Страница:
Цзя Лянь и Фэнцзе вздрогнули. Но Фэнцзе тотчас же оправилась от испуга и крикнула:
– Подохла, и ладно! Что тут особенного? Нечего поднимать шум из-за пустяков!
Вскоре пришла жена Линь Чжисяо и сказала:
– Родственники жены Баоэра хотят подавать на вас в суд!
– Пусть подают! – усмехнулась Фэнцзе. – Я сама собиралась подать на нее.
– Я их уговаривала не подавать, – сказала жена Линь Чжисяо, – даже припугнула, потом пообещала денег, и, думаю, все обойдется.
– Нет у меня денег, – перебила ее Фэнцзе. – Да и были бы, не дала! Нечего их ни уговаривать, ни запугивать – пусть подают в суд! Дела они не выиграют, я еще привлеку их к ответу за «вымогательство от имени покойницы»!
Жена Линь Чжисяо не знала, как быть, но, заметив, что Цзя Лянь делает ей знаки, вышла и стала ждать. Между тем Цзя Лянь сказал Фэнцзе:
– Пойду разузнаю, как там дела.
– Только не вздумай давать им деньги! – предупредила Фэнцзе.
Но Цзя Лянь посоветовался с Линь Чжисяо, и тот со слугой отослал родственникам покойной двести лянов серебра. Опасаясь, как бы те не отказались от денег, Цзя Лянь договорился с квартальным старостой, чтобы тот немедленно прислал людей обследовать труп и выдал разрешение на похороны. Пришлось пострадавшей стороне смириться – в суд подавать было поздно.
Расходы на похороны Линь Чжисяо занес в приходно-расходную книгу, расписав по разным статьям, как приказал Цзя Лянь. Кроме того, Цзя Лянь дал несколько лянов серебра Баоэру и пообещал найти ему хорошую жену.
Для Баоэра это была большая честь, и он не только не сердился, но по-прежнему заискивал перед Цзя Лянем. Однако подробно мы об этом рассказывать не будем.
Фэнцзе, хоть и была обеспокоена случившимся, виду не подавала. Оставшись как-то наедине с Пинъэр, она с улыбкой сказала:
– Не сердись, это вино на меня так подействовало. Куда я тебя ударила? Покажи!
С трудом сдерживая слезы, Пинъэр ответила:
– Пустяки, вы только хотели ударить, но промахнулись.
В этот момент за дверью послышался голос служанки:
– Пришли госпожа Ли Вань и барышни!
Если вас интересует, что произошло дальше, прочтите следующую главу.
Глава сорок пятая
Итак, как раз когда Фэнцзе старалась задобрить Пинъэр, пришли сестры и Ли Вань. Фэнцзе любезно предложила им сесть, а Пинъэр поспешила налить чай.
– Вы нагрянули целой толпой, будто получили от меня приглашения! – смеясь, сказала Фэнцзе.
– У нас к тебе два дела, – начала Таньчунь. – Первое касается меня, второе – сестры Сичунь. Старая госпожа просила нас поговорить с тобой о ней.
– И что, важные дела? – с улыбкой спросила Фэнцзе.
– Мы создали поэтическое общество, но далеко не все явились на первое собрание, – промолвила Таньчунь. – Совести у людей нет, и они нарушают правила. Вот я и подумала, не стать ли тебе арбитром нашего общества, чтобы по справедливости решать спорные вопросы. Это первое дело. А вот второе. Четвертая сестра Сичунь сейчас рисует наш сад, и ей то одного не хватает, то другого. Мы сказали об этом старой госпоже, а она говорит: «Поищите в башне, которая стоит в глубине сада. Может, найдете все необходимое. А не найдете – придется купить».
– Сочинять я не умею, – возразила Фэнцзе. – Другое дело – поесть. Тут никто со мной не сравнится!
– Не можешь писать стихов – не надо, – улыбнулась Таньчунь. – Будешь следить за порядком в нашей «Бегонии», наказывать лентяев и нерадивых.
– Нечего зубы мне заговаривать, я сразу догадалась, к чему вы клоните! – засмеялась Фэнцзе. – Посредник вам не нужен, вам нужна меняльная лавка, чтобы снабжать вас деньгами! Общество обществом, а угощение угощением. Денег у вас нет, вот и решили привлечь меня к этому делу. Правду я говорю?
– Правду, – ответили все в один голос, а Ли Вань сказала:
– У тебя что на уме, то и на языке.
– Ты считаешься старшей невесткой! – воскликнула Фэнцзе. – Но вместо того, чтобы учить барышень грамоте, правилам приличия и вышиванию, придумала какое-то поэтическое общество, а расходов нести не хочешь! О бабушке и госпожах я не говорю – они люди старые, замкнулись в себе, ничем не интересуются. Но ты! Каждый месяц получаешь десять лянов серебра, вдвое больше, чем мы! Еще десять дают бабушка и свекровь, жалеют тебя, как вдову, боятся, как бы вы с сыном не терпели лишений. В общем, выходит столько, сколько у бабушки и свекрови. К тому же тебе выделили участок земли в саду, который ты сдаешь в аренду. Ты, можно сказать, самая богатая! А семья у тебя небольшая: вместе со слугами человек десять, не больше. На еду и одежду вам отдельно дают, как и всем. Так что в год доход ваш не менее четырех-пяти сот лянов серебра! Что тебе стоит дать сестрам сто лянов на развлечения? Ну сколько лет может просуществовать ваше общество? Девушкам скоро пора замуж! Могла бы на год, пусть на два, принять на себя такие мизерные расходы! Но ты хочешь переложить их на меня, бережешь свои деньги! Разве не так?
– Вы только послушайте! – с притворным возмущением вскричала Ли Вань. – Я ей слово, а она сто! Впрочем, ничего удивительного! Нищие всегда считают копейки! Ты самая настоящая дрянь, просто тебе посчастливилось родиться в образованной чиновной семье и выйти удачно замуж! А будь ты служанка, пошла бы на все, чтобы заграбастать побольше! За что ты поколотила Пинъэр? Просто так, потому что все тебе сходит с рук! Напрасно тебя напоили. Если бы не старая госпожа, я непременно вступилась бы за Пинъэр! Не знаю, как я пережила этот проклятый день твоего рождения! До сих пор во мне кипит гнев. И после всего ты еще вздумала меня укорять! Ведь ты недостойна даже подавать Пинъэр туфли! Было бы вполне справедливо вам поменяться местами!
Слова Ли Вань встречены были дружным смехом.
– Так вот, оказывается, зачем вы ко мне пришли! Картина и общество тут ни при чем, – улыбнулась Фэнцзе, – вам просто хотелось отомстить за Пинъэр! Раз у нее появились такие заступники, теперь у меня руки связаны! Обещаю больше пальцем не тронуть Пинъэр. Барышня Пинъэр, идите сюда, при госпоже Ли Вань и барышнях я попрошу у вас прощения… Весьма сожалею, что выпила вчера лишнего и грубо обошлась с вами…
Снова раздался смех.
