Бушков Александр Александрович. Капкан для Бешеной

   «И все же, – подумалось Даше, – папка свою роль сыграла. Неопровержимо засвидетельствовала, что у Камышана есть своя роль в происходящем, что он – шестеренка в механизме. Вот только что это за механизм и для чего он предназначен, понять пока что невозможно...»
   Условленное место. Даша видела в зеркальце, как фары обеих машин становятся все меньше, превращаясь в нечто подобное огонькам светлячков, а там и исчезают совсем. На миг ей стало прохладно и неуютно. Никакого передатчика при ней не было, пистолета тоже – а опера из второй машины даже и представления не имели, кто сидит в «Ауди», чему, конечно, не удивились, привыкли выполнять порой приказы и постраннее...
   – Отстали, – облегченно вздохнул Стольник.
   – Согласно приказу, – сказала Даша. – Они у меня дисциплинированные.
   Они были уже за городом, в свете фар по обе стороны дороги тянулись унылые стены темных елей. Даша подумала, что, быть может, наконец-то отыскала мотив убийства Маргариты. Сделала то, что следовало сделать гораздо раньше – поставила себя на место белокурой певицы.
   Маргарита была шлюха, но не дура. Скорее наоборот. Чтобы вскарабкаться на Олимп, пусть даже низенький, провинциальный, недостаточно иметь длинные ноги, тугую попку, пристойный голос, не вызывающий у слушателей немедленного порыва закидать певицу гнилыми помидорами. Дело даже не в толковом менеджере и покровителях с пухлыми бумажниками.
   Нужны еще мозги. А они у Маргариты, несомненно, имелись. Даша успела узнать о ней достаточно. Богемности и безалаберности имелось, так сказать, в плепорции. Ровно столько, чтобы поддерживать имидж. А в остальном – цепкая, расчетливая щучка, рассчитывавшая каждый шаг. И зацикленность на стремлении во всем повторять Мерилин Монро, если разобраться, ничуть не мешала Риточкиной карьере...
   До определенного момента. Начнем работать с допущениями. И вспомним, что мания есть мания, как ни крути...
   Красный дневник, свой красный дневник завести нетрудно. Обзавестись любовником-спортсменом еще легче. Губернатор-хахаль, если сделать необходимые поправки на время, место и житейские обстоятельства, худо-бедно сойдет за Джона Кеннеди. И так далее, что ни возьми: платья, прически, попытка поиграть в лесбос...
   Однако есть область, в которой Маргарита, безусловно, не могла подражать своему кумиру, и область самая существенная: кино. Даже столичным эстрадным звездочкам трудновато было бы прорваться на большой экран, возымей они столь дерзкое желание. Что говорить о шантарской диве? А ей, насколько Даша успела узнать, адски хотелось в кино, на стенку лезла, с ума сходила. В самом деле, что такое Мерилин Монро без киноэкрана? Это и не Монро вовсе...
   Предположим, Риточке и в самом деле было что-то известно о делах и буднях губернатора с присными – или она делала вид, что известно. Шантаж – искусство старое, как мир, здесь нет нужды что-то открывать или придумывать, основные принципы разработаны во времена постройки пирамид.
   Предположим, однажды она поставила вопрос ребром. И запрошенная ею сумма оказалась чересчур велика. Кино в наше время – предприятие чертовски дорогое. И с губернатора пытались слупить столько, что три года скреби по сусекам – не наскребешь... Та самая ситуация, когда дешевле дать пару раз по голове. Вот и дали.
   Мотив? Почему бы и нет? Вот только доказательств никаких – разве что Камышан запоет очередную арию...
   Или под часами отыщется нечто. А если звезды расположатся вовсе уж благоприятным образом – неведомая добыча сработает независимо от того, какими путями добыта.
