Брайант Артур. Эпоха рыцарства

Артур Брайант
Эпоха рыцарства в истории Англии

СЭР АРТУР УИНН МОРГАН БРАЙАНТ (1899-1985): ИСТОРИК И ПИСАТЕЛЬ

   «Он являлся писателем, который более чем кто-либо другой, кого бы я знал, применял свое историческое воображение и знание с целью критики наиболее острых по значимости современных тенденций, и объединял это с правдивым взглядом и творческой мощью. Его работы – это мост не только между прошлым и настоящим, но между государственным деятелем и художником. Только сила и стиль его книг легко могли бы поднять его над простыми смертными, но мысль, стоящая за ними, заставляет помнить о нем, как о самой Англии».

X. Дж. Мессингем, «Воспоминания» ^[1]

   «Некоторые являются великими историками, некоторые – великими писателями, и лишь очень немногие, подобно Гиббону, успешно выступают в обоих качествах. И одним из них является сэр Артур».

Дж. Фостер ^[2]

   Российская историческая наука всегда проявляла большой интерес к истории Англии. Такие имена, как В. В. Виноградов, Д. М. Петрушевский, А. Н. Косминский, вошли в мировую историческую науку. Можно говорить о том, что история Англии изучена достаточно хорошо: особенно период средневековья благодаря работам Е. В. Гутновой, А. Н. Косминского, М. А. Барга и многих других. Однако совершенно неожиданным при более подробном рассмотрении является отсутствие общих работ по периоду средневековья, которые могли бы составить единое представление об истории Англии данного периода ^[3]. Именно сегодня недостаток работ такого плана становится особенно ощутимым. В свое время была предпринята попытка компенсировать данный недостаток переводными исследованиями: социальная история Тревельяна и история Англии Мортона ^[4]тому примеры. Особенно широко переводческая деятельность развернулась в наше время, чему благоприятствует как политический климат эпохи, так и технические и иного рода возможности. Тем не менее существует определенная боязнь переводить работы общего характера, приоритет остается за специальной, в том числе биографической, литературой. Боязнь эта связана с постыдным (в нашей стране) обвинением историка в популизме и сложившимся негативным отношением к научно-популярной литературе. Почему-то считается, что если работа посвящена большому периоду истории, то она неизменно поверхностна и не может быть одновременно написана на высоком научном уровне и адекватно излагать исторический процесс. Работы Артура. Брайанта демонстрируют обратное. К сожалению, отечественный читатель не знаком с его творчеством, творчеством одного из крупнейших историков Англии. Впрочем, о нем мало знают даже специалисты-англоведы. Ни в одном отечественном справочнике не упоминается о человеке, написавшем более 30 работ, преемнике Честертона, наследнике Гиббона и Маколея, еще при жизни ставшего классиком. Более того, ничего не говорится о нем в специальном справочнике, посвященном британским историкам, вышедшем в 1980 году ^[5]. Лишь К. Б. Виноградов в своем очерке британской историографии упоминает о нем на 63-й странице, как об ученике Тревельяна ^[6], хотя на самом деле с Тревельяном их связывала близкая дружба на протяжении более полувека. Сегодня, мы надеемся, это упущение будет исправлено с выходом данной книги, которая, являясь, несомненно, лучшим его произведением, дает возможность отечественному читателю (как специалисту-историку, так и любому, интересующемуся историей) увидеть историю Англии глазами англичанина и обогатить свое понимание уникальности развития этой страны.

