Страница:
– Не сердитесь, тетушка! Прошу вас, не презирайте меня – один день из тысячи я все же бываю хорошим! Не гневайтесь на меня, не бейте! Я сам себя готов поколотить, только бы вы не сердились.
И он с ожесточением принялся хлестать себя по щекам, приговаривая:
– Будешь еще лезть в чужие дела? Будешь пакостить тетушке? Тетушка добрая, а ты вон каким оказался бессовестным!
Слуги и служанки, сдерживая смех, старались утешить его. Фэнцзе бросилась на грудь к госпоже Ю и запричитала:
– Я не сержусь, что вы для старшего брата Цзя Ляня нашли вторую жену! Но ведь он нарушил высочайший указ, а весь позор пал на меня! Чем ждать, когда судья за нами пришлет, лучше самим к нему пойти. А потом поговорим со старой госпожой и госпожой, с домочадцами, посоветуемся. Если считают меня злой, ревнивой, пусть дадут развод, я тотчас же уеду. Говорят, я не разрешаю мужу брать наложниц, но твою сестру Эрцзе взяла в дом. Эрцзе живет в достатке, у нее отдельный флигель, обставленный в точности так, как мой дом, остается лишь доложить об этом старой госпоже. Я никому об этом не сказала, велела всем молчать, и вдруг такая неприятность! Я и не знала, что это вы мне ее устроили! Вчера весь день волновалась. Ведь явка в суд повредит доброму имени всего рода Цзя. Пришлось дать взятку судье! Еще и сейчас мой человек сидит под стражей!
Она крепко прижималась к госпоже Ю, мяла ее, как тесто, замочила ей все платье слезами, то рыдала, то ругалась, поминая предков, грозила разбить себе голову о стену.
Госпожа Ю не знала, что делать, и вовсю поносила Цзя Жуна:
– Негодяй! Ну и делишки вы с отцом творите! Ведь уговаривала я вас бросить эту затею!
– А ты тоже хороша! Что тебе – рот баклажаном заткнули? Или, может быть, взнуздали, как лошадь? Ведь могла сразу прийти и обо всем рассказать! Не попала бы в такое глупое положение! Ни суда не было бы, ни скандала на весь дом! Зачем же теперь их ругать? Еще в древности говорили: «У добродетельной жены муж живет без хлопот; благороден тот, у кого благородное сердце». Будь ты и в самом деле добродетельной, разве посмели бы они затеять такое дело? Но ты ни на что не способна, у тебя вместо головы тыква, нужное слово с языка не слетит! Ничтожество ты!
Фэнцзе в сердцах плюнула.
– Ну зачем ты так говоришь? – заплакала госпожа Ю. – Не веришь, спроси у слуг, – разве не отговаривала я мужа? Но перечить ему я не могу! Я на тебя не в обиде, сестрица! Мне только и остается слушать твои упреки!
Наложницы и служанки пали перед Фэнцзе на колени и взмолились:
– Вторая госпожа, вы самая мудрая! Простите нашу госпожу, хоть она и виновата. Вы и так унизили ее прямо при нас! Пощадите же хоть немного ее самолюбие!
Они поднесли было Фэнцзе чай, но та отшвырнула чашку, вытерла слезы, поправила волосы и крикнула Цзя Жуну:
– Позови своего отца, я поговорю с ним начистоту! Может, он скажет, что это за обычай, согласно которому племяннику дозволено жениться через пять недель после смерти дяди, когда еще не кончился траур!
Цзя Жун опустился на колени и чуть слышно произнес:
– Отец тут ни при чем. Это я все сдуру устроил. Делайте со мной что хотите – я готов принять любое наказание, даже смерть! Только умоляю вас, уладьте дело с судом! Это не в моих силах! Есть пословица: «Сломанную руку лучше спрятать в рукав». Глупость моя меня подвела, я, как слепой котенок, не ведал, что творю. И теперь мне лишь остается просить вас замять это дело! Будь у вас такой непочтительный сын, как я, уверен, вы не оставили бы его в беде!
Говоря это, Цзя Жун не переставал отбивать поклоны.
Фэнцзе немного смягчилась, но при слугах не хотела подавать виду. Она знаком велела Цзя Жуну встать и обратилась к госпоже Ю:
– Не сердись на меня, сестра! По неопытности я так испугалась этой жалобы в суд, что совсем потеряла голову. Цзя Жун прав, сломанную руку надо прятать в рукав! Так что ты уж замолви перед старшим братом словечко, пусть как-нибудь это дело уладит.
– Не беспокойтесь! – в один голос воскликнули госпожа Ю и Цзя Жун. – Мы ни за что не впутаем в это дело Цзя Ляня. А пятьсот лянов серебра, которые израсходовали на взятки, мы непременно вам вернем. Только вы постарайтесь, чтобы госпоже и старой госпоже не стало известно о нашем разговоре.
– Мало мне неприятностей, так теперь еще вас выгораживать! – возмутилась Фэнцзе. – Не так я глупа, как вы думаете! И не меньше вас беспокоюсь, что Цзя Лянь останется без прямых наследников! Сестра твоя мне родной стала! Я и дом для нее приготовила. Чуть не побила служанок, когда они стали меня отговаривать: «Вы слишком торопитесь, госпожа! Не посоветовались даже со старой госпожой и госпожой». И вдруг появляется этот Чжан Хуа со своей жалобой в суд. Я две ночи глаз не сомкнула, но ни слова никому не сказала. Лишь удивлялась, что этот Чжан Хуа, бездомный нищий, как я узнала, смеет тягаться с нами. Потом мне слуги сказали, что Эрцзе когда-то была за него просватана, а сейчас он в такой нужде, что, того и гляди, умрет, если не от холода, так от голода. И вдруг ему представляется возможность заработать! Конечно же, он на все пойдет, пусть даже ему грозит смерть: ведь это лучше, чем погибнуть от холода или голода, почетнее. Так ему кажется. Как же после этого на него обижаться? Что и говорить, господин Цзя Лянь поступил опрометчиво. Он не только нарушил траур, но вторую жену взял тайком, покинув законную. И потому виноват вдвойне. Знаете пословицу: «Кто не боится быть четвертованным, может самого государя стащить с коня». Что же говорить о человеке, от нужды впавшем в безумие? Этот Чжан Хуа знает, что правда на его стороне. И ничто его не остановит… Ты, сестра, часто сравниваешь меня с Хань Синем и Чжан Ляном![173] Но поверь, когда я все это узнала, едва не лишилась чувств! Цзя Ляня дома нет, посоветоваться не с кем, пришлось раскошеливаться. Я не представляла себе, что Чжан Хуа будет так упорствовать, клеветать на нас, точить, как говорится, нож. Но из меня, что из крысиного хвоста, много не выжмешь! Где я возьму? Вот почему я и рассердилась!
Госпожа Ю и Цзя Жун принялись успокаивать Фэнцзе:
– Не волнуйтесь, все как-нибудь образуется!
– Бедность заставила Чжан Хуа подать в суд, – промолвил Цзя Жун, – жизнь ему не дорога. Но если дать ему еще серебра, он может заявить, что обвинил нас ложно. Выручим его, а когда выйдет из тюрьмы, снова заплатим.
