Страница:
– Для меня это чертовски неожиданно, – сказала Даша. – Пошлая фразочка, затертая, но ничего другого на ум не приходит.
– Но принципиальных возражений нет?
– Нет, пожалуй...
– Ну и прекрасно. Я подниму этот вопрос в самое ближайшее время, так что привыкайте...
– Вы что, полностью уверены...
– Иначе не стал бы заводить этот разговор.
«Ох, мужики, – подумала Даша, – все бы вам суперменов корчить, челюсть выпячивать... Но он и в самом деле чертовски целеустремлен и, как толкуют, всегда добивался своего. Есть еще и такой аспект – столь неожиданно предложенная должность дает не в пример больше возможностей, чтобы отыскать тех, кто все это устроил, и размотать их кишки по окрестным кустам... Кишки должны висеть по кустам, и никак иначе...»
– Отвечаю на невысказанный вопрос, – сказал полковник. – Сексуальной подоплеки просьба не искать. А то кто вас знает, вдруг никак не можете забыть историю с Фалиным...
Это было произнесено с прежней серьезностью, без малейшей шутливости. «И про Фалина знает, – отметила Даша самую чуточку смущенно, – а ведь та история вроде бы надежно похоронена в тех архивах, что никогда не ложатся на бумагу...»
– Вермуш маячит, – сказала Даша. – И давненько.
Действительно, Вермуш давненько уже топтался под бетонным козырьком, не решаясь прервать деловую беседу начальства, но определенно с умыслом держась на виду и не сводя глаз с «Форда».
– Ну, у нас вроде бы все оговорено... Пойдемте, узнаем, что там. Да, вот что... По убийству Монро работайте, как крутой бульдозер. Если понадобится, любое прикрытие гарантирую.
«Так недолго и шизофреничкой стать», – подумала Даша, вылезая вслед за ним из теплой машины. Вот она, оборотная сторона бытия любого, даже мелкого начальничка. Снова начинаешь гадать, нет ли тут коварной интриги. Кто-то ни за что не хочет, чтобы убийца Маргариты оказался под небом в клеточку, а другой клан, наоборот, этого жаждет, потому что удастся запихать в мясорубку чьи-то, на взгляд непосвященного, совершенно посторонние хвосты... Нет, ну каково? Дашенька Шевчук – шеф городского угро...
– Нашли папку? – первой задала она вопрос.
– Папку не нашли, нет ее нигде, – сказал Вермуш быстро. – А вот автомат нашли. В диване. «Семьдесят четвертый», коротыш, три снаряженных магазина тут же. В консервирующей смазке, только протереть – и можно пускать в дело. На магазинах эксперт нашел мелкие отпечатки, сейчас фиксирует.
Почему-то Даша нисколечко не удивилась – автомат и автомат, плевать, сам по себе он остается форменной ерундой, неясно, с чем его хотят связать устроители...
Видимо, у Галахова родились примерно те же мысли, он даже легонько пожал плечами:
– Ну, оформляйте по всем правилам... Насчет хозяина квартиры ничего не прояснилось?
– Пока нет. В паспортном говорят, что старый хозяин давно выписался, квартирка, похоже, прошла через несколько рук... – Он выжидательно помолчал и, поняв, что начальство не горит желанием расспрашивать его далее, нырнул обратно в подъезд.
– Как наша конспиративка, квартира не проходит? – спросила Даша.
– То-то и оно, что нет... Я уезжаю, Дарья Андреевна. А вы свяжитесь с дежурной частью и от моего имени прикажите быстренько подбросить сюда полдюжины омоновцев. Чует мое сердце, Бек сюда очень быстро пошлет щелкоперов, отгонять придется, как мух поганых... Никаких сомнений. Дочку он, разумеется, светить не будет, но от вендетты не откажется, и, я так предполагаю, в газетах вскоре замелькает этакая «мадемуазель Икс» из приличнейшей семьи... Да, квартира ваша на сигнализации?
– С недавних пор. – сказала Даша. – На пульте у вневедомственной. Есть кнопка.
– Прекрасно. И все равно, я вам подошлю Граника, пусть поколдует со своими аппаратами. У вас, как мне говорили, со старшим группы, что работает по Монро, нечто вроде старой боевой дружбы? То-то вас обоих вчера и задействовали... Вот и отлично. Постарайтесь самые серьезные разговоры по делу Монро и... сегодняшнему в управлении не вести. Лучше это делать у вас дома, пусть старшой подъезжает. Если у него нет разгонной машины, распорядитесь вылечить. Все разговоры не стоит переносить домой, должно оставаться впечатление, что следствие идет своим чередом, без оглядки на стороннее противодействие или любопытство, но тем не менее...
– Даже так обстоит? – тихо спросила Даша.
– Даже так. И не воображайте, будто я от вас что-то скрываю. Мы в одной упряжке, но пока что ничего конкретного у меня нет... Счастливо. – Он кивнул и направился к машине, возле которой уже маячил вернувшийся водитель.
«Дела, – озадаченно подумала Даша. – Во что это меня самым старательным образом впутывают? Надо немедленно прокрутить узловые точки с Воловиковым...»
И сжалась, как от удара, вспомнив, что с Воловиковым ничего уже больше не обкрутит, что он, давно уже захолодевший, лежит наверху.
...Она легонько надиралась в полном одиночестве. Родителя дома не просматривалось со вчерашнего вечера. Сидела в полумраке, при зажженном ночнике, с сухими глазами и тупо ноющей иголочкой в районе сердца, прихлебывала миндальную настойку и честно старалась отрешиться от всего под оравший с раскованной хрипотцой голос Маргариты Монро:
– Притон, прощай, не забывай, уходим в путь далекий, прощай, земля, нас ждет петля и долгий сон глубокий! Нам предстоит висеть в ночи, качаясь над землею, и нашу рухлядь палачи поделят меж собою!
Вяло отметила чуточку помутненным сознанием, что уж эта-то песня успехом пользовалась – и вряд ли кто-то помнил, откуда позаимствованы слова...
