Бушков Александр Александрович. Капкан для Бешеной

   – Максимум час, – хмуро сообщил Чегодаев, глядя главным образом на Дашу.
   – Вот видите, Дарья Андреевна... У нас есть два пути – либо старательно соблюсти казенные формальности, либо, не углубляясь в дебри бюрократии, явочным порядком признать незаконность задержания. Конечно, я заберу отсюда своего заместителя не раньше, чем доставят бумаги по хищению оружия, а то и доставим сюда вашего дежурного, чтобы еще раз провести опознание...
   – Я на повторном опознании не настаиваю, – сказала Даша. Она уже понимала, что проиграла вчистую, и следовало отступить с достоинством, не выставляя себя на посмешище.
   – Прекрасно, – сказал Волхович. – Я вас ни в чем не упрекаю, Дарья Андреевна, сам был молодым и ретивым служакой, однажды, вы не поверите, всерьез задержал подозрительного, коего полагал шпионом, а это оказался проверяющий из штаба округа... Но за документами насчет хищения я непременно пошлю, пока их сюда не доставят, Киреев и с места не сдвинется – во всем нужен порядок.
   Давненько ее так не унижали – со светскими улыбочками и безукоризненной вежливостью. Пришлось высидеть в кабинете еще с полчаса, пока не привезли документы, оформленные без малейшего изъяна. За то время, что прошло с момента задержания, изготовить столь безупречные бумаги ни за что не удалось бы, Даша это прекрасно понимала. Значит, подстраховка. Кто-то был там с Киреевым, на сборище шумковцев – и весьма оперативно поднял тревогу...
   Под занавес Киреев благородно заявил, что не имеет ни малейших претензий к оперативникам, ибо понимает сложности их многотрудной работы и вполне проникается сложностью проблем. И кабинет Галахов стал понемногу пустеть: первыми выкатились особисты, за ними оба прокурора, военный и статский, вышел Кобликов, легонько погрозив Даше и туманно заявив: «Вы, Дарья Андреевна, учтите и поглядывайте!» Оставшись наедине с Галаховым, она была готова и к разносу – подобные хохмочки начальство, как правило, не прощает. Однако Галахов, глядя на нее чуть ли не с жалостью, сказал:
   – Ничего нельзя было поделать, Дарья Андреевна... У них были все козыри.
   – Я понимаю, – сказала она тускло.
   – Как вы думаете, Белякова объявится?
   – Сомневаюсь.
   – А вы не допускаете мысли, что она и в самом деле могла...
   – Возвести поклеп? – горько усмехнулась Даша. – Концы не сходятся, понимаете ли. Даже если принять мысль, на которую они нас тут усиленно наталкивали, будто Ксанка агент Антанты, которому поручено скомпрометировать героев-особистов, не могу я поверить в столь дьявольскую проницательность Антанты. Никто ведь не мог знать заранее, что я привезу Евдокимову в общежитие, что поселю ее именно в той комнате, где жила Белякова...
   – Но ведь никто не мог и знать заранее, что на Короленко мы найдем автомат...
   – Тоже верно, – сказала Даша. – Интересно, мне теперь попадет по темечку?
   – Не думаю, – сказал Галахов. – Смотря что считать ударом по темечку. Между прочим, не далее как вчера тот же Кобликов имел со мной крайне любопытную беседу. В Москве, при центральном аппарате министерства, организуется новое подразделение, нечто вроде Интерпола, только на порядок пониже. Что-то вроде координационного центра по взаимодействию с полицейскими службами стран, входящих в Совет Европы. Часть кандидатур выдвигает центр, часть предстоит определить на местах. Знаете, кого на Черского выбрали? Правильно, вас. Перспективный молодой кадр, блестящий послужной список, награды, опыт поездки в Париж...
   – И когда они рассчитывают меня выпихнуть наверх?
   – Насколько я понимаю, вас собираются вызвать завтра, в крайнем случае послезавтра. И отчего-то мне не верится, что после сегодняшнего инцидента Кобликов даст задний ход. Прием довольно избитый... Представляю, что будет с делом, если вас отсюда уберут. Не мне вас учить, как при необходимости рассыпаются дела...
   – Ну да, это проще, чем наезжать на меня асфальтовым катком... – сказала Даша. – Но я ведь могу и отказаться?
   – Думаете? Не знаете, как это делается? Вас поставят в ситуацию, когда отказаться будет невозможно... Я постараюсь оттянуть это мероприятие деньков на несколько, но долго тянуть не удастся. У вас есть хоть какие-то подвижки?
