Страница:
исподлобья поглядел на ребят: всколыхнули ли в них что-либо его
слова?..
Ему мягко улыбнулась Лена. Поощрительно подмигнул Станкин.
Валерий взглянул на Гайдукова. Ошибиться было невозможно: Игорь
украдкой играл в "балду" с комитетчицей-десятиклассницей. Физиономия
его становилась попеременно то напряженно-озадаченной, то
лукаво-ликующей. И, когда партнерша, уже в тупике, морщила лоб,
отсрочивая поражение, Игорь смотрел на нее со свирепым нетерпением. Он
ушел в игру с головой.
Валерий оцепенел. Он не был пай-мальчиком и сам на скучных уроках
ухитрялся незаметно играть с соседом в "балду" - отчего не скоротать
время? Но сейчас... Как мог Игорь развлекаться пустяками, когда он,
Валерий, говорил о самых важных для школы вещах!
Вконец расстроенный, Саблин плохо соображал, что доказывала
Зинаида Васильевна. А она доказывала, что нет оснований подозревать
расправу там, где просто-напросто упали и ударились два ученика из-за
собственной разболтанности и несобранности.
- Давайте поэтому поборемся с разболтанностью отдельных учащихся
на переменах, - сказала Зинаида Васильевна.
Румяная девочка в накрахмаленном фартуке, с толстой холеной косой
- председатель совета дружины - записывала речь Зинаиды Васильевны в
тетрадь. Валерий смотрел на нее, и ему отчего-то было жаль аккуратную
девочку, хотя ругала Котова как раз его.
- По просьбе Саблина, - говорила Котова, - секретарь комитета
комсомола Гайдуков и я беседовали с Костяшкиным и Шустиковым, которых
Саблин считал обидчиками малышей. Но он подозревал их зря. Костяшкин
сейчас по всем предметам успевает, дисциплина у него прихрамывала в
прошлом. А Шустиков и вообще паренек скромный; он, правда, далек от
коллектива, однако стоит его, пожалуй, принять в комсомол - это его
втянет в коллектив. Ни о каких проступках этих ребят нам никто не
сообщал - не то что о "бедном мальчике" Хмелике, который попал снежком
в тот самый класс, где учится его вожатый Саблин! Какие Саблину надо
из этого извлечь уроки?..
Дальше Валерий некоторое время не слушал. К чему? Какие можно
извлечь уроки из того, чего на самом-то деле - он знает - в жизни не
было?.. Он только следил с полусонным любопытством за движением руки
председательницы совета дружины: кажется, много уже написала...
Потом Зинаида Васильевна возвысила голос. Валерий заставил себя
прислушаться.
- Саблин не смеет этого утверждать... У нас некому и некого
бояться! У нас замечательная школа, из которой вышли такие всем
известные люди...
И она назвала действительно славные имена людей, которые окончили
801-ю школу в предвоенные годы.
- И это вымысел, товарищи, - заканчивала Котова, - что мы молчим
о неблагополучии, опасаясь уронить себя в глазах района. Мы не молчим.
Могу сказать для доказательства, что мы, например, вовсе не собираемся
замазывать выходку Кавалерчика. Вся комсомольская организация будет
обсуждать дело Бориса Кавалерчика, который пытался у нас сеять страх.
- И тем ровным голосом, которым сообщают иногда особенно тревожные
новости, Зинаида Васильевна пояснила: - Сегодня, во время урока
географии в девятом "А" Кавалерчик крикнул: "Бомба!"
- И никто не испугался! - отчетливо, задорно добавила Лена Холина
в наступившей тишине.
- В этом мы разберемся самым подробнейшим образом, - заключила
Котова.
Тут поднялся со своего места Гайдуков.
- В сущности, - заключил Игорь, - тут все сказано. В поступке
Кавалерчика мы, конечно, разберемся. Я лично думаю... - Секретарь
комитета замолк, наморщил лоб и затем продолжал твердо: - Думаю, что
достаточно будет обсудить проступок Бориса на комсомольской группе. Не
вижу нужды, чтоб этим занималась вся комсомольская организация. Нет,
по-моему, такой нужды. А вообще дисциплина у нас, к сожалению,
хромает. Надо будет подтянуться. Об этом правильно говорили и Зинаида
Васильевна и Саблин.
Больше никто не брал слова. Председательница совета дружины
достала промокашку - такую же идеально чистую, гладкую и твердую, как
ее форменный фартук, - прикоснулась ею к непросохшим строчкам, после
чего бесшумно подула на них и спрятала тетрадь. Заседание кончилось.
В раздевалке Валерия остановил Игорь.
- Валер! - Он хлопнул Саблина по плечу. - Я что-то не уразумел,
что ты сегодня отмочил. Мне показалось, ты поначалу в философию
ударился, я и не стал слушать. Потом, смотрю, тебя Зинаида костит...
Ты насчет чего толковал?
- Ладно, проехали семеро на одном колесе, - ответил Валерий
пасмурно и пошел к дверям.
- Постой! - попросил Игорь.
Валерий обернулся.
Игорь минуту молчал, должно быть ища слова. Потом просто протянул
Валерию руку.
- Брось, Валер, - сказал он негромко, - это дело перекурим
как-нибудь.
Валерий не отвечал, с болью сознавая, что не может вот так,
легко, простить Игоря и дружить снова, ничего не затаив.
- Будь здоров, - пробормотал наконец Валерий и, на мгновение сжав
протянутую руку Игоря в запястье, быстро пошел прочь.
Он шагал по переулку, и в голове вертелась одна мысль: "Игорь не
друг, Игорь не друг!.."
Валерий не знал, что в действительности это не так.
Игорь ценил дружбу Валерия и ни в коем случае не желал ее терять.
Он просто не всегда верил в серьезность и нужность занятий, на которые
как секретарь комитета комсомола тратил немало времени. Случалось, что
Гайдуков - порой лениво, порой ретиво - занимался делами, которые
считал пустопорожними. Но Валерий не догадывался об этом.
И Валерий переживал крушение дружбы. Он то растравлял свою рану,
то думал о другом, тоже невеселом. Неужели теперь начнут "казнить"
Бориса?.. К чему?
Он был убежден, что Кавалерчик не может принести школе вреда. Не
может, нет!
Валерий ощутил вдруг усталость; голова обрела вес, ноги стали
ненадежно легки, - так бывает поздним вечером, после долгих часов
труда, когда завтрашний день не обещает радостей. Тут его догнала Лена
и окликнула:
- Саблин!
- Лена, - сказал Валерий виновато, - я Макаренко не вернул. Ты
извини. Завтра принесу.
- А хочешь, - ответила она, слегка задыхаясь (видно, запыхалась,
догоняя его), - я тебе его подарю? Ты сегодня замечательно выступал! Я
тебе это хотела сказать.
- Нет, серьезно?.. - спросил он, в одно время и просияв и оробев.
- Ты просто умник, вот кто! - энергично закончила Лена.
- Да нет... - запротестовал он. И, словно бы оправдываясь,
добавил: - Ну, в самом же деле, такое безобразие у нас в школе
творится! Хорошо бы, мы одни терпели, - главное, малышам от хулиганья
достается!
