– Неужели ваши советники думают, что ривальдийцы не станут нападать на Кидан из Сьенны? – быстро спросила Гэлис. – В конце концов, потребовались немалые затраты для отправки войск, свергнувших префекта по имени Полома Мальвара…
   Лерена удивленно посмотрела на девушку.
   – Вы хорошо осведомлены.
   – Я стратег, ваше величество. Меня учили находить нужные фрагменты мозаики, из которых можно сложить полную картину.
   Императрица улыбнулась.
   – Вижу, что мне придется более осторожно подбирать слова в разговоре с вами… Что касается вашего вопроса, то Сьенна основана менее десяти лет назад, и все ее ресурсы наверняка давно уже исчерпаны. Нет, полагаю, что Кидан может не опасаться нападений – по крайней мере в ближайшие несколько лет, хотя не исключено, что там остался сильный гарнизон.
   – А в дальнейшем? В будущем?
   – Будущее – это как раз по вашей части, стратег Валера. Или я не права?
   – Безусловно, правы, ваше величество, – ответила Гэлис и учтиво поклонилась.
   – А вы, грамматист Альбин, – произнесла императрица, повернувшись к Китайре. – Чем вы предполагаете заниматься в новой колонии?
   – Новой колонии понадобится очень многое, – сказала Китайра, лихорадочно соображая. – Хоть я не претендую на глубокое знание Сефида, присущее Кевлеренам, все же целесообразно взять туда кого-то, кто хоть немного разбирается в подобных вещах, ваше величество.
   Императрица окинула Китайру долгим изучающим взглядом.
   – Особенно если кто-нибудь попытается использовать магию во вред нам, – спокойно произнесла Лерена.
   Китайра слегка побледнела.
   – Именно так, ваше величество.
   – Если мне позволено сказать слово, ваше величество, – вмешалась Гэлис. – Грамматист Альбин имеет ученую степень. Чтобы Кидан стал полноправным субъектом империи, образованию должно уделять особое внимание.
   – Вы говорите это как стратег – или как возлюбленная грамматиста Альбин?
   – Как стратег, ваше величество, – без колебаний ответила Гэлис. – И, конечно, как ее возлюбленная.
   Смех Лерены прозвучал на удивление сердечно. Она посмотрела на девушек с неподдельной теплотой и симпатией.
   – Пусть будет так, стратег Валера. Любой Кевлерен скажет вам, что без любви нет будущего.
   Китайра внутренне содрогнулась. Всем подданным империи было известно, что именно Кевлерены подразумевали под любовью.
   Лерена повернулась к Майкому и громко, чтобы все, кто находился вокруг, услышали, заявила:
   – Канцлер, почему бы вам не представить грамматиста и стратега Генералу Третьему Принцу Мэддину Кевлерену! Похоже, у них много общих интересов…
   Прежде чем Майком успел увести девушек, Китайра и Гэлис вновь поклонились императрице. Лерена, понизив голос, сказала:
   – Чуть позже мой кузен обсудит с вами все детали предстоящей экспедиции. Держитесь поближе к нему.
   Канцлер вновь повел девушек через толпу, направляясь к тому месту, где находился принц.
   – Будьте поосторожнее в высказываниях во время беседы с генералом, стратег Валера, – бросил он через плечо. – Вы слишком фривольно разговаривали с императрицей.
   – Обещаю вам, что буду внимательно следить за своими словами, – ответила Гэлис и улыбнулась.
 
   Жестянщице Эриот Флитвуд еще никогда не доводилось бывать рядом со станцией паровых экипажей.
   Сами экипажи она раньше видела только издалека – железные машины с грохотом проезжали через город, выбрасывая в небо клубы черного дыма. Эриот относилась к ним с опаской – в монстрах было что-то неестественное и пугающее.