– Хорош совет! – прищелкнула языком Фэнцзе. – Теперь понятно, почему ты затеял всю эту историю, – начало ты видишь, но не видишь конца! А я-то думала, ты умен и находчив! Если сделать, как ты предлагаешь, Чжан Хуа вначале согласится, возьмет деньги, растратит их, а потом начнет нас шантажировать. Ты не знаешь, до чего ничтожен этот человек! Бояться его, разумеется, нечего, но напакостить он может! Его не заставишь говорить на суде в нашу пользу! Он скажет: если все законно, зачем было мне деньги давать?!
Цзя Жун подумал, что Фэнцзе права, и промолвил:
– Тогда я могу предложить другой план. «Кто за глаза говорит плохо о другом, тот сам плохой». Поручите это дело мне, я его улажу. Попробую выведать у Чжан Хуа, что он хочет – жениться на Эрцзе или получить деньги и взять другую жену. Будет настаивать на женитьбе, уговорим вторую тетушку Эрцзе выйти за него замуж; согласится на деньги – дадим немного.
– Эрцзе я не отпущу! – запротестовала Фэнцзе. – Ее уход скажется на репутации нашей семьи! Видно, все-таки придется дать ему денег.
Цзя Жун был уверен, что Фэнцзе просто прикидывается доброй, а сама только и думает, как бы избавиться от Эрцзе.
– Предположим, с судом все уладится. Ну, а дома? – продолжала Фэнцзе. – Пойдем доложим все старой госпоже!
Госпожа Ю переполошилась, придумывая, как бы все скрыть и избежать неприятностей.
– Нечего было впутываться в такое дело, раз выпутаться не можешь! – усмехнулась Фэнцзе. – Слушать тебя противно! Все надеешься на меня, мою доброту. Ждешь, что я все возьму на себя! Так и быть, отведу Эрцзе к старой госпоже и скажу, что она – твоя младшая сестра, что она мне понравилась и я хочу сделать ее второй женой Цзя Ляня. Для наложницы она слишком красива. А я как раз собиралась купить двух наложниц, ведь сыновей у меня нет. Эрцзе – сирота, все ее родные поумирали, вот и пришлось, не дожидаясь окончания траура, поселить ее здесь. Может быть, меня осудят, назовут бесстыжей, но вас это не касается. Ну что, согласны?
Госпожа Ю и Цзя Жун обрадованно воскликнули:
– Какая же вы добрая! И мудрая! Как только все будет улажено, мы придем вас благодарить!
– Ладно! – отмахнулась Фэнцзе. – Какая еще благодарность! – И, обратившись к Цзя Жуну, добавила: – Наконец-то я узнала тебе цену!
Она снова надулась и покраснела.
– Не сердитесь, тетушка! – с улыбкой вскричал Цзя Жун, опускаясь на колени. – Будьте великодушны!
Фэнцзе обиженно отвернулась.
Между тем госпожа Ю приказала служанкам принести воды и туалетный ящик и принялась помогать Фэнцзе причесываться и умываться. Затем она распорядилась подать ужин. Фэнцзе уверяла, что ей некогда, но госпожа Ю ни за что не хотела ее отпускать.
– Если ты уйдешь от нас не поужинав, как мы будем потом смотреть тебе в глаза? – говорила она.
– Дорогая тетушка! – вторил матери Цзя Жун. – Пусть разразит меня гром, если я впредь не буду вас слушаться!
Фэнцзе смерила его взглядом.
– Кто тебе поверит, тако… – она поперхнулась и не договорила. Служанки принесли вино и закуски. Госпожа Ю собственноручно поднесла Фэнцзе кубок. Поднес ей кубок и Цзя Жун, почтительно опустившись на колени.
После ужина подали чай сначала для полоскания рта, а затем – для питья. После чая Фэнцзе собралась уходить. Цзя Жун пошел ее провожать. Когда они выходили из ворот, Цзя Жун наклонился к Фэнцзе и шепнул ей несколько непристойностей, но Фэнцзе сделала вид, будто не слышит, и, раздосадованная, удалилась.
Фэнцзе возвратилась в сад Роскошных зрелищ, рассказала Эрцзе все, что произошло за последние дни, и научила ее, как себя вести, чтобы никто не оказался в этом деле виноватым и не пострадал.
Если хотите узнать, что сделала Фэнцзе, прочтите следующую главу.
Глава шестьдесят девятая
Итак, Эрцзе выслушала Фэнцзе, поблагодарила ее за науку и обещала в точности выполнить все, что от нее требовалось.
Госпоже Ю очень не хотелось докладывать о случившемся матушке Цзя, но разве откажешься?
Фэнцзе сказала:
– Ты молчи, я матушке Цзя все сама расскажу.
– Я согласна, – ответила госпожа Ю. – Но как бы ты не оказалась во всем виноватой.
Матушка Цзя как раз беседовала с внучками, когда вдруг увидела Фэнцзе в сопровождении прелестной молоденькой девушки.
– Какая миленькая! – воскликнула матушка Цзя, оглядывая девушку. – Чья она?
– Посмотрите внимательно, бабушка, – промолвила Фэнцзе. – Хороша?
Она подвела Эрцзе к матушке Цзя и шепнула:
– Это наша бабушка, кланяйся!
Эрцзе поклонилась. Фэнцзе представила ей всех девушек и сказала:
– А теперь можешь совершить приветственную церемонию.
Робея, Эрцзе выполнила все, что от нее требовалось, и, низко опустив голову, встала в сторонке. Еще раз внимательно ее оглядев, матушка Цзя промолвила:
– Где-то я, кажется, видела эту девочку! Лицо ее мне очень знакомо!
– Стоит ли вспоминать, бабушка, – прервала ее Фэнцзе, – вы только скажите, она красивее меня?
Матушка Цзя водрузила на нос очки и велела служанкам подвести Эрцзе поближе, сказав:
– Хочу поглядеть, какая у нее кожа.
Едва сдерживая смех, служанки подтолкнули Эрцзе к матушке Цзя, а та приказала Хупо:
– Ну-ка закатай ей рукав! – Посмотрела, сняла очки и сказала Фэнцзе: – По-моему, она красивее тебя!
Фэнцзе опустилась перед матушкой Цзя на колени и рассказала, что произошло во дворце Нинго.
– Теперь, бабушка, дело за вами. Будьте милостивы, разрешите пожить ей годик у нас, а потом примем ее в нашу семью.
– Не возражаю, – согласилась матушка Цзя. – И очень рада, что ты проявила доброту! Жаль только, что еще целый год надо ждать.
Тут Фэнцзе обратилась к матушке Цзя с такими словами:
– Прикажите, бабушка, проводить Эрцзе к госпожам Син и Ван и передать им ваше решение.
Матушка Цзя так и сделала.
А госпожа Ван, надобно вам сказать, знала, что об Эрцзе ходит дурная молва, и не могла оставаться спокойной. Но стоило ей увидеть девушку, как от сомнений и следа не осталось.
Итак, все препятствия были устранены и Эрцзе поселилась во флигеле.