- Вот их обязательно надо как-то защитить, Валерий... Что-то
придумать. Пока наш комитет повернется... - Лена с досадой махнула
рукой. - В общем, получается: на комитет надейся, а сам не плошай.
- Я, конечно, пока что плошаю, Лена, ты права, - сказал Валерий,
принимая все на свой счет. - Но как, конкретно, быть? - Он,
раздумывая, закусил губу.
- Сегодня уже поздно... - Лена помедлила немного. - Может, завтра
вместе что-нибудь придумаем? Завтра ведь воскресенье.
Действительно, воскресенье. А он и позабыл... Обыкновенно же в
субботу это часто вспоминается. Значит, завтра свободный день, и они с
Леной увидятся не в школе!
- Давай, верно, попробуем придумать, - проговорил он, не
выказывая радости. - Может, что получится...
Оставалось условиться, где они встретятся, но об этом Валерий
стеснялся спросить. Он пробормотал только:
- У тебя телефон есть?
- Нет. А у тебя?
- Есть. В коридоре у нас. В общем, есть.
Он записал ей номер своего телефона, и Лена, прощаясь, пообещала:
- Я позвоню тебе завтра часа в два.
...С десяти часов утра Валерий стал бегать на телефонные звонки.
Он не мог допустить, чтобы трубку снял кто-нибудь, кроме него. Вдруг у
Лены в плане дня что-либо переменится, она позвонит не в два, а
раньше, к телефону подойдет домработница соседей Алена и, не
расслышав, как это с ней бывает, кого просят, скажет: "Таких нет.
Частна квартира"... И Валерий без устали бегал в коридор на звонки.
До двух она не позвонила. В два Валерий, выйдя в коридор, в упор
посмотрел на телефон, но тот был безмолвен. Валерий простоял возле
него несколько минут, держа руку на трубке. Звонок не раздавался. Он
снял трубку, услышал гудок: аппарат был исправен.
Валерий вернулся в комнату, присел. Посмотрел на часы - пять
минут третьего. Тут он вспомнил, что Лена обещала позвонить "часа в
два". Часа в два, а не в два часа! Значит, есть еще время.
Мать, лежавшая на диване с журналом, встала, потянулась и, лениво
коверкая слова в длинном зевке, слегка посетовала себе под нос:
- Что-то ты сегодня, Валерик, неприкаянный какой-то... - Потом
совсем другим голосом, озабоченным и внятным, она проговорила: - Надо
тебе сегодня ушанку покупать. В кепке уже холодно, а прошлогодняя твоя
зимняя - совершенно куцая; я вчера вынула из нафталина.
- Прохожу в кепке, - отозвался он беспечно.
Да он скорее с непокрытой головой встретил бы зиму, чем ушел из
дому сейчас, когда, может быть, еще позвонит Лена!
- Ну, это ты брось, - сказала мать категорически. - Пойдем-ка.
- Мама, я не могу, - ответил он.
Он и вправду не мог - и не только уйти. Ожидание поглощало его
без остатка. Он не мог продолжать донельзя будничного пререкания. Чем
привычнее было все вокруг, тем невероятней казалось, что эта обычность
нарушится звонком Лены.
Ольга Сергеевна не расспрашивала и не настаивала. Она деловито
обмерила голову Валерия клеенчатым сантиметром. Отбросив сантиметр в
ящик, плотно прижала ладонь к его лбу. Потом отняла ладонь, пристально
посмотрела ему в глаза:
- Здоров? - и отправилась за шапкой одна.
Стало немного легче. Телефон, однако, молчал. Обострившимся
слухом Валерий уловил, что кто-то в коридоре снял трубку. Оказалось,
что сосед, шестиклассник Женя, собирается звонить приятелю, чтоб
узнать у него, как решить задачу по алгебре. Валерий тотчас сказал,
что поможет ему сам. И телефон, оставшийся незанятым, зазвонил
наконец. Женя крикнул:
- Валерий, тебя!
Валерий нарочито медленно, чтобы утишить сердцебиение, подошел,
кашлянул и, изловчившись, произнес почти равнодушно:
- Да?..
- Валер, ты? - услышал он и, еще не зная, кто это, испытал
опустошительное разочарование: голос был мужской. - Чем занимаешься?..
Теперь Валерий узнал Игоря Гайдукова. Он не обрадовался. В ту
минуту его волновало только одно: Игорь занимает телефон. Игорь же
сначала очень обстоятельно рассказал о спектакле в ТЮЗе, на котором
только что побывал, потом подышал в трубку и спросил:
- Как, серчаешь еще?
- Да, - ответил Валерий.
- Вот я и слышу, - сказал Гайдуков. - Так вот, брат, не виноват я
перед тобой. По трем, значит, причинам...
"По трем причинам!" - ужаснулся Валерий, представив себе, как
Лена, пока Игорь излагает эти причины, без толку пытается дозвониться
и, отчаявшаяся, уходит из автоматной будки... Душа не лежала мириться
с Игорем, но главным для Валерия было - тотчас закончить разговор. И
он поспешно ворчливо перебил:
- Ладно, чего долго рассуждать! Может, и верно, ты не виноват.
Хватит про это!
- То-то и оно! - проговорил удовлетворенно Гайдуков. - Ну, будь
здоров. Может, сегодня заскочу. Пока!
Валерий со вздохом повесил трубку.
В три она не позвонила. В четыре - тоже. Валерии, сутулясь, ходил
по комнате и гадал: "Заболела? Но вчера была здорова. Раздумала? Но
почему? Просто забыла? Едва ли..."
В половине пятого зашел за "Комсомольской правдой" Владимир
Андреевич, отец Жени. (Соседи выписывали разные газеты и потом давали
их друг другу читать.) Остановившись в дверях, он спросил Валерия:
- Случилось что-нибудь?..
- Да нет, ничего, - ответил Валерий и перестал ходить по комнате.
Он сел, и стало явственно слышным тиканье стенных часов. Каждое
"тик-так" отдаляло его от двух часов, когда звонок был реален. Он
вышел в коридор, словно там, где не было часов и тиканья, время
проходило не так скоро и не так пугающе безостановочно.
Вернулась из магазина мать, и это говорило только о том, что
приближается вечер. Она щелкнула выключателем. Свет лампы был
неприятен - еще одно подтверждение того, что наступает вечер.
Приоткрыла дверь Марина Петровна, мать Жени, и позвала Ольгу
Сергеевну с Валерием "на чашку чая". Такие общие чаепития или ужины
часто устраивали по воскресеньям дружившие между собой соседи.
Особенно по вкусу это было матерям - хождение в гости избавляло то
Марину Петровну, то Ольгу Сергеевну от хозяйственных хлопот. Кроме
того, Женя, страдавший отсутствием аппетита, в гостях и при гостях ел,
по словам Марины Петровны, куда охотнее. Это также было немаловажно.
Едва соседи собрались за столом, раздался телефонный звонок.