– Говорила я, что отомщу за тебя? – сказала Ли Вань, обращаясь к Пинъэр.
– Вам смешно, а мне каково?! – вскричала Пинъэр.
– Ладно! – произнесла Ли Вань. – Неси ключ от башни, пусть твоя госпожа поищет там то, что нам нужно.
– Шли бы вы лучше в сад и не мешали мне! – промолвила Фэнцзе. – Я как раз собиралась подсчитать расход риса в доме, и еще старая госпожа присылала за мной – хочет о чем-то поговорить. Кроме того, надо распорядиться насчет платьев барышням к Новому году!
– А мне что за дело, – засмеялась Ли Вань. – Выполни мою просьбу, и я пойду спать; пусть тогда барышни меня не тревожат!
– Милая сестрица, не уделишь ли мне хоть минутку? – с усмешкой спросила Фэнцзе. – Ты всегда меня так любила, а теперь возненавидела. Неужели из-за Пинъэр? Бывало, скажешь: «Дорогая сестрица, отдохни хоть немного от дела». Что же случилось? Того и гляди, доведешь меня до самоубийства! И если платья для барышень к сроку не будут готовы, вся вина падет на тебя! И так старая госпожа считает, что ты ничем не интересуешься, все тебе безразлично. Ладно, возьму всю вину на себя, тебя утруждать не стану!
– Нет, вы только послушайте! – вскричала Ли Вань. – Ох и острый же у нее язык!.. Ты мне прямо скажи: будешь или не будешь посредником?
– Конечно, буду, – ответила с жаром Фэнцзе. – Ведь иначе я нарушу обычаи сада Роскошных зрелищ. И свою долю внесу! Думаете, я не люблю угощений и вечно дома сижу? Завтра же вступлю в должность и для начала внесу пятьдесят лянов серебра на угощение. Только предупреждаю, ни стихов, ни сочинений я писать не умею. Следить за порядком – дело другое. Боюсь только, что, получив деньги, вы исключите меня из общества! – Эти слова вызвали смех. – Я велю вынести из башни все, что там есть, – продолжала Фэнцзе, – возьмете что нужно, а чего не найдете, купим. Кусок шелка могу вам дать. План сада у старой госпожи, сейчас его взял старший господин Цзя Чжэнь. Чтобы избавить вас от лишних хлопот, я пошлю кого-нибудь за планом, а заодно велю молодым людям загрунтовать полотно. Согласны?
– Спасибо тебе! – поблагодарила Ли Вань. – Это уже другой разговор… Идемте домой, – обратилась она к сестрам. – Если Фэнцзе не выполнит обещания, придем и устроим скандал.
С этими словами она встала и направилась к выходу. Девушки последовали за ней.
– Все это наверняка выдумал Баоюй! – крикнула вслед им Фэнцзе. – Никому больше такое в голову не придет!
– Хорошо, что напомнила! – воскликнула Ли Вань, обернувшись. – Я как раз хотела поговорить с тобой о Баоюе. На первое же собрание общества он опоздал! У всех у нас мягкий характер, вот ты и скажи, как поступить с ним, как его наказать!
– Заставьте его подмести ваши комнаты, – немного подумав, ответила Фэнцзе.
– Прекрасная мысль! – смеясь, ответили девушки.
Тут на пороге появилась мамка Лай, поддерживаемая девочкой-служанкой.
– Садитесь, тетушка! – сказала Фэнцзе. Она бросилась мамке навстречу и принялась поздравлять.
Мамка Лай села на край кана и, улыбаясь, проговорила:
– Лишь благодаря милости господ у меня такая радость! Вчера, когда брат Цай принес от вас подарки, внук вышел за порог и низко поклонился в сторону вашего дома!
– Когда же внук ваш отбывает к месту новой службы? – спросила Ли Вань.
– Когда ему будет угодно, – отвечала мамка. – Я теперь ему не указ! Недавно он стал мне кланяться, так я до того расчувствовалась, что не нашла нужных слов и лишь сказала: «Дитя мое, ты, хоть и стал чиновником, не вздумай бесчинствовать и своевольничать! Тебе уже тридцать, по своему положению ты слуга, но милости господ излились на тебя в тот миг, когда ты появился на свет. Благодаря милостям господ и стараниям родителей ты выучился читать и писать, тебе, как знатному, прислуживали няньки да служанки. Ты вырос, но до сих пор не знаешь, каким иероглифом обозначается слово „раб“. Всю жизнь ты наслаждался счастьем и не представляешь, как маялись твой дед и твой отец! Они во всем себе отказывали, чтобы вырастить тебя достойным человеком. Столько серебра на тебя истрачено, что из него можно было бы отлить человека такого же, как ты, роста! Едва тебе минуло двадцать, господа пообещали купить тебе чиновничью должность. Это ли не великая милость?! Знатные и те, бывает, терпят голод и холод, а ты обрел столь великое счастье! Десять лет ты жил припеваючи, а мы к каким только уловкам не прибегали, чтобы господин помог тебе получить должность! Начальник уезда, конечно, чин небольшой, но и у него дела важные. Запомни: в каких бы местах тебе ни пришлось служить, будь отцом и матерью для народа! Будь скромным и честным, преданно служи государству, проявляй почтительность к старшим. Не то небо покарает тебя!»
Ли Вань и Фэнцзе слушали мамку с улыбкой, а потом сказали:
– Ты сомневаешься в своем внуке, а мы им очень довольны. Когда-то давно он приезжал раза два, а в последние годы вообще не появлялся. В списках поздравляющих его имя значилось лишь в новогодний праздник да в дни рождения. Как-то он приходил поклониться старой госпоже и госпоже Ван, и мы мельком видели его во дворе старой госпожи. На нем было новое чиновничье платье, и он показался нам более толстым, чем прежде. Радоваться, а не печалиться надо, что внук получил назначение! Если что не так, у него есть родители, пусть наставят его, а ты довольствуйся тем, что тебе принадлежит по праву. Выберешь время, приезжай к старой госпоже поиграть в домино или же побеседовать. Кто тебя здесь обидит, кто проявит неуважение, если ты будешь жить в богатом доме? Никто! Будешь наравне с господами!
Пинъэр поднесла мамке Лай чаю.
– Барышня! – вскочив с места, воскликнула мамка. – Вели девчонкам чай наливать, зачем утруждать себя!