   – У меня есть идиотская версия, – сказала Даша.
   – Это что-то новое, – усмехнулся Галахов. – Версии обычно бывают только правильными либо неправильными...
   – А у меня, боюсь, именно идиотская... Простите за нескромный вопрос, вы уверены, что ваш кабинет не прослушивается?
   – Уверен. Проверили.
   – Как вы отнесетесь к тому, что я скажу, будто в Шантарске готовится военный переворот? Классический сепаратистский мятеж? С провозглашением независимости, танками на улицах и прочими красивостями? Я имею в виду не шумковских идиотов, а людей на сто порядков посерьезнее...
   Он слушал с непроницаемым лицом, катая в пальцах незажженную сигарету. Всего два раза прервал наводящими вопросами. Потом, когда понял, что Даше больше нечего сказать, прищурился:
   – Вариантов тут три. Либо вы сошли с ума, либо сваляли грандиозного дурака, подогнав события под версию, либо правы. Первый вариант, пожалуй, отметем. Остаются два. Горите от желания узнать, как я ко всему этому отношусь? – Его глаза были цепкими и холодными. – А никак. Категории веры тут бессмысленны. Вот когда вы принесете неопровержимые доказательства, к этому можно будет относиться. И не раньше... Если это вас хоть немного утешит, могу сказать, что не вижу в подобной версии ничего невероятного. В наше время невероятного попросту не бывает, возможно все. Вы мне доказательства принесите... Полученные по возможности законным путем. Впрочем, я готов и на незаконные методы согласиться, если не будет трупов, не останется хвостов, а вот доказательства будут железные... Не очень-то педагогично с моей стороны такое заявлять, но жизнь в бюрократические формулы не всегда укладывается...
   – Я постараюсь, – сказала Даша.
   – Вы хоть понимаете, что вас постараются убрать, если версия и в самом деле не идиотская?
   – Если захотят, никакая охрана не спасет. Такой вот фатализм. Я не бравирую, просто взвесила все... Он усмехнулся:
   – Если взвесили, я к вам чуть погодя пришлю Граника. Пусть его орлы переснимут все материалы. Иногда полезно иметь копии...
   Даша с ним была полностью согласна. Совсем недавно по сводкам прошел симптоматичный примерчик: в столице соседней губернии глава администрации одного из районов нанял уголовничков, которые старательно подпалили районную прокуратуру, где хранилась неплохая подборочка компромата на этого самого главу. Исполнителей и заказчика уже повязали, но компромат превратился в пепел...
 

* * *

 
   ...На человека Беклемишева, приставленного для бережения дочки босса, жалко было смотреть – не человек, а замешанное на ужасе желе. Его напарник-милиционер выглядел малость попригляднее, но тоже был угнетен. Оба твердили одно, что ничуть не удивительно: им приходилось еще и надзирать друг за другом, так что практически не разлучались, словно верные влюбленные. Показания были бесхитростны: часов около десяти утра, когда врач стал делать обход, Женю никак не удалось разбудить, потом, когда врач присмотрелся, начался вселенский тарарам...
   – Не переживайте, господа, – сказала Даша хмуро, понизив голос – в углу коридора толпились невеликим табунком любопытные медсестры. – Вы когда заступили?
   – В восемь утра, сегодня, – сказал сержант.
   – А меня часом позже сменили... – поведал преторианец Бека, белый как мел.
   – Ну вот, – сказала она отрешенно. – А врач уверяет, что она умерла вчера, около семнадцати ноль-ноль, когда вас тут и не было, так и пролежала вечер воскресенья и всю ночь... Выше голову.
   Ничто так не окрыляет человека, как приятное осознание того, что все твои неприятности вдруг переложили на плечи ближнего. Беклемишевский кадр расцвел в секунду, обнаглел даже до того, что спросил:
   – А вы мне это на официальном бланке не напишете?
   – Ваш босс и так со всеми документами должен будет ознакомиться, – безжалостно отмахнулась Даша.
   Отвернувшись, прошла по сырому коридору и без приглашения вошла в уже знакомый крохотный кабинетик. Сергей Степанович, душка-психиатр, восседал за столом, как и в прошлый ее визит, вот только глаза у него сейчас были не профессионально отзывчивые, а прямо-таки мутные от ужаса. «Расклеился, дерьмо», – с легоньким презрением констатировала Даша. Впрочем, ничего странного – человек с живым воображением без труда представит рассвирепевшего Беклемишева, в особенности если сталкивался с ним уже и понимает, что против разъяренного купчины выглядит не более чем пылинкой...