Валерий метнулся было из комнаты, но Владимир Андреевич его опередил.
- Это меня! - крикнул он из коридора.
Придя в комнату после короткого разговора с приятелем, он
заговорщически осведомился у Валерия:
- Что, должна позвонить она?
- Должна была... товарищ один... - пробормотал Валерий.
- Понятно, - сказал Владимир Андреевич. - Все-таки ждать звонка в
теплой квартире куда веселей, чем ожидать прихода девушки около
какого-нибудь памятника. Мне вот, - продолжал Владимир Андреевич, -
Марина одно из первых свиданий назначила около памятника Пушкину. Я
ждал ее полчаса без результата, потом хлынул ливень, и под ним я
простоял еще полчаса. Причем я был совершенно один на площади - все
укрылись в подъездах, или под навесами, или, наконец, куда-нибудь
бежали, - а я торчал у памятника, боялся, что Марина придет и
огорчится, если не застанет меня на условленном месте. А она пришла,
когда дождь утих, сухая - ни одной капли на нее не упало, - аккуратная
такая и неторопливая. Оказалось, на пятнадцать минут она решила
опоздать заранее. Пошел дождь - она решила переждать. Прошел дождь -
она отправилась на свидание, ничуть не сомневаясь, что я окажусь на
условленном месте...
- Попробовал бы ты на нем не оказаться! - грозно произнесла
Марина Петровна улыбнувшись.
- И после этого ты на ней женился? - спросил пораженный Женя.
- Да! - ответил Владимир Андреевич с притворно сокрушенным
вздохом. - Именно так.
- А я, например, - сказал Женя почти наставительно, - очень ценю
в людях точность. И на неточном человеке ни в коем случае не женюсь.
- Ладно, увидим. Молоко допивай, - сказала Марина Петровна.
"Значит, это у них у всех так водится... Не только Лена... -
сумрачно соображал Валерий, не чувствуя себя тем не менее
сколько-нибудь утешенным. - Что ж..."
Зазвонил телефон.
- Будьте добры, Валерия... Валерий?! Ты, наверное, меня уже знать
не хочешь?
- Что ты! Почему?.. - возразил он.
- Тут у меня мама прихворнула немного. Не могла ее оставить. А
сейчас папа пришел, я сразу выбежала к автомату... - Она смолкла.
Слово теперь, видимо, было за ним.
- Погуляем? - предложил он.
- Погуляем... - согласилась Лена. - Хотя погода вообще-то жуткая.
- Может, тогда... может, ко мне зайдешь?
- А ты где живешь?.. - спросила она колеблясь.
- Близко! Тут совсем близко! Если проходным - две минуты. Хотя ты
проходным не пойдешь, - спохватился он, подумав, что девочки,
наверное, не пользуются проходными дворами. - Да все равно - рукой
подать.
Он стал с воодушевлением, с уймой подробностей объяснять, как
сказочно короток, прям, прост путь до его дома.
Лена сказала, что сейчас придет. И тут, вопреки всему, что
растолковал, Валерий испугался вдруг, что она не найдет дороги, станет
плутать, и велел ей оставаться у автомата на площади - он сам за ней
прибежит.
Мать сразу заметила, как переменился в лице Валерий, когда он,
уже в пальто, заглянул к Марине Петровне.
- Мама, - заговорил он быстро и возбужденно, - я сейчас
вернусь!.. Нет, ничего не произошло. Сейчас ко мне зайдет мой товарищ,
с которым мы на одной парте сидим. Вот и все.
Почему-то он говорил о Лене в мужском роде, несмотря на то что
соседям предстояло, конечно, ее увидеть, и вообще не к чему было
напускать туман.
- А как фамилия товарища? - спросила мать. - Это не Гайдуков?
- Его фамилия Холина, - ответил Валерий, продолжая упрямо
говорить о Лене в мужском роде. - Мы сейчас придем. - И, желая
показать, что во всем этом нет решительно ничего потайного, добавил,
убегая: - Женька, ты заходи! Мы тебе по алгебре поможем.
Чего хотелось Валерию в тот вечер? Его желания были определенны:
чтобы Лена понравилась матери сильно, восхитила бы ее, чтобы мать не
показалась Лене замкнутой, суховатой и непременно приглянулась; чтобы
все втроем они о чем-нибудь весело беседовали - пусть, например, мать
примется подтрунивать над тем, как косноязычно он выражается: это у
нее получается забавно и необидно.
Но вышло все немного по-другому.
Мать, как это случалось с ней только в минуты большого смущения,
была церемонно и как-то даже старомодно вежлива. Стол оказался очень
хорошо сервированным - так хорошо и тщательно, что это ошеломило в
первую очередь самого Валерия, который и разостланную узорчатую
скатерть и расставленную на ней посуду - ободок черный с золотом -
видел до этого в употреблении не более трех раз в жизни.
Ольга Сергеевна угощала Лену, чересчур часто осведомляясь, не
подлить ли ей чаю, а Валерий, морща лоб, силился вспомнить что-нибудь
очень смешное. Ему казалось, что сейчас самое важное - рассмешить мать
и Лену: это разрядит напряжение. Но он не мог ничего припомнить.
Внезапно вошел Женя, причесанный и одетый так, как мальчики его
возраста бывают причесаны и одеты лишь в дни именин. Поздоровавшись,
Женя сел за стол напротив Лены и стал молча в упор на нее смотреть.
- Тебе задачу помочь решить? Мы это в два счета... - сказал
Валерий, объясняя Женино появление.
- Задача решена, - кратко ответил на это Женя, не отрывая от Лены
внимательных глаз.
"Черт, как его вытурить? - подумал Валерий, готовый провалиться
сквозь землю. - Он, кажется, рано спать ложится..."
Тут Валерию повезло. Постучала Марина Петровна:
- Женечка, домой! Пора спать.
Женя покорно встал. Но, прежде чем увести его, Марина Петровна
стала зачем-то оживленно рассказывать, каким был Валерия в детстве.
Она сообщила, что он не терпел купаний в корыте, что он - удивительно!
- охотно раздаривал свои игрушки друзьям, что он был задиристым, но на
редкость рассудительным мальчиком, и, наконец, что он совсем не играл
с девочками - никогда их не принимал в мальчишечьи игры.
- Ни в какую не принимал, стороной обходил! - И Марина Петровна
рассмеялась, оттеняя этим смехом ту разительную перемену, которая с
тех пор произошла.
После этого Ольга Сергеевна коротко, но опять-таки неизвестно
зачем, поведала о том, как Валерий, семи лет, заболел дифтеритом,
который сперва приняли за ангину, а встав в первый раз с постели,
спросил:
"Мама, я теперь больше не пациент?"
Валерию подумалось, что, слушая все это, Лена, наверное, жалеет о
потерянном вечере. А она видела его смятение и сочувствовала ему.
