Страница:
Жена У Синьдэна была себе на уме. Будь перед нею Фэнцзе, она, чтобы выслужиться, дала бы ей множество советов, и та без труда приняла бы решение. Но робкой Ли Вань и совсем юной Таньчунь женщина помогать не собиралась – хотела испытать молодых хозяек.
Таньчунь стала советоваться с Ли Вань, как поступить.
Ли Вань подумала и нерешительно проговорила:
– Когда умерла мать Сижэнь, я слышала, ей дали сорок лянов серебра на похороны. Давай сделаем то же самое, и делу конец…
– Вы правы, госпожа! – поддакнула жена У Синьдэна, взяла у Ли Вань верительную бирку на право получения денег и направилась к выходу.
– Ну-ка постой! – окликнула ее Таньчунь и, когда женщина вернулась, сказала: – Прежде чем будешь получать деньги, я хочу тебя кое о чем спросить. Ты хорошо знаешь, что в доме у нас живет несколько наложниц. Одни родились здесь, других купили, по положению они не равны. Так вот скажи, сколько полагается денег на похороны родственников тем и другим!
В первое мгновение жена У Синьдэна растерялась, но потом спокойно ответила:
– Чуть больше, чуть меньше – не все ли равно! Кто посмеет вас упрекнуть?
– Не мели вздор! – оборвала ее Таньчунь. – Я дала бы даже сто лянов, мне не жалко! Только надо все делать по правилам. Иначе вы сами станете над нами смеяться, да и нам будет стыдно смотреть в глаза второй госпоже!
– Тогда, с вашего разрешения, я загляну в старые счета, – сказала жена У Синьдэна.
– А так не помнишь? – усмехнулась Таньчунь. – Ведь только этим ты всю жизнь и занимаешься! Или, может быть, ты решила посмеяться над нами? Неужели ты всякий раз проверяешь старые счета, когда идешь на доклад ко второй госпоже Фэнцзе? В таком случае Фэнцзе к тебе чересчур снисходительна. Что же, принеси счета, только живо! Ведь за проволочку будут ругать нас, а не вас! Обвинят в неопытности, нерасторопности!
Жена У Синьдэна, покраснев от стыда, быстро вышла. А служанки от изумления языки высунули.
Прислуга между тем по очереди подходила с докладами, когда вернулась жена У Синьдэна со счетом в руках. Оказалось, наложницам, взятым со стороны, на похороны родственников выдают по сорок лянов, тем же, кто родился в доме, – по двадцать четыре. В счете были также оговорены два случая, когда наложницам, взятым со стороны, выдали одной – сто лянов, другой – шестьдесят. Первой пришлось перевозить гроб с телом родителей в другую провинцию, второй – покупать место для могилы.
Таньчунь показала счет Ли Вань.
– Тебе выдадут двадцать лянов серебра, а счет оставь нам, – сказала Таньчунь жене У Синьдэна, – мы на досуге еще поглядим!
Вскоре в комнату влетела наложница Чжао. Ли Вань и Таньчунь пригласили ее сесть.
– Барышня, в этом доме все меня обижают, так хоть вы заступитесь! – выпалила она и, закрыв лицо руками, разрыдалась.
– О чем это вы? – изумилась Таньчунь. – Кто вас обидел? Скажите, и я заступлюсь!
– Вы сами меня обидели, кому же мне теперь жаловаться? – вскричала наложница.
– Да разве посмею я вас обижать! – От изумления Таньчунь даже с места вскочила.
Ли Вань тоже встала и принялась ее успокаивать.
– Садитесь, садитесь, – замахала руками наложница Чжао, – сейчас я вам все объясню. Сколько лет я в этом доме варюсь, словно в кипящем масле! Здесь сына родила, здесь состарилась, а сейчас оказалась хуже Сижэнь! Перед людьми стыдно. Не только мне, но и вам!
– Я все поняла, – сказала Таньчунь, – но порядка нарушать не могу!
С этими словами она развернула счет и промолвила:
– Так было заведено еще нашими предками, и этим правилам все должны подчиняться. Разве я могу что-нибудь изменить? Сижэнь не исключение! Так же будет обстоять дело с будущей наложницей Цзя Хуаня. Так что ни о каком позоре здесь рассуждать не приходится. Сижэнь – рабыня госпожи, и госпожа вольна оказывать ей любые милости! Я же обязана поступать согласно правилам. Довольные этими правилами благодарят предков и госпожу за милость. Недовольные – просто не ценят своего счастья! Пусть болтают что хотят. Госпожа, если ей заблагорассудится, может пожаловать целый дом, меня это никак не касается. Не даст ни медяка – я тоже ни при чем. Вы лучше успокойтесь, пока госпожи нет дома, не надо шуметь! Госпожа меня любит, но не раз пеняла на то, что вы по всякому поводу затеваете скандалы. Будь я мужчиной, давно уехала бы отсюда и жила самостоятельно, по собственным правилам… Ну, а девушке ничего не остается, как повиноваться. Поэтому госпожа и поручила мне хозяйственные дела. Я еще ничего не успела сделать, а вы сразу хотите меня заставить нарушать правила. Поступи я подобным образом, госпожа перепоручит хозяйство кому-нибудь другому. Вот тогда мне действительно будет стыдно!.. Да и вам совестно!
Сказав это, Таньчунь заплакала. Наложница Чжао растерялась, а потом сказала:
– Раз госпожа вас любит, вы тем более должны нам делать поблажки. Неужели ради благосклонности госпожи вы готовы забыть о нас?
– Разве я о вас не забочусь? – удивилась Таньчунь. – О каких поблажках вы говорите? С подобными просьбами надо обращаться к своему господину. Господа ценят полезных людей. А других впутывать нечего! Нехорошо это!
– Не сердитесь, тетушка, – попыталась успокоить наложницу Ли Вань. – Не обижайтесь на барышню! Она готова сделать вам любую поблажку, только не надо об этом говорить вслух!
– Глупости, – прервала ее Таньчунь. – Где это видано, чтобы барышни потворствовали рабыням? Да и с какой стати! Вы сами должны знать их достоинства и недостатки! А я тут при чем?
– Ничего мне от вас не надо! – рассердилась наложница Чжао. – Вы временно ведаете в доме деньгами, вот я и пришла к вам! Сейчас вы – хозяйка. Как скажете, так и будет! Умер ваш дядя, а вы боитесь дать на похороны несколько лишних лянов серебра! Неужели госпожа вас за это осудит? Госпожа добрая, это вы все жестокие да скупые! Жаль, что госпожа расточает вам свои милости! Не волнуйтесь! Никто в ваших деньгах не нуждается! Выйдете замуж, по-другому будете относиться к Чжао! У вас еще крылья не выросли, а вы хотите взлететь на самую высокую ветку! Забыли, что дерево с корней начинается!
Таньчунь побелела от гнева.
