– Дашенька, вы, простите, чересчур уж невинной пытаетесь предстать... Дача, квадратный метр бутылок, табун девиц – ну какого плана могут быть развлечения?
   – А я слышала, там решались какие-то дела...
   О-па! Глазки снова так и забегали, так и зашмыгали, все-таки никудышный из него актер, смех невыносимо деланный...
   – Помилуйте, какие могли быть дела? На дачу для того и едут, чтобы отдохнуть от всех и всяческих дел.
   – Значит, Маргарита ни в каких деловых встречах, связанных с вашей тесной компанией, не участвовала?
   – Рита?! Ково[6]?! – он добросовестно посмеялся, закинув голову. – Вот уж чего за ней никогда не замечалось, так это деловых качеств. Умела петь и грациозно крутить попкой, не более того. Без Гуреева до сих пор прозябала бы в подтанцовке... Хоть режьте, не могу представить ситуацию, когда Маргаритка участвовала бы на равных в обсуждении серьезных дел... А решать при ней какие-то дела никогда не решали – я же говорю, туда ездили оттягиваться... Когда все решено, подписано и обговорено, когда бизнес позади и нужно дать отдых серым клеткам... Кто вам наболтал про дела с Риткиным участием?
   – Ходят слухи... – отделалась Даша универсальной фразой.
   – Плюньте в глаза.
   – Камышан с ней спал?
   – Было дело.
   – А Роман?
   – Даша, мы все были взрослые мальчики и девочки... Понемногу каждый причастился.
   – И насколько это было серьезно?
   – Абсолютно несерьезно. В классическом стиле конца двадцатого века – игра в бутылочку...
   – А мог кто-то, допустим, возревновать к остальным? Или насмерть влюбиться в Маргариту?
   – Вот уж таких глупостей я ни за кем из нашей компании не замечал. Не тот случай. И объект не тот. И мальчики не те. Короче, кто-то вам наговорил вовсе уж нелепых несообразностей. Догадываюсь даже, кто – домомучительница.
   – Простите?
   – Нинка, дешевка... Девочке страшно хотелось прожигать жизнь в шикарных хоромах типа «Золотой пади». Из кожи вон лезла. Вот только была одна-единственная неувязочка – никак нельзя было ее выпускать в приличное общество. То перепьет и начнет блевать прямо за столом, то ведет себя с серьезными людьми совершенно неприемлемо, – мы не эстеты, господи упаси, но даже у раскованных застолий есть свой этикет, свои нормы... Долго рассказывать. Словом, после нескольких инцидентов Нинку вежливенько отшили, перестали брать в компанию, она злилась что твоя Багира, трепала языком...
   – Что именно?
   – Ну, я не знаю, всякие глупости... – похоже, он не озаботился придумать убедительную ложь и при первом же нажиме впал в растерянность. – Чушь всякую...
   – Нет, конкретно?
   – Ой, да не помню я! Ныла, настраивала Риту против нас, чепуху выдумывала... – Даша замолчала – у нее и так окрепло впечатление что ее верный информатор импровизирует на ходу в совершеннейшем смятении.
   – И как же ее отшивали?
   – Да попросту не брали с собой, вот и все.
   – Не пугали, не грозили?
   – Кому там грозить... Даша подошла к нему вплотную, заботливо поправила пушистый шарф:
   – Запахнитесь, Виктор, простынете, а я без вас, как без рук... Милый мой человек, сдается мне, что в последнее время вы несколько разболтались – по мере того, как наши печальные встречи касаемо известных дел отодвигаются во времени... – Взяла его за отворот дубленки и сказала проникновенно: – Виктор, ну не вынуждайте вы меня становиться из милой женщины весьма неприятным ментом... Я ведь и зубы показать могу...
   – Да в чем дело? – Он невольно подался назад, но Даша держала крепко. – Дарья Андреевна, решительно не понимаю...
   – У Камышана есть пистолет? В глаза мне смотрите – и помните, что по вашим делам срок давности о-очень не скоро наступит...