Между тем к Чжан Хуа явился тайком человек от Фэнцзе и стал его уговаривать добиваться женитьбы на Эрцзе, обещая в этом случае богатое приданое и солидную сумму на обзаведение хозяйством.
Однако у Чжан Хуа не было ни малейшего желания жениться, да еще затевать тяжбу с семьей Цзя, тем более что на первом разбирательстве дела выступавший вместо Цзя Жуна в качестве ответчика заявил:
– Чжан Хуа расторгнул брачный договор по собственной воле, и родственникам невесты пришлось взять ее к себе в дом. Но Чжан Хуа просрочил нам долг и, желая увильнуть от уплаты, возвел ложное обвинение на нашего младшего господина Цзя Жуна.
Судьи доводились родней семьям Ван и Цзя и к тому же получили взятку. Поэтому они обвинили Чжан Хуа в бродяжничестве и клевете и велели высечь. Цинъэр подкупил стражников, чтобы не очень усердствовали в наказании, а потом снова стал подбивать Чжан Хуа подать в суд.
– Брачный договор заключили твои родители, с какой же стати отказываться от свадьбы? Любой судья будет на твоей стороне!
Чжан Хуа наконец решился и снова подал жалобу. Узнав об этом, Ван Синь все объяснил судье, и тот вынес решение:
– Чжан Хуа возвращает долг семье Цзя, а жену может забрать, если располагает необходимой суммой.
Решение это довели до сведения отца Чжан Хуа, которому Цинъэр уже успел все рассказать, и тот был вне себя от радости. Наконец-то он женит сына да еще получит кругленькую сумму. Прямо из суда отец Чжан Хуа отправился в дом Цзя с намерением забрать Эрцзе.
Фэнцзе, притворившись испуганной, бросилась к матушке Цзя и стала жаловаться:
– Все так получилось из-за жены Цзя Чжэня, не умеет она устраивать подобные дела. Оказывается, брачный договор не был расторгнут и семья Чжан подала на нас в суд.
Матушка Цзя приказала позвать госпожу Ю и велела ей уладить дело, сказав:
– Сестра твоя просватана с детства, а договор о браке не расторгнут, вот и подали на нас в суд. Куда это годится?
– Разве брачный договор не расторгнут? – удивилась госпожа Ю. – Ведь этот Чжан Хуа даже деньги от нас получил…
– А Чжан Хуа говорит, что никаких денег и в глаза не видел, – вмешалась в разговор Фэнцзе, – и никто ему их не предлагал. Отец его, правда, сказал, что был однажды такой разговор, но на том все и кончилось. И вот сейчас, когда отец невесты умер, ее забрали, чтобы сделать наложницей. А что мы можем ему возразить, если все это так? Неважно, что второй господин еще не женился на ней, ведь Эрцзе переехала к нам – как же мы будем смотреть людям в глаза, если отошлем ее обратно?
– И все же лучше отослать девушку к Чжан Хуа, – возразила матушка Цзя. – Неужели Цзя Лянь не найдет себе другую наложницу?!
– Моя матушка и в самом деле когда-то дала Чжан Хуа двадцать лянов серебра и брачный договор был расторгнут, – набравшись храбрости, сказала Эрцзе, – только бедность заставила Чжан Хуа подать в суд и солгать.
– Вот еще одно доказательство, что связываться с подлецами не следует! – произнесла матушка Цзя. – Но раз уж так все случилось, пусть Фэнцзе как-нибудь это дело уладит.
Фэнцзе не очень обрадовалась подобному поручению, но делать нечего, и она приказала позвать Цзя Жуна.
Цзя Жун хорошо понимал, чего добивается Фэнцзе, но каково будет ему, если Эрцзе отошлют к Чжан Хуа? Цзя Жун доложил обо всем Цзя Чжэню, а сам послал человека к Чжан Хуа.
– Ты получил достаточно серебра, зачем же требуешь девушку? – сказал тот. – Не боишься, что у наших господ лопнет терпение и они со свету тебя сживут? Деньги у тебя есть, а с деньгами всегда найдешь себе жену! Если согласен, получишь еще деньги на дорожные расходы!
«Это, пожалуй, наилучший выход!» – подумал Чжан Хуа.
Он посоветовался с отцом, получил сто лянов серебра и на рассвете тайком отправился к себе на родину.
Цзя Жун между тем явился к Фэнцзе и доложил:
– Чжан Хуа и его отец подали в суд, не имея на то никаких оснований, и сейчас, чтобы избежать наказания, бежали из города. Дело прекращено! Таким образом, все улажено!
Выслушав его, Фэнцзе подумала: «Пусть будет так. А то вернется Цзя Лянь, ничего не пожалеет, чтобы взять Эрцзе обратно. А уж я как-нибудь с ней разделаюсь. Плохо только, что Чжан Хуа скрылся. Ведь он может снова затеять тяжбу и рассказать все, как было. Напрасно я, как говорится, отдала кинжал в руки врага!..»
Она уже раскаивалась, что поступила так необдуманно, как вдруг в голове ее созрел новый план. Она позвала Ванъэра, приказала ему разыскать Чжан Хуа и подослать к нему наемных убийц!
– Ничего другого не остается! – говорила самой себе Фэнцзе, – ядовитую траву надо вырвать с корнем. Тогда мне нечего будет бояться!
Ванъэр вернулся к себе и стал размышлять:
«Сбежал Чжан Хуа, и делу конец – к чему снова впутываться в историю?! Человеческая жизнь не забава! Надо обмануть госпожу, а там видно будет».
Несколько дней он где-то пропадал, а потом явился к Фэнцзе и доложил:
– Говорят, Чжан Хуа бежал из столицы с большими деньгами. На третье утро, на границе столичного округа, его ограбили и убили. Старик Чжан скончался на постоялом дворе, труп его опознан и похоронен.
Фэнцзе не поверила:
– А ты не врешь? Смотри, все зубы повыбиваю!..
Но почему-то с этого дня она больше не думала о случившемся. С Эрцзе они внешне жили душа в душу, как родные сестры.
И вот настал день, когда Цзя Лянь, покончив с делами, возвратился в столицу и первым долгом отправился к Эрцзе. К его великому изумлению, ворота оказались запертыми, а в доме, кроме сторожа, никого не было. Старик и рассказал Цзя Ляню во всех подробностях о том, что случилось.
Убитый горем Цзя Лянь поехал к отцу и доложил, что его поручение выполнено.
Цзя Шэ остался доволен сыном и на радостях подарил ему сто лянов серебра и в придачу семнадцатилетнюю наложницу по имени Цютун. Цзя Лянь не знал, как и благодарить, и без конца кланялся. Повидавшись затем с матушкой и остальными родственниками, Цзя Лянь отправился домой. При встрече с Фэнцзе он оробел было, но она вела себя не так, как обычно. Вышла навстречу ему под руку с Эрцзе и как ни в чем не бывало завела разговор о всяких пустяках. Цзя Лянь расхрабрился и с самодовольной улыбкой рассказал о Цютун.
