Страница:
Сюэ Пань еще больше разошелся.
Тетушка Сюэ догадалась, что Цзиньгуй делает все, чтобы прибрать к рукам Сюэ Паня, и рассердилась, считая такое поведение невестки недостойным. Но, увы, сын ее и прежде не отличался твердостью характера, а сейчас, попав под влияние жены, стал совсем слабовольным. Сама же Цзиньгуй изображала из себя послушную жену, готовую выполнить любое желание мужа. Поистине коварство, достойное удивления! Недаром пословица гласит: «Даже умному чиновнику не разобраться в семейных дрязгах»! Что уж говорить о тетушке Сюэ? Не зная, как поступить, она напустилась на Сюэ Паня:
– Выродок! Ты хуже собаки! Отнял у жены служанку, завел с ней шашни! И не стыдно тебе! Не знаешь, виновата девушка или нет, и колотишь ее! Негодяй! Тебе лишь бы что-то новенькое! Пренебрегаешь теми, кто тебе предан! Пусть даже Цюлин провинилась, разве можно девочку бить! Сейчас позову торговца, пусть купит ее – по крайней мере ты умеришь свой пыл!.. Собирай вещи, Цюлин! – И она приказала служанкам: – Сейчас же позовите торговца и отдайте ему Цюлин! За какую угодно цену, а то она как бельмо на глазу!
Сюэ Пань виновато опустил голову. Цзиньгуй зарыдала.
– Вы только и знаете, что продавать служанок! – кричала она из своей комнаты. – Придираетесь к каждому слову! Думаете, я ревнива и завистлива, не могу ужиться со служанками? Для кого Цюлин бельмо на глазу?
Тетушка Сюэ задохнулась от гнева.
– Где это видано, чтобы невестка перечила свекрови, да еще через окно! – выкрикнула она. – Благодари Небо, что ты дочь наших старых друзей, а то бы я тебе показала!..
– Хватит вам! – затопал ногами Сюэ Пань. – Люди услышат!
Но Цзиньгуй решила довести дело до конца и не унималась.
– Пусть слышат! – орала она. – Чего мне бояться, если твоя наложница не дает мне житья, только и думает, как бы меня извести? Зачем же ее продавать? Продай лучше меня! Все знают, что ваша семья притесняет людей! Нечего было сватать меня, раз нехороша! Или, может быть, ты был слеп?
Она принялась хлестать себя по щекам. Сюэ Пань совсем растерялся.
– Как я несчастлив! – без конца восклицал он.
Тут подоспела Баочай и увела мать.
– В нашей семье только покупают служанок, – сказала она матери, – но никто не слышал, чтобы их продавали! Неужели у вас от гнева помутился рассудок? Услышат люди, на смех поднимут! Отдайте лучше Цюлин мне, если мой брат и его жена ее ненавидят!
– Из-за нее все время будут неприятности, – возразила тетушка Сюэ, – уж лучше ее продать!
– Я заберу ее к себе и не позволю больше приходить сюда, – настаивала Баочай. – Ведь это все равно как если бы вы ее продали!
Цюлин бросилась на колени перед тетушкой Сюэ и со слезами умоляла отдать ее в услужение Баочай. Тетушка Сюэ наконец согласилась.
С этих пор Цюлин перестала бывать в доме Сюэ Паня. Однако на душе было грустно: она прожила с Сюэ Панем несколько лет, но не имела детей и очень горевала. Обиды и издевательства не прошли даром. Цюлин заболела, у нее развилось малокровие, с каждым днем она слабела и чахла. Спасти ее было невозможно.
Цзиньгуй без конца скандалила. Бывало, основательно выпив, Сюэ Пань хватался за палку. Тогда Цзиньгуй подымала крик, подставляла спину и требовала, чтобы Сюэ Пань ее бил. Когда Сюэ Пань хватался за нож, она подставляла шею. Но Сюэ Пань не решался тронуть ее, только шумел и бесился. Постепенно скандалы вошли в обычай. Цзиньгуй все больше наглела и наконец решила приняться за Баочань.
Но Баочань не Цюлин. По каждому пустяку она вспыхивала как хворост и совершенно не считалась с Цзиньгуй, надеясь на Сюэ Паня. Дело началось с перепалок, иногда Цзиньгуй пускала в ход руки. Баочань, конечно, не осмеливалась дать сдачи, но в свою очередь устраивала скандалы, грозила покончить с собой, хваталась то за нож, то за веревку.