Марина Петровна и Женя ушли, Ольга Сергеевна не мешала сыну и
гостье, только изредка вставляла свое слово, но все-таки Валерий вел
себя несколько принужденно, потому что вспоминал все время о речи
Зинаиды Васильевны, напастях, грозящих Хмелику и Борису, о дурацком
примирении с Игорем по телефону... Но обо всем этом неудобно было
говорить в присутствии матери - и не потому даже, что не улыбалось ее
в это посвящать: слишком долго пришлось бы вводить Ольгу Сергеевну в
курс событий. И он ждал: может, мать отправится сейчас на кухню с
посудой, и они останутся одни.
В это время явился Игорь. Он взросло поздоровался с Леной - пожал
ей руку, учтиво поклонившись всем корпусом, - отчетливо произнес:
"Добрый вечер, Ольга Сергеевна!" - и, как бы покончив на этом с
торжественной частью, шумно похлопал Валерия по спине.
- Был сегодня в ТЮЗе, - сказал он. - Открывается занавес,
приглядываюсь: очевидно, на сцене педсовет, а может, собрание
родительское - тетеньки в белых блузочках про что-то рассуждают резво
так, правда... Потом одна говорит: "Честное пионерское!" В чем, думаю,
дело? Оказалось, совет отряда изображается. Пожилые артистки
представляют пионеров. Нельзя, понимаешь, на это из первых рядов
глядеть - а я как раз во втором сидел...
Игорь рассказывал о спектакле гораздо свободнее и комичнее, чем
по телефону. Валерий слушал его со смешанным чувством: и признателен
был за то, что тот всех развлек, и претило немного то, что у Игоря
такое прекрасное расположение духа, когда в школе вчера все вышло
довольно нескладно. Тем не менее Валерий временами фыркал, а Лена даже
хохотала. И, смеющаяся, так нравилась Валерию, что, в конечном счете,
он получал от шуток Игоря истинное удовольствие.
О теме спектакля Гайдуков говорил немножечко свысока, а когда
Лена от спектакля перевела было разговор на последние школьные
новости, взмолился:
- Ребята! В воскресенье - увольте! - и прижал руку к груди, на
миг изнеможенно уронив голову, - жест, к которому куда чаще прибегают
актеры на сцене, чем люди у себя дома.
Валерия покоробило. Он увидел, что и лицо Лены стало
неприязненным. И не в наигрыше было дело. Игорь, если "декламировал",
сам обезоруживающе над собой подсмеивался; кому-кому, а ему рисовка не
была свойственна. Задевала самая суть слов Гайдукова. И, оставшись с
Леной наедине - после того как все трое вышли на улицу, Игорь тотчас
простился, - Валерий недобро сказал:
- Вот какой молодец! - Он кивнул в сторону, куда удалился
Гайдуков. - А у Кавалерчика небось перерыва на воскресенье не было...
- И у нас с тобой! - отозвалась Лена, и Валерию стало жарко от
радости, что она объединила их в этой фразе.
Остаток вечера ему везло. Было скользко. Прохожие осторожно
ступали по прозрачной наледи, тускло отсвечивающей лишь вблизи от
фонаря. Какая-то женщина опрокинулась навзничь; коробка консервов,
выпавшая из ее рук, пролетела по мостовой целый квартал со
стремительностью шайбы. Возле них кто-то судорожно дернулся, сохраняя
равновесие. Был веский повод взять Лену под руку. Валерий им
воспользовался.
Они шли не торопясь.
- А вы с Игорем дружите? - спросила Лена.
- Да, - ответил Валерий. - Наверное, так с класса шестого
приятели. Он здорово начитанный парень, но не задается, не строит из
себя, знаешь...
- А ты начитанный? - прервала Лена.
- Я приключенческую литературу почти всю прочитал, - ответил
Валерий. - И, кроме того, классическую, конечно... Но классическую не
всю, - добавил он честно.
- Классическую - "кроме того"? - переспросила Лена голосом, хотя
и не столь беспощадным, но все-таки смахивающим на тот, которым
осведомлялась когда-то насчет Макаренко.
- Классическую тоже люблю... - сказал он, как тогда теряясь от ее
почти надменного тона.
- Тоже так тоже... - Лена помолчала минутку, погоняла перед собой
уголек, точно в "классы" на ходу поиграла. - А мне твой Игорь что-то
не очень... - Она скроила гримасу.
- Мой! - Он усмехнулся. - Я вчера решил: отрезано, был ты мне
другом, хватит!
- Это когда он на комитете с Галиной в "балду" сражался?
- Да. Ты откуда узнала?
- Оттуда! Ты волком на него смотрел - вот откуда!.. А потом
ничего не сказал?
- Почему? Сказал.
- Что же, интересно?
- Что, мол, дружба врозь. Ну, не в таких, может, словах... Да он
понял.
- Ого! - произнесла Лена. В ее голосе было чуть-чуть завистливое
уважение к такой прямоте и одновременно робость перед нею. - Что же он
тогда к тебе сегодня явился?
- Так мы днем вроде помирились, - неохотно ответил Валерий.
- Помирились? Это как же? - И, так как он запнулся, ответила
сама: - Я знаю - так! - Лена высвободила руку, согнутым мизинцем
зацепила мизинец опешившего Валерия и, откровенно издеваясь, пропела
младенческое заклинание: - "Мирись, мирись, никогда не дерись! Если
будешь драться - не буду играться!.." Вот так вы и помирились, - уже
не дразня, спокойно закончила она.
- Значит, думаешь, я на попятный пошел, да? - спросил он тоном
мальчишки, ударяющегося в амбицию. - Думаешь, да? - повторил он,
цепенея от сознания, что ведет себя несолидно, неуместно и падает в
глазах Лены.
Она не ответила, только взглянула на него, точно не узнавая. И
тогда Валерий, желая погасить этот взгляд, следя больше за ее глазами,
чем за собственными словами, рассказал, каким скоропалительным и
случайным было его примирение с Игорем, почему он скомкал разговор.
Где-то в середине последнего слова его точно опалило: выдал себя!
Проболтался! Она, конечно, все поняла...
Он шел и смотрел неотрывно себе под ноги, потом скосил глаза на
Лену. Она тоже смотрела себе под ноги, лицо ее было темно-розовым от
смущения... И выглядела не увереннее его.
- Чудак, - сказала наконец Лена, - я же тебе все равно
дозвонилась бы!
Он был счастлив. Ведь Лена сказала это, не пропустив мимо ушей
его слова, нет, а в ответ на них! Ее ответ значил, что ей не надоело б
еще и еще раз опускать в прорезь автомата монету, слышать короткие
гудки, снова занимать очередь к будке и опять набирать его номер...
Это было замечательно! Это была почти что взаимность!
- Валерий, - проговорила Лена, - а мы так и не придумали, как
защитить твоих малышей. - Вероятно, она вспомнила об этом потому, что
они прошли мимо той подворотни в школьном переулке, где всегда
топтались подростки, которых невольно сторонятся прохожие.
- К завтраму будет придумано! - пообещал Валерий. Ему сейчас все
было под силу.
- И тогда мне скажешь?
- Конечно.
- Уж, пожалуйста, меня как члена комитета держи в курсе деля.
Ладно?.. - спросила она, улыбнувшись ему.