Мамка Лай отхлебнула из чашки и продолжала:
– Вы не знаете, госпожа! Внук нуждается в строгом присмотре. Стоит дать ему волю, того и гляди, учинит скандал, тогда хлопот не оберешься! Люди с умом сразу поймут, что это мальчишество, иные же осуждать станут, скажут, что он, пользуясь своим положением, притесняет слабых, вот и пострадает доброе имя господ. Я никак не могла с ним сладить и не раз жаловалась родителям, просила его наказать. После этого он немного исправился… Взять хотя бы тебя! – Она ткнула пальцем в Баоюя, который тоже был здесь. —Обижайся не обижайся, а я правду скажу: отец с тобой строг, а старая госпожа только портит, поблажки дает, защищает. Все знают, как дед колотил твоего отца в детстве! Но отец не безобразничал, как ты! Или же взять твоего дядю Цзя Шэ! Озорничать он, конечно, любил, но, не в пример тебе, за девушками не волочился, и все же ему каждый день попадало. А отец Цзя Чжэня из восточного дворца? Он по пустякам вспыхивал, как масло, попавшее на огонь! А с сыном обходился словно со злодеем или разбойником. А теперь точно так же воспитывает своих детей господин Цзя Чжэнь, собственными глазами вижу, собственными ушами слышу. Он себя не щадит, но и от него пощады не жди, если в чем-нибудь провинился. Как же детям и племянникам его не бояться?! Если ты мальчик умный, должен радоваться моим словам, если же глупый, ругаешь меня в душе, только вслух боишься сказать!
В это время пришла жена Лай Да, а следом за нею – жены Чжоу Жуя и Чжан Цая, у них были к Фэнцзе дела.
– Ты за свекровью пришла? – спросила Фэнцзе у жены Лай Да.
– Нет, – ответила та. – Я пришла спросить, не удостоите ли вы, госпожа и барышни, нас своим посещением?
– О-хо-хо! Башка моя дурья! – воскликнула мамка Лай. – Завела речь о «залежалом зерне и гнилом кунжуте»![17] А главное забыла сказать. Ведь внук мой назначен на должность, родные и друзья хотят его поздравить, и нам приходится устраивать угощение. Я и подумала, что в один день всех пригласить невозможно. И получится неудобно. Помня, что счастье мы обрели лишь благодаря господам нашим, мы решили пировать целых три дня, даже если бы нам пришлось разориться. В первый день мы расставим в нашем скромном саду несколько столов, соорудим подмостки для актеров и пригласим старую госпожу, госпожу Ван, госпожу Син, невесток и барышень; еще несколько столов поставим в большом зале, где тоже соорудим сцену, и туда пригласим господ, тогда будет настоящий праздник. На второй день мы пригласим родных и друзей, а на третий – всех знакомых из дворцов Жунго и Нинго… Ради такого великого счастья, обретенного нами благодаря господам, не грех и три дня повеселиться!
– Когда же вы решили устроить праздник? – спросили Ли Вань и Фэнцзе. – Мы непременно придем. А пожалует ли старая госпожа – не знаем.
– Мы выбрали для праздника четырнадцатое число и очень надеемся, что господа окажут нам честь своим посещением, – поспешила сказать жена Лай Да, опередив свекровь.
– Как другие – не знаю, но сама я непременно приду, – заверила Фэнцзе. – Только давайте заранее уговоримся, никаких поздравлений и подарков от меня не будет, посижу немного, поем и уйду. Так что не обессудьте!
– Зачем вы так говорите, госпожа? – улыбнулась жена Лай Да. – Главное, чтобы вам понравилось наше угощение, это будет лучше самого дорогого подарка!
– Я только что была у старой госпожи, она обещала непременно прийти, – сказала мамка Лай. – Разве не выказала она этим мне своего уважения?
Она поднялась, еще несколько раз повторила свое приглашение и собралась уходить. Но в этот момент заметила жену Чжоу Жуя. Стукнув себя по лбу, будто что-то вспомнив, мамка Лай спросила:
– Не скажете ли, госпожа, в чем провинился сын тетушки Чжоу? Почему его выгнали?
– Я давно хотела об этом поговорить, но за делами все забывала, – с улыбкой ответила Фэнцзе. – Когда вернетесь домой, передайте мужу, что во дворцах Жунго и Нинго в услугах сына тетушки Чжоу больше не нуждаются, пусть идет на все четыре стороны.
Жена Лай Да закивала, а жена Чжоу Жуя бросилась на колени и стала умолять Фэнцзе простить ее сына.
– В чем дело? – спросила мамка Лай. – Расскажите, может быть, я чем-нибудь помогу.
– Вчера был день моего рождения, – стала рассказывать Фэнцзе. – Сынок ее первым успел налакаться. Он как раз дежурил у ворот, и когда мать принесла мне подарки, не принял их, не разобрал и не принес в дом. Мало того, стал поносить всех, кто принес подарки! Лишь после того, как две наших служанки его уняли, он соизволил позвать слуг, чтобы подарки отнесли в дом. Слуги принесли все в целости и сохранности, он же взял короб с пампушками, но споткнулся, и пампушки рассыпались. Когда все разошлись, я послала Цаймин сделать ему выговор, но он и ее обругал. Вот до чего обнаглел! Ну что после этого делать с этаким негодяем, если не выгнать?
– Вот оно что, оказывается! – воскликнула мамка Лай. – Не сердитесь, госпожа, за то, что я вам скажу: если он провинился, надо его побить, поругать, чтобы впредь неповадно было, а выгонять, пожалуй, не стоит. Его нельзя равнять со слугами, что родились у вас в доме. Его привезла госпожа Ван, когда вышла замуж и переехала сюда. Вряд ли госпоже будет приятно узнать, что его прогнали. Прикажите дать ему несколько палок, и все. Если не ради его матери, то хотя бы ради госпожи!
– Ладно! – уступила наконец Фэнцзе и обратилась к жене Лай Да: – Завтра же приведите парня сюда и дайте ему сорок палок да предупредите, чтобы больше не пил!
Жена Лай Да кивнула головой. Обрадованная жена Чжоу Жуя хотела поклониться мамке Лай, но жена Лай Да ее оттащила в сторону.
Вскоре старухи ушли. А Ли Вань и сестры возвратились в сад.
Вечером Фэнцзе приказала служанкам разыскать оставшиеся от прежних времен принадлежности для живописи и отнести в сад. Баочай все тщательно пересмотрела, пригодной оказалась лишь половина вещей.
На следующий день составили список того, что необходимо купить, и вручили Фэнцзе. Но рассказывать об этом подробно мы не будем.
И вот наконец прогрунтованный холст с нанесенным на него эскизом был доставлен Сичунь, которой помогал Баоюй. Время от времени к ним приходили Таньчунь, Ли Вань, Инчунь и Баочай. Посмотрят, поболтают и уйдут.
С каждым днем холодало, ночи становились длиннее, и Баочай, захватив рукоделие, часто приходила к матери вечерами поговорить. Днем она дважды навещала матушку Цзя, шутила, смеялась, притворяясь веселой. В свободное время заглядывала к сестрам поболтать. В общем, почти весь день у нее был занят, и она ложилась спать только в третью стражу.
