Браун Саймон. Рождение империи

   – А почему вы ничего не сказали о нем во время наших совещаний? – спросил Гос, внезапно рассердившись.
   – Потому что только сейчас подумал об этом, – ответил Полома. – Я удивляюсь, что никому из вас, хамилайцев, не пришла в голову одна простая мысль. Ведь вы столько раз слышали мою историю. Когда ривальдийские солдаты вторглись в Кидан, ими командовал кто-то из Кевлеренов. А что, если он все еще там?
   – Сефид… – пробормотала Гэлис.
   – Вот именно, – согласился Мэддин. – Как вам, надеюсь, известно, я не наделен магическими способностями.
   Все разом сникли.
   Все, кроме одного человека.
   – С некоторыми изменениями, но этот план все-таки может сработать, – откашлявшись, сказала Китайра Альбин.
   Собравшиеся одновременно взглянули на нее, и девушка смутилась от столь неожиданного проявления внимания. Военный совет – это вам не университетская аудитория. Перед ней стоял один из принцев Хамилайской империи!..
   Китайра почувствовала себя очень неуютно, а когда заговорила, то поняла, что ее голос дрожит.
   – У нас есть своего рода ключ… Серьезный козырь в игре. Полома Мальвара когда-то возглавлял их правительство!
   – Но я был вынужден отправиться в изгнание… – возразил бывший префект.
   – Тем не менее, – упрямо покачала головой Китайра, – в Кидане вы все еще имеете авторитет – по крайней мере среди ваших политических сторонников. Разве не так?
   Полома беспомощно пожал плечами.
   – Полагаю, да, но…
   Грамматист снова перебила его; на этот раз в ее голосе слышалась сила и уверенность.
   – Объединившись с вашими сторонниками, мы могли бы справиться с ривальдийским Кевлереном – если, конечно он все еще в городе, – прежде чем противник решится на использование Сефида против наших войск. Этим мы убьем сразу двух зайцев. Во-первых, сумеем подавить моральный дух и ривальдийских солдат, и плутократов; во-вторых, жители Кидана поймут, что не все их соотечественники настроены против нас.
   Мэддин молчал, глядя на остальных. Во взгляде его читался немой вопрос: «Ну что? Сработает затея?»
   – В этом есть нечто наивное, – произнес Полома. – Эх, сумей мы осуществить подобный план…
   Он умолк и задумчиво нахмурился. Гэлис с интересом смотрела на него.
   – И каковы шансы? – громко спросил Гос.
   – Что? – повернулся к нему Мэддин.
   – Как велика вероятность того, что Полома живым доберется до города? Разве там не вынесли нашему другу смертный приговор? Уж если плутократы вынудили префекта отправиться в ссылку, то вряд ли примут его с распростертыми объятиями.
   – Нам надо что-то придумать, – рассудил Кадберн.
   На какое-то мгновение все умолкли, затем Гэлис кротко взглянула на Китайру и произнесла:
   – Полагаю, твой план весьма удачен. Жаль, что я сама до этого не додумалась.
   На лице Китайры появилась улыбка.
   Полома откашлялся. Обращаясь в большей степени к Мэддину, нежели к остальным собравшимся, он сказал:
   – Полагаю, что идея Китайры Альбин не лишена смысла, но есть в ней один недостаток. Мы должны прийти как освободители, а не как завоеватели, и Хамилай сможет основать колонию, лишь сотрудничая с Киданом, а не за его счет.
   – И как же нам это сделать? – скептически осведомился Гос.
   – Очень просто, – пожал плечами Полома. – Я представлюсь своему народу как глава экспедиции.

ГЛАВА 14

   Эриот закончила свой завтрак – кусок вяленой козлятины и сыр с твердым как камень хлебом. На вкус – сплошная соль, но ощущение наполненности в желудке успокаивало. Правда, подумала девушка, после смерти отца она редко испытывала спокойствие.
   Эриот вернулась на свое обычное место на нижней палубе. Вот если бы с ней сейчас была Розалла! Ей так хотелось, чтобы кто-нибудь оказался в эту минуту рядом. Кто-то, кто настроен к ней доброжелательно, с кем можно поговорить по душам…
   Впрочем, было в этом и нечто забавное – считать, что тебе никто не нужен, кроме себя самой, не думать об окружающих людях, пропускать мимо ушей пустые разговоры, которые велись в течение дня. Странно, но здесь, на корабле, среди множества людей, Эриот чувствовала себя безумно одинокой. Она была бы даже не против, чтобы сюда вернулся Арден; хотя нет, он непредсказуем, а значит, опасен, как океан… или как буря. Великан даже внешне напоминал девушке шторм – растрепанные черные волосы, борода, суровый взгляд…
   С другой стороны – на этом корабле масса людей постоянно пребывали в дурном настроении. Лишь теперь, когда суда прибыли на остров Каел, колонисты немного воспрянули духом. Эриот слышала разговоры о планах на будущее, о фермах, родственниках и хорошей погоде. Никто ни слова не говорил о море. Никто больше не желал видеть его.