Фэнцзе тотчас велела привезти девушку,
«Не успела вытащить из сердца одну колючку, как появилась другая!» – думала между тем Фэнцзе, кипя от гнева, но виду не подавала. Она распорядилась накрыть стол в честь приезда мужа, а когда прибыла новая наложница, повела ее к матушке Цзя, а потом к госпоже Ван.
Цзя Лянь только диву давался.
Всячески показывая свою доброту к Эрцзе, Фэнцзе, когда поблизости никого не было, старалась ее уколоть.
– О тебе, сестрица, ходит дурная слава! – говорила она. – Даже старая госпожа и госпожа поговаривают, будто ты совсем еще маленькая потеряла невинность, завела шашни с мужем своей старшей сестры. Я не поверила, стала наводить справки, но узнать ничего не смогла. Если подобные разговоры не прекратятся, что я слугам скажу?
После этого она притворялась больной, не ела, не пила, при Пинъэр и других служанках всячески поносила сплетников, хотя сама же их подстрекала.
Цютун держалась высокомерно, ведь ее подарил сыну сам Цзя Шэ. Фэнцзе и Пинъэр она в грош не ставила, что же говорить об Эрцзе, о которой шла дурная молва? Да и покровителей у нее не было! Глядя на все это, Фэнцзе лишь радовалась.
Под всякими предлогами она все реже встречалась с Эрцзе, а еду ей посылала такую, что есть было невозможно. Пинъэр жалела девушку и украдкой давала деньги, чтобы для Эрцзе покупали что-нибудь повкуснее. Собираясь в сад погулять, Пинъэр заказывала для себя на кухне различные блюда и угощала Эрцзе. Никто не осмеливался об этом докладывать Фэнцзе.
Но однажды заметила это Цютун и стала нашептывать Фэнцзе:
– Госпожа, Пинъэр заказывает самые лучшие блюда на кухне и относит Эрцзе.
Фэнцзе напустилась на Пинъэр:
– Кошек держат, чтобы они ловили мышей, а моя кошка вздумала цыплят душить!
Пинъэр молча выслушала упреки, но с этого дня стала подальше держаться от Эрцзе, в душе возненавидев Цютун.
Хорошо еще, что жившие в саду девушки заботились о бедняжке Эрцзе.
Вступиться за нее они не решались, но жалели и тайком навещали. Порядочная по натуре, Эрцзе никогда не жаловалась на Фэнцзе, не роптала, только плакала.
Перемена, происшедшая в Фэнцзе, так обрадовала Цзя Ляня, что на все остальное он рукой махнул. Раньше ему не давала покоя зависть к Цзя Шэ – у того было много наложниц, но теперь он привязался к Цютун, как голубь к голубке, и чувствовал себя на верху блаженства. Любовь к Эрцзе постепенно угасла.
Фэнцзе ненавидела Цютун, но радовалась при мысли, что сможет, как говорится, «чужими руками жар загребать» да «масла в огонь подливать». Расправится Цютун с Эрцзе, уж Фэнцзе придумает, как сгубить Цютун. И вот, когда никого поблизости не было, Фэнцзе шепнула Цютун:
– Ты молода, жизни не знаешь. Господин Цзя Лянь души не чает в Эрцзе, любит ее больше, чем меня. Так что лучше не лезь на рожон, не ищи своей смерти!
Цютун затаила злобу и, как только речь заходила об Эрцзе, начинала всячески ее поносить.
– Наша госпожа слишком добрая! А я – не тряпка! Ни в чем уступать не стану! Эта потаскушка Эрцзе все равно что песок в глазу. Но она еще меня узнает!
Фэнцзе всем своим видом показывала, что вполне согласна с Цютун, а несчастной Эрцзе только и оставалось, что лить слезы! Она совсем перестала есть, но пожаловаться Цзя Ляню не смела. Даже когда матушка Цзя, заметив, что глаза Эрцзе красны от слез, спросила, в чем дело, Эрцзе ничего не сказала.
А Цютун, заискивая перед матушкой Цзя, стала ей наговаривать:
– Эрцзе коварна, всякими заклинаниями старается накликать смерть на вторую госпожу Фэнцзе и на меня, чтобы стать законной женой господина Цзя Ляня.
– Девушка хороша собой, а красота часто уживается с ревностью и завистью, – проговорила матушка Цзя. – Но ведь Фэнцзе так к ней добра! Выходит, Эрцзе неблагодарна.
Чувство неприязни к Эрцзе, постепенно зревшее в душе матушки Цзя, передалось остальным, и жизнь бедняжки стала просто невыносимой: ей оставалось одно – умереть. Счастье еще, что Пинъэр за нее вступалась, хоть и тайком от Фэнцзе.
Нежная и хрупкая, Эрцзе не вынесла этих мучений. Прошел месяц, она перестала есть и буквально таяла на глазах. Однажды ей приснилось, будто Саньцзе протягивает ей «меч утки и селезня» и говорит:
«– Сестра! С самого детства ты страдаешь от того, что нравом слаба. Не верь этой женщине, она коварна и зла, лишь притворяется доброй. У нее на устах мед, на сердце – лед. Она жестока, как волк, и не успокоится, пока не сживет тебя со свету! Будь я жива, не позволила бы тебе войти к ним в дом, не дала бы ей так над тобой издеваться. Увы! В прежней своей жизни ты была распутницей, много зла причинила людям, и вот пришло возмездие. Послушайся моего совета, возьми этот меч и отруби голову завистнице, а затем мы вместе предстанем перед феей Цзинхуань и смиренно выслушаем ее приговор. А не сделаешь, как я сказала, понапрасну погубишь жизнь, никто тебя добрым словом не помянет!
– Сестрица! – плача, отвечала Эрцзе. – Раз в прежней жизни я была грешницей, значит, заслужила возмездие. Зачем же мне совершать еще один грех?!
Саньцзе ничего не ответила, вздохнула и исчезла».
Эрцзе в страхе проснулась и поняла, что это был сон.
Дождавшись Цзя Ляня и улучив момент, когда поблизости никого не было, Эрцзе, обливаясь слезами, принялась жаловаться.
– Я больна, – говорила она, – и никогда не поправлюсь. Уже полгода я ношу во чреве ребенка. Хоть бы Небо сжалилось надо мной и я успела родить! Не о себе я пекусь – о младенце!
– Не надо так убиваться, – сказал Цзя Лянь, и глаза его наполнились слезами. – Я приглашу хорошего врача…
И он тут же вышел распорядиться.
Но будто нарочно, доктор Ван в это время был болен, а тотчас по выздоровлении собирался на службу в войско. Пришлось звать другого врача, того самого Ху Цзюньжуна, который в свое время лечил Цинвэнь. Ху Цзюньжун заявил, что у больной нарушены месячные, и велел принимать укрепляющее средство.
– Месячных у нее нет давно, к тому же часто случается рвота, – сказал Цзя Лянь. – Мне кажется, она беременна.
Ху Цзюньжун приказал служанкам закатать больной рукав, долго щупал пульс и наконец произнес:
– При беременности пульс должен быть чаще. Когда процветает стихия дерева, она влияет на печень, рождается огонь и нарушаются месячные. Осмелюсь попросить госпожу открыть лицо, не видя больной, я не могу прописать лекарство.