Осенью и весной постоянно болела Дайюй. А нынешней осенью еще переутомилась, поскольку гуляла и веселилась больше обычного – надо было вместе с матушкой Цзя участвовать во всех празднествах. И теперь у Дайюй начался сильный кашель и ей стало так худо, как никогда прежде. Она совсем не выходила из дому, все время лежала, без конца принимала лекарства. В минуты особенно острой тоски ей хотелось видеть сестер. Но стоило им прийти, как она раздражалась. Все ей сочувствовали, старались не обижать и не сердились за то, что она часто пренебрегала приличиями.
Как-то Баочай пришла навестить Дайюй и завела разговор о ее болезни.
– К тебе один за другим ходят врачи, – сказала она, – ты принимаешь столько лекарств, и все без толку. Попроси, чтобы пригласили опытного доктора. Или тебе нравится каждую весну и осень болеть? Это никуда не годится!
– Моя болезнь неизлечима, никакие врачи не помогут, – ответила Дайюй. – Это ясно с первого взгляда, стоит только посмотреть, даже когда нет приступов!
– Об этом я и хотела поговорить, – промолвила Баочай. – Древняя пословица гласит: «Живет долго тот, кто хорошо ест!» А ты почти не притрагиваешься к еде. Откуда же у тебя возьмутся телесные и душевные силы?
– Жизнь и смерть посылает Судьба, богатство и знатность – Небо, – ответила Дайюй. – И человек тут бессилен. С каждым годом я чувствую себя все хуже и хуже.
Во время разговора у Дайюй несколько раз начинались приступы кашля.
– Вчера на глаза мне попался рецепт, который тебе выписал доктор, – промолвила Баочай. – По-моему, там слишком много женьшеня и циннамона. Говорят, это снадобья укрепляющие, но увлекаться ими не стоит. Прежде всего тебе надо лечить желудок и печень. Погаснет огонь в печени, поправится желудок, улучшится пищеварение. Советую тебе каждое утро, как только встанешь, взять два ляна ласточкиных гнезд, пять цяней сахарных леденцов и сварить отвар. Он лучше всякого лекарства и действует укрепляюще.
– Ты так добра, – со вздохом произнесла Дайюй. – Я же из-за своей мнительности думала, ты хитришь. Но в тот день, когда ты уговаривала меня не читать непристойные книги и утешала, я поняла, что заблуждалась. Меня это тронуло до глубины души. С тех пор как моя мать покинула этот мир и я осталась совсем одна, без сестер и братьев, никто так дружески, так искренне со мной не говорил. Недаром Сянъюнь считает тебя доброй. А я с ней спорила, пока сама не убедилась в твоей доброте! Я вечно задевала тебя, насмехалась, а ты все равно была со мной ласкова. Я говорю так, потому что верю в твою искренность. Вот ты советуешь мне пить отвар из ласточкиных гнезд! Достать их нетрудно. Только вряд ли они помогут, со здоровьем у меня совсем плохо. Болезнь каждый год обостряется. И так мне без конца приглашают врачей, готовят лекарства из женьшеня и циннамона, я весь дом подняла на ноги. Если я попрошу отвар из ласточкиных гнезд, бабушка, тетя и Фэнцзе, конечно, не откажут, а прислуга будет ворчать, что со мной много хлопот. Сама подумай. Брата Баоюя и сестру Фэнцзе готовы съесть, потому что старая госпожа их любит, каких только пакостей о них не говорят? А я вообще здесь чужая, нет у меня ни опоры, ни поддержки, приютили на время, и ладно. Прислуга и так меня ненавидит, зачем же навлекать на свою голову проклятья?
– Кстати, мое положение не лучше твоего, – сказала Баочай.
– Ну как ты можешь сравнивать! – воскликнула Дайюй. – У тебя есть мать, старший брат, вы здесь ведете торговлю, владеете домами, на родине у вас тоже есть дома и земли. Вы в гостях у родственников, ни в чем от них не зависите, в любое время можете уехать. У меня же нет ничего! Меня кормят, поят, одевают, обувают как родную дочь. Сама посуди, не вызывает ли это зависти у всяких ничтожных людишек?
– Стоит ли говорить о таких пустяках! – воскликнула Баочай. – Единственное, на что придется немного потратиться, это на свадебный убор для тебя, но пока об этом не идет речь!
Щеки Дайюй залились румянцем.
– Я считала тебя серьезной, а ты вздумала надо мной насмехаться! – произнесла она. – Ведь я все рассказала, надеясь найти у тебя сочувствие!
– Я, разумеется, пошутила, но в каждой шутке есть доля правды, – ответила Баочай. – Ты только не беспокойся, пока я здесь, буду тебя навещать. Понадобится что-нибудь или же кто-то тебя обидит, говори, не стесняйся, все, что в моих силах, я сделаю. Старший брат у меня есть, конечно, но ты знаешь, какой он! Мама единственный близкий мне человек! В общем, обе мы с тобой одиноки и потому друг другу сочувствуем. Ты умна, зачем же постоянно «вздыхать, как Сыма Ню»[18]? То, что ты говоришь, верно, лучше не утруждать никого понапрасну. Завтра же поговорю с мамой и, если у нас еще есть ласточкины гнезда, пришлю тебе несколько лянов. Вели служанке каждый день готовить отвар – тогда не придется никого беспокоить.
– Все это не имеет значения, но я так тебе признательна за заботу! – улыбнулась Дайюй.
– Стоит ли говорить об этом! – промолвила Баочай. – Мне только жаль, что не каждому я в силах сделать добро!.. Впрочем, ладно, ты, наверное, устала, и мне пора уходить.
– Приходи еще вечером, – попросила на прощанье Дайюй.
Баочай обещала и вышла из комнаты. И о ней мы пока больше рассказывать не будем.
Дайюй между тем выпила немного рисового отвара и снова легла. Солнце клонилось к закату. Неожиданно небо нахмурилось, в листве зашумел мелкий моросящий дождь, и сразу стало уныло и мрачно. Наступили сумерки, быстро стемнело. Слушая грустную песню дождя, Дайюй еще острее ощутила свое одиночество. Она знала, что Баочай из-за дождя не придет, встала с постели, взяла первую попавшуюся под руку книгу. Это было «Собрание народных напевов», среди которых оказались песни «Осенняя печаль одинокой женщины» и «Грусть расставания». Волнение охватило Дайюй, она взяла кисть и быстро написала стихи в подражание «Расставанию» и «Цветам на реке в лунную весеннюю ночь».
– Подохла, и ладно! Что тут особенного? Нечего поднимать шум из-за пустяков!
Вскоре пришла жена Линь Чжисяо и сказала:
– Родственники жены Баоэра хотят подавать на вас в суд!
