Страница:
Александрович хвалится сейчас перед инспектором, но не открыто, а
очень хитро: ведь если даже такое пустяковое происшествие для его
школы - чрезвычайное, то как же замечательна - должен подумать
инспектор - эта школа!
Валерий повернулся, чтобы выйти из учительской, но Ксения
Николаевна остановила его:
- Подождите меня, Саблин, одну минуту.
Она сложила тетради в портфель и вышла вместе с Валерием. В
коридоре она сказала:
- Не пойти ли нам с вами без долгих отлагательств туда, где вас
вчера остановили эти... удальцы-молодцы?
- А зачем, Ксения Николаевна? - удивился Валерий.
- Как - зачем? Если есть в этой компании наши старшеклассники -
узнаю их. Что-нибудь им подходящее скажу. Если не наши - разведаю, что
за молодцы такие.
Валерий замялся. Она спросила просто и не обидно, как о
житейском:
- Может быть, вы побаиваетесь? Тогда не стоит, конечно.
- Так я не за себя - за вас, - ответил Валерий.
Он вообразил себе на минуту, как грузная, седая Ксения
Николаевна, в своем тяжелом пенсне с очень толстыми стеклами, пытается
усовестить хулиганов...
Ему захотелось как-нибудь предотвратить эту бесполезную встречу.
Пока он подбирал слова, Ксения Николаевна сказала:
- Давайте условимся: вы, что бы ни было, ни во что не
ввязывайтесь. Предоставьте уж все мне.
...У ворот двора, где накануне остановили его и Игоря, никого не
было. Валерий был немного разочарован. К тому же слегка беспокоило: не
подумает ли Ксения Николаевна, что он все придумал?
- Никого нету, - сказал он виновато.
- И запал наш зря пропал, - заметила Ксения Николаевна, коротко,
устало рассмеявшись. - Что же... значит, в другой раз.
- Да, конечно... - Валерию все-таки неловко перед учительницей. -
А вам вообще-то не в эту сторону нужно было?
- Это совсем неважно, - говорит Ксения Николаевна бегло и другим
голосом продолжает: - На будущее давай условимся: нужно что-нибудь -
обращайся ко мне. Если я не в школе, то дома. И вот мой телефон. - Она
записывает номер на листочке, приблизив к нему стекла пенсне. -
Пожалуйста.
- Спасибо... А вы - наш классный руководитель?
- Да, взяла ваш класс, верно. Всего хорошего, Валерий.
- До свидания.
- Будь здоров!
Они расходятся в разные стороны. Один раз Валерий оглядывается
вслед учительнице, потом идет быстрее.
...Дома Валерий застает мать.
Он знает наперед, что она спросит:
"Все благополучно?"
Мать всегда осведомляется об этом со жгучим, но мгновенно
гаснущим, едва он ответит утвердительно, интересом. Подробности ей
неважны. А Валерий иногда не прочь бы - сегодня особенно - поговорить
подробно. Поэтому на всегдашнее: "Все благополучно?" - он пожимает
плечами и, точно раздумывая, произносит:
- Я бы, пожалуй, мам, на завод работать пошел...
(Уходить из школы на завод он не собирается. Это просто попытка
заинтересовать, вызвать расспросы о школе.)
Для Ольги Сергеевны его слова - совершенная неожиданность. Но она
спокойно спрашивает только:
- На какой же завод?
- Ну, на какой... На Второй часовой, например, учеников набирают.
Мать нарезает круглый домашний пирог (сегодня суббота), наливает
чаю себе и Валерию.
- Ты решил стать часовщиком? - спрашивает она, напирая на слово
"решил".
И Валерий еще раз убеждается: с матерью можно говорить только
напрямик.
Он сказал о заводе - значит, она станет расспрашивать, в каком
цехе он будет учеником, долго ли продлится его ученичество, сколько
времени займет езда до Второго часового. Вопроса "Тебя тянет на завод
или тебе не по душе в школе?" она не задаст: она никогда не задает
наводящих вопросов и сама не отвечает уклончиво.
- Понимаешь ли... - тянул Валерий, соображая, как бы перевести
разговор на свою школу. - Вообще-то говоря...
Мать вдруг перебила его:
- Может, тебе просто не терпится приносить в дом заработок? Да?
Он покраснел, жалея, что на самом деле не думал об этом, и
наклонил голову.
Мать потрепала его по щеке, по затылку, на мгновение притянула к
себе.
- Тебе нечего об этом думать, - проговорила она, поднимаясь из-за
стола. - Ведь нам хватает.
Вот такая у него мама. Она представляет его себе лучшим, чем он
есть, и неприятно тут только одно: то, что никакими успехами ему не
удается ее удивить. Когда в конце четверти он приносит дневник, она
спрашивает вскользь, без трепета:
- Все пятерки?
- Одна четверка.
Ольга Сергеевна кивает - так приблизительно и предполагала. А
ведь многих товарищей Валерия родители в таких случаях встречают на
пороге:
- Покажи-ка дневник!
Парень медленно, растягивая удовольствие, достает дневник, с
деланной угрюмостью протягивает родителям, и - о эффект! - с
выражением зыбкого счастья на лицах созерцают папа и мама тройки на
местах почти неизбежных двоек.
- Молодец! - говорят они. - Не подкачал.
И в доме праздник.
Раньше Валерию недоставало, чтоб мать гордилась его отметками.
Теперь он к ее сдержанности привык. Правда, иногда, как сегодня,
хочется, чтоб она его выспросила обо всех делах. Но в конце концов он
мог бы и сам поделиться с нею.
- Я что-то устала, - говорит Ольга Сергеевна. - Заснуть бы
сегодня пораньше... Так в школе, Валерий, все благополучно?
И, прежде чем он успевает ответить, она уже дремлет.
Валерия и Кавалерчика вызвали на заседание комитета комсомола. В
пионерской комнате за длинным столом, накрытым кумачом, сидел весь
вновь избранный состав комитета: Игорь Гайдуков и Стасик Станкин,
соседка Валерия по парте Лена Холина, несколько незнакомых девочек.
Была здесь и классная руководительница 9-го "Б" Зинаида Васильевна
Котова.
Над их головами висели портреты членов штаба "Молодой гвардии".
Тяжелое бархатное знамя дружины стояло возле. Лица членов комитета
показались Валерию необычно торжественными, и на несколько мгновений
застучало сердце: "Случилось что-то важное..."
- Хотим тебя, Саблин, утвердить вожатым. Ты как к этому? -
спросил Гайдуков, новый секретарь комитета.
- Вожатым отряда пятого "Б", - пояснила Зинаида Васильевна. -
Какое у вас отношение к работе, которую вам собираются доверить?
- Отношение? Что ж... - говорит Валерий кисло.