Сюэ Пань метался меж двух огней и в самый разгар скандала незаметно исчезал.
Цзиньгуй, когда бывала в хорошем настроении, звала служанок, играла с ними в разные игры. Кроме того, она любила грызть кости, а потому требовала, чтобы ежедневно резали уток и кур, мясом угощала служанок, а сама обгладывала поджаренные в масле кости и запивала вином. Наевшись и захмелев, она начинала шуметь:
– Если всяким бесстыжим девкам можно веселиться, почему мне нельзя?!
Тетушка Сюэ и Баочай старались не обращать на нее внимания. Сюэ Пань был бессилен что-либо сделать, только раскаивался, что взял в жены «ведьму, которая будоражит весь дом». Обитатели обоих дворцов были наслышаны о выходках Цзиньгуй, и им ничего не оставалось, как вздыхать.
Минуло сто дней, и лечение Баоюя подошло к концу. Он постепенно поправлялся и стал выходить за ворота. Как-то он пошел повидать Цзиньгуй и очень огорчился, что у свежей, как цветок, нежной, как ива, женщины такой несносный характер.
У госпожи Ван он застал кормилицу Инчунь, приехавшую справиться от имени своей госпожи о здоровье родных. Старуха рассказала, что Сунь Шаоцзу ведет себя недостойно.
– Барышня моя украдкой льет слезы и просит взять ее денька на два домой.
– Я и сама об этом думала, но из-за всяких неприятностей в доме забыла, – призналась госпожа Ван. – Баоюй мне недавно напомнил. Завтра как раз счастливый день, пусть приезжает.
Тем временем служанки матушки Цзя сказали Баоюю, чтобы на следующий день собирался в храм Тяньци[253].
Баоюй давно нигде не был и так обрадовался предстоящей поездке, что от волнения всю ночь не сомкнул глаз. Едва наступило утро, он быстро оделся, привел себя в порядок, сел в коляску и в сопровождении трех старых мамок отправился в храм Тяньци воскурить благовония и возблагодарить духа за ниспосланное исцеление.
В храме еще накануне приготовили все необходимое. Баоюй не отличался смелостью, поэтому не посмел приблизиться к статуям богов, свирепых на вид. Он сжег бумажных лошадок и жертвенные бумажные деньги, поднес жертвенные кушанья и отправился в монастырь отдыхать.
Там он подкрепился и в сопровождении слуги Бэймина отправился гулять по окрестностям. Вскоре он устал и вернулся в монастырь еще немного отдохнуть. Мамки, боясь, как бы он не уснул, попросили даоса Вана развлечь юношу беседой.
Этот старый даос был когда-то бродячим торговцем лекарствами, но со временем прославился как искусный врачеватель, разбогател и открыл рядом с монастырем лекарственную лавку. Ему не раз доводилось быть во дворцах Нинго и Жунго, его там хорошо знали и дали прозвище Ван Ите – Один раз приклей. И действительно. Стоило всего раз наклеить пластырь на больное место, как человек выздоравливал.
Баоюй полулежал на кане, когда пришел Ван Ите, и очень ему обрадовался.
– Вот хорошо, что вы пришли, – сказал он с улыбкой даосу. – Говорят, вы мастер рассказывать всякие забавные истории. Расскажите, а мы послушаем!
– Пожалуй! – засмеялся даос– Но только не спи, а то лапша, которую ты только что съел, начнет вытворять у тебя в животе разные чудеса.
Все так и покатились со смеху. Баоюй улыбнулся, встал, оправил на себе одежду. Ван Ите приказал послушникам заварить для юноши самого лучшего чая.
– Наш господин не станет пить ваш чай, – заявил Бэймин. – Ему здесь сидеть и то невмоготу! Все пропахло лекарствами!
– Не болтай ерунды! – наставительно заметил даос– В этом помещении никогда не держали лекарств. К тому же я был предупрежден о приезде твоего господина и уже несколько дней окуриваю комнату благовониями.
– Кстати, – оживился Баоюй, – я много слышал о ваших чудодейственных пластырях. Какие болезни вы ими лечите?