   Оборотная сторона медали, конечно же, наличествует. Если Ниночка Евдокимова была допрошена с пристрастием и призналась, что говорила Даше о загадочном предмете под часами, если похитители чувствуют себя в «Золотой пади», как дома... Нет, вовсе не обязательно бить Дашу позолоченной кофемолкой по темечку, достаточно забрать из-под часов загадочное нечто – буде оно все же существует в реальности...
   Стольник резко свернул. Узкая дорога вилась вокруг сопок, смутно угадывавшихся в виде темных громад, Потом уперлась в неширокие деревянные ворота, по обе стороны коих тянулся солидный, ухоженный забор. Стольник посигналил, не вылезая из-за руля. Кто-то прижал лицо к темному окошку сторожки, всмотрелся, исчез. Очень скоро ворота распахнулись без скрипа, открылись аккуратные асфальтовые дорожки, ярко освещенные невысокими фонарями, кирпичные и деревянные коттеджи, стоявшие далеко друг от друга, вольно, словно избы в старой сибирской деревне. Кое-где в окнах горит свет, а у коттеджей стоят недешевые машины, но повсюду благолепная тишина – здешние завсегдатаи были народом серьезным и развлекались без присущего мелкоте гомона.
   Стольник облегченно вздохнул, показав на кирпичный дом в этаком готическом стиле:
   – Вроде никого, только у обслуги окна светятся. Значит, может кто нагрянуть...
   – Ну не съедят же они очаровательного прапорщика? – спросила Даша тоном первоклассницы.
   – Мало ли что...
   – Вы, мон шер, за меня не беспокойтесь, главное, – сказала Даша, открывая дверцу со своей стороны. – Ежели начнут за коленки хватать, в обморок не упаду и деликатно отвязаться сумею... Держитесь поестественнее, а то у вас сейчас физиономия главного героя детского триллера «Баба-яга в тылу врага»... Ну вот, расслабились, хвалю. Между прочим, я стрелять не буду, не переживайте, я и пистолета-то не взяла, полагаясь на вашу дворянскую честь и свой боевой опыт вкупе с умением предусмотреть случайности... Вы куда должны меня вести?
   – В каминную, – глухо отозвался Стольник.
   – Вот и прекрасно. Вперед?
   Он распахнул перед Дашей дверь, и оба оказались в обшитом деревянными панелями холле. Особой роскошью, присущей нуворишам, здесь и не пахло – просто-напросто добротная загородная вилла, идеально приспособленная для разнообразных утех на лоне природы еще в те полузабытые времена, когда на фоне Шантарской ГЭС снимался на память Леонид Ильич Брежнев, притворяясь, будто дум великих полн. Впрочем, примерно половина из тех, кто посещал сей терем-теремок, проторили сюда дорожку в те самые года. Ну, а вторая половина символизировала собою демократические преобразования, так что и приличия соблюдены, и декорум...
   Словно они, проходя, нажали на неведомую педальку – дверь в глубине, справа, бесшумно распахнулась, появилась особа лет сорока, в темном платье и завитых светлых кудряшках, расплылась в отработанной улыбке:
   – Виктор Степанович, неожиданность какая... Что же вы не позвонили?
   Даша покосилась на спутника. Тот мгновенно переменился, на глазах ставши собою прежним – приближенной особой, имевшей полное право попирать стопою здешние ковры. Отработанным тоном, вальяжно-равнодушным, сообщил:
   – Так получилось, Виолетта Сергеевна. Вы там что-нибудь организуйте, типа «на скорую руку», мы ненадолго...
   Домоправительница ухитрилась быстрым взглядом окинуть Дашу с головы до ног – и при этом не встретиться зрачками. На ее лице при этом не изобразилось ни малейших чувств – прекрасно вышколенная барская барыня, обязанная изображать непроницаемость, что бы ни откалывали господа и кого бы ни приводили. Выглядела она довольно молодо, что лицом, что фигурой и, вполне возможно, мстительно подумала Даша, исполняла тут самые разнообразные функции.