Хоть это ему и по душе - возиться с малышами и опекать их, - но,
как ни странно, он не доволен, а раздосадован сейчас. После недолгих
секунд, когда ему чудилось, что произошло важное и внезапное, большая
перемена в его судьбе, Валерий чувствует себя так, будто у него были
какие-то определенные ожидания и он в них обманут. Так бывает с ним в
последнее время. В первый раз это было весной - он шел из школы по
мостовой, спасаясь от капели, пробирался по бугристому ледяному насту
двора, грязному насту в трещинах и каналах, по которым зима стекала в
калитку на улицу, где были одни только потоки: ни снега, ни льда.
Тогда он ощутил вдруг, что дома его ждет удивительная новость. Но дома
было, как обычно, без перемен. Эта обычность ошарашила, почти подавила
его.
Потом, летом, он как-то возвращался домой после дня, проведенного
за городом, в лесу, - и опять, как весной, казалось Валерию: его
что-то ждет. Однако дома с утра ничего не изменилось, а Валерий поник
так, будто не сбылось обещанное.
- Валерий, - сказал Гайдуков, - вообще-то это я предложил тебя
назначить вожатым... Мы с ним вышли как-то после уроков вместе, -
обратился Игорь к членам комитета. - Я его от школы тяну, а он видит:
малыши за школой собираются - и в момент учуял неладное. Я бы внимания
не обратил, а оказалось, правда, пацаны боятся переулком идти: с них
там какие-то наглецы налог взимают насильственным путем. Ну вот... Я
подумал, у Саблина, как говорится, душа лежит к мальцам... Но, -
обратился он к Валерию, - если это не по тебе, так мы можем другую
работу поручить.
- Нет, - возразил Валерий, - не надо. Это верно по мне.
- Очень хорошо, товарищи, - сказала Зинаида Васильевна, - что
Саблин берется за дело с охотой. Надо бы пояснить, какие у него будут
задачи. Но сначала два слова о реплике Гайдукова. Он в своей
довольно-таки короткой реплике употребил два слова, нарушающих чистоту
языка. Какие это были слова? Это были слова "пацан" и "малец". Многие
наши учащиеся засоряют свою речь. Мы сегодня будем обсуждать поступок
Ляпунова, который в этом особенно, так сказать, преуспел. И, мне
кажется, Гайдукову, секретарю комсомольского комитета, культурному
юноше, не стоит пользоваться словечками вроде "пацан".
- У меня вопрос к вам, Зинаида Васильевна, - сказал Гайдуков
спокойно, - каким словом я, секретарь комитета, должен заменять слово
"пацан"?
- Говорите "мальчик", - немедленно отозвалась Котова.
- Хорошо, мальчик, - согласился Гайдуков.
- Дер кнабе, дас кинд! - выпалил вдруг Кавалерчик.
- Что? - не расслышала Зинаида Васильевна.
- Я просто так, - сказал Борис.
- А все-таки?
- По-немецки "мальчик" - "дер кнабе", - дружелюбно сообщил
Станкин.
- По-моему, это не имеет никакого отношения к делу, - нахмурилась
Котова.
- Абсолютно, - вежливо кивнул Стасик.
- Пацан лучше! - решительно произнесла Лена Холина, которая до
этой минуты не проронила ни звука и только покусывала в задумчивости
кончик косы.
- Лучше кого?.. - не понял Гайдуков.
- Можно мне сказать? - Лена спохватилась, что не взяла слово. -
Мальчик может быть и большой и маленький. - А пацан - это именно
маленький мальчик. Поэтому пацан - лучше. Точнее.
- Правильно! - дружно поддержали Лену девочки-комитетчицы. - Раз
уж...
- Холина допускает ошибку, - вмешалась Зинаида Васильевна. - Вы
должны учиться говорить литературным языком. И не надо свою речь
бессмысленно засорять.
- Зинаида Васильевна, а "Педагогическая поэма" написана
литературным языком? - кротко спросила Лена.
- Ну конечно! - тотчас ответила Котова.
- Так вот, в "Педагогической поэме" Макаренко все время называет
маленьких мальчиков пацанами, - не повышая голоса, но глядя на Зинаиду
Васильевну торжествующими глазами, объявила Лена. - Значит, он тоже,
как я, допускал ошибку?
И все в упор, с яростным любопытством смотрели на Котову: как она
станет выбираться из положения?
Котова минуту была в замешательстве. Сказать, что ошибался
Макаренко, она не смела. Признаться, что ошиблась сама, - не умела.
- Давайте будем поскромнее, - сказала Зинаида Васильевна с
оттенком наставительности, - не будем себя на одну доску ставить с
выдающимися писателями. А лучше повнимательнее будем следить за своей
собственной речью, чтоб она была чище, без вульгарных словечек...
Перейдем к товарищу Ляпунову.
- Разрешите мне... - начал было Валерий, желая вступиться за
Лену, но Игорь замахал на него рукой. Валерий сел.
И перешли к Ляпунову.
Оказалось, что Ляпунов называл одноклассников "ложкомойниками".
Ребята не обижались, но девочкам это не понравилось. И вот Ляпунов их
иначе почти и не величает - только "ложкомойницами". Девочки
оскорбляются.
Члены комитета в один голос втолковывали Ляпунову, что дразнить
так девочек - глупо и бессмысленно; что голова дана человеку, чтобы
думать; что он, "не мозгуя, тормозит налаживание дружбы с девочками",
как выразился Станкин.
Ляпунов принял нахлобучку как должное. Он не отрицал, что глупо
дразнил, мало думал, безмозгло тормозил. Но особенной вины за собой,
видимо, все же не чувствовал и увещевающе повторял, что оскорблять
никого не хотел: просто привязалось словечко и с языка не сходит.
- Жаргонное словечко, - вставила Котова.
- Наверное, да, - подтвердил Ляпунов с видом человека, который
хотя и не в курсе дела, но вполне доверяет чужой учености.
После этого Котова долго еще поучала Ляпунова. Она цитировала
высказывание Ломоносова о русском языке, постановление Моссовета о
поведении подростков в общественных местах, поговорку "С кем
поведешься, от того и наберешься" и закон о равноправии женщин. Все
это было верно: и то, что говорил Ломоносов, и то, что постановил
Моссовет, и то, что вещала поговорка, и то, что провозглашал закон. Но
все это было хорошо известно, а главное, едва ли касалось Ляпунова,
который умел вести себя в общественных местах и на права женщин
посягал ничуть не больше, чем на права мужчин. И потому он выслушал
все терпеливо, но без уважения. Ребята видели это. После того как
Ляпунов не "для порядка", а вполне искренне признал: виноват, - вопрос
для них был исчерпан. И они томились.
Выйдя из школы, члены комитета разделились на две группы. Девочки
шли немного впереди, мальчики - сзади. Иногда расстояние между ними
как бы случайно укорачивалось, они шумно перекидывались несколькими
фразами, а потом снова либо девочки независимо ускоряли шаг, либо
мальчики небрежно отставали. (Не очень-то, мол, за вами гонимся!..)
Некоторое время шли так - не врозь и не вместе.
- Здорово Лена Зинаиду Васильевну поддела! - нарочно громко
сказал Гайдуков. - Опять девчата нам умственное превосходство
показали!