Как это обычно и случается, все размолвки, выволочки и нешуточные конфликты, связанные с Воловиковым, начисто исчезли из памяти. И это правильно. Ибо – пустяки и тлен. Он был правильным ментом. Его, Даша не сомневалась, заманила в ловушку какая-то крайне умная и расчетливая сволочь. Мучительно было думать, что шефа положат на Кагалыке чуть ли не украдкой. Наверху уже успело сформироваться мнение, что именно так и надлежит поступить – по большому счету, все думали то же, что и Даша (а если какой козел в погонах и думал поперек, то не высказывал этого вслух), однако, как водится, приходилось считаться с обстоятельствами смерти и с тем, что не было пока реабилитирующих фактов. Не так уж трудно просечь ход мыслей начальства. Тем более, что Галахов без особого напряжения интеллекта оказался пророком – машина с омоновцами подъехала всего на пару минут раньше репортеров. Шакалов пера и камеры, разумеется, в подъезд не пустили, но они уже прекрасно знали, чей труп лежит в квартире. Словом, предстояло не только отыскать того, кто убил, но и самым недвусмысленным образом очистить имя Воловикова.
Но она пока что представления не имела, с чего начать. Хозяина квартиры так и не разыскали, как ни старались. Соседи ясности не внесли: кроме Даши со Славкой, зафиксированных бдительной склочницей с эрделем, кандидатов в подозрительные личности не имелось. Эскулапы из психушки клялись и божились, что в крови гражданки Беклемишевой не обнаружено ни малейших следов наркотиков – правда, тут же честно признаваясь, что не смеют утверждать, будто наркотиков в крови не было вообще. Некоторые производные ЛСД исчезают из организма минут через сорок после приема (что Даша знала не хуже медиков). Как бы там ни было, мамзель Икс из приличной семьи ничего не симулировала – и вправду пребывала в состоянии стойкого психического расстройства невыясненной пока природы, а потому, напичканная психотропами, спала, как чурбан, в отделении для буйных (где, несмотря на все замки, засовы и решетки, все же поставили по личному распоряжению Галахова милицейский пост). Не было концов. Что бы там ни лежало в желтой папке, она исчезла, а значит, что-то там все же было...
Вдобавок ко всему в ларьке, где Даша затаривалась пивом, оказалось только «Боярское». Пришлось взять. Дело в том, что на этикетке «Боярского» в облике то ли ухаря-купца, то ли вельможного боярина был изображен не кто иной, как Беклемишев, с подрисованной бородой, которую он по жизни не носил. Понятное дело, произошло это отнюдь не случайно, а с подачи самого банкира-промышленника. В самые первые, дурные годы перестройки он не соблазнился, подобно многим, ерундой в виде редкоземельных элементов или турецких шмоток, а прихватизировал шантарский дрожжевой завод, что позволило очень быстро взять за глотку пивзаводы не только в Шантарске, но и в двух прилегающих губерниях. Ну, а с теми, кто пытался устроить демпинг на привозных дрожжах, быстро приключались всякие грустные неприятности (парочку исполнителей Даша с Воловиковым исхитрились посадить, но клубочек, конечно же, не размотали).
А в общем, ничего страшного. Приготовленные напоследок пивные бутылки всегда можно было повернуть этикеткой к стенке, что Даша и сделала. Пиво, в конце концов, было неплохое. А если проявить некоторую терпимость, Беклемишева тоже можно понять, но от этого не легче...
Когда в дверь принялись звонить (не нахраписто, однако целеустремленно), пришлось идти открывать. Сунув, понятно, в карман халата маленький тяжелый ПСМ. Это мог оказаться и Славка, получивший строгий приказ звонить или приезжать в любое время.
Пальцем в небо. Правда, визитера все же никак нельзя было назвать посторонним. В глазок Даша узрела льняные кудри сержанта Феди, былого сподвижника по прошлогоднему делу сатанистов. Правда, ныне это был первокурсник шантарской милицейской школы. Особенных трудов, чтобы его туда протолкнуть, Даша не прилагала – деревенский уроженец оказался парнем головастым и экзамены проскочил легко. Из деревенской провинции вышло много головастого народа – вспомнить хотя бы Шукшина, Ломоносова и Наполеона...
В другое время она и ощутила бы легкую досаду (экс-сержант и нынешний курсант был по-прежнему влюблен в нее по уши и под самыми дурацкими предлогами навязывался в гости), но сегодня она, пожалуй, даже обрадовалась компании. Однако порядка ради строго поинтересовалась:
– А сегодня что, друг мой Теодор? Учебник «Прокурорский надзор» срочно понадобился, а в библиотеке его нету?
Судя по смущенно-решительной физиономии друга Теодора, она если не угадала, то влепила где-то в девятку. Неотвязный обожатель нацелился бормотать что-то насчет срочной потребности в учебниках и готовности незамедлительно убраться, если он нагрянул не вовремя.
– Ладно, – сказала Даша. – Нету у меня любовника под кроватью. Заходи, молодое поколение, алкоголь будем пьянствовать за помин души...
Провела его в дальнюю комнату, где обосновалась править маленькую тризну, налила полный стакан, пояснив:
– Как опоздавшему. Жахните, Теодор, за помин души правильного мента... Авось и за нас потом кто жахнет.
Федя браво выцедил стакан, откусил половину конфеты и сказал:
– У нас никто не верит, будто...
– Цыц, – сказала Даша. – Давай без речей, мне и так тошно. Мне еще эту погань искать, а потом кишки на плетень наматывать, так что разливай по второй...
С облегчением отметила, что все же немножко захмелела, не настолько, увы, чтобы отлетела тоска. Столько, пожалуй, не выпить, завтра надо работать, да и ничего почти не решает алкогольное забытье...
– А помочь не нужно? – спросил смирнехонько сидевший в тени гость. – Если что, парочку ребят всегда на крылья поставлю.
– Что, в авторитете ходишь?
– Ну не так чтобы... Я особо не хвастаюсь, только про эту медальку и так знают, под чьим началом я ее заработал.
Даша всмотрелась – ясное дело, молокосос невольно покосился на медальку, каковую, конечно же, таскает не снимая. Капелька прошлогоднего «золотого дождя», пролившегося с вершин на участников «дела о двадцать пятом кадре», досталась и сержанту. С сержантами это тоже случается – в таких случаях.
Она прикончила очередную дозу, не утруждая себя закуской, хмыкнула:
– Героически подтаскивал патроны, пока Рыжая лежала за пулеметом. Девки млеют... Ладно, Теодор, не обижайся, настроение такое.
– Да я на вас никогда не обижаюсь, – заявил Федя таким тоном, что и сопливая первоклассница просекла бы недвусмысленное объяснение в любви.
Даша задумчиво смотрела на него. В голове немного плыло. Как частенько случается с пьяными, даже в подобных сегодняшнему случаях, пришла пора жалеть не других, а себя. Собственное угрюмое одиночество нормальной во всех отношениях бабы. И никуда не денешься от неприкрытого цинизма, хоть ты тресни. Особенно если перед тобой сидит обожающий мужик, с которым во многих отношениях не просто легко – архиудобно... «Стерва ты, Рыжая, – самокритично сказала она себе с пьяноватой ухмылочкой. – Давно тебя не раскладывали по-хорошему, вот и бесишься».