– О каком дяде вы говорите? – крикнула она. – Мой дядя – инспектор девяти провинций! Я знаю приличия и уважаю моего дядю, как и остальных родственников. А другого дяди у меня нет. Кто такой Чжао Гоцзи? Почему сын его вместе с Цзя Хуанем ходит в школу, а дядя за него не платит? Справедливо ли это? Всем известно, что я родилась от наложницы! Вот вы и ищете причины для скандала. Месяц-другой не можете спокойно прожить. Боитесь, что не все об этом знают! Хотите взять верх надо мной! Хорошо, что я знаю приличия, другая на моем месте давно поругалась бы с вами!
Ли Вань принялась утешать Таньчунь, а Чжао угомонилась и лишь потихоньку ворчала. Тут появилась служанка и доложила:
– Вторая госпожа Фэнцзе прислала барышню Пинъэр с поручением.
Наложница Чжао сразу прикусила язык, любезно заулыбалась, пригласила Пинъэр сесть и спросила:
– Как чувствует себя вторая госпожа? Я как раз собиралась ее навестить, но вот задержалась!..
Когда Ли Вань поинтересовалась, с каким делом пришла Пинъэр, та ответила:
– Вторая госпожа Фэнцзе велела передать, что, согласно правилам, которых вы, возможно, не знаете, на похороны брата тетушки Чжао следует выдать двадцать лянов серебра. Если сочтете нужным, можете увеличить сумму.
– С какой стати? – утирая слезы, сказала Таньчунь. – Кто у нас в доме получает двадцать четыре ляна в месяц? Если так разбрасываться деньгами, можно уподобиться воинам, которые перед наступлением отпускают коней и бегут, бросив на произвол судьбы полководцев! Уж очень хитра твоя хозяйка: хочет все сделать моими руками и прослыть доброй за счет госпожи. Передай ей, что я выдам ровно столько, сколько положено – ни больше ни меньше. А если уж ей хочется показать свою доброту, пусть выздоравливает скорее и распоряжается, как ей угодно!
Пинъэр сразу догадалась, в чем дело, и, заметив, что Таньчунь вне себя от гнева, умолкла и отошла в сторонку.
В это время из главного господского дома возвратилась Баочай. Не успела она и слово сказать, как появилась служанка и доложила еще о каком-то деле.
У Таньчунь лицо было мокро от слез, и девочки-служанки поспешили подать ей таз для умывания, полотенце и зеркало.
Таньчунь сидела на низкой скамье, и девочка-служанка, подавая ей таз с водой, опустилась на колени. Ее примеру последовали и остальные девочки, те, что держали полотенце, зеркало, румяна, пудру и помаду.
Заметив, что здесь нет Шишу, служанки Таньчунь, Пинъэр засучила Таньчунь рукава, сняла с ее рук браслеты и прикрыла грудь большим полотенцем.
Не успела Таньчунь вымыть руки, как доложили:
– Барышня, пришли из школы, просят выдать плату за господ Цзя Хуаня и Цзя Ланя.
– Да погоди ты! – прикрикнула на служанку Пинъэр. – Не видишь, барышня умывается? Спросят, тогда и ответишь, а то суешься со своими делами! Забыла, как являлась ко второй госпоже Фэнцзе? А барышня добрая, все вам прощает. Вот пожалуюсь на вас второй госпоже, она вам спуску не даст! Тогда не обижайтесь!
– Простите меня! – испуганно пробормотала служанка и скрылась за дверью.
– Жаль, ты не пришла раньше, – пудрясь, сказала Таньчунь, обратившись к Пинъэр. – Не видела самого забавного. Даже такая опытная служанка, как жена У Синьдэна, тоже вздумала нас морочить. Хорошо я сообразила, как поступить. Спрашиваю ее об одном деле, а она заявляет, что ответить не может, – ей, видите ли, надо заглянуть в счета! Я поинтересовалась, заглядывала ли она в счета и при твоей хозяйке, второй госпоже Фэнцзе.
– Да если бы она так поступила при моей госпоже, та ноги ей перебила бы! – ответила Пинъэр. – Вы, барышня, их не слушайте! Они считают, что старшая госпожа Ли Вань не от мира сего и в житейских делах ничего не смыслит, а вы – тем более, потому что молоды и неопытны. Вот и норовят с толку вас сбить, запутать, да и от работы отлынивают.
Она обернулась к двери, за которой стояли служанки, и крикнула:
– Распустились! Погодите! Выздоровеет вторая госпожа Фэнцзе, она вам покажет!
Женщины робко возразили:
– Барышня, ведь вы умны и знаете пословицу: «Кто провинился, тот и держит ответ». Разве посмеем мы обманывать господ! А тем более новую хозяйку – молодую и неопытную! Да провалиться нам на этом месте, если мы ее чем-нибудь прогневали!
– Вот и хорошо, что вы все поняли, – усмехнулась Пинъэр и продолжала разговор с Таньчунь:
– Вы же знаете, у второй госпожи столько дел, что за всем ей не усмотреть. Возможно, и у нее бывают упущения. Недаром говорят: со стороны виднее. Вы на себе это испытали и потому знаете, как говорится, где убавить, где прибавить. Главное, вторая госпожа осталась довольна и не рассердилась на вас.
– Как мила Пинъэр, – в один голос воскликнули Ли Вань и Баочай. – Не удивительно, что Фэнцзе ее так любит! Раньше нам и в голову не приходило, что где-то можно прибавить, а где-то убавить, но своими словами ты нам напомнила, что надо обсудить еще два важных дела. Так что большое тебе спасибо!
– Я было до того рассердилась, что хотела сорвать злость на ее госпоже! – вскричала Таньчунь. – А она видишь какой дала умный совет! Я даже растерялась!
Таньчунь позвала служанку, стоявшую у дверей, и спросила:
– На что тратят ежегодную плату за обучение в школе Цзя Хуаня и Цзя Ланя? Ведь за каждого из них вносят по восемь лянов серебра.
– На эти деньги покупают кисти, бумагу, тушь и прочие принадлежности, – ответила женщина.
– Но ведь деньги на детей выдают взрослым, – сказала Таньчунь. – Наложница Чжао получает два ляна за Цзя Хуаня, Сижэнь все сполна получает за Баоюя. Деньги за Цзя Ланя получает его мать. С какой же стати еще за обучение платить по восемь лянов! Некоторые дети только ради этих восьми лянов и ходят в школу. Так никуда не годится! Скажи своей госпоже, Пинъэр, что эти расходы пора упразднить…
– Давно пора, барышня, – поддакнула Пинъэр. – Об этом моей госпоже еще в прошлом году толковали, но за делами она, видно, забыла.
Женщина-служанка не осмелилась возражать, кивнула головой и ушла.
Вскоре из сада Роскошных зрелищ принесли короб с едой. Шишу и Суюнь поставили перед Ли Вань и Таньчунь небольшой столик, Пинъэр стала расставлять кушанья.
– Зачем ты хлопочешь? – спросила Таньчунь. – Ты все нам сказала, что нужно, а теперь иди занимайся своими делами.