   Мстительность проистекала, увы, из чисто женских комплексов, поневоле сохранявшихся в глубине души. В своем лучшем платьице из черного вельвета и с золотой цепочкой-паутинкой на шее Даша еще могла бы произвести впечатление где-то далеко отсюда, но в этих стенах, сама понимала, выглядела бедной родственницей из провинции. В глазах челяди, правда, но тем не менее... Непроницаемо-бесстыжая физиономия хозяйки была не более чем оболочкой для точного арифмометра, дураку ясно...
   Она открыла указанную Стольником дверь, пошарив по стене, быстро нашла выключатель примерно там, где ожидала. И мгновенно узнала хоромы с фотографий – тяжелые драпировки, тот самый стол и кресла, камин. И часы. Тяжелая подставка из темного камня – прочно угнездилась на мраморной каминной доске, никаких ножек-подпорок, вокруг циферблата теснятся пухлые фигурки с замершими в идиотских улыбках личиками. То ли нечто мифологическое, то ли попросту пасторальные пастушки или как они еще звались – пейзане? Пожалуй, если спрятать под такой вот подставкой конверт, он сможет пролежать долго, никем не замеченный...
   Оглядевшись, Даша опознала и страховидный кинжал, который тогда приставляли к горлу Маргариты, – висел на стене в компании парочки казацких шашек, шпаги непонятно какого века и самой настоящей пики (древко выглядело новым, а вот наконечник – неподдельно старым).
   – Разжечь камин? – спросила бесшумно появившаяся Виолетта.
   Даша вздрогнула от неожиданности – но чисто мысленно – и не обернулась, разглядывая оружие на стене. Стольник как ни в чем не бывало объявил, что камин разжигать не стоит, потом с понятной любому опытному лакею мягкой настойчивостью дал понять, что господа желают уединиться и хотят, чтобы их не беспокоили елико возможно дольше. Виолетта вышла молча.
   – Ну, и что дальше? – спросил Стольник напряженно.
   – Разворачиваем рацию и передаем в Центр, что приземлились благополучно, – сказала Даша. – Неужели не знаете? Это не азбука. Расслабьтесь, Виктор, налейте даме коньяку, я как-никак дама по сути своей и хочу на минутку замереть посреди роскошного интерьера... – Подошла к двери неподалеку от камина, распахнула и заглянула внутрь. – Милая спаленка. Там, как я понимаю, вы и растолковываете девочкам суть перестройки? Ну, не смущайтесь, Виктор, – не мальчикам же...
   Прежде чем взять у него рюмку, уважительно осмотрела пузатую бутылку коньяка, определенно настоящего – видела такой в магазине, да лишних четырехсот тысяч не нашлось, как назло. Подняла глаза, ухмыльнулась:
   – Хорошо живете.
   Стольник залпом ошарашил свою немаленькую рюмку и, глядя на Дашу довольно откровенно, сообщил:
   – Вам же никто не мешает жить так же... Она отпила из своей – умопомрачительно дорогое заграничное зелье само скользнуло в глотку, не оставив ни малейшего привкуса сивухи, – ухмыльнулась:
   – Опять за старое? Дома и стены помогают, Виктуар?
   – Помилуйте, я же – в рамках...
   – Оно конечно, – сказала Даша, прикончив свою рюмку. – Попробовали бы руками, я бы вам показала, как сделать яичницу, не разбив яиц...
   – Еще?
   – А почему бы и нет? Когда-то случай представится...
   – Садитесь вон в то кресло, – сказал он. – Там в семьдесят девятом сидел Брежнев, серьезно.
   – Да ну его, – отмахнулась Даша, обозрев издали историческое кресло. – Вот если бы Мерилин Монро... Маргарита Монро – это-тоже как-то не то...