И преспокойно закинула ногу на ногу, не озаботившись поправить разлетевшиеся полы халата. Выпив полстакана, спросила:
– Друг мой Теодор, похожа я на стерву?
– Ерунда какая, – чуть сдавленно ответили из темноты.
– Вот и не ерунда, – сказала Даша. – Поди-ка не стань стервой на моем-то месте... Хорошо все обдумал?
– Что?
– Да не прикидывайся ты, – сказала Даша спокойно. – Хорошо. Я не железная. Только чтобы не хныкать потом... Со мной, знаешь ли, тяжко. Такая уродилась. Нижнюю челюсть подбери, правильно ты меня понял, правильно... чтоб никакого мне мужского превосходства, ясно? Не проходят со мной, такие номера. Иди сюда, не мне ж к тебе подходить, как той рябине к дубу... Ну?
Встала, выпрямилась и взялась за широкий поясок халата. Забыться хотелось – спасу нет. И никаких, если вдуматься, подлостей она не совершала, просто уступила в конце концов, и, что немаловажно, не переходя в подчиненное положение. Не гимназист, уксусом травиться не будет, ежели что, на аркане никто не тянул, сам напросился...
Вся эта дурь вертелась в голове, пока бравый курсант снимал с нее халат, действуя, конечно, неуклюже от волнения, но и не столь бездарно, как можно было опасаться. Оказавшись на диване в самой классической и незамысловатой позиции, она решительно пресекла шепотки-вздохи, торопясь побыстрее выбросить из головы все печали, помогла незнакомой плоти закрепить окончательный успех и блаженно прикрыла глаза после первого толчка, ощущая, как голова понемногу становится восхитительно пустой.
Глава шестая.
– Но принципиальных возражений нет?
– Нет, пожалуй...
– Ну и прекрасно. Я подниму этот вопрос в самое ближайшее время, так что привыкайте...
– Вы что, полностью уверены...
– Иначе не стал бы заводить этот разговор.
«Ох, мужики, – подумала Даша, – все бы вам суперменов корчить, челюсть выпячивать... Но он и в самом деле чертовски целеустремлен и, как толкуют, всегда добивался своего. Есть еще и такой аспект – столь неожиданно предложенная должность дает не в пример больше возможностей, чтобы отыскать тех, кто все это устроил, и размотать их кишки по окрестным кустам... Кишки должны висеть по кустам, и никак иначе...»
– Отвечаю на невысказанный вопрос, – сказал полковник. – Сексуальной подоплеки просьба не искать. А то кто вас знает, вдруг никак не можете забыть историю с Фалиным...
Это было произнесено с прежней серьезностью, без малейшей шутливости. «И про Фалина знает, – отметила Даша самую чуточку смущенно, – а ведь та история вроде бы надежно похоронена в тех архивах, что никогда не ложатся на бумагу...»
– Вермуш маячит, – сказала Даша. – И давненько.
Действительно, Вермуш давненько уже топтался под бетонным козырьком, не решаясь прервать деловую беседу начальства, но определенно с умыслом держась на виду и не сводя глаз с «Форда».
– Ну, у нас вроде бы все оговорено... Пойдемте, узнаем, что там. Да, вот что... По убийству Монро работайте, как крутой бульдозер. Если понадобится, любое прикрытие гарантирую.
«Так недолго и шизофреничкой стать», – подумала Даша, вылезая вслед за ним из теплой машины. Вот она, оборотная сторона бытия любого, даже мелкого начальничка. Снова начинаешь гадать, нет ли тут коварной интриги. Кто-то ни за что не хочет, чтобы убийца Маргариты оказался под небом в клеточку, а другой клан, наоборот, этого жаждет, потому что удастся запихать в мясорубку чьи-то, на взгляд непосвященного, совершенно посторонние хвосты... Нет, ну каково? Дашенька Шевчук – шеф городского угро...
– Нашли папку? – первой задала она вопрос.
– Папку не нашли, нет ее нигде, – сказал Вермуш быстро. – А вот автомат нашли. В диване. «Семьдесят четвертый», коротыш, три снаряженных магазина тут же. В консервирующей смазке, только протереть – и можно пускать в дело. На магазинах эксперт нашел мелкие отпечатки, сейчас фиксирует.
Почему-то Даша нисколечко не удивилась – автомат и автомат, плевать, сам по себе он остается форменной ерундой, неясно, с чем его хотят связать устроители...
Видимо, у Галахова родились примерно те же мысли, он даже легонько пожал плечами:
– Ну, оформляйте по всем правилам... Насчет хозяина квартиры ничего не прояснилось?
– Пока нет. В паспортном говорят, что старый хозяин давно выписался, квартирка, похоже, прошла через несколько рук... – Он выжидательно помолчал и, поняв, что начальство не горит желанием расспрашивать его далее, нырнул обратно в подъезд.
– Как наша конспиративка, квартира не проходит? – спросила Даша.
– То-то и оно, что нет... Я уезжаю, Дарья Андреевна. А вы свяжитесь с дежурной частью и от моего имени прикажите быстренько подбросить сюда полдюжины омоновцев. Чует мое сердце, Бек сюда очень быстро пошлет щелкоперов, отгонять придется, как мух поганых... Никаких сомнений. Дочку он, разумеется, светить не будет, но от вендетты не откажется, и, я так предполагаю, в газетах вскоре замелькает этакая «мадемуазель Икс» из приличнейшей семьи... Да, квартира ваша на сигнализации?
– С недавних пор. – сказала Даша. – На пульте у вневедомственной. Есть кнопка.
– Прекрасно. И все равно, я вам подошлю Граника, пусть поколдует со своими аппаратами. У вас, как мне говорили, со старшим группы, что работает по Монро, нечто вроде старой боевой дружбы? То-то вас обоих вчера и задействовали... Вот и отлично. Постарайтесь самые серьезные разговоры по делу Монро и... сегодняшнему в управлении не вести. Лучше это делать у вас дома, пусть старшой подъезжает. Если у него нет разгонной машины, распорядитесь вылечить. Все разговоры не стоит переносить домой, должно оставаться впечатление, что следствие идет своим чередом, без оглядки на стороннее противодействие или любопытство, но тем не менее...
– Даже так обстоит? – тихо спросила Даша.