- Ладно, член комитета, - ответил он ворчливо и все-таки очень
слова?..
Ему мягко улыбнулась Лена. Поощрительно подмигнул Станкин.
Валерий взглянул на Гайдукова. Ошибиться было невозможно: Игорь
украдкой играл в "балду" с комитетчицей-десятиклассницей. Физиономия
его становилась попеременно то напряженно-озадаченной, то
лукаво-ликующей. И, когда партнерша, уже в тупике, морщила лоб,
отсрочивая поражение, Игорь смотрел на нее со свирепым нетерпением. Он
ушел в игру с головой.
Валерий оцепенел. Он не был пай-мальчиком и сам на скучных уроках
ухитрялся незаметно играть с соседом в "балду" - отчего не скоротать
время? Но сейчас... Как мог Игорь развлекаться пустяками, когда он,
Валерий, говорил о самых важных для школы вещах!
Вконец расстроенный, Саблин плохо соображал, что доказывала
Зинаида Васильевна. А она доказывала, что нет оснований подозревать
расправу там, где просто-напросто упали и ударились два ученика из-за
собственной разболтанности и несобранности.
- Давайте поэтому поборемся с разболтанностью отдельных учащихся
на переменах, - сказала Зинаида Васильевна.
Румяная девочка в накрахмаленном фартуке, с толстой холеной косой
- председатель совета дружины - записывала речь Зинаиды Васильевны в
тетрадь. Валерий смотрел на нее, и ему отчего-то было жаль аккуратную
девочку, хотя ругала Котова как раз его.
- По просьбе Саблина, - говорила Котова, - секретарь комитета
комсомола Гайдуков и я беседовали с Костяшкиным и Шустиковым, которых
Саблин считал обидчиками малышей. Но он подозревал их зря. Костяшкин
сейчас по всем предметам успевает, дисциплина у него прихрамывала в
прошлом. А Шустиков и вообще паренек скромный; он, правда, далек от
коллектива, однако стоит его, пожалуй, принять в комсомол - это его
втянет в коллектив. Ни о каких проступках этих ребят нам никто не
сообщал - не то что о "бедном мальчике" Хмелике, который попал снежком
в тот самый класс, где учится его вожатый Саблин! Какие Саблину надо
из этого извлечь уроки?..
Дальше Валерий некоторое время не слушал. К чему? Какие можно
извлечь уроки из того, чего на самом-то деле - он знает - в жизни не
было?.. Он только следил с полусонным любопытством за движением руки
председательницы совета дружины: кажется, много уже написала...
Потом Зинаида Васильевна возвысила голос. Валерий заставил себя
прислушаться.
- Саблин не смеет этого утверждать... У нас некому и некого
бояться! У нас замечательная школа, из которой вышли такие всем
известные люди...
И она назвала действительно славные имена людей, которые окончили
801-ю школу в предвоенные годы.
- И это вымысел, товарищи, - заканчивала Котова, - что мы молчим
о неблагополучии, опасаясь уронить себя в глазах района. Мы не молчим.
Могу сказать для доказательства, что мы, например, вовсе не собираемся
замазывать выходку Кавалерчика. Вся комсомольская организация будет
обсуждать дело Бориса Кавалерчика, который пытался у нас сеять страх.
- И тем ровным голосом, которым сообщают иногда особенно тревожные
новости, Зинаида Васильевна пояснила: - Сегодня, во время урока
географии в девятом "А" Кавалерчик крикнул: "Бомба!"
- И никто не испугался! - отчетливо, задорно добавила Лена Холина
в наступившей тишине.
- В этом мы разберемся самым подробнейшим образом, - заключила
Котова.
Тут поднялся со своего места Гайдуков.
- В сущности, - заключил Игорь, - тут все сказано. В поступке
Кавалерчика мы, конечно, разберемся. Я лично думаю... - Секретарь
комитета замолк, наморщил лоб и затем продолжал твердо: - Думаю, что
достаточно будет обсудить проступок Бориса на комсомольской группе. Не
вижу нужды, чтоб этим занималась вся комсомольская организация. Нет,
по-моему, такой нужды. А вообще дисциплина у нас, к сожалению,
хромает. Надо будет подтянуться. Об этом правильно говорили и Зинаида
Васильевна и Саблин.
Больше никто не брал слова. Председательница совета дружины
достала промокашку - такую же идеально чистую, гладкую и твердую, как
ее форменный фартук, - прикоснулась ею к непросохшим строчкам, после
чего бесшумно подула на них и спрятала тетрадь. Заседание кончилось.
В раздевалке Валерия остановил Игорь.
- Валер! - Он хлопнул Саблина по плечу. - Я что-то не уразумел,
что ты сегодня отмочил. Мне показалось, ты поначалу в философию
ударился, я и не стал слушать. Потом, смотрю, тебя Зинаида костит...
Ты насчет чего толковал?
- Ладно, проехали семеро на одном колесе, - ответил Валерий
пасмурно и пошел к дверям.
- Постой! - попросил Игорь.
Валерий обернулся.
Игорь минуту молчал, должно быть ища слова. Потом просто протянул
Валерию руку.
- Брось, Валер, - сказал он негромко, - это дело перекурим
как-нибудь.
Валерий не отвечал, с болью сознавая, что не может вот так,
легко, простить Игоря и дружить снова, ничего не затаив.
- Будь здоров, - пробормотал наконец Валерий и, на мгновение сжав
протянутую руку Игоря в запястье, быстро пошел прочь.
Он шагал по переулку, и в голове вертелась одна мысль: "Игорь не
друг, Игорь не друг!.."
Валерий не знал, что в действительности это не так.
Игорь ценил дружбу Валерия и ни в коем случае не желал ее терять.
Он просто не всегда верил в серьезность и нужность занятий, на которые
как секретарь комитета комсомола тратил немало времени. Случалось, что
Гайдуков - порой лениво, порой ретиво - занимался делами, которые
считал пустопорожними. Но Валерий не догадывался об этом.
И Валерий переживал крушение дружбы. Он то растравлял свою рану,
то думал о другом, тоже невеселом. Неужели теперь начнут "казнить"
Бориса?.. К чему?
Он был убежден, что Кавалерчик не может принести школе вреда. Не
может, нет!
Валерий ощутил вдруг усталость; голова обрела вес, ноги стали
ненадежно легки, - так бывает поздним вечером, после долгих часов
труда, когда завтрашний день не обещает радостей. Тут его догнала Лена
и окликнула:
- Саблин!
- Лена, - сказал Валерий виновато, - я Макаренко не вернул. Ты
извини. Завтра принесу.
- А хочешь, - ответила она, слегка задыхаясь (видно, запыхалась,
догоняя его), - я тебе его подарю? Ты сегодня замечательно выступал! Я
тебе это хотела сказать.
- Нет, серьезно?.. - спросил он, в одно время и просияв и оробев.
- Ты просто умник, вот кто! - энергично закончила Лена.
- Да нет... - запротестовал он. И, словно бы оправдываясь,
добавил: - Ну, в самом же деле, такое безобразие у нас в школе
творится! Хорошо бы, мы одни терпели, - главное, малышам от хулиганья
достается!