   Оглядевшись, она подошла к камину, опустилась на огромную медвежью шкуру и, держа рюмку так, чтобы не пролить, приняла продуманную позу роковой красотки. Чистейшая провокация с ее стороны, понимала, что выглядит весьма аппетитно – короткое платьице явило мужскому взору ножки на всю длину, волосы упали на одно плечо, грудь напряжена, обрисовалась откровеннее некуда. У любого нормального мужика в башке громко щелкнет релюшка... Судя по распаленному взору спутника, там не просто щелкало – грохотало с лязгом, поворачивая мысли на единственную и незатейливую дорогу. Вот и прекрасно – пусть у него отшибет всякое соображение и слюнки потекут до пупа, легче будет под любым надуманным предлогом отослать на пару минут и без помех познакомиться поближе с часиками. Предлог, правда, еще следует придумать...
   – Великолепно, – промурлыкала она, глядя снизу вверх. – Именно так, уверена, в Париже нас и представляют – тайга, камин, медвежья шкура, икорка в самоваре... Виктор, вас не затруднит легонько подобрать мизинчиком нижнюю челюсть? Помилуйте, если я майор, неужели не имею права выглядеть сексапильно?
   – Вы это нарочно?
   – Ага, – созналась Даша. – Могу я расслабиться с рюмкой хорошего коньяка на медвежьей шкуре? Хоть на минутку?
   Цинично усмехнувшись про себя, констатировала. что Виктор уже сейчас может зажигать взглядом спички и прочую солому не хуже героини Стивена Кинга. Того и гляди брюки лопнут в самом интересном месте.
   – Э, нет, – сказала она с соответствующей улыбкой, заметив его недвусмысленное движение. – Я же не говорю, что собралась на этой шкуре в компании расслабляться, так что садитесь исключительно поодаль...
   Стольник плюхнулся на шкуру в метре от нее. «Сейчас пойдут откровения и признания», – подумала Даша. И сказала, отставив пустую рюмку:
   – Сеанс телепатии хотите? Не пройдет и десяти секунд, как вы спросите, не тянет ли меня пожить другой жизнью...
   – А почему бы и не попробовать? Можно спросить прямо? Неужели никогда не хотелось? Вы же женщина, и очаровательная. И мир все равно в одиночку не переделаете.
   – Господи, я и не пытаюсь...
   – Бросьте, – сказал он. – Вы меня прекрасно понимаете.
   – И что с того? – лениво отпарировала Даша.
   – Циничную вещь сказать можно?
   – Валяйте.
   – Может, все дело в том, что вам до сих пор не предлагали настоящую цену?
   – Забавно, – сказала Даша. – Мне уже один человек это говорил.
   – Кто?
   – Неважно. Он уже умер. Так вот, он был умный – настолько, что задать вопрос задал, но вот выяснять размер настоящей цены так и не попытался...
   – А если попытаться?
   – Ну, попытайтесь, – разрешила Даша. – Культурными словами. Но поконкретнее. Отсутствие санкций гарантирую. Я ведь, в конце концов, женщина, любопытно мне...
   И откинулась, опершись локтем на твердую медвежью башку. Констатировала холодно: доходит клиент...
   – Культурными и конкретно... – задумчиво повторил Стольник. – Я вам как мужик не противен? Отвращения не вызываю?
   – Помилуйте, с чего бы? – сузила она глаза. – Мужик как мужик.
   – Приятно слышать... – он принужденно улыбнулся. – Хотите сто тысяч долларов? В качестве... ну, скажем, чего-то вроде вступительного взноса. Аванса при заключении сделки. Потом, разумеется, будут всякие глупости типа шуб и камешков... И на что там еще у нас с вами хватит фантазии – все эти Бермуды, ананасы в шампанском...
   – Мило, – сказала Даша. – А взамен что? В постоянные любовницы?
   – С эксклюзивными правами на вас. А параллельно... Хотите быть полковником? Огромный кабинет и все такое?
   – Очаровательно, – сказала Даша. – В зобу дыханье сперло. Мне прямо сейчас раздеваться?