   – Хорошенькие дела... – сказала Даша, вытаскивая сигареты.
   – Вы что-то уже знаете?
   – Кое-что, – сказала она холодно. – Беклемишев поднял на ноги всех профессоров, до каких мог дотянуться, вскрытие провели в таком темпе и с таким тщанием, каких мне в жизни не добиться бы: наша судмед-экспертиза, признаюсь вам по секрету, являет зрелище унылое, да и бастует второй день, остервенев без зарплаты... Острая сердечная недостаточность, представьте себе, – усмехнулась она одними губами. – Сергей Степанович, я бы на вашем месте не ликовала. Наоборот. Сердце у девчонки было, как у хорошего скакуна – пламенный мотор... Они там сейчас возятся с анализами, это затянется, но в любом случае жребий ваш горек.
   – Но меня не было в выходные...
   – А вы думаете, папа будет вдаваться в такие тонкости? Не говоря уж о том, что и я испытываю вполне определенные подозрения.
   – Но не может же быть, чтобы насчет меня...
   – А почему бы и нет? – безмятежно спросила она. – Какой-то роман так и называется: «Подозреваются все»... Ладно, не буду вас мучить. Все пойдет своим чередом, всех поголовно допросят, конечно, но вы со мной сейчас поговорите откровенно, как на исповеди. Иначе я могу рассвирепеть и еще до явления Беклемишева народу Карфагеном пройду по вашему заведению...
   – Поверьте, я...
   – Поговорим, а там будет видно, верю я или нет. Я немного разбираюсь в ваших делах, но нужно вникнуть глубже...
   – Пожалуйста, я...
   – Это нормально, что в выходные здесь не было ни единого врача? То есть – соответствует устоявшейся практике?
   – Увы. Выходные, признаться, – мертвый сезон... Представляете, наверное, какая у нас нехватка-людей? И как те, кто работает, живут впроголодь?
   – Представляю, – сказала Даша. – Как везде, что же тут неясного. А уколы кто делает? Вам приходится?
   – Нет. Врач никогда не делает уколов сам, даже в случаях, подобных... нынешнему. Есть медсестры, имеющие должную квалификацию и допуск...
   – Так, – сказала Даша. – А эта ваша Фаина, симпатичная женщина в наколочках, подобный допуск имеет? Ну?
   – Вообще-то нет...
   – Да? – подняла брови Даша. – А мне наш человек докладывал, что именно она несколько раз ставила Беклемишевой уколы. Как вы сей феномен объясняете? Только давайте договоримся: отвечать без затяжек и раздумий. Я вас не пугаю, но сугубо от меня зависит, кто из вас тут останется на свободе, а кто будет задержан по подозрению... Доктор страдальчески поморщился:
   – Сплошь и рядом случается, что уколы ставят обычные санитарки. В конце концов, для этого нужен минимальный навык.
   – То есть и это у вас – обычная практика?
   – Обычнейшая, – признался он с вымученной усмешкой. – И не только у нас... Повсюду.
   – Благо клиент все равно протестовать не может? Чтобы лишний раз по морде не получить?
   – Дарья Андреевна, не я эти порядки вводил, и зарплату не я задерживаю, и не я ее устанавливал в виде сущих крох... Кто сюда пойдет на такие гроши? Держимся за каждого, кто пока не сбежал. Я согласен, внутривенные уколы требуют более серьезного подхода, но поставить внутримышечный или подкожный, в принципе, может любой после минимального натаскивания. Дело врача – подробно расписать, кому и что колоть, все остальное лежит на медсестрах..
   – А медсестра может по дружбе попросить санитарку: «Зин, ты там за меня колони...»?
   – Бывает. Выходные вообще – тяжелые дни.
   – Ага, – понимающе сказала Даша. – И спят блаженненько, и водку иногда попивают, а то и трахаются на рабочем месте, коли до понедельника начальства не будет. Да и само начальство тоже люди. Словом, мы подходим к банальной истине: в том, что больная умерла вечером в воскресенье и пролежала до утра понедельника, нет ничего из ряда вон выходящего?
   – Я бы не сказал, что это обычная вещь, но подобное то и дело случается. Без всякого злого умысла и заговоров.