– Даже так. И не воображайте, будто я от вас что-то скрываю. Мы в одной упряжке, но пока что ничего конкретного у меня нет... Счастливо. – Он кивнул и направился к машине, возле которой уже маячил вернувшийся водитель.
«Дела, – озадаченно подумала Даша. – Во что это меня самым старательным образом впутывают? Надо немедленно прокрутить узловые точки с Воловиковым...»
И сжалась, как от удара, вспомнив, что с Воловиковым ничего уже больше не обкрутит, что он, давно уже захолодевший, лежит наверху.
* * *
...Она легонько надиралась в полном одиночестве. Родителя дома не просматривалось со вчерашнего вечера. Сидела в полумраке, при зажженном ночнике, с сухими глазами и тупо ноющей иголочкой в районе сердца, прихлебывала миндальную настойку и честно старалась отрешиться от всего под оравший с раскованной хрипотцой голос Маргариты Монро:
– Притон, прощай, не забывай, уходим в путь далекий, прощай, земля, нас ждет петля и долгий сон глубокий! Нам предстоит висеть в ночи, качаясь над землею, и нашу рухлядь палачи поделят меж собою!
Вяло отметила чуточку помутненным сознанием, что уж эта-то песня успехом пользовалась – и вряд ли кто-то помнил, откуда позаимствованы слова...
Как это обычно и случается, все размолвки, выволочки и нешуточные конфликты, связанные с Воловиковым, начисто исчезли из памяти. И это правильно. Ибо – пустяки и тлен. Он был правильным ментом. Его, Даша не сомневалась, заманила в ловушку какая-то крайне умная и расчетливая сволочь. Мучительно было думать, что шефа положат на Кагалыке чуть ли не украдкой. Наверху уже успело сформироваться мнение, что именно так и надлежит поступить – по большому счету, все думали то же, что и Даша (а если какой козел в погонах и думал поперек, то не высказывал этого вслух), однако, как водится, приходилось считаться с обстоятельствами смерти и с тем, что не было пока реабилитирующих фактов. Не так уж трудно просечь ход мыслей начальства. Тем более, что Галахов без особого напряжения интеллекта оказался пророком – машина с омоновцами подъехала всего на пару минут раньше репортеров. Шакалов пера и камеры, разумеется, в подъезд не пустили, но они уже прекрасно знали, чей труп лежит в квартире. Словом, предстояло не только отыскать того, кто убил, но и самым недвусмысленным образом очистить имя Воловикова.
Но она пока что представления не имела, с чего начать. Хозяина квартиры так и не разыскали, как ни старались. Соседи ясности не внесли: кроме Даши со Славкой, зафиксированных бдительной склочницей с эрделем, кандидатов в подозрительные личности не имелось. Эскулапы из психушки клялись и божились, что в крови гражданки Беклемишевой не обнаружено ни малейших следов наркотиков – правда, тут же честно признаваясь, что не смеют утверждать, будто наркотиков в крови не было вообще. Некоторые производные ЛСД исчезают из организма минут через сорок после приема (что Даша знала не хуже медиков). Как бы там ни было, мамзель Икс из приличной семьи ничего не симулировала – и вправду пребывала в состоянии стойкого психического расстройства невыясненной пока природы, а потому, напичканная психотропами, спала, как чурбан, в отделении для буйных (где, несмотря на все замки, засовы и решетки, все же поставили по личному распоряжению Галахова милицейский пост). Не было концов. Что бы там ни лежало в желтой папке, она исчезла, а значит, что-то там все же было...
Вдобавок ко всему в ларьке, где Даша затаривалась пивом, оказалось только «Боярское». Пришлось взять. Дело в том, что на этикетке «Боярского» в облике то ли ухаря-купца, то ли вельможного боярина был изображен не кто иной, как Беклемишев, с подрисованной бородой, которую он по жизни не носил. Понятное дело, произошло это отнюдь не случайно, а с подачи самого банкира-промышленника. В самые первые, дурные годы перестройки он не соблазнился, подобно многим, ерундой в виде редкоземельных элементов или турецких шмоток, а прихватизировал шантарский дрожжевой завод, что позволило очень быстро взять за глотку пивзаводы не только в Шантарске, но и в двух прилегающих губерниях. Ну, а с теми, кто пытался устроить демпинг на привозных дрожжах, быстро приключались всякие грустные неприятности (парочку исполнителей Даша с Воловиковым исхитрились посадить, но клубочек, конечно же, не размотали).
А в общем, ничего страшного. Приготовленные напоследок пивные бутылки всегда можно было повернуть этикеткой к стенке, что Даша и сделала. Пиво, в конце концов, было неплохое. А если проявить некоторую терпимость, Беклемишева тоже можно понять, но от этого не легче...
Когда в дверь принялись звонить (не нахраписто, однако целеустремленно), пришлось идти открывать. Сунув, понятно, в карман халата маленький тяжелый ПСМ. Это мог оказаться и Славка, получивший строгий приказ звонить или приезжать в любое время.
Пальцем в небо. Правда, визитера все же никак нельзя было назвать посторонним. В глазок Даша узрела льняные кудри сержанта Феди, былого сподвижника по прошлогоднему делу сатанистов. Правда, ныне это был первокурсник шантарской милицейской школы. Особенных трудов, чтобы его туда протолкнуть, Даша не прилагала – деревенский уроженец оказался парнем головастым и экзамены проскочил легко. Из деревенской провинции вышло много головастого народа – вспомнить хотя бы Шукшина, Ломоносова и Наполеона...
В другое время она и ощутила бы легкую досаду (экс-сержант и нынешний курсант был по-прежнему влюблен в нее по уши и под самыми дурацкими предлогами навязывался в гости), но сегодня она, пожалуй, даже обрадовалась компании. Однако порядка ради строго поинтересовалась:
– А сегодня что, друг мой Теодор? Учебник «Прокурорский надзор» срочно понадобился, а в библиотеке его нету?
Судя по смущенно-решительной физиономии друга Теодора, она если не угадала, то влепила где-то в девятку. Неотвязный обожатель нацелился бормотать что-то насчет срочной потребности в учебниках и готовности незамедлительно убраться, если он нагрянул не вовремя.
– Ладно, – сказала Даша. – Нету у меня любовника под кроватью. Заходи, молодое поколение, алкоголь будем пьянствовать за помин души...
Провела его в дальнюю комнату, где обосновалась править маленькую тризну, налила полный стакан, пояснив:
– Как опоздавшему. Жахните, Теодор, за помин души правильного мента... Авось и за нас потом кто жахнет.
