Страница:
– Прямо как в армии, – пробормотал Линседд.
– У меня такое ощущение, будто вы думаете, что во время нашей встречи на Каеле я вмешалась не в свое дело.
Гос побледнел. Китайра попала в самую точку, хотя ему самому это было чертовски трудно признать.
– Вы ошибаетесь, – не слишком уверенно возразил он. Потом окончательно растерялся и повторил: – Вы ошибаетесь…
– Я хочу, чтобы вы знали: Гэлис нашла ваш план очень разумным. Она уверена, что нас ждет успех.
Линседд хотел было принять комплимент, но вместо этого почему-то рассердился.
– Но вы по-прежнему считаете, что он мог быть и лучше, правильно?
Китайра отвернулась.
– Никто из нас не вспомнил о ривальдийских Кевлеренах, даже сам принц. Скажите, сработал бы ваш план, если бы в Кидане все еще оставались Кевлерены?
– Нет, – ответил Гос, глядя себе под ноги.
– Командующий, я не хотела вас обидеть. Все произошло после того, как Полома Мальвара упомянул в разговоре, что в Кидане могут находиться Кевлерены. Скажите, вы бы на моем месте смолчали?
Не дожидаясь ответа, Китайра поспешно вышла из каюты.
Полома с опаской смотрел на собравшихся на главной палубе колонистов.
– Вы уверены, что их можно сюда пускать?..
– Вполне, – ответила Гэлис.
Девушка сидела на решетке кормового люка, наслаждаясь последними лучами заходящего солнца. Глаза ее были полузакрыты: она любовалась переливами цвета, возникавшими у нее на внутренней поверхности век. Ей хотелась разглядеть в этом некую закономерность, которой, судя по всему, не было, что сильно раздражало стратега.
Гэлис всегда казалось, что в основе любой вещи, будь то природное явление или поступки человека, лежит определенное правило. Если к чему-нибудь как следует присмотреться, то всегда можно обнаружить некую путеводную нить, потянув за которую, можно добраться до самой сути. Ей ужасно не хотелось признавать, что в ее неписаном законе могут быть исключения.
Она едва ли не кожей чувствовала исходящее от Поломы напряжение.
– Они ничего не сделают, потому что мы им нужны, – успокоила она его, нехотя открывая глаза. Ее взору тотчас предстал реальный мир со всеми его привычными красками.
Гэлис попробовала запомнить пурпурный оттенок куртки одного из колонистов и насыщенный красный цвет корабельного якоря, однако она знала: стоит отвернуться, как яркие краски тотчас поблекнут в ее памяти, превратятся из реальности лишь в мысленное представление о ней.
– Что еще важнее, они прекрасно знают, что мы им нужны… К чему тревожить такое равновесие?
– А как же другие корабли? – спросил Полома.
– Уверена, что и там все в надежных руках. А тебе, Полома, я бы посоветовала перестать волноваться. Лучше подумай о том, как нам пробраться в Кидан, не поднимая при этом шума. Вот что теперь для нас самое главное.
– Ну, это проще простого, – сказал Полома уверенно. – Мы пройдем болотами.
Вскоре после того как загадочная блондинка – которую ни один из колонистов раньше не видел на борту «Ханнема», но чье слово, судя по всему, имело немалый вес – ушла, солдатам был отдан приказ разойтись.
К этому моменту Эриот уже убедила себя, что ей больше нечем дышать, и поспешила на главную палубу. Она была рада последним лучам заходящего солнца, рада возможности набрать полную грудь чистого морского воздуха и потому подыскала себе место в отдалении от остальных, у самого борта.
Свежий ветерок приятно ласкал кожу. Эриот прислушивалась к журчанию воды за бортом. Над ее головой кружили чайки – в надежде на то, что за борт выбросят что-то съестное.
На северо-востоке постепенно исчезал за линией горизонта остров Каел, а на юго-западе в море медленно погружалось солнце. Небо постепенно приобретало золотистый оттенок, затем оранжевый и, наконец, красный. Ветерок превратился в настоящий ветер, холодный и пронизывающий, и Эриот подумала, что пора вернуться вниз.
Она повернулась и увидела, как заморский принц и загадочная блондинка о чем-то разговаривают между собой. Вид у парочки был хмурый и озабоченный.
Эриот поняла, что на них возложена ответственность за судьбу путешествия и эту ответственность они хорошо осознают. Девушка даже ощутила некоторую зависть: ведь ей самой никогда не изведать ничего подобного. Вместе с тем Эриот испытала и облегчение: на ее плечи никогда не ляжет столь тяжкое бремя. На данный момент девушку вполне устраивало то, что она все еще жива.
Мир поделен на тех, кто способен вести за собой остальных, и тех, кто покорно следует за вожаком, подумала Эриот. Неожиданно, словно прочитав ее мысли, появился Арден, который проворно вскарабкался по лестнице вверх. Он даже не повернул косматой головы, пока шел через всю палубу, словно делал это из некоего чувства долга, а не по собственному желанию.
Да, еще есть Арден, подумала Эриот. Есть те, кто любит идти в одиночку, те, кому нет места в этом мире – как нет и желания это место обрести.
Когда великан подошел ближе к девушке, то заметил, что она смотрит на него. Арден поприветствовал жестянщицу доброжелательным кивком и зашагал дальше.
Эриот не ответила на его приветствие. Она была слишком сконфужена – будто он застал ее за чем-то постыдным, словно услышал, как о нем говорят вслух. А потом девушка увидела, что заморский принц тоже заметил ее и улыбнулся.
Такое повышенное внимание к своей персоне Эриот вынести не смогла. Она быстрым шагом направилась к лестнице, чтобы спуститься на нижнюю палубу.
ГЛАВА 15
– У меня такое ощущение, будто вы думаете, что во время нашей встречи на Каеле я вмешалась не в свое дело.
Гос побледнел. Китайра попала в самую точку, хотя ему самому это было чертовски трудно признать.
– Вы ошибаетесь, – не слишком уверенно возразил он. Потом окончательно растерялся и повторил: – Вы ошибаетесь…
– Я хочу, чтобы вы знали: Гэлис нашла ваш план очень разумным. Она уверена, что нас ждет успех.
Линседд хотел было принять комплимент, но вместо этого почему-то рассердился.
– Но вы по-прежнему считаете, что он мог быть и лучше, правильно?
Китайра отвернулась.
– Никто из нас не вспомнил о ривальдийских Кевлеренах, даже сам принц. Скажите, сработал бы ваш план, если бы в Кидане все еще оставались Кевлерены?