   – А что, разве Ритку...
   – Есть у него ствол или нет? – рявкнула Даша.
   – Ну, есть... «Макаров».
   – С разрешением?
   – Без, – угрюмо бросил Стольник. – «Макаров». Говорили ему, идиоту... Только он отвечал со смехуечками, что ствол у него в одном кармане, а в другом – удостоверение помощника губернатора. А вообще-то, простите, он в чем-то прав: ни один гаишник его машину никогда не остановит и ни один мент не возьмется обыскивать. Нужно сотворить что-то особо уж беспредельное, чтобы нарваться... Да отпустите вы, что я, побегу?
   Даша выпустила пушистый лацкан, глядя ему в глаза, тихо сказала:
   – Если когда-нибудь хоть словечко из наших разговоров уйдет наружу, не буду я сдувать пыль с уголовного дела, а попросту протреплюсь кой-кому о содержании иных наших бесед... Ясно?
   Вот теперь его проняло, вот теперь он пришел в годное для употребления состояние... Вспомнил, кто есть кто. И протянул не наигранно жалобно:
   – Дарья Андреевна, я же не дурак...
   Самое скверное, Даша сама плохо представляла, какие вопросы следует ему сейчас задавать. Даже если предположить, что завалил Маргариту Камышан, он может и не откровенничать с друзьями – если завалил по собственному почину. А если все спланировано – Виктора могут не испугать и самые беззастенчивые угрозы, кинется к тем, кто имеет прямое отношение... А это мысль!
   – Ладно, – примирительно сказала Даша. – Сами понимаете – начальство дергает меня, а я, как фурия, бросаюсь на других... Не бичиху убили, понимаете ли... На вас генералы никогда не орали, мон шер ами? Мерзопакостное, доложу вам, ощущение.
   – Я же вам предлагал вполне серьезно...
   – Устроить на приятное местечко и жизнь обеспечить? – нараспев протянула Даша. – Не выйдет, гончая с золотого блюда жрать не сможет... В общем, на карте не только мое ущемленное самолюбие, а еще и профессиональное самолюбие, серьезно. Не привыкла я проигрывать. А когда передо мной вдруг замаячит какой-никакой, но след... – она многозначительно помолчала, предоставив ему самому домысливать и гадать. – Камышан, правда, из тех, кого кличут дергаными?
   Предельно осторожно подбирая слова, словно строил фразу на незнакомом языке. Стольник сказал:
   – Серега, вообще-то, резковат...
   – Вас с ним можно назвать очень закадычными друзьями? Настолько, чтобы вы о нем долго и безутешно горевали?
   – В этой жизни, откровенно говоря, один бог за всех...
   – Понятно, – сказала Даша. – Пойдемте, – как ни в чем ни бывало взяла его за руку и повела назад, к машине. Спросила словно бы мимоходом: – Как по-вашему, Марго могла трахаться с нашим всенародно избранным губернатором?
   Он форменным образом шарахнулся, вырвал руку:
   – Что за ерунда!
   Глядя ему в спину, оскользаясь порой на раскисшей тропинке, Даша констатировала, что свою партию провела четко: теперь эта компания, троица из «Золотой пади», будет знать, что ими заинтересовались вплотную, а это предполагает простор для комбинаций и несомненное оживление. Можно будет тихонечко отслеживать и ждать реакции. Если они причем и решат кого-то сдать... Господи, пусть они решат кого-то сдать – когда тебе подсовывают ложные улики, это иногда выводит на правильную дорогу...
 
* * *
 
   ...Серая «Королла» торчала на прежнем месте, стекла обоих передних окон были приспущены, и оттуда вился табачный дымок. Вторая машина, откуда минут пять назад вылезли те двое, выглядела гораздо более непрезентабельно – беленькая помятая «шестерка», но Даша не сомневалась, что мотор у нее работает не хуже швейцарских часов. Ребятки Беклемишева наконец-то вышли на охоту – не подозревая, что стали дичиной...