И он с ожесточением принялся хлестать себя по щекам, приговаривая:
– Будешь еще лезть в чужие дела? Будешь пакостить тетушке? Тетушка добрая, а ты вон каким оказался бессовестным!
Слуги и служанки, сдерживая смех, старались утешить его. Фэнцзе бросилась на грудь к госпоже Ю и запричитала:
– Я не сержусь, что вы для старшего брата Цзя Ляня нашли вторую жену! Но ведь он нарушил высочайший указ, а весь позор пал на меня! Чем ждать, когда судья за нами пришлет, лучше самим к нему пойти. А потом поговорим со старой госпожой и госпожой, с домочадцами, посоветуемся. Если считают меня злой, ревнивой, пусть дадут развод, я тотчас же уеду. Говорят, я не разрешаю мужу брать наложниц, но твою сестру Эрцзе взяла в дом. Эрцзе живет в достатке, у нее отдельный флигель, обставленный в точности так, как мой дом, остается лишь доложить об этом старой госпоже. Я никому об этом не сказала, велела всем молчать, и вдруг такая неприятность! Я и не знала, что это вы мне ее устроили! Вчера весь день волновалась. Ведь явка в суд повредит доброму имени всего рода Цзя. Пришлось дать взятку судье! Еще и сейчас мой человек сидит под стражей!
Она крепко прижималась к госпоже Ю, мяла ее, как тесто, замочила ей все платье слезами, то рыдала, то ругалась, поминая предков, грозила разбить себе голову о стену.
Госпожа Ю не знала, что делать, и вовсю поносила Цзя Жуна:
– Негодяй! Ну и делишки вы с отцом творите! Ведь уговаривала я вас бросить эту затею!
– А ты тоже хороша! Что тебе – рот баклажаном заткнули? Или, может быть, взнуздали, как лошадь? Ведь могла сразу прийти и обо всем рассказать! Не попала бы в такое глупое положение! Ни суда не было бы, ни скандала на весь дом! Зачем же теперь их ругать? Еще в древности говорили: «У добродетельной жены муж живет без хлопот; благороден тот, у кого благородное сердце». Будь ты и в самом деле добродетельной, разве посмели бы они затеять такое дело? Но ты ни на что не способна, у тебя вместо головы тыква, нужное слово с языка не слетит! Ничтожество ты!
Фэнцзе в сердцах плюнула.
– Ну зачем ты так говоришь? – заплакала госпожа Ю. – Не веришь, спроси у слуг, – разве не отговаривала я мужа? Но перечить ему я не могу! Я на тебя не в обиде, сестрица! Мне только и остается слушать твои упреки!
Наложницы и служанки пали перед Фэнцзе на колени и взмолились:
– Вторая госпожа, вы самая мудрая! Простите нашу госпожу, хоть она и виновата. Вы и так унизили ее прямо при нас! Пощадите же хоть немного ее самолюбие!
Они поднесли было Фэнцзе чай, но та отшвырнула чашку, вытерла слезы, поправила волосы и крикнула Цзя Жуну:
– Позови своего отца, я поговорю с ним начистоту! Может, он скажет, что это за обычай, согласно которому племяннику дозволено жениться через пять недель после смерти дяди, когда еще не кончился траур!
Цзя Жун опустился на колени и чуть слышно произнес:
– Отец тут ни при чем. Это я все сдуру устроил. Делайте со мной что хотите – я готов принять любое наказание, даже смерть! Только умоляю вас, уладьте дело с судом! Это не в моих силах! Есть пословица: «Сломанную руку лучше спрятать в рукав». Глупость моя меня подвела, я, как слепой котенок, не ведал, что творю. И теперь мне лишь остается просить вас замять это дело! Будь у вас такой непочтительный сын, как я, уверен, вы не оставили бы его в беде!
Говоря это, Цзя Жун не переставал отбивать поклоны.
Фэнцзе немного смягчилась, но при слугах не хотела подавать виду. Она знаком велела Цзя Жуну встать и обратилась к госпоже Ю:
– Не сердись на меня, сестра! По неопытности я так испугалась этой жалобы в суд, что совсем потеряла голову. Цзя Жун прав, сломанную руку надо прятать в рукав! Так что ты уж замолви перед старшим братом словечко, пусть как-нибудь это дело уладит.
– Не беспокойтесь! – в один голос воскликнули госпожа Ю и Цзя Жун. – Мы ни за что не впутаем в это дело Цзя Ляня. А пятьсот лянов серебра, которые израсходовали на взятки, мы непременно вам вернем. Только вы постарайтесь, чтобы госпоже и старой госпоже не стало известно о нашем разговоре.
– Мало мне неприятностей, так теперь еще вас выгораживать! – возмутилась Фэнцзе. – Не так я глупа, как вы думаете! И не меньше вас беспокоюсь, что Цзя Лянь останется без прямых наследников! Сестра твоя мне родной стала! Я и дом для нее приготовила. Чуть не побила служанок, когда они стали меня отговаривать: «Вы слишком торопитесь, госпожа! Не посоветовались даже со старой госпожой и госпожой». И вдруг появляется этот Чжан Хуа со своей жалобой в суд. Я две ночи глаз не сомкнула, но ни слова никому не сказала. Лишь удивлялась, что этот Чжан Хуа, бездомный нищий, как я узнала, смеет тягаться с нами. Потом мне слуги сказали, что Эрцзе когда-то была за него просватана, а сейчас он в такой нужде, что, того и гляди, умрет, если не от холода, так от голода. И вдруг ему представляется возможность заработать! Конечно же, он на все пойдет, пусть даже ему грозит смерть: ведь это лучше, чем погибнуть от холода или голода, почетнее. Так ему кажется. Как же после этого на него обижаться? Что и говорить, господин Цзя Лянь поступил опрометчиво. Он не только нарушил траур, но вторую жену взял тайком, покинув законную. И потому виноват вдвойне. Знаете пословицу: «Кто не боится быть четвертованным, может самого государя стащить с коня». Что же говорить о человеке, от нужды впавшем в безумие? Этот Чжан Хуа знает, что правда на его стороне. И ничто его не остановит… Ты, сестра, часто сравниваешь меня с Хань Синем и Чжан Ляном![173] Но поверь, когда я все это узнала, едва не лишилась чувств! Цзя Ляня дома нет, посоветоваться не с кем, пришлось раскошеливаться. Я не представляла себе, что Чжан Хуа будет так упорствовать, клеветать на нас, точить, как говорится, нож. Но из меня, что из крысиного хвоста, много не выжмешь! Где я возьму? Вот почему я и рассердилась!
Госпожа Ю и Цзя Жун принялись успокаивать Фэнцзе:
– Не волнуйтесь, все как-нибудь образуется!
– Бедность заставила Чжан Хуа подать в суд, – промолвил Цзя Жун, – жизнь ему не дорога. Но если дать ему еще серебра, он может заявить, что обвинил нас ложно. Выручим его, а когда выйдет из тюрьмы, снова заплатим.