   Однако выбора у нее не оставалось. Если она хочет попасть в портовый город Сома, то ей придется добираться туда на паровом экипаже. Никто во всем Омеральте не мог или не хотел помочь Эриот найти того, кто заинтересовался бы ею и взял в новую колонию. Нужно подобраться к одному из железных чудовищ и попытаться незаметно войти в вагон…
   На платформе, освещаемой фонарями на высоких столбах, толпилось множество людей. Садящиеся в вагоны выглядели так, словно отправлялись в путешествие против своей воли. Неподалеку виднелось несколько королевских гвардейцев, но они следили лишь за тем, чтобы никто не вышел из вагонов, совершенно не стараясь остановить тех, кто заходил в них.
   Эриот привыкла к тому, что на нее не обращают внимания: кому интересна невысокая простолюдинка? Девушка спряталась в тени между двумя фонарными столбами. Если кто-нибудь окажется рядом, она просто отойдет в сторону и терпеливо дождется той минуты, когда представится возможность незаметно пробраться в вагон. Вот, кажется, подходящий момент…
   Подойдя ближе к одному из паровых экипажей, Эриот огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что на нее не смотрят, а затем спокойно – насколько позволяло бешено колотящееся сердце – поднялась в вагон.
   Девушка не знала, что случится дальше, но, ощутив под ногами слегка подрагивающий пол, испугалась настолько, что чуть было не выпрыгнула обратно на платформу. Однако если в вагон ее привела храбрость, то выйти из него помешало отсутствие таковой. Эриот словно окаменела. Хотя она понимала, что дрожание вагона не представляет никакой опасности, оно все равно казалось неправильным.
   – Так ты заходишь или выходишь? – спросил незнакомый мужчина. Несколько стоявших рядом с ним человек захохотали.
   – Да что ты ее дразнишь, – произнес кто-то, чьего лица в темноте не было видно. – Она же такая молоденькая. Кстати, из вагона все равно никому не выйти.
   Эриот не поняла, что означала последняя фраза, но, зайдя так далеко в своем намерении уехать на паровом экипаже, решила, что спуску не даст никому.
   Она сердито сверкнула глазами на первого незнакомца, собираясь в любую секунду приступить к выяснению отношений.
   – Ладно, успокойся, – угадав ее готовность вступить в перепалку, примирительным тоном произнес мужчина. Через секунду он добавил сквозь зубы: – Давай двигайся, не мешай другим. Всю дорогу до Сомы мы будем ехать как сельди в бочке.
   Упоминание портового города заставило Эриот на мгновение забыть о своих страхах. Девушка почувствовала, что ноги вновь ей повинуются, и зашагала по вагону. Все места были уже заняты; некоторые пассажиры устраивались в проходе. Какая-то женщина слегка подвинулась и похлопала рукой по металлическому полу.
   – Здесь есть место. Присаживайся, дорогуша!
   Эриот послушалась совета и тут же пожалела об этом: в следующее мгновение вагон затрясся еще сильнее. У нее мелькнула мысль: может, еще не поздно выскочить на платформу, навсегда выбросив из головы сумасшедшую идею добраться до Сома, чтобы сесть на один из кораблей, отправляющихся в новую колонию?.. Однако в вагон продолжали заходить все новые и новые люди, и теперь выбраться наружу уже не представлялось возможным.
   Через несколько минут двое стражников закрыли двери. Паровоз издал пронзительный гудок, и Эриот, подобно многим другим пассажирам, вздрогнула от неожиданности. Затем вагон резке дернуло. Многие из стоящих в проходе упали на тех, кто сидел на полу. Со всех сторон донеслись проклятия, крики и извинения. Один мужчина даже попытался ударить кого-то. Прежде чем началась потасовка, раздался крик «Поехали!» и суета прекратилась.
   Сидя на полу, Эриот ничего не видела. Бросив взгляд на окна вагона, она подумала, что поехал не вагон, а платформа – вместе со стоящими на ней людьми и фонарями. Ей казалось, будто весь мир за окном пришел в движение и теперь уплывает мимо них в ночь, словно его кто-то тянет на невидимой веревке.