– Дел у меня сейчас нет, – возразила Пинъэр. – Госпожа, посылая меня к вам с поручением, велела к тому же помочь.
– А почему не принесли поесть барышне Баочай? Пусть пообедала бы с нами! – промолвила Таньчунь.
Девочки-служанки бросились на террасу и передали другим служанкам:
– Пусть принесут сюда обед барышне Баочай.
– Незачем людей беспокоить! – крикнула Таньчунь. – У них есть дела поважнее. Вы что, не соображаете, кого надо посылать за едой или чаем? Пинъэр делать нечего, она пусть и сходит!
Пинъэр почтительно поддакнула и вышла. Однако служанки у дверей ей потихоньку шепнули:
– Зачем вам ходить? Мы уже послали туда!
Они смахнули платком пыль с крыльца и сказали:
– Присядьте погрейтесь на солнышке! Вы так долго стояли, что утомились, пожалуй.
Пинъэр села на ступеньку, но тотчас же две другие женщины принесли из чайной матрац, разостлали на крыльце и обратились к Пинъэр:
– Крыльцо холодное, барышня. На матраце удобней и чище. Пересядьте, пожалуйста!
– Спасибо вам, – улыбаясь, поблагодарила Пинъэр.
Служанка подала Пинъэр чашку свежезаваренного чая и тихо сказала:
– Это чай не обычный. Мы подаем его только барышням. Я принесла вам отведать.
Пинъэр взяла чай и, указывая пальцем на стоявших перед ней служанок, произнесла:
– Совсем распустились. Таньчунь – молода, ей неловко вас приструнить. Так за это ее уважать надо, а не обманывать, не относиться свысока. Делаете все не так, а потом обвиняете ее в грубости. Ох и поплатитесь вы за это! Уж если она разойдется, ни госпоже Ван, ни второй госпоже Фэнцзе не справиться с ней! Поистине опрометчиво поступаете! Стараетесь яйцом разбить камень!
– Мы тут ни при чем, – возразили женщины. – Это наложница Чжао! Пришла и подняла скандал.
– Ладно вам, дорогие сестры, – промолвила Пинъэр. – Знаете пословицу? «Когда стена дает трещину, ее рушат». Положение наложницы Чжао в доме сейчас не очень-то завидное. Вот на нее все и сваливают! А для вас нет большей радости, чем причинить кому-нибудь зло. За эти несколько лет я вас хорошо изучила! Допусти вторая госпожа Фэнцзе хоть малейшую оплошность, вы бы ей давно на голову сели. Да и сейчас ищете случая ей напакостить! Вам только попади на язык! И в то же время вы боитесь ее, потому что она жестока. Я и то боюсь. Тут как-то был у нас с ней разговор, и мы решили не потакать больше слугам, иначе не будет конца ссорам и дрязгам. Таньчунь хоть и молода, но даже вторая госпожа Фэнцзе из всех старших и младших сестер своего мужа только с ней одной и считается. Как же вы смеете не уважать барышню!
Вдруг появилась Цювэнь. Служанки справились о ее здоровье, предложили сесть и сказали:
– Отдохните немного, барышня, пока госпожи обедают. А как только уберут со столов, пойдете с докладом!
– Я не чета вам, чтобы ждать, – с улыбкой произнесла Цювэнь и направилась в зал. Однако Пинъэр попросила ее не ходить.
Цювэнь обернулась и, только сейчас заметив Пинъэр, спросила:
– Ты что, сюда в сторожа нанялась?
Она подошла к Пинъэр и села рядом.
– Зачем пришла? – осведомилась Пинъэр.
– Спросить, когда выдадут деньги за месяц на Баоюя и нас самих, – ответила Цювэнь.
– Неужели это так важно? – покачала головой Пинъэр. – Послушай меня, скажи Сижэнь, чтобы никого сюда больше сегодня не посылала. На все будет отказ.
– А в чем дело? – удивилась Цювэнь.
Пинъэр и служанки, перебивая друг друга, стали рассказывать о том, что здесь недавно произошло.
– Они ищут, к чему бы придраться, – говорили женщины, – чтобы кого-нибудь наказать в назидание остальным. Зачем же лезть на рожон? Придерутся к вам, да еще и накажут, а старая госпожа и госпожа Ван расстроятся. Если же все обойдется, опять-таки станут говорить: к одним придираются, другим потакают. Потакают тем, кому покровительствуют старая госпожа и госпожа Ван, чтобы выслужиться за счет слабых и беззащитных. Подумать только! Дважды барышня Таньчунь отказалась выполнить просьбу второй госпожи Фэнцзе, и никто не посмел ей перечить!
Цювэнь высунула язык и воскликнула:
– Какое счастье, что барышня Пинъэр меня предостерегла, не то я, как говорится, угодила бы носом в золу![124] Пойду предупрежу остальных, пока не поздно!
Вскоре после ее ухода принесли обед для Баочай. Пинъэр взяла у служанки короб с блюдами и направилась в зал, чтобы прислуживать за столом.
Наложница Чжао уже ушла. За столом друг против друга сидели Баочай, Таньчунь и Ли Вань. Баочай – лицом к югу, Таньчунь – к западу, Ли Вань – к востоку.
Служанки, за исключением самых близких и доверенных, не осмеливались входить в зал, стояли на террасе, ожидая, когда их позовут, и рассуждали между собой:
– Лучше не наживать себе неприятностей и делать все, что прикажут, чтобы нас не считали бессовестными! Уж если тетушке У досталось, то что говорить о нас?
Так, тихонько переговариваясь, они ждали окончания обеда, чтобы доложить о своих делах. Из зала доносилось лишь легкое покашливание, ни звона чашек, ни стука палочек слышно не было.
Спустя немного девочка-служанка отодвинула дверную занавеску, две другие служанки вынесли стол, а три служанки принесли из чайной полоскательницы.
Затем в зал вошли служанки, которые убрали тазы для мытья рук и унесли полоскательницы, после чего Шишу, Суюнь и Пинъэр принесли три чашки чая.
Наконец на пороге появилась Шишу и приказала девочкам-служанкам:
– Ждите здесь, мы поедим, а потом сменим вас. Только не вздумайте садиться!
Лишь теперь в зал вошли женщины и стали по очереди докладывать о делах – обстоятельно, осторожно, не болтая лишнего, не то что прежде.
Гнев Таньчунь постепенно утих, и она обратилась к Пинъэр с такими словами:
– Я давно хотела посоветоваться с твоей госпожой об одном важном деле, да все забывала. Кстати, и барышня Баочай здесь. Пойди пообедай и сразу возвращайся. Мы вчетвером все обсудим, а затем еще спросим у твоей госпожи, как поступить.
Как только Пинъэр вернулась к себе, Фэнцзе ее спросила:
– Где ты так долго была?
И Пинъэр подробно рассказала о том, что произошло в малом расписном зале.
– Ну и третья барышня! – вскричала Фэнцзе. – Значит, я не ошиблась в ней! Жаль только, что несчастная судьба у нее и родилась она от наложницы, а не от законной жены!
