Мэддин проникся к ней искренним сочувствием. Долгое время он оправдывал стыд за отсутствие магических способностей мыслью, что ему никогда не придется приносить в жертву любимых.
   С тех пор как принц приготовился к тому, что может потерять Алвей, все сильно изменилось. Мэддин говорил себе, что делает это ради блага Алвей, но не мог найти оправдания своему самолюбию и гордости. Принц делал это не только ради любимой женщины, но и для себя, и для их будущего ребенка, а еще чтобы досадить Юнаре, показав ей, что Обладание Сефидом – не единственный способ достижения целей.
   В конце концов, он ничем не отличается от остальных членов своей семьи.
   Мысленно вглядываясь в прошлое, Мэддин подумал о том, что, влюбившись в Алвей, он словно бросился вниз головой с высокой скалы. Принц одновременно ощущал радость и страх; его сердце было готово в любое мгновение вырваться из груди. Ему казалось, что он стал совершенно другим человеком, что та судьбоносная поездка в паланкине с Алвей и ее дядей после погребения императрицы Хетты изменила его – и окружающий мир изменился вместе с ним. Но он все равно оставался Кевлереном, готовым использовать любовь в качестве оружия.
   Мэддин отвернулся от окна и положил фамильную цепь в карман. На столе перед ним лежал указ императрицы, написанный изящным почерком на тончайшем пергаменте. Это было повеление отправляться в ссылку.
   Принц ощутил жалость к самому себе. Ему не хотелось покидать Омеральт. Утешала лишь мысль о том, что в изгнании с ним будет Алвей. Мэддин улыбнулся. Да, Алвей… и, конечно же, Кадберн. Принц не представлял себе жизни без своего Избранного.
   Впервые они встретились, когда им было по семь лет. Именно в этом возрасте, когда впервые проявляются магические способности, обычно и происходит встреча Кевлеренов со своими Избранными. Вместе с другими ровесниками-Кевлеренами Мэддина привели в просторную пустую комнату, где находилось множество детей из простонародья – сироты или ребятишки из многодетных семей, – которых собирали по всей империи специально обученные агенты Кевлеренов. До этого времени юный принц почти никогда не встречался с простолюдинами, хотя об их существовании все-таки знал; он помнил, что всегда относился к ним со смесью любопытства и презрения. Между двумя группами детей находились пятеро самых старших членов его семьи, каждый со своим Избранным. Они стояли молча и с интересом наблюдали за детьми.
   Через какое-то время некоторые дети, не задумывающиеся о своем месте в этом мире, сделали шаг навстречу юным Кевлеренам. Прошло несколько минут, и уже образовалось пять маленьких групп, затем десять, двадцать… в конечном итоге каждый маленький Кевлерен разговаривал и играл с бедняком – как правило, но не всегда, своего пола. Детей, которых никто не выбрал, а таких оказалось большинство, быстро вывели из комнаты.
   Мэддин сам не понимал, что привлекло Кадберна к нему, но уже в первое мгновение их встречи почувствовал, что нашел того, кто станет его самым лучшим другом.
   Дед Мэддина потерял своего Избранного во время одной из немногих больших войн между Хамилаем и Ривальдом. Армии, генералы, битвы с десятками тысяч солдат, разграбленные города, борьба за земли и богатые месторождения железа и золота.. Генерал Второй Принц Орбелай Кевлерен попал в окружение, нарвавшись на крупный отряд вражеской кавалерии. Избранный Орбелая погиб, защищая своего господина. Хотя сам Орбелай остался в живых, он не взял себе нового Избранного.
   Дед Мэддина сильно изменился и напоминал мертвое дерево – снаружи живое, но с высохшей сердцевиной. Принц помнил, как однажды, когда ему едва исполнилось пять лет, он увидел Орбелая. На лице старика лежала улыбка, однако глаза оставались безжизненными, как у куклы.
