– Теперь все понятно! – сказал Баоюй. – В прошлом месяце в нашем саду расцвели лотосы. Я сорвал десяток штук и велел Бэймину отвезти на могилу, а когда он вернулся, спросил, не размыло ли могилу дождем, на что он ответил: «Не только не размыло, но, кажется, будто ее лишь сейчас насыпали». Я сразу подумал, что это какой-нибудь его друг позаботился. А я словно в клетке. Не волен распоряжаться собой, за каждым моим шагом следят, из дому не дают выйти. Уговаривают, увещевают. Я свободен только в словах, а не в действиях! И деньги у меня есть, но тратить их по своему усмотрению я не могу!
   – Вам незачем беспокоиться, я сделаю все, что нужно, – пообещал Лю Сянлянь. – Отрадно само по себе то, что вы об этом не забываете. В первый день десятого месяца я собираюсь снова съездить на могилу, уже и деньги приготовил. Я беден, у меня нет сбережений, а заведется несколько монет, сейчас же трачу их на что попало. Вот и решил немного отложить на приведение в порядок могилы.
   – А я как раз хотел послать за тобой Бэймина, – ответил Баоюй, – чтобы поговорить об этом. Но ты целыми днями бродишь, и неизвестно, где тебя искать.
   – Не надо меня искать, – сказал Лю Сянлянь. – В подобных делах каждый поступает так, как велит ему долг. Я скоро уеду и вернусь года через три, а то и через пять.
   – Зачем? – удивился Баоюй.
   – Хочу осуществить свою заветную мечту. Какую? Об этом вы узнаете, когда я возвращусь из странствий! – усмехнулся в ответ Лю Сянлянь. – А сейчас разрешите попрощаться!
   – Так скоро? – воскликнул Баоюй. – Побудь до вечера, и вместе отправимся домой.
   – Мне надо скрыться от вашего двоюродного брата Сюэ Паня, а то как бы не вышел скандал, – ответил Лю Сянлянь.
   – Пожалуй, ты прав, – согласился Баоюй. – Только скажи мне, когда соберешься уезжать. Непременно! – В глазах Баоюя блеснули слезы.
   – Разумеется, я приду попрощаться, – пообещал Лю Сянлянь, – но прошу вас никому ни слова о моем отъезде. А теперь идите в гостиную, провожать меня не надо.
   Лю Сянлянь покинул кабинет и направился к воротам, но тут заметил Сюэ Паня.
   – Кто посмел отпустить Лю Сянляня? – закричал тот.
   Лю Сянлянь шагнул к Сюэ Паню, намереваясь ударом кулака свалить его с ног, но тут подумал, что затеять драку, да еще спьяна, значит повредить доброму имени Лай Шанжуна, и сдержался. А Сюэ Пань, увидев Лю Сянляня, обрадовался так, словно нашел драгоценную жемчужину.
   – Брат мой, ты куда? – он готов был заключить Сянляня в объятия.
   – Немного прогуляюсь, – ответил тот.
   – Не уходи, без тебя сразу станет скучно, – с улыбкой произнес Сюэ Пань. – Посиди со мной, чтобы я знал, что ты меня хоть чуточку любишь! Если у тебя есть какое-нибудь срочное дело, поручи его мне, только останься. Ради тебя я готов на все! Хочешь, сделаю тебя чиновником! Хочешь – богачом!
   Возмущенный до глубины души, Лю Сянлянь решил хорошенько проучить Сюэ Паня, отвел его в укромное место и тихо сказал:
   – Ты в самом деле хочешь со мной подружиться или притворяешься?
   Вне себя от радости Сюэ Пань огляделся и промолвил:
   – Дорогой брат, зачем ты меня об этом спрашиваешь? Сдохнуть мне на этом месте, если я вру!
   – Ладно, – кивнул Лю Сянлянь, – только здесь неудобно. Давай вернемся, посидим еще немного. Потом я выйду, а ты незаметно последуешь за мной. Отправимся ко мне и всю ночь будем пить вино. У меня, кстати, есть два мальчика. Они еще ни разу не выходили за ворота, принимают гостей только дома. С собой никого не бери, у меня найдется кому прислуживать.
