарина, краснота на коже. Я видел ее, так как кто в наше время может жить в большом городе и не видеть ее? Я надеюсь, что она прошла сорок лет назад, и больше не будет тревожить нас.
   – Может быть, что и не будет, но, тем не менее-
   – Что тем не менее?
   – Есть признаки.
   – Что за признаки?
   – Те самые, которые вы только так хорошо что описали, вот только-
   – Да?
   – Только они еще не видны.
   – Вы должны объясниться, – сказал Кааврен, – каким образом вы видете признаки, которые еще не видны; вы, надеюсь, понимаете, что это в высшей степени необычно. На самом деле даже более, чем необычно: это странно.
   – Я могу очень просто ответить на ваш вопрос, дорогой соплеменник.
   – И?
   – Вот ответ: я провидец.
   – Как, провидец?
   – Точно.
   – То есть вы можете видеть будущее?
   – В отдельных случаях.
   – Каких случаях?
   – В тех случаях, когдая я занимаюсь своим основным делом. Как раз недавно у меня было видение: я видел Адриланку, и в ней мертвого человека с симптомами чумы.
   – У вас бывают видение, когда вы занимались своим основным делом? То есть в тех случаях, когда вы действуете как пирологист?
   – Вы абсолютно оточно поняли меня.
   – Может быть и так, мой дорогой Тевна, вот только-
   – Да?
   – Только я никогда, вплоть до сегодняшнего дня, не имел чести слышать слово «пирологист», так что следовательно-
   – Да? Следовательно?
   – Следовательно я не имею понятия, что оно означает.
   – Как, вы не знаете, что означает «пирологист»?
   – Я знаю об этом меньше всех на свете, уверяю вас.
   – То есть вы не знаете, что делает пирологист?
   – Я невежествен, как человек с Востока.
   – Тогда вы были бы не против, если бы я рассказал вам?
   – Я не жалал бы ничего лучшего.
   – Итак я могу это сделать.
   – Черепки и осколки, я верю, что уже целый час не прошу вас ни о чем другом.
   – Вот вам ответ: пирологист – это человек, который сжигает тела мертвых.
   – Вы сжигаете тела мертвых?
   Тевна утвердительно кивнул.
   – Но, простите меня, соплеменник, почему вы делаете это?
   – Было установлено, что Чума часто путешествует от мертвого тела того, кто стал его жервой, к живым телам тех, кто находится рядом с ним. Однако, если тело быстро сжигается, вместе с одеждой, нижней одеждой и вообще любыми вещами, которые были близко-
   – Да, и если это сделать?
   – Тогда тело больше не будет распространять Чуму. И, более того, иногда у меня бывают видения в пламени.
   – А это правдивые видения?
   Тевна не ответил на этот вопрос немедленно; вместо этого он уставился на пол, но, как показалось Кааврену, видел он не пол, а что-то другое, далекое отсюда. Наконец он поднял взгляд и сказал, – Иногда они ошибаются. Но как-то раз я решил, что видение лживо.
   – И?
   – И я не пошел в рыбацкую деревню, в которую направляло меня мое видение. Этой деревни больше нет: все купцы, крестьяне, их жены и дети умерли от Чумы.
   Кааврен какое-то время изучал своего гостя; потом просто сказал, – Я отвечал за безопасность последнего Императора, который был убит, когда я охранял его.
   – А, – сказал Тевна. – Тогда вы понимаете.
   – Я думаю, что да, – сказал Кааврен.
   – И тогда вы должны понять, почему, начиная с того самого дня-
   – Да, начиная с того самого дня?
   – Начиная с того самого дня я удвоил свои усилия, старался быть там, где я могу быть полезным; выполнять задачу, назначенную мне судьбой и делать все, что в моих силах для того, чтобы помешать этому случиться опять. Это, как вы понимаете, своеобразное искупление моей вины. Нет сомнения, что вы чувствуете что-то подобное.
   – Я мог бы, вот только-
   – Да?
   – Нет другого Императора.
   – А. Я не подумал об этом обстоятельстве.
   – Видите ли, это добавляет определенные трудности.
   – Да, вы правы, – сказал пирологист.