* * *

   Артур Брайант родился 18 февраля 1899 года в приходе Дерзингем, принадлежащем к королевскому имению Сендрингем. Его отец Френсис Брайант (1859-1938) в тот момент являлся чиновником секретариата принца Уэльского и сопровождал последнего практически во всех поездках. «По рождению, – написал Брайан о себе, – я принадлежу к тому же веку, что и Маколей, мистер Гладстон и Бенджамин Дизраэли. Это кое-что значит» ^[7]. Спустя более чем через пятьдесят лет после своего рождения, он все еще определял себя как позднего викторианца, появившегося на свет «в эпоху двухколесных кебов и котелков» и сохранившим викторианский дух до конца. Поскольку его отец служил Короне, то Артур с малых лет находился в атмосфере английского двора, знал его изнутри, и очень рано стал относиться к монархам, как к обычным людям, несущим бремя чрезвычайной ответственности. Когда в 1901 году умерла королева Виктория и на престол вступил Эдуард VII, Френсис Брайант сопровождал короля в его официальную резиденцию – Бэкингемский дворец – где ему также была выделена официальная резиденция – Ридженси Хаус, находившаяся в дворцовом парке. Почти четыре года Артур был единственным ребенком в семье, которому уделялось все внимание, пока в 1903 году не появился на свет его брат, Филипп (1903-1960), ставший священником и капелланом Харроу. Артур глубоко любил и уважал своих родителей, хотя, как и в любой другой семье, принадлежавшей к околоаристократическим кругам и всячески подражавшей им, детям уделялось часто лишь формальное и декларированное внимание. О своем отце Брайант писал: «Это был человек исключительно методичный и честный, всегда державший свое слово и всегда руководствовавшийся неизменными и непоколебимыми правилами, основанными на работе. За исключением выходных его день никогда не менялся – завтрак, затем холодная ванная и зарядка – в восемь и ни минутой позже; короткая прогулка в Сент-Джеймском или Грин-парке с моей няней, моим братом и мною перед тем как пересечь дворцовую площадку и попасть к себе в офис: маленькая прямая фигурка, одетая в обязательную высокую шляпу и сюртук, соответствовавший его профессии...» ^[8]Его мать была гораздо моложе отца и посвящала большую часть своего времени, как это и было положено женщине ее положения, благотворительности, участию в различных комитетах и «ведению домашнего хозяйства». «Раз в неделю, по ее „домашним” дням, я обычно спускался, чтобы вести запинающиеся и вынужденные разговоры с ее посетителями, или, иногда, когда она была в одиночестве и мне было позволено сбежать из детской, я изображал бурную помощь в приведении в порядок счетов различных школ, подкармливанию которых... она посвящала большую часть своего времени и таланта...»
   Очень часто в биографии историков принято включать стандартную фразу: «с детства был окружен книгами», «много читал» и т. д. Артур был окружен книгами, но для будущего историка читал немного и лишь то, что было ему как ребенку интересно. Среди таких книжек были «История Англии» для детей, «Всемирная история» Мэри Синдж, включавшая поэтические названия и простые и краткие описания исторических событий, Киплинг, «Война на полуострове» Нэпира и «История Европы» Элисона ^[9]. Однако самым интересным чтением был еженедельник «Иллюстрированные лондонские новости», поскольку по всей газете были размещены великолепные картинки из лондонской жизни. Из этих книг Артуру, конечно же, больше всего нравились описания войн и полководцев. Он все время огорчал своего младшего брата, темперамент которого был менее воинственным и более мирным. Филипп устраивал игрушечные королевские покои, а Артур все время рушил кропотливо поддерживаемый порядок. К школьному возрасту Артур был абсолютно уверен, что он хочет стать военным. «На земле, возможно, и существовали вещи, более привлекательные, чем батальон пехотинцев в красных мундирах, марширующий по одной из лондонских улиц в рассветных сумерках, или эскадрон улан – весь в голубом и пурпурном, блистающий серебром, – но мои мальчишеские глаза не замечали этих вещей. То, что было хорошо для того, чтобы охранять короля Англии и оказать ему и (с вежливой сдержанностью) его гостям честь, было достаточным для меня. В то время я считал, что знаю мундиры всех полков британской армии. Серое бесчестье хаки – вестника постыдного пацифизма – все еще витало в непредсказуемом будущем...»