   – В самом деле? – откликнулся Сюэ Пань. От радости у него хмель наполовину прошел.
   – Конечно, – улыбнулся в ответ Лю Сянлянь. – Не веришь? Я правду тебе говорю!
   – Почему же мне не верить? Ведь я не дурак! – возразил Сюэ Пань. – Но как тебя найти, если ты уйдешь первым?
   – Я живу за северными городскими воротами, – ответил Лю Сянлянь. – Ты можешь до утра не возвращаться домой?
   – Зачем мне дом, если ты рядом? – воскликнул Сюэ Пань.
   – В таком случае буду тебя ждать на мосту за воротами, – промолвил Лю Сянлянь. – А пока давай выпьем. Как только я уйду, ты незаметно выйди, чтобы никто не обратил внимания.
   – Да, да, – поспешил ответить Сюэ Пань.
   Они вернулись к столу, выпили по кубку вина. Сюэ Пань сгорал от страсти, то и дело поглядывал на Лю Сянляня и все больше распалялся. Он осушал кубок за кубком, наливая то из одного чайника, то из другого, пока окончательно не захмелел.
   Лю Сянлянь между тем встал из-за стола, выскользнул за дверь и приказал мальчику-слуге:
   – Иди домой, я прогуляюсь за город и скоро вернусь!
   Он вскочил на коня и ускакал. Миновав северные ворота, Лю Сянлянь остановился на мосту и стал дожидаться Сюэ Паня.
   Прошло довольно много времени, прежде чем он его увидал. Сюэ Пань мчался во весь опор, вытаращив глаза и разинув рот. Он то озирался, то всматривался в даль и промчался мимо Лю Сянляня, даже не заметив его. Смеясь и досадуя, Лю Сянлянь поехал следом за ним.
   Сюэ Пань, увидев, что вокруг ни души, решил ехать обратно, повернул коня и тут столкнулся лицом к лицу с Лю Сянлянем.
   – Я знал, что ты сдержишь слово! – вскричал он, захлебываясь от восторга.
   – Едем скорее! – заторопил его Лю Сянлянь. – Быть может, кто-то заметил, что мы ушли, и преследует нас.
   Лю Сянлянь подстегнул коня и поскакал вперед. Сюэ Пань не отставал ни на шаг. У пруда, заросшего густым камышом, Лю Сянлянь спешился, привязал коня к дереву и обратился к Сюэ Паню с такими словами:
   – Слезай! Давай поклянемся друг другу сохранить в тайне то, что произойдет между нами. И пусть постигнет кара того, кто эту клятву нарушит.
   – Что же, вполне разумно, – согласился Сюэ Пань.
   Он тоже спешился, привязал коня и, опустившись на колени, громко произнес:
   – Если я когда-нибудь нарушу клятву, пусть Небо и Земля меня покарают!..
   И тут Сюэ Паню почудилось, будто совсем рядом загремел барабан, а на голову обрушился удар тяжелого молота. На какой-то миг Сюэ Пань потерял сознание, перед глазами поплыли красные круги, и он рухнул наземь.
   Тогда Лю Сянлянь наклонился и стал хлестать его по лицу. И вскоре, все в синяках и кровоподтеках, оно стало походить на лоток с фруктами. Сюэ Пань попробовал встать, но Лю Сянлянь пнул его сапогом, и тот снова растянулся на земле.
   – Ведь ты же сам согласился! – пробормотал Сюэ Пань. – Не хотел – так и сказал бы! А то заманил меня сюда да еще бьешь. – И Сюэ Пань стал всячески поносить юношу.
   – Эх ты, слепец! – вскричал Лю Сянлянь. – Да знаешь ли ты, кто я такой, твой старший господин Лю? Вместо того чтобы прощения просить, еще ругаться вздумал! Убивать я тебя не стану, а проучить – проучу!
   Он схватил плетку и принялся стегать Сюэ Паня по спине. После тридцати, а может быть, сорока ударов хмель с Сюэ Паня как рукой сняло и он завизжал от боли.
   – Только это ты и можешь! – холодно усмехнувшись, бросил Лю Сянлянь. – А я думал, ты смелый и не боишься побоев!
   Он схватил Сюэ Паня за ногу, оттащил в сторону и швырнул в заросли камыша.