- Вот их обязательно надо как-то защитить, Валерий... Что-то
придумать. Пока наш комитет повернется... - Лена с досадой махнула
рукой. - В общем, получается: на комитет надейся, а сам не плошай.
- Я, конечно, пока что плошаю, Лена, ты права, - сказал Валерий,
принимая все на свой счет. - Но как, конкретно, быть? - Он,
раздумывая, закусил губу.
- Сегодня уже поздно... - Лена помедлила немного. - Может, завтра
вместе что-нибудь придумаем? Завтра ведь воскресенье.
Действительно, воскресенье. А он и позабыл... Обыкновенно же в
субботу это часто вспоминается. Значит, завтра свободный день, и они с
Леной увидятся не в школе!
- Давай, верно, попробуем придумать, - проговорил он, не
выказывая радости. - Может, что получится...
Оставалось условиться, где они встретятся, но об этом Валерий
стеснялся спросить. Он пробормотал только:
- У тебя телефон есть?
- Нет. А у тебя?
- Есть. В коридоре у нас. В общем, есть.
Он записал ей номер своего телефона, и Лена, прощаясь, пообещала:
- Я позвоню тебе завтра часа в два.
...С десяти часов утра Валерий стал бегать на телефонные звонки.
Он не мог допустить, чтобы трубку снял кто-нибудь, кроме него. Вдруг у
Лены в плане дня что-либо переменится, она позвонит не в два, а
раньше, к телефону подойдет домработница соседей Алена и, не
расслышав, как это с ней бывает, кого просят, скажет: "Таких нет.
Частна квартира"... И Валерий без устали бегал в коридор на звонки.
До двух она не позвонила. В два Валерий, выйдя в коридор, в упор
посмотрел на телефон, но тот был безмолвен. Валерий простоял возле
него несколько минут, держа руку на трубке. Звонок не раздавался. Он
снял трубку, услышал гудок: аппарат был исправен.
Валерий вернулся в комнату, присел. Посмотрел на часы - пять
минут третьего. Тут он вспомнил, что Лена обещала позвонить "часа в
два". Часа в два, а не в два часа! Значит, есть еще время.
Мать, лежавшая на диване с журналом, встала, потянулась и, лениво
коверкая слова в длинном зевке, слегка посетовала себе под нос:
- Что-то ты сегодня, Валерик, неприкаянный какой-то... - Потом
совсем другим голосом, озабоченным и внятным, она проговорила: - Надо
тебе сегодня ушанку покупать. В кепке уже холодно, а прошлогодняя твоя
зимняя - совершенно куцая; я вчера вынула из нафталина.
- Прохожу в кепке, - отозвался он беспечно.
Да он скорее с непокрытой головой встретил бы зиму, чем ушел из
дому сейчас, когда, может быть, еще позвонит Лена!
- Ну, это ты брось, - сказала мать категорически. - Пойдем-ка.
- Мама, я не могу, - ответил он.
Он и вправду не мог - и не только уйти. Ожидание поглощало его
без остатка. Он не мог продолжать донельзя будничного пререкания. Чем
привычнее было все вокруг, тем невероятней казалось, что эта обычность
нарушится звонком Лены.
Ольга Сергеевна не расспрашивала и не настаивала. Она деловито
обмерила голову Валерия клеенчатым сантиметром. Отбросив сантиметр в
ящик, плотно прижала ладонь к его лбу. Потом отняла ладонь, пристально
посмотрела ему в глаза:
- Здоров? - и отправилась за шапкой одна.
Стало немного легче. Телефон, однако, молчал. Обострившимся
слухом Валерий уловил, что кто-то в коридоре снял трубку. Оказалось,
что сосед, шестиклассник Женя, собирается звонить приятелю, чтоб
узнать у него, как решить задачу по алгебре. Валерий тотчас сказал,
что поможет ему сам. И телефон, оставшийся незанятым, зазвонил
наконец. Женя крикнул:
- Валерий, тебя!
Валерий нарочито медленно, чтобы утишить сердцебиение, подошел,
кашлянул и, изловчившись, произнес почти равнодушно:
- Да?..
- Валер, ты? - услышал он и, еще не зная, кто это, испытал
опустошительное разочарование: голос был мужской. - Чем занимаешься?..
Теперь Валерий узнал Игоря Гайдукова. Он не обрадовался. В ту
минуту его волновало только одно: Игорь занимает телефон. Игорь же
сначала очень обстоятельно рассказал о спектакле в ТЮЗе, на котором
только что побывал, потом подышал в трубку и спросил:
- Как, серчаешь еще?
- Да, - ответил Валерий.
- Вот я и слышу, - сказал Гайдуков. - Так вот, брат, не виноват я
перед тобой. По трем, значит, причинам...
"По трем причинам!" - ужаснулся Валерий, представив себе, как
Лена, пока Игорь излагает эти причины, без толку пытается дозвониться
и, отчаявшаяся, уходит из автоматной будки... Душа не лежала мириться
с Игорем, но главным для Валерия было - тотчас закончить разговор. И
он поспешно ворчливо перебил:
- Ладно, чего долго рассуждать! Может, и верно, ты не виноват.
Хватит про это!
- То-то и оно! - проговорил удовлетворенно Гайдуков. - Ну, будь
здоров. Может, сегодня заскочу. Пока!
Валерий со вздохом повесил трубку.
В три она не позвонила. В четыре - тоже. Валерии, сутулясь, ходил
по комнате и гадал: "Заболела? Но вчера была здорова. Раздумала? Но
почему? Просто забыла? Едва ли..."
В половине пятого зашел за "Комсомольской правдой" Владимир
Андреевич, отец Жени. (Соседи выписывали разные газеты и потом давали
их друг другу читать.) Остановившись в дверях, он спросил Валерия:
- Случилось что-нибудь?..
- Да нет, ничего, - ответил Валерий и перестал ходить по комнате.
Он сел, и стало явственно слышным тиканье стенных часов. Каждое
"тик-так" отдаляло его от двух часов, когда звонок был реален. Он
вышел в коридор, словно там, где не было часов и тиканья, время
проходило не так скоро и не так пугающе безостановочно.
Вернулась из магазина мать, и это говорило только о том, что
приближается вечер. Она щелкнула выключателем. Свет лампы был
неприятен - еще одно подтверждение того, что наступает вечер.
Приоткрыла дверь Марина Петровна, мать Жени, и позвала Ольгу
Сергеевну с Валерием "на чашку чая". Такие общие чаепития или ужины
часто устраивали по воскресеньям дружившие между собой соседи.
Особенно по вкусу это было матерям - хождение в гости избавляло то
Марину Петровну, то Ольгу Сергеевну от хозяйственных хлопот. Кроме
того, Женя, страдавший отсутствием аппетита, в гостях и при гостях ел,
по словам Марины Петровны, куда охотнее. Это также было немаловажно.
Едва соседи собрались за столом, раздался телефонный звонок.
Валерий метнулся было из комнаты, но Владимир Андреевич его опередил.