Польщенные девочки приостановились. Граница между группами
стерлась.
- А Зинаида-то не приняла боя! - заметил Ляпунов. - Так, мной
заслонилась... Лучше б меня не было, ей-богу... - Он сделал
неожиданный шутовской жест: будто на себя, опостылевшего, рукой
махнул.
Ребята рассмеялись.
- Она поспешно заслонилась Ляпой, - веселился Кавалерчик, - а
перед нами не поставила задач! Тебе известны твои задачи, а, Валерий?
- Мне известны его задачи, - вмешался Игорь Гайдуков и
преувеличенно внушительным тоном отчеканил: - Значит, так: подтянуть
пятый "Б", стать опорой классного руководителя пятого "Б", покончить с
разболтанностью отдельных пионеров пятого "Б". Осознал, мальчик?
- Нет, правда, ребята, пятиклассники такие разболтанные бывают,
что просто возмутительно, - сказала девочка, державшая Лену под руку.
- У "Художественного" спекулируют безбожно, - пожаловался
Ляпунов, закурив и затянувшись.
- Одни у "Художественного" наживаются, другие в переулке, от
школы в двух шагах, малышей обирают. Слыхал?.. Игорь говорил, -
вмешался Станкин.
- При чем Игорь? - рассердился Ляпунов. - Сам я, что ли, не видал
этих ложкомойников?!
- Ой! Опять он! - притворно ужаснулись девочки. - Как не стыдно!
Слово давал!
- Виноват, - опомнился Ляпунов, - само вырвалось... Я к тому,
что...
- Постой, - прервал Гайдуков. - Где к тебе, в конце концов,
прилипло это самое... то, что само вырывается?
- Слышал от одного типа, - ответил Ляпунов, - по амнистии его
выпустили. С нашего двора. Там такая компания! - Ляпунов присвистнул.
- На мокрое дело пошли бы - я и то б не удивился.
- А что такое "мокрое дело"? - робко полюбопытствовали притихшие
девочки.
- Убийство, - снисходительно пояснил Ляпунов.
- И эти все... они, значит, у вас во дворе скрываются? -
спросила, понизив голос, девочка, сокрушавшаяся по поводу
разболтанности пятиклассников.
- Почему скрываются? - возразил Ляпунов. - Они по вечерам во
дворе в карты режутся - всему дому слышно. Тут и употребляются, как
Зинаида Васильевна называет, жаргонные словечки. А чтоб
расплачиваться, им деньги нужны. Я и думаю: не они ли у малышей в
карманах шарят?
- Ты предполагаешь, они рецидивисты? - осведомился Станкин.
Ляпунов в раздумье покачал головой.
- Там, по-моему, разные... - начал он и запнулся. - Ребята,
только чтоб никому! По-честному!
Ребята тесно обступили Ляпунова.
- Ну? - проговорил Валерий.
И тогда Ляпунов рассказал, что "тип" пробовал его приваживать. В
карты играть звал. Намекал, что можно бы здорово подзаработать...
- А зачем мне, когда мне отец, сколько прошу, дает? - прервал
себя в этом месте Ляпунов.
- А если б отец мало давал? - холодно спросил Станкин.
- Все одно себя марать не к чему, - ответил Ляпунов и продолжал:
- Когда я наотрез отказался, он и говорит: "Напрасно гнушаешься, из
твоей же школы ребята с нами контакт держат".
Игорь и Валерий молча переглянулись.
Ляпунов снова попросил ребят не болтать.
И, как бы оправдывая настойчивость повторной просьбы, напоследок
заметил:
- Жизнь-то все же одна... - Попрощавшись, он скрылся в воротах
своего дома.
После этого девочки спросили, не проводят ли их мальчики до дому.
Теперь ведь с каждым днем темнеет все раньше. Вопрос был задан
почему-то вполголоса.
Валерий, Игорь и Стасик Станкин охотно взялись проводить девочек.
- А скажите, - обратился к девочкам Станкин, - до этого года...
собственно, до того, как мы стали учиться вместе, у вас в школе и
правда все было замечательно? Тишь да гладь?..
- Тиши... то есть тишины, может быть, было действительно больше,
- сказала одна из девочек.
- И скуки, - добавила Лена. - Успеваемость, средний процент
успеваемости... - произнесла она монотонно и сделала гримасу.
- Но с дисциплиной небось гладко? - спросил Валерий.
- Да ничего, - сказала неохотно Лида Терехина. - По-всякому...
- А вы между собой не дрались? - осведомился Гайдуков с большим
любопытством.
- Это-то нет. Но вообще...
- Для чего вспоминать?! - перебила Лена.
Все замолчали. Видя, что девочки немного приуныли, мальчики
попытались возобновить полушутливый и веселый разговор, который
завязался вначале.
- Дети! - предложил Гайдуков. - Повторим наказ новоиспеченному.
Итак... - Игорь окинул всех взглядом, как дирижер, проверяющий
готовность оркестрантов. - Итак: задача Валерия - добиться, чтоб пятый
"Б" был достоин нашей школы, которая уже много лет служит...
- ...примером всем школам района! - хором закончили девочки эту
хорошо знакомую фразу.
...Когда ребята по очереди довели до самых дверей всех девочек,
кроме Лены, Гайдуков толкнул в бок Станкина и сказал:
- Лена, мы со Стасиком немного торопимся. Одно дело у нас... Так
тебя Валерий один проводит. Охрана вполне надежная: боксер высокого
класса!
И Валерий внезапно остался с Леной наедине.
- Ты на самом деле боксер? - с интересом спросила Лена.
- Учусь пока, занимаюсь в секции.
- Давно?
- Год.
Она оглядела его профиль.
- Говорят, у всех боксеров носы приплюснутые, - сказала Лена, - а
у тебя, по-моему, обыкновенный, курносый.
- Не сломали еще, - пояснил он сухо.
- Удалось сберечь?
Разговор о собственном носе, сбереженном и курносом, был для
Валерия отчаянно труден.
- Да, - ответил он. - Вот я хотел тебя спросить... - Он еще не
знал в эту секунду, о чем спросить, но "переменить пластинку" нужно
было немедля. - Действительно, Макаренко называет мальчишек
пацанами?..
Лена в упор посмотрела на Валерия так, будто он совершил нечто
невообразимое, непростительное.
"Что такое?" - встревожился он.
Затем она чуть улыбнулась, как человек, еще надеющийся, что,
может быть, услышанное - не дурная новость, а просто глупая шутка.
- Ты разве не читал "Педагогическую поэму"?
- Не читал. Слыхал про нее, конечно, а так что-то не попадалась.
- Ну, понятно, - сказала Лена пренебрежительно.
Странно! Она больше ничего не добавила, шла по-прежнему рядом, но
все переменилось. Он чувствовал себя уже не спутником и защитником
Лены, а так, словно непрошеный увязался за нею. Ему было очень
неудобно идти и молчать. И так же нелегко - заговорить.