– Долго рассказывать, – заметил Ван Ите. – Я могу приготовить сто двадцать разновидностей пластырей, они лечат любые болезни, повышают жизненные силы, улучшают здоровье, аппетит, успокаивают нервы, способствуют понижению или, наоборот, повышению температуры тела, перевариванию пищи и отделению слизи; приводят в согласие пульс и кровообращение, укрепляют и обновляют организм, снимают боль и помогают при заражениях ядами. Мои пластыри настоящее чудо, попробуй, и сам убедишься!
– Трудно поверить, что пластыри помогают от всех болезней! – проговорил Баоюй. – Я знаю болезнь, которую никто не может вылечить!
– Мои пластыри излечивают от ста болезней и тысячи недугов! – воскликнул Ван Ите. – Если я лгу, можешь выдрать мне бороду, отхлестать по щекам, даже разрушить наш монастырь! Согласен? Только сначала скажи, что за болезнь ты имеешь в виду?
– А вы угадайте! – сказал Баоюй. – Тогда я поверю, что можете ее излечить.
– Догадаться, конечно, трудно, но мне кажется, пластыри тут не помогут, – произнес после некоторого раздумья старик.
Баоюй пригласил Ван Ите сесть рядом. Тот был польщен и прошептал Баоюю на ухо:
– Я догадался! Тебе нужно возбуждающее средство!
– Ах, чтоб тебя! – вскричал Бэймин, услышав слова даоса. – Сейчас я тебе надаю по губам.
Баоюй не понял, что сказал даос, и переспросил.
– Не слушайте его! – проговорил Бэймин.
Опасаясь, как бы дело не приняло дурной оборот, Ван Ите сказал Баоюю:
– Говори прямо, что нужно!
– Средство от ревности! – выпалил Баоюй.
– Вон оно что! – всплеснул руками даос. – Такого у меня нет. Да и есть ли оно вообще?
– В таком случае ваши пластыри никуда не годятся, – заявил Баоюй.
– Я не то хотел сказать, – спохватился даос, стараясь выпутаться из затруднительного положения. – Пластырей от ревности я не встречал, но слышал, что есть отвар, который иногда помогает, хотя действует очень медленно. Об этом я должен предупредить.
– Что же это за отвар? – поинтересовался Баоюй.
– Он так и называется – отвар от ревности, – ответил Ван Ите. – Для его приготовления нужна одна груша, два цяня сахара, один цянь сухих апельсиновых корок и три чашки воды. Все это нужно варить до тех пор, пока груша не станет мягкой, и каждое утро такую грушу съедать. Ревность как рукой снимет, увидишь!
– Приготовить такое лекарство не трудно. Но будет ли от него толк? – с сомнением произнес Баоюй.
– Когда-нибудь будет, – ответил даос– Не с первого раза, так с десятого. Не сегодня, так завтра; не в этом году, так в будущем. Вреда никакого – наоборот, отвар очищает внутренности и повышает аппетит. Он сладкий, приятный на вкус и к тому же помогает от кашля. Его можно пить хоть сто лет. До самой смерти. А какая может быть ревность у мертвого?! Вот тебе и результат.
– Ну и болтун! – расхохотались Баоюй и Бэймин.
– А что я плохого сказал? – спросил Ван. – Шуткой разогнал сон. Ведь меня за этим позвали! А теперь открою вам правду: все эти пластыри ни на что не годны. А было бы у меня волшебное средство, я давно стал бы бессмертным!
Пока они разговаривали, наступил счастливый час. Баоюй совершил возлияние вина, сжег бумажные деньги и раздал жертвенное мясо.
Итак, обряд был совершен, и Баоюй отправился в обратный путь.
Дома Баоюй узнал, что приехала Инчунь. Служанок из семьи Сунь, сопровождавших ее, накормили и отправили обратно. Инчунь сидела у госпожи Ван и плакала:
– Сунь Шаоцзу только и знает, что пить вино, играть в азартные игры и заводить шашни, – жаловалась она. – И служанки у него в доме распутные. Я и уговаривала его, и стыдила – не помогло. Обругал меня, заявил, что я родилась от ревнивой бабы. Уверяет, что мой отец когда-то взял у него пять тысяч лянов серебра и до сих пор не отдал. «Какая ты мне жена! – кричит, тыча мне в лицо пальцем. – Вместо долга твой отец мне подсунул тебя! Выгоню – будешь спать в прихожей вместе со служанками! Когда-то твой дед добивался дружбы с нами, потому что мы были богаты. А чем я хуже твоего отца? Это вы считаете меня ниже. Напрасно я с ним породнился!»