   – Теперь понял, кто я? – спросил он, вываляв Сюэ Паня в грязи.
   Сюэ Пань не двигался, только стонал. Лю Сянлянь бросил плеть и ткнул его несколько раз кулаком.
   – Ребра переломаешь! – катаясь по земле, вопил Сюэ Пань. – Теперь я вижу, ты человек честный, меня просто ввели в заблуждение.
   – Не лги! Сам хорош! – промолвил Лю Сянлянь.
   – Да я ничего плохого не говорю! – выкрикнул Сюэ Пань. – Я лишь сказал, что ошибался и что ты честный человек!
   – А повежливее не можешь, тогда я, может быть, пощажу тебя…
   – Дорогой брат… – заныл Сюэ Пань.
   Лю Сянлянь еще раз ткнул его кулаком в бок, потом еще и еще.
   – Дорогой старший брат…
   Снова удар.
   – Дорогой, почтенный господин! – завопил Сюэ Пань. – Простите меня, неразумного! Отныне я буду вас уважать и бояться!
   – Выпей воды из болота! – приказал Лю Сянлянь.
   – Вода очень грязная, не могу! – взмолился Сюэ Пань.
   Лю Сянлянь снова занес кулак.
   – Выпью! Выпью!
   Сюэ Пань наклонился, сделал глоток, но его тут же вырвало.
   – Подлая тварь! Пей, не то хуже будет!
   – Простите меня! – молвил Сюэ Пань, низко кланяясь. – Это зачтется вам после смерти! Не могу я пить эту грязь, хоть убейте!
   – Задохнешься от своей вони! – плюнул в сердцах Лю Сянлянь, вскочил на коня и умчался.
   Сюэ Пань проклинал себя за свою опрометчивость! Как жестоко он ошибся! Попробовал встать, но все тело нестерпимо ныло.
   Тем временем гости хватились Сюэ Паня и Лю Сянляня.
   Кто-то сказал, что они поскакали к северным городским воротам.
   Слуга Сюэ Паня не мог сказать ничего вразумительного. Он до смерти боялся своего господина, а поскольку тот приказал ему оставаться на месте, не посмел сделать и шагу.
   Тогда Цзя Чжэнь велел Цзя Жуну взять нескольких слуг и отправиться на поиски к северным воротам. В двух ли от моста Цзя Жун заметил привязанную к дереву лошадь Сюэ Паня.
   – Все в порядке! – воскликнул он. – Нашелся конь, найдется и хозяин!
   И в самом деле, в этот момент из камышей донесся стон. Все бросились туда и увидели Сюэ Паня, словно свинья, валявшегося в грязи. Одежда на нем висела клочьями, лицо вспухло – его невозможно было узнать.
   Цзя Жун сразу смекнул, в чем дело, спешился и приказал слугам поднять Сюэ Паня.
   – Дядюшка Сюэ! – воскликнул он. – Вы всегда были опрометчивы. Ведь я вас предупреждал. Вот и угодили в болото! Не иначе как вы приглянулись господину Лун-вану[24], он обещал сделать вас своим зятем, а вместо этого посадил на рога!
   Сюэ Пань готов был от стыда провалиться сквозь землю. Не то что сесть на коня, он от боли подняться не мог.
   Цзя Жун приказал одному из слуг сбегать на городскую заставу за паланкином, после чего все вместе отправились в город.
   Цзя Жун хотел вернуться к Лай Да и продолжить веселье, но Сюэ Пань умолял отвезти его домой и никому не рассказывать о случившемся. Цзя Жун обещал, отвез Сюэ Паня домой, а сам отправился снова к Лай Да и обо всем рассказал Цзя Чжэню.
   Цзя Чжэнь сразу понял, что это Лю Сянлянь побил Сюэ Паня, и с улыбкой сказал:
   – Так ему и надо!
   Вечером, после ухода гостей, Цзя Чжэнь отправился к Сюэ Паню справиться о самочувствии. Но Сюэ Пань отказался его принять, сославшись на нездоровье.
 
   Вернувшись из гостей, тетушка Сюэ и Баочай застали Сянлин в слезах. Расспросив ее, что да как, они поспешили в спальню Сюэ Паня. Он был избит так, что живого места не осталось, только кости, к счастью, уцелели.