- Что же, без этой книжки, - выдавил из себя Валерий, - и прожить
нельзя? - И ухмыльнулся, заботясь больше всего о том, чтобы не было
заметно его смущение.
Лена тотчас отчужденно ответила:
- Смотря как прожить!..
Валерий не преминул бы съязвить в свою очередь, но не успел: Лена
остановилась.
- Ну, я уже пришла, - сказала она. - До свидания.
Оказалось, что напротив - ее подъезд. Ему было знакомо это
высокое, темно-серого камня здание с выпуклыми римскими цифрами на
фронтоне. Цифр было так много, что на ходу Валерию никогда не
удавалось вычислить, в каком году дом воздвигнут.
- До свидания, - ответил Валерий и таким тоном, словно делает
Лене уступку, добавил: - Ладно, книжку я прочитаю.
Лена пожала плечами и направилась к своему подъезду. На ходу
обернувшись, она безразлично проронила:
- Могу тебе дать.
- Если можешь, пожалуйста. Я читаю быстро.
- Ну, зайди на минутку.
- Лучше вынеси...
Все-таки он поднялся с нею в лифте на пятый этаж, но в квартиру
не вошел, а остался ждать на лестничной площадке. Через минуту Лена
вынесла ему книгу и, слегка кивнув, сразу затворила за собой дверь.
На улице Валерий открыл портфель, но толстая книга не влезала в
него. Тогда он вынул из портфеля несколько учебников, и
"Педагогическая поэма" поместилась. Учебники Валерий зажал под мышкой.
В этот день учителя не раз обращали внимание на то, что Саблин
очень рассеян. И недаром. Он думал только о предстоящей встрече со
своими пионерами. Даже тогда, когда вопрос учителя бывал так прост,
что руки дружно поднимали все, Валерий продолжал сидеть с безучастным
видом. Единственный ученик, не тянувший вверх руки, бросался, конечно,
в глаза. Сначала Валерия вызвал к доске физик, в результате чего
напротив фамилии Саблина появился в журнале вопросительный знак,
похожий на недописанную двойку. Затем ему предложила отвечать Ксения
Николаевна. Это было досаднее всего, потому что перед нею ему особенно
не хотелось срамиться.
Девочки, которые учились у Ксении Николаевны давно, окружали ее
имя почтительным ореолом. Между прочим, они рассказывали, что Ксении
Николаевне предлагали несколько раз преподавать в институте, но она
отказывалась, не желая оставлять школу. Рассказывали, как она строга,
и любили вспоминать подробности этой необыкновенной строгости. Со слов
девочек Валерий усвоил, что у Ксении Николаевны не бывает любимчиков;
что она не ставит пятерок отличнику, "чтоб не испортить табель", как
говорят иногда. Ответ решает для нее все, а не соседние оценки в
дневнике. И как раз по этой причине она без колебаний ставит пятерку в
дневник, где на фоне троек эта пятерка кажется загадочной и
диковинной.
Валерий радовался, слыша о Ксении Николаевне такого рода истории.
Они были ему по душе. Ему только не приходило в голову, что строгие
замечания, суровую и точную оценку знаний может заслужить и он сам.
И вот после того как он ответил слабо, несколькими громоздкими
фразами из учебника, которых не прослоил даже своими словами, Валерий
ждал, что скажет Ксения Николаевна, что поставит. Она не может сказать
ничего хорошего, да, пожалуй, снисходительность была бы для него и
вовсе невыносима...
Ксения Николаевна сказала:
- Вы знаете кое-что, но отвечаете беспомощно. Не владеете
материалом, хотя, я вижу, читали.
Она поставила ему тройку и, возвращая дневник, безжалостно
заметила:
- Если б в ходу были плюсы и минусы, я бы вам поставила с
минусом.
У Валерия на душе - гадко, он чувствует себя недостойным даже
обращения на "вы". Вернувшись за парту, он не смотрит на Лену.
Перед тем как вызвать следующего ученика, Ксения Николаевна еще
раз обращается к нему.
- Вам придется много работать в этой четверти, - говорит она, -
потому что во второй я буду требовать от вас только отличных ответов.
Вы в состоянии их давать.
На последнем уроке он, по выражению Кавалерчика, "схлопотал еще
трояк". Но это его мало тронуло. Уже ничто не могло отвлечь Валерия от
мысли о первой встрече с пионерами, до которой оставался какой-нибудь
час.
"Главное, - размышлял он, - ребятам должно быть интересно. Один
скучный сбор - и я пропал. Сегодня я с ними коротко, чего воду-то
лить... Может, просто спросить: какие у кого стремления?"
...У двери 5-го "Б" Валерия остановил Игорь.
- Твои на месте, в полном составе, - сказал он. - Сейчас
приступишь к воспитательной работе. Ты, Валер, вот что: поимей в виду
одну вещь... Хорошо б, если получится, выведать, кто к мальцам
присосался. После откровенностей Ляпунова, задавалы этого, нужно все
же доискаться.
Валерий энергично кивнул: правильно.
- Ты почуял, кстати, - продолжал Гайдуков, - что он для фасона
все это... Перед девчатами покрасоваться. А нам с тобой стал бы он
говорить, жди! Так что опять, выходит, слава девчатам!
Валерий подумал, что у них с Игорем часто совпадают впечатления.
Когда Ляпунов, понизив голос, поверял им секреты, ему тоже
казалось, что тот красуется. И удивляло, что Ляпунов с одинаковой
гордостью рассказывал обо всем: о том, что отец дает ему денег вволю,
о том, что "тип" предлагал ему примкнуть к темной компании, и о том,
что он от этого отказался.
- Счастливо! - бросил Гайдуков сосредоточенно молчавшему Валерию.
Из учительской вышла классная руководительница 5-го "Б", которой
предстояло познакомить пионеров с новым вожатым.
Классная руководительница представила Валерия и ушла.
- Теперь я буду вашим вожатым, - глядя в стол, сказал Валерий,
хотя это было уже известно ребятам. - Давайте решим, какими делами вы
будете заниматься, и наметим план на первую четверть, - проговорил он
так медленно, точно изъяснялся на чужом языке и про себя согласовывал
слова в роде, числе и падеже.
Ребята, не отвечая, о чем-то шептались. И Валерий ощутил, что,
кажется, все сорвалось и пропало. С ним случались такие "заскоки",
если он что-либо неудачно начинал. Стоило ему, отлично помня урок, в
начале ответа ненароком ошибиться и увидеть недовольное лицо учителя,
как он начинал мямлить и, тоскливо сознавая, что все губит, уже не мог
себя переломить. Если учитель не сетовал ободрительно: "Ну, что ты
бубнишь, Саблин, ведь знаешь же материал!" - Валерий после обреченного
бормотания "засыпался".
И сейчас он был на пороге провала и мечтал лишь о том, чтоб
встреча прошла хоть как-нибудь, хоть по-обычному, только б гладко...