– Пусть подают! – усмехнулась Фэнцзе. – Я сама собиралась подать на нее.
– Я их уговаривала не подавать, – сказала жена Линь Чжисяо, – даже припугнула, потом пообещала денег, и, думаю, все обойдется.
– Нет у меня денег, – перебила ее Фэнцзе. – Да и были бы, не дала! Нечего их ни уговаривать, ни запугивать – пусть подают в суд! Дела они не выиграют, я еще привлеку их к ответу за «вымогательство от имени покойницы»!
Жена Линь Чжисяо не знала, как быть, но, заметив, что Цзя Лянь делает ей знаки, вышла и стала ждать. Между тем Цзя Лянь сказал Фэнцзе:
– Пойду разузнаю, как там дела.
– Только не вздумай давать им деньги! – предупредила Фэнцзе.
Но Цзя Лянь посоветовался с Линь Чжисяо, и тот со слугой отослал родственникам покойной двести лянов серебра. Опасаясь, как бы те не отказались от денег, Цзя Лянь договорился с квартальным старостой, чтобы тот немедленно прислал людей обследовать труп и выдал разрешение на похороны. Пришлось пострадавшей стороне смириться – в суд подавать было поздно.
Расходы на похороны Линь Чжисяо занес в приходно-расходную книгу, расписав по разным статьям, как приказал Цзя Лянь. Кроме того, Цзя Лянь дал несколько лянов серебра Баоэру и пообещал найти ему хорошую жену.
Для Баоэра это была большая честь, и он не только не сердился, но по-прежнему заискивал перед Цзя Лянем. Однако подробно мы об этом рассказывать не будем.
Фэнцзе, хоть и была обеспокоена случившимся, виду не подавала. Оставшись как-то наедине с Пинъэр, она с улыбкой сказала:
– Не сердись, это вино на меня так подействовало. Куда я тебя ударила? Покажи!
С трудом сдерживая слезы, Пинъэр ответила:
– Пустяки, вы только хотели ударить, но промахнулись.
В этот момент за дверью послышался голос служанки:
– Пришли госпожа Ли Вань и барышни!
Если вас интересует, что произошло дальше, прочтите следующую главу.
Глава сорок пятая
Дружескими речами девушки скрепляют дружеский союз;
ненастным вечером Дайюй сочиняет стихи о ненастье
Итак, как раз когда Фэнцзе старалась задобрить Пинъэр, пришли сестры и Ли Вань. Фэнцзе любезно предложила им сесть, а Пинъэр поспешила налить чай.
– Вы нагрянули целой толпой, будто получили от меня приглашения! – смеясь, сказала Фэнцзе.
– У нас к тебе два дела, – начала Таньчунь. – Первое касается меня, второе – сестры Сичунь. Старая госпожа просила нас поговорить с тобой о ней.
– И что, важные дела? – с улыбкой спросила Фэнцзе.
– Мы создали поэтическое общество, но далеко не все явились на первое собрание, – промолвила Таньчунь. – Совести у людей нет, и они нарушают правила. Вот я и подумала, не стать ли тебе арбитром нашего общества, чтобы по справедливости решать спорные вопросы. Это первое дело. А вот второе. Четвертая сестра Сичунь сейчас рисует наш сад, и ей то одного не хватает, то другого. Мы сказали об этом старой госпоже, а она говорит: «Поищите в башне, которая стоит в глубине сада. Может, найдете все необходимое. А не найдете – придется купить».
– Сочинять я не умею, – возразила Фэнцзе. – Другое дело – поесть. Тут никто со мной не сравнится!
– Не можешь писать стихов – не надо, – улыбнулась Таньчунь. – Будешь следить за порядком в нашей «Бегонии», наказывать лентяев и нерадивых.
– Нечего зубы мне заговаривать, я сразу догадалась, к чему вы клоните! – засмеялась Фэнцзе. – Посредник вам не нужен, вам нужна меняльная лавка, чтобы снабжать вас деньгами! Общество обществом, а угощение угощением. Денег у вас нет, вот и решили привлечь меня к этому делу. Правду я говорю?
– Правду, – ответили все в один голос, а Ли Вань сказала:
– У тебя что на уме, то и на языке.
– Ты считаешься старшей невесткой! – воскликнула Фэнцзе. – Но вместо того, чтобы учить барышень грамоте, правилам приличия и вышиванию, придумала какое-то поэтическое общество, а расходов нести не хочешь! О бабушке и госпожах я не говорю – они люди старые, замкнулись в себе, ничем не интересуются. Но ты! Каждый месяц получаешь десять лянов серебра, вдвое больше, чем мы! Еще десять дают бабушка и свекровь, жалеют тебя, как вдову, боятся, как бы вы с сыном не терпели лишений. В общем, выходит столько, сколько у бабушки и свекрови. К тому же тебе выделили участок земли в саду, который ты сдаешь в аренду. Ты, можно сказать, самая богатая! А семья у тебя небольшая: вместе со слугами человек десять, не больше. На еду и одежду вам отдельно дают, как и всем. Так что в год доход ваш не менее четырех-пяти сот лянов серебра! Что тебе стоит дать сестрам сто лянов на развлечения? Ну сколько лет может просуществовать ваше общество? Девушкам скоро пора замуж! Могла бы на год, пусть на два, принять на себя такие мизерные расходы! Но ты хочешь переложить их на меня, бережешь свои деньги! Разве не так?
– Вы только послушайте! – с притворным возмущением вскричала Ли Вань. – Я ей слово, а она сто! Впрочем, ничего удивительного! Нищие всегда считают копейки! Ты самая настоящая дрянь, просто тебе посчастливилось родиться в образованной чиновной семье и выйти удачно замуж! А будь ты служанка, пошла бы на все, чтобы заграбастать побольше! За что ты поколотила Пинъэр? Просто так, потому что все тебе сходит с рук! Напрасно тебя напоили. Если бы не старая госпожа, я непременно вступилась бы за Пинъэр! Не знаю, как я пережила этот проклятый день твоего рождения! До сих пор во мне кипит гнев. И после всего ты еще вздумала меня укорять! Ведь ты недостойна даже подавать Пинъэр туфли! Было бы вполне справедливо вам поменяться местами!
Слова Ли Вань встречены были дружным смехом.
– Так вот, оказывается, зачем вы ко мне пришли! Картина и общество тут ни при чем, – улыбнулась Фэнцзе, – вам просто хотелось отомстить за Пинъэр! Раз у нее появились такие заступники, теперь у меня руки связаны! Обещаю больше пальцем не тронуть Пинъэр. Барышня Пинъэр, идите сюда, при госпоже Ли Вань и барышнях я попрошу у вас прощения… Весьма сожалею, что выпила вчера лишнего и грубо обошлась с вами…
Снова раздался смех.
– Говорила я, что отомщу за тебя? – сказала Ли Вань, обращаясь к Пинъэр.