   Серьезные войны велись между Хамилаем и Ривальдом редко, поскольку за победу Кевлеренам приходилось платить слишком высокую цену – терять тех, кого они любили больше всего на свете.
   Мэддин покачал головой и сосредоточил внимание на указе императрицы.
   – Я, Лерена Кевлерен, императрица Хамилайская, – прочитал он вслух, – позволяю Генералу Третьему Принцу Мэддину Кевлерену покинуть мой дворец и земли моей империи с целью создания колонии в Новой Земле, в месте под названием Кидан.
   Да, подумал Мэддин, Лерена дала высочайшее позволение. Как там говорят: оставь своего незаконнорожденного ребенка и потеряй дом, или ребенка потеряй, а дом сохрани? По крайней мере она хотя бы предоставила ему выбор. Юнара не способна даже на такое.
   Принц вновь посмотрел в окно и задумался, какой пейзаж предстанет перед ним в Новой Земле. Мэддин знал, что там много зелени и более теплый климат – об этом рассказал Полома Мальвара. Ссыльный префект поведал многое о своей родине, но большинство описаний остались для принца лишь пустыми словами, а не настоящими пейзажами, цветами, животными, растениями и запахами.
   Мэддин вздохнул. Несмотря на печаль, вызванную скорым прощанием с Омеральтом, принц все-таки ощущал некое радостное волнение. Хотя он предпочел бы до конца жизни оставаться в родном городе, его согревала мысль о том, что он может оказать помощь в создании новой колонии. А еще была тяга к приключениям… и немалую роль играла присущая всем Кевлеренам потребность в сотворении нового.
   Что самое важное, колония станет надежным убежищем для Алвей и их будущего ребенка. Возможно, вдали от метрополии они даже смогут стать законными супругами. Это будет первый за всю историю империи случай заключения Кевлереном брака за пределами семьи.
   Принц свернул указ и положил к другим бумагам, которые собирался взять с собой. Большая часть его имущества останется в замке, принадлежащем его ветви семьи Кевлеренов. Пока Мэддин жив, замок будет считаться собственностью принца, а после создания колонии он попросит привезти из дома свое имущество, которого наберется немного: ведь он не наделен магическими способностями и не нуждается в зверинце и придворных Акскевлеренах.
   Если же ему суждено погибнуть, Лерена передаст замок и все, что в нем находится, кому-нибудь из родственников Мэддина.
   Принц взял в руки список с именами участников экспедиции, который утром принес Полома. Почти все вакансии уже были заполнены – вплоть до котельщика: одно из новых ремесел, связанных с недавним появлением паровых двигателей. Мэддин интересовался этим изобретением с тех пор, как впервые проехал в паровом экипаже из Омеральта в Сому. Сейчас прокладывались рельсы, ведущие из столицы во все крупные города и к самой границе.
   Мэддину хотелось, чтобы полезный транспорт успешно прижился и в новой колонии. В конце концов, в Кидане некому будет управляться с Сефидом, если не считать потенциальных и скромных по возможностям магов-грамматистов вроде Китайры Альбин. Ну, может быть, чуть позже Лерена отправит в ссылку еще кого-нибудь из Кевлеренов – на сей раз такого, кто обладает магическими способностями. Паровые двигатели – важное и перспективное изобретение, оно непременно потребуется для нужд колонии и поможет поселенцам успешно противостоять набирающему силу Ривальду.
   Хамилайские шпионы при дворе Ривальда в Беферене разузнали, что ривальдийская колония на Новой Земле называется Сьенна, но так и не смогли выяснить ее точное местонахождение. Полома говорил, что до его ссылки в Кидане ходили слухи о ривальдийском торговом городке на дальнем краю южного берега Новой Земли. Однако он не знал, действительно ли это колония принадлежит Ривальду; неизвестно ему было и то, откуда пришли солдаты, учинившие кровавую бойню перед зданием магистрата.