   – Прыгаем? – спросил капитан Сац, отняв от глаз бинокль.
   – Рано, – сказала Даша. – Должна быть подстраховка, зуб даю... Я бы на их месте обязательно поставила поодаль подстраховку и разместила бы во-он там... Ага! К тому голубчику присмотрись! – и прильнула к своему биноклю.
   – Точно! – азартно выдохнул капитан. – Лацкан оттянул, за пазуху себе базарит...
   Они стояли на площадке шестого этажа, расстегнув куртки, чтобы при нужде моментально упрятать под них бинокли и изобразить влюбленную парочку. А во дворе наметились, наконец, изменения. Тот, что подстраховывал, отнял руку от лацкана, спокойно вытащил из кармана сигареты. Свою миссию он явно считал выполненной. Значит, пошла работа...
   – Давай, – сказала Даша.
   Капитан вытащил рацию, и, когда ему ответили, внятно произнес:
   – Шесть, шесть.
   – Восемь, – пискнула рация.
   Оставалось ждать. Буквально через полторы минуты – как водится, показавшихся невероятно долгими – во двор въехала синяя «Газель» потасканного вида, со свободно болтавшимся на стойках брезентовым верхом. Не спеша потащилась мимо серой «Короллы». Даша смотрела во все глаза, и все равно бросок был неуловим: миг – и вокруг «Короллы» уже приземлились вылетевшие из кузова автоматчики, рванули дверцы, донеслись неразборчивые яростные команды; другие, спрыгнув с правого борта, рванули в подъезд.
   Подстраховщик являл собою прелюбопытнейшее зрелище: он моментально понял, что произошло, но нелепо застыл на месте, не в силах сообразить, что теперь делать и делать ли вообще. Дернулся вправо-влево, удивительным образом метаясь на месте. Вот он Дашу совершенно не интересовал, и она сказала:
   – Пошли?
   Пока они спускались и пересекали неширокий двор, двоих из «Короллы» уже успели поставить по всем правилам – руками на машину, ноги расставлены – и в темпе обыскивали. А из подъезда, стиснутые боками камуфлированных верзил, как раз появились двое народных умельцев. Оглянувшись, Даша уже не увидела единственного, оставшегося на свободе – успел стрекануть за угол, ну и аллах с ним...
   Капитан, перекинувшись парой слов с одним из своих, кивнул Даше. Она, изобразив свою самую очаровательную улыбку, танцующим шагом подошла к одному из пассажиров «Короллы», с видом крайнего изумления всплеснула руками:
   – Бог ты мой! Бдительные граждане просигнализировали насчет взломщиков, а тут вовсе и не взломщики, тут имеет честь пребывать господин Калюжный, шеф беспеки при самом господине Беклемишеве... Какие люди, я польщена!
   Калюжный, стриженный ежиком хмурый крепыш лет сорока пяти, польщенным себя не чувствовал. А вот проигравшим себя уже осознавал, несомненно... Поскольку в прошлой жизни был не просто ментом, а толковым ментом и ушел отнюдь не по недоверию. Даша не собиралась взывать к солидарности ментов всего мира и читать мораль – не судите и не судимы будете – четверых детишек нужно кормить, а Бек, в общем, наркотой не торгует и престарелых хозяек приватизированных квартир под асфальт не закатывает...
   – Что? – она подставила ухо капитану Сацу. – Ах, вот оно что... Пожалуй, гражданин Калюжный, рановато отпускать вас с должными извинениями. Вот тут мне подсказывают, что ваши ребятки только что установили подслушивающее устройство на этаже... Сто тридцать седьмая – а если выяснится, что клопа подключили к телефонному проводу, то и сто тридцать восьмая – а там и двести восемьдесят шестую приклеим, если прикинуть, еще чего-нибудь подберем...
   Калюжный смотрел исподлобья и молчал. Взгляд был неподвижным, но в голове, несомненно, мельтешили варианты, реплики, ходы...