– Неважно, – с улыбкой возразила Пинъэр. – Кто осмелится ее презирать за это!
– Ничего ты не смыслишь, – со вздохом промолвила Фэнцзе. – При том, что законные и побочные дети между собой равны, у дочерей положение хуже, чем у сыновей. Люди сейчас привередливы, и когда придет пора выдавать Таньчунь замуж, женихи первым долгом поинтересуются, от кого она рождена. Многие не очень-то жалуют побочных дочерей. Хотя по характеру побочная дочь может оказаться во сто раз лучше законной. Все зависит от того, какой жених – какой-нибудь несчастный, который станет докапываться, побочная она или законная дочь, или же счастливчик, который возьмет ее в жены, не интересуясь этим. Знаешь, – смеясь, продолжала Фэнцзе, – за последние несколько лет я придумала множество способов сократить расходы нашей семьи, и, вероятно, за это меня осуждают и ненавидят. Я, как говорится, села верхом на тигра, а сойти не могу, потому что он сразу меня сожрет. Расходов у нас много, доходов мало, а мы все придерживаемся правил, давным-давно установленных предками, забывая, что источники доходов у нас не те, что прежде. Если сократить расходы и ввести строгую экономию, скажут, что мы скупы, станут насмехаться над нами. Прислуга будет роптать, а старая госпожа и госпожа расстроятся. Все надо делать исподволь, составить определенный план и осуществлять его, иначе через несколько лет дом наш придет в полный упадок.
– Совершенно с вами согласна, – поддакнула Пинъэр. – Ведь в семье есть четыре барышни и несколько молодых господ. Одних надо выдать замуж, других женить… Да и старая госпожа…
– На это, я подсчитала, денег хватит, – улыбнулась Фэнцзе. – Свадьбу Баоюя и сестрицы Дайюй, например, старая госпожа устроит на свои личные деньги, из общей казны расходовать не придется. Свадьбу второй барышни Инчунь возьмет на себя старший господин Цзя Шэ. Остаются третья барышня Таньчунь и четвертая барышня Сичунь. На свадьбу каждой из них придется израсходовать тысяч семь-восемь лянов серебра. На женитьбу Цзя Хуаня уйдет не больше трех тысяч, а окажется мало, сэкономим на чем-нибудь. На старую госпожу денег уходит мало. Все необходимое у нее есть. Самое большее, что на нее придется потратить, учитывая возраст, это три – пять тысяч лянов. На это тоже хватит. Единственное, чего я опасаюсь, это всяких крупных событий. Достаточно одного-двух – и всему конец! Но не будем загадывать… Пообедай скорее и сходи послушай, что тебе скажут. К счастью, появился толковый человек. А я все печалилась, что ни у кого не найду поддержки! Есть, правда, Баоюй, но пользы от него мало. Как и от госпожи Ли Вань, ведь она богомолка. Не лучше и вторая барышня Инчунь. А четвертая барышня, Сичунь, еще слишком мала, к тому же она из семьи Нинго. О Цзя Лане и Цзя Хуане говорить не приходится: они, как озябшие котята, только и ждут, когда их пустят погреться на кан. Даже зло берет, что такие ничтожества на свет рождаются! Умного слова от них не услышишь! О сестрице Линь Дайюй и сестре Баочай ничего плохого сказать нельзя, но они только родственницы, и наши дела их не касаются. Линь Дайюй – как фонарик, подует ветер – угаснет. А Баочай живет по правилу: «Лучше промолчать, чем сказать. Спросят – покачаю головой, мол, знать не знаю, ведать не ведаю». От нее ничего не добьешься. Зато барышня Таньчунь умница и говорить мастерица. К тому же она из нашей семьи. И госпожа ее любит. Вот только с виду она не очень-то привлекательна. Оно и не удивительно. Эта старая карга наложница Чжао то и дело устраивает скандалы и портит ей настроение. Характер же у Таньчунь замечательный, не хуже, чем у Баоюя. Кого я терпеть не могу, так это Цзя Хуаня. Давно бы из дома выгнала, будь на то моя воля… А Таньчунь я непременно поддержу, раз она хочет сократить расходы! По крайней мере я не буду одинока в своем намерении. Признаться, я молю Небо, чтобы мне ее дали в помощницы, – тогда ни о чем не придется беспокоиться, да и госпожа от этого только выиграет. Было бы жестоко с моей стороны пойти ей наперекор лишь из собственной корысти. Только действовать нужно осторожно, с оглядкой, как говорится, подготовить себе тылы. Иначе меня все возненавидят и я стану посмешищем в глазах людей. А насмешки ранят больнее кинжала, и тогда, будь у каждой из нас хоть по четыре глаза и по два сердца, стоит лишь оступиться, и все погибло. И вот в этот опасный момент Таньчунь приняла на себя все хозяйство, отвела, можно сказать, от нас удар. И вот еще что. Ты хоть и умна, но, боюсь, не сможешь остаться до конца твердой. Таньчунь же совсем молодая, а как прекрасно разбирается в делах, да и в речах воздержанна. Она и грамотнее меня, и нрава более крутого. Пословица гласит: «Хочешь выловить разбойников, поймай главаря». Таньчунь пытается устанавливать свои порядки, и первым долгом, разумеется, это отразится на мне. Станет придираться, не перечь ей – напротив, хвали и выказывай всяческое уважение. Не бойся запятнать мое доброе имя! Теперь главное – не спорить с Таньчунь.
– Вы что, меня дурой считаете? – перебила ее Пинъэр. – Ведь именно так я и действую! А вы вздумали меня поучать!
– Только и слышно «вы», «я», – с улыбкой промолвила Фэнцзе. – Ну чего так разволновалась?! Просто я полагала, ты никого, кроме меня, признавать не желаешь. Вот и решила тебя поучить. Если же ты сама до всего докопалась, значит, умнее меня.
– Вам не нравится, что я говорю «вы», – улыбнулась Пинъэр, подставляя щеку. – Бейте! Мне не привыкать!
– Ах ты дрянь! – вскричала Фэнцзе. – Все считаешь, сколько я совершила ошибок? Ведь знаешь, что я болею, а сердишь меня? Ну, ладно, я на тебя не в обиде! Давай пообедаем вместе! Все равно здесь никого нет.
В это время вошла Фэнъэр, а с ней несколько девочек-служанок, которые внесли столик.
Фэнцзе съела немного супа из ласточкиных гнезд и две чашечки маринованных овощей. Затем Фэнъэр поставила на столик четыре блюда для Пинъэр и положила ей рис в чашку.
После обеда Пинъэр подала Фэнцзе полоскательницу, подождала, пока та прополощет рот, и, сделав кое-какие указания Фэнъэр, отправилась к Таньчунь.
Во дворе стояла тишина – уже все разошлись.
Если хотите узнать, что случилось дальше, прочтите следующую главу.
Глава пятьдесят шестая
Итак, Пинъэр, пообедав вместе с Фэнцзе, подала ей полоскательницу и отправилась к Таньчунь. Во дворе у окна она увидела служанок, ожидавших приказаний.