   Тетушке Сюэ жаль было сына, но она отругала его, а затем стала вовсю поносить Лю Сянляня. Она хотела рассказать обо всем госпоже Ван и послать людей на поиски Лю Сянляня, но Баочай стала ее отговаривать.
   – Не стоит, мама, – сказала она. – Обычная история. Напились и поскандалили. Кто больше захмелел, тому больше досталось. О нас и так идет молва, будто мы попираем законы Неба и Земли, а все потому, что вы попустительствуете брату, жалеете его. Уж если хотите дать выход своему гневу, подождите, пока брат поправится и сможет выходить из дому. Тогда господин Цзя Чжэнь и Цзя Лянь устроят угощение, пригласят обидчика и при всех заставят его кланяться и просить прощения. Если же сейчас поднимете шум, все скажут, что это вы из любви к сыну потворствуете всем его безобразиям. Ведь брат пострадал случайно! Так неужели вы хотите из-за этого поднять всех родственников на ноги и, пользуясь их влиянием, преследовать простого человека?
   – Дитя мое, ты, как всегда, права! – воскликнула растроганная тетушка Сюэ. – А я от гнева совершенно обезумела.
   – Вот и хорошо, что вы со мной согласны, мама, – сказала Баочай. – Брат вас не слушается, совсем от рук отбился и с каждым днем становится все хуже. И поделом ему! Хорошо бы кто-нибудь еще разок его так проучил!
   Сюэ Пань ругался, грозился разрушить дом своего обидчика, убить его, подать на него в суд.
   Наконец тетушка Сюэ не выдержала.
   – Не слушайте его! – крикнула она слугам. – Лю Сянлянь был пьян, ничего не соображал, а сейчас раскаивается, даже сбежал от страха!
   Услышав слова матери, Сюэ Пань…
   Если хотите узнать, что сделал Сюэ Пань, прочтите следующую главу.

Глава сорок восьмая

Злоупотребляющий чувствами юноша ошибается в своих чувствах и уезжает в дальние края;
преклоняющаяся перед изящным девушка настойчиво стремится к изящному и учится сочинять стихи
 
   Итак, гнев Сюэ Паня после слов матери немного поостыл.
   Через несколько дней боль прошла, но синяки и кровоподтеки остались, поэтому Сюэ Пань вынужден был притворяться больным, чтобы избежать встреч с родственниками и друзьями.
   Не успели оглянуться, как наступил десятый месяц. Некоторые приказчики Сюэ Паня уже подвели счета и собирались на Новый год домой. Пришлось Сюэ Паню устроить им проводы с угощением.
   Среди приказчиков был некий Чжан Дэхуэй. С самого детства он служил в закладной лавке Сюэ Паня и сумел сколотить состояние в две-три тысячи лянов серебра. Он просил отпустить его домой до будущей весны.
   – В нынешнем году не хватает благовоний и бумажных денег для совершения жертвоприношений, – сказал он Сюэ Паню, – поэтому в будущем году они могут подорожать. Я пришлю сыновей присматривать за лавкой, а сам вернусь к празднику начала лета. По дороге закуплю бумажных денег и благовонных вееров, чтобы здесь продать. Уверен, что, несмотря на высокие пошлины и прочие расходы, прибыль получим хорошую.
   Сюэ Пань внимательно слушал Чжан Дэхуэя, а сам думал:
   «После того, что случилось, мне стыдно смотреть людям в глаза. Хорошо бы скрыться хоть на полгода, но как это сделать? Нельзя же все время притворяться больным! Я хоть и взрослый, а ничему не научился, ни в гражданском ведомстве, ни в военном служить не могу. Считается, будто я занимаюсь торговлей, но ни весов, ни счетов я никогда в руках не держал, не бывал в дальних краях, тамошних нравов не знаю, даже не представляю, какие страны с нами соседствуют, а какие находятся далеко. Хорошо бы деньжат раздобыть да и отправиться на годик странствовать с Чжан Дэхуэем. Удастся что-нибудь заработать – хорошо, не удастся – тоже не беда: только бы от стыда укрыться! Да и вообще неплохо попутешествовать!»