Валерий с усилием поднял глаза на ребят и сразу приметил
несколько знакомых лиц. Это были мальчики, которые при нем и при Игоре
перелезали через забор. Они смотрели на него с любопытством, и вообще
очень хитро: ведь если даже такое пустяковое происшествие для его
школы - чрезвычайное, то как же замечательна - должен подумать
инспектор - эта школа!
Валерий повернулся, чтобы выйти из учительской, но Ксения
Николаевна остановила его:
- Подождите меня, Саблин, одну минуту.
Она сложила тетради в портфель и вышла вместе с Валерием. В
коридоре она сказала:
- Не пойти ли нам с вами без долгих отлагательств туда, где вас
вчера остановили эти... удальцы-молодцы?
- А зачем, Ксения Николаевна? - удивился Валерий.
- Как - зачем? Если есть в этой компании наши старшеклассники -
узнаю их. Что-нибудь им подходящее скажу. Если не наши - разведаю, что
за молодцы такие.
Валерий замялся. Она спросила просто и не обидно, как о
житейском:
- Может быть, вы побаиваетесь? Тогда не стоит, конечно.
- Так я не за себя - за вас, - ответил Валерий.
Он вообразил себе на минуту, как грузная, седая Ксения
Николаевна, в своем тяжелом пенсне с очень толстыми стеклами, пытается
усовестить хулиганов...
Ему захотелось как-нибудь предотвратить эту бесполезную встречу.
Пока он подбирал слова, Ксения Николаевна сказала:
- Давайте условимся: вы, что бы ни было, ни во что не
ввязывайтесь. Предоставьте уж все мне.
...У ворот двора, где накануне остановили его и Игоря, никого не
было. Валерий был немного разочарован. К тому же слегка беспокоило: не
подумает ли Ксения Николаевна, что он все придумал?
- Никого нету, - сказал он виновато.
- И запал наш зря пропал, - заметила Ксения Николаевна, коротко,
устало рассмеявшись. - Что же... значит, в другой раз.
- Да, конечно... - Валерию все-таки неловко перед учительницей. -
А вам вообще-то не в эту сторону нужно было?
- Это совсем неважно, - говорит Ксения Николаевна бегло и другим
голосом продолжает: - На будущее давай условимся: нужно что-нибудь -
обращайся ко мне. Если я не в школе, то дома. И вот мой телефон. - Она
записывает номер на листочке, приблизив к нему стекла пенсне. -
Пожалуйста.
- Спасибо... А вы - наш классный руководитель?
- Да, взяла ваш класс, верно. Всего хорошего, Валерий.
- До свидания.
- Будь здоров!
Они расходятся в разные стороны. Один раз Валерий оглядывается
вслед учительнице, потом идет быстрее.
...Дома Валерий застает мать.
Он знает наперед, что она спросит:
"Все благополучно?"
Мать всегда осведомляется об этом со жгучим, но мгновенно
гаснущим, едва он ответит утвердительно, интересом. Подробности ей
неважны. А Валерий иногда не прочь бы - сегодня особенно - поговорить
подробно. Поэтому на всегдашнее: "Все благополучно?" - он пожимает
плечами и, точно раздумывая, произносит:
- Я бы, пожалуй, мам, на завод работать пошел...
(Уходить из школы на завод он не собирается. Это просто попытка
заинтересовать, вызвать расспросы о школе.)
Для Ольги Сергеевны его слова - совершенная неожиданность. Но она
спокойно спрашивает только:
- На какой же завод?
- Ну, на какой... На Второй часовой, например, учеников набирают.
Мать нарезает круглый домашний пирог (сегодня суббота), наливает
чаю себе и Валерию.
- Ты решил стать часовщиком? - спрашивает она, напирая на слово
"решил".
И Валерий еще раз убеждается: с матерью можно говорить только
напрямик.
Он сказал о заводе - значит, она станет расспрашивать, в каком
цехе он будет учеником, долго ли продлится его ученичество, сколько
времени займет езда до Второго часового. Вопроса "Тебя тянет на завод
или тебе не по душе в школе?" она не задаст: она никогда не задает
наводящих вопросов и сама не отвечает уклончиво.
- Понимаешь ли... - тянул Валерий, соображая, как бы перевести
разговор на свою школу. - Вообще-то говоря...
Мать вдруг перебила его:
- Может, тебе просто не терпится приносить в дом заработок? Да?
Он покраснел, жалея, что на самом деле не думал об этом, и
наклонил голову.
Мать потрепала его по щеке, по затылку, на мгновение притянула к
себе.
- Тебе нечего об этом думать, - проговорила она, поднимаясь из-за
стола. - Ведь нам хватает.
Вот такая у него мама. Она представляет его себе лучшим, чем он
есть, и неприятно тут только одно: то, что никакими успехами ему не
удается ее удивить. Когда в конце четверти он приносит дневник, она
спрашивает вскользь, без трепета:
- Все пятерки?
- Одна четверка.
Ольга Сергеевна кивает - так приблизительно и предполагала. А
ведь многих товарищей Валерия родители в таких случаях встречают на
пороге:
- Покажи-ка дневник!
Парень медленно, растягивая удовольствие, достает дневник, с
деланной угрюмостью протягивает родителям, и - о эффект! - с
выражением зыбкого счастья на лицах созерцают папа и мама тройки на
местах почти неизбежных двоек.
- Молодец! - говорят они. - Не подкачал.
И в доме праздник.
Раньше Валерию недоставало, чтоб мать гордилась его отметками.
Теперь он к ее сдержанности привык. Правда, иногда, как сегодня,
хочется, чтоб она его выспросила обо всех делах. Но в конце концов он
мог бы и сам поделиться с нею.
- Я что-то устала, - говорит Ольга Сергеевна. - Заснуть бы
сегодня пораньше... Так в школе, Валерий, все благополучно?
И, прежде чем он успевает ответить, она уже дремлет.
Валерия и Кавалерчика вызвали на заседание комитета комсомола. В
пионерской комнате за длинным столом, накрытым кумачом, сидел весь
вновь избранный состав комитета: Игорь Гайдуков и Стасик Станкин,
соседка Валерия по парте Лена Холина, несколько незнакомых девочек.
Была здесь и классная руководительница 9-го "Б" Зинаида Васильевна
Котова.
Над их головами висели портреты членов штаба "Молодой гвардии".
Тяжелое бархатное знамя дружины стояло возле. Лица членов комитета
показались Валерию необычно торжественными, и на несколько мгновений
застучало сердце: "Случилось что-то важное..."
- Хотим тебя, Саблин, утвердить вожатым. Ты как к этому? -
спросил Гайдуков, новый секретарь комитета.
- Вожатым отряда пятого "Б", - пояснила Зинаида Васильевна. -
Какое у вас отношение к работе, которую вам собираются доверить?
- Отношение? Что ж... - говорит Валерий кисло.