   Девушка в страхе отвернулась от окна, пытаясь побороть нахлынувшую на нее волну отчаяния.
   Мэддин усмотрел иронию в посещении Зала Сказаний, поскольку сам ощущал себя участником некоего спектакля. Его жизнь близилась к концу второго акта, кульминация должна была наступить после смены декораций. Под сменой декораций, конечно же, подразумевалась экспедиция в Новую Землю. Но вначале нужно было отыграть пару сцен в старых декорациях…
   Когда к нему подошел канцлер Майком, ведя за собой стратега и грамматиста новой колонии, принц понял, что сейчас ему придется проявить максимум актерских способностей.
   – Ваше высочество, – произнес канцлер, поклонившись с хорошо скрываемой небрежностью: он желал продемонстрировать Мэддину свое не слишком высокое мнение о Кевлеренах, которые считаются в своей семье белыми воронами. – Позвольте мне представить двух моих ученых.
   – Ваших? – удивленно переспросил Мэддин, даже не пытаясь скрыть сарказма.
   Майком кашлянул.
   – Ну, из моего универ… то есть из университета Омеральта.
   Мэддин смерил Гэлис и Китайру бесстрастным взглядом.
   – Продолжайте, – повелительным тоном произнес он и отпил из бокала.
   Прежде чем канцлер успел официально представить их, Гэлис сказала:
   – Я стратег Гэлис Валера.
   – А я – грамматист Китайра Альбин.
   – Я – Генерал Третий Принц Мэддин Кевлерен, а это мой Избранный, Кадберн. Вам уже предложили чего-нибудь выпить?
   Девушки отрицательно покачали головами.
   – Кадберн, поухаживай за дамами.
   Улыбнувшись Гэлис и Китайре, Кадберн отправился выполнить просьбу своего господина.
   – Благодарю вас, канцлер, – сказал Мэддин. – Думаю, ваши ученые уже достаточно взрослые дамы, чтобы по вечерам выходить без сопровождения.
   Он небрежно качнул бокалом, показывая, что не нуждается в обществе Майкома.
   Лицо канцлера сделалось таким же красным, как платье Китайры. Он удалился, поклонившись принцу чуть ниже, чем в первый раз.
   – Значит, стратег и грамматист, – произнес Мэддин усталым тоном. – Как интересно. Вы часто ходите в театр? Я спрашиваю просто потому, что в последний раз был здесь несколько месяцев назад. От всего этого быстро отвыкаешь.
   – Я в театре впервые, – призналась Гэлис.
   – Я тоже, – сказала Китайра.
   – Тогда позвольте мне раскрывать вам маленький секрет, касающийся искусства лицедейства. – Мэддин, чуть наклонившись вперед, заговорщически прошептал: – Спектакль просто ужасный. Если вдруг заснете, постарайтесь не храпеть, иначе императрица смертельно обидится.
   В следующее мгновение в его голосе зазвучали металлические нотки.
   – Вы отправляетесь в Сому через десять дней. Я позабочусь о том, чтобы вас заранее посвятили во все детали предстоящего путешествия. Думаю, вам следует познакомиться с моим военачальником, то есть главнокомандующим. Вам, уважаемый стратег, придется тесно сотрудничать с ним, когда вы окажетесь на корабле.
   – Военачальником? Главнокомандующим?.. – шепотом переспросила Гэлис, даже не пытаясь скрыть удивления. – В колонии на острове Каел?
   – Я все думал, сколько же вам потребуется времени, чтобы догадаться, – с улыбкой ответил Мэддин.
   Стратег улыбнулась в ответ, стараясь выглядеть как можно более уверенно. Незачем давать принцу понять, что она только сейчас поняла, куда в действительности направляется экспедиция.
   Мэддин отступил назад.