Инчунь то и дело прерывала свой рассказ слезами, чем расстроила госпожу Ван и сестер. Госпоже Ван ничего не оставалось, как утешать ее:
– Что же делать, если тебе достался такой непутевый муж? Твой дядя, Цзя Чжэн, уговаривал твоего отца не выдавать тебя замуж за этого человека, но, к несчастью, отец слышать ничего не хотел. Такая, видно, у тебя судьба, дитя мое!
– Неужели это судьба?! – причитала Инчунь. – С самого детства у меня не было матери, но мне посчастливилось переехать к вам, госпожа, и несколько лет я жила счастливо и спокойно. За что же мне такое наказание?
Чтобы отвлечь Инчунь от грустных мыслей, госпожа Ван спросила, где бы она хотела ночевать.
– Я так соскучилась по сестрам, – отвечала Инчунь. – И по своей комнате. Так что, если разрешите, на эти несколько дней я поселюсь в саду. Это будет для меня счастьем. Вряд ли мне еще когда-нибудь удастся побывать дома!
– Не говори глупостей! – поспешила утешить ее госпожа Ван. – Зачем думать о плохом? Молодые всегда ссорятся!
Она приказала служанкам прибрать дом на острове Водяных каштанов и велела сестрам составить Инчунь компанию, чтобы немного развлечь ее.
– Смотри ничего не рассказывай бабушке! – предупредила госпожа Ван Баоюя. – Если она что-нибудь узнает, я сразу пойму, что это от тебя.
Баоюй обещал молчать.
Инчунь ночевала в том павильоне, где жила до замужества. Сестры заботились о ней и всячески старались порадовать.
Через три дня Инчунь попрощалась с матушкой Цзя, госпожой Ван и сестрами и отправилась к госпоже Син. Все были опечалены разлукой.
Госпожа Ван и тетушка Сюэ долго утешали Инчунь. Еще два дня она побыла у госпожи Син, после чего за ней приехали и увезли.
Инчунь очень не хотелось возвращаться, но выхода не было.
Что же до госпожи Син, то она даже не поинтересовалась, как живется Инчунь у мужа.
Если хотите узнать, что случилось дальше, прочтите следующую главу.
Иллюстрации
Тетушка Сюэ догадалась, что Цзиньгуй делает все, чтобы прибрать к рукам Сюэ Паня, и рассердилась, считая такое поведение невестки недостойным. Но, увы, сын ее и прежде не отличался твердостью характера, а сейчас, попав под влияние жены, стал совсем слабовольным. Сама же Цзиньгуй изображала из себя послушную жену, готовую выполнить любое желание мужа. Поистине коварство, достойное удивления! Недаром пословица гласит: «Даже умному чиновнику не разобраться в семейных дрязгах»! Что уж говорить о тетушке Сюэ? Не зная, как поступить, она напустилась на Сюэ Паня:
– Выродок! Ты хуже собаки! Отнял у жены служанку, завел с ней шашни! И не стыдно тебе! Не знаешь, виновата девушка или нет, и колотишь ее! Негодяй! Тебе лишь бы что-то новенькое! Пренебрегаешь теми, кто тебе предан! Пусть даже Цюлин провинилась, разве можно девочку бить! Сейчас позову торговца, пусть купит ее – по крайней мере ты умеришь свой пыл!.. Собирай вещи, Цюлин! – И она приказала служанкам: – Сейчас же позовите торговца и отдайте ему Цюлин! За какую угодно цену, а то она как бельмо на глазу!
Сюэ Пань виновато опустил голову. Цзиньгуй зарыдала.
– Вы только и знаете, что продавать служанок! – кричала она из своей комнаты. – Придираетесь к каждому слову! Думаете, я ревнива и завистлива, не могу ужиться со служанками? Для кого Цюлин бельмо на глазу?
Тетушка Сюэ задохнулась от гнева.
– Где это видано, чтобы невестка перечила свекрови, да еще через окно! – выкрикнула она. – Благодари Небо, что ты дочь наших старых друзей, а то бы я тебе показала!..
– Хватит вам! – затопал ногами Сюэ Пань. – Люди услышат!
Но Цзиньгуй решила довести дело до конца и не унималась.
– Пусть слышат! – орала она. – Чего мне бояться, если твоя наложница не дает мне житья, только и думает, как бы меня извести? Зачем же ее продавать? Продай лучше меня! Все знают, что ваша семья притесняет людей! Нечего было сватать меня, раз нехороша! Или, может быть, ты был слеп?