   – Я серьезно. Все это – серьезно.
   – Милый мой Виктор... – сказала Даша нараспев. – Вы на меня, бога ради, не обижайтесь... Не знаю, как и сформулировать... Это не похоже на настоящую цену. Именно потому, что вы обещаете столько. Я, конечно, женщина не без очарования, но вы ведь не арабский шейх? Ну откуда у вас сто тысяч баксов? Я ваши дела немного знаю. По моим скромным подсчетам, вы вплоть до сегодняшнего дня... – она, ничуть не играя, уставилась в потолок, прикинула, шевеля губами. – Словом, если учесть все траты-расходы, в заначке у вас нынче – тысяч двадцать зеленых, максимум – тридцать. Если и ошибаюсь, то незначительно. И не предвидится у вас в ближайшее время сделок, способных принести хотя бы полсотни тонн в зелени... Никак не предвидится. Ну нет у вас сотни, режьте меня...
   – А если – будет? – он громко сглотнул слюну, подался к ней и схватил за руку. Даша пока что не препятствовала, желая дослушать до конца. – Если будет столько, что я смогу к вам прийти и кинуть сотню под ноги? Вместе с машинкой для проверки банкнот?
   В глазах у него светилось прямо-таки поэтическое вдохновение. Спасу нет, как он ее хотел. Даша подождала немного, потом на полпути встретила ребром ладони его руку, нацелившуюся было на ее бедро – встретила, не причиняя особой боли, так, задержала. Высвободила пальцы, пожала плечами:
   – Простите, я прагматик. Такой непреклонный прагматик со стройными ножками и печальным опытом работы в ментовке... Я профессионал, не забывайте. Что-что, а отличать правду от болтовни приучена. Нет у вас таких денег, друг мой. И не верю, что будут. Неоткуда им взяться.
   – Не надо увиливать, – сказал он, слегка задыхаясь. – Давайте остановимся на весьма важной детали. Устраивают вас такие условия? Те, что я обрисовал?
   Даша сказала медленно и с расстановкой, словно объясняла что-то несмышленому ребенку:
   – Возможно, и устроили бы. В конце-то концов, я живой человек... И женщина, как вы давно заметили. Но у женщин в голове компьютер, не правда ли? Особенно у таких, как я. И вещует этот компьютер, что ваши заманчивые предложения похожи больше на сказочку для младших школьниц... ну неоткуда вам взять такие деньги, уж простите!
   Он взял себя в руки, сказал с расстановкой:
   – Даша, я повторяю – такие деньги будут. Будут. Такие. И гораздо большие. И я тебя сделаю генералом, если понадобится. Вот маршалом – не обещаю, тут потруднее придется, сама понимаешь...
   Он нависал над Дашей, распаленный и вожделеющий, – но отнюдь не упившийся и не потерявший головы. Она, потупив глаза с видом тяжелого раздумья, меж тем решала про себя довольно сложную психологическую задачу.
   При всей своей вороватости и недостатке чего-то важного, обрекавшем на роль вечной шестерки, Стольник не был ни дураком, ни фантазером. И никогда не строил воздушных замков – уж Даша-то о нем и его характере знала побольше иных коллег по управе. Самую малость мог приврать – но именно самую малость. Сейчас он держался, как человек, стопроцентно уверенный в искренности того, что говорил, и это удивительно. Страннее некуда. Что же за негоцию ухитрилась просмотреть и она сама, и ее коллеги из соответствующих отделов? Что за сделка, на которой не кто-то, а Стольник может наварить столько? В жизни его не подпускали к таким сделкам, швыряли мелочь с барского стола – хоть по масштабам миллионов других и выглядевшую целым состоянием... Что это за банк он собрался сорвать? Уж конечно, дело не в шантаже – она просто не представляла, кого мог бы Стольник шантажировать в расчете на такую выгоду. К тому же дешевле выложить десять тысяч на киллера, чем платить сто шантажисту, есть рубеж, за которым шантаж не работает, а если и работает, не Стольнику играть в подобные игры...