   – Кстати, вы когда-нибудь встречались со старым воякой? – громко спросил он, притворяясь опьяневшим.
   Не дожидаясь ответа, принц помахал рукой человеку в форме старшего офицера, который стоял в стороне и пытался скрыть смущение.
   Офицер с явной нерешительностью приблизился.
   – Так вы не знакомы? Позвольте же мне исправить это упущение. Стратег Валера и грамматист Китайра Альбин, представляю вам Госа Линседда, опытного воина, надежного защитника границы, завзятого чиновника-бюрократа и старого греховодника.
   Офицер обменялся рукопожатиями с каждой из девушек, скромно потупив взор.
   – Ну, что касается чиновника, то я согласен, это действительно так, – еле слышно произнес он.
   Гэлис решила, что у него слишком невысокий рост для солдата, однако Гос выглядел достаточно крепким и хорошо сложенным.
   – Вы служили вместе с его высочеством?
   – Да, много лет назад.
   – Сто лет назад, – фыркнул Мэддин и посмотрел в свой бокал. – Почти ничего не осталось… Куда же запропастился Кадберн?
   – Я здесь, ваше высочество, – ответил Избранный, появившись будто из ниоткуда. Он вручил Гэлис и Китайре бокалы с охлажденным белым вином.
   – Нашему командующему нечего выпить, – пожаловался Мэддин. – Да и мой бокал, черт возьми, уже пуст.
   – Сейчас исправлю это недоразумение, – сказал Кадберн и вновь куда-то исчез.
   – Молодец, – похвалил Мэддин, а затем тихо добавил: – Конечно, немного рискованно, что вы все сегодня оказались здесь, но планы относительно экспедиции уже не держатся в строжайшей тайне, хотя о нашем с Поломой участии в ней известно пока одной только императрице.
   – И, вероятно, канцлеру Майкому, – угрюмо ответила Гэлис.
   – Это неизбежно, если учесть, что канцлер – один из главных советников ее величества, – кивнул принц. – Он будет держать рот на замке, иначе Лерена просто прикажет его казнить… А теперь слушайте меня внимательно. Вскоре императрица публично огласит имена главных участников экспедиции, и тогда все узнают, что вы трое отправляетесь туда. – На мгновение Мэддин умолк, давая возможность собеседникам переварить новость, затем продолжил: – С этого момента вам запрещается разговаривать с посторонними даже на самые безобидные темы. Императрица скоро назовет имя главы экспедиции. Это будешь ты, Гос.
   Линседд удивленно посмотрел на принца.
   – Ривальдийские шпионы решат, что в таком назначении нет ничего странного, – объяснил Мэддин. – В новых колониях обычно назначают губернаторов из числа офицеров среднего ранга.
   – А сколько кораблей императрица намерена отправить в экспедицию? – поинтересовалась Гэлис.
   – Четыре.
   – Всего четыре?
   – Раньше эти корабли использовались для перевозки зерна, – сказал принц. – Они вполне надежны. Возможно, не очень удобны для пассажиров, зато обладают хорошими мореходными качествами. У них малая осадка, поэтому мы сможем ближе подойти к берегу. Кроме того, чем меньше у нас будет кораблей, тем больше вероятность того, что ривальдийские шпионы недооценят размах нашей экспедиции. Единственной трудностью станет тайная погрузка нескольких лонггонов на каждое из судов.
   – А ваши собственные планы, ваше высочество? Мэддин пожал плечами.
   – Я пока не готов ответить. Точно знаю одно: мы все встретимся на острове Каел. По крайней мере любой ривальдийский шпион, заметив, как мы отплываем из Сомы, подумает, что мы следуем в нужном направлении.
   Вернулся Кадберн с бокалами и сообщил, что прибыла герцогиня Юнара.
   – Что ж, надеюсь, что спектакль окажется не таким скучным, как о нем говорят, – громко произнес Мэддин.