   В школе Артура считали беспокойным ребенком, хотя хулиганом он не был, зато был капитаном школьной футбольной команды. Практически на всех уроках он создавал планы глобального завоевания, чертил схемы и карты, воображая себя новым Цезарем или Наполеоном. В возрасте 12 лет Артур был отдан в одну из самых престижных аристократических школ Англии – Гарроу. Гарроу относился к разряду так называемых «public schools»,однако значение «общественный» вряд ли можно понимать буквально. Школы эти получили свое развитие в конце XVII века, когда стало развиваться светское образование и доступ к этому образованию получили прежде всего дети из аристократических семей. Хорошее образование считалось необходимым компонентом политического опыта и политической карьеры. Известно, что Джон Локк посвятил свой знаменитый «Трактат о воспитании» воспитанию именно джентльмена, которому в будущем предстояло управлять страной. В этом смысле public schoolsсоздавали необходимую среду для воспитания будущих политических деятелей. Уинстон Черчилль учился в Гарроу, когда он стал премьером, многие посты в его кабинете заняли его друзья со школьной скамьи. Поэтому выбор школы не был случайным. Родители Брайанта следовали традиционной модели воспитания джентльмена, принятой в английской аристократической и околоаристократической среде, и именно таким образом они проявляли заботу о будущем ребенка. Брайант позже напишет об историческом значении такого рода школ: «Их историческая функция, как я ее вижу, заключалась в том, чтобы заставить рожденных в тепличных условиях рано прочувствовать, что такое непогода и буря, с которыми простые люди вынуждены сталкиваться в своем незащищенном существовании каждый день. В мире, где неравенство любого сорта кажется неискоренимым, даже если это неравенство между комиссаром и бравым партийцем, должно быть что-то, что заставляло бы отпрысков привилегированных семей узнать, что значит получить под зад ногой, еще до того, как моральное состояние будет менее уязвимым...»
   Действительно, Гарроу, так же, как Итон, Винчестер и Вестминстер, три другие аристократические школы, совершенно не был похож на частные пансионы, академии и другие школы для богатых американского или французского образца. В школе соблюдалась жесткая дисциплина и иерархия, титулы и любые другие знаки социального отличия оставлялись за порогом школы. Ученики Гарроу не были просто равными, они в этой школе были последними: преподаватели (в основном священники) относились к ним как к одноклеточным существам, из которых еще предстояло создать сложный мыслящий организм. К тому же в таких школах существовала жесткая дедовщина и принцип силы: драки между мальчиками были неискоренимы, увечьями потом гордились, а сильнейший становился чем-то вроде тирана или диктатора, которому остальные беспрекословно подчинялись ^[10]. Программа обучения в Гарроу оставалась классической даже в начале XX века: кроме общеобразовательных предметов, знание которых считалось обязательным, то есть истории, географии, литературы, латынь занимала центральное место среди иностранных языков, хотя ими и не пренебрегали (французский и немецкий считались необходимыми), совсем недавно (с 60-х гг. XIX века) были введены математика и биология (которая традиционно именовалась естественной историей). Артур не испытывал, как он позже вспоминал, особого счастья от пребывания в Гарроу: «Возвращение с каникул было всегда кошмаром, который до сих пор иногда мучает меня по ночам», и все же он любил свою школу больше, чем занятия в Оксфордском университете, где был гораздо счастливее. Артур объяснял свое состояние следующим образом: «Теперь я вижу, что мое несчастное состояние в школе было обусловлено не тем, что меня задирали, ибо меня не задирали, и даже не тем, что я скучал по дому, а тоска моя была значительна, хотя только временами болезненна, но существованием определенной сухости и отсутствием цвета и света и неразрывно связанного с ними вдохновения, что довлело над школой тогда и, возможно, довлеет до сих пор, и что неизменно сопровождает жизнь школы...» Однако две традиции Брайант любил: конец семестра в школе Гарроу и матч по крикету Гарроу-Итон. Конец семестра всегда отмечался в Гарроу фестивалем песен: мальчики исполняли как старые традиционные песни школы, так и новые, сочиненные особо талантливыми учениками. Брайант почти до самой своей смерти бывал на фестивале каждый год. Черчилль посетил этот фестиваль зимой 1941 года, когда Англия вместе с Европой и СССР переживала самые трудные дни. Вместе с мальчиками и многими другими выпускниками Гарроу (среди которых был и Брайант) он исполнил старую песню:
   Вот в чем урок:

