Сыци постепенно успокоилась, а девочки-служанки, не успевшие выбросить кушанья, снова принялись за еду. Сыци поворчала на них, но в конце концов все закончилось мирно.
   Между тем тетка Лю, хотя сердилась и гремела посудой, яйца сварила и велела отнести Сыци. Та не пожелала их взять и выбросила. Служанка об этом никому не сказала, чтобы снова не вышел скандал.
   Оставшись одна, тетка Лю дала Уэр полчашки супа и полчашки рисового отвара, а затем рассказала о порошке гриба фулин. Уэр тут же выразила желание поделиться порошком с Фангуань. Она отсыпала половину, завернула в пакетик и, воспользовавшись сумерками, когда все обычно расходятся по домам, решила пробраться в сад и разыскать Фангуань.
   Никем не замеченная, она добралась до ворот двора Наслаждения пурпуром и остановилась поодаль, в тени куста розы мэйгуй, наблюдая за тем, что происходит во дворе. Не прошло времени, достаточного для того, чтобы выпить чашку чая, как из ворот вышла Чуньянь. Уэр окликнула девушку.
   Чуньянь не сразу узнала ее, а когда подошла ближе и увидела, что это Уэр, поинтересовалась:
   – Ты зачем здесь?
   – Позови Фангуань, – попросила Уэр, – мне нужно с ней поговорить.
   – Так срочно? – вкрадчивым голоском спросила Чуньянь. – Она сама к тебе придет дней через десять! Ее куда-то послали с поручением, и тебе придется долго ждать. Как бы не заперли ворота. Скажи, что тебе нужно, я все передам.
   Уэр протянула пакетик и сказала:
   – Непременно передай!
   Она сказала Чуньянь, что в пакетике, объяснила, как принимать порошок, и добавила:
   – Мне удалось достать совсем немного, но я решила поделиться с Фангуань.
   С этими словами Уэр поспешила к воротам. Возле отмели Осоки ей повстречалась жена Линь Чжисяо в сопровождении нескольких женщин. Уэр не успела спрятаться – пришлось подойти и приветствовать управительницу дворца.
   – А я слышала, ты болеешь, – удивилась Линь Чжисяо.
   – Мне стало немного лучше, – ответила Уэр, – мы с мамой ходили гулять, и она послала меня сюда кое-что отнести.
   – А ты не врешь? – усомнилась жена Линь Чжисяо. – Ведь твоя мать только что выходила из сада, я сама заперла за ней ворота. Почему же она не сказала мне, что ты здесь, чтобы я оставила ворота открытыми?
   Уэр растерялась и стала оправдываться:
   – Мама посылала меня еще утром, но я только сейчас об этом вспомнила. Поэтому она вам ничего не сказала.
   Растерянность Уэр насторожила жену Линь Чжисяо, тем более что недавно в доме госпожи случилась пропажа, а служанки твердили, что ничего не знают.
   В этот момент подошли Сяочань, Ляньхуа и еще несколько служанок и, узнав, в чем дело, сказали:
   – Вы бы задержали ее, госпожа Линь, да велели хорошенько допросить. Последние дни она то и дело бегает в сад, зачем, неизвестно.
   – Они правы! – подтвердила Сяочань. – Вчера сестра Юйчуань мне сказала, что у госпожи во флигеле взломали шкаф и утащили много вещей. Кроме того, вторая госпожа Фэнцзе послала барышню Пинъэр к сестре Юйчуань за розовой эссенцией мэйгуй, но оказалось, бутылка исчезла. Никто не узнал бы о пропаже, если б эссенция не понадобилась второй госпоже!
   – Впервые об этом слышу, – вмешалась в разговор Ляньхуа, – но бутылку от эссенции видела.
   – Где? – поспешно спросила жена Линь Чжисяо. Ей было поручено выяснить обстоятельства дела с пропажей вещей из комнат госпожи Ван, и Фэнцзе ее торопила.