Таньчунь стала советоваться с Ли Вань, как поступить.
Ли Вань подумала и нерешительно проговорила:
– Когда умерла мать Сижэнь, я слышала, ей дали сорок лянов серебра на похороны. Давай сделаем то же самое, и делу конец…
– Вы правы, госпожа! – поддакнула жена У Синьдэна, взяла у Ли Вань верительную бирку на право получения денег и направилась к выходу.
– Ну-ка постой! – окликнула ее Таньчунь и, когда женщина вернулась, сказала: – Прежде чем будешь получать деньги, я хочу тебя кое о чем спросить. Ты хорошо знаешь, что в доме у нас живет несколько наложниц. Одни родились здесь, других купили, по положению они не равны. Так вот скажи, сколько полагается денег на похороны родственников тем и другим!
В первое мгновение жена У Синьдэна растерялась, но потом спокойно ответила:
– Чуть больше, чуть меньше – не все ли равно! Кто посмеет вас упрекнуть?
– Не мели вздор! – оборвала ее Таньчунь. – Я дала бы даже сто лянов, мне не жалко! Только надо все делать по правилам. Иначе вы сами станете над нами смеяться, да и нам будет стыдно смотреть в глаза второй госпоже!
– Тогда, с вашего разрешения, я загляну в старые счета, – сказала жена У Синьдэна.
– А так не помнишь? – усмехнулась Таньчунь. – Ведь только этим ты всю жизнь и занимаешься! Или, может быть, ты решила посмеяться над нами? Неужели ты всякий раз проверяешь старые счета, когда идешь на доклад ко второй госпоже Фэнцзе? В таком случае Фэнцзе к тебе чересчур снисходительна. Что же, принеси счета, только живо! Ведь за проволочку будут ругать нас, а не вас! Обвинят в неопытности, нерасторопности!
Жена У Синьдэна, покраснев от стыда, быстро вышла. А служанки от изумления языки высунули.
Прислуга между тем по очереди подходила с докладами, когда вернулась жена У Синьдэна со счетом в руках. Оказалось, наложницам, взятым со стороны, на похороны родственников выдают по сорок лянов, тем же, кто родился в доме, – по двадцать четыре. В счете были также оговорены два случая, когда наложницам, взятым со стороны, выдали одной – сто лянов, другой – шестьдесят. Первой пришлось перевозить гроб с телом родителей в другую провинцию, второй – покупать место для могилы.
Таньчунь показала счет Ли Вань.
– Тебе выдадут двадцать лянов серебра, а счет оставь нам, – сказала Таньчунь жене У Синьдэна, – мы на досуге еще поглядим!
Вскоре в комнату влетела наложница Чжао. Ли Вань и Таньчунь пригласили ее сесть.
– Барышня, в этом доме все меня обижают, так хоть вы заступитесь! – выпалила она и, закрыв лицо руками, разрыдалась.
– О чем это вы? – изумилась Таньчунь. – Кто вас обидел? Скажите, и я заступлюсь!
– Вы сами меня обидели, кому же мне теперь жаловаться? – вскричала наложница.
– Да разве посмею я вас обижать! – От изумления Таньчунь даже с места вскочила.
Ли Вань тоже встала и принялась ее успокаивать.
– Садитесь, садитесь, – замахала руками наложница Чжао, – сейчас я вам все объясню. Сколько лет я в этом доме варюсь, словно в кипящем масле! Здесь сына родила, здесь состарилась, а сейчас оказалась хуже Сижэнь! Перед людьми стыдно. Не только мне, но и вам!
– Я все поняла, – сказала Таньчунь, – но порядка нарушать не могу!
С этими словами она развернула счет и промолвила:
– Так было заведено еще нашими предками, и этим правилам все должны подчиняться. Разве я могу что-нибудь изменить? Сижэнь не исключение! Так же будет обстоять дело с будущей наложницей Цзя Хуаня. Так что ни о каком позоре здесь рассуждать не приходится. Сижэнь – рабыня госпожи, и госпожа вольна оказывать ей любые милости! Я же обязана поступать согласно правилам. Довольные этими правилами благодарят предков и госпожу за милость. Недовольные – просто не ценят своего счастья! Пусть болтают что хотят. Госпожа, если ей заблагорассудится, может пожаловать целый дом, меня это никак не касается. Не даст ни медяка – я тоже ни при чем. Вы лучше успокойтесь, пока госпожи нет дома, не надо шуметь! Госпожа меня любит, но не раз пеняла на то, что вы по всякому поводу затеваете скандалы. Будь я мужчиной, давно уехала бы отсюда и жила самостоятельно, по собственным правилам… Ну, а девушке ничего не остается, как повиноваться. Поэтому госпожа и поручила мне хозяйственные дела. Я еще ничего не успела сделать, а вы сразу хотите меня заставить нарушать правила. Поступи я подобным образом, госпожа перепоручит хозяйство кому-нибудь другому. Вот тогда мне действительно будет стыдно!.. Да и вам совестно!
Сказав это, Таньчунь заплакала. Наложница Чжао растерялась, а потом сказала:
– Раз госпожа вас любит, вы тем более должны нам делать поблажки. Неужели ради благосклонности госпожи вы готовы забыть о нас?
– Разве я о вас не забочусь? – удивилась Таньчунь. – О каких поблажках вы говорите? С подобными просьбами надо обращаться к своему господину. Господа ценят полезных людей. А других впутывать нечего! Нехорошо это!
– Не сердитесь, тетушка, – попыталась успокоить наложницу Ли Вань. – Не обижайтесь на барышню! Она готова сделать вам любую поблажку, только не надо об этом говорить вслух!
– Глупости, – прервала ее Таньчунь. – Где это видано, чтобы барышни потворствовали рабыням? Да и с какой стати! Вы сами должны знать их достоинства и недостатки! А я тут при чем?
– Ничего мне от вас не надо! – рассердилась наложница Чжао. – Вы временно ведаете в доме деньгами, вот я и пришла к вам! Сейчас вы – хозяйка. Как скажете, так и будет! Умер ваш дядя, а вы боитесь дать на похороны несколько лишних лянов серебра! Неужели госпожа вас за это осудит? Госпожа добрая, это вы все жестокие да скупые! Жаль, что госпожа расточает вам свои милости! Не волнуйтесь! Никто в ваших деньгах не нуждается! Выйдете замуж, по-другому будете относиться к Чжао! У вас еще крылья не выросли, а вы хотите взлететь на самую высокую ветку! Забыли, что дерево с корней начинается!
Таньчунь побелела от гнева.
– О каком дяде вы говорите? – крикнула она. – Мой дядя – инспектор девяти провинций! Я знаю приличия и уважаю моего дядю, как и остальных родственников. А другого дяди у меня нет. Кто такой Чжао Гоцзи? Почему сын его вместе с Цзя Хуанем ходит в школу, а дядя за него не платит? Справедливо ли это? Всем известно, что я родилась от наложницы! Вот вы и ищете причины для скандала. Месяц-другой не можете спокойно прожить. Боитесь, что не все об этом знают! Хотите взять верх надо мной! Хорошо, что я знаю приличия, другая на моем месте давно поругалась бы с вами!