 
Никогда, никогда, никогда
Совершая великие дела
Или обычной жизнью живя
Не пренебрегай честью и здравым смыслом.
 

   Видимо, Черчилль, как и многие другие выпускники этой школы, сохранили в себе эти простые истины, которые заучивались посредством песен и оставались навсегда.
   Ежегодный матч по крикету между командами Гарроу и Итона являлся (и является до сих пор) одним из самых знаменательных событий для всей Англии. Во-первых, это своего рода инициация для мальчиков, особенно для тех, которым больше всего доставалось в течение учебного года. С другой стороны, матч этот демонстрировал родителям результаты пребывания их отпрысков в школах: победа той или иной команды воспринималась не только как личный триумф, но и как дело национальной важности. Брайант принял участие в таком матче в лето накануне Первой Мировой войны. Весь британский истеблишмент или аристократия, если использовать традиционно европейское название, которое прекрасно выражает суть британской элиты, находился на этом матче. Горделивые дамы в немыслимых туалетах и шляпах со страусиными перьями, окруженные респектабельными джентльменами в безукоризненных сюртуках и котелках, отбросив всякие приличия, болели за своих детей, бесновались при каждом прибавлении очков. Родители Брайанта были очень горды своим сыном, когда команда Гарроу победила.
   1915/16 учебный год был выпускным для Артура Брайанта, однако все выпускники мечтали о фронте. Брайант также рвался на передовую. Учителя характеризовали его как тихого и ничем не выдающегося ученика, который не высказывал никакой особой заинтересованности в каких-либо предметах. Но решающей была встреча Брайанта с Джорджем Таунсендом Уорнером, который преподавал историю на последнем курсе. Уорнер был отличным историком и не менее выдающимся педагогом, который сумел привить Брайанту не просто интерес к замечательным событиям прошлого, но серьезную рефлексию на настоящее посредством прошлого. Брайант был не первым, кто попался в сети Уорнеровского таланта: первым был Джордж М. Тревельян, великий английский социальный историк и впоследствии близкий друг Брайанта. В первом семестре Уорнер мало замечал Артура, но после первого же написанного им эссе, стал проявлять больше интереса. В конце года речь зашла о продолжении занятий в Кембриджском университете (ибо сам Уорнер был Кембриджским выпускником). Перед Брайантом возникла дилемма: в его намерения входило поступить на военное отделение Гарроу, затем пройти годовое обучение в Сандхурсте (самом лучшем военном колледже страны) и затем отправиться на фронт. С другой стороны, Кембридж давал возможность поступить в летную школу и отправиться на войну сразу же по достижении 18 лет. Поэтому Брайант внял совету Уорнера и поступил в Кембридж. По возвращении с летних каникул Брайант узнал, что Джордж Таунсенд Уорнер умер, что было для него огромным ударом, но это лишь укрепило в нем принятое решение. Зимой 1916 года он был принят в Пемброк Колледж Кембриджского университета, а следующим летом поступил в летные войска, получив параллельно премию школы Св. Хейлера на написание своей дипломной работы и стипендию школы Гарроу для особо одаренных учеников.
   Обучение в летной школе разочаровало прежде всего инструкторов Брайанта: его инструктор так боялся выпускать его в небо, что перед зачетным вылетом попросил несколько раз повторить как надо взлетать, садиться, управлять самолетом во время полета и как делать петлю. Брайант чуть не убил себя во время своего первого вылета, забыв, что штурвал следует тянуть на себя, а не поворачивать, как при ведении автомобиля. С другой стороны, и сам Брайант был разочарован, так как он считал, что если умеет хорошо читать карты, то ему будет чем заняться. Но выяснилось, что военная служба совершенно не предполагает работу с картами. В результате, когда Брайант отправился на фронт, его детская мечта стать военным сошла на нет. Но чувство долга у него было слишком сильным, как, впрочем, у любого патриота. Когда Брайант впервые увидел поле боя во Франции (в 1918 году), в нем, наверное, проснулось чувство исторического восприятия, заложенное Уорнером: «Передо мной лежала Голгофа, а на ней – черепа мертвецов. История была здесь. Я был всего лишь юнцом, недавно из Англии, и стоял на краю той великой эпохи, в которую втиснулся опыт многих столетий. Я явился немым свидетелем настоящего героизма, в котором я так и не принял участия. Поле битвы было все еще обнаженным: ни человек, ни природа не сделали ничего, чтобы лишить его всего этого ужаса и мертвечины. Здесь бок о бок лежали смелость и терпение, отчаяние и боль страданий, их мрачные очертания прятались под покровом ночи...» Брайант так и не участвовал в боевых действиях, но впечатление от войны оказало на него глубокое влияние, которое он пронес вплоть до второй великой войны – Второй Мировой.