   – Пойдем дальше, – сказала Даша. – Давайте-ка все же проработаем вариант заговора – или, говоря не так пышно, того, что у нас в конторе именуется «преступным умыслом». Да не дергайтесь вы, вас лично я пока ни в чем таком не обвиняю... Предположим, я работаю у вас. Врачом, санитаркой, медсестрой... И мне позарез нужно вколоть Беклемишевой какую-то гадость, которую ей вовсе не прописывали, поскольку от этой гадости любой тут же загнется. Трудно мне будет подменить ампулу?
   – Не особенно, – сказал он, отводя глаза.
   – Все равно, медсестра я с допуском, санитарка или врач?
   – Без разницы. Вот только, осмелюсь заметить, у санитарки и медсестры, не в пример больше возможностей, чем у врача... Я же говорил – врач с медикаментами, предназначенными для конкретного больного, практически не соприкасается. В отделениях для тех, кто поспокойнее, больные сами ходят в процедурный кабинет, а у нас колют в палатах, вот и вся разница...
   «Оба караульных для порядка каждый раз смотрели, какие ампулы принесли Беклемишевой, – вспомнила Даша. – Но фармацевты из них никудышные, к тому же иные лекарства сплошь и рядом находятся в немаркированных ампулах, да и не проверишь предварительно на себе, это же не пища за королевским столом, которую в былые времена пробовала куча народа. Мать твою, как легко совершить в психушке заказное убийство, не нужно бегать с автоматами...»
   У собеседника был вид человека, которому предстоит принять незамедлительно серьезное решение. И он решился:
   – Я полагаю, не было нужды в такой изощренности... То есть в подмене ампул.
   – Так-так... – поощряюще сказала Даша, мгновенно насторожив уши. – Без всякого яда? Это как?
   – Можно было сделать все совершенно иначе. Достаточно всего-навсего не сделать нужного укола. Понимаете, многие наши медикаменты вводятся в комплексе. Потому что у многих есть побочные эффекты. Скажем, для поддержки сердца колется строфантин, но параллельно с ним вводится так называемый корректор. Строфантин без корректора как раз и может вызвать остановку сердца. Улавливаете?
   – Улавливаю, – медленно сказала Даша. – Значит, я вкалываю этот ваш строфантин, но корректор оставляю у себя в кармане – и преспокойно ухожу... А человек умирает.
   – Да.
   – А может какой-нибудь анализ определить, что именно в тот день человеку не кололи корректор?
   – Очень сомневаюсь. Вряд ли.
   «Великолепно, – подумала она. – Не больничка, а полигон для идеального убийства. Никаких концов не сыщешь...»
   – Беклемишевой назначали строфантин?
   – Да. Ежедневно. Дарья Андреевна, нужно как-то постараться объяснить все отцу...
   – Успокойтесь, – хмыкнула она. – Начальство велело здесь поставить наряд омоновцев, скоро подъедут. Мы ведь не звери, понимаем ваши... проблемы. Точнее, щекотливость вашего положения, – добавила она без намека на сочувствие. – Не попрет Беклемишев на автоматчиков, не настолько он глуп... И еще один вопрос, быть может, неделикатный... Как по-вашему, она и в самом деле была больна или симулировала?
   – Симулировала? Я о таком аспекте как-то не думал. Никто не требовал от меня подобных умозаключений...
   – А работы у вас выше крыши, – закончила за него Даша. – Теперь поставим вопрос иначе – предположим, она с самого начала была здоровее нас с вами. Но старательно симулировала. Это трудно?
   – Если не ставят задачу определить симуляцию – не особенно. Отец особо подчеркивал, чтобы ее не трогали, не беспокоили...
   – А лечение как-то влияет?
   – Простите?
   – Очень трудно было бы продолжать симулировать, получая ваши уколы во всем объеме? Подумайте хорошенько.
   Думал он минуты три. Пожал плечами:
   – Может, и не особенно трудно. Лекарства затормаживают, расслабляют, и не более того, если по большому счету... Если заранее была разработана некая картина, легенда, ей даже в таком состоянии можно было старательно следовать...
   «Предположим, симулировала, – подумала Даша. – Но почему гнала именно эту симуляцию? Насчет танков и брюмера? Вот только слова „инсургенты“ не употребляла, в отличие от красотки на даче. Сверхзадача-то в чем? Логичнее было бы изображать безвинную жертву, прикидываться какой-нибудь Жозефиной, супругою Бонапарта, Клавой Шифер или там Хакамадой... Почему симуляция совпадает с услышанным на даче? А если все-таки не симуляция?» Брюмер, брюмер...
   – Хорошо, – сказала она. – Вам всем все-таки придется поехать в управление и дать показания по всей форме, под протокол.