   Раздался стук: дверь в кабинет открылась. На пороге, добродушно улыбаясь, стоял Кадберн.
   – Чему ты так радуешься? – спросил Мэддин.
   – Пришел Гос. Он желает поговорить с вами.
   Принц оживился.
   – Желает?..
   Улыбка Кадберна стала еще шире. … – В вашей колонии теперь появился боевой командир.
   Проснувшись в первый раз, Гэлис ощутила, как холодный зимний воздух обжег легкие, и вздохнула еще глубже. Девушка открыла глаза, повернула голову и почувствовала, как похрустывает снег у нее под подбородком.
   Стратег увидела белый склон высокой горы. Казалось, белым стал весь мир, даже небо сделалось каким-то белесым. Несмотря на холод, она почувствовала солнечное тепло на руках и шее.
   Гэлис перевернулась на спину. На этот раз ее взгляду предстал другой цвет: красный и потрясающе яркий. Кровь на снегу. Огромные пятна крови. Стратег медленно поднялась на ноги и поглядела по сторонам. Вокруг никого не было. Она проверила, нет ли у нее ран. Девушка чувствовала, что на теле появились какие-то синяки, а мышца плеча растянута, однако порезов или глубоких ран не было. Нет, абсолютно ничего не могло объяснить, откуда взялась кровь.
   Гэлис шагнула вперед, споткнулась, упала…
   И проснулась во второй раз.
   Она снова вдохнула холодный воздух. На мгновение девушке показалось, будто она снова на склоне горы. Когда же глаза привыкли к тусклому свету раннего зимнего утра, Гэлис увидела, что лежит в постели, а одеяло сползло до талии. Руки и грудь от холода покрылись мурашками. Стратег заметила, что окно спальни открыто, а штора развевается на ветру.
   Рядом, обхватив подушку, лежала Китайра. Ее дыхание было ровным и спокойным. Гэлис внимательно посмотрела на подругу. Прошлой ночью они поссорились во второй раз.
   Ложась спать, Гэлис сказала Китайре, что видела ее вместе с канцлером, и поинтересовалась содержанием их беседы. Китайра попыталась сменить тему разговора, но стратег настояла на своем. На этот раз первой рассердилась Китайра. Ссора была недолгой и бурной, а закончилась тем, что Китайра, не желая обсуждать неприятную ей тему, расплакалась. Гнев Гэлис мгновенно испарился; она извинилась и попыталась успокоить возлюбленную. Они заснули в объятиях друг друга, и теперь, в холодном свете утра, возобновление спора казалось бессмысленным.
   Гэлис потянулась к спящей Китайре и поцеловала в щеку. Затем встала с кровати и подошла к окну, чтобы его закрыть. Как раз в этот момент высоко в небе она увидела ворона.
   Вот гнусная птица, подумала стратег. Снова этот ночной кошмар…
   Нет, уже не кошмар, а нечто другое. Воспоминание, которое Гэлис хранила и прятала в себе так долго, что его возвращение просто ошеломило девушку.
   Прижавшись лицом к оконному стеклу, стратег сделала глубокий медленный вдох.
   Воспоминание из другого зимнего дня. События четырехлетней давности.
   Гэлис лежала на животе на гребне холма, ожидая, когда утреннее солнце исчезнет за плывущим с юго-востока облаком.
   Внизу, в долине, стараясь не звенеть оружием и доспехами, двигалась колонна ривальдийских войск – вереница серых точек на белом фоне. Стояла зловещая тишина. Стемнело, низкие облака закрыли солнце.
   Гэлис подняла голову, прикинула, что у нее в запасе есть несколько минут, и поднесла к глазу подзорную трубу.
   – Ну?.. – раздался голос справа.
   Это был капитан Коллис, опытный военный, умный, решительный и находчивый. По крайней мере так он ей себя всегда характеризовал.