   Даша взяла у одного из автоматчиков большой бумажник. До сих пор она боялась, что может и ошибиться, но теперь отлетели последние сомнения. Целый набор великолепных, профессиональной работы снимков, запечатлевших г-на Камышана: садится в машину, спускается по ступенькам некоего здания, вид слева, вид справа, анфас, в шапке и без...
   – Отойдем, покурим? – предложила она Калюжному и первой направилась за угол.
   – Рыжая, тебе что, делать нехрен? – спросил Калюжный почти спокойно.
   – Давай без лирики, – ответила она тихо. – Времени у меня нет совершенно. Сам все понимаешь, не дите. Тебя, конечно, босс выцарапает уже через час, только ты, во-первых, бездарно провалил операцию, а во-вторых, посадил себе на хвост обозленную Рыжую, а это вредно для хвоста... Я для вас не фигура, согласна. Не таких сжевать можете... Только я ведь не буду соблюдать закон, я буду пакостить. Максимум через четверть часика сюда примчатся операторы из «Криминального канала», а учитывая, что сия телестудия принадлежит заклятым друзьям твоего босса, расклад получается интригующий. Параллельно привезем сюда господина Камышана, правую руку всенародно избранного губернатора, – пусть посмотрит на клопа, которого вы к его роскошной хате подключили... Шороху будет: Сечешь, Трофимыч? Ну да, еще бы ты не просекал...
   – Что тебе надо? – не встречаясь взглядом, спросил Калюжный.
   – Узнать истину, которая сделает меня свободной... Вы Камышану сели на хвост из-за Жени? Где-то нарыли, что он с ней контачил? Трофимыч, я не могу мизансцену до бесконечности тянуть, сам понимаешь. Подумай в темпе.
   – Эти – кто?
   – Вневедомственная, – сказала Даша. – У меня с их начальником отношения прекрасные, замешанные на взаимной выгоде, он мне и в два раза больше лбов одолжит, дойди до дела... Так что тайну я тебе гарантирую. Думай, Трофимыч, в темпе. И не смотри на меня так – ты что, сам-то веришь, чтобы Воловиков... Или веришь, козел такой?
   – Не хами, – буркнул он.
   – Некогда мне церемонии разводить. Ну, давай решать в три прихлопа. Никто ничего не узнает, своим сам что-нибудь соврешь, они у тебя не светочи интеллекта. Да и хозяин тебя ценит, не вышибет... Честное слово, моментально сматываюсь со всеми бармалеями а про клопа забываю начисто. Ну?
   – Но если, наколешь, я тебе тоже гарантирую наборчик самых первоклассных пакостей...
   – Я слово держу, должен помнить, – нетерпеливо сказала Даша. – А еще твоему боссу не грех бы напомнить, что без Фрола ему будет жить грустновато... Итак?
   – Черт с тобой, – сказал Калюжный нехотя. – Твое счастье, что я и сам не верю насчет Палыча, а то ломала бы ты меня до морковкиных заговин... Короче, Женька с Камышаном путалась последнее время.
   – Она не только с ним путалась. Что ж вы ему одному на хвост сели?
   Она блефовала, конечно, был риск... Проскочило. Трофимыч продолжал без паузы:
   – Потому что есть информашка: в тот вечер ее подхватила машина, крайне напоминающая камышановскую «Волгу». И последняя цифра номера – семерка...
   – Откуда информашка?
   – Вот уж не посетуй – от верблюда... Верблюд, должен тебя предупредить, неразговорчивый.
   Вряд ли он выложил все, не та закваска. Но и то, что она услышала, Дашу вполне устраивало. В рамках намеченной программы. И потому она вполне дружелюбно сказала:
   – Ну вот, а ты ломался... Значит, твой босс твердо намерен засунуть Камышанов хвост в мясорубку?
   – Это уж не мое дело.
   – Тоже верно, – сказала Даша. – Ладно, пошли.