   Тогда Кааврен прочистил горло и сказал, – Но, соплеменник, у вас должна быть какая-то причина из-за которой вы пришли сюда; скажите мне, что это.
   – Но, прошу прощения, и думаю, что уже сделал это.
   – Совсем нет.
   – Совсем нет?
   – На самом деле нет.
   – И тем не менее-
   – Вы объяснили, почему вы приехали в Адриланку, но не почему вы пришли сюда, в Поместье Уайткрест.
   – О, что до этого-
   – Ну?
   – Я могу объяснить прямо сейчас.
   – Если вы сделаете это, я вам буду крайне признателен.
   – Тогда вот.
   – Я внимательно слушаю.
   – Я должен получить определенные разрешения от Графа для того, чтобы выполнить свои обязанности, и некоторую помощь, которая позволит мне выполнить мою работу, ну и, вдобавок, хотя это неделикатно, я чувствую, что мне требуется некоторая сумма, чтобы поддерживать мое существование.
   – А! Вот теперь я понял.
   – И?
   – Я пошлю за леди мою женой, Графиней Уайткрест, и она, я уверен, урегулирует все детали к вашему полному удовлетворению.
   Кааврен, всегда верный своему слову, послал за Даро, и она, на этот раз чувствуя себя вполне здоровой, быстро пришла на террасу, где Кааврен поцеловал ей руку и представил ее так, как представляют далеких родтсвенников, то есть рассказал ей о различных уровнях родства их всех троих, после чего объяснил миссию Тевны. Как только Даро выслушала все это, ее лицо стало серьзным и даже печальным, и она сказала, – Да, конечно я сделаю все, что возможно; я видела, что может сделать Чума.
   – Поверьте мне, Графиня, – скзала Тевна, – я уже вам благодарен, а те, чьи жизни вы можете спасти, будут благодарны вам еще больше. – Он вынул из своей рубашки несколько свитков, перевязанных синей шелковой леточкой. Потом, попросив и получив перо, чернила, бумагу и песок, развязал ленточку и выбрал несколько из документов, что-то написал на их опытной рукой и представил Даро на подпись.
   Некоторое время она изучала эти документы. Тевна прочистил горло и сказал, – Эти бумаги, Графиня, передают мне на следующий месяц кое-что из вашей власти – в частности все то, что касается погребения мертвых. В добавление к этому там говорится, что вы оплатите все издержки, которые потребуются для моей работы, и заплатите мне вознаграждение.
   Она кивнула, опять перечитала бумаги и написала на них свое имя, после чего приложила личную и родовую печати, и торжественно вернула их Тевне.
   – Итак, – сказала она, – теперь вы можете идти в город и, поскольку эти бумаги дают вам такое право, потребовать тела умерших у их родственников, а потом сжечь их.
   – Я буду внимательно осматривать эти тела и определять, есть ли опасность; и только в том случае, когда она действительно есть, я совершу над ними огненное очищение.
   – Очень хорошо, – сказала она. – Я понимаю. Это печально, но необходимо.
   – Вы абсолютно правы, – сказал Тевна. – Чтобы сохранить жизнь живых, мы используем пламя, которое очистит мертвых.
   – И, – сказала Даро, – то, что мы делаем, правильно.
   Тевна кивнул и сказал, – Теперь я должен идти и немедленно заняться своей работой.
   – Напротив, – сказала Даро. – Я думаю, что вы обязаны остаться.
   – Как, вы так думаете?
   – Да, я убеждена в этом.
   – И тем не менее-
   – Что?
   – В моей работе даже минута может многое изменить.
   – Тогда, возможно, вы можете вернуться этим вечером.
   – Я был бы очень рад, Графиня.
   – Тогда мы ожидаем вас, что пообедать вместе.
   – Большая честь для меня.
   С этими словами пирологист ушел.
   Тевна немедленно отправился в город, где с радостью обнаружил, что то, в чем он видел вспышку Чумы, было, на самом деле, не больше чем смертью человека, вызванной неумеренным потреблением вина; к этому добавился спор с соседом, о том, кто должен отвечать за некоторые листья, упавшие с дерева на его двор; так что он умер от аппоплексического удара, с ярко-красными щеками и носом. Если видение Тевны и было вызвано, более или менее прямо, ведьмой и хорошо знакомым нам Йенди, сам он никогда не узнал об этом. Несколькими часами позже он вернулся в Поместье Уайткрест с добрыми новостями.