– Нет, – ответил Гос, глядя себе под ноги.
– Командующий, я не хотела вас обидеть. Все произошло после того, как Полома Мальвара упомянул в разговоре, что в Кидане могут находиться Кевлерены. Скажите, вы бы на моем месте смолчали?
Не дожидаясь ответа, Китайра поспешно вышла из каюты.
Полома с опаской смотрел на собравшихся на главной палубе колонистов.
– Вы уверены, что их можно сюда пускать?..
– Вполне, – ответила Гэлис.
Девушка сидела на решетке кормового люка, наслаждаясь последними лучами заходящего солнца. Глаза ее были полузакрыты: она любовалась переливами цвета, возникавшими у нее на внутренней поверхности век. Ей хотелась разглядеть в этом некую закономерность, которой, судя по всему, не было, что сильно раздражало стратега.
Гэлис всегда казалось, что в основе любой вещи, будь то природное явление или поступки человека, лежит определенное правило. Если к чему-нибудь как следует присмотреться, то всегда можно обнаружить некую путеводную нить, потянув за которую, можно добраться до самой сути. Ей ужасно не хотелось признавать, что в ее неписаном законе могут быть исключения.
Она едва ли не кожей чувствовала исходящее от Поломы напряжение.
– Они ничего не сделают, потому что мы им нужны, – успокоила она его, нехотя открывая глаза. Ее взору тотчас предстал реальный мир со всеми его привычными красками.
Гэлис попробовала запомнить пурпурный оттенок куртки одного из колонистов и насыщенный красный цвет корабельного якоря, однако она знала: стоит отвернуться, как яркие краски тотчас поблекнут в ее памяти, превратятся из реальности лишь в мысленное представление о ней.
– Что еще важнее, они прекрасно знают, что мы им нужны… К чему тревожить такое равновесие?
– А как же другие корабли? – спросил Полома.
– Уверена, что и там все в надежных руках. А тебе, Полома, я бы посоветовала перестать волноваться. Лучше подумай о том, как нам пробраться в Кидан, не поднимая при этом шума. Вот что теперь для нас самое главное.
– Ну, это проще простого, – сказал Полома уверенно. – Мы пройдем болотами.
Вскоре после того как загадочная блондинка – которую ни один из колонистов раньше не видел на борту «Ханнема», но чье слово, судя по всему, имело немалый вес – ушла, солдатам был отдан приказ разойтись.
К этому моменту Эриот уже убедила себя, что ей больше нечем дышать, и поспешила на главную палубу. Она была рада последним лучам заходящего солнца, рада возможности набрать полную грудь чистого морского воздуха и потому подыскала себе место в отдалении от остальных, у самого борта.
Свежий ветерок приятно ласкал кожу. Эриот прислушивалась к журчанию воды за бортом. Над ее головой кружили чайки – в надежде на то, что за борт выбросят что-то съестное.
На северо-востоке постепенно исчезал за линией горизонта остров Каел, а на юго-западе в море медленно погружалось солнце. Небо постепенно приобретало золотистый оттенок, затем оранжевый и, наконец, красный. Ветерок превратился в настоящий ветер, холодный и пронизывающий, и Эриот подумала, что пора вернуться вниз.
Она повернулась и увидела, как заморский принц и загадочная блондинка о чем-то разговаривают между собой. Вид у парочки был хмурый и озабоченный.
Эриот поняла, что на них возложена ответственность за судьбу путешествия и эту ответственность они хорошо осознают. Девушка даже ощутила некоторую зависть: ведь ей самой никогда не изведать ничего подобного. Вместе с тем Эриот испытала и облегчение: на ее плечи никогда не ляжет столь тяжкое бремя. На данный момент девушку вполне устраивало то, что она все еще жива.
Мир поделен на тех, кто способен вести за собой остальных, и тех, кто покорно следует за вожаком, подумала Эриот. Неожиданно, словно прочитав ее мысли, появился Арден, который проворно вскарабкался по лестнице вверх. Он даже не повернул косматой головы, пока шел через всю палубу, словно делал это из некоего чувства долга, а не по собственному желанию.
Да, еще есть Арден, подумала Эриот. Есть те, кто любит идти в одиночку, те, кому нет места в этом мире – как нет и желания это место обрести.
Когда великан подошел ближе к девушке, то заметил, что она смотрит на него. Арден поприветствовал жестянщицу доброжелательным кивком и зашагал дальше.
Эриот не ответила на его приветствие. Она была слишком сконфужена – будто он застал ее за чем-то постыдным, словно услышал, как о нем говорят вслух. А потом девушка увидела, что заморский принц тоже заметил ее и улыбнулся.
Такое повышенное внимание к своей персоне Эриот вынести не смогла. Она быстрым шагом направилась к лестнице, чтобы спуститься на нижнюю палубу.
ГЛАВА 15
С губ Паймера Кевлерена слетел стон.
Идальго вопросительно посмотрел на своего повелителя. Герцог кивнул ему, приглашая взглянуть на картину, которая открывалась из окна кареты.
Акскевлерен выглянул наружу. Его взору предстал отряд ривальдийской кавалерии. Солдаты сгрудились вокруг пограничного столба. Завидев проезжающий мимо экипаж, они принялись делать оскорбительные жесты в адрес его пассажиров.
– Не обращайте на них внимания, ваша светлость, – произнес Идальго.
– Насмешки тут ни при чем, – ответил Паймер негромко, чтобы его не услышал стражник, проверявший их документы. – Все дело в коже…
Идальго вновь перевел взгляд на кавалеристов. И верно: все они были с ног до головы облачены в кожу – скрученные кольцами кожаные ленты свисали у них с эполетов, воротников и перчаток. Весьма живописно, но зато крайне неудобно в бою.
С другой стороны, на своем веку Избранный повидал немало хамилайских полков, облаченных в куда более потешную форму. Идальго подумал про себя, что его хозяин воспринимает все чересчур обостренно. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, просто начинает сказываться напряжение последних дней. В конце концов, кто знает, как новоиспеченный Комитет Безопасности Ривальда отнесется к представителю Кевлеренов… тем более что эта страна лишь недавно сбросила с себя их власть. И не стоит обольщаться по поводу того, что герцогу обещана абсолютная дипломатическая неприкосновенность.
– Нельзя ли поживее? – обратился Паймер к пограничнику. – Я ведь везу письма для вашего Комитета Безопасности!
Пограничник посмотрел на них так, что Идальго сразу понял: их пребывание на границе еще больше затянется.