   Зябко поеживаясь от ветра, вышла из-за угла и, подойдя к медведеобразному капитану Сацу, пожала плечами:
   – Капитан, ешь меня с кашей, но случилась трагическая ошибка. Совершенно честные граждане перед нами, такая вот петрушка...
   – Да чего там, – сказал Сац, ухмыляясь. – Всегда готовы. Значит, всех отпускать?
   – Ну, не чинить же произвол? – усмехнулась она.

Глава девятая.
ЗВУК ОХОТНИЧЬЕГО РОГА

   – Я – за обыск голосую всеми четырьмя конечностями, – сказала Даша. – Во-первых, Камышан у нас имеет все шансы стать роскошным подозреваемым – он привозил Маргариту под утро и неизвестно, когда покинул квартиру. Может, у него есть алиби, а может, и нет. Даже если он невиновен, но алиби не сыщется – здесь можно сыграть...
   – Дарья Андреевна... – усмехнулся Галахов. Его улыбочку можно было интерпретировать одним-единственным способом – как мягкую укоризну, мя-аконькую такую... А посему Даша приободрилась и сказала невинно:
   – Помилуйте, я же не предлагаю его бить головой об стенку или сажать к тестомесам[7]... Сделаем очную ставку с соседями, появится поле для маневра... Второе. Его активнейшим образом взяли в разработку люди Калюжного, то есть – Беклемишева. Бек стесняться не привык, и то, что Камышан – губернаторский фаворит, его не остановит. Если они первыми начнут мотать ему кишки на плетень, мы рискуем остаться без клиента. В конце-то концов, давно следовало Камышана допросить должным образом – беда в том, что идентифицировали его поздненько... Бековы ребята не будут думать о законности и соблюдать параграфы не станут. Кстати, на этом тоже можно сыграть.
   – Интересно, как вы превратите закономерный допрос в обыск?
   – Проще простого, – сказала Даша. – У нас есть показания Нины Евдокимовой – сто девятнадцатая, угроза убийством, плюс незаконное хранение огнестрельного, а там автоматически и хулиганство пристегивается, причем третий, самый тяжкий пункт статьи... Хороший букет. Прямо-таки эстетическое удовольствие испытываю.
   – И не боитесь последствий?
   – Потому и пришла проконсультироваться, – сказала Даша. – Я дисциплину чту свято. Разумеется, в управе будут гневаться. И могут забыть, что сами все это время требуют от нас проявить чудотворные способности в деле Монро. А могут и не пойти на принцип, не так уж Камышан ценсн, в самом-то деле. Как заведено, масса народа будет думать не о том, как вздрючить нахальных ментов, а о том, как занять освободившееся местечко, как использовать во внутренних разборках падение фаворита... В общем, если мне прикажут убрать коготки от Камышана, я уберу, что поделаешь...
   – Иными словами, великодушно предоставляете мне получать все шишки? Если я вам не разрешу – буду плох для вас, если разрешу – плох для большого дома...
   – У любого начальника есть масса отработанных способов свалить ответственность на не в меру ретивого подчиненного, – сказала Даша, глядя ему в глаза. – Обижаться не буду...
   – Ну что вы, Дарья Андреевна, это было бы не по-мужски – отводить грома на ваши хрупкие плечи... Надеюсь, феминизмом особо не увлекаетесь, и вас такая реплика не обижает?
   – Ничуть, – сказала Даша. – Пусть валят все на меня – лишь бы дали поработать с Камышаном как следует.
   – Интуиция?
   – А почему бы и нет? Между прочим, Калюжный мне не соврал насчет амуров Женечки Беклемишевой с Камышаном – факт имел место. Я проверила по своим каналам. Изложить подробно, что накопали ребята?
   – Ладно, не стоит, верю на слово. Что там насчет вечера, предшествовавшего...