Хоть это ему и по душе - возиться с малышами и опекать их, - но,
как ни странно, он не доволен, а раздосадован сейчас. После недолгих
секунд, когда ему чудилось, что произошло важное и внезапное, большая
перемена в его судьбе, Валерий чувствует себя так, будто у него были
какие-то определенные ожидания и он в них обманут. Так бывает с ним в
последнее время. В первый раз это было весной - он шел из школы по
мостовой, спасаясь от капели, пробирался по бугристому ледяному насту
двора, грязному насту в трещинах и каналах, по которым зима стекала в
калитку на улицу, где были одни только потоки: ни снега, ни льда.
Тогда он ощутил вдруг, что дома его ждет удивительная новость. Но дома
было, как обычно, без перемен. Эта обычность ошарашила, почти подавила
его.
Потом, летом, он как-то возвращался домой после дня, проведенного
за городом, в лесу, - и опять, как весной, казалось Валерию: его
что-то ждет. Однако дома с утра ничего не изменилось, а Валерий поник
так, будто не сбылось обещанное.
- Валерий, - сказал Гайдуков, - вообще-то это я предложил тебя
назначить вожатым... Мы с ним вышли как-то после уроков вместе, -
обратился Игорь к членам комитета. - Я его от школы тяну, а он видит:
малыши за школой собираются - и в момент учуял неладное. Я бы внимания
не обратил, а оказалось, правда, пацаны боятся переулком идти: с них
там какие-то наглецы налог взимают насильственным путем. Ну вот... Я
подумал, у Саблина, как говорится, душа лежит к мальцам... Но, -
обратился он к Валерию, - если это не по тебе, так мы можем другую
работу поручить.
- Нет, - возразил Валерий, - не надо. Это верно по мне.
- Очень хорошо, товарищи, - сказала Зинаида Васильевна, - что
Саблин берется за дело с охотой. Надо бы пояснить, какие у него будут
задачи. Но сначала два слова о реплике Гайдукова. Он в своей
довольно-таки короткой реплике употребил два слова, нарушающих чистоту
языка. Какие это были слова? Это были слова "пацан" и "малец". Многие
наши учащиеся засоряют свою речь. Мы сегодня будем обсуждать поступок
Ляпунова, который в этом особенно, так сказать, преуспел. И, мне
кажется, Гайдукову, секретарю комсомольского комитета, культурному
юноше, не стоит пользоваться словечками вроде "пацан".
- У меня вопрос к вам, Зинаида Васильевна, - сказал Гайдуков
спокойно, - каким словом я, секретарь комитета, должен заменять слово
"пацан"?
- Говорите "мальчик", - немедленно отозвалась Котова.
- Хорошо, мальчик, - согласился Гайдуков.
- Дер кнабе, дас кинд! - выпалил вдруг Кавалерчик.
- Что? - не расслышала Зинаида Васильевна.
- Я просто так, - сказал Борис.
- А все-таки?
- По-немецки "мальчик" - "дер кнабе", - дружелюбно сообщил
Станкин.
- По-моему, это не имеет никакого отношения к делу, - нахмурилась
Котова.
- Абсолютно, - вежливо кивнул Стасик.
- Пацан лучше! - решительно произнесла Лена Холина, которая до
этой минуты не проронила ни звука и только покусывала в задумчивости
кончик косы.
- Лучше кого?.. - не понял Гайдуков.
- Можно мне сказать? - Лена спохватилась, что не взяла слово. -
Мальчик может быть и большой и маленький. - А пацан - это именно
маленький мальчик. Поэтому пацан - лучше. Точнее.
- Правильно! - дружно поддержали Лену девочки-комитетчицы. - Раз
уж...
- Холина допускает ошибку, - вмешалась Зинаида Васильевна. - Вы
должны учиться говорить литературным языком. И не надо свою речь
бессмысленно засорять.
- Зинаида Васильевна, а "Педагогическая поэма" написана
литературным языком? - кротко спросила Лена.
- Ну конечно! - тотчас ответила Котова.
- Так вот, в "Педагогической поэме" Макаренко все время называет
маленьких мальчиков пацанами, - не повышая голоса, но глядя на Зинаиду
Васильевну торжествующими глазами, объявила Лена. - Значит, он тоже,
как я, допускал ошибку?
И все в упор, с яростным любопытством смотрели на Котову: как она
станет выбираться из положения?
Котова минуту была в замешательстве. Сказать, что ошибался
Макаренко, она не смела. Признаться, что ошиблась сама, - не умела.
- Давайте будем поскромнее, - сказала Зинаида Васильевна с
оттенком наставительности, - не будем себя на одну доску ставить с
выдающимися писателями. А лучше повнимательнее будем следить за своей
собственной речью, чтоб она была чище, без вульгарных словечек...
Перейдем к товарищу Ляпунову.
- Разрешите мне... - начал было Валерий, желая вступиться за
Лену, но Игорь замахал на него рукой. Валерий сел.
И перешли к Ляпунову.
Оказалось, что Ляпунов называл одноклассников "ложкомойниками".
Ребята не обижались, но девочкам это не понравилось. И вот Ляпунов их
иначе почти и не величает - только "ложкомойницами". Девочки
оскорбляются.
Члены комитета в один голос втолковывали Ляпунову, что дразнить
так девочек - глупо и бессмысленно; что голова дана человеку, чтобы
думать; что он, "не мозгуя, тормозит налаживание дружбы с девочками",
как выразился Станкин.
Ляпунов принял нахлобучку как должное. Он не отрицал, что глупо
дразнил, мало думал, безмозгло тормозил. Но особенной вины за собой,
видимо, все же не чувствовал и увещевающе повторял, что оскорблять
никого не хотел: просто привязалось словечко и с языка не сходит.
- Жаргонное словечко, - вставила Котова.
- Наверное, да, - подтвердил Ляпунов с видом человека, который
хотя и не в курсе дела, но вполне доверяет чужой учености.
После этого Котова долго еще поучала Ляпунова. Она цитировала
высказывание Ломоносова о русском языке, постановление Моссовета о
поведении подростков в общественных местах, поговорку "С кем
поведешься, от того и наберешься" и закон о равноправии женщин. Все
это было верно: и то, что говорил Ломоносов, и то, что постановил
Моссовет, и то, что вещала поговорка, и то, что провозглашал закон. Но
все это было хорошо известно, а главное, едва ли касалось Ляпунова,
который умел вести себя в общественных местах и на права женщин
посягал ничуть не больше, чем на права мужчин. И потому он выслушал
все терпеливо, но без уважения. Ребята видели это. После того как
Ляпунов не "для порядка", а вполне искренне признал: виноват, - вопрос
для них был исчерпан. И они томились.
Выйдя из школы, члены комитета разделились на две группы. Девочки
шли немного впереди, мальчики - сзади. Иногда расстояние между ними
как бы случайно укорачивалось, они шумно перекидывались несколькими
фразами, а потом снова либо девочки независимо ускоряли шаг, либо
мальчики небрежно отставали. (Не очень-то, мол, за вами гонимся!..)
Некоторое время шли так - не врозь и не вместе.
- Здорово Лена Зинаиду Васильевну поддела! - нарочно громко
сказал Гайдуков. - Опять девчата нам умственное превосходство
показали!
Польщенные девочки приостановились. Граница между группами
стерлась.