Федя браво выцедил стакан, откусил половину конфеты и сказал:
– У нас никто не верит, будто...
– Цыц, – сказала Даша. – Давай без речей, мне и так тошно. Мне еще эту погань искать, а потом кишки на плетень наматывать, так что разливай по второй...
С облегчением отметила, что все же немножко захмелела, не настолько, увы, чтобы отлетела тоска. Столько, пожалуй, не выпить, завтра надо работать, да и ничего почти не решает алкогольное забытье...
– А помочь не нужно? – спросил смирнехонько сидевший в тени гость. – Если что, парочку ребят всегда на крылья поставлю.
– Что, в авторитете ходишь?
– Ну не так чтобы... Я особо не хвастаюсь, только про эту медальку и так знают, под чьим началом я ее заработал.
Даша всмотрелась – ясное дело, молокосос невольно покосился на медальку, каковую, конечно же, таскает не снимая. Капелька прошлогоднего «золотого дождя», пролившегося с вершин на участников «дела о двадцать пятом кадре», досталась и сержанту. С сержантами это тоже случается – в таких случаях.
Она прикончила очередную дозу, не утруждая себя закуской, хмыкнула:
– Героически подтаскивал патроны, пока Рыжая лежала за пулеметом. Девки млеют... Ладно, Теодор, не обижайся, настроение такое.
– Да я на вас никогда не обижаюсь, – заявил Федя таким тоном, что и сопливая первоклассница просекла бы недвусмысленное объяснение в любви.
Даша задумчиво смотрела на него. В голове немного плыло. Как частенько случается с пьяными, даже в подобных сегодняшнему случаях, пришла пора жалеть не других, а себя. Собственное угрюмое одиночество нормальной во всех отношениях бабы. И никуда не денешься от неприкрытого цинизма, хоть ты тресни. Особенно если перед тобой сидит обожающий мужик, с которым во многих отношениях не просто легко – архиудобно... «Стерва ты, Рыжая, – самокритично сказала она себе с пьяноватой ухмылочкой. – Давно тебя не раскладывали по-хорошему, вот и бесишься».
И преспокойно закинула ногу на ногу, не озаботившись поправить разлетевшиеся полы халата. Выпив полстакана, спросила:
– Друг мой Теодор, похожа я на стерву?
– Ерунда какая, – чуть сдавленно ответили из темноты.
– Вот и не ерунда, – сказала Даша. – Поди-ка не стань стервой на моем-то месте... Хорошо все обдумал?
– Что?
– Да не прикидывайся ты, – сказала Даша спокойно. – Хорошо. Я не железная. Только чтобы не хныкать потом... Со мной, знаешь ли, тяжко. Такая уродилась. Нижнюю челюсть подбери, правильно ты меня понял, правильно... чтоб никакого мне мужского превосходства, ясно? Не проходят со мной, такие номера. Иди сюда, не мне ж к тебе подходить, как той рябине к дубу... Ну?
Встала, выпрямилась и взялась за широкий поясок халата. Забыться хотелось – спасу нет. И никаких, если вдуматься, подлостей она не совершала, просто уступила в конце концов, и, что немаловажно, не переходя в подчиненное положение. Не гимназист, уксусом травиться не будет, ежели что, на аркане никто не тянул, сам напросился...
Вся эта дурь вертелась в голове, пока бравый курсант снимал с нее халат, действуя, конечно, неуклюже от волнения, но и не столь бездарно, как можно было опасаться. Оказавшись на диване в самой классической и незамысловатой позиции, она решительно пресекла шепотки-вздохи, торопясь побыстрее выбросить из головы все печали, помогла незнакомой плоти закрепить окончательный успех и блаженно прикрыла глаза после первого толчка, ощущая, как голова понемногу становится восхитительно пустой.
Глава шестая.
КОГДА УМИРАЮТ ЧУЖИЕ
Наутро она чувствовала себя прекрасно – голова вовсе не болела, ни похмельных терзаний, ни похмельного раскаяния. Ночь получилась отличной – неожиданный любовник, очухавшись от первых восторгов, взялся за дело обстоятельно и неспешно, не чураясь экспериментов и замысловатостей. А утром Даша его без всяких трудов подвигла на новые подвиги, так что отдохновение души и тела было достигнуто. А главное, удалось благополучно избежать неизбежных порой в такой ситуации утренних неловких попыток определиться в ситуации, натянутого молчания и тщательно подбиравшихся фраз. Даша просто-напросто со всей непринужденностью вытащила его из постели и препроводила на кухню готовить кофе, продуманными репликами втолковав, что ни о чем она не сожалеет и готова продолжать при одном-единственном условии – если не будет тех восторгов и нежностей, что испокон веков проходят по разряду щенячьих. Более взвешенные допускаются.
Кажется, удалось. Правда, мужская психология неизменна и просчитывается наперед: Федя, несмотря на некую ошалелость, все же не смог скрыть этакое легкое самодовольство, идущее прямиком от Адама. Даша, однако, смолчала, резонно решив, что всегда успеет поставить на место деревенского богатыря.
Накормив и напоив, со всей тактичностью, взялась выпроваживать, сказав чистую правду о куче предстоящих дел.
Ключ звонко провернулся в замке, когда Федя уже брался за головку замка.
– Полное спокойствие, – сказала Даша. – Не от школьницы ускользаешь утренней порой...
Она чуть отступила, и в прихожую ввалился загулявший родитель, отставной милицейский майор, невысокий и крепенький, как гриб боровик. Как любой на его месте, малость опешил, нос к носу столкнувшись с парочкой. Даша преспокойно сказала:
– Надо же, в одной прихожей негаданно столкнулись два майора – сюрреализм... Федя, это папа, па это Федя... вы вроде бы уже друг другу были представлены, помнится? Федя – моя личная жизнь, что следует принимать столь же философски, как радугу и снег. – Запахнула халат поплотнее, чтобы не так бросались глаза имевшиеся пониже шеи следы неподдельного проявления чувств. – Иди лопай кофе, майор, только мне оставь, знаю я тебя...
Федя, застыв соляным столпом, медленно пунцовея. Даша быстренько вытолкнула его на площадку, вышла следом, закрыла за собой дверь с автоматическим замком. Чмокнула в щеку и нежно сказала:
– Теодор, мне с тобой великолепно. Но любовник Рыжей – звание обязывающее. Если протрепешься – оторву все, что под руку подвернется...