   – Вот тут похвастать нечем, – сказала Даша. – Кто послужил Калюжному коронным свидетелем, мы пока не докопались. Но, если подумать, это не так уж и важно... Камышан – наглец по сути своей. Зажравшийся, наглый холуек, ему и в голову не придет прятать пистолет где-нибудь во дворе, в банке из-под тушенки... – она глянула на часы. – И потом, Слава мне до сих пор не позвонил, а значит, еще в работе, отрабатывает парочку следов – касаемо связки Камышан – Женечка. Есть шансы, что появится с чем-то дельным. Понимаете ли, во всем этом деле слишком много Камышана, он лезет из всех щелей, чуть ли не в каждой бочке оказывается затычкой. Не верю я в такие совпадения.
   – Ну, а прокуратура? Могут и не выписать ордер...
   – Без ордера обойдемся, – сказала Даша. – Согласно полезной книжке – Уголовно-процессуальному кодексу. В случаях, не терпящих отлагательства, обыск может быть произведен без санкции прокурора, с последующим сообщением прокурору в течение двадцати четырех часов... И выжидательно замолчала, держа двумя пальцами незажженную сигарету.
   – Значит, к сложностям готовы?
   – Всегда готова.
   – Хорошо, – сказал Галахов. – Каюсь, Дарья Андреевна, – я для себя все решил, просто... Уж не посетуйте, хотелось своими глазами увидеть вас в работе. Посмотреть, как вы умеете убеждать и аргументировать. Нам с вами еще работать и работать, а знаю я вас плохо. Вы не в обиде?
   – Да боже упаси, – сказала она, старательно, впрочем, чураясь любой неофициальности. – Вообще, я реалистка по жизни и всегда прошу ровно столько... или почти столько, сколько могу получить. Вот я, например, заранее знаю, что никакого обыска или хотя бы осмотра в «Золотой пади» мне не санкционируют...
   – Уж это наверняка, – хмуро сказал Галахов. – На каком это основании, извольте спросить? Тайна каминных часов?
   – Ну, вообще-то...
   – Вы-то сама верите, что под ними скрыто нечто роковое?
   – Трудно сказать, – пожала она плечами. – С одной стороны, с другой стороны... Зыбко.
   – То-то. С «Падью» пока играть не будем. Если только у вас там найдется какая-нибудь заагентуренная горничная, которая украдкой пошарит под часами...
   – Увы... – пожала плечами Даша.
   – Вот и останемся реалистами. – Полковник помолчал, на сей раз не притворяясь, а всерьез что-то обдумывая. – Во всей этой истории с часами, роковыми тайнами и беспечными певицами просматривается нечто определенно кинематографическое. Ну скажите вы мне хотя бы приблизительно: что могла выведать Маргарита, из-за чего ее понадобилось срочно убирать? Ни за что не поверю, что люди высокого полета стали бы обсуждать по-настоящему убойные дела в присутствии балованной эстрадной дивы. Это в кино сплошь и рядом случается, а в жизни упорно получается наоборот.
   – А эти загадочные эскизы?
   – Ну, знаете... – поморщился Галахов. – Никто еще не доказал, что они загадочные, что имеют какую-то связь... Согласен: дело может оказаться гораздо сложнее, чем нам сейчас кажется. Но не стоит торопливо приметывать на живую нитку... Валить в кучу все сразу. У меня самого порой появляется желание взять да смастерить ирландское рагу... Помните? Когда все идет в дело, вплоть до дохлой крысы... – Казалось, он колебался. Без нужды поворошил бумаги на столе, подвигал пепельницу. И вдруг резко поднял голову: – Лишней работы не испугаетесь?
   – По этому делу?
   – Не знаю. Видите ли, в кабинете Воловикова мне пришлось временно поселить Граника – у него лопнула батарея, пришлось срочно спасать бумаги и электронные игрушки... За два дня четырежды звонила какая-то девица, явно не знавшая, что Воловиков мертв.
   Граник, не будь дурак, старательно объяснял, что подполковник в отсутствии, – выдать себя за него не рискнул, и правильно сделал, был риск, что она хорошо знает голос Воловикова...