Она принялась хлестать себя по щекам. Сюэ Пань совсем растерялся.
– Как я несчастлив! – без конца восклицал он.
Тут подоспела Баочай и увела мать.
– В нашей семье только покупают служанок, – сказала она матери, – но никто не слышал, чтобы их продавали! Неужели у вас от гнева помутился рассудок? Услышат люди, на смех поднимут! Отдайте лучше Цюлин мне, если мой брат и его жена ее ненавидят!
– Из-за нее все время будут неприятности, – возразила тетушка Сюэ, – уж лучше ее продать!
– Я заберу ее к себе и не позволю больше приходить сюда, – настаивала Баочай. – Ведь это все равно как если бы вы ее продали!
Цюлин бросилась на колени перед тетушкой Сюэ и со слезами умоляла отдать ее в услужение Баочай. Тетушка Сюэ наконец согласилась.
С этих пор Цюлин перестала бывать в доме Сюэ Паня. Однако на душе было грустно: она прожила с Сюэ Панем несколько лет, но не имела детей и очень горевала. Обиды и издевательства не прошли даром. Цюлин заболела, у нее развилось малокровие, с каждым днем она слабела и чахла. Спасти ее было невозможно.
Цзиньгуй без конца скандалила. Бывало, основательно выпив, Сюэ Пань хватался за палку. Тогда Цзиньгуй подымала крик, подставляла спину и требовала, чтобы Сюэ Пань ее бил. Когда Сюэ Пань хватался за нож, она подставляла шею. Но Сюэ Пань не решался тронуть ее, только шумел и бесился. Постепенно скандалы вошли в обычай. Цзиньгуй все больше наглела и наконец решила приняться за Баочань.
Но Баочань не Цюлин. По каждому пустяку она вспыхивала как хворост и совершенно не считалась с Цзиньгуй, надеясь на Сюэ Паня. Дело началось с перепалок, иногда Цзиньгуй пускала в ход руки. Баочань, конечно, не осмеливалась дать сдачи, но в свою очередь устраивала скандалы, грозила покончить с собой, хваталась то за нож, то за веревку.
Сюэ Пань метался меж двух огней и в самый разгар скандала незаметно исчезал.
Цзиньгуй, когда бывала в хорошем настроении, звала служанок, играла с ними в разные игры. Кроме того, она любила грызть кости, а потому требовала, чтобы ежедневно резали уток и кур, мясом угощала служанок, а сама обгладывала поджаренные в масле кости и запивала вином. Наевшись и захмелев, она начинала шуметь:
– Если всяким бесстыжим девкам можно веселиться, почему мне нельзя?!
Тетушка Сюэ и Баочай старались не обращать на нее внимания. Сюэ Пань был бессилен что-либо сделать, только раскаивался, что взял в жены «ведьму, которая будоражит весь дом». Обитатели обоих дворцов были наслышаны о выходках Цзиньгуй, и им ничего не оставалось, как вздыхать.
Минуло сто дней, и лечение Баоюя подошло к концу. Он постепенно поправлялся и стал выходить за ворота. Как-то он пошел повидать Цзиньгуй и очень огорчился, что у свежей, как цветок, нежной, как ива, женщины такой несносный характер.
У госпожи Ван он застал кормилицу Инчунь, приехавшую справиться от имени своей госпожи о здоровье родных. Старуха рассказала, что Сунь Шаоцзу ведет себя недостойно.
– Барышня моя украдкой льет слезы и просит взять ее денька на два домой.
– Я и сама об этом думала, но из-за всяких неприятностей в доме забыла, – призналась госпожа Ван. – Баоюй мне недавно напомнил. Завтра как раз счастливый день, пусть приезжает.
Тем временем служанки матушки Цзя сказали Баоюю, чтобы на следующий день собирался в храм Тяньци[253].
Баоюй давно нигде не был и так обрадовался предстоящей поездке, что от волнения всю ночь не сомкнул глаз. Едва наступило утро, он быстро оделся, привел себя в порядок, сел в коляску и в сопровождении трех старых мамок отправился в храм Тяньци воскурить благовония и возблагодарить духа за ниспосланное исцеление.