Носитель обязывающего звания таращился на нее преданно, вожделеюще, вдруг сцапал и прижал к себе так, что Даша на долю секунды мысленно рассопливилась, как школьница. Обозвав себя стервой, деликатна высвободилась:
– Соседи узрят... Шагай.
– Я тебе правда нужен?
Она кивнула, прикрыв глаза, услышала в квартиры пронзительную трель телефонного звонка и встрепенулась:
– Ну вот, началось... Шагай.
– А...
– Позвоню. В общагу, – и, отвернувшись, позвонила в дверь.
Майор открыл не сразу, заторопился:
– Славка звонил. Сказал, сейчас приедет.
– Это просто замечательно, – задумчиво сказала Даша, проходя мимо него в кухню. – Это великолепно, майор...
Майор топал следом, демонстративно вздыхая. Она налила себе полуостывшего кофе, пожала плечами:
– Ну, так какие проблемы? Рожи скорбные?
– Молод...
– Двадцать два, – сказала она, присаживаясь у стола. – Не дите. В конце-то концов, майор, когда ты пропадаешь у подружки лет на пятнадцать тебя моложе, это называется мужской предприимчивостью, а? Ну, а когда я завожу друга на восемь лет меня моложе, это вдруг называют нехорошими словами, пусть мысленно... Нелогично.
– Феминистка долбаная... – проворчал майор.
– Женщина, – сказала она, отмахнувшись. – Совершенно нормальная, между прочим... И он мне, кстати, не подчиненный, так что никакая сволочь не прицепится.
Осушила чащку одним глотком. Вновь наваливалась тоска и подступала смурная реальность. Даша направилась к себе в комнату и быстренько уничтожила следы бурной ночи.
Звонок в дверь она услышала, лежа в ванне. Заторопилась, протерлась насухо махровым полотенцем, натянула джинсы и свитер. В свою комнату входила уже с абсолютно деловым и спокойным лицом – гончая на тропе, Рыжая...
Впрочем, Славка вряд ли стал бы интересоваться ее личной жизнью, даже располагая массой свободного времени. А уж теперь – тем более. Лицо у него было озабоченное до предела.
– Ну? – спросила Даша с ходу.
– Как в анекдоте. Есть две новости, плохая и хорошая. Тебе которую первой выложить?
– Ту, которая короче, – сказала она после секундного размышления.
– Гражданку Евдокимову, сиречь горничную Ниночку, вот-вот оприходуют. Не смогла растаять в воздухе...
– Жива, значит? – облегченно вздохнула Даша.
– Живехонька. Вычислили, стали сжимать кольцо, а там она и сама не выдержала жизни в бегах – стала понемногу пытаться установить контакт с ближайшими друзьями-подругами, была парочка телефонных звонков, пришел гонец, пацан, которого она наняла... Словом, обложили две квартиры, очень может быть, уже и взяли, пока я к тебе ехал...
– Давай плохую, – сказала Даша.
– Сагалова убили. На другой день после смерти Маргариты.
Даша добросовестно напрягла тренированную память:
– Сагалов... Художник, который ее рисовал а натюрель?
– Ага. И еще, как выяснилось, накропал ей пару текстов – «Диснейленд» и «Бессонницу», если конкретно. Дело в районной уголовке, там еще не все утрясли... да и не знаю пока, надо ли утрясать. Как распорядишься. Может, и не понадобится забирать, хотя я бы забрал...
– Интересно, – сказала Даша. – Не так часто приходится видеть сыскаря, добровольно взваливающего на себя чужую работу... Что там?
– Нашли его не сразу, пролежал в квартире часов восемь. Потом приехала нынешняя официальная подружка, согласно своему статусу имевшая ключ от квартиры, вошла, сомлела, и началась кутерьма. Судя по первому впечатлению – классический гранд мокрый[3]. Зарабатывал он неплохо, в отличие от иных собратьев по цеху, пил не ведрами, а стаканами, дома были и баксы, и аппаратура, и шмотки... Надо полагать, пасли. Рассчитывали, что дома его не будет, а он, должно быть, заявился в неурочное время. Три ножевых раны. Положили на месте. И спокойненько дочистили квартиру. Списочек, по словам той подруги, вышел неслабый – хотя, такое впечатление, все же нервничали и до конца подчищать не стали. Все, как обычно: кто-то видел двух парней с сумками, да не стал присматриваться, кто-то видел незнакомую машину... Бригантину[4], кстати, нашли довольно быстро – утром того дня была угнана с Кутеванова, стояла километрах в десяти от дома Сагалова...
– А ты как на это дело вышел? – спросила Даша. – Через районщиков?
В его улыбке просквозила законная гордость профессионала.
– Да не совсем... Мы, как путние, принялись названивать в квартиру – и напоролись на соседку. Очень удачно, я тебе скажу, напоролись. Ты Коровина из тамошнего угро помнишь?
– Рожа вечно кислая?
– Ага. Он вообще, по секрету говоря, тип неприятный. Вот потому-то с соседской бабкой у него контакта не получилось. Отпугнул ее кислой рожей, цедил сквозь зубы, смотрел так, будто ее саму подозревает... Словом, бабулю он не обаял. А мой Костик, сама знаешь, парень обаятельный, щеки пухлые надует, бородку потеребит, глянет беспомощно... Бабуля была с покойным в самых теплых отношениях – она хоть и бабуля, но в прошлой жизни актриса драмтеатра. Подозреваю, на амплуа «кушать подано», однако это, в принципе, неважно. Одного круга индивидуумы. Она у него даже иногда убиралась, имела ключ...
– Ага, – сказала Даша. – Угадываю ход мыслей Коровина. И проистекавший отсюда стиль общения. Ничего удивительного, что бабка обиделась. Дальше?
– Бабуля до сих пор питает неистребимую страсть ко всяческим светским сплетням. Живая старушка, вроде генералиссимуса Суворова, только что через стулья не прыгает... По ее словам, к милейшему человеку Мише Сагалову несколько раз приезжала Маргарита Монро – со всем шармом выпархивала из роскошной черной «Волги». Стекла тонированные, отделка нестандартная, антенн побольше, чем у их дома на крыше... И, по наблюдениям старушки, не раз визиты затягивались заполночь, вполне возможно и до утра. Точнее старуха, понятно, не выясняла – интеллигентные люди, напрямик не спросишь.
– Ну, вообще-то... – задумчиво сказала Даша. – То что Маргарита с ним порой амурничала, человек пять заявляли...