– Хорош совет! – прищелкнула языком Фэнцзе. – Теперь понятно, почему ты затеял всю эту историю, – начало ты видишь, но не видишь конца! А я-то думала, ты умен и находчив! Если сделать, как ты предлагаешь, Чжан Хуа вначале согласится, возьмет деньги, растратит их, а потом начнет нас шантажировать. Ты не знаешь, до чего ничтожен этот человек! Бояться его, разумеется, нечего, но напакостить он может! Его не заставишь говорить на суде в нашу пользу! Он скажет: если все законно, зачем было мне деньги давать?!
Цзя Жун подумал, что Фэнцзе права, и промолвил:
– Тогда я могу предложить другой план. «Кто за глаза говорит плохо о другом, тот сам плохой». Поручите это дело мне, я его улажу. Попробую выведать у Чжан Хуа, что он хочет – жениться на Эрцзе или получить деньги и взять другую жену. Будет настаивать на женитьбе, уговорим вторую тетушку Эрцзе выйти за него замуж; согласится на деньги – дадим немного.
– Эрцзе я не отпущу! – запротестовала Фэнцзе. – Ее уход скажется на репутации нашей семьи! Видно, все-таки придется дать ему денег.
Цзя Жун был уверен, что Фэнцзе просто прикидывается доброй, а сама только и думает, как бы избавиться от Эрцзе.
– Предположим, с судом все уладится. Ну, а дома? – продолжала Фэнцзе. – Пойдем доложим все старой госпоже!
Госпожа Ю переполошилась, придумывая, как бы все скрыть и избежать неприятностей.
– Нечего было впутываться в такое дело, раз выпутаться не можешь! – усмехнулась Фэнцзе. – Слушать тебя противно! Все надеешься на меня, мою доброту. Ждешь, что я все возьму на себя! Так и быть, отведу Эрцзе к старой госпоже и скажу, что она – твоя младшая сестра, что она мне понравилась и я хочу сделать ее второй женой Цзя Ляня. Для наложницы она слишком красива. А я как раз собиралась купить двух наложниц, ведь сыновей у меня нет. Эрцзе – сирота, все ее родные поумирали, вот и пришлось, не дожидаясь окончания траура, поселить ее здесь. Может быть, меня осудят, назовут бесстыжей, но вас это не касается. Ну что, согласны?
Госпожа Ю и Цзя Жун обрадованно воскликнули:
– Какая же вы добрая! И мудрая! Как только все будет улажено, мы придем вас благодарить!
– Ладно! – отмахнулась Фэнцзе. – Какая еще благодарность! – И, обратившись к Цзя Жуну, добавила: – Наконец-то я узнала тебе цену!
Она снова надулась и покраснела.
– Не сердитесь, тетушка! – с улыбкой вскричал Цзя Жун, опускаясь на колени. – Будьте великодушны!
Фэнцзе обиженно отвернулась.
Между тем госпожа Ю приказала служанкам принести воды и туалетный ящик и принялась помогать Фэнцзе причесываться и умываться. Затем она распорядилась подать ужин. Фэнцзе уверяла, что ей некогда, но госпожа Ю ни за что не хотела ее отпускать.
– Если ты уйдешь от нас не поужинав, как мы будем потом смотреть тебе в глаза? – говорила она.
– Дорогая тетушка! – вторил матери Цзя Жун. – Пусть разразит меня гром, если я впредь не буду вас слушаться!
Фэнцзе смерила его взглядом.
– Кто тебе поверит, тако… – она поперхнулась и не договорила. Служанки принесли вино и закуски. Госпожа Ю собственноручно поднесла Фэнцзе кубок. Поднес ей кубок и Цзя Жун, почтительно опустившись на колени.
После ужина подали чай сначала для полоскания рта, а затем – для питья. После чая Фэнцзе собралась уходить. Цзя Жун пошел ее провожать. Когда они выходили из ворот, Цзя Жун наклонился к Фэнцзе и шепнул ей несколько непристойностей, но Фэнцзе сделала вид, будто не слышит, и, раздосадованная, удалилась.
Фэнцзе возвратилась в сад Роскошных зрелищ, рассказала Эрцзе все, что произошло за последние дни, и научила ее, как себя вести, чтобы никто не оказался в этом деле виноватым и не пострадал.
Если хотите узнать, что сделала Фэнцзе, прочтите следующую главу.
Глава шестьдесят девятая
Коварная Фэнцзе замышляет совершить убийство чужими руками;
доведенная до отчаяния Эрцзе кончает с собой
Итак, Эрцзе выслушала Фэнцзе, поблагодарила ее за науку и обещала в точности выполнить все, что от нее требовалось.
Госпоже Ю очень не хотелось докладывать о случившемся матушке Цзя, но разве откажешься?
Фэнцзе сказала:
– Ты молчи, я матушке Цзя все сама расскажу.
– Я согласна, – ответила госпожа Ю. – Но как бы ты не оказалась во всем виноватой.
Матушка Цзя как раз беседовала с внучками, когда вдруг увидела Фэнцзе в сопровождении прелестной молоденькой девушки.
– Какая миленькая! – воскликнула матушка Цзя, оглядывая девушку. – Чья она?
– Посмотрите внимательно, бабушка, – промолвила Фэнцзе. – Хороша?
Она подвела Эрцзе к матушке Цзя и шепнула:
– Это наша бабушка, кланяйся!
Эрцзе поклонилась. Фэнцзе представила ей всех девушек и сказала:
– А теперь можешь совершить приветственную церемонию.
Робея, Эрцзе выполнила все, что от нее требовалось, и, низко опустив голову, встала в сторонке. Еще раз внимательно ее оглядев, матушка Цзя промолвила:
– Где-то я, кажется, видела эту девочку! Лицо ее мне очень знакомо!
– Стоит ли вспоминать, бабушка, – прервала ее Фэнцзе, – вы только скажите, она красивее меня?
Матушка Цзя водрузила на нос очки и велела служанкам подвести Эрцзе поближе, сказав:
– Хочу поглядеть, какая у нее кожа.
Едва сдерживая смех, служанки подтолкнули Эрцзе к матушке Цзя, а та приказала Хупо:
– Ну-ка закатай ей рукав! – Посмотрела, сняла очки и сказала Фэнцзе: – По-моему, она красивее тебя!
Фэнцзе опустилась перед матушкой Цзя на колени и рассказала, что произошло во дворце Нинго.
– Теперь, бабушка, дело за вами. Будьте милостивы, разрешите пожить ей годик у нас, а потом примем ее в нашу семью.
– Не возражаю, – согласилась матушка Цзя. – И очень рада, что ты проявила доброту! Жаль только, что еще целый год надо ждать.
Тут Фэнцзе обратилась к матушке Цзя с такими словами:
– Прикажите, бабушка, проводить Эрцзе к госпожам Син и Ван и передать им ваше решение.
Матушка Цзя так и сделала.
А госпожа Ван, надобно вам сказать, знала, что об Эрцзе ходит дурная молва, и не могла оставаться спокойной. Но стоило ей увидеть девушку, как от сомнений и следа не осталось.
Итак, все препятствия были устранены и Эрцзе поселилась во флигеле.