   Колонисты с нетерпением ждали, когда им разрешат сойти на берег.
   Эриот краем уха услышала, как на главной палубе началась суета. Матросы бросились к мачтам; их шаги эхом отдавались от деревянного палубного настила. Колонисты обменялись недоуменными взглядами, у некоторых на лицах появилось тревожное выражение. Неужели они решили, подумала девушка, что на корабль кто-то напал?
   Затем до нее донесся звук, который невозможно было ни с чем перепутать, – скрип якорной цепи. Вскоре матросы затянули песню.
   Корабль уходил из залива.
   На нижней палубе раздался дружный вздох облегчения.
   «Возможно, мы направляемся к другой части острова», – подумала Эриот.
   Неожиданно она услышала отданную громовым голосом команду:
   – Поднять паруса!..
   Послышалось гулкое хлопанье парусов, похожее на отдаленные раскаты грома.
   – Во имя Сефида, мы отплываем! – раздался чей-то взволнованный возглас.
   – Они не могут заставить нас! – разгневанно выкрикнул кто-то еще. – Мы хотим сойти с этого чертова корабля!..
   На секунду вновь воцарилось молчание, словно каждый думал о только что сказанных словах. Затем тишину нарушил возмущенный ропот. Постепенно он становился все громче и громче, а затем начали раздаваться громкие крики и протестующие возгласы. На верхней палубе снова поднялась суета; по всему кораблю забегали солдаты.
   Постепенно недовольные крики стали тише, но полностью так и не смолкли.
   Паруса наполнились ветром. Корабль слегка закачался и заскрипел. Протестующие вопли колонистов превратились в стон, который глухо разнесся над темной водой.
   Мальвара и Гэлис наблюдали, как солдаты спускаются в трюм. Ропот недовольных колонистов продолжал отдаваться вибрацией палубы под ногами.
   Полома проглотил застрявший в горле комок. Где-то глубоко внутри он ощутил страх, от которого ему стало дурно.
   «Ну почему мне, как всегда, не хватает храбрости», – подумал Мальвара и что-то проворчал себе под нос. Впрочем, будь даже ее у него в избытке, что от этого изменилось бы?..
   – Представляю, как вам было нелегко, – неожиданно произнесла Гэлис.
   Полома внимательно посмотрел на нее. Он никак не мог попять, что за человек стратег Валера. В девушке было столько жизнелюбия, столько храбрости и уверенности в себе. По сравнению с ней сам Мальвара наверняка казался угрюмым, робким и беззащитным.
   Глядя сейчас на Гэлис, вряд ли кто-то мог сказать, что внизу, под ее ногами, в трюме находятся несколько сотен возмущенных мужчин и женщин. Стратег выглядела так, словно совершала развлекательную морскую прогулку.
   Из разговора с Мэддином и Кадберном Полома узнал, что эта женщина действительно участвовала в военных действиях на границе. Ему это казалось совершенно невероятным. В какой-то степени Гэлис Валера олицетворяла собой все таинственное, что было в Хамилайской империи, – непредсказуемость, властность и уверенность в своих силах на грани высокомерия.
   – Что вы имеете в виду? – спросил Мальвара.
   – Все то, что произошло после вашего изгнания. Подозреваю, что оказаться вдали от родины – весьма тяжелое испытание.
   – Порой приходится делать совсем не то, что хочешь, – сдержанно ответил Полома, надеясь, что его собеседница не уловит нотки настороженности в его голосе.
   Ах, если бы в присутствии подобных людей Мальвара мог говорить непринужденно, даже небрежно!.. Но почему же он нервничает в ее обществе? Или девушка так же влияет и на хамилайских мужчин? Однако она не настолько красива…
   «Да, но зато умна, – напомнил себе Полома. – Еще как умна. Может, даже умнее меня самого».
   Он невольно улыбнулся. Так кто же из них двоих более высокомерен?..