– А как вы, ваша светлость, смотрите на то, чтобы нам с вами выйти из кареты и немного размяться? – предложил он своего хозяину. – Здесь еще придется прождать какое-то время.
– Что?! Выйти к этим варварам, которые шпионят за нами, и их лошадям? Ни за что. Ты, если хочешь, можешь прогуляться. Я же останусь здесь.
Идальго все-таки предпочел размять ноги.
Выйдя из кареты, он сначала демонстративно потянулся, затем неторопливой походкой обошел пограничный столб. Ему показалось, что хамилайские пограничники следили за ним куда пристальнее, нежели ривальдийские. Кроме всего прочего, Избранный, по всей видимости, являл собой объект насмешек для тех и других.
Идальго поднял голову, подставив лицо солнечным лучам. День был ясный, хотя и слегка прохладный – здесь, на горном перевале, по которому пролегала главная дорога, соединяющая обе страны, всегда бывает такая погода. Акскевлерен почувствовал, как в разряженном воздухе высокогорья натянулась его кожа.
Во время последней войны этот перевал не раз становился свидетелем кровавых стычек. Причем ни одной из сторон не удавалось добиться преимущества – и все потому, что рельеф хотя и помогал держать оборону, зато практически исключал наступательные действия.
К северо-востоку дорога спускалась вниз, к альпийским лугам, раскинувшимся вокруг озера Бегущей Лошади, а дальше вела в Каттл, первый крупный хамилайский город. Если же двигаться на юг – а именно в этом направлении и держали путь Паймер и Идальго, – то можно попасть в самое сердце Ривальда, в город Геймвальд.
Вернее, поправил себя Идальго, в бывшее сердце Ривальда.
Если верить легендам и мифам, то все Кевлерены родом именно из Геймвальда. По крайней мере так утверждали ривальдийские Кевлерены. Тем не менее из стратегических соображений – и по причине суровых местных зим – реальной столицей Ривальда стал Беферен, лежащий к югу от Хамилая. А поскольку ривальдийские Кевлерены утратили в королевстве власть, то Геймвальд, можно сказать, превратился в заштатный провинциальный городок. Чего Идальго очень не хотел.
Геймвальд интересовал его, но по иной причине. Ведь если Кевлерены ведут свое происхождение именно отсюда, то было бы любопытно узнать, отличается ли этот город от всех остальных.
Акскевлерен прошелся немного вверх по горному склону, крутому и скользкому от стершихся едва ли не в порошок серых камней. Хотя он старался ступать осторожно, после нескольких шагов все же оступился. Чтобы не упасть, ему пришлось уцепиться за ближайший валун.
Выпрямившись, Идальго увидел в расселине между камнем и склоном человеческий череп – недвусмысленное напоминание о последней войне. После этого Избранный довольно неуклюже спустился вниз, ощущая на себе пристальные взгляды пограничников и пеших путников по обе стороны границы. Рассеянно почесав ухо, он решил, что Паймер все же был прав – ему не следовало выходить из кареты.
А герцог начинал сомневаться в своей правоте. Хотя внутри кареты было еще довольно прохладно, солнце постепенно начинало припекать: Паймер даже вспотел под своим париком. В ином месте он наверняка бы сорвал его с себя, чтобы проветрить лысину, но стоило герцогу вспомнить о ривальдийцах, как ему тотчас расхотелось выставлять себя на посмешище. Паймер видел, как они с гадкой ухмылкой переглядывались между собой. Странно, однако, что молодые солдаты везде ведут себя одинаково – независимо от того, в чьей армии они служат.
Герцог рассеянно подумал: а не вынуть ли ему, пока никто не видит, фамильную цепь и не разыграть ли один из тех фокусов, на которые он был мастер? Например, слегка напугать лошадей, чтобы те разбежались. Глядишь, солдатне найдется занятие.
Искушение было велико, но Паймер его поборол. Сефид – вещь коварная, этак недолго испугать лошадей, запряженных в его собственную карету. В голове у герцога тотчас возникла малоприятная картина: обезумевшие кони пускаются в галоп, он сам вылетает из кареты, взбешенные ривальдийские кавалеристы устремляются к нему и, завидев в его руках фамильную цепь – о ужас! – тут же на месте отсекают ему голову.
Нет, уж лучше убрать ее подальше от посторонних глаз. Вернее, держать ее в кармане от греха подальше все то время, пока он будет в Ривальде, хотя Лерена и настаивала на том, чтобы Паймер использовал Сефид для поиска их ривальдийских родственников.
Спустя какое-то время ривальдийский пограничник вернул герцогу его бумаги и пропустил карету. К раздражению старика, чужие кавалеристы восприняли это как сигнал к действию: часть их последовала за каретой.
– Это просто возмутительно! – воскликнул Паймер, обращаясь к Идальго.
– Это наш эскорт, ваша светлость. Или вы думали, что Комитет Безопасности позволит Кевлерену разъезжать по Ривальду без всякого сопровождения? Тем более что этот Кевлерен доводится родным дядей самой императрице Хамилая. На вашем месте я бы попытался воспринимать их как нечто само собой разумеющееся. Скорее всего кавалеристы будут сопровождать нас до самого Беферена.
Они достигли Геймвальда еще до наступления темноты. Воздух сделался заметно холоднее. Чтобы согреться, Паймер с Идальго вытащили из-под сидений теплые накидки и завернулись в них.
Сначала путь хамилайского посланника лежал мимо беспорядочно разбросанных крестьянских домов, конюшен и сараев. Людей попадалось немного: те, кто встречался им на пути, выглядели не слишком довольными жизнью.
– Может, им просто холодно, как и нам, – высказал свое предположение Идальго.
– Или же революция не столь здесь популярна, как в Хамилае, – возразил ему Паймер.
Он сказал это шепотом, словно вместе с ними в карете ехал представитель Комитета Безопасности.
Дорога постепенно изменилась – изъезженную горную тропу сменил выложенный камнем тракт. Деревянные колеса неприятно громыхали по твердому покрытию, но ехать стало удобнее.
Вскоре путешественникам стали попадаться городские дома, некоторые весьма внушительного вида, а также рынки и площади. Народа на улице заметно прибавилось, и вообще стало как-то веселее. В большинстве домов горел свет. Серый дымок, поднимавшийся вверх из тысяч печных труб, висел в небе.
– И куда, по-вашему, они нас отвезут? – спросил Идальго.
– На какой-нибудь вшивый постоялый двор.
– Я бы не отказался от горячей пищи и камина, перед которым можно погреть косточки.