   Лерена любила сестру всем сердцем, однако доверия к ней не испытывала. Она не знала, придет ли Юнара в Зал Сказаний, но была готова к встрече.
   Остальные члены семьи, умевшие обращаться с Сефидом, прибыли в театр каждый со своим Избранным. Не то чтобы императрица ожидала от герцогини каких-то сумасбродных выходок, просто ее никогда не оставляла мысль, что Юнара должна понимать: ее сестра начеку и не утрачивает бдительности ни на минуту.
   Лерена пригласила герцогиню в императорскую ложу; она знала, что Юнара не посмеет отказаться от такого приглашения. Сестры сердечно поздоровались друг с другом и мило беседовали до самого начала пьесы.
   Во время антракта императрица извинилась и вышла в холл. Там не оказалось никого, кроме Мэддйна: стражникам было приказано не пускать никого из посторонних.
   – Я уже подумал, что сегодня вы намеренно избегаете встречи со мной, ваше величество, – сказал принц. – Потом прямо посреди второго действия мне сказали, что я должен встретиться с вами здесь…
   – Вам нравится спектакль?
   – Не особенно. А вам?
   – Лучше, чем предыдущий. Кстати, сегодня я впервые увидела Госа Линседда.
   Мэддин ничего не ответил, молча выдержав пристальный взгляд императрицы.
   – Кажется, он выглядит несколько неуверенно.
   – Вы непременно сказали бы о нем совсем другое, ваше величество, доведись вам увидеть его в бою…
   – А мы и так почти что в бою. Мысли, которые высказывают здесь члены нашей семьи, генералы и чиновники, помогают определить курс развития империи. Впрочем, полагаю, вы уже остановили свой выбор именно на Линседде… Кстати, а ваши колонисты? Они тоже соответствуют требованиям?
   – Я уверен, что они построят для вас великий город, – уверенно сказал Мэддин.
   – Правда?
   – Нисколько в этом не сомневаюсь. Императрица кивнула.
   – Кстати, как там она? Принц ничего не ответил.
   Лерена была уверена, что он просто не знает, как правильно ответить на этот вопрос. Ее мать, покойная императрица Хетта, однажды сказала, что секрет успешного правления заключается в том, чтобы держать своих более могущественных подданных в неведении. В случае с Мэддином было важно, чтобы он до самого конца не узнал правды.
   – Ну же, кузен, – поторопила императрица, изо всех сил стараясь скрыть свое истинное отношение к любовнице принца.
   – Срок уже подходит, – ответил Мзддин.
   – Вы не должны допускать, чтобы она появлялась на людях до вашего отъезда.
   – Я и не собираюсь выходить с ней в свет.
   – Нужно очень точно рассчитать момент отплытия. Вы должны сделать так, чтобы ваша женщина покинула Омеральт прежде, чем родится ребенок, но вы не можете отплыть одновременно с основной экспедицией, иначе народ заподозрит неладное.
   – Ваше величество, долго скрывать причину моей ссылки не удастся.
   Наступила продолжительная пауза, во время которой Лерена постаралась сохранить бесстрастное выражение лица.
   – Я постараюсь, – сказала императрица и глубоко вздохнула, словно собираясь закончить разговор. – Вы будете сообщать мне о том, как продвигаются дела в колонии.
   – Разумеется, ваше величество, – ответил Мэддин. – Я буду регулярно посылать вам отчеты.
   – Каким образом вы намерены это делать?
   – Уверен, уже совсем скоро между Киданом и Сомой будут постоянно курсировать торговые суда.
   – Смею надеться на это. Пожалуй, экспедиция обойдется моей казне гораздо дороже, чем я сама или кто-либо из моих советников считали возможным. Я рассчитываю, что затраты окупятся – и как можно скорее.
   В этот момент со стороны сцены донеслись голоса актеров. Спектакль возобновился.