- А Зинаида-то не приняла боя! - заметил Ляпунов. - Так, мной
заслонилась... Лучше б меня не было, ей-богу... - Он сделал
неожиданный шутовской жест: будто на себя, опостылевшего, рукой
махнул.
Ребята рассмеялись.
- Она поспешно заслонилась Ляпой, - веселился Кавалерчик, - а
перед нами не поставила задач! Тебе известны твои задачи, а, Валерий?
- Мне известны его задачи, - вмешался Игорь Гайдуков и
преувеличенно внушительным тоном отчеканил: - Значит, так: подтянуть
пятый "Б", стать опорой классного руководителя пятого "Б", покончить с
разболтанностью отдельных пионеров пятого "Б". Осознал, мальчик?
- Нет, правда, ребята, пятиклассники такие разболтанные бывают,
что просто возмутительно, - сказала девочка, державшая Лену под руку.
- У "Художественного" спекулируют безбожно, - пожаловался
Ляпунов, закурив и затянувшись.
- Одни у "Художественного" наживаются, другие в переулке, от
школы в двух шагах, малышей обирают. Слыхал?.. Игорь говорил, -
вмешался Станкин.
- При чем Игорь? - рассердился Ляпунов. - Сам я, что ли, не видал
этих ложкомойников?!
- Ой! Опять он! - притворно ужаснулись девочки. - Как не стыдно!
Слово давал!
- Виноват, - опомнился Ляпунов, - само вырвалось... Я к тому,
что...
- Постой, - прервал Гайдуков. - Где к тебе, в конце концов,
прилипло это самое... то, что само вырывается?
- Слышал от одного типа, - ответил Ляпунов, - по амнистии его
выпустили. С нашего двора. Там такая компания! - Ляпунов присвистнул.
- На мокрое дело пошли бы - я и то б не удивился.
- А что такое "мокрое дело"? - робко полюбопытствовали притихшие
девочки.
- Убийство, - снисходительно пояснил Ляпунов.
- И эти все... они, значит, у вас во дворе скрываются? -
спросила, понизив голос, девочка, сокрушавшаяся по поводу
разболтанности пятиклассников.
- Почему скрываются? - возразил Ляпунов. - Они по вечерам во
дворе в карты режутся - всему дому слышно. Тут и употребляются, как
Зинаида Васильевна называет, жаргонные словечки. А чтоб
расплачиваться, им деньги нужны. Я и думаю: не они ли у малышей в
карманах шарят?
- Ты предполагаешь, они рецидивисты? - осведомился Станкин.
Ляпунов в раздумье покачал головой.
- Там, по-моему, разные... - начал он и запнулся. - Ребята,
только чтоб никому! По-честному!
Ребята тесно обступили Ляпунова.
- Ну? - проговорил Валерий.
И тогда Ляпунов рассказал, что "тип" пробовал его приваживать. В
карты играть звал. Намекал, что можно бы здорово подзаработать...
- А зачем мне, когда мне отец, сколько прошу, дает? - прервал
себя в этом месте Ляпунов.
- А если б отец мало давал? - холодно спросил Станкин.
- Все одно себя марать не к чему, - ответил Ляпунов и продолжал:
- Когда я наотрез отказался, он и говорит: "Напрасно гнушаешься, из
твоей же школы ребята с нами контакт держат".
Игорь и Валерий молча переглянулись.
Ляпунов снова попросил ребят не болтать.
И, как бы оправдывая настойчивость повторной просьбы, напоследок
заметил:
- Жизнь-то все же одна... - Попрощавшись, он скрылся в воротах
своего дома.
После этого девочки спросили, не проводят ли их мальчики до дому.
Теперь ведь с каждым днем темнеет все раньше. Вопрос был задан
почему-то вполголоса.
Валерий, Игорь и Стасик Станкин охотно взялись проводить девочек.
- А скажите, - обратился к девочкам Станкин, - до этого года...
собственно, до того, как мы стали учиться вместе, у вас в школе и
правда все было замечательно? Тишь да гладь?..
- Тиши... то есть тишины, может быть, было действительно больше,
- сказала одна из девочек.
- И скуки, - добавила Лена. - Успеваемость, средний процент
успеваемости... - произнесла она монотонно и сделала гримасу.
- Но с дисциплиной небось гладко? - спросил Валерий.
- Да ничего, - сказала неохотно Лида Терехина. - По-всякому...
- А вы между собой не дрались? - осведомился Гайдуков с большим
любопытством.
- Это-то нет. Но вообще...
- Для чего вспоминать?! - перебила Лена.
Все замолчали. Видя, что девочки немного приуныли, мальчики
попытались возобновить полушутливый и веселый разговор, который
завязался вначале.
- Дети! - предложил Гайдуков. - Повторим наказ новоиспеченному.
Итак... - Игорь окинул всех взглядом, как дирижер, проверяющий
готовность оркестрантов. - Итак: задача Валерия - добиться, чтоб пятый
"Б" был достоин нашей школы, которая уже много лет служит...
- ...примером всем школам района! - хором закончили девочки эту
хорошо знакомую фразу.
...Когда ребята по очереди довели до самых дверей всех девочек,
кроме Лены, Гайдуков толкнул в бок Станкина и сказал:
- Лена, мы со Стасиком немного торопимся. Одно дело у нас... Так
тебя Валерий один проводит. Охрана вполне надежная: боксер высокого
класса!
И Валерий внезапно остался с Леной наедине.
- Ты на самом деле боксер? - с интересом спросила Лена.
- Учусь пока, занимаюсь в секции.
- Давно?
- Год.
Она оглядела его профиль.
- Говорят, у всех боксеров носы приплюснутые, - сказала Лена, - а
у тебя, по-моему, обыкновенный, курносый.
- Не сломали еще, - пояснил он сухо.
- Удалось сберечь?
Разговор о собственном носе, сбереженном и курносом, был для
Валерия отчаянно труден.
- Да, - ответил он. - Вот я хотел тебя спросить... - Он еще не
знал в эту секунду, о чем спросить, но "переменить пластинку" нужно
было немедля. - Действительно, Макаренко называет мальчишек
пацанами?..
Лена в упор посмотрела на Валерия так, будто он совершил нечто
невообразимое, непростительное.
"Что такое?" - встревожился он.
Затем она чуть улыбнулась, как человек, еще надеющийся, что,
может быть, услышанное - не дурная новость, а просто глупая шутка.
- Ты разве не читал "Педагогическую поэму"?
- Не читал. Слыхал про нее, конечно, а так что-то не попадалась.
- Ну, понятно, - сказала Лена пренебрежительно.
Странно! Она больше ничего не добавила, шла по-прежнему рядом, но
все переменилось. Он чувствовал себя уже не спутником и защитником
Лены, а так, словно непрошеный увязался за нею. Ему было очень
неудобно идти и молчать. И так же нелегко - заговорить.
- Что же, без этой книжки, - выдавил из себя Валерий, - и прожить
нельзя? - И ухмыльнулся, заботясь больше всего о том, чтобы не было
заметно его смущение.