   – Я хочу сказать, что выбора у меня нет, – произнес Мальвара, стараясь говорить как можно спокойнее. – Я отдал себя на милость хамилайцев и, надо отдать им должное, они проявили ко мне милосердие.
   Полома отметил по себя, что Гэлис смотрит на него не менее пристально, чем он не нее. Интересно, что же такого она увидела? Мальвара не питал никаких иллюзий относительно своей внешности и даже подозревал, что хамилайцы если и не испытывали к его темной, кофейного оттенка, коже неприязнь, то уж точно находили ее экзотической. Однако Гэлис, похоже, смотрит не столько на цвет кожи, сколько заглядывает в душу. И от этой мысли Поломе стало не по себе.
   – Возможно, хамилайцы и милосердны, – сказала стратег, – но зато надменны, ограниченны и не хотят знать никого, кроме самих себя.
   – То же самое можно сказать и про мой народ.
   – И все-таки, – возразила девушка. Догадывалась ли она, что происходит у него в душе?
   – Все-таки я просто передать не могу, как скучаю по дому. Гэлис и бывший префект прохаживались по шканцам – пространству между мачтами. Стратег прибыла на «Ханнема» якобы для того, чтобы поговорить о вторжении в Кидан, но Полома сразу понял, что на самом деле ее интересовал куда более широкий круг вопросов.
   – Конечно же, я вас понимаю, – бесхитростно ответила девушка, растрогав Полому таким ответом. – И вы беспокоитесь о том, что случится, когда мы прибудем туда. Беспокоитесь о вашем народе и вашем городе.
   – Безусловно. Мы – лишь мелкие рыбешки в море, кишащем хищниками.
   – Кто знает. Возможно, в будущем все изменится, – задумчиво сказала Гэлис. – Вполне вероятно, что в один прекрасный день Кидан обретет реальное могущество, и тогда ему не страшны будут никакие хищники.
   Полома остановился и хмуро посмотрел на девушку. – По-вашему, Кидан тоже станет хищником?
   Стратег пожала плечами.
   – Ну, не совсем хищником. Я однажды видела, как дикий вепрь напал на двух всадников, вооруженных копьями, и одолел их. Но ведь вепрь – не хищник… Я хочу, чтобы Кидан обладал именно такой мощью – спокойной, величавой и уверенной в себе.
   – Вот тут-то мы с вами и расходимся во мнениях. Я не кочу, чтобы Кидан становился сильным. Я не верю, что сила – источник и гарант безопасности. По-моему, пусть лучше Кидан останется маленьким и неприметным государством.
   Гэлис грустно улыбнулась и покачала головой.
   – Увы, слишком поздно, префект Полома Мальвара. Вы опоздали на целых два года. – Она глубоко вздохнула. – Принц отдал приказ: еще до того момента, как флотилия достигнет Тюленьей Скалы, мы должны ознакомить вас с планом вторжения в Кидан.
   – Кажется, я там был, – отстранено произнес Полома. – Во время моего первого путешествия через Бушующее море… Торговый корабль, на котором я плыл, сделал остановку на Тюленьей Скале, чтобы пополнить запасы продовольствия. Скажите, Гэлис, как долго нам туда плыть?
   – Дней десять. Полома покачал головой.
   – Понимаю, – сочувственно сказала Гэлис. – Плыть по морю всегда долго.
   – Нет, – возразил Полома. – Как раз наоборот. Я ждал два года, чтобы вернуться на родину и освободить мой народ, но теперь мне хочется немного замедлить ход времени. Думаю, я бы с радостью отложил свое возвращение еще на пару лет.
   Гэлис вопросительно посмотрела на него.
   – Не уверена, что понимаю вас.
   – Просто я боюсь, только и всего. – Полома постучал каблуком по палубе. – Боюсь человеческого груза, который мы везем. Боюсь ривальдийцев. Боюсь того, что увижу, когда вернусь в Кидан…
   Он умолк.
   – И боитесь хамилайцев? – спросила Гэлис.
   – Больше всего, стратег Валера, я боюсь хамилайцев.
   Мэддин с задумчивой улыбкой смотрел на корабли, на которых когда-то перевозили зерно.
   Эти суда имели более низкую осадку, чем «Англаф», им были не страшны волны и течения, но, покачиваясь на волнах, они производили впечатление тяжелых и неповоротливых посудин. В отличие от них «Англаф» был маневренным и быстроходным. Он похож на стремительную борзую, в то время как эти неторопливые посудины – сущие коровы на льду, подумал принц с некоторой гордостью. Как все-таки он и его шхуна подходят друг другу по темпераменту. Зато медленные и устойчивые сухогрузы куда лучше соответствуют его намерениям… а заодно и его унылому состоянию духа.
   Хотя флотилия вновь двинулась вперед, а Мэддин получил причитающуюся ему долю сочувствия и соболезнований, тоска вновь обрушилась на него подобно снежной лавине.
   Принц намеренно не стал поднимать на своей шхуне все паруса – ему не хотелось догонять остальных. Правда, время от времени он с трудом подавлял искушение попросить капитана Авьера, чтобы тот отдал команду отклониться от взятого курса и уйти далеко-далеко в открытое море, подальше от горестных воспоминаний и возложенной на него императрицей ответственности, чтобы больше никогда-никогда не видеть землю. Океан велик, где-нибудь в его глубинах он сможет наконец-то утопить свое горе. Или хотя бы попытается сделать это.
   Авьер что-то сказал, и Кадберну пришлось окликнуть своего господина.
   – Простите, – сказал Мэддин, – Я не расслышал.
   – Это хорошие корабли, ваше высочество, – произнес Авьер, кивая в сторону сухогрузов. – Пусть они не так уж быстроходны и красивы, но зато надежны и выносливы, как тягловые лошади.
   Принц улыбнулся.
   – Я так и подумал, – без малейшего намека на сарказм произнес он.
   – Понимаю, вам нужно о многом поразмыслить, ваше высочество, – сказал Авьер. – Если позволите, я оставлю вас.
   – Разумеется, капитан, – ответил Мэддин. – Возвращайтесь к своим обязанностям.
   Когда Авьер отошел достаточно далеко, Кадберн сказал:
   – У нас возникли кое-какие сомнения…
   – Сомнения? А вот у меня уже давно нет никаких сомнений. У меня нет никаких сожалений. Сейчас же я делаю то, что делаю, потому что ничего другого мне не остается. Без Алвей… – На секунду принц умолк, а потом с трудом заставил себя продолжить: – Мне осталось завершить лишь одно дело.
   – Месть. Вы хотите отомстить, – спокойно произнес Кадберн.
   Мэддин кивнул.
   – Ты считаешь, это неправильно? По-твоему, мне в первую очередь следует думать о колонии?
   – То, что вы остались в живых, – это и есть месть. А посАе основания колонии в Кидане, когда Авьер отправит императрице ваше послание об убийстве леди Алвей, Лерена поймет, что Юнаре доверять нельзя.
   Мэддин недовольно поджал губы.
   – Не согласен. Я остался жив – и это все, что нужно Лерене. Она не осмелится устроить свару в семье из-за Алвей. Но ты прав, я расскажу Лерене о случившемся, и наша императрица найдет способ наказать сестру. Ее величество не может оставить без внимания вторую попытку покушения на мою жизнь.
   – Вы думаете, план грамматиста окажется успешным?
   – Да, – не задумываясь, ответил Мэддин. – При условии, что Полома будет правильно играть отведенную ему роль.
   – Вы в нем не уверены?
   – Почему же? Вполне, – ответил Мэддин. Кадберн промолчал.
   – Ты думаешь о встрече Мальвары с Нетаргером, – произнес Мэддин.
   – Да.
   – Полагаю, ничего страшного в этом нет. Просто разговор, в который ты влез прежде, чем было сказано что-то важное. Полома действительно был искренне предан Алвей. Он бы не сделал ничего такого, что могло бы подвергнуть ее опасности, и теперь ни при каких обстоятельствах не станет оказывать содействие ее убийце. И вообще не будем забывать о том, что главное желание Мальвары – освобождение его родной страны. – Мэддин потер глаза. – А теперь, когда у Поломы появился помощник в лице Гэлис Валера, план грамматиста непременно сработает…
   – Вижу, вы устали. Вам следует пойти в каюту и поспать.
   – У меня слишком много дел, – вздохнул принц.
   – Через два часа я вас разбужу.
   Мэддин кивнул: он действительно слишком устал.
   Кадберн проводил его до каюты, удостоверился, что дверь заперта, а затем вновь поднялся на палубу.
   Внизу его охватывали приступы клаустрофобии. Казалось, что корабли были рассчитаны на низкорослых матросов, а не на высоких обитателей суши. Затем взгляд Избранного упал на плывущий неподалеку «Ханнема». На палубе Акскевлерен заметил две фигуры. Может, один из них – Полома?
   Интересно, о чем он сейчас думает?
   Оказывается, экспедиция держит путь к Новой Земле… Эриот узнала об этом из слухов, упорно ходивших среди колонистов. Одни говорили, что подобное невозможно; другие просто отказывались верить в то, что такое место вообще существует на белом свете. Но стоило Эриот услышать новость, как она сразу поняла: слухи верны.
   Поначалу слова эти – «Новая Земля» – были чем-то призрачным. Страна, существующая только в воображении… Однако после разговора с Розаллой они обрели реальные очертания. Эриот мрачно улыбнулась, подумав, что пожилая женщина наверняка была бы счастлива, окажись все правдой.
   Неожиданно девушка поймала себя на том, что она сама тоже очень рада, потому что держит путь к Новой Земле, прочь от Хамилая, прочь от прежней опостылевшей жизни.
   Отлично, подумала Эриот и со свойственной ей практичностью решила, что было бы неплохо хоть на пару дней сойти на сушу. Она устала от пребывания в чреве огромного деревянного кита, где было темно и душно. Ей нужен воздух, но вряд ли солдаты позволят выйти даже на палубу. Эриот подумала, что, как и все остальные колонисты, она будет вынуждена провести остаток путешествия в трюме, и от этой мысли ее охватила паника. Нет, этого ей не пережить. Заточение в трюме равносильно смерти.
   По ступеням спускались все новые и новые солдаты – в основном рядовые, но оказался среди них и один офицер, судя по шеврону на рукаве мундира. Они столпились внизу возле лестницы, словно опасаясь, что им придется второпях подниматься наверх. Офицер показался Эриот чересчур молодым – такому не то что солдат, детей нельзя доверить.
   Он откашлялся, чтобы привлечь внимание, а затем заговорил на удивление начальственным тоном, какого Эриот от него никак не ожидала.
   – У меня для вас сообщение от капитана корабля. Его голос услышали на всей палубе; колонисты стали придвигаться ближе к лестнице, но солдаты преградили людям дорогу, не пуская дальше.
   – Уверен, что вы все поняли: мы плывем не на остров Каел, – произнес офицер.
   Несколько колонистов попробовали было возмущаться, но остальные зашикали на них.
   Офицер подождал, пока восстановится тишина.
   – Как многие из вас уже догадались, в действительности наша экспедиция направляется к Новой Земле.
   Эриот ожидала, что вновь раздадутся возмущенные крики, однако все стихли. Офицер вновь сделал паузу: или ожидал, что его перебьют, или для того, чтобы подчеркнуть важность своих слов.
   – Плавание займет около тридцати суток – возможно, меньше. Дней через десять покажется небольшой островок под названием Тюленья Скала. Там мы запасемся пресной водой и свежим мясом. После этого вам позволят выходить на палубу по нескольку человек один раз в день. Чуть позже вы сможете выходить на палубу в любое время.
   У Эриот сжалось сердце. Неужели ей придется провести узницей в трюме целых десять дней?..
   – Но почему капитан поверит в нашу лояльность только после Тюленьей Скалы? – спросила она, поднимаясь с места, и сама удивилась своему решительному тону.
   – Кто это спрашивает? – требовательно произнес офицер. Эриот выступила их темноты, чтобы он смог увидеть, кто с ним говорит.
   – Это я спрашиваю, – произнесла она слегка дрожащим голосом. Потом добавила более твердо: – Мое имя Эриот Флитвуд.
   Представившись, девушка расправила плечи и гордо подняла голову.
   – Потому, Эриот Флитвуд, что капитан известил меня, что после Тюленьей Скалы ветры и течение не позволят нам вернуться в Хамилай и останется только одно – плыть к Новой Земле. Как только мы минуем Тюленью Скалу, обратной дороги назад у нас больше не будет.
   – Это не слишком утешительная новость, особенно для тех, у кого больше не осталось сил, – раздался еще один голос, и рядом с Эриот встал Арден.
   Солдаты еще крепче сжали свои огнестрелы, хотя великан пока никому не угрожал своими действиями. Что касается офицера, то тот явно растерялся: либо он не ожидал такой откровенности, либо не знал, опасаться ему Ардена или нет.
   За его спиной возникла еще одна фигура. Это оказалась женщина, светлокожая и светловолосая. Офицер слегка кивнул и отступил, пропуская ее вперед.
   – Мне кажется, вы все заслуживаете того, чтобы знать правду, – произнесла женщина спокойным и звонким голосом.
   – Прежде всего мы заслуживаем того, чтобы самим выбирать – быть нам колонистами или нет, – ответил Арден, и за его спиной пробежал ропот. Люди громко выражали свое согласие со словами великана.
   Женщина подняла руки, прося тишины.
   – Я полностью согласна, – спокойно ответила она, и ропот моментально стих. – Однако независимо от того, как с вами обошлись, теперь вы здесь, на борту корабля. Скажу честно и прямо – назад дороги нет.
   – Назад дороги нет после Тюленьей Скалы, – громко произнесла Эриот. – Но туда мы еще не доплыли.
   Женщина посмотрела в ее сторону.
   – Я ничуть не сомневаюсь, что если бы вы захотели, то могли бы захватить корабль.
   После этих ее слов солдаты заметно встревожились. Колонисты же не знали, как им реагировать на сказанное.
   – Предположим, вам удалось бы поднять мятеж и взять верх над солдатами и матросами на борту «Ханнема». Но кто из вас знает, как управлять судном? – жестко усмехнулась женщина. – Кто из вас знает, как установить паруса? Чинить оснастку? Вязать узлы, управляться с канатами? Кто готов провести судно в шторм, подобный тому, в который мы попали вчера?
   С этими словами женщина отошла от своего спутника и, выйдя из кольца солдат, приблизилась к Эриот и Ардену. Колонисты покорно уступали ей дорогу.
   Когда она оказалась совсем рядом, то при желании любой из них мог ее ударить.
   – Скажите, кто из вас жил в Омеральте припеваючи? А кому хочется начать новую, лучшую жизнь на Новой Земле? – продолжала задавать вопросы женщина.
   – Ну да. При условии, что все мы останемся живы после этого путешествия, – хмуро произнес Арден, хотя уже и без прежней убежденности в своей правоте. – Редко какой корабль возвращается после плавания через Бушующее море.
   – «Ханнема» и три других судна прочны и надежны, – уверенно заявила женщина. – Мы все доберемся до Новой Земли.
   Тут среди колонистов снова пробежал ропот. Эриот и Арден переглянулись и отступили с освещенного места в темноту, чтобы ни у кого не осталось сомнения, кто именно выиграл этот спор.
   Женщина вернулась к офицеру и поставила ногу на первую ступеньку лестницы. На секунду она остановилась, обвела взглядом присутствующих и сказала:
   – Я поговорю с капитаном. Лично я считаю, что вы имеете полное право прогуливаться по главной палубе.
   В дверь каюты постучали. Гос недовольно оторвал взгляд от карты Кидана, расстеленной на койке, и негромко выругался. Он выждал мгновение в надежде на то, что незваный гость передумает и уйдет, но стук повторился.
   Линседд даже не пытался скрыть своего раздражения: издав недовольный стон и нарочито громко топая, он подошел к двери и распахнул ее, состроив самую что ни на есть недовольную гримасу. Однако стоило ему увидеть Китайру Альбин, как недовольство тотчас сменилось удивлением. Как же она все-таки красива, подумал про себя Гос. Тусклый свет, освещавший лицо девушки, делал его еще более прекрасным.
   – Надеюсь, я не оторвала вас от важных дел, командующий, – сказала она.
   – Чем могу вам помочь, уважаемый грамматист? – спросил Линседд, придав голосу отчетливую нотку нетерпения.
   Гос был не в силах противостоять очарованию Китайры, однако помнил, как внезапное появление грамматиста во время разговора с принцем нарушило все его планы.
   Нет, он сегодня явно не в том настроении, чтобы принимать гостей.
   Казалось, Китайра тоже не знала, как ей себя вести. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но передумала и лишь смущенно покачала головой.
   – Что-то не так?
   – Вы не против, если я зайду? – спросила она.
   Гос глубоко вздохнул, однако отступил в сторону, пропуская девушку внутрь, после чего закрыл дверь.
   Китайра обвела взглядом каюту, словно надеялась увидеть что-то хорошо ей знакомое.
   – Так чем же я могу вам помочь, грамматист? – повторил Гос свой вопрос.
   Взгляд Китайры остановился на карте. Словно увидев нечто такое, что навело ее на дальнейшие мысли, девушка подняла глаза и сказала:
   – Я пришла извиниться. Гос растерялся.
   – Извиниться за что?
   – За то, что помешала вашим с Гэлис планам, – ответила она и добавила с виноватой улыбкой: – Мне это далось нелегко. Как правило, ученые не извиняются. Подметив у вас какую-нибудь ошибку, они всю жизнь будут ею колоть вам глаза.