   – Что она хотела?
   – Не говорила. Подай ей Воловикова, и все тут. «Может, передать что-то?» – «Нет, я попозже позвоню». А звонить она перестала аккурат в тот день, когда в газетах появилось кратенькое сообщение – «с прискорбием извещают... трагически, при исполнении служебных обязанностей...» Может, это и совпадение, а может, и нет. – Он подал Даше карточку с телефонным номером. – Граник к четвертому звонку успел подключить аппаратуру, номерок высветился... Займитесь, вдруг что и проклюнется.
   – Если это его информатор, она может и затаиться...
   – Ну, за что купил, за то и продаю. Я, кстати, предпринял те шаги, о которых говорил – насчет вашей кандидатуры на место Воловикова. Дело вышло из стадии предварительного зондажа и, хотя тянуться будет долго, рискну сказать, что весомые шансы у вас есть...
   – Благодарю, – сказала Даша.
   Она до сих пор решительно не понимала: что ему нужно и зачем тянет наверх именно ее? Покупает, как необходимую в хозяйстве ценную охотничью собаку, или тут скрыты более глубокие расчеты? Пора бы и намекнуть, что желает получить взамен. Но что бы это ни было, нет ни намека на его желание притормозить следствие, наоборот... Уж тут-то можно ручаться со всей ответственностью, такие вещи она научилась просекать, еще не будучи начальством...
   – Рано благодарите, – усмехнулся он. – Головной боли, не забывайте, прибавится неизмеримо.
   – Можно нескромный вопрос?
   – Ну-ка?
   – Вам ни с каких вершин не пытались намекнуть, что там, на верхотуре, быстрее нас отыскали разгадку? А потому вежливо просят не увлекаться и не растекаться мыслью по древу, а следовать в должном направлении, поскольку с горы виднее?
   Галахов ответил, практически не раздумывая:
   – Вы знаете, нет. А это, сами понимаете, вселяет определенные надежды. Я, конечно, учитываю, что после вашего визита к Камышану...
   Телефонный звонок был мелодичным – в кабинетах начальников все аппараты мяукают нежно. Галахов безошибочно отыскал среди шести телефонов именно тот, что подал признаки жизни, – и уже через несколько секунд его лицо нехорошо застыло, стало злым и хищным.
   – Она здесь. Нет, сам поеду. – Кажется, он бросил трубку, не дослушав. Поднял глаза на Дашу. – Собирайтесь быстренько. Вашего опера нашли...
 
* * *
 
   ...Точное время смерти определить рано, сказал врач и был, надо полагать, абсолютно прав, но Даша, пребывавшая в тоскливом бешенстве, так что порой застилало глаза чем-то багровым, смотрела на него, как на врага, скомкала разговор столь хамски, что он откровенно обиделся. Сыскари, в темпе прочесавшие подъезд и парочку соседних, установили, что Славка пролежал около двух часов – в крохотном тамбурчике меж внешней дверью и внутренней, заслоняя запертый вход в подвал. Убийцы действовали предельно нагло, но выбрали, стоит признать, крайне эффективный метод: подъехала машина, средь бела дня двое, нетвердо державшиеся на ногах и вонявшие спиртным за километр, потащили в подъезд бесчувственного третьего, висевшего меж ними, как кукла. Волокли и громко приговаривали что-то вроде: «Слабоват Васька оказался...» Поскольку машина была довольно новой иномаркой, а одеты пьяные в дешевом стиле скороспелых хозяев жизни, со стороны дворовой общественности демаршей не последовало.
   «Пьяный» (рядом с которым предусмотрительно положили пустую бутылку), лежал долго, и жильцы, как водится, не вмешивались – перешагивали через вытянутые ноги, кто-то оказался исполнен гражданского сознания настолько, что заглянул в лицо. Но, убедившись, что имеет дело с совершенно незнакомым субъектом, преспокойно ушел к себе.