   Из этого читатель может заключить, что, на самом деле, Тевна пришел в Адриланку и ушел из нее не выполнив своей задачи – то есть огонь так и не был зажжен. Мы должны сказать, что это правда только в том случае, если читатель делает ошибку, думая о смысле событий в буквальных терминах – практика, возможно подходящая при чтении закона, но всегда подозрительная, когда читаешь историю, и даже глупая, когда читаешь роман. На самом деле он выполнил свою задачу, хотя и совсем по другому, чем, до прибытия в Адриланку, думал выполнить ее.
   Повариха приготовила обед на троих, и, в честь такого случая, поджарила трех жирных куриц, которые приготовила с винным соусом и белыми грибами, добавив на гарнир некоторые быстро зажаренные овощи, приправленные луком и некоторыми другими растениями. Короче говоря, это была лучшая еда, которую Тевна ел за несколько последних лет, и он никак не мог остановиться, нахваливая как еду, так и гостеприимство хозяев. Когда, наконец, еда кончилась, все трое перешли в гостинную, где повариха приготовила им сладкие ягоды и апельсиновый ликер.
   – Мой дорогой муж, – заметила Даро, – не кажется ли вам, что в комнате немного холодновато?
   – Откровенно признаться я ощущаю это, – сказал Кааврен. – Но это меня не удивляет, так как, как вы видите, открытое окно глядит прямо в океан, сейчас довольно поздно и с моря дует весьма прохладный, хотя и приятный ветер, а также доносится освежающий запах, который я так полюбил за эти годы.
   – Да, но сегодня у нас гость, и мы не можем разрешить ему замерзнуть.
   – Да, это правда, и тем не менее, как вы видите, у нас есть поленья для камина; потребуется буквально несколько мгновений, чтобы зажечь огонь и нам всем будет тепло.
   – Тогда давайте начнем – а, нет, подождите. Быть может наш гость хочет, чтобы честь зажечь огонь была предоставлена ему?
   Тевна поклонился. – Я был бы очень счастлив, Графиня. На самом деле я должен сказать, что ничто не могло доставить мне большей радости, чем посещение этого замечательного города и то, что мне не надо зажигать никакой огонь, кроме этого.
   Разговор во время обеда никаким образом не касался работы Тевны, но теперь, когда пирологист упомянул об этой теме, Кааврен сказал, – Разрешете мне сказать, мой дорогой соплеменник, что мы просто счастливы, узнав, что, по меньшей мере на этот раз, мы избежали вспышки Чумы.
   Тевна быстро и умело разжег огонь, и несколько раз дунул на него, чтобы быть уверенным, что он хорошо горит; после чего вернулся в свое кресло, вымыл руки и кивнул Кааврену. – У меня довольно странная профессия, потому что я никогда не бываю более счастлив чем тогда, когда я узнаю, что мне не надо ей заниматься.
   – Да, понимаю, – сказала Кааврен. – На самом деле, когда я был Капитаном гвардии Его Величества, я был счастливейшим человеком на свете, когда мне не было нужды что-то делать.
   На это Даро слегка улыбнулась. – Я думаю, милорд муж, что то, что вы сказали, не совсем точно.
   – Вы так думаете, миледи моя жена?
   – Да, это мое мнение.
   – Хорошо, давайте это рассмотрим. Почему вы так думаете?
   – Потому что я имела честь видеть вас в такие времена, и я видела вас, когда вы были в величайшей опасности и в самый разгар рискованных приключений.
   – Ну, и что с того?
   – И мне кажется, что были намного счастливее, когда вам отовсюду грозила смерть.
   – Ча! Вы так думаете?
   – Я более чем думаю так, милорд, я убеждена в этом.
   – И тем не менее мне кажется, что я не припоминаю, что был счастлив в эти мгновения.
   – Вы не припоминаете? Тогда вернитесь в то время, когда Островитяне пытались высадиться на берегу, и вы были везде и повсюду, готовясь к защите, размещая резервы и договариваясь об условных сигналах.