   Стратег ничего не ответила, продолжая наблюдать за передвижением неприятельских солдат, стараясь запомнить как можно больше деталей.
   – Сорок два бойца. Примерно треть из них – лучники, – наконец проговорила она.
   – Умно.
   – Да. Луки не так тяжелы, как огнестрелы.
   – Если тетиву как следует смазать воском, то можно стрелять, не опасаясь, что она отсыреет…
   Гэлис что-то буркнула, соглашаясь, и продолжала смотреть в подзорную трубу, сосредоточив внимание на шедшем впереди солдате. В руках у него была длинная палка, которую он погружал в снег, проверяя, нет ли впереди ловушек.
   – Их командир очень осторожен.
   – Кто он?
   Гэлис навела трубу на три фигуры, шагающие близко друг к другу. Наблюдая за ними, она поняла, что ближайший к ней человек и есть командир.
   – Гладко выбрит, среднего роста… телосложение трудно определить под плащом. Знаков различия нет… впрочем, на его шапке изображен не то барсук, не то росомаха.
   – Понятно, – произнес Коллис.
   – Что?
   – Это барсук. Лебаретт.
   – Местная семья?
   – Да. На нашей стороне тоже есть кое-кто из них. Так же, как и Кевлерены.
   Гэлис не обернулась, но представила, как он улыбнулся. Коллис ненавидел Кевлеренов почти так же, как и ривальдийцев. Это было понятно – даже несмотря на то что он изо всех сил старался быть сдержанным. В Хамилае хватало людей вроде него. Интересно, а как дела обстоят в Ривальде, подумала Гэлис. Неужели их правители-Кевлерены тоже вызывают ненависть у населения? Наверное. Старые династии по обе стороны границы считают Кевлеренов самозванцами, а тот факт, что среди них необычно много правителей женского пола, не располагал к ним таких людей, как Коллис.
   Впрочем, у Гэлис создалось впечатление, что еще больше, чем женщину-правительницу, он ненавидит женщину-стратега.
   – Двигаются медленно, – сказал Коллис. – Похоже, до перевала доберутся часа через два.
   – Я уже говорила: они направляются не к перевалу. Коллис насмешливо фыркнул.
   – А еще я говорила, что они идут сюда, – прошипела Гэлис. – И оказалась права.
   – Да, я знаю, – усмехнулся он и подполз к девушке. – Дайте взглянуть.
   Прежде чем Гэлис успела что-либо сказать, Коллис вырвал у нее из рук подзорную трубу и принялся разглядывать вражеский отряд.
   Даже отсюда стратег видела, что солдаты противника поднимаются по склону горы, двигаясь по направлению к хамилайцам.
   – Хотят перейти через хребет к югу от перевала, – сказала она. – Там идти труднее, но это позволит, как им кажется, остаться незамеченными.
   – Я так и думал, – жестко ответил Коллис.
   «Тогда почему ты не остановил их раньше?..» Впрочем, Гэлис не стала задавать вопрос вслух – между ними и так давно уже чувствовалось напряжение.
   Внезапно девушка выхватила у Коллиса подзорную трубу и быстро спрятала ее под одежду. Коллис испуганно посмотрел на нее, однако, перехватив взгляд Гэлис, увидел, что из-за туч выглянуло солнце.
   – Мы ведь не хотим, чтобы бликующая линза выдала наше расположение, верно? – неестественно ласковым тоном произнесла стратег.
   Офицер лишь что-то пробормотал в ответ.
   Они отползли от края вершины и поднялись на ноги. Все солдаты из роты Коллиса выжидающе смотрели на своего командира.
   – Ривальдийцы, – сказал тот. – Но их немного. Нас гораздо больше…
   Один из бойцов бросил взгляд на Гэлис.
   – Значит, она была права, – произнес он.