Карета сбавила ход. Кавалеристы эскорта, которые до этого момента держались сзади, теперь поравнялись с экипажем. Копыта лошадей громко цокали по каменной мостовой. Когда же карета окончательно остановилась, один из всадников подъехал к ее дверце еще до того, как оттуда вышли Паймер и Идальго.
– Ваша светлость, – произнес он, причем довольно учтиво, и Паймер был вынужден ответить ему кивком, – сегодня вы ночуете здесь.
С этими словами всадник спешился, распахнул дверцу кареты, а сам сделал шаг в сторону.
Первым вышел Идальго, как это всегда бывало в неизвестном месте. Паймер поправил парик и последовал за ним.
Перед ними высился внушительный трехэтажный особняк, сложенный из камня. В темноте он производил довольно угрюмое впечатление.
– Это постоялый двор? – надменно поинтересовался Паймер.
Всадник рассмеялся.
– Отнюдь нет, ваша светлость, – возразил он и махнул рукой в сторону здания. – Это резиденция губернатора.
И кавалерист снова едва не прыснул со смеху.
Встречать гостей вышла прислуга. Из распахнутых дверей лился теплый свет. Паймер тотчас взбодрился.
Слуги поклонились герцогу и его Избранному, после чего забрали из кареты весь их багаж, а самих проводили ко входу в особняк, а оттуда – в просторную гостиную, где в камине приветливо пылал огонь. Оба хамилайца подошли поближе, чтобы согреться. Слуги поинтересовались, не хотят ли гости чего-нибудь выпить, и оба заказали вина. В следующий момент двери закрылись, и герцог со своим Акскевлереном остались одни.
Они настороженно переглянулись.
– Как ты думаешь, нас заперли снаружи? – спросил Паймер с печальной улыбкой.
– Разве что с той стороны дверь забаррикадировали, ваша светлость, – хмыкнул Идальго. – Тут нет замка.
– Верно подмечено, – вздохнул Паймер. – Если горит камин, значит, мы здесь гости. И мои старые косточки вновь возвращаются к жизни. Я едва не превратился в ледышку, пока ехал.
Двери распахнулись, и в комнату вошли две женщины-служанки. В одной руке у каждой из них была золотая тарелка, в другой – хрустальный бокал, наполненный красным вином. Вслед за ними появился высокий мужчина в белом парике.
Когда служанки поставили все на стол, он поклонился – вернее сказать, учтиво кивнул.
– Ваша светлость, – произнес мужчина с улыбкой, – для меня высокая честь принимать вас. Мое имя Чиерма. Я – здешний мажордом. Когда вы отдохнете, будет подан обед, после которого вы можете удалиться в свои апартаменты. Если вам что-то понадобится во время пребывания здесь, без всяких колебаний обращайтесь ко мне или любому из слуг.
Чиерма выжидающе посмотрел на герцога. У него был длинный заостренный нос, кончик которого, казалось, двигается во все стороны, как у мыши, и водянистые голубые глаза, в которых читалось плохо скрываемое презрение к гостям.
– Отлично, – сухо произнес Паймер. – Надеюсь, это будет полный обед. Потому что мы проголодались.
Улыбка Чиермы заметно поблекла.
– Именно так и никак иначе, ваша светлость, – ответил он столь же сухо, после чего отвесил церемонный поклон и удалился, закрыв за собой двери.
– Что-то он мне не нравится, – произнес Идальго, как только они остались одни.
– Парик у него просто ужасен, – заметил как бы невзначай Паймер. – С первого взгляда видно, что за ним плохо ухаживают, и сидит он на голове как куча дерьма.
– По-моему, этот Чиерма опасен.
– Ты считаешь, он нам может чем-то угрожать? – удивленно спросил Паймер.
– Не знаю. Повторю: лично на меня он произвел впечатление весьма опасного человека.
Герцог надул губы.
– В таком случае я воздержусь от комментариев в адрес его парика в присутствии более многочисленной аудитории.
Паймер собрался пригубить вино, но Идальго остановил его, выхватил у старика бокал из рук и сделал первый глоток. Выждав секунду-другую, он отдал бокал герцогу.
– Поверь мне, мой дорогой Идальго, – серьезно произнес герцог, – единственное, чего Комитет Безопасности не посмеет со мной сделать, так это отравить.
– Но ведь они ненавидят вас, ваша светлость, – возразил Идальго.
– Знаю, что ненавидят, и наверняка бы предпочли, чтобы в качестве посланника Лерена отправила сюда кого-то другого. Однако мятежники никогда не рискнут начать войну против империи – по крайней мере сейчас. К тому же, даже если бы они и решили использовать мою смерть как предлог для начала военных действий, им пришлось бы изобрести нечто более зловещее и кровавое, нежели банальное отравление.
Паймер с Идальго допили вино, и в этот момент, сияя улыбкой, в гостиную вернулся Чиерма. Правда, взгляд его водянистых глаз по-прежнему оставался ледяным.
– Если вы все еще голодны, то обед ждет.
– Ведите нас, – распорядился Паймер, и они проследовали за мажордомом в более просторный зал с узкими стрельчатыми окнами под сводчатым потолком, что напомнило герцогу старую архитектуру Омеральта.
Пылал камин, отбрасывая по всему помещению пляшущие тени. Большую часть пространства занимал длинный стол, накрытый на пять персон. Кроме камина, зал освещался свечами в двух тяжелых подсвечниках. Чиерма подвел Паймера и Идальго к двум приборам на одной стороне стола.
– В отсутствие императрицы Лерены и ее сестры мой герцог привык сидеть во главе стола! – возмутился Идальго.
– Ничуть не сомневаюсь, что в Хамилае так оно и есть, – пожал плечами Чиерма. Хотя его тон нельзя было назвать язвительным в полном смысле этого слова, было видно, что он доволен тем, что сумел-таки нанести гостям оскорбление.
– Я с удовольствием познакомлюсь с теми, с кем разделю трапезу, – поспешил ответить Паймер, прежде чем Идальго успел ответить колкостью на колкость. Старику меньше всего хотелось, чтобы первая ночь их пребывания в Ривальде была омрачена стычкой с дворецким.
– Я – один из них, ваша светлость. – Чиерма склонил голову в поклоне. – Другие двое будут здесь с минуту на минуту.
– Понятно, – сухо ответил Паймер. Вот сейчас он по-настоящему оскорбился и счел нужным это показать. Ни при каких обстоятельствах герцог не сел бы есть за одним столом с челядью, за исключением разве что Избранных.