В храме еще накануне приготовили все необходимое. Баоюй не отличался смелостью, поэтому не посмел приблизиться к статуям богов, свирепых на вид. Он сжег бумажных лошадок и жертвенные бумажные деньги, поднес жертвенные кушанья и отправился в монастырь отдыхать.
Там он подкрепился и в сопровождении слуги Бэймина отправился гулять по окрестностям. Вскоре он устал и вернулся в монастырь еще немного отдохнуть. Мамки, боясь, как бы он не уснул, попросили даоса Вана развлечь юношу беседой.
Этот старый даос был когда-то бродячим торговцем лекарствами, но со временем прославился как искусный врачеватель, разбогател и открыл рядом с монастырем лекарственную лавку. Ему не раз доводилось быть во дворцах Нинго и Жунго, его там хорошо знали и дали прозвище Ван Ите – Один раз приклей. И действительно. Стоило всего раз наклеить пластырь на больное место, как человек выздоравливал.
Баоюй полулежал на кане, когда пришел Ван Ите, и очень ему обрадовался.
– Вот хорошо, что вы пришли, – сказал он с улыбкой даосу. – Говорят, вы мастер рассказывать всякие забавные истории. Расскажите, а мы послушаем!
– Пожалуй! – засмеялся даос– Но только не спи, а то лапша, которую ты только что съел, начнет вытворять у тебя в животе разные чудеса.
Все так и покатились со смеху. Баоюй улыбнулся, встал, оправил на себе одежду. Ван Ите приказал послушникам заварить для юноши самого лучшего чая.
– Наш господин не станет пить ваш чай, – заявил Бэймин. – Ему здесь сидеть и то невмоготу! Все пропахло лекарствами!
– Не болтай ерунды! – наставительно заметил даос– В этом помещении никогда не держали лекарств. К тому же я был предупрежден о приезде твоего господина и уже несколько дней окуриваю комнату благовониями.
– Кстати, – оживился Баоюй, – я много слышал о ваших чудодейственных пластырях. Какие болезни вы ими лечите?
– Долго рассказывать, – заметил Ван Ите. – Я могу приготовить сто двадцать разновидностей пластырей, они лечат любые болезни, повышают жизненные силы, улучшают здоровье, аппетит, успокаивают нервы, способствуют понижению или, наоборот, повышению температуры тела, перевариванию пищи и отделению слизи; приводят в согласие пульс и кровообращение, укрепляют и обновляют организм, снимают боль и помогают при заражениях ядами. Мои пластыри настоящее чудо, попробуй, и сам убедишься!
– Трудно поверить, что пластыри помогают от всех болезней! – проговорил Баоюй. – Я знаю болезнь, которую никто не может вылечить!
– Мои пластыри излечивают от ста болезней и тысячи недугов! – воскликнул Ван Ите. – Если я лгу, можешь выдрать мне бороду, отхлестать по щекам, даже разрушить наш монастырь! Согласен? Только сначала скажи, что за болезнь ты имеешь в виду?
– А вы угадайте! – сказал Баоюй. – Тогда я поверю, что можете ее излечить.
– Догадаться, конечно, трудно, но мне кажется, пластыри тут не помогут, – произнес после некоторого раздумья старик.
Баоюй пригласил Ван Ите сесть рядом. Тот был польщен и прошептал Баоюю на ухо:
– Я догадался! Тебе нужно возбуждающее средство!
– Ах, чтоб тебя! – вскричал Бэймин, услышав слова даоса. – Сейчас я тебе надаю по губам.
Баоюй не понял, что сказал даос, и переспросил.
– Не слушайте его! – проговорил Бэймин.
Опасаясь, как бы дело не приняло дурной оборот, Ван Ите сказал Баоюю:
– Говори прямо, что нужно!
– Средство от ревности! – выпалил Баоюй.
– Вон оно что! – всплеснул руками даос. – Такого у меня нет. Да и есть ли оно вообще?
– В таком случае ваши пластыри никуда не годятся, – заявил Баоюй.
– Я не то хотел сказать, – спохватился даос, стараясь выпутаться из затруднительного положения. – Пластырей от ревности я не встречал, но слышал, что есть отвар, который иногда помогает, хотя действует очень медленно. Об этом я должен предупредить.
– Что же это за отвар? – поинтересовался Баоюй.