   – На этот раз – да, – раздраженно ответил офицер. – Ладно, довольно разговоров. Огнестрелы оставьте здесь. Сегодня больше нужны мечи. Примерно треть ривальдийцев – лучники, поэтому вначале нужно разделаться с ними. Только не дайте им возможности отступить, иначе они всех перестреляют из укрытия.
   – Может, стоит послать отряд им в тыл, чтобы отрезать путь к отступлению? – предложила Гэлис.
   Коллис недовольно взглянул на нее. «И почему я не могу вовремя придержать язык, – подумала Гэлис. – Да просто потому, что я – стратег. Я должна учитывать все варианты».
   Очевидно, Коллис не разделял эту точку зрения.
   – Предоставьте мне самому решать подобные вопросы… – Он внезапно умолк, странно улыбнулся и неожиданно сказал: – Впрочем, вы правы, стратег Валера.
   Гэлис не понравился его тон. Коллис никогда раньше не соглашался с ней.
   – Я дам вам отряд, – продолжил офицер и указал на одного из своих капралов. – Атиоту, ты и твои люди… делайте так, как прикажет стратег.
   На лице капрала появилось неудовольствие.
   – Послушайте…
   Коллис поднял руку, приказывая ему замолчать.
   – Ты идешь со стратегом. Ясно? Атиоту мрачно кивнул.
   – Остальные следуют за мной к горному хребту.
   Большая часть роты ушла за Коллисом. Атиоту и еще десять солдат остались, бросая на Гэлис недобрые взгляды. Их явно удивило распоряжение капитана, и они не знали, как им себя вести. Гэлис поежилась, чувствуя себя неуютно.
   – Что скажете, стратег? – обратился Атиоту тем же тоном, каким с ней обычно разговаривал Коллис.
   Девушка ощутила, как внутри закипает гнев. Все это произошло не по ее вине. Она была права, предположив, что ривальдийская армия использует эту долину для набегов на хамилайскую территорию. Кроме того, Гэлис угадала и то, что враг решит перейти границу именно в такую безлунную ночь. И она знала, что отсечь неприятелю путь к отступлению – правильное решение. Коллис и его люди настолько привыкли к тому, что война состоит из коротких набегов и перестрелок между малочисленными отрядами, что уже не могли мыслить более масштабно.
   – Ну, так что скажете? Гэлис указала рукой на юг.
   – Мы направимся туда, обойдем ривальдийцев с тыла и будем ждать, когда противник начнет отступать. Возьмите с собой огнестрелы и двигайтесь как можно тише.
   У Атиоту был такой вид, словно он собрался поспорить по поводу дальнейших действий. Гэлис разозлилась окончательно.
   – Следуйте за мной, – сказала она жестко и пошла вперед, не оборачиваясь.
   Стратег знала: сейчас солдаты смотрят на капрала, ожидая его приказа. Услышав их шаги у себя за спиной, Гэлис поняла, что первый экзамен сдала.
   Пройдя примерно половину пути, она услышала, как Коллис повел своих бойцов в атаку. Гэлис очень хотелось посмотреть на схватку, но она знала, что нужно сохранять хладнокровие. Стратег уверенно шагала вперед, проваливаясь по колено в снегу и надеясь, что не свалится носом в сугроб и не сделается посмешищем в глазах Атиоту и его солдат.
   Крики позади и справа от них раздавались все громче. Гэлис едва подавила желание броситься к вершине хребта, чтобы посмотреть, кто побеждает в стычке.
   Она двигалась вперед, глядя на дерево, возле которого собиралась повернуть отряд, чтобы зайти в тыл неприятелю.
   Дойдя до него, Гэлис остановилась.
   – Заряжайте огнестрелы. Атиоту презрительно усмехнулся.
   – Заряды отсырели…
   – Не торопитесь, – перебила его Гэлис, окидывая взглядом солдат. – Доставайте их из середины коробки и не закладывайте слишком плотно. Закончив заряжать, следите за тем, чтобы порох не высыпался с полки. У вас будет только один выстрел, поэтому цельтесь точнее.