   – На кухне, – ответила Ляньхуа.
   Управительница приказала зажечь фонарь и поспешила на кухню с обыском.
   – Госпожа, мне эту эссенцию подарила Фангуань, служанка второго господина Баоюя! – стала объяснять Уэр.
   – Мне все равно, Фангуань или Юаньгуань[133], – холодно отвечала управительница. – Оправдываться будешь перед господами!
   На кухне Ляньхуа услужливо показала, где стоит бутылка из-под розовой эссенции. Подозревая, что здесь могут оказаться и другие краденые вещи, жена Линь Чжисяо приказала обыскать всю кухню. Но кроме пакетика с порошком гриба фулин, ничего не нашли. Бутылку и порошок забрали, а Уэр повели к Ли Вань.
   Надобно сказать, что из-за болезни сына Ли Вань совсем забросила хозяйственные дела и отослала всех к Таньчунь. Таньчунь уже ушла домой, и пришлось идти к ней. Девушка как раз умывалась, а ее служанки сидели во дворе, наслаждаясь свежим воздухом. Шишу вошла в дом, чтобы доложить о приходе жены Линь Чжисяо, но через некоторое время вышла и сказала:
   – Барышня Таньчунь велела передать, чтобы вы шли к Пинъэр и попросили ее доложить обо всем второй госпоже Фэнцзе.
   Фэнцзе уже собралась ложиться спать, но, узнав о происшедшем, распорядилась:
   – Надо дать матери Уэр сорок палок, и пусть больше не ходит сюда! Уэр пусть тоже дадут сорок палок и отправят в деревню, а затем продадут или выдадут замуж.
   Пинъэр передала приказание Фэнцзе управительнице. Но тут Уэр бросилась перед Пинъэр на колени и рассказала, как Фангуань подарила ей эссенцию.
   – В таком случае расспросим завтра Фангуань и все узнаем, – ответила Пинъэр. – Кстати, порошок фулин прислали лишь третьего дня, старая госпожа и госпожа Ван его еще не видели. Как же можно было этот порошок трогать, а тем более красть?
   Уэр сказала, что порошок подарил ей дядя, которому тоже преподнесли его в подарок.
   – Выходит, ты совсем не виновата, – улыбнулась Пинъэр, – из-за других страдаешь. Сейчас уже поздно, госпожа Фэнцзе отдыхает, и неудобно ее тревожить по всяким мелочам. Посиди-ка ночь под присмотром, а утром я обо всем доложу госпоже, и тогда выясним, кто прав, кто виноват.
   Жена Линь Чжисяо не осмелилась возразить, увела Уэр и приказала строго за ней присматривать, не отпускать ни на шаг.
   Когда управительница ушла, женщины стали укорять Уэр:
   – И не стыдно тебе заниматься такими неблаговидными делами?
   Другие ворчали:
   – И так по ночам нет покоя, а тут еще сторожи эту воровку! Чего доброго, руки на себя наложит или убежит, а виноваты будем мы!
   Кто ненавидел семью Лю, обрадовались случаю поиздеваться над девочкой.
   Гнев душил Уэр от такой несправедливости, но кому пожалуешься? Она была робкой, даже чаю боялась попросить, одеяло и подушку. Так и проплакала всю ночь.
   Служанки, не ладившие с теткой Лю и самой Уэр, злорадно посмеивались и не могли дождаться, когда их врагов накажут и выгонят вон из дворца. Их бросало в дрожь при мысли, что обстоятельства могут измениться, и, встав пораньше, они побежали с подарками к Пинъэр, надеясь, что та им поможет. При этом они, не жалея красок, расписывали пороки Уэр и ее матери.
   Пинъэр их выслушала, а потом отправилась к Сижэнь и спросила, подарила ли Фангуань девочке розовую эссенцию.
   – У Фангуань была эссенция, ей дал ее Баоюй, – подтвердила Сижэнь, – но кому подарила ее Фангуань, я не знаю.