– Он так и называется – отвар от ревности, – ответил Ван Ите. – Для его приготовления нужна одна груша, два цяня сахара, один цянь сухих апельсиновых корок и три чашки воды. Все это нужно варить до тех пор, пока груша не станет мягкой, и каждое утро такую грушу съедать. Ревность как рукой снимет, увидишь!
– Приготовить такое лекарство не трудно. Но будет ли от него толк? – с сомнением произнес Баоюй.
– Когда-нибудь будет, – ответил даос– Не с первого раза, так с десятого. Не сегодня, так завтра; не в этом году, так в будущем. Вреда никакого – наоборот, отвар очищает внутренности и повышает аппетит. Он сладкий, приятный на вкус и к тому же помогает от кашля. Его можно пить хоть сто лет. До самой смерти. А какая может быть ревность у мертвого?! Вот тебе и результат.
– Ну и болтун! – расхохотались Баоюй и Бэймин.
– А что я плохого сказал? – спросил Ван. – Шуткой разогнал сон. Ведь меня за этим позвали! А теперь открою вам правду: все эти пластыри ни на что не годны. А было бы у меня волшебное средство, я давно стал бы бессмертным!
Пока они разговаривали, наступил счастливый час. Баоюй совершил возлияние вина, сжег бумажные деньги и раздал жертвенное мясо.
Итак, обряд был совершен, и Баоюй отправился в обратный путь.
Дома Баоюй узнал, что приехала Инчунь. Служанок из семьи Сунь, сопровождавших ее, накормили и отправили обратно. Инчунь сидела у госпожи Ван и плакала:
– Сунь Шаоцзу только и знает, что пить вино, играть в азартные игры и заводить шашни, – жаловалась она. – И служанки у него в доме распутные. Я и уговаривала его, и стыдила – не помогло. Обругал меня, заявил, что я родилась от ревнивой бабы. Уверяет, что мой отец когда-то взял у него пять тысяч лянов серебра и до сих пор не отдал. «Какая ты мне жена! – кричит, тыча мне в лицо пальцем. – Вместо долга твой отец мне подсунул тебя! Выгоню – будешь спать в прихожей вместе со служанками! Когда-то твой дед добивался дружбы с нами, потому что мы были богаты. А чем я хуже твоего отца? Это вы считаете меня ниже. Напрасно я с ним породнился!»
Инчунь то и дело прерывала свой рассказ слезами, чем расстроила госпожу Ван и сестер. Госпоже Ван ничего не оставалось, как утешать ее:
– Что же делать, если тебе достался такой непутевый муж? Твой дядя, Цзя Чжэн, уговаривал твоего отца не выдавать тебя замуж за этого человека, но, к несчастью, отец слышать ничего не хотел. Такая, видно, у тебя судьба, дитя мое!
– Неужели это судьба?! – причитала Инчунь. – С самого детства у меня не было матери, но мне посчастливилось переехать к вам, госпожа, и несколько лет я жила счастливо и спокойно. За что же мне такое наказание?
Чтобы отвлечь Инчунь от грустных мыслей, госпожа Ван спросила, где бы она хотела ночевать.
– Я так соскучилась по сестрам, – отвечала Инчунь. – И по своей комнате. Так что, если разрешите, на эти несколько дней я поселюсь в саду. Это будет для меня счастьем. Вряд ли мне еще когда-нибудь удастся побывать дома!
– Не говори глупостей! – поспешила утешить ее госпожа Ван. – Зачем думать о плохом? Молодые всегда ссорятся!
Она приказала служанкам прибрать дом на острове Водяных каштанов и велела сестрам составить Инчунь компанию, чтобы немного развлечь ее.
– Смотри ничего не рассказывай бабушке! – предупредила госпожа Ван Баоюя. – Если она что-нибудь узнает, я сразу пойму, что это от тебя.
Баоюй обещал молчать.
Инчунь ночевала в том павильоне, где жила до замужества. Сестры заботились о ней и всячески старались порадовать.
Через три дня Инчунь попрощалась с матушкой Цзя, госпожой Ван и сестрами и отправилась к госпоже Син. Все были опечалены разлукой.
Госпожа Ван и тетушка Сюэ долго утешали Инчунь. Еще два дня она побыла у госпожи Син, после чего за ней приехали и увезли.
Инчунь очень не хотелось возвращаться, но выхода не было.
Что же до госпожи Син, то она даже не поинтересовалась, как живется Инчунь у мужа.
Если хотите узнать, что случилось дальше, прочтите следующую главу.