   Брайант вернулся в Англию через два месяца после перемирия в 1919 году среди тысяч других молодых людей, которые жаждали оказаться дома и не подозревали, что теперь им будет гораздо сложнее вливаться в мирную жизнь. Проблема потерянного поколения хорошо артикулирована в немецкой и французской литературе. О такого рода проблемах в Британии мы знаем мало. Тем не менее английские юноши мало чем отличались от французских или немецких. Их психика также была сломана войной, социализация также представляла большие проблемы. Однако положение англичан было осложнено тем, что они вернулись в мирное общество, мало затронутое войной и разрухой, тогда как их континентальные собратья вместе со своим обществом поднимали страну после войны. От британских юношей требовали быть такими же, как до войны, чего они уже не могли, от них требовали быть гражданскими в гражданском обществе. Артур особенно глубоко почувствовал это при встрече с отцом. Война научила его быть самостоятельным, и именно тогда он начал свою жизнь, оставив родительский дом, и, поступив в Оксфорд, отказался от продолжения военной карьеры, что также было последствием полученного им опыта. Брайант поступил именно на историческое отделение, впервые четко определив свой интерес к истории, на сей раз выношенный и обдуманный интерес. Однако Брайант намеревался быть практиком, а не посвятить себя научной работе. Поэтому, проведя два с половиной года в Квинс Колледже на специальном курсе для бывших военнослужащих и закончив его с отличием, он продолжать обучение не стал, о чем сильно сожалел его тютор Р. X. Ходкин ^[11], специалист по англосаксам.
   Именно во время обучения в Оксфорде другая идея Брайанта, вынесенная им из своего военного опыта, нашла обоснование. Это была очень неопределенная мысль о том, что каждый должен что-то внести в улучшение человечества в целом. Особенно остро он почувствовал это, столкнувшись с реальностью за стенами университета: «Нет ничего исключительного в том, что чувствительный юноша сильно пугается того, что он находит в реальном мире. Это случается все время: возможно, с каждым из нас. Мир полон несправедливости, уродливости и жестокости, и таким он был всегда. Вполне естественно, что благородные и пылкие молодые люди, распираемые оптимистическим чувством того, каким должен быть мир, оказываются устрашенными и возмущенными тем, каким он часто оказывается...» Взгляды Брайанта сильно расходились с позицией его отца, который был в это время возведен в рыцарское достоинство, и как-то потом пожаловался королю, что он боится, что в его доме завелся своего рода большевик! Брайант избрал карьеру учителя. Хотя, как и всякий выпускник Оксфорда из хорошей семьи, он имел на выбор достаточное количество приличных мест, но отказался как от поста редактора английской родословной книги «Пэрства» Берка, места в министерстве иностранных дел, помощника одного из колониальных губернаторов, так и от поста главы аристократической школы Винчестер. Вместо этого он подал прошение в школу Лондонского провинциального совета взять его учителем, что для человека его положения было немного необычным и нетрадиционным. Его друзья по Оксфорду и Гарроу, а он регулярно проводил с ними время (обычно два или три раза в неделю) в клубе в Ноттиг Дейле ^[12], хотя и не осудили его решения, но были несколько удивлены эксцентричностью поведения Брайанта.