Между тем к Чжан Хуа явился тайком человек от Фэнцзе и стал его уговаривать добиваться женитьбы на Эрцзе, обещая в этом случае богатое приданое и солидную сумму на обзаведение хозяйством.
Однако у Чжан Хуа не было ни малейшего желания жениться, да еще затевать тяжбу с семьей Цзя, тем более что на первом разбирательстве дела выступавший вместо Цзя Жуна в качестве ответчика заявил:
– Чжан Хуа расторгнул брачный договор по собственной воле, и родственникам невесты пришлось взять ее к себе в дом. Но Чжан Хуа просрочил нам долг и, желая увильнуть от уплаты, возвел ложное обвинение на нашего младшего господина Цзя Жуна.
Судьи доводились родней семьям Ван и Цзя и к тому же получили взятку. Поэтому они обвинили Чжан Хуа в бродяжничестве и клевете и велели высечь. Цинъэр подкупил стражников, чтобы не очень усердствовали в наказании, а потом снова стал подбивать Чжан Хуа подать в суд.
– Брачный договор заключили твои родители, с какой же стати отказываться от свадьбы? Любой судья будет на твоей стороне!
Чжан Хуа наконец решился и снова подал жалобу. Узнав об этом, Ван Синь все объяснил судье, и тот вынес решение:
– Чжан Хуа возвращает долг семье Цзя, а жену может забрать, если располагает необходимой суммой.
Решение это довели до сведения отца Чжан Хуа, которому Цинъэр уже успел все рассказать, и тот был вне себя от радости. Наконец-то он женит сына да еще получит кругленькую сумму. Прямо из суда отец Чжан Хуа отправился в дом Цзя с намерением забрать Эрцзе.
Фэнцзе, притворившись испуганной, бросилась к матушке Цзя и стала жаловаться:
– Все так получилось из-за жены Цзя Чжэня, не умеет она устраивать подобные дела. Оказывается, брачный договор не был расторгнут и семья Чжан подала на нас в суд.
Матушка Цзя приказала позвать госпожу Ю и велела ей уладить дело, сказав:
– Сестра твоя просватана с детства, а договор о браке не расторгнут, вот и подали на нас в суд. Куда это годится?
– Разве брачный договор не расторгнут? – удивилась госпожа Ю. – Ведь этот Чжан Хуа даже деньги от нас получил…
– А Чжан Хуа говорит, что никаких денег и в глаза не видел, – вмешалась в разговор Фэнцзе, – и никто ему их не предлагал. Отец его, правда, сказал, что был однажды такой разговор, но на том все и кончилось. И вот сейчас, когда отец невесты умер, ее забрали, чтобы сделать наложницей. А что мы можем ему возразить, если все это так? Неважно, что второй господин еще не женился на ней, ведь Эрцзе переехала к нам – как же мы будем смотреть людям в глаза, если отошлем ее обратно?
– И все же лучше отослать девушку к Чжан Хуа, – возразила матушка Цзя. – Неужели Цзя Лянь не найдет себе другую наложницу?!
– Моя матушка и в самом деле когда-то дала Чжан Хуа двадцать лянов серебра и брачный договор был расторгнут, – набравшись храбрости, сказала Эрцзе, – только бедность заставила Чжан Хуа подать в суд и солгать.
– Вот еще одно доказательство, что связываться с подлецами не следует! – произнесла матушка Цзя. – Но раз уж так все случилось, пусть Фэнцзе как-нибудь это дело уладит.
Фэнцзе не очень обрадовалась подобному поручению, но делать нечего, и она приказала позвать Цзя Жуна.
Цзя Жун хорошо понимал, чего добивается Фэнцзе, но каково будет ему, если Эрцзе отошлют к Чжан Хуа? Цзя Жун доложил обо всем Цзя Чжэню, а сам послал человека к Чжан Хуа.
– Ты получил достаточно серебра, зачем же требуешь девушку? – сказал тот. – Не боишься, что у наших господ лопнет терпение и они со свету тебя сживут? Деньги у тебя есть, а с деньгами всегда найдешь себе жену! Если согласен, получишь еще деньги на дорожные расходы!
«Это, пожалуй, наилучший выход!» – подумал Чжан Хуа.
Он посоветовался с отцом, получил сто лянов серебра и на рассвете тайком отправился к себе на родину.
Цзя Жун между тем явился к Фэнцзе и доложил:
– Чжан Хуа и его отец подали в суд, не имея на то никаких оснований, и сейчас, чтобы избежать наказания, бежали из города. Дело прекращено! Таким образом, все улажено!
Выслушав его, Фэнцзе подумала: «Пусть будет так. А то вернется Цзя Лянь, ничего не пожалеет, чтобы взять Эрцзе обратно. А уж я как-нибудь с ней разделаюсь. Плохо только, что Чжан Хуа скрылся. Ведь он может снова затеять тяжбу и рассказать все, как было. Напрасно я, как говорится, отдала кинжал в руки врага!..»
Она уже раскаивалась, что поступила так необдуманно, как вдруг в голове ее созрел новый план. Она позвала Ванъэра, приказала ему разыскать Чжан Хуа и подослать к нему наемных убийц!
– Ничего другого не остается! – говорила самой себе Фэнцзе, – ядовитую траву надо вырвать с корнем. Тогда мне нечего будет бояться!
Ванъэр вернулся к себе и стал размышлять:
«Сбежал Чжан Хуа, и делу конец – к чему снова впутываться в историю?! Человеческая жизнь не забава! Надо обмануть госпожу, а там видно будет».
Несколько дней он где-то пропадал, а потом явился к Фэнцзе и доложил:
– Говорят, Чжан Хуа бежал из столицы с большими деньгами. На третье утро, на границе столичного округа, его ограбили и убили. Старик Чжан скончался на постоялом дворе, труп его опознан и похоронен.
Фэнцзе не поверила:
– А ты не врешь? Смотри, все зубы повыбиваю!..
Но почему-то с этого дня она больше не думала о случившемся. С Эрцзе они внешне жили душа в душу, как родные сестры.
И вот настал день, когда Цзя Лянь, покончив с делами, возвратился в столицу и первым долгом отправился к Эрцзе. К его великому изумлению, ворота оказались запертыми, а в доме, кроме сторожа, никого не было. Старик и рассказал Цзя Ляню во всех подробностях о том, что случилось.
Убитый горем Цзя Лянь поехал к отцу и доложил, что его поручение выполнено.
Цзя Шэ остался доволен сыном и на радостях подарил ему сто лянов серебра и в придачу семнадцатилетнюю наложницу по имени Цютун. Цзя Лянь не знал, как и благодарить, и без конца кланялся. Повидавшись затем с матушкой и остальными родственниками, Цзя Лянь отправился домой. При встрече с Фэнцзе он оробел было, но она вела себя не так, как обычно. Вышла навстречу ему под руку с Эрцзе и как ни в чем не бывало завела разговор о всяких пустяках. Цзя Лянь расхрабрился и с самодовольной улыбкой рассказал о Цютун.