– Вам смешно, а мне каково?! – вскричала Пинъэр.
– Ладно! – произнесла Ли Вань. – Неси ключ от башни, пусть твоя госпожа поищет там то, что нам нужно.
– Шли бы вы лучше в сад и не мешали мне! – промолвила Фэнцзе. – Я как раз собиралась подсчитать расход риса в доме, и еще старая госпожа присылала за мной – хочет о чем-то поговорить. Кроме того, надо распорядиться насчет платьев барышням к Новому году!
– А мне что за дело, – засмеялась Ли Вань. – Выполни мою просьбу, и я пойду спать; пусть тогда барышни меня не тревожат!
– Милая сестрица, не уделишь ли мне хоть минутку? – с усмешкой спросила Фэнцзе. – Ты всегда меня так любила, а теперь возненавидела. Неужели из-за Пинъэр? Бывало, скажешь: «Дорогая сестрица, отдохни хоть немного от дела». Что же случилось? Того и гляди, доведешь меня до самоубийства! И если платья для барышень к сроку не будут готовы, вся вина падет на тебя! И так старая госпожа считает, что ты ничем не интересуешься, все тебе безразлично. Ладно, возьму всю вину на себя, тебя утруждать не стану!
– Нет, вы только послушайте! – вскричала Ли Вань. – Ох и острый же у нее язык!.. Ты мне прямо скажи: будешь или не будешь посредником?
– Конечно, буду, – ответила с жаром Фэнцзе. – Ведь иначе я нарушу обычаи сада Роскошных зрелищ. И свою долю внесу! Думаете, я не люблю угощений и вечно дома сижу? Завтра же вступлю в должность и для начала внесу пятьдесят лянов серебра на угощение. Только предупреждаю, ни стихов, ни сочинений я писать не умею. Следить за порядком – дело другое. Боюсь только, что, получив деньги, вы исключите меня из общества! – Эти слова вызвали смех. – Я велю вынести из башни все, что там есть, – продолжала Фэнцзе, – возьмете что нужно, а чего не найдете, купим. Кусок шелка могу вам дать. План сада у старой госпожи, сейчас его взял старший господин Цзя Чжэнь. Чтобы избавить вас от лишних хлопот, я пошлю кого-нибудь за планом, а заодно велю молодым людям загрунтовать полотно. Согласны?
– Спасибо тебе! – поблагодарила Ли Вань. – Это уже другой разговор… Идемте домой, – обратилась она к сестрам. – Если Фэнцзе не выполнит обещания, придем и устроим скандал.
С этими словами она встала и направилась к выходу. Девушки последовали за ней.
– Все это наверняка выдумал Баоюй! – крикнула вслед им Фэнцзе. – Никому больше такое в голову не придет!
– Хорошо, что напомнила! – воскликнула Ли Вань, обернувшись. – Я как раз хотела поговорить с тобой о Баоюе. На первое же собрание общества он опоздал! У всех у нас мягкий характер, вот ты и скажи, как поступить с ним, как его наказать!
– Заставьте его подмести ваши комнаты, – немного подумав, ответила Фэнцзе.
– Прекрасная мысль! – смеясь, ответили девушки.
Тут на пороге появилась мамка Лай, поддерживаемая девочкой-служанкой.
– Садитесь, тетушка! – сказала Фэнцзе. Она бросилась мамке навстречу и принялась поздравлять.
Мамка Лай села на край кана и, улыбаясь, проговорила:
– Лишь благодаря милости господ у меня такая радость! Вчера, когда брат Цай принес от вас подарки, внук вышел за порог и низко поклонился в сторону вашего дома!
– Когда же внук ваш отбывает к месту новой службы? – спросила Ли Вань.
– Когда ему будет угодно, – отвечала мамка. – Я теперь ему не указ! Недавно он стал мне кланяться, так я до того расчувствовалась, что не нашла нужных слов и лишь сказала: «Дитя мое, ты, хоть и стал чиновником, не вздумай бесчинствовать и своевольничать! Тебе уже тридцать, по своему положению ты слуга, но милости господ излились на тебя в тот миг, когда ты появился на свет. Благодаря милостям господ и стараниям родителей ты выучился читать и писать, тебе, как знатному, прислуживали няньки да служанки. Ты вырос, но до сих пор не знаешь, каким иероглифом обозначается слово „раб“. Всю жизнь ты наслаждался счастьем и не представляешь, как маялись твой дед и твой отец! Они во всем себе отказывали, чтобы вырастить тебя достойным человеком. Столько серебра на тебя истрачено, что из него можно было бы отлить человека такого же, как ты, роста! Едва тебе минуло двадцать, господа пообещали купить тебе чиновничью должность. Это ли не великая милость?! Знатные и те, бывает, терпят голод и холод, а ты обрел столь великое счастье! Десять лет ты жил припеваючи, а мы к каким только уловкам не прибегали, чтобы господин помог тебе получить должность! Начальник уезда, конечно, чин небольшой, но и у него дела важные. Запомни: в каких бы местах тебе ни пришлось служить, будь отцом и матерью для народа! Будь скромным и честным, преданно служи государству, проявляй почтительность к старшим. Не то небо покарает тебя!»
Ли Вань и Фэнцзе слушали мамку с улыбкой, а потом сказали:
– Ты сомневаешься в своем внуке, а мы им очень довольны. Когда-то давно он приезжал раза два, а в последние годы вообще не появлялся. В списках поздравляющих его имя значилось лишь в новогодний праздник да в дни рождения. Как-то он приходил поклониться старой госпоже и госпоже Ван, и мы мельком видели его во дворе старой госпожи. На нем было новое чиновничье платье, и он показался нам более толстым, чем прежде. Радоваться, а не печалиться надо, что внук получил назначение! Если что не так, у него есть родители, пусть наставят его, а ты довольствуйся тем, что тебе принадлежит по праву. Выберешь время, приезжай к старой госпоже поиграть в домино или же побеседовать. Кто тебя здесь обидит, кто проявит неуважение, если ты будешь жить в богатом доме? Никто! Будешь наравне с господами!
Пинъэр поднесла мамке Лай чаю.
– Барышня! – вскочив с места, воскликнула мамка. – Вели девчонкам чай наливать, зачем утруждать себя!