   – Что надумала? – спросил он с напряженной улыбкой.
   – А что, такие задачки решаются в минуту? – улыбнулась она, как ни в чем не бывало. – Ты, надеюсь, не думаешь, будто я развешу уши и моментально отдамся на этой самой шкуре? Во-первых, не столь наивна, а во-вторых, спину щекотать будет...
   – Ты просто скажи, как смотришь на такое предложение в принципе. Готова принять или нет.
   – А стулья – против денег?
   – Против денег. Ну?
   – А ты не ввязался во что-то такое, из-за которого потом будут мочить не только всех родных-знакомых, но и тех, кто с тобой случайно на улице парой слов перекинулся? Когда речь идет о таких деньгах, жди трупов...
   – Дашенька! – он не смеялся, прямо-таки ржал от удовольствия. – Можешь не поверить, но дело абсолютно честное. Совершенно, стопроцентно честное... – и расхохотался заливисто, открыто, как, по уверениям биографов, смеялся юный Ильич, засовывая украдкой шутиху в штаны оппоненту-меньшевику. – Конечно, есть свои нюансы, но это настолько относительно... – словно бы невзначай положил руку ей на коленку, продолжая хохотать. – Нет, настолько все чисто...
   Трудно сказать, чего было больше – профессионального или женского любопытства. Не обращая внимания на его тяжелую пятерню, Даша выбрала наиболее верную тактику: глянула ему в глаза и многозначительно улыбнулась:
   – Вот увижу сокровища Али-бабы – будет видно... А про себя подумала, что постарается внести некоторую ясность, не покидая этой уютной хоромины. Еще несколько бокалов, потом, хрен с ним, позволить расстегнуть на себе пару пуговок, запустить рученьки туда-сюда – смотришь, и рассиропится настолько, что... Нет, всего он не расскажет, дураку ясно, не настолько уж потерял голову, но крохотный лучик света... Не пионерка, в самом-то деле, не убудет от пары минут лапанья – в конце концов, не одним мужикам использовать в работе эти методы...
   – Ты куда смотришь?
   – На стол, – сказала Даша буднично. – Я, между прочим, жрать хочу, как крокодил. Если уж пошли столь откровенные беседы, можно, я думаю, плюнув на жеманство, и поесть...
   – Да бога ради! – он с готовностью взмыл на ноги. – Свистнуть Виолетту на предмет чего-то существенного?
   – А это мысль, – сказала Даша.
   И вскочила, едва за ним захлопнулась дверь. Бросилась к камину. По дороге ее обдал яркий свет фар проезжавшей за окном машины, в полутемной каминной она ощутила себя на секунду попавшим под луч прожектора самолетом... тьфу, что лезет в голову!
   За окном повизгивали тормоза, хлопали дверцы, слышался смех и бодрые вопли – еще кто-то прибыл в чудо-городок вовсю наслаждаться жизнью. Даша сначала присмотрелась, примерилась. Потрогала. Убедившись, что аляповато позолоченные фигурки присобачены прочно и ничто не рухнет с грохотом, обеими руками приподняла часы, весившие, казалось, не меньше пуда.
   Под часами лежал квадратный конверт из сероватой бумаги, не тоненький, но и не толстый.
   На миг она форменным образом остолбенела от удивления. Как певала Маргарита Монро – и наши сказки стали былью... Выходило, что чудеса все-таки случаются. Ниночка Евдокимова нисколечко не соврала, под часами и в самом деле лежала некая захоронка – а следовательно, логично было бы сделать вывод, что и другая половина Ниночкиного рассказа верна, что в этом конверте лежит утаенное Маргаритой нечто, из-за которого ее и убили. Как в кино, честное слово – камин, коньяк «Хеннесси» на столе, роковой конверт...