   Обмозговав все, Сюэ Пань сразу после ухода гостей потолковал с Чжан Дэхуэем и велел ему задержаться на день-другой, чтобы вместе отправиться в путь. Вечером о своем разговоре с приказчиком Сюэ Пань рассказал матери.
   Тетушка Сюэ и обрадовалась, и встревожилась. Ее мало беспокоило, что сын может растратить деньги, хуже, если он снова что-нибудь натворит.
   – Когда ты рядом, мне спокойнее, – говорила она. – Зачем тебе заниматься торговлей? Ведь прибыль нам не нужна.
   Но Сюэ Пань был упрям и стоял на своем.
   – Мама, – сказал он, – ты вечно твердишь, что я ничего не смыслю в делах, этого не умею, того не знаю, никаких наук не постиг. Вот я и решил взяться за ум, остепениться. Научусь вести торговлю и буду уважаемым человеком. А ты хочешь держать меня взаперти, словно девчонку! Так я никогда не стану самостоятельным! Чжан Дэхуэя мы знаем. Он – человек опытный, всегда поможет советом, наставит на правильный путь. Он знает, что почем, какой товар ходовой, а какой – нет. Разве плохо у него поучиться?! А ты не хочешь меня отпускать… Ладно, хватит разговоров! Дня через два уеду, и все! А в будущем году вернусь разбогатевшим, тогда узнаете, на что я способен!
   Сюэ Пань сердито замолчал и пошел спать. А тетушка Сюэ стала держать совет с Баочай.
   – Это хорошо, что брат всерьез решил заняться делом, – сказала Баочай. – Одно меня тревожит: как бы вдали от дома в нем снова не взыграла пагубная страсть. Но убиваться из-за этого не стоит. Исправится он – прекрасно, не исправится – ничего не поделаешь. На все воля Неба! Ведь он совсем не знает жизни, хотя и взрослый, и если держать его взаперти, что будет с ним дальше? Дайте ему для начала тысячу лянов серебра, и пусть попытает счастья. Приказчик ему поможет, обманывать, я думаю, не станет. А главное – рядом не будет собутыльников и прихлебателей, которые заискивают перед ним. Заработает – будет сыт, не заработает – поголодает, помочь там некому. Трудности и лишения пойдут ему только на пользу!
   – Ты права, – согласилась наконец тетушка Сюэ. – Пусть учится жить, на это денег не жалко.
   На том разговор и кончился. Ночью не случилось ничего примечательного, о чем стоило бы рассказывать.
   На следующий день тетушка Сюэ велела сыну приготовить угощение и пригласить Чжан Дэхуэя. Она наказала приказчику хорошенько присматривать за сыном, и Чжан Дэхуэй обещал все в точности выполнить. Он поблагодарил за угощение и, прощаясь, сказал Сюэ Паню, к его великой радости:
   – Четырнадцатое число – счастливый день для отъезда. Приготовьте все необходимое, наймите мулов, с самого утра двинемся в путь.
   Тетушка Сюэ, Баочай, Сянлин и две старые мамки несколько дней хлопотали, снаряжая Сюэ Паня в дорогу. Сопровождать его приказано было мужу кормилицы, двум старым преданным слугам и двум мальчикам, находившимся в услужении у Сюэ Паня. Таким образом, набралось всего шесть человек. Наняли четырех мулов и три повозки для багажа. Для Сюэ Паня приготовили вороного иноходца и еще запасную лошадь.
   Пока шли приготовления, тетушка Сюэ, Баочай и остальные родственники целыми днями напутствовали Сюэ Паня. Но об этом мы рассказывать не будем.
   Тринадцатого числа Сюэ Пань попрощался со своим дядей по материнской линии, а также с родственниками из семьи Цзя.
   Тетушка Сюэ привезла в столицу пятерых слуг, трех старых мамок и девочку-служанку. После отъезда Сюэ Паня из мужчин в доме осталось всего двое слуг. Им было не уследить за всем домом, поэтому тетушка Сюэ распорядилась снять занавески и пологи в кабинете Сюэ Паня, вынести оттуда все украшения и спрятать. Жен двух слуг, которые уехали с Сюэ Панем, она попросила временно перейти к ней. Затем приказала Сянлин:
   – Хорошенько прибери комнату молодого господина и запри на замок! Спать будешь у меня!