– Погоди. Во-первых, бабушка Изольда запомнила номер той шикарной «Волги». А я быстренько машину установил. «Волга» из того мини-автопарка, что закреплен за губернатором. И пользуется ею главным образом господин Камышан Сергей Вячеславович, помощник губернатора. У нашего воеводы уйма помощников – как губернатора, члена Совета Федерации. Под этой маркой, сама знаешь, проходят и охранники и просто мелкие холуи... Но Камышан, насколько выяснили, и в самом деле помощник. Этакий адъютант.
– Фотографии не раздобыли?
– Нет пока, – сказал Славка. – Обещали тут в одном месте...
– А ту, где Марго на шикарной даче, не догадался показать? Вдруг один из них и есть Камышан?
– Некому ее пока что показывать, – сказал Славка. – Все, что мы на данный момент выяснили, решалось исключительно по телефону...
– А бабушка Изольда?
– Из машины всегда выходила одна Маргарита. Никакой мужчина ее не сопровождал.
– Логично, – сказала Даша. – Вряд ли она к любовнику с кавалером ездила... Ну, ясно. То, что Камышан любезно предоставлял в ее распоряжение свою машину, сможет умозаключить и стажер. А это подразумевает... Нет, ничего это еще не подразумевает. Может, Камышанов шофер с ней как-то пересекался по жизни, то ли калымил, то ли что... Ничего это не доказывает, Слава. Машина и машина... Что там у тебя – «во-вторых»?
– А вот... – сказал он загадочно, вытаскивая из папки желтый огромный конверт. – При Коровине бабушка Изольда о нем и не заикнулась, а нам отдала... Точнее, Косте отдала, – честно поправился он. – По ее словам, Сагалов этот конвертик оставил на хранение. На-всякий-случай. Так и сказал – на всякий случай. Никаких инструкций, не дал, никаких надписей на конверте не делал. Изольда решила сначала, что там деньги, хотела даже попенять, что он не доверяет подруге, такой симпатичной и интеллигентной девушке... А он с крайне загадочным видом сказал – я цитирую дословно, в передаче старушки: «Это, Изольда Викторовна, и ценнее денег, и в сто раз опаснее... Для меня одного».
– И ценнее и опаснее – для него одного?
– Вот и Изольда то же самое спросила. Он подтвердил, что именно так дело и обстоит. Для других это и безопасно, и не стоит ни черта...
– Конверт был заклеен?
– Ага. Мы потом вскрыли, в машине. Сначала прощупали как следует, мало ли что... Пожалуй, покойничек не соврал. Сама посмотри.
Кажется, удалось. Правда, мужская психология неизменна и просчитывается наперед: Федя, несмотря на некую ошалелость, все же не смог скрыть этакое легкое самодовольство, идущее прямиком от Адама. Даша, однако, смолчала, резонно решив, что всегда успеет поставить на место деревенского богатыря.
Накормив и напоив, со всей тактичностью, взялась выпроваживать, сказав чистую правду о куче предстоящих дел.
Ключ звонко провернулся в замке, когда Федя уже брался за головку замка.
– Полное спокойствие, – сказала Даша. – Не от школьницы ускользаешь утренней порой...
Она чуть отступила, и в прихожую ввалился загулявший родитель, отставной милицейский майор, невысокий и крепенький, как гриб боровик. Как любой на его месте, малость опешил, нос к носу столкнувшись с парочкой. Даша преспокойно сказала:
– Надо же, в одной прихожей негаданно столкнулись два майора – сюрреализм... Федя, это папа, па это Федя... вы вроде бы уже друг другу были представлены, помнится? Федя – моя личная жизнь, что следует принимать столь же философски, как радугу и снег. – Запахнула халат поплотнее, чтобы не так бросались глаза имевшиеся пониже шеи следы неподдельного проявления чувств. – Иди лопай кофе, майор, только мне оставь, знаю я тебя...
Федя, застыв соляным столпом, медленно пунцовея. Даша быстренько вытолкнула его на площадку, вышла следом, закрыла за собой дверь с автоматическим замком. Чмокнула в щеку и нежно сказала:
– Теодор, мне с тобой великолепно. Но любовник Рыжей – звание обязывающее. Если протрепешься – оторву все, что под руку подвернется...
Носитель обязывающего звания таращился на нее преданно, вожделеюще, вдруг сцапал и прижал к себе так, что Даша на долю секунды мысленно рассопливилась, как школьница. Обозвав себя стервой, деликатна высвободилась:
– Соседи узрят... Шагай.
– Я тебе правда нужен?
Она кивнула, прикрыв глаза, услышала в квартиры пронзительную трель телефонного звонка и встрепенулась:
– Ну вот, началось... Шагай.
– А...
– Позвоню. В общагу, – и, отвернувшись, позвонила в дверь.
Майор открыл не сразу, заторопился:
– Славка звонил. Сказал, сейчас приедет.
– Это просто замечательно, – задумчиво сказала Даша, проходя мимо него в кухню. – Это великолепно, майор...
Майор топал следом, демонстративно вздыхая. Она налила себе полуостывшего кофе, пожала плечами:
– Ну, так какие проблемы? Рожи скорбные?
– Молод...
– Двадцать два, – сказала она, присаживаясь у стола. – Не дите. В конце-то концов, майор, когда ты пропадаешь у подружки лет на пятнадцать тебя моложе, это называется мужской предприимчивостью, а? Ну, а когда я завожу друга на восемь лет меня моложе, это вдруг называют нехорошими словами, пусть мысленно... Нелогично.
– Феминистка долбаная... – проворчал майор.
– Женщина, – сказала она, отмахнувшись. – Совершенно нормальная, между прочим... И он мне, кстати, не подчиненный, так что никакая сволочь не прицепится.
Осушила чащку одним глотком. Вновь наваливалась тоска и подступала смурная реальность. Даша направилась к себе в комнату и быстренько уничтожила следы бурной ночи.
Звонок в дверь она услышала, лежа в ванне. Заторопилась, протерлась насухо махровым полотенцем, натянула джинсы и свитер. В свою комнату входила уже с абсолютно деловым и спокойным лицом – гончая на тропе, Рыжая...
Впрочем, Славка вряд ли стал бы интересоваться ее личной жизнью, даже располагая массой свободного времени. А уж теперь – тем более. Лицо у него было озабоченное до предела.
– Ну? – спросила Даша с ходу.
– Как в анекдоте. Есть две новости, плохая и хорошая. Тебе которую первой выложить?
– Ту, которая короче, – сказала она после секундного размышления.
– Гражданку Евдокимову, сиречь горничную Ниночку, вот-вот оприходуют. Не смогла растаять в воздухе...
– Жива, значит? – облегченно вздохнула Даша.