   – Нет, ну ни хрена себе... – тихонечко прошептала Даша под нос от переполнявшего ее избытка самых разнообразных чувств.
   И быстренько опустила часы на прежнее место, вновь прикрыв подставкой конверт, тщательно проследив, чтобы подставка и на миллиметр не изменила прежнего положения.
   Во всей своей неприглядной наготе встал практический вопрос: куда конверт спрятать, если возьмешь прямо сейчас? Получалось, что и некуда. Единственный карман на платье, чисто декоративный, меньше конверта раза в два. Сумочка лежит в холле, не идти же за ней? В плавки, пардон? Оно и не унизительно, однако будет заметно при ее современном облегающем платьице. В самом деле, положеньице. Современницам д'Артаньяна было легче, их пышные наряды поросенка могли укрыть, не говоря уж о секретном пакете... Одно остается выжидать момента, А там сунуть под платье, переправить в сумочку... Это ведь то самое, какие, к черту, совпадения, не бывает таких совпадений. Часы давно не сдвигали, каемочка пыли наросла...
   Только тут она сообразила, что не одна в комнате. Стольник направлялся прямо к ней, и лицо у него исказилось так, словно они были Штирлицем и Кэт, попавшимися в кабинете Гиммлера при взломе сейфа.
   – Что там? – спросила она, привычно взяв себя в руки. И тут же догадалась сама. – Что, гости нагрянули?
   Ну да, выходит, те машины не проезжали мимо, а направлялись именно сюда...
   – Ага... – прошептал Стольник. – Там наши...
   – Ну и что? – спросила Даша спокойно. – Витя, ты меня, честно, разочаровал. Сто тысяч долларов, постоянная любовница, Багамы и Азоры... И затрясся вдруг, как студень.
   – Да ничего не студень! – теперь и он опомнился. – Просто это все вышло так неожиданно...
   В холле уже стоял громкий разноголосый гомон, привычный аккомпанемент, сопровождавший вторжение подвыпившей компании, и, перекрывая его, господствовал хриплый бас:
   – Виолетка, золотце, упала-отжалась! Витек, говоришь? Неизвестная красотка, говоришь? Почему не вижу?
   – Спокойно, – сказала Даша с очаровательной улыбкой, ободряюще положив ему ладонь на плечо. – Я – прапорщик Даша, ты не забыл? А никаких там деталей ты и сам не знаешь, у тебя ж ко мне чисто утилитарный интерес...
   – Так ты хочешь...
   – А что, в окно бежать? – повала она плечами, подумав, что не уйдет теперь из этого дома, даже если станут выталкивать в шею. – В кои-то веки посижу за хорошим столом с приличными людьми. А ты потом меня отвезешь. Ну, там посмотрим, – и легонько похлопала его по щеке. – Соберись. Главное, ни во что не лезь. Я уж сама как-нибудь за себя постою. Ясно?
   – Ясно...
   – Молодец. И вообще...
   Дверь шумно распахнулась. Ворвался здоровенный краснолицый полковник во всем великолепии, разве что без фуражки. Мотнул головой, огляделся мутными глазами (а если вульгарно и ближе к истине – залитыми шарами), выкинул руку, нацелился в Стольника толстым указательным пальцем и гаркнул:
   – Упал-отжался! – Засим прицелился пальцем в Дашу. – Упала... Э, нет! Не тот случай! Подошла-прижалась!
   – Сейчас, – сказала она громко, играя глазами, уставилась на него, дерзко подбоченясь. – Ну вот так взяла и кинулась! Полковник, вы, часом, не прямо с плаца? Остыньте...
   Он покачался несколько секунд, потом на лице отобразились некие признаки умственной деятельности. Стольник неуклюже торчал рядом, явно не собираясь вмешиваться. Впрочем, если быть к нему справедливым, то и случая для вмешательства не было пока что. Даша, одернув платье, выжидательно молчала – с улыбкой знающей себе цену прелестницы.