Однако все-таки Паймер промолчал. Какое-то время все трое просто стояли у своих стульев, причем хамилайцы демонстративно избегали смотреть в глаза дворецкому. К счастью, тот не встал позади стула во главе стола. Случись такое, дело наверняка кончилось бы скандалом и дипломатической нотой.
Послышались шаги. Двери распахнулись: в зал вошли несколько мужчин и одна женщина.
В первую минуту Паймер решил, что наступил тот самый кровавый конец, о котором он упомянул в разговоре с Идальго: все мужчины оказались затянутыми в кожу кавалеристами. Их грозный вид слегка портили, как ни странно, только палаши, довольно комично болтавшиеся ниже колен. Герцог узнал в них свой почетный эскорт.
Кавалеристов вел офицер. Выглядел он так надменно, что даже Паймеру при всем желании было до него далеко. Впрочем, остальные кавалеристы тоже не пытались скрывать презрительных ухмылок.
«Вот и все, – подумал про себя герцог. – Сейчас меня выведут во двор и отрубят голову или сделают что-то подобное. Правда, мой рыжий парик пока на мне…»
Затем старик перевел взгляд на женщину и тотчас выбросил из головы мысли о скорой кончине. Нет, раньше он ее никогда не встречал, но все-таки с первого взгляда определил, что это его родственница. При желании она вполне могла бы выдать себя за одну из племянниц герцога.
Ага, оказывается, ему предстоит отобедать с представительницей ривальдийских Кевлеренов – тех самых, с которыми императрица поручила вступить в контракт. Но каково место этой женщины в королевской семье? По выражению лица Идальго Паймер догадался, что тот тоже понял, кто перед ними.
В следующее мгновение герцог увидел, что его Избранный недоуменно поднял брови. В чем дело, подумал Паймер, бросив взгляд в сторону тех, что приближался к нему. Одна представительница Кевлеренов и несколько недружелюбного вида солдат… и что?
И тут до Паймера дошло.
Женщина была одна! Где же ее Избранная?..
Кавалеристы заняли места по периметру зала, вытянулись в струнку и положили руки на сабли. Офицер и женщина-Кевлерен подошли к столу. Каково же было изумление обоих хамилайцев, когда место во главе стола заняла не женщина, а сопровождавший ее офицер.
Командир кавалеристов был средних лет, высок ростом и широкоплеч. И хотя он уже довольно заметно раздался в талии, а черты лица слегка оплыли, бравая выправка по-прежнему выдавала в нем настоящего военного.
– Я тысяцкий Маркелла Монтранто, – произнес офицер. Голос его звучал глухо, как будто дыхание давалось ему с трудом. – Ваша светлость, от имени Комитета Безопасности Ривальдийской республики я приветствую вас в нашей недавно освободившейся стране. Надеюсь, что пребывание здесь доставит вам немалое удовольствие, а также окажется полезным с точки зрения укрепления дружбы между двумя нашими странами.
Паймер демонстративно посмотрел сначала на женщину, потом на Монтранто.
– Благодарю за теплые слова. Я целиком и полностью разделяю ваше мнение, – произнес он.
Наступила пауза. Офицер смотрел на герцога с таким видом, будто ждал, что Паймер добавит к сказанному что-то еще, но тот молчал.
– Что ж, в таком случае, – промолвил Монтранто, – прошу к столу.
Он хлопнул в ладоши, и тотчас появились слуги.
Паймеру показалось, что прислуга демонстрировала неподобающую спешку. Быстро поставив на стол тарелки для каждого гостя и отодвинув от стола стулья, слуги столь же быстро удалились.
Для герцога явилось неожиданностью, что Идальго выждал несколько секунд, позволив ему сесть первым. Он даже покраснел, словно его застали врасплох за чем-то постыдным, однако медленно опустился на стул. Когда Идальго тоже занял свое место, снова появились слуги: они принесли супницу и глубокие тарелки, которые поставили на мелкие, разлили в них густой овощной суп и покинули зал.
Все это ори проделали стремительно, едва ли не бегом.
– Полагаю, мадам, мы незнакомы друг с другом, – произнес Паймер, откашлявшись. – Я…
– Ей известно, кто вы такой, – не дал договорить ему Чиерма.
Герцог умолк, сраженный столь вопиющей бестактностью. Никто за всю его жизнь не разговаривал с ним так непочтительно, разве что Юнара. Паймер заметил, что Идальго попытался встать, и поспешил положить руку на колено Избранному, чтобы тот успокоился.
– Однако официально их не представили друг другу, – вмешался в разговор Монтранто.
Чиерма посмотрел на офицера с тем же нескрываемым презрением, с каким он смотрел на Паймера и Идальго. Монтранто отвернулся первым: неожиданно герцог понял, кто на самом деле сегодня здесь хозяин.
Кстати, а кто он вообще такой, этот Чиерма? Член Комитета Безопасности? И с какой стати он наделен властью над этим офицером и этой женщиной?..
– Я – леди Энглей Кевлерен, – ответила женщина, причем едва ли не скороговоркой, словно боялась, что ей не дадут договорить.
Чиерма посмотрел в ее сторону с нескрываемой злобой. Паймер даже испугался, что дворецкий ударит женщину, несмотря на ее высокое происхождение. Испугался не потому, что она приходилась ему родственницей, а просто потому, что, случись такое, Идальго наверняка бы вмешался, и он не смог бы остановить своего Избранного. Хотя Идальго был воспитан для того, чтобы защищать в первую очередь его, Паймера, любой Акскевлерен автоматически встанет на защиту любого Кевлерена.
Но Чиерма не стал устраивать сцен, а только произнес с нескрываемым сарказмом:
– Уже не леди. Теперь вы просто Энглей Кевлерен. Наступила томительная пауза, которую первым нарушил Паймер.
Идальго вопросительно посмотрел на своего повелителя. Герцог кивнул ему, приглашая взглянуть на картину, которая открывалась из окна кареты.
Акскевлерен выглянул наружу. Его взору предстал отряд ривальдийской кавалерии. Солдаты сгрудились вокруг пограничного столба. Завидев проезжающий мимо экипаж, они принялись делать оскорбительные жесты в адрес его пассажиров.
– Не обращайте на них внимания, ваша светлость, – произнес Идальго.
– Насмешки тут ни при чем, – ответил Паймер негромко, чтобы его не услышал стражник, проверявший их документы. – Все дело в коже…
Идальго вновь перевел взгляд на кавалеристов. И верно: все они были с ног до головы облачены в кожу – скрученные кольцами кожаные ленты свисали у них с эполетов, воротников и перчаток. Весьма живописно, но зато крайне неудобно в бою.