Ли Вань принялась утешать Таньчунь, а Чжао угомонилась и лишь потихоньку ворчала. Тут появилась служанка и доложила:
– Вторая госпожа Фэнцзе прислала барышню Пинъэр с поручением.
Наложница Чжао сразу прикусила язык, любезно заулыбалась, пригласила Пинъэр сесть и спросила:
– Как чувствует себя вторая госпожа? Я как раз собиралась ее навестить, но вот задержалась!..
Когда Ли Вань поинтересовалась, с каким делом пришла Пинъэр, та ответила:
– Вторая госпожа Фэнцзе велела передать, что, согласно правилам, которых вы, возможно, не знаете, на похороны брата тетушки Чжао следует выдать двадцать лянов серебра. Если сочтете нужным, можете увеличить сумму.
– С какой стати? – утирая слезы, сказала Таньчунь. – Кто у нас в доме получает двадцать четыре ляна в месяц? Если так разбрасываться деньгами, можно уподобиться воинам, которые перед наступлением отпускают коней и бегут, бросив на произвол судьбы полководцев! Уж очень хитра твоя хозяйка: хочет все сделать моими руками и прослыть доброй за счет госпожи. Передай ей, что я выдам ровно столько, сколько положено – ни больше ни меньше. А если уж ей хочется показать свою доброту, пусть выздоравливает скорее и распоряжается, как ей угодно!
Пинъэр сразу догадалась, в чем дело, и, заметив, что Таньчунь вне себя от гнева, умолкла и отошла в сторонку.
В это время из главного господского дома возвратилась Баочай. Не успела она и слово сказать, как появилась служанка и доложила еще о каком-то деле.
У Таньчунь лицо было мокро от слез, и девочки-служанки поспешили подать ей таз для умывания, полотенце и зеркало.
Таньчунь сидела на низкой скамье, и девочка-служанка, подавая ей таз с водой, опустилась на колени. Ее примеру последовали и остальные девочки, те, что держали полотенце, зеркало, румяна, пудру и помаду.
Заметив, что здесь нет Шишу, служанки Таньчунь, Пинъэр засучила Таньчунь рукава, сняла с ее рук браслеты и прикрыла грудь большим полотенцем.
Не успела Таньчунь вымыть руки, как доложили:
– Барышня, пришли из школы, просят выдать плату за господ Цзя Хуаня и Цзя Ланя.
– Да погоди ты! – прикрикнула на служанку Пинъэр. – Не видишь, барышня умывается? Спросят, тогда и ответишь, а то суешься со своими делами! Забыла, как являлась ко второй госпоже Фэнцзе? А барышня добрая, все вам прощает. Вот пожалуюсь на вас второй госпоже, она вам спуску не даст! Тогда не обижайтесь!
– Простите меня! – испуганно пробормотала служанка и скрылась за дверью.
– Жаль, ты не пришла раньше, – пудрясь, сказала Таньчунь, обратившись к Пинъэр. – Не видела самого забавного. Даже такая опытная служанка, как жена У Синьдэна, тоже вздумала нас морочить. Хорошо я сообразила, как поступить. Спрашиваю ее об одном деле, а она заявляет, что ответить не может, – ей, видите ли, надо заглянуть в счета! Я поинтересовалась, заглядывала ли она в счета и при твоей хозяйке, второй госпоже Фэнцзе.
– Да если бы она так поступила при моей госпоже, та ноги ей перебила бы! – ответила Пинъэр. – Вы, барышня, их не слушайте! Они считают, что старшая госпожа Ли Вань не от мира сего и в житейских делах ничего не смыслит, а вы – тем более, потому что молоды и неопытны. Вот и норовят с толку вас сбить, запутать, да и от работы отлынивают.
Она обернулась к двери, за которой стояли служанки, и крикнула:
– Распустились! Погодите! Выздоровеет вторая госпожа Фэнцзе, она вам покажет!
Женщины робко возразили:
– Барышня, ведь вы умны и знаете пословицу: «Кто провинился, тот и держит ответ». Разве посмеем мы обманывать господ! А тем более новую хозяйку – молодую и неопытную! Да провалиться нам на этом месте, если мы ее чем-нибудь прогневали!
– Вот и хорошо, что вы все поняли, – усмехнулась Пинъэр и продолжала разговор с Таньчунь:
– Вы же знаете, у второй госпожи столько дел, что за всем ей не усмотреть. Возможно, и у нее бывают упущения. Недаром говорят: со стороны виднее. Вы на себе это испытали и потому знаете, как говорится, где убавить, где прибавить. Главное, вторая госпожа осталась довольна и не рассердилась на вас.
– Как мила Пинъэр, – в один голос воскликнули Ли Вань и Баочай. – Не удивительно, что Фэнцзе ее так любит! Раньше нам и в голову не приходило, что где-то можно прибавить, а где-то убавить, но своими словами ты нам напомнила, что надо обсудить еще два важных дела. Так что большое тебе спасибо!
– Я было до того рассердилась, что хотела сорвать злость на ее госпоже! – вскричала Таньчунь. – А она видишь какой дала умный совет! Я даже растерялась!
Таньчунь позвала служанку, стоявшую у дверей, и спросила:
– На что тратят ежегодную плату за обучение в школе Цзя Хуаня и Цзя Ланя? Ведь за каждого из них вносят по восемь лянов серебра.
– На эти деньги покупают кисти, бумагу, тушь и прочие принадлежности, – ответила женщина.
– Но ведь деньги на детей выдают взрослым, – сказала Таньчунь. – Наложница Чжао получает два ляна за Цзя Хуаня, Сижэнь все сполна получает за Баоюя. Деньги за Цзя Ланя получает его мать. С какой же стати еще за обучение платить по восемь лянов! Некоторые дети только ради этих восьми лянов и ходят в школу. Так никуда не годится! Скажи своей госпоже, Пинъэр, что эти расходы пора упразднить…
– Давно пора, барышня, – поддакнула Пинъэр. – Об этом моей госпоже еще в прошлом году толковали, но за делами она, видно, забыла.
Женщина-служанка не осмелилась возражать, кивнула головой и ушла.
Вскоре из сада Роскошных зрелищ принесли короб с едой. Шишу и Суюнь поставили перед Ли Вань и Таньчунь небольшой столик, Пинъэр стала расставлять кушанья.
– Зачем ты хлопочешь? – спросила Таньчунь. – Ты все нам сказала, что нужно, а теперь иди занимайся своими делами.
– Дел у меня сейчас нет, – возразила Пинъэр. – Госпожа, посылая меня к вам с поручением, велела к тому же помочь.
– А почему не принесли поесть барышне Баочай? Пусть пообедала бы с нами! – промолвила Таньчунь.