   Не похоже, чтобы это его удручило – наоборот, рад был, похоже, оказаться подальше от Беклемишева пера...
   – Теперь давайте составим списочек – кто дежурил вчера, кто вчера ушел, а кто остался, если остался, кто пришел сегодня...
   – Знаете, Фаина куда-то провалилась. Она заступила вчера в три часа дня, на сутки, ей полагается до сих пор здесь быть...
   – Что же вы раньше-то молчали? – в сердцах сказала Даша. – Я ведь ее нигде не видела... Адрес у вас где-нибудь записан? И прочие данные?
   – Конечно, в кадрах. Или можно поспрашивать, кто-то должен помнить, по-моему, с Николаевной они приятельствовали...
   Даша отправила машину по названному-таки дебелой Николаевной адресу. Вышла на крыльцо, жадно закурила. Поодаль уже стоял «уазик» с омоновцами, из всех четырех окон с полуприспущенными стеклами выбивался дымок. Беклемишев пока что на горизонте не появился.
   На Фаину она не возлагала ни малейших надежд: либо не окажется дома, растворится в воздухе – в последнее время не один человек ухитрился раствориться в воздухе, – либо станет все отрицать. И уличить ее нет ни малейшей возможности – эскулап подробно обрисовал картину идеального убийства, о котором классики детективного жанра и не подозревали, напрочь его отрицая. В Шантарске бы им пожить вместо благополучной Англии или уютного Чикаго, по сравнению с нашими городишками являющего рай земной... От бессилия сводило скулы.

Глава восемнадцатая.
БРАЧНЫЕ ТАНЦЫ ВОЛКОВ

   Солнце вот-вот должно было нырнуть за верхушки стылых елей, так что поперек дороги уже протянулись черные тени. Даша перешла на ту сторону, строго придерживаясь одной из теней, словно пешеходного перехода, – сама не знала, почему. Не останавливаясь, миновала Гукасова, говорившего с пожилым водителем светло-серого новенького «Москвича». Гукасов был невозмутим, у седого руки тряслись не на шутку. Видимо, это он и звонил. А значит, ничего интересного не расскажет – ехал на дачу, увидел...
   Почему-то вспомнился Кухарук. Ах да, конечно. Нехитрая логическая цепочка: Кухарук – партизаны – засада...
   Должно быть, примерно так и выглядела немецкая автоколонна, угодившая под огонь партизанской засады. Длинная синяя «Вольво» стояла наискосок, задними колесами удержавшись на дороге, а смятым в гармошку передком уткнувшись в могучий ствол ели – кора прямо-таки срублена ударом, белеет глубокая рана, капот усыпан щепой: Ни одного целого стекла не осталось, расхлестаны в крошево, торчат треугольные осколки, в проеме виднеется черноволосый затылок.
   На другой стороне дороги, чуть подальше, – новенькая «Тойота» дурацкого сиреневого цвета. Она шла второй, а потому второй и попала под огонь, и ее пассажиры успели что-то предпринять, когда шофер затормозил, – распахнули дверцы, один даже успел выскочить на дорогу.
   Где и лежал, разбросав руки, подтянув колени. Он выглядел чуточку нелепо, неестественно, как всегда выглядит труп. У конвульсивно сведенных пальцев валялся черный «Макаров» и неподалеку, Даша рассмотрела, две стреляных гильзы. Надо полагать, это-было единственное, чем успели ответить подвергшиеся нападению, – два пистолетных выстрела...
   Методично вспыхивали блицы. Шла спокойная муравьиная суета – меж двумя линиями оцепления, блокировавшими отрезок дороги с двух сторон, деловито перемещались так называемые представители силовых структур. Большей частью в цивильном. Даша многих узнала. Все шло, как обычно: слетелись орлы из РУОП, орлы из прокуратуры, орлы из ФСБ. Орлиное воинство, усиленное разнообразнейшими экспертами и приехавшими по обычаю чинами, демонстрировало деловитой суетой, что неотвратимость возмездия, возможно, и является пока что светлой мечтой, зато неотвратимость скрупулезнейшего расследования, будьте уверены, обеспечена...
   Самой ей делать здесь было совершенно нечего – не стоять же над душой у занятых конкретным делом людей. Она отошла к обочине, вытащила сигарету, прикрыла ладонями трепещущий язычок пламени. Поодаль повизгивала овчарка, кружась у крайних деревьев: цепочка ямок-следов в рыхловатом весеннем снегу, Даша видела отсюда, обрывалась у дороги. Проводник безнадежно махнул рукой наблюдавшим за ним сыскарям.