С другой стороны, на своем веку Избранный повидал немало хамилайских полков, облаченных в куда более потешную форму. Идальго подумал про себя, что его хозяин воспринимает все чересчур обостренно. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, просто начинает сказываться напряжение последних дней. В конце концов, кто знает, как новоиспеченный Комитет Безопасности Ривальда отнесется к представителю Кевлеренов… тем более что эта страна лишь недавно сбросила с себя их власть. И не стоит обольщаться по поводу того, что герцогу обещана абсолютная дипломатическая неприкосновенность.
– Нельзя ли поживее? – обратился Паймер к пограничнику. – Я ведь везу письма для вашего Комитета Безопасности!
Пограничник посмотрел на них так, что Идальго сразу понял: их пребывание на границе еще больше затянется.
– А как вы, ваша светлость, смотрите на то, чтобы нам с вами выйти из кареты и немного размяться? – предложил он своего хозяину. – Здесь еще придется прождать какое-то время.
– Что?! Выйти к этим варварам, которые шпионят за нами, и их лошадям? Ни за что. Ты, если хочешь, можешь прогуляться. Я же останусь здесь.
Идальго все-таки предпочел размять ноги.
Выйдя из кареты, он сначала демонстративно потянулся, затем неторопливой походкой обошел пограничный столб. Ему показалось, что хамилайские пограничники следили за ним куда пристальнее, нежели ривальдийские. Кроме всего прочего, Избранный, по всей видимости, являл собой объект насмешек для тех и других.
Идальго поднял голову, подставив лицо солнечным лучам. День был ясный, хотя и слегка прохладный – здесь, на горном перевале, по которому пролегала главная дорога, соединяющая обе страны, всегда бывает такая погода. Акскевлерен почувствовал, как в разряженном воздухе высокогорья натянулась его кожа.
Во время последней войны этот перевал не раз становился свидетелем кровавых стычек. Причем ни одной из сторон не удавалось добиться преимущества – и все потому, что рельеф хотя и помогал держать оборону, зато практически исключал наступательные действия.
К северо-востоку дорога спускалась вниз, к альпийским лугам, раскинувшимся вокруг озера Бегущей Лошади, а дальше вела в Каттл, первый крупный хамилайский город. Если же двигаться на юг – а именно в этом направлении и держали путь Паймер и Идальго, – то можно попасть в самое сердце Ривальда, в город Геймвальд.
Вернее, поправил себя Идальго, в бывшее сердце Ривальда.
Если верить легендам и мифам, то все Кевлерены родом именно из Геймвальда. По крайней мере так утверждали ривальдийские Кевлерены. Тем не менее из стратегических соображений – и по причине суровых местных зим – реальной столицей Ривальда стал Беферен, лежащий к югу от Хамилая. А поскольку ривальдийские Кевлерены утратили в королевстве власть, то Геймвальд, можно сказать, превратился в заштатный провинциальный городок. Чего Идальго очень не хотел.
Геймвальд интересовал его, но по иной причине. Ведь если Кевлерены ведут свое происхождение именно отсюда, то было бы любопытно узнать, отличается ли этот город от всех остальных.
Акскевлерен прошелся немного вверх по горному склону, крутому и скользкому от стершихся едва ли не в порошок серых камней. Хотя он старался ступать осторожно, после нескольких шагов все же оступился. Чтобы не упасть, ему пришлось уцепиться за ближайший валун.
Выпрямившись, Идальго увидел в расселине между камнем и склоном человеческий череп – недвусмысленное напоминание о последней войне. После этого Избранный довольно неуклюже спустился вниз, ощущая на себе пристальные взгляды пограничников и пеших путников по обе стороны границы. Рассеянно почесав ухо, он решил, что Паймер все же был прав – ему не следовало выходить из кареты.
А герцог начинал сомневаться в своей правоте. Хотя внутри кареты было еще довольно прохладно, солнце постепенно начинало припекать: Паймер даже вспотел под своим париком. В ином месте он наверняка бы сорвал его с себя, чтобы проветрить лысину, но стоило герцогу вспомнить о ривальдийцах, как ему тотчас расхотелось выставлять себя на посмешище. Паймер видел, как они с гадкой ухмылкой переглядывались между собой. Странно, однако, что молодые солдаты везде ведут себя одинаково – независимо от того, в чьей армии они служат.
Герцог рассеянно подумал: а не вынуть ли ему, пока никто не видит, фамильную цепь и не разыграть ли один из тех фокусов, на которые он был мастер? Например, слегка напугать лошадей, чтобы те разбежались. Глядишь, солдатне найдется занятие.
Искушение было велико, но Паймер его поборол. Сефид – вещь коварная, этак недолго испугать лошадей, запряженных в его собственную карету. В голове у герцога тотчас возникла малоприятная картина: обезумевшие кони пускаются в галоп, он сам вылетает из кареты, взбешенные ривальдийские кавалеристы устремляются к нему и, завидев в его руках фамильную цепь – о ужас! – тут же на месте отсекают ему голову.
Нет, уж лучше убрать ее подальше от посторонних глаз. Вернее, держать ее в кармане от греха подальше все то время, пока он будет в Ривальде, хотя Лерена и настаивала на том, чтобы Паймер использовал Сефид для поиска их ривальдийских родственников.
Спустя какое-то время ривальдийский пограничник вернул герцогу его бумаги и пропустил карету. К раздражению старика, чужие кавалеристы восприняли это как сигнал к действию: часть их последовала за каретой.
– Это просто возмутительно! – воскликнул Паймер, обращаясь к Идальго.
– Это наш эскорт, ваша светлость. Или вы думали, что Комитет Безопасности позволит Кевлерену разъезжать по Ривальду без всякого сопровождения? Тем более что этот Кевлерен доводится родным дядей самой императрице Хамилая. На вашем месте я бы попытался воспринимать их как нечто само собой разумеющееся. Скорее всего кавалеристы будут сопровождать нас до самого Беферена.
Они достигли Геймвальда еще до наступления темноты. Воздух сделался заметно холоднее. Чтобы согреться, Паймер с Идальго вытащили из-под сидений теплые накидки и завернулись в них.
Сначала путь хамилайского посланника лежал мимо беспорядочно разбросанных крестьянских домов, конюшен и сараев. Людей попадалось немного: те, кто встречался им на пути, выглядели не слишком довольными жизнью.
– Может, им просто холодно, как и нам, – высказал свое предположение Идальго.
– Или же революция не столь здесь популярна, как в Хамилае, – возразил ему Паймер.