   – Вот одна из особенностей любой хорошей беседы, – сухо сказала Лерена. – Всегда забываешь о времени.
   – Я не стану сожалеть о том, что пропущу часть спектакля.
   – Вы жестоки, Мэддин. Не говорите так в присутствии Кэшел Грейтейн, иначе вы больше не появитесь ни в одной из ее постановок.
   Не ожидая ответа, императрица развернулась и направилась в свою ложу. Юнара вопросительно посмотрела на сестру, но Лерена лишь мило улыбнулась.
   Когда спектакль наконец-то закончился, императрица задержалась, чтобы послушать аплодисменты, которые стали особенно громкими, когда появилась автор пьесы. Как обычно, зрители с преувеличенным энтузиазмом выражали свой восторг по поводу спектакля, набитого враньем от начала до конца и не имеющего ничего общего с действительными историческими фактами.
   Лерена являлась верной продолжательницей семейных традиций, но она знала, что появление ее предков на равнинах было обусловлено скорее стремлением к расширению территорий, нежели обычным героизмом; Кевлерены руководствовались в первую очередь алчностью. Впрочем, императрица была уверена в том, что судьба – это то, что ты делаешь из своего прошлого, а не из будущего.
   Осталось последнее действие, подумал Мэддин, стоя на лестнице Зала Сказаний. Принц понимал, что метафора не слишком удачна, но не мог избавиться от чувства, что за последнее время мир сильно усложнился и все, что с этого момента он скажет и сделает, будет оседать на его плечах тяжким грузом. Он сознавал, что вступил на путь, свернуть с которого уже невозможно.
   Внезапно Мэддин пожалел о том, что два года назад не проявил нужной осторожности и, встретив на похоронах императрицы Хетты красавицу Алвей, без памяти влюбился в нее. Принц покачал головой, признавая абсолютную бессмысленность своих размышлений. Некоторые вещи – такие, как история империи или глупая пьеса – можно переписать заново. Но только не жизнь. Будь у него выбор, он все равно выбрал бы себе будущее, в котором есть Алвей.
   – Ваше высочество! – обратился к нему Кадберн, терпеливо ожидавший чуть поодаль.
   Вокруг почти никого не было. Пока шли финальные сцены пьесы, пролился сильный дождь: теперь все сверкало в свете, лившемся из холла.
   – По пьесам Кэшел Грейтейн я точно скучать не буду, – произнес Мэддин.
   Кадберн насмешливо фыркнул, потом посерьезнел.
   – Возможно, вам следовало попросить императрицу, чтобы она позволила ей появиться здесь вместе с вами?
   – Только не это, во имя Сефида! – Мэддин сделал глубокий вдох, словно собирался нырнуть в морские глубины. – Пора возвращаться. Как ты думаешь, Алвей дожидается меня?
   – Думаю, да. Если, конечно, ребенок позволяет, – тихо произнес Кадберн.
   Принц усмехнулся.
   – Я все гадаю, какой же из меня получится отец?
   – Вы будете строгим отцом.
   – Такое не в моем характере.
   – Это черта вашего характера, о которой пока еще никому не известно, даже вам, – спокойно заметил Мэддин. – Все родители проявляют строгость, если они любят своих детей.
   Мэддин зашагал вниз по лестнице.
   – Ты и вправду в это веришь?
   Кадберн пожал плечами.
   – Не помню, от кого я слышал подобное, но мне показалось, что это верное утверждение.
   Мэддин улыбнулся и открыл было рот, чтобы пошутить, как неожиданно послышался чей-то женский голос.
   – Она будет называться «Незаконный ребенок»! Принц и Кадберн одновременно обернулись, взявшись за рукоятки мечей. Они увидели, что позади них из холла выходят Юнара и Нетаргер.
   Мэддин и Юнара обменялись враждебными взглядами; точно так же поступили и их Избранные.
   – О чем вы, ваше высочество? – спокойно спросил принц.