Мамка Лай отхлебнула из чашки и продолжала:
– Вы не знаете, госпожа! Внук нуждается в строгом присмотре. Стоит дать ему волю, того и гляди, учинит скандал, тогда хлопот не оберешься! Люди с умом сразу поймут, что это мальчишество, иные же осуждать станут, скажут, что он, пользуясь своим положением, притесняет слабых, вот и пострадает доброе имя господ. Я никак не могла с ним сладить и не раз жаловалась родителям, просила его наказать. После этого он немного исправился… Взять хотя бы тебя! – Она ткнула пальцем в Баоюя, который тоже был здесь. —Обижайся не обижайся, а я правду скажу: отец с тобой строг, а старая госпожа только портит, поблажки дает, защищает. Все знают, как дед колотил твоего отца в детстве! Но отец не безобразничал, как ты! Или же взять твоего дядю Цзя Шэ! Озорничать он, конечно, любил, но, не в пример тебе, за девушками не волочился, и все же ему каждый день попадало. А отец Цзя Чжэня из восточного дворца? Он по пустякам вспыхивал, как масло, попавшее на огонь! А с сыном обходился словно со злодеем или разбойником. А теперь точно так же воспитывает своих детей господин Цзя Чжэнь, собственными глазами вижу, собственными ушами слышу. Он себя не щадит, но и от него пощады не жди, если в чем-нибудь провинился. Как же детям и племянникам его не бояться?! Если ты мальчик умный, должен радоваться моим словам, если же глупый, ругаешь меня в душе, только вслух боишься сказать!
В это время пришла жена Лай Да, а следом за нею – жены Чжоу Жуя и Чжан Цая, у них были к Фэнцзе дела.
– Ты за свекровью пришла? – спросила Фэнцзе у жены Лай Да.
– Нет, – ответила та. – Я пришла спросить, не удостоите ли вы, госпожа и барышни, нас своим посещением?
– О-хо-хо! Башка моя дурья! – воскликнула мамка Лай. – Завела речь о «залежалом зерне и гнилом кунжуте»![17] А главное забыла сказать. Ведь внук мой назначен на должность, родные и друзья хотят его поздравить, и нам приходится устраивать угощение. Я и подумала, что в один день всех пригласить невозможно. И получится неудобно. Помня, что счастье мы обрели лишь благодаря господам нашим, мы решили пировать целых три дня, даже если бы нам пришлось разориться. В первый день мы расставим в нашем скромном саду несколько столов, соорудим подмостки для актеров и пригласим старую госпожу, госпожу Ван, госпожу Син, невесток и барышень; еще несколько столов поставим в большом зале, где тоже соорудим сцену, и туда пригласим господ, тогда будет настоящий праздник. На второй день мы пригласим родных и друзей, а на третий – всех знакомых из дворцов Жунго и Нинго… Ради такого великого счастья, обретенного нами благодаря господам, не грех и три дня повеселиться!
– Когда же вы решили устроить праздник? – спросили Ли Вань и Фэнцзе. – Мы непременно придем. А пожалует ли старая госпожа – не знаем.
– Мы выбрали для праздника четырнадцатое число и очень надеемся, что господа окажут нам честь своим посещением, – поспешила сказать жена Лай Да, опередив свекровь.
– Как другие – не знаю, но сама я непременно приду, – заверила Фэнцзе. – Только давайте заранее уговоримся, никаких поздравлений и подарков от меня не будет, посижу немного, поем и уйду. Так что не обессудьте!
– Зачем вы так говорите, госпожа? – улыбнулась жена Лай Да. – Главное, чтобы вам понравилось наше угощение, это будет лучше самого дорогого подарка!
– Я только что была у старой госпожи, она обещала непременно прийти, – сказала мамка Лай. – Разве не выказала она этим мне своего уважения?
Она поднялась, еще несколько раз повторила свое приглашение и собралась уходить. Но в этот момент заметила жену Чжоу Жуя. Стукнув себя по лбу, будто что-то вспомнив, мамка Лай спросила:
– Не скажете ли, госпожа, в чем провинился сын тетушки Чжоу? Почему его выгнали?
– Я давно хотела об этом поговорить, но за делами все забывала, – с улыбкой ответила Фэнцзе. – Когда вернетесь домой, передайте мужу, что во дворцах Жунго и Нинго в услугах сына тетушки Чжоу больше не нуждаются, пусть идет на все четыре стороны.
Жена Лай Да закивала, а жена Чжоу Жуя бросилась на колени и стала умолять Фэнцзе простить ее сына.
– В чем дело? – спросила мамка Лай. – Расскажите, может быть, я чем-нибудь помогу.
– Вчера был день моего рождения, – стала рассказывать Фэнцзе. – Сынок ее первым успел налакаться. Он как раз дежурил у ворот, и когда мать принесла мне подарки, не принял их, не разобрал и не принес в дом. Мало того, стал поносить всех, кто принес подарки! Лишь после того, как две наших служанки его уняли, он соизволил позвать слуг, чтобы подарки отнесли в дом. Слуги принесли все в целости и сохранности, он же взял короб с пампушками, но споткнулся, и пампушки рассыпались. Когда все разошлись, я послала Цаймин сделать ему выговор, но он и ее обругал. Вот до чего обнаглел! Ну что после этого делать с этаким негодяем, если не выгнать?
– Вот оно что, оказывается! – воскликнула мамка Лай. – Не сердитесь, госпожа, за то, что я вам скажу: если он провинился, надо его побить, поругать, чтобы впредь неповадно было, а выгонять, пожалуй, не стоит. Его нельзя равнять со слугами, что родились у вас в доме. Его привезла госпожа Ван, когда вышла замуж и переехала сюда. Вряд ли госпоже будет приятно узнать, что его прогнали. Прикажите дать ему несколько палок, и все. Если не ради его матери, то хотя бы ради госпожи!
– Ладно! – уступила наконец Фэнцзе и обратилась к жене Лай Да: – Завтра же приведите парня сюда и дайте ему сорок палок да предупредите, чтобы больше не пил!
Жена Лай Да кивнула головой. Обрадованная жена Чжоу Жуя хотела поклониться мамке Лай, но жена Лай Да ее оттащила в сторону.
Вскоре старухи ушли. А Ли Вань и сестры возвратились в сад.
Вечером Фэнцзе приказала служанкам разыскать оставшиеся от прежних времен принадлежности для живописи и отнести в сад. Баочай все тщательно пересмотрела, пригодной оказалась лишь половина вещей.
На следующий день составили список того, что необходимо купить, и вручили Фэнцзе. Но рассказывать об этом подробно мы не будем.
И вот наконец прогрунтованный холст с нанесенным на него эскизом был доставлен Сичунь, которой помогал Баоюй. Время от времени к ним приходили Таньчунь, Ли Вань, Инчунь и Баочай. Посмотрят, поболтают и уйдут.
С каждым днем холодало, ночи становились длиннее, и Баочай, захватив рукоделие, часто приходила к матери вечерами поговорить. Днем она дважды навещала матушку Цзя, шутила, смеялась, притворяясь веселой. В свободное время заглядывала к сестрам поболтать. В общем, почти весь день у нее был занят, и она ложилась спать только в третью стражу.