Девочки-служанки бросились на террасу и передали другим служанкам:
– Пусть принесут сюда обед барышне Баочай.
– Незачем людей беспокоить! – крикнула Таньчунь. – У них есть дела поважнее. Вы что, не соображаете, кого надо посылать за едой или чаем? Пинъэр делать нечего, она пусть и сходит!
Пинъэр почтительно поддакнула и вышла. Однако служанки у дверей ей потихоньку шепнули:
– Зачем вам ходить? Мы уже послали туда!
Они смахнули платком пыль с крыльца и сказали:
– Присядьте погрейтесь на солнышке! Вы так долго стояли, что утомились, пожалуй.
Пинъэр села на ступеньку, но тотчас же две другие женщины принесли из чайной матрац, разостлали на крыльце и обратились к Пинъэр:
– Крыльцо холодное, барышня. На матраце удобней и чище. Пересядьте, пожалуйста!
– Спасибо вам, – улыбаясь, поблагодарила Пинъэр.
Служанка подала Пинъэр чашку свежезаваренного чая и тихо сказала:
– Это чай не обычный. Мы подаем его только барышням. Я принесла вам отведать.
Пинъэр взяла чай и, указывая пальцем на стоявших перед ней служанок, произнесла:
– Совсем распустились. Таньчунь – молода, ей неловко вас приструнить. Так за это ее уважать надо, а не обманывать, не относиться свысока. Делаете все не так, а потом обвиняете ее в грубости. Ох и поплатитесь вы за это! Уж если она разойдется, ни госпоже Ван, ни второй госпоже Фэнцзе не справиться с ней! Поистине опрометчиво поступаете! Стараетесь яйцом разбить камень!
– Мы тут ни при чем, – возразили женщины. – Это наложница Чжао! Пришла и подняла скандал.
– Ладно вам, дорогие сестры, – промолвила Пинъэр. – Знаете пословицу? «Когда стена дает трещину, ее рушат». Положение наложницы Чжао в доме сейчас не очень-то завидное. Вот на нее все и сваливают! А для вас нет большей радости, чем причинить кому-нибудь зло. За эти несколько лет я вас хорошо изучила! Допусти вторая госпожа Фэнцзе хоть малейшую оплошность, вы бы ей давно на голову сели. Да и сейчас ищете случая ей напакостить! Вам только попади на язык! И в то же время вы боитесь ее, потому что она жестока. Я и то боюсь. Тут как-то был у нас с ней разговор, и мы решили не потакать больше слугам, иначе не будет конца ссорам и дрязгам. Таньчунь хоть и молода, но даже вторая госпожа Фэнцзе из всех старших и младших сестер своего мужа только с ней одной и считается. Как же вы смеете не уважать барышню!
Вдруг появилась Цювэнь. Служанки справились о ее здоровье, предложили сесть и сказали:
– Отдохните немного, барышня, пока госпожи обедают. А как только уберут со столов, пойдете с докладом!
– Я не чета вам, чтобы ждать, – с улыбкой произнесла Цювэнь и направилась в зал. Однако Пинъэр попросила ее не ходить.
Цювэнь обернулась и, только сейчас заметив Пинъэр, спросила:
– Ты что, сюда в сторожа нанялась?
Она подошла к Пинъэр и села рядом.
– Зачем пришла? – осведомилась Пинъэр.
– Спросить, когда выдадут деньги за месяц на Баоюя и нас самих, – ответила Цювэнь.
– Неужели это так важно? – покачала головой Пинъэр. – Послушай меня, скажи Сижэнь, чтобы никого сюда больше сегодня не посылала. На все будет отказ.
– А в чем дело? – удивилась Цювэнь.
Пинъэр и служанки, перебивая друг друга, стали рассказывать о том, что здесь недавно произошло.
– Они ищут, к чему бы придраться, – говорили женщины, – чтобы кого-нибудь наказать в назидание остальным. Зачем же лезть на рожон? Придерутся к вам, да еще и накажут, а старая госпожа и госпожа Ван расстроятся. Если же все обойдется, опять-таки станут говорить: к одним придираются, другим потакают. Потакают тем, кому покровительствуют старая госпожа и госпожа Ван, чтобы выслужиться за счет слабых и беззащитных. Подумать только! Дважды барышня Таньчунь отказалась выполнить просьбу второй госпожи Фэнцзе, и никто не посмел ей перечить!
Цювэнь высунула язык и воскликнула:
– Какое счастье, что барышня Пинъэр меня предостерегла, не то я, как говорится, угодила бы носом в золу![124] Пойду предупрежу остальных, пока не поздно!
Вскоре после ее ухода принесли обед для Баочай. Пинъэр взяла у служанки короб с блюдами и направилась в зал, чтобы прислуживать за столом.
Наложница Чжао уже ушла. За столом друг против друга сидели Баочай, Таньчунь и Ли Вань. Баочай – лицом к югу, Таньчунь – к западу, Ли Вань – к востоку.
Служанки, за исключением самых близких и доверенных, не осмеливались входить в зал, стояли на террасе, ожидая, когда их позовут, и рассуждали между собой:
– Лучше не наживать себе неприятностей и делать все, что прикажут, чтобы нас не считали бессовестными! Уж если тетушке У досталось, то что говорить о нас?
Так, тихонько переговариваясь, они ждали окончания обеда, чтобы доложить о своих делах. Из зала доносилось лишь легкое покашливание, ни звона чашек, ни стука палочек слышно не было.
Спустя немного девочка-служанка отодвинула дверную занавеску, две другие служанки вынесли стол, а три служанки принесли из чайной полоскательницы.
Затем в зал вошли служанки, которые убрали тазы для мытья рук и унесли полоскательницы, после чего Шишу, Суюнь и Пинъэр принесли три чашки чая.
Наконец на пороге появилась Шишу и приказала девочкам-служанкам:
– Ждите здесь, мы поедим, а потом сменим вас. Только не вздумайте садиться!
Лишь теперь в зал вошли женщины и стали по очереди докладывать о делах – обстоятельно, осторожно, не болтая лишнего, не то что прежде.
Гнев Таньчунь постепенно утих, и она обратилась к Пинъэр с такими словами:
– Я давно хотела посоветоваться с твоей госпожой об одном важном деле, да все забывала. Кстати, и барышня Баочай здесь. Пойди пообедай и сразу возвращайся. Мы вчетвером все обсудим, а затем еще спросим у твоей госпожи, как поступить.
Как только Пинъэр вернулась к себе, Фэнцзе ее спросила:
– Где ты так долго была?
И Пинъэр подробно рассказала о том, что произошло в малом расписном зале.
– Ну и третья барышня! – вскричала Фэнцзе. – Значит, я не ошиблась в ней! Жаль только, что несчастная судьба у нее и родилась она от наложницы, а не от законной жены!
– Неважно, – с улыбкой возразила Пинъэр. – Кто осмелится ее презирать за это!