   – Это название пьесы, которую Грейтейн напишет о твоем ребенке, – весело рассмеялась Юнара, после чего, словно в задумчивости, наклонила голову. – Или, быть может, так она назовет пьесу, которую напишет о твоей драгоценной колонии. Возможно, она напишет и о том, и о другом. «Незаконные дети империи».
   Нетаргер угодливо хихикнул.
   – Ваше высочество демонстрирует свое неповторимое чувство юмора, о котором знает весь Омеральт, – по-прежнему спокойно произнес Мэддин, убирая руку с меча. При этом Кадберн не последовал его примеру. – Вы хотели поговорить со мной о чем-то конкретном?
   – Нет. Просто хотела в последний раз взглянуть на тебя. В конце концов, мы были так близки, что обидно расстаться, даже не сказав друг другу «до свидания».
   – До свидания, – резко произнес Мэддин, повернулся и зашагал вниз.
   – Я рада, что мои наемники не прикончили тебя, – сказала Юнара. – Иначе мне пришлось бы жалеть об этом.
   Мэддин ничего не ответил. Кадберн неотступно следовал за ним.
   – Но мне очень жаль, что они не разделались с гнусной бабой, которую ты любишь так горячо, что готов ради нее предать традиции родной семьи!
   Принц резко остановился. Кадберн положил ему руку на плечо.
   – Не надо, – негромко произнес он. – Продолжайте идти как ни в чем не бывало.
   Мэддин, ссутулившись, сделал шаг вперед.
   – Видишь ли, против нее лично я ничего не имею, – продолжала Юнара. – Но любой, кто восстает против Кевлеренов, должен получить по заслугам.
   На сей раз Кадберну не удалось остановить принца. Мэддин обернулся и посмотрел герцогине в лицо.
   – От кого получить? От вас? – Он скрипнул зубами. – Даже вы, любезная герцогиня, не сможете достать нас в Новой Земле!
   Юнара посмотрела на него долгим взглядом и спокойно произнесла:
   – Ты зря говоришь это с такой уверенностью. Неожиданно все тело герцогини похолодело от внезапного всплеска магической энергии. Мэддин ощутил, как его кожа покрылась мурашками, а волосы на затылке встали дыбом. Он сделал судорожный вздох и отступил назад. Юнара рассмеялась и разжала правый кулак. В ее ладони лежало маленькая окровавленная птичка. Герцогиня тряхнула ладонью, и мертвое тельце упало на землю.
   – Одна из моих любимых малиновок, – равнодушно-отстраненным тоном произнесла она, посмотрев сначала на птицу, а потом на принца. – Любовь придает силу всему, что мы делаем.
   – То, что вы чувствуете, – это не любовь, ваше высочество, – холодно ответил Мэддин и позволил Кадберну увести его прочь.

ГЛАВА 7

   Полома Мальвара с непонятной ему самому веселостью наблюдал за поведением колонистов, испытывая при этом стыд за собственную толстокожесть.
   Он хорошо помнил, как мучился от морской болезни во время путешествия из Кидана в Хамилай, и сейчас по логике вещей должен был сочувствовать страдающим от качки людям, которые едва ли не каждый день выстраивалась возле борта, чтобы вовремя извергнуть в море содержимое желудка. Мальвара сам удивлялся, почему во время обратного пути не стал переносить качку намного лучше. Наверняка это было вызвано тем, что сейчас он находился на огромном корабле, который держался на волнах гораздо устойчивее, чем то маленькое и юркое торговое суденышко, которое спасло Полому от преследования коварных соотечественников.
   Это было уже два года назад, с удивлением подумал бывший префект. Казалось, что с тех пор, как он бежал из родных мест, прошло совсем немного времени. Теперь же Мальвара с грустью размышлял о том, скольких своих родственников он застанет в живых. Полома надеялся, что плутократы не осмелились отомстить им за его бегство.