   Сижэнь стала расспрашивать Фангуань, и та, испугавшись, призналась, что отдала эссенцию Уэр, а когда все ушли, рассказала об этом Баоюю.
   – С эссенцией все обошлось, – ответил взволнованный Баоюй. – Но если начнут спрашивать о порошке фулин и Уэр расскажет все как было, пострадает ее дядя, который прислуживает у ворот. За свою же доброту.
   Он позвал Пинъэр и сказал:
   – Дело с эссенцией улажено, но как быть с порошком? Пусть Уэр скажет, что порошок ей тоже дала Фангуань.
   – К сожалению, – отвечала Пинъэр, – вчера вечером она во всеуслышание заявила, что порошок ей дал дядя. Как же ей теперь говорить другое? К тому же порошок, что пропал у госпожи, неизвестно где. А у Уэр найден такой же! Ведь это вещественное доказательство! Как же можно ее простить и искать виновного? Ведь никто не сознается. Да и вообще все будут недовольны.
   – Нечего болтать глупости, – подходя, произнесла с улыбкой Цинвэнь. – Порошок у госпожи украла Цайюнь и подарила Цзя Хуаню.
   – А кто об этом знает! – воскликнула Пинъэр. – Юйчуань сама не своя от горя! Надо потихоньку допросить Цайюнь, и, если она сознается, ее оставят в покое, да и других служанок перестанут допрашивать. А потом забудут об этом деле, кому охота впутываться! Плохо, что Цайюнь всю вину взвалила на Юйчуань, уверяя, будто порошок украла она! Эти девушки живут как кошка с собакой, все в доме знают, как они грызутся. Как же мы можем оставаться в стороне?! Надо все хорошенько проверить. Недаром говорят: «Кто в другом ищет вора, – сам вор». Но обвинять Цайюнь мы не можем, нет доказательств!
   – Ладно, – решил Баоюй, – я возьму вину на себя. Скажу, что пошутил, чтобы напугать Цайюнь и Юйчуань, и стащил у матушки порошок. Таким образом, все уладится.
   – Помочь человеку – дело хорошее, – согласилась Сижэнь. – Но если твоя матушка об этом узнает, опять скажет, что ты ведешь себя как ребенок.
   – Неважно, – возразила Пинъэр. – Нет ничего проще, чем послать людей к наложнице Чжао и найти краденое, но тут пострадает репутация одного человека. Вряд ли стоит, как говорится, «метить камнем в крысу, а попасть в вазу».
   Она подмигнула и подняла кверху три пальца. Сижэнь догадалась, что Пинъэр имеет в виду Таньчунь.
   – В таком случае пусть Баоюй примет вину на себя, – заявили все дружно, – ничего лучшего не придумаешь.
   – А по-моему, нужно хорошенько допросить Цайюнь и Юйчуань, – сказала Пинъэр, – иначе они сочтут меня бестолковой – они ведь не знают, кого мы собираемся выручать. А оставим это дело так, они еще больше пристрастятся к воровству, и тогда с ними ничего не сделаешь.
   – Верно, – заметила Сижэнь, – нужно и о себе подумать!
   Пинъэр распорядилась позвать обеих девушек и сообщила им:
   – Можете не волноваться, воровку уже нашли.
   – Кто же это? – вырвалось у Юйчуань.
   – Ее как раз сейчас допрашивают, в комнате второй госпожи Фэнцзе, и она во всем призналась, – ответила Пинъэр. – Но это от страха, я сразу поняла. Она ни в чем не виновата. Мне жаль ее, и второму господину Баоюю тоже, он даже готов взять вину на себя. Я знаю, кто украл, но, к несчастью, воровка – моя подруга, и я не могу ее выдать. Мне даже известно, кто прячет краденое, и пропажу совсем нетрудно найти, однако в этом случае пострадает хороший человек. Ума не приложу