Осенью и весной постоянно болела Дайюй. А нынешней осенью еще переутомилась, поскольку гуляла и веселилась больше обычного – надо было вместе с матушкой Цзя участвовать во всех празднествах. И теперь у Дайюй начался сильный кашель и ей стало так худо, как никогда прежде. Она совсем не выходила из дому, все время лежала, без конца принимала лекарства. В минуты особенно острой тоски ей хотелось видеть сестер. Но стоило им прийти, как она раздражалась. Все ей сочувствовали, старались не обижать и не сердились за то, что она часто пренебрегала приличиями.
Как-то Баочай пришла навестить Дайюй и завела разговор о ее болезни.
– К тебе один за другим ходят врачи, – сказала она, – ты принимаешь столько лекарств, и все без толку. Попроси, чтобы пригласили опытного доктора. Или тебе нравится каждую весну и осень болеть? Это никуда не годится!
– Моя болезнь неизлечима, никакие врачи не помогут, – ответила Дайюй. – Это ясно с первого взгляда, стоит только посмотреть, даже когда нет приступов!
– Об этом я и хотела поговорить, – промолвила Баочай. – Древняя пословица гласит: «Живет долго тот, кто хорошо ест!» А ты почти не притрагиваешься к еде. Откуда же у тебя возьмутся телесные и душевные силы?
– Жизнь и смерть посылает Судьба, богатство и знатность – Небо, – ответила Дайюй. – И человек тут бессилен. С каждым годом я чувствую себя все хуже и хуже.
Во время разговора у Дайюй несколько раз начинались приступы кашля.
– Вчера на глаза мне попался рецепт, который тебе выписал доктор, – промолвила Баочай. – По-моему, там слишком много женьшеня и циннамона. Говорят, это снадобья укрепляющие, но увлекаться ими не стоит. Прежде всего тебе надо лечить желудок и печень. Погаснет огонь в печени, поправится желудок, улучшится пищеварение. Советую тебе каждое утро, как только встанешь, взять два ляна ласточкиных гнезд, пять цяней сахарных леденцов и сварить отвар. Он лучше всякого лекарства и действует укрепляюще.
– Ты так добра, – со вздохом произнесла Дайюй. – Я же из-за своей мнительности думала, ты хитришь. Но в тот день, когда ты уговаривала меня не читать непристойные книги и утешала, я поняла, что заблуждалась. Меня это тронуло до глубины души. С тех пор как моя мать покинула этот мир и я осталась совсем одна, без сестер и братьев, никто так дружески, так искренне со мной не говорил. Недаром Сянъюнь считает тебя доброй. А я с ней спорила, пока сама не убедилась в твоей доброте! Я вечно задевала тебя, насмехалась, а ты все равно была со мной ласкова. Я говорю так, потому что верю в твою искренность. Вот ты советуешь мне пить отвар из ласточкиных гнезд! Достать их нетрудно. Только вряд ли они помогут, со здоровьем у меня совсем плохо. Болезнь каждый год обостряется. И так мне без конца приглашают врачей, готовят лекарства из женьшеня и циннамона, я весь дом подняла на ноги. Если я попрошу отвар из ласточкиных гнезд, бабушка, тетя и Фэнцзе, конечно, не откажут, а прислуга будет ворчать, что со мной много хлопот. Сама подумай. Брата Баоюя и сестру Фэнцзе готовы съесть, потому что старая госпожа их любит, каких только пакостей о них не говорят? А я вообще здесь чужая, нет у меня ни опоры, ни поддержки, приютили на время, и ладно. Прислуга и так меня ненавидит, зачем же навлекать на свою голову проклятья?
– Кстати, мое положение не лучше твоего, – сказала Баочай.
– Ну как ты можешь сравнивать! – воскликнула Дайюй. – У тебя есть мать, старший брат, вы здесь ведете торговлю, владеете домами, на родине у вас тоже есть дома и земли. Вы в гостях у родственников, ни в чем от них не зависите, в любое время можете уехать. У меня же нет ничего! Меня кормят, поят, одевают, обувают как родную дочь. Сама посуди, не вызывает ли это зависти у всяких ничтожных людишек?
– Стоит ли говорить о таких пустяках! – воскликнула Баочай. – Единственное, на что придется немного потратиться, это на свадебный убор для тебя, но пока об этом не идет речь!
Щеки Дайюй залились румянцем.
– Я считала тебя серьезной, а ты вздумала надо мной насмехаться! – произнесла она. – Ведь я все рассказала, надеясь найти у тебя сочувствие!
– Я, разумеется, пошутила, но в каждой шутке есть доля правды, – ответила Баочай. – Ты только не беспокойся, пока я здесь, буду тебя навещать. Понадобится что-нибудь или же кто-то тебя обидит, говори, не стесняйся, все, что в моих силах, я сделаю. Старший брат у меня есть, конечно, но ты знаешь, какой он! Мама единственный близкий мне человек! В общем, обе мы с тобой одиноки и потому друг другу сочувствуем. Ты умна, зачем же постоянно «вздыхать, как Сыма Ню»[18]? То, что ты говоришь, верно, лучше не утруждать никого понапрасну. Завтра же поговорю с мамой и, если у нас еще есть ласточкины гнезда, пришлю тебе несколько лянов. Вели служанке каждый день готовить отвар – тогда не придется никого беспокоить.
– Все это не имеет значения, но я так тебе признательна за заботу! – улыбнулась Дайюй.
– Стоит ли говорить об этом! – промолвила Баочай. – Мне только жаль, что не каждому я в силах сделать добро!.. Впрочем, ладно, ты, наверное, устала, и мне пора уходить.
– Приходи еще вечером, – попросила на прощанье Дайюй.
Баочай обещала и вышла из комнаты. И о ней мы пока больше рассказывать не будем.
Дайюй между тем выпила немного рисового отвара и снова легла. Солнце клонилось к закату. Неожиданно небо нахмурилось, в листве зашумел мелкий моросящий дождь, и сразу стало уныло и мрачно. Наступили сумерки, быстро стемнело. Слушая грустную песню дождя, Дайюй еще острее ощутила свое одиночество. Она знала, что Баочай из-за дождя не придет, встала с постели, взяла первую попавшуюся под руку книгу. Это было «Собрание народных напевов», среди которых оказались песни «Осенняя печаль одинокой женщины» и «Грусть расставания». Волнение охватило Дайюй, она взяла кисть и быстро написала стихи в подражание «Расставанию» и «Цветам на реке в лунную весеннюю ночь».
Ненастный вечер у осеннего окна
Осенних цветов увяданье печально,
На травах осенних бледна желтизна,
Мерцая, чуть светит осенний светильник,
Осенняя ночь так темна и длинна!
И чувствую около окон осенних:
Предела осенней тоске не найдешь!
Ничто не поможет развеять печали,
Когда в этом мире лишь ветер да дождь.
Зачем же так истово ветры с дождями
Всю осень шумят от темна до темна
И так же внезапно мою оборвали
Блаженную зелень мечты у окна?[19]