- Это меня! - крикнул он из коридора.
Придя в комнату после короткого разговора с приятелем, он
заговорщически осведомился у Валерия:
- Что, должна позвонить она?
- Должна была... товарищ один... - пробормотал Валерий.
- Понятно, - сказал Владимир Андреевич. - Все-таки ждать звонка в
теплой квартире куда веселей, чем ожидать прихода девушки около
какого-нибудь памятника. Мне вот, - продолжал Владимир Андреевич, -
Марина одно из первых свиданий назначила около памятника Пушкину. Я
ждал ее полчаса без результата, потом хлынул ливень, и под ним я
простоял еще полчаса. Причем я был совершенно один на площади - все
укрылись в подъездах, или под навесами, или, наконец, куда-нибудь
бежали, - а я торчал у памятника, боялся, что Марина придет и
огорчится, если не застанет меня на условленном месте. А она пришла,
когда дождь утих, сухая - ни одной капли на нее не упало, - аккуратная
такая и неторопливая. Оказалось, на пятнадцать минут она решила
опоздать заранее. Пошел дождь - она решила переждать. Прошел дождь -
она отправилась на свидание, ничуть не сомневаясь, что я окажусь на
условленном месте...
- Попробовал бы ты на нем не оказаться! - грозно произнесла
Марина Петровна улыбнувшись.
- И после этого ты на ней женился? - спросил пораженный Женя.
- Да! - ответил Владимир Андреевич с притворно сокрушенным
вздохом. - Именно так.
- А я, например, - сказал Женя почти наставительно, - очень ценю
в людях точность. И на неточном человеке ни в коем случае не женюсь.
- Ладно, увидим. Молоко допивай, - сказала Марина Петровна.
"Значит, это у них у всех так водится... Не только Лена... -
сумрачно соображал Валерий, не чувствуя себя тем не менее
сколько-нибудь утешенным. - Что ж..."
Зазвонил телефон.
- Будьте добры, Валерия... Валерий?! Ты, наверное, меня уже знать
не хочешь?
- Что ты! Почему?.. - возразил он.
- Тут у меня мама прихворнула немного. Не могла ее оставить. А
сейчас папа пришел, я сразу выбежала к автомату... - Она смолкла.
Слово теперь, видимо, было за ним.
- Погуляем? - предложил он.
- Погуляем... - согласилась Лена. - Хотя погода вообще-то жуткая.
- Может, тогда... может, ко мне зайдешь?
- А ты где живешь?.. - спросила она колеблясь.
- Близко! Тут совсем близко! Если проходным - две минуты. Хотя ты
проходным не пойдешь, - спохватился он, подумав, что девочки,
наверное, не пользуются проходными дворами. - Да все равно - рукой
подать.
Он стал с воодушевлением, с уймой подробностей объяснять, как
сказочно короток, прям, прост путь до его дома.
Лена сказала, что сейчас придет. И тут, вопреки всему, что
растолковал, Валерий испугался вдруг, что она не найдет дороги, станет
плутать, и велел ей оставаться у автомата на площади - он сам за ней
прибежит.
Мать сразу заметила, как переменился в лице Валерий, когда он,
уже в пальто, заглянул к Марине Петровне.
- Мама, - заговорил он быстро и возбужденно, - я сейчас
вернусь!.. Нет, ничего не произошло. Сейчас ко мне зайдет мой товарищ,
с которым мы на одной парте сидим. Вот и все.
Почему-то он говорил о Лене в мужском роде, несмотря на то что
соседям предстояло, конечно, ее увидеть, и вообще не к чему было
напускать туман.
- А как фамилия товарища? - спросила мать. - Это не Гайдуков?
- Его фамилия Холина, - ответил Валерий, продолжая упрямо
говорить о Лене в мужском роде. - Мы сейчас придем. - И, желая
показать, что во всем этом нет решительно ничего потайного, добавил,
убегая: - Женька, ты заходи! Мы тебе по алгебре поможем.
Чего хотелось Валерию в тот вечер? Его желания были определенны:
чтобы Лена понравилась матери сильно, восхитила бы ее, чтобы мать не
показалась Лене замкнутой, суховатой и непременно приглянулась; чтобы
все втроем они о чем-нибудь весело беседовали - пусть, например, мать
примется подтрунивать над тем, как косноязычно он выражается: это у
нее получается забавно и необидно.
Но вышло все немного по-другому.
Мать, как это случалось с ней только в минуты большого смущения,
была церемонно и как-то даже старомодно вежлива. Стол оказался очень
хорошо сервированным - так хорошо и тщательно, что это ошеломило в
первую очередь самого Валерия, который и разостланную узорчатую
скатерть и расставленную на ней посуду - ободок черный с золотом -
видел до этого в употреблении не более трех раз в жизни.
Ольга Сергеевна угощала Лену, чересчур часто осведомляясь, не
подлить ли ей чаю, а Валерий, морща лоб, силился вспомнить что-нибудь
очень смешное. Ему казалось, что сейчас самое важное - рассмешить мать
и Лену: это разрядит напряжение. Но он не мог ничего припомнить.
Внезапно вошел Женя, причесанный и одетый так, как мальчики его
возраста бывают причесаны и одеты лишь в дни именин. Поздоровавшись,
Женя сел за стол напротив Лены и стал молча в упор на нее смотреть.
- Тебе задачу помочь решить? Мы это в два счета... - сказал
Валерий, объясняя Женино появление.
- Задача решена, - кратко ответил на это Женя, не отрывая от Лены
внимательных глаз.
"Черт, как его вытурить? - подумал Валерий, готовый провалиться
сквозь землю. - Он, кажется, рано спать ложится..."
Тут Валерию повезло. Постучала Марина Петровна:
- Женечка, домой! Пора спать.
Женя покорно встал. Но, прежде чем увести его, Марина Петровна
стала зачем-то оживленно рассказывать, каким был Валерия в детстве.
Она сообщила, что он не терпел купаний в корыте, что он - удивительно!
- охотно раздаривал свои игрушки друзьям, что он был задиристым, но на
редкость рассудительным мальчиком, и, наконец, что он совсем не играл
с девочками - никогда их не принимал в мальчишечьи игры.
- Ни в какую не принимал, стороной обходил! - И Марина Петровна
рассмеялась, оттеняя этим смехом ту разительную перемену, которая с
тех пор произошла.
После этого Ольга Сергеевна коротко, но опять-таки неизвестно
зачем, поведала о том, как Валерий, семи лет, заболел дифтеритом,
который сперва приняли за ангину, а встав в первый раз с постели,
спросил:
"Мама, я теперь больше не пациент?"
Валерию подумалось, что, слушая все это, Лена, наверное, жалеет о
потерянном вечере. А она видела его смятение и сочувствовала ему.