   – Мама, ведь у вас есть другие служанки, – заметила Баочай. – Разрешите Сянлин жить у меня. В саду у нас малолюдно, ночи – длинные, и, чтобы скоротать время, я вечерами занимаюсь рукоделием. Пусть у меня будет компаньонка.
   – Я не подумала об этом! – воскликнула тетушка Сюэ. – Надо было сразу отправить ее к тебе! Несколько дней назад я сказала твоему брату, что нужно купить для тебя еще одну служанку, Вэньсин еще слишком мала, а Инъэр не может со всем управиться.
   – Купить можно, дело не в деньгах, но будет ли от нее польза? – возразила Баочай. – Не оказалась бы она балованной. Сначала надо разузнать, что за девушка, а уж затем покупать.
   Она приказала Сянлин собрать постель и все украшения, одной из старых мамок – отнести все это во двор Душистых трав, после чего вместе с Сянлин отправилась в сад Роскошных зрелищ.
   – Я давно собиралась попросить госпожу, чтобы разрешила мне жить у вас, когда уедет ваш брат, – сказала дорогой Сянлин. – Но боялась, как бы госпожа не подумала, будто я хочу развлекаться в саду. Ведь госпожа очень мнительна. Но, к моей великой радости, барышня, вы сами поговорили с ней!
   – Я знала, что ты давно мечтаешь пожить в саду, – с улыбкой произнесла Баочай, – вот только не представлялось возможности. Ты каждый день туда приходила, но всегда торопилась. А это неинтересно! Теперь пользуйся случаем и живи здесь хоть целый год! Да и мне веселее будет!
   – Дорогая барышня! – попросила Сянлин. – Научите меня сочинять стихи!
   – А ты, как говорится, «захватив Лу, заришься на Шу»! – рассмеялась в ответ Баочай. – Повремени немного. Первым делом ты должна справиться о здоровье старой госпожи и остальных господ. Только смотри не говори никому, что переехала в сад! А спросят, скажи, что ты временно моя гостья. Когда вернешься, сходи к барышням!
   Сянлин уже собралась идти, как вдруг появилась Пинъэр. Сянлин поспешила ей поклониться и справилась о здоровье. Пинъэр улыбнулась и в свою очередь справилась о здоровье Сянлин.
   – У меня появилась новая компаньонка, и я хотела сообщить об этом твоей госпоже, – сказала Баочай, обращаясь к Пинъэр.
   – Да что вы говорите, барышня? – воскликнула Пинъэр. – Право, я даже не знаю, что и сказать.
   – Порядок есть порядок, – промолвила Баочай. – Недаром говорится: «В каждой гостинице – свой хозяин, в каждом храме – свой настоятель». Дело это, разумеется, маловажное, но все же лучше предупредить, пусть ночные сторожа в саду знают, что здесь поселился еще один человек, и будут внимательны, запирая ворота. Скажи об этом своей госпоже, когда вернешься домой, тогда я не буду посылать к ней служанок.
   – Ведь ты пришла сюда только сейчас, – заметила Пинъэр, обращаясь к Сянлин. – И, согласно порядку, должна пойти поклониться своим новым соседям!
   За Сянлин ответила Баочай:
   – Я только что приказала ей это сделать.
   – К нам пока не ходи, – повернувшись к Сянлин, предупредила Пинъэр. – Второй господин Цзя Лянь болен.
   Сянлин почтительно поддакнула и отправилась к матушке Цзя.
   Только Сянлин ушла, Пинъэр с опаской обратилась к Баочай.
   – Слышали новость, барышня?
   – Ничего не слышала, – ответила Баочай. – Несколько дней собирала брата в дорогу и ни с кем не встречалась, даже барышень целых два дня не видела.
   – Старший господин Цзя Шэ так избил второго господина Цзя Ляня, что тот шевельнуться не может! Неужто не слыхали? – удивилась Пинъэр.
   – Кое-что слышала, но, признаться, не поверила, – ответила Баочай. – Хотела поговорить с твоей госпожой, но неожиданно повстречала тебя. За что же господин Цзя Шэ так избил господина Цзя Ляня?