Лена тотчас отчужденно ответила:
- Смотря как прожить!..
Валерий не преминул бы съязвить в свою очередь, но не успел: Лена
остановилась.
- Ну, я уже пришла, - сказала она. - До свидания.
Оказалось, что напротив - ее подъезд. Ему было знакомо это
высокое, темно-серого камня здание с выпуклыми римскими цифрами на
фронтоне. Цифр было так много, что на ходу Валерию никогда не
удавалось вычислить, в каком году дом воздвигнут.
- До свидания, - ответил Валерий и таким тоном, словно делает
Лене уступку, добавил: - Ладно, книжку я прочитаю.
Лена пожала плечами и направилась к своему подъезду. На ходу
обернувшись, она безразлично проронила:
- Могу тебе дать.
- Если можешь, пожалуйста. Я читаю быстро.
- Ну, зайди на минутку.
- Лучше вынеси...
Все-таки он поднялся с нею в лифте на пятый этаж, но в квартиру
не вошел, а остался ждать на лестничной площадке. Через минуту Лена
вынесла ему книгу и, слегка кивнув, сразу затворила за собой дверь.
На улице Валерий открыл портфель, но толстая книга не влезала в
него. Тогда он вынул из портфеля несколько учебников, и
"Педагогическая поэма" поместилась. Учебники Валерий зажал под мышкой.
В этот день учителя не раз обращали внимание на то, что Саблин
очень рассеян. И недаром. Он думал только о предстоящей встрече со
своими пионерами. Даже тогда, когда вопрос учителя бывал так прост,
что руки дружно поднимали все, Валерий продолжал сидеть с безучастным
видом. Единственный ученик, не тянувший вверх руки, бросался, конечно,
в глаза. Сначала Валерия вызвал к доске физик, в результате чего
напротив фамилии Саблина появился в журнале вопросительный знак,
похожий на недописанную двойку. Затем ему предложила отвечать Ксения
Николаевна. Это было досаднее всего, потому что перед нею ему особенно
не хотелось срамиться.
Девочки, которые учились у Ксении Николаевны давно, окружали ее
имя почтительным ореолом. Между прочим, они рассказывали, что Ксении
Николаевне предлагали несколько раз преподавать в институте, но она
отказывалась, не желая оставлять школу. Рассказывали, как она строга,
и любили вспоминать подробности этой необыкновенной строгости. Со слов
девочек Валерий усвоил, что у Ксении Николаевны не бывает любимчиков;
что она не ставит пятерок отличнику, "чтоб не испортить табель", как
говорят иногда. Ответ решает для нее все, а не соседние оценки в
дневнике. И как раз по этой причине она без колебаний ставит пятерку в
дневник, где на фоне троек эта пятерка кажется загадочной и
диковинной.
Валерий радовался, слыша о Ксении Николаевне такого рода истории.
Они были ему по душе. Ему только не приходило в голову, что строгие
замечания, суровую и точную оценку знаний может заслужить и он сам.
И вот после того как он ответил слабо, несколькими громоздкими
фразами из учебника, которых не прослоил даже своими словами, Валерий
ждал, что скажет Ксения Николаевна, что поставит. Она не может сказать
ничего хорошего, да, пожалуй, снисходительность была бы для него и
вовсе невыносима...
Ксения Николаевна сказала:
- Вы знаете кое-что, но отвечаете беспомощно. Не владеете
материалом, хотя, я вижу, читали.
Она поставила ему тройку и, возвращая дневник, безжалостно
заметила:
- Если б в ходу были плюсы и минусы, я бы вам поставила с
минусом.
У Валерия на душе - гадко, он чувствует себя недостойным даже
обращения на "вы". Вернувшись за парту, он не смотрит на Лену.
Перед тем как вызвать следующего ученика, Ксения Николаевна еще
раз обращается к нему.
- Вам придется много работать в этой четверти, - говорит она, -
потому что во второй я буду требовать от вас только отличных ответов.
Вы в состоянии их давать.
На последнем уроке он, по выражению Кавалерчика, "схлопотал еще
трояк". Но это его мало тронуло. Уже ничто не могло отвлечь Валерия от
мысли о первой встрече с пионерами, до которой оставался какой-нибудь
час.
"Главное, - размышлял он, - ребятам должно быть интересно. Один
скучный сбор - и я пропал. Сегодня я с ними коротко, чего воду-то
лить... Может, просто спросить: какие у кого стремления?"
...У двери 5-го "Б" Валерия остановил Игорь.
- Твои на месте, в полном составе, - сказал он. - Сейчас
приступишь к воспитательной работе. Ты, Валер, вот что: поимей в виду
одну вещь... Хорошо б, если получится, выведать, кто к мальцам
присосался. После откровенностей Ляпунова, задавалы этого, нужно все
же доискаться.
Валерий энергично кивнул: правильно.
- Ты почуял, кстати, - продолжал Гайдуков, - что он для фасона
все это... Перед девчатами покрасоваться. А нам с тобой стал бы он
говорить, жди! Так что опять, выходит, слава девчатам!
Валерий подумал, что у них с Игорем часто совпадают впечатления.
Когда Ляпунов, понизив голос, поверял им секреты, ему тоже
казалось, что тот красуется. И удивляло, что Ляпунов с одинаковой
гордостью рассказывал обо всем: о том, что отец дает ему денег вволю,
о том, что "тип" предлагал ему примкнуть к темной компании, и о том,
что он от этого отказался.
- Счастливо! - бросил Гайдуков сосредоточенно молчавшему Валерию.
Из учительской вышла классная руководительница 5-го "Б", которой
предстояло познакомить пионеров с новым вожатым.
Классная руководительница представила Валерия и ушла.
- Теперь я буду вашим вожатым, - глядя в стол, сказал Валерий,
хотя это было уже известно ребятам. - Давайте решим, какими делами вы
будете заниматься, и наметим план на первую четверть, - проговорил он
так медленно, точно изъяснялся на чужом языке и про себя согласовывал
слова в роде, числе и падеже.
Ребята, не отвечая, о чем-то шептались. И Валерий ощутил, что,
кажется, все сорвалось и пропало. С ним случались такие "заскоки",
если он что-либо неудачно начинал. Стоило ему, отлично помня урок, в
начале ответа ненароком ошибиться и увидеть недовольное лицо учителя,
как он начинал мямлить и, тоскливо сознавая, что все губит, уже не мог
себя переломить. Если учитель не сетовал ободрительно: "Ну, что ты
бубнишь, Саблин, ведь знаешь же материал!" - Валерий после обреченного
бормотания "засыпался".
И сейчас он был на пороге провала и мечтал лишь о том, чтоб
встреча прошла хоть как-нибудь, хоть по-обычному, только б гладко...
Валерий с усилием поднял глаза на ребят и сразу приметил
несколько знакомых лиц. Это были мальчики, которые при нем и при Игоре
перелезали через забор. Они смотрели на него с любопытством, и вообще