Марина Петровна и Женя ушли, Ольга Сергеевна не мешала сыну и
гостье, только изредка вставляла свое слово, но все-таки Валерий вел
себя несколько принужденно, потому что вспоминал все время о речи
Зинаиды Васильевны, напастях, грозящих Хмелику и Борису, о дурацком
примирении с Игорем по телефону... Но обо всем этом неудобно было
говорить в присутствии матери - и не потому даже, что не улыбалось ее
в это посвящать: слишком долго пришлось бы вводить Ольгу Сергеевну в
курс событий. И он ждал: может, мать отправится сейчас на кухню с
посудой, и они останутся одни.
В это время явился Игорь. Он взросло поздоровался с Леной - пожал
ей руку, учтиво поклонившись всем корпусом, - отчетливо произнес:
"Добрый вечер, Ольга Сергеевна!" - и, как бы покончив на этом с
торжественной частью, шумно похлопал Валерия по спине.
- Был сегодня в ТЮЗе, - сказал он. - Открывается занавес,
приглядываюсь: очевидно, на сцене педсовет, а может, собрание
родительское - тетеньки в белых блузочках про что-то рассуждают резво
так, правда... Потом одна говорит: "Честное пионерское!" В чем, думаю,
дело? Оказалось, совет отряда изображается. Пожилые артистки
представляют пионеров. Нельзя, понимаешь, на это из первых рядов
глядеть - а я как раз во втором сидел...
Игорь рассказывал о спектакле гораздо свободнее и комичнее, чем
по телефону. Валерий слушал его со смешанным чувством: и признателен
был за то, что тот всех развлек, и претило немного то, что у Игоря
такое прекрасное расположение духа, когда в школе вчера все вышло
довольно нескладно. Тем не менее Валерий временами фыркал, а Лена даже
хохотала. И, смеющаяся, так нравилась Валерию, что, в конечном счете,
он получал от шуток Игоря истинное удовольствие.
О теме спектакля Гайдуков говорил немножечко свысока, а когда
Лена от спектакля перевела было разговор на последние школьные
новости, взмолился:
- Ребята! В воскресенье - увольте! - и прижал руку к груди, на
миг изнеможенно уронив голову, - жест, к которому куда чаще прибегают
актеры на сцене, чем люди у себя дома.
Валерия покоробило. Он увидел, что и лицо Лены стало
неприязненным. И не в наигрыше было дело. Игорь, если "декламировал",
сам обезоруживающе над собой подсмеивался; кому-кому, а ему рисовка не
была свойственна. Задевала самая суть слов Гайдукова. И, оставшись с
Леной наедине - после того как все трое вышли на улицу, Игорь тотчас
простился, - Валерий недобро сказал:
- Вот какой молодец! - Он кивнул в сторону, куда удалился
Гайдуков. - А у Кавалерчика небось перерыва на воскресенье не было...
- И у нас с тобой! - отозвалась Лена, и Валерию стало жарко от
радости, что она объединила их в этой фразе.
Остаток вечера ему везло. Было скользко. Прохожие осторожно
ступали по прозрачной наледи, тускло отсвечивающей лишь вблизи от
фонаря. Какая-то женщина опрокинулась навзничь; коробка консервов,
выпавшая из ее рук, пролетела по мостовой целый квартал со
стремительностью шайбы. Возле них кто-то судорожно дернулся, сохраняя
равновесие. Был веский повод взять Лену под руку. Валерий им
воспользовался.
Они шли не торопясь.
- А вы с Игорем дружите? - спросила Лена.
- Да, - ответил Валерий. - Наверное, так с класса шестого
приятели. Он здорово начитанный парень, но не задается, не строит из
себя, знаешь...
- А ты начитанный? - прервала Лена.
- Я приключенческую литературу почти всю прочитал, - ответил
Валерий. - И, кроме того, классическую, конечно... Но классическую не
всю, - добавил он честно.
- Классическую - "кроме того"? - переспросила Лена голосом, хотя
и не столь беспощадным, но все-таки смахивающим на тот, которым
осведомлялась когда-то насчет Макаренко.
- Классическую тоже люблю... - сказал он, как тогда теряясь от ее
почти надменного тона.
- Тоже так тоже... - Лена помолчала минутку, погоняла перед собой
уголек, точно в "классы" на ходу поиграла. - А мне твой Игорь что-то
не очень... - Она скроила гримасу.
- Мой! - Он усмехнулся. - Я вчера решил: отрезано, был ты мне
другом, хватит!
- Это когда он на комитете с Галиной в "балду" сражался?
- Да. Ты откуда узнала?
- Оттуда! Ты волком на него смотрел - вот откуда!.. А потом
ничего не сказал?
- Почему? Сказал.
- Что же, интересно?
- Что, мол, дружба врозь. Ну, не в таких, может, словах... Да он
понял.
- Ого! - произнесла Лена. В ее голосе было чуть-чуть завистливое
уважение к такой прямоте и одновременно робость перед нею. - Что же он
тогда к тебе сегодня явился?
- Так мы днем вроде помирились, - неохотно ответил Валерий.
- Помирились? Это как же? - И, так как он запнулся, ответила
сама: - Я знаю - так! - Лена высвободила руку, согнутым мизинцем
зацепила мизинец опешившего Валерия и, откровенно издеваясь, пропела
младенческое заклинание: - "Мирись, мирись, никогда не дерись! Если
будешь драться - не буду играться!.." Вот так вы и помирились, - уже
не дразня, спокойно закончила она.
- Значит, думаешь, я на попятный пошел, да? - спросил он тоном
мальчишки, ударяющегося в амбицию. - Думаешь, да? - повторил он,
цепенея от сознания, что ведет себя несолидно, неуместно и падает в
глазах Лены.
Она не ответила, только взглянула на него, точно не узнавая. И
тогда Валерий, желая погасить этот взгляд, следя больше за ее глазами,
чем за собственными словами, рассказал, каким скоропалительным и
случайным было его примирение с Игорем, почему он скомкал разговор.
Где-то в середине последнего слова его точно опалило: выдал себя!
Проболтался! Она, конечно, все поняла...
Он шел и смотрел неотрывно себе под ноги, потом скосил глаза на
Лену. Она тоже смотрела себе под ноги, лицо ее было темно-розовым от
смущения... И выглядела не увереннее его.
- Чудак, - сказала наконец Лена, - я же тебе все равно
дозвонилась бы!
Он был счастлив. Ведь Лена сказала это, не пропустив мимо ушей
его слова, нет, а в ответ на них! Ее ответ значил, что ей не надоело б
еще и еще раз опускать в прорезь автомата монету, слышать короткие
гудки, снова занимать очередь к будке и опять набирать его номер...
Это было замечательно! Это была почти что взаимность!
- Валерий, - проговорила Лена, - а мы так и не придумали, как
защитить твоих малышей. - Вероятно, она вспомнила об этом потому, что
они прошли мимо той подворотни в школьном переулке, где всегда
топтались подростки, которых невольно сторонятся прохожие.
- К завтраму будет придумано! - пообещал Валерий. Ему сейчас все
было под силу.
- И тогда мне скажешь?
- Конечно.
- Уж, пожалуйста, меня как члена комитета держи в курсе деля.
Ладно?.. - спросила она, улыбнувшись ему.
- Ладно, член комитета, - ответил он ворчливо и все-таки очень