   Рядом оказался Чегодаев, во всегдашнем черном пальто, с непонятным выражением на хмурой физиономии.
   – Беклемишев там? – спросила Даша.
   – Ага, в «Вольво». Это не «стрелка» – им примитивно устроили засаду и посекли из автоматов все живое. Вполне вероятно, встречная машина вдруг резко встала поперек дороги – там вроде бы есть симптоматичный след покрышек... – он заперхал тяжелым кашлем курильщика. – Вот только как-то не выглядят покойники безвинными жертвами нападения – в машинах целый арсенал, там у них четыре автомата, а пистолетов и вовсе несчитано. Бек мчал на разборку, ручаться можно, но его, похоже, ухитрились опередить. С двух сторон в лесу стояли автоматчики – вон там и там россыпи гильз. Знали, что он едет, и знали куда... И еще, такое у меня впечатление, знали, что ничего хорошего от встречи ждать не придется, – поливали, как из лейки...
   «Ну конечно, – подумала Даша. – Не удержал его Фрол, где тут было удержать, когда он узнал, что Женя умерла. Выходит, он должен был точно знать, кто все это устроил? Дорога эта ведет к поселку роскошных новорусеких дач – но и к „Золотой пади“ тоже, совсем недалеко поворот на „Падь“... врагу своему не пожелаешь столкнуться в подобной ситуации с разъяренным Беком...»
   Вообще-то, на месте тех, кто начал массированную атаку на шантарских «черных баронов», она организовала бы подобную мясорубку, даже не дожидаясь, когда Бек кинется в бой. Согласно неписаной табели о рангах, Бек был самой крупной фигурой после Фрола. Поторопился Бек. Подставился. В городе, в окружении охраны, могли и не достать. Вот и гадай теперь: то ли Женю убрали оттого, что много знала, то ли исключительно для того, чтобы привести его в состояние амока и подловить? А может, все сразу?
   – Ну что, Дарья Андреевна? – сказал Чегодаев. – Начинается веселая жизнь, а? Пошли переделы... Можно вам задать нескромный вопрос?
   – Попробуйте, – равнодушно сказала она.
   – Ваши ребятки прессовали Камышана?
   – Ни капельки, – сказала Даша. – Можете верить или не верить, мне, откровенно говоря, наплевать. Я вам одно скажу: мне это его скоропостижное признание было совершенно не нужно. Даже наоборот: только-только кончиками ногтей ухватила ниточку, как этот сукин кот преподнес сюрприз...
   – Значит, его признанию вы не верите?
   – Нисколечко. Чистейшей воды самооговор. Кто-то был в квартире Монро, запрограммировал видак, а возможно, и шкатулочку перевернул, чтобы мы, не дай бог, не приняли происшедшее за несчастный случай... Можно, теперь я задам вам нескромный вопрос? На вас не пытались давить из Большого дома? После того, как все материалы на Камышана вкупе с признанием перешли к вам?
   – Не пытались, – сказал Чегодаев. – Это-то и есть самое удивительное, вам не кажется? Господин губернатор и пальцем не шевельнул, чтобы выручить верного помощника, – а ведь он к Камышану относился весьма даже неплохо.
   – Есть ведь еще одно признание... – сказала Даша. – Того же Камышана... Насчет крайне любопытных взаимоотношений меж покойной певицей и губернатором...
   – Вы мне факты найдите, – сказал Чегодаев зло. – Не о том, что они трахались, а о том, что возможно иное решение загадки... Есть у вас факты? То-то... Вам бы и сосредоточиться на этом, а вы вместо того задираетесь с военными...
   – Помилуйте, как мне с ними не задираться, если они у меня украли сначала свидетеля, а потом и курсанта. Ксану Белякову мы до сих пор не нашли, словно в воздухе растаяла девка...
   – Опять-таки, где факты? Вон какое роскошное алиби они вам предоставили...
   – У вас есть установка на то, чтобы меня сожрать? – спросила Даша.
   – Вот за что я вас люблю, Дарья Андреевна, так это за ваш язычок... Нет у меня установки. Пока что. Однако могу вас обрадовать – поступила на вас любопытная бумажка. О том, что вы в Шантарске организовали этакий «эскадрон смерти» по образу и подобию латиноамериканских, что этот ваш эскадрон ментов летучих имеет прямое отношение и к кончине Тяпы, и к кончине Фрола... Да вы, никак, улыбаетесь?