Фэнцзе тотчас велела привезти девушку,
«Не успела вытащить из сердца одну колючку, как появилась другая!» – думала между тем Фэнцзе, кипя от гнева, но виду не подавала. Она распорядилась накрыть стол в честь приезда мужа, а когда прибыла новая наложница, повела ее к матушке Цзя, а потом к госпоже Ван.
Цзя Лянь только диву давался.
Всячески показывая свою доброту к Эрцзе, Фэнцзе, когда поблизости никого не было, старалась ее уколоть.
– О тебе, сестрица, ходит дурная слава! – говорила она. – Даже старая госпожа и госпожа поговаривают, будто ты совсем еще маленькая потеряла невинность, завела шашни с мужем своей старшей сестры. Я не поверила, стала наводить справки, но узнать ничего не смогла. Если подобные разговоры не прекратятся, что я слугам скажу?
После этого она притворялась больной, не ела, не пила, при Пинъэр и других служанках всячески поносила сплетников, хотя сама же их подстрекала.
Цютун держалась высокомерно, ведь ее подарил сыну сам Цзя Шэ. Фэнцзе и Пинъэр она в грош не ставила, что же говорить об Эрцзе, о которой шла дурная молва? Да и покровителей у нее не было! Глядя на все это, Фэнцзе лишь радовалась.
Под всякими предлогами она все реже встречалась с Эрцзе, а еду ей посылала такую, что есть было невозможно. Пинъэр жалела девушку и украдкой давала деньги, чтобы для Эрцзе покупали что-нибудь повкуснее. Собираясь в сад погулять, Пинъэр заказывала для себя на кухне различные блюда и угощала Эрцзе. Никто не осмеливался об этом докладывать Фэнцзе.
Но однажды заметила это Цютун и стала нашептывать Фэнцзе:
– Госпожа, Пинъэр заказывает самые лучшие блюда на кухне и относит Эрцзе.
Фэнцзе напустилась на Пинъэр:
– Кошек держат, чтобы они ловили мышей, а моя кошка вздумала цыплят душить!
Пинъэр молча выслушала упреки, но с этого дня стала подальше держаться от Эрцзе, в душе возненавидев Цютун.
Хорошо еще, что жившие в саду девушки заботились о бедняжке Эрцзе.
Вступиться за нее они не решались, но жалели и тайком навещали. Порядочная по натуре, Эрцзе никогда не жаловалась на Фэнцзе, не роптала, только плакала.
Перемена, происшедшая в Фэнцзе, так обрадовала Цзя Ляня, что на все остальное он рукой махнул. Раньше ему не давала покоя зависть к Цзя Шэ – у того было много наложниц, но теперь он привязался к Цютун, как голубь к голубке, и чувствовал себя на верху блаженства. Любовь к Эрцзе постепенно угасла.
Фэнцзе ненавидела Цютун, но радовалась при мысли, что сможет, как говорится, «чужими руками жар загребать» да «масла в огонь подливать». Расправится Цютун с Эрцзе, уж Фэнцзе придумает, как сгубить Цютун. И вот, когда никого поблизости не было, Фэнцзе шепнула Цютун:
– Ты молода, жизни не знаешь. Господин Цзя Лянь души не чает в Эрцзе, любит ее больше, чем меня. Так что лучше не лезь на рожон, не ищи своей смерти!
Цютун затаила злобу и, как только речь заходила об Эрцзе, начинала всячески ее поносить.
– Наша госпожа слишком добрая! А я – не тряпка! Ни в чем уступать не стану! Эта потаскушка Эрцзе все равно что песок в глазу. Но она еще меня узнает!
Фэнцзе всем своим видом показывала, что вполне согласна с Цютун, а несчастной Эрцзе только и оставалось, что лить слезы! Она совсем перестала есть, но пожаловаться Цзя Ляню не смела. Даже когда матушка Цзя, заметив, что глаза Эрцзе красны от слез, спросила, в чем дело, Эрцзе ничего не сказала.
А Цютун, заискивая перед матушкой Цзя, стала ей наговаривать:
– Эрцзе коварна, всякими заклинаниями старается накликать смерть на вторую госпожу Фэнцзе и на меня, чтобы стать законной женой господина Цзя Ляня.
– Девушка хороша собой, а красота часто уживается с ревностью и завистью, – проговорила матушка Цзя. – Но ведь Фэнцзе так к ней добра! Выходит, Эрцзе неблагодарна.
Чувство неприязни к Эрцзе, постепенно зревшее в душе матушки Цзя, передалось остальным, и жизнь бедняжки стала просто невыносимой: ей оставалось одно – умереть. Счастье еще, что Пинъэр за нее вступалась, хоть и тайком от Фэнцзе.
Нежная и хрупкая, Эрцзе не вынесла этих мучений. Прошел месяц, она перестала есть и буквально таяла на глазах. Однажды ей приснилось, будто Саньцзе протягивает ей «меч утки и селезня» и говорит:
«– Сестра! С самого детства ты страдаешь от того, что нравом слаба. Не верь этой женщине, она коварна и зла, лишь притворяется доброй. У нее на устах мед, на сердце – лед. Она жестока, как волк, и не успокоится, пока не сживет тебя со свету! Будь я жива, не позволила бы тебе войти к ним в дом, не дала бы ей так над тобой издеваться. Увы! В прежней своей жизни ты была распутницей, много зла причинила людям, и вот пришло возмездие. Послушайся моего совета, возьми этот меч и отруби голову завистнице, а затем мы вместе предстанем перед феей Цзинхуань и смиренно выслушаем ее приговор. А не сделаешь, как я сказала, понапрасну погубишь жизнь, никто тебя добрым словом не помянет!
– Сестрица! – плача, отвечала Эрцзе. – Раз в прежней жизни я была грешницей, значит, заслужила возмездие. Зачем же мне совершать еще один грех?!
Саньцзе ничего не ответила, вздохнула и исчезла».
Эрцзе в страхе проснулась и поняла, что это был сон.
Дождавшись Цзя Ляня и улучив момент, когда поблизости никого не было, Эрцзе, обливаясь слезами, принялась жаловаться.
– Я больна, – говорила она, – и никогда не поправлюсь. Уже полгода я ношу во чреве ребенка. Хоть бы Небо сжалилось надо мной и я успела родить! Не о себе я пекусь – о младенце!
– Не надо так убиваться, – сказал Цзя Лянь, и глаза его наполнились слезами. – Я приглашу хорошего врача…
И он тут же вышел распорядиться.
Но будто нарочно, доктор Ван в это время был болен, а тотчас по выздоровлении собирался на службу в войско. Пришлось звать другого врача, того самого Ху Цзюньжуна, который в свое время лечил Цинвэнь. Ху Цзюньжун заявил, что у больной нарушены месячные, и велел принимать укрепляющее средство.
– Месячных у нее нет давно, к тому же часто случается рвота, – сказал Цзя Лянь. – Мне кажется, она беременна.
Ху Цзюньжун приказал служанкам закатать больной рукав, долго щупал пульс и наконец произнес:
– При беременности пульс должен быть чаще. Когда процветает стихия дерева, она влияет на печень, рождается огонь и нарушаются месячные. Осмелюсь попросить госпожу открыть лицо, не видя больной, я не могу прописать лекарство.