Он сказал это шепотом, словно вместе с ними в карете ехал представитель Комитета Безопасности.
Дорога постепенно изменилась – изъезженную горную тропу сменил выложенный камнем тракт. Деревянные колеса неприятно громыхали по твердому покрытию, но ехать стало удобнее.
Вскоре путешественникам стали попадаться городские дома, некоторые весьма внушительного вида, а также рынки и площади. Народа на улице заметно прибавилось, и вообще стало как-то веселее. В большинстве домов горел свет. Серый дымок, поднимавшийся вверх из тысяч печных труб, висел в небе.
– И куда, по-вашему, они нас отвезут? – спросил Идальго.
– На какой-нибудь вшивый постоялый двор.
– Я бы не отказался от горячей пищи и камина, перед которым можно погреть косточки.
Карета сбавила ход. Кавалеристы эскорта, которые до этого момента держались сзади, теперь поравнялись с экипажем. Копыта лошадей громко цокали по каменной мостовой. Когда же карета окончательно остановилась, один из всадников подъехал к ее дверце еще до того, как оттуда вышли Паймер и Идальго.
– Ваша светлость, – произнес он, причем довольно учтиво, и Паймер был вынужден ответить ему кивком, – сегодня вы ночуете здесь.
С этими словами всадник спешился, распахнул дверцу кареты, а сам сделал шаг в сторону.
Первым вышел Идальго, как это всегда бывало в неизвестном месте. Паймер поправил парик и последовал за ним.
Перед ними высился внушительный трехэтажный особняк, сложенный из камня. В темноте он производил довольно угрюмое впечатление.
– Это постоялый двор? – надменно поинтересовался Паймер.
Всадник рассмеялся.
– Отнюдь нет, ваша светлость, – возразил он и махнул рукой в сторону здания. – Это резиденция губернатора.
И кавалерист снова едва не прыснул со смеху.
Встречать гостей вышла прислуга. Из распахнутых дверей лился теплый свет. Паймер тотчас взбодрился.
Слуги поклонились герцогу и его Избранному, после чего забрали из кареты весь их багаж, а самих проводили ко входу в особняк, а оттуда – в просторную гостиную, где в камине приветливо пылал огонь. Оба хамилайца подошли поближе, чтобы согреться. Слуги поинтересовались, не хотят ли гости чего-нибудь выпить, и оба заказали вина. В следующий момент двери закрылись, и герцог со своим Акскевлереном остались одни.
Они настороженно переглянулись.
– Как ты думаешь, нас заперли снаружи? – спросил Паймер с печальной улыбкой.
– Разве что с той стороны дверь забаррикадировали, ваша светлость, – хмыкнул Идальго. – Тут нет замка.
– Верно подмечено, – вздохнул Паймер. – Если горит камин, значит, мы здесь гости. И мои старые косточки вновь возвращаются к жизни. Я едва не превратился в ледышку, пока ехал.
Двери распахнулись, и в комнату вошли две женщины-служанки. В одной руке у каждой из них была золотая тарелка, в другой – хрустальный бокал, наполненный красным вином. Вслед за ними появился высокий мужчина в белом парике.
Когда служанки поставили все на стол, он поклонился – вернее сказать, учтиво кивнул.
– Ваша светлость, – произнес мужчина с улыбкой, – для меня высокая честь принимать вас. Мое имя Чиерма. Я – здешний мажордом. Когда вы отдохнете, будет подан обед, после которого вы можете удалиться в свои апартаменты. Если вам что-то понадобится во время пребывания здесь, без всяких колебаний обращайтесь ко мне или любому из слуг.
Чиерма выжидающе посмотрел на герцога. У него был длинный заостренный нос, кончик которого, казалось, двигается во все стороны, как у мыши, и водянистые голубые глаза, в которых читалось плохо скрываемое презрение к гостям.
– Отлично, – сухо произнес Паймер. – Надеюсь, это будет полный обед. Потому что мы проголодались.
Улыбка Чиермы заметно поблекла.
– Именно так и никак иначе, ваша светлость, – ответил он столь же сухо, после чего отвесил церемонный поклон и удалился, закрыв за собой двери.
– Что-то он мне не нравится, – произнес Идальго, как только они остались одни.
– Парик у него просто ужасен, – заметил как бы невзначай Паймер. – С первого взгляда видно, что за ним плохо ухаживают, и сидит он на голове как куча дерьма.
– По-моему, этот Чиерма опасен.
– Ты считаешь, он нам может чем-то угрожать? – удивленно спросил Паймер.
– Не знаю. Повторю: лично на меня он произвел впечатление весьма опасного человека.
Герцог надул губы.
– В таком случае я воздержусь от комментариев в адрес его парика в присутствии более многочисленной аудитории.
Паймер собрался пригубить вино, но Идальго остановил его, выхватил у старика бокал из рук и сделал первый глоток. Выждав секунду-другую, он отдал бокал герцогу.
– Поверь мне, мой дорогой Идальго, – серьезно произнес герцог, – единственное, чего Комитет Безопасности не посмеет со мной сделать, так это отравить.
– Но ведь они ненавидят вас, ваша светлость, – возразил Идальго.
– Знаю, что ненавидят, и наверняка бы предпочли, чтобы в качестве посланника Лерена отправила сюда кого-то другого. Однако мятежники никогда не рискнут начать войну против империи – по крайней мере сейчас. К тому же, даже если бы они и решили использовать мою смерть как предлог для начала военных действий, им пришлось бы изобрести нечто более зловещее и кровавое, нежели банальное отравление.
Паймер с Идальго допили вино, и в этот момент, сияя улыбкой, в гостиную вернулся Чиерма. Правда, взгляд его водянистых глаз по-прежнему оставался ледяным.
– Если вы все еще голодны, то обед ждет.
– Ведите нас, – распорядился Паймер, и они проследовали за мажордомом в более просторный зал с узкими стрельчатыми окнами под сводчатым потолком, что напомнило герцогу старую архитектуру Омеральта.
Пылал камин, отбрасывая по всему помещению пляшущие тени. Большую часть пространства занимал длинный стол, накрытый на пять персон. Кроме камина, зал освещался свечами в двух тяжелых подсвечниках. Чиерма подвел Паймера и Идальго к двум приборам на одной стороне стола.
– В отсутствие императрицы Лерены и ее сестры мой герцог привык сидеть во главе стола! – возмутился Идальго.
– Ничуть не сомневаюсь, что в Хамилае так оно и есть, – пожал плечами Чиерма. Хотя его тон нельзя было назвать язвительным в полном смысле этого слова, было видно, что он доволен тем, что сумел-таки нанести гостям оскорбление.