   – Все из-за этого Цзя Юйцуня! – сердито промолвила Пинъэр. – И откуда только его принесло? Паршивое отродье! Жаль, что он до сих пор не подох с голоду! Десяти лет не прошло, как он явился в наш дом, а сколько из-за него всяких бед!.. Нынешней весной старший господин где-то увидел старинные веера, и, когда возвратился домой, его собственная коллекция вееров показалась ему никуда не годной; он велел во что бы то ни стало раздобыть те веера, что видел. Однако их владелец, по прозвищу Каменный Дурак, сказал, что веера ни за какие деньги не продаст, хотя их в доме у него по крайней мере двадцать штук, а сам он чуть ли с голоду не умирает. Чего только не сделал господин Цзя Лянь, чтобы разыскать владельца этих вееров! Ну, познакомились они. Вскоре господин Цзя Лянь был приглашен к нему в гости, и хозяин показал ему веера. Но словам господина Цзя Ляня, такие веера встречаются очень редко, все они сделаны из бамбука сянфэй или из оленьего бамбука, и на каждом древняя надпись. Услышал это старший господин и приказал второму господину Цзя Ляню за любую цену купить эти веера. Но Каменный Дурак уперся и ни в какую. «Пусть, – говорит, – я с голоду умру, а ни одного веера не продам, даже за тысячу лянов». Старший господин очень разгневался на господина Цзя Ляня за то, что не умеет совершать торговые сделки. Уже и серебро разменяли, предложили Каменному Дураку пятьсот лянов, а тот: «Не продам и все. Хотите заполучить веера, прежде возьмите мою жизнь!» Ну что тут поделаешь? И вдруг подвернулся этот бессовестный Цзя Юйцунь! Услышал, что старший господин хочет приобрести веера, ложно обвинил Каменного Дурака в том, будто тот не уплатил в казну каких-то денег, распорядился доставить его в ямынь и присудил: «Продать все имущество для уплаты долгов!» А веера описал и прислал по казенной цене господину Цзя Шэ. Не знаю, жив ли сейчас Каменный Дурак, но только старший господин вызвал к себе второго господина Цзя Ляня и говорит ему: «Ты вот не смог достать веера, а другие смогли!» Второй господин дерзнул возразить: «Не дело это – ради каких-то вееров разорять человека!» Старший господин еще больше рассердился, стал к нему придираться, то за одно, то за другое, и в конце концов поколотил. И даже не положил на скамью – не по спине бил, а по чем попало, по голове, по рукам, лицо ему разбил. У вашей матушки, говорят, есть какое-то снадобье от ушибов, попросите немного, барышня, если можно!
   Баочай тотчас велела Инъэр принести две пилюли, после чего обратилась к Пинъэр:
   – В таком случае передай от меня поклон своей госпоже, а сама я к ней не пойду.
   – Хорошо! – ответила Пинъэр и удалилась.
   Сянлин тем временем успела проведать матушку Цзя и остальных. А после ужина к матушке Цзя отправилась Баочай, и Сянлин сразу побежала в павильон реки Сяосян к Дайюй, которая уже почти выздоровела.
   Трудно описать, как обрадовалась Дайюй, узнав, что Сянлин теперь будет жить в саду Роскошных зрелищ.
   – Пока у меня есть время, – сказала Сянлин, – я была бы счастлива, барышня, если бы вы научили меня сочинять стихи!
   – Тогда кланяйся мне как учителю, – со смехом отвечала Дайюй. – Я сама не очень-то разбираюсь в поэзии, но могу тебя кое-чему научить.
   – Если это правда, я готова кланяться и всячески вас почитать, – с улыбкой сказала Сянлин. – Только прошу вас не считать меня слишком назойливой ученицей!
   – В чем сложности стихосложения? – принялась объяснять Дайюй. – Каждый стих состоит из введения, толкования, изложения и заключения. Толкование и изложение ставятся в середине стиха и представляют две парные надписи. Слова ровного тона противопоставляются словам нисходяще-восходящего тона, пустые слова – значимым, и наоборот. Если же удается сочинить оригинальную строку, то слова под разными тонами, а также пустые и значимые слова можно и не противопоставлять.