   Атиоту скрипнул зубами, но, увидев, что остальные солдаты начали заряжать свои огнестрелы, нехотя последовал их примеру.
   Когда отряд приготовился к бою, Гэлис достала из ножен меч и направилась к вершине хребта. Поднявшись достаточно высоко, чтобы видеть противоположную сторону долины, она жестом приказала отряду ждать. На снегу она увидела много тел: в основном это были хамилайские солдаты, павшие от неприятельских стрел. Однако ривальдийцам не удалось сохранить дистанцию, и теперь схватка велась врукопашную. Численное превосходство солдат Коллиса заставило противника откатиться назад. Вражеская шеренга сильно поредела под ударами хамилайцев.
   Гэлис вытащила подзорную трубу и попыталась найти Лебаретта. Он оказался на правом фланге, с ближней к стратегу стороны. Как раз в этот момент два хамилайских солдата атаковали командира ривальдийцев: он с трудом отбивался от их ударов.
   Гэлис стремительно повернулась к своему маленькому отряду.
   – За мной! – скомандовала она.
   Бойцы, увязая в снегу, бросились вперед. Как только они оказались в долине, Гэлис приказала солдатам построиться в одну шеренгу.
   – Нужно немедленно атаковать! – заявил Атиоту. – Мы должны окончательно разгромить их!
   – Враг уже побежден, – произнесла Гэлис достаточно громко, чтобы ее услышали остальные. – Наша задача – сделать так, чтобы никто из них не убежал. А теперь – ложись!
   И вновь у Гэлис не было времени, чтобы проверить, выполнен ли приказ. Она легла в снег и, опершись на локти, стала наблюдать за ходом боя через подзорную трубу. Стратег попыталась найти Лебаретта, того нигде не было видно. Возможно, он уже убит, подумала девушка.
   И тут кто-то из ривальдийских солдат повернул и бросился в долину, направляясь прямо к ее бойцам. За первым последовал другой, потом еще и еще.
   – Без моей команды не стрелять! – приказала Гэлис солдатам, сердито посмотрев на Атиоту, который неприязненно хмыкнул.
   Через мгновение уже весь отряд ривальдийцев обратился в бегство. Подпустив противника на расстояние выстрела, Гэлис приказала открыть огонь. Ее солдаты, как один, поднялись на колено, прицелились и дали залп.
   Раздался оглушительный грохот: в воздухе повисло облако черного дыма. Пятеро ривальдийцев упали в снег, остальные в замешательстве остановились. Гэлис обнажила меч и крикнула:
   – В атаку!..
   Ее солдаты отбросили огнестрелы, выхватили клинки и устремились вперед.
   Некоторые ривальдийцы попытались бежать в ту сторону, откуда только что пришли, другие растерянно топтались на месте, однако большинство приняли бой.
   Вражеский солдат, к которому подскочила Гэлис, смотрел на нее широко раскрытыми глазами и что-то бормотал себе под нос, вслепую шаря по снегу в поисках оружия. Стратег ткнула ему в лицо острием своего меча, однако противник отпрыгнул, и клинок лишь слегка задел его щеку. Ривальдиец завопил и закрыл лицо обеими руками; из-под пальцев брызнула кровь. Гэлис ударила его мечом по рукам. Противник сдавленно вскрикнул и повалился на спину.
   Спотыкаясь и с трудом сдерживая тошноту, девушка приблизилась к нему, однако в этот момент заметила, что один из ривальдийцев, хотя был ранен, пытался организовать сопротивление, крича что-то остальным солдатам и размахивая коротким кинжалом.
   Лебаретт, подумала Гэлис и бросилась к врагу.
   Вероятно, он услышал ее приближение, но повернулся к девушке как раз в ту секунду, когда она вонзила ему в грудь меч. Ривальдиец упал, а Гэлис, думая лишь о том, чтобы удержать меч, повалилась прямо на него. Клинок еще глубже вошел в тело противника.