   А. Брайант стал хорошим и популярным учителем. Кроме того, он добровольно работал в детской библиотеке в Сомрес Таун (это были лондонские трущобы), которая находилась в доме, где жил Диккенс и носила его имя. Здесь он читал детям стихи, а также приглашал детских поэтов на поэтические вечера (его вечера посетили Мейзфилд и У. Деламэр) ^[13]. Брайант активно принимал участие в пропаганде учительства, сотрудничая с либеральной газетой Дейли Ньюз. В 1922 году его пригласили на конференцию под названием «Новые идеалы в образовании», во время которой своими докладами и репликами он привлек внимание молодого, динамичного и прогрессивного директора комитета по образованию графства Кембридж Генри Морриса. В то время Моррис занимался реформой сельского образования, и он предложил Артуру Брайанту стать принципалом (директором) Школы Искусств, Ремесел и Технологий ^[14]в Кембридже. Так Брайант стал самым молодым директором колледжа в Англии – ему тогда было 24 года. Его основной задачей стало найти баланс между техническими и гуманитарными дисциплинами, чтобы получаемое образование гармонично развивало личность ребенка. «В то время, – писал Брайант, – между гуманитариями и технарями лежала пропасть. Те, кто был на стороне гуманитарных наук, являлись преданными учениками Уильяма Морриса ^[15]. Они носили длинные волосы и верили в печатные машинки. Их оппоненты были страстными защитниками любых механизмов, исключительно точны и изобиловали вощенными усами. Я не принадлежал ни к кому из них». Именно тогда он смог применять свои воззрения на практике, поскольку в его руках находилась определенная власть. Убеждение в необходимости хорошего образования Брайант пронес через всю свою жизнь. Даже его академические работы были написаны с целью просветить своих соотечественников в области реальности и идеалов своего собственного исторического наследия. «Дело обучения молодежи, возможно, является имеющим наиболее важные последствия из всех дел, которых касаются руки человека... Главная цель образования, кажется мне, должна быть в том, чтобы заставить ребенка понять, тем или иным способом, его часть и цель в безбрежной и бестолковой драме человеческого существования».
   С 1923 по 1925 гг. Брайант полностью посвятил себя образовательной реформе. Его вкладом в нее было преобразование традиционной гуманитарной школы в главный технический колледж Восточной Англии. И ему это удалось. К 1925 году этот колледж действительно стал одним из важнейших технических учебных заведений страны. Помимо профессиональной и общественной деятельности, Артур, конечно же, не забывал и о развлечениях и ухаживаниях. В те времена, по воспоминаниям его первой жены, он был высоким брюнетом, красивым и исключительно обаятельным, за что и нравился противоположному полу. Но Брайант был воспитан в строгой викторианской манере, а это означало, что «если ты чувствуешь так сильно, что желаешь поцеловать девушку, то ты должен на ней жениться». Плоды воспитания дали о себе знать, и в возрасте 25 лет он женился на Сильвии Шейкерли, дочери чеширского джентльмена сэра Уолтера Шейкерли. Познакомились они на рауте в доме ее отца. «Сильвия была красива, как дрезденская фарфоровая статуэтка, я протанцевал с ней весь вечер, затем мы оказались в саду под луной, я поцеловал ее и внезапно мы обнаружили себя помолвленными!», – так Брайант впоследствии пересказал историю своего ухаживания своему секретарю Памеле Стрит, которая написала о нем книгу ^[16]. Помолвка, однако, не была принята на ура обеими семьями. В то время как Шейкерли, старая дворянская семья, не доверяли своему прогрессивному и энергичному, да еще к тому же и молодому зятю (средний возраст вступления в первый брак в Англии был намного выше – около 28-30 лет), то Брайанты, не без оснований, считали, что их сын еще не готов к семейной жизни. Они поженились в конце лета 1924 года, и в качестве приданого Сильвия Шейкерли Брайант среди всего прочего преподнесла своему мужу совершенно не нужные, на ее взгляд, бумаги, архив семьи Шейкерли. Когда Брайант впервые просмотрел бумаги, они захватили его – здесь были судебные дела, записи, письма, различного рода лицензии и сертификаты, королевские ордонансы и т. д. почти за пять столетий, касающиеся жизни Чешира. Теперь все свое свободное время Брайант посвящал чтению этих манускриптов. Они-то и напомнили ему, что он историк, заговорив с ним, как живые люди. Именно благодаря этому архиву появился Артур Брайант – историк.