– Живехонька. Вычислили, стали сжимать кольцо, а там она и сама не выдержала жизни в бегах – стала понемногу пытаться установить контакт с ближайшими друзьями-подругами, была парочка телефонных звонков, пришел гонец, пацан, которого она наняла... Словом, обложили две квартиры, очень может быть, уже и взяли, пока я к тебе ехал...
– Давай плохую, – сказала Даша.
– Сагалова убили. На другой день после смерти Маргариты.
Даша добросовестно напрягла тренированную память:
– Сагалов... Художник, который ее рисовал а натюрель?
– Ага. И еще, как выяснилось, накропал ей пару текстов – «Диснейленд» и «Бессонницу», если конкретно. Дело в районной уголовке, там еще не все утрясли... да и не знаю пока, надо ли утрясать. Как распорядишься. Может, и не понадобится забирать, хотя я бы забрал...
– Интересно, – сказала Даша. – Не так часто приходится видеть сыскаря, добровольно взваливающего на себя чужую работу... Что там?
– Нашли его не сразу, пролежал в квартире часов восемь. Потом приехала нынешняя официальная подружка, согласно своему статусу имевшая ключ от квартиры, вошла, сомлела, и началась кутерьма. Судя по первому впечатлению – классический гранд мокрый[3]. Зарабатывал он неплохо, в отличие от иных собратьев по цеху, пил не ведрами, а стаканами, дома были и баксы, и аппаратура, и шмотки... Надо полагать, пасли. Рассчитывали, что дома его не будет, а он, должно быть, заявился в неурочное время. Три ножевых раны. Положили на месте. И спокойненько дочистили квартиру. Списочек, по словам той подруги, вышел неслабый – хотя, такое впечатление, все же нервничали и до конца подчищать не стали. Все, как обычно: кто-то видел двух парней с сумками, да не стал присматриваться, кто-то видел незнакомую машину... Бригантину[4], кстати, нашли довольно быстро – утром того дня была угнана с Кутеванова, стояла километрах в десяти от дома Сагалова...
– А ты как на это дело вышел? – спросила Даша. – Через районщиков?
В его улыбке просквозила законная гордость профессионала.
– Да не совсем... Мы, как путние, принялись названивать в квартиру – и напоролись на соседку. Очень удачно, я тебе скажу, напоролись. Ты Коровина из тамошнего угро помнишь?
– Рожа вечно кислая?
– Ага. Он вообще, по секрету говоря, тип неприятный. Вот потому-то с соседской бабкой у него контакта не получилось. Отпугнул ее кислой рожей, цедил сквозь зубы, смотрел так, будто ее саму подозревает... Словом, бабулю он не обаял. А мой Костик, сама знаешь, парень обаятельный, щеки пухлые надует, бородку потеребит, глянет беспомощно... Бабуля была с покойным в самых теплых отношениях – она хоть и бабуля, но в прошлой жизни актриса драмтеатра. Подозреваю, на амплуа «кушать подано», однако это, в принципе, неважно. Одного круга индивидуумы. Она у него даже иногда убиралась, имела ключ...
– Ага, – сказала Даша. – Угадываю ход мыслей Коровина. И проистекавший отсюда стиль общения. Ничего удивительного, что бабка обиделась. Дальше?
– Бабуля до сих пор питает неистребимую страсть ко всяческим светским сплетням. Живая старушка, вроде генералиссимуса Суворова, только что через стулья не прыгает... По ее словам, к милейшему человеку Мише Сагалову несколько раз приезжала Маргарита Монро – со всем шармом выпархивала из роскошной черной «Волги». Стекла тонированные, отделка нестандартная, антенн побольше, чем у их дома на крыше... И, по наблюдениям старушки, не раз визиты затягивались заполночь, вполне возможно и до утра. Точнее старуха, понятно, не выясняла – интеллигентные люди, напрямик не спросишь.
– Ну, вообще-то... – задумчиво сказала Даша. – То что Маргарита с ним порой амурничала, человек пять заявляли...
– Погоди. Во-первых, бабушка Изольда запомнила номер той шикарной «Волги». А я быстренько машину установил. «Волга» из того мини-автопарка, что закреплен за губернатором. И пользуется ею главным образом господин Камышан Сергей Вячеславович, помощник губернатора. У нашего воеводы уйма помощников – как губернатора, члена Совета Федерации. Под этой маркой, сама знаешь, проходят и охранники и просто мелкие холуи... Но Камышан, насколько выяснили, и в самом деле помощник. Этакий адъютант.
– Фотографии не раздобыли?
– Нет пока, – сказал Славка. – Обещали тут в одном месте...
– А ту, где Марго на шикарной даче, не догадался показать? Вдруг один из них и есть Камышан?
– Некому ее пока что показывать, – сказал Славка. – Все, что мы на данный момент выяснили, решалось исключительно по телефону...
– А бабушка Изольда?
– Из машины всегда выходила одна Маргарита. Никакой мужчина ее не сопровождал.
– Логично, – сказала Даша. – Вряд ли она к любовнику с кавалером ездила... Ну, ясно. То, что Камышан любезно предоставлял в ее распоряжение свою машину, сможет умозаключить и стажер. А это подразумевает... Нет, ничего это еще не подразумевает. Может, Камышанов шофер с ней как-то пересекался по жизни, то ли калымил, то ли что... Ничего это не доказывает, Слава. Машина и машина... Что там у тебя – «во-вторых»?
– А вот... – сказал он загадочно, вытаскивая из папки желтый огромный конверт. – При Коровине бабушка Изольда о нем и не заикнулась, а нам отдала... Точнее, Косте отдала, – честно поправился он. – По ее словам, Сагалов этот конвертик оставил на хранение. На-всякий-случай. Так и сказал – на всякий случай. Никаких инструкций, не дал, никаких надписей на конверте не делал. Изольда решила сначала, что там деньги, хотела даже попенять, что он не доверяет подруге, такой симпатичной и интеллигентной девушке... А он с крайне загадочным видом сказал – я цитирую дословно, в передаче старушки: «Это, Изольда Викторовна, и ценнее денег, и в сто раз опаснее... Для меня одного».
– И ценнее и опаснее – для него одного?
– Вот и Изольда то же самое спросила. Он подтвердил, что именно так дело и обстоит. Для других это и безопасно, и не стоит ни черта...
– Конверт был заклеен?
– Ага. Мы потом вскрыли, в машине. Сначала прощупали как следует, мало ли что... Пожалуй, покойничек не соврал. Сама посмотри.