– Ничего ты не смыслишь, – со вздохом промолвила Фэнцзе. – При том, что законные и побочные дети между собой равны, у дочерей положение хуже, чем у сыновей. Люди сейчас привередливы, и когда придет пора выдавать Таньчунь замуж, женихи первым долгом поинтересуются, от кого она рождена. Многие не очень-то жалуют побочных дочерей. Хотя по характеру побочная дочь может оказаться во сто раз лучше законной. Все зависит от того, какой жених – какой-нибудь несчастный, который станет докапываться, побочная она или законная дочь, или же счастливчик, который возьмет ее в жены, не интересуясь этим. Знаешь, – смеясь, продолжала Фэнцзе, – за последние несколько лет я придумала множество способов сократить расходы нашей семьи, и, вероятно, за это меня осуждают и ненавидят. Я, как говорится, села верхом на тигра, а сойти не могу, потому что он сразу меня сожрет. Расходов у нас много, доходов мало, а мы все придерживаемся правил, давным-давно установленных предками, забывая, что источники доходов у нас не те, что прежде. Если сократить расходы и ввести строгую экономию, скажут, что мы скупы, станут насмехаться над нами. Прислуга будет роптать, а старая госпожа и госпожа расстроятся. Все надо делать исподволь, составить определенный план и осуществлять его, иначе через несколько лет дом наш придет в полный упадок.
– Совершенно с вами согласна, – поддакнула Пинъэр. – Ведь в семье есть четыре барышни и несколько молодых господ. Одних надо выдать замуж, других женить… Да и старая госпожа…
– На это, я подсчитала, денег хватит, – улыбнулась Фэнцзе. – Свадьбу Баоюя и сестрицы Дайюй, например, старая госпожа устроит на свои личные деньги, из общей казны расходовать не придется. Свадьбу второй барышни Инчунь возьмет на себя старший господин Цзя Шэ. Остаются третья барышня Таньчунь и четвертая барышня Сичунь. На свадьбу каждой из них придется израсходовать тысяч семь-восемь лянов серебра. На женитьбу Цзя Хуаня уйдет не больше трех тысяч, а окажется мало, сэкономим на чем-нибудь. На старую госпожу денег уходит мало. Все необходимое у нее есть. Самое большее, что на нее придется потратить, учитывая возраст, это три – пять тысяч лянов. На это тоже хватит. Единственное, чего я опасаюсь, это всяких крупных событий. Достаточно одного-двух – и всему конец! Но не будем загадывать… Пообедай скорее и сходи послушай, что тебе скажут. К счастью, появился толковый человек. А я все печалилась, что ни у кого не найду поддержки! Есть, правда, Баоюй, но пользы от него мало. Как и от госпожи Ли Вань, ведь она богомолка. Не лучше и вторая барышня Инчунь. А четвертая барышня, Сичунь, еще слишком мала, к тому же она из семьи Нинго. О Цзя Лане и Цзя Хуане говорить не приходится: они, как озябшие котята, только и ждут, когда их пустят погреться на кан. Даже зло берет, что такие ничтожества на свет рождаются! Умного слова от них не услышишь! О сестрице Линь Дайюй и сестре Баочай ничего плохого сказать нельзя, но они только родственницы, и наши дела их не касаются. Линь Дайюй – как фонарик, подует ветер – угаснет. А Баочай живет по правилу: «Лучше промолчать, чем сказать. Спросят – покачаю головой, мол, знать не знаю, ведать не ведаю». От нее ничего не добьешься. Зато барышня Таньчунь умница и говорить мастерица. К тому же она из нашей семьи. И госпожа ее любит. Вот только с виду она не очень-то привлекательна. Оно и не удивительно. Эта старая карга наложница Чжао то и дело устраивает скандалы и портит ей настроение. Характер же у Таньчунь замечательный, не хуже, чем у Баоюя. Кого я терпеть не могу, так это Цзя Хуаня. Давно бы из дома выгнала, будь на то моя воля… А Таньчунь я непременно поддержу, раз она хочет сократить расходы! По крайней мере я не буду одинока в своем намерении. Признаться, я молю Небо, чтобы мне ее дали в помощницы, – тогда ни о чем не придется беспокоиться, да и госпожа от этого только выиграет. Было бы жестоко с моей стороны пойти ей наперекор лишь из собственной корысти. Только действовать нужно осторожно, с оглядкой, как говорится, подготовить себе тылы. Иначе меня все возненавидят и я стану посмешищем в глазах людей. А насмешки ранят больнее кинжала, и тогда, будь у каждой из нас хоть по четыре глаза и по два сердца, стоит лишь оступиться, и все погибло. И вот в этот опасный момент Таньчунь приняла на себя все хозяйство, отвела, можно сказать, от нас удар. И вот еще что. Ты хоть и умна, но, боюсь, не сможешь остаться до конца твердой. Таньчунь же совсем молодая, а как прекрасно разбирается в делах, да и в речах воздержанна. Она и грамотнее меня, и нрава более крутого. Пословица гласит: «Хочешь выловить разбойников, поймай главаря». Таньчунь пытается устанавливать свои порядки, и первым долгом, разумеется, это отразится на мне. Станет придираться, не перечь ей – напротив, хвали и выказывай всяческое уважение. Не бойся запятнать мое доброе имя! Теперь главное – не спорить с Таньчунь.
– Вы что, меня дурой считаете? – перебила ее Пинъэр. – Ведь именно так я и действую! А вы вздумали меня поучать!
– Только и слышно «вы», «я», – с улыбкой промолвила Фэнцзе. – Ну чего так разволновалась?! Просто я полагала, ты никого, кроме меня, признавать не желаешь. Вот и решила тебя поучить. Если же ты сама до всего докопалась, значит, умнее меня.
– Вам не нравится, что я говорю «вы», – улыбнулась Пинъэр, подставляя щеку. – Бейте! Мне не привыкать!
– Ах ты дрянь! – вскричала Фэнцзе. – Все считаешь, сколько я совершила ошибок? Ведь знаешь, что я болею, а сердишь меня? Ну, ладно, я на тебя не в обиде! Давай пообедаем вместе! Все равно здесь никого нет.
В это время вошла Фэнъэр, а с ней несколько девочек-служанок, которые внесли столик.
Фэнцзе съела немного супа из ласточкиных гнезд и две чашечки маринованных овощей. Затем Фэнъэр поставила на столик четыре блюда для Пинъэр и положила ей рис в чашку.
После обеда Пинъэр подала Фэнцзе полоскательницу, подождала, пока та прополощет рот, и, сделав кое-какие указания Фэнъэр, отправилась к Таньчунь.
Во дворе стояла тишина – уже все разошлись.
Если хотите узнать, что случилось дальше, прочтите следующую главу.
Глава пятьдесят шестая
Сообразительная Таньчунь думает о том, как бы сократить расходы;
мудрая Баочай старается всем угодить
Итак, Пинъэр, пообедав вместе с Фэнцзе, подала ей полоскательницу и отправилась к Таньчунь. Во дворе у окна она увидела служанок, ожидавших приказаний.