– Я с удовольствием познакомлюсь с теми, с кем разделю трапезу, – поспешил ответить Паймер, прежде чем Идальго успел ответить колкостью на колкость. Старику меньше всего хотелось, чтобы первая ночь их пребывания в Ривальде была омрачена стычкой с дворецким.
– Я – один из них, ваша светлость. – Чиерма склонил голову в поклоне. – Другие двое будут здесь с минуту на минуту.
– Понятно, – сухо ответил Паймер. Вот сейчас он по-настоящему оскорбился и счел нужным это показать. Ни при каких обстоятельствах герцог не сел бы есть за одним столом с челядью, за исключением разве что Избранных.
Однако все-таки Паймер промолчал. Какое-то время все трое просто стояли у своих стульев, причем хамилайцы демонстративно избегали смотреть в глаза дворецкому. К счастью, тот не встал позади стула во главе стола. Случись такое, дело наверняка кончилось бы скандалом и дипломатической нотой.
Послышались шаги. Двери распахнулись: в зал вошли несколько мужчин и одна женщина.
В первую минуту Паймер решил, что наступил тот самый кровавый конец, о котором он упомянул в разговоре с Идальго: все мужчины оказались затянутыми в кожу кавалеристами. Их грозный вид слегка портили, как ни странно, только палаши, довольно комично болтавшиеся ниже колен. Герцог узнал в них свой почетный эскорт.
Кавалеристов вел офицер. Выглядел он так надменно, что даже Паймеру при всем желании было до него далеко. Впрочем, остальные кавалеристы тоже не пытались скрывать презрительных ухмылок.
«Вот и все, – подумал про себя герцог. – Сейчас меня выведут во двор и отрубят голову или сделают что-то подобное. Правда, мой рыжий парик пока на мне…»
Затем старик перевел взгляд на женщину и тотчас выбросил из головы мысли о скорой кончине. Нет, раньше он ее никогда не встречал, но все-таки с первого взгляда определил, что это его родственница. При желании она вполне могла бы выдать себя за одну из племянниц герцога.
Ага, оказывается, ему предстоит отобедать с представительницей ривальдийских Кевлеренов – тех самых, с которыми императрица поручила вступить в контракт. Но каково место этой женщины в королевской семье? По выражению лица Идальго Паймер догадался, что тот тоже понял, кто перед ними.
В следующее мгновение герцог увидел, что его Избранный недоуменно поднял брови. В чем дело, подумал Паймер, бросив взгляд в сторону тех, что приближался к нему. Одна представительница Кевлеренов и несколько недружелюбного вида солдат… и что?
И тут до Паймера дошло.
Женщина была одна! Где же ее Избранная?..
Кавалеристы заняли места по периметру зала, вытянулись в струнку и положили руки на сабли. Офицер и женщина-Кевлерен подошли к столу. Каково же было изумление обоих хамилайцев, когда место во главе стола заняла не женщина, а сопровождавший ее офицер.
Командир кавалеристов был средних лет, высок ростом и широкоплеч. И хотя он уже довольно заметно раздался в талии, а черты лица слегка оплыли, бравая выправка по-прежнему выдавала в нем настоящего военного.
– Я тысяцкий Маркелла Монтранто, – произнес офицер. Голос его звучал глухо, как будто дыхание давалось ему с трудом. – Ваша светлость, от имени Комитета Безопасности Ривальдийской республики я приветствую вас в нашей недавно освободившейся стране. Надеюсь, что пребывание здесь доставит вам немалое удовольствие, а также окажется полезным с точки зрения укрепления дружбы между двумя нашими странами.
Паймер демонстративно посмотрел сначала на женщину, потом на Монтранто.
– Благодарю за теплые слова. Я целиком и полностью разделяю ваше мнение, – произнес он.
Наступила пауза. Офицер смотрел на герцога с таким видом, будто ждал, что Паймер добавит к сказанному что-то еще, но тот молчал.
– Что ж, в таком случае, – промолвил Монтранто, – прошу к столу.
Он хлопнул в ладоши, и тотчас появились слуги.
Паймеру показалось, что прислуга демонстрировала неподобающую спешку. Быстро поставив на стол тарелки для каждого гостя и отодвинув от стола стулья, слуги столь же быстро удалились.
Для герцога явилось неожиданностью, что Идальго выждал несколько секунд, позволив ему сесть первым. Он даже покраснел, словно его застали врасплох за чем-то постыдным, однако медленно опустился на стул. Когда Идальго тоже занял свое место, снова появились слуги: они принесли супницу и глубокие тарелки, которые поставили на мелкие, разлили в них густой овощной суп и покинули зал.
Все это ори проделали стремительно, едва ли не бегом.
– Полагаю, мадам, мы незнакомы друг с другом, – произнес Паймер, откашлявшись. – Я…
– Ей известно, кто вы такой, – не дал договорить ему Чиерма.
Герцог умолк, сраженный столь вопиющей бестактностью. Никто за всю его жизнь не разговаривал с ним так непочтительно, разве что Юнара. Паймер заметил, что Идальго попытался встать, и поспешил положить руку на колено Избранному, чтобы тот успокоился.
– Однако официально их не представили друг другу, – вмешался в разговор Монтранто.
Чиерма посмотрел на офицера с тем же нескрываемым презрением, с каким он смотрел на Паймера и Идальго. Монтранто отвернулся первым: неожиданно герцог понял, кто на самом деле сегодня здесь хозяин.
Кстати, а кто он вообще такой, этот Чиерма? Член Комитета Безопасности? И с какой стати он наделен властью над этим офицером и этой женщиной?..
– Я – леди Энглей Кевлерен, – ответила женщина, причем едва ли не скороговоркой, словно боялась, что ей не дадут договорить.
Чиерма посмотрел в ее сторону с нескрываемой злобой. Паймер даже испугался, что дворецкий ударит женщину, несмотря на ее высокое происхождение. Испугался не потому, что она приходилась ему родственницей, а просто потому, что, случись такое, Идальго наверняка бы вмешался, и он не смог бы остановить своего Избранного. Хотя Идальго был воспитан для того, чтобы защищать в первую очередь его, Паймера, любой Акскевлерен автоматически встанет на защиту любого Кевлерена.
Но Чиерма не стал устраивать сцен, а только произнес с нескрываемым сарказмом:
– Уже не леди. Теперь вы просто Энглей Кевлерен. Наступила томительная пауза, которую первым нарушил Паймер.