   Девушка попыталась подняться. Поскользнувшись на залитом кровью снегу, она снова упала, ударив врага рукой по лицу и ощутив запах крови.
   Гэлис закричала и рывком вскочила на ноги. Лебаретт судорожно глотнул воздух, закатил глаза… В следующее мгновение его тело безвольно обмякло.
   Девушка стояла над поверженным противником, внезапно ощутив невыразимое одиночество. Какой-то частью рассудка она смутно осознавала, что вокруг кипит смертельный бой, однако видела только остекленевшие глаза Лебаретта и густую кровь, струящуюся по его лицу, подобно пролитым чернилам.
   Затем Гэлис заметила у него на голове шапку с изображением барсука. Девушка почувствовала, что ее сейчас вырвет. Она застыла на месте, не в силах поднять голову и даже на шаг отойти от тела Лебаретта.
   К реальности ее вернул подошедший Коллис.
   – Вот это бой! – произнес он, довольно скалясь.
   Тут капитан хамилайцев заметил, что Гэлис не отрывает взгляда от лица мертвого ривальдийского офицера.
   – Ты сама его убила, да? Молодец! Хорошая работа! Стратег не смогла вымолвить ни слова.
   Коллис кивнул, словно соглашаясь с какой-то собственной невысказанной мыслью. Затем ухватился за рукоятку меча, уперся ногой в живот Лебаретта и потянул клинок на себя. Меч высвободился с противным чавкающим звуком. Коллис вытер его о рукав и вложил в ножны Гэлис.
   – Э, да тебя сейчас вырвет, – сказал он и оттолкнул девушку от лежащего у ее ног трупа. – Не стоит блевать на мертвеца.
   Гэлис взглянула на Коллиса и с удивлением увидела на его лице сочувствие.
   – Ну что, мы?..
   – Ты хочешь спросить, что мы с ними сделали?
   Гэлис кивнула.
   – Да.
   Коллис покачал головой, но ничего не сказал.
   Девушка перешагнула через Лебаретта и почувствовала, как к горлу подкатила тошнота. Гэлис согнулась пополам, но ее не вырвало.
   Перед стратегом находился уходящий ввысь склон горы, весь покрытый снегом до самых деревьев, растущих на вершине; над головой простиралось бледное, словное размытое, небо.
   Девушка коротко простонала и, потеряв сознание, рухнула на землю.
 
   Гэлис отошла от окна. Ее все еще мутило от отвращения. Неся службу на отдаленных рубежах, девушка не сделала ничего такого, чего можно было стыдиться. Наоборот, она заслужила уважение даже таких людей, как Коллис, добросовестно выполняя обязанности стратега. Однако два года, проведенных на границе, уместились в ее памяти в одно короткое мгновение: словно ничего не было, кроме той схватки в долине, где она в первый и последний раз в своей жизни убила человека.
   Гэлис услышала за спиной какое-то движение и, обернувшись, увидела, что Китайра проснулась и сидит в постели, протирая заспанные глаза.
   – Который час? – сонно просила девушка.
   – Пора просыпаться, – ответила Гэлис.
   Зима в Омеральте была не слишком благостной: солнце ярко светило в безоблачном небе, но холодные ветра с Вардарских гор были ледяными. Можно было одновременно загореть и промерзнуть до костей.
   Изредка небо затягивалось облаками и выпадал снег, который быстро таял на теплых камнях мостовой. Улицы покрывались грязной снежной кашей, медленно стекавшей в придорожные канавы. Однако позапрошлой зимой снег не таял достаточно долго, а температура воздуха была такой низкой, что стражников ночного караула по утрам частенько находили замерзшими насмерть. Земля покрылась плотным снежным одеялом; город с нетерпением ждал весны, чтобы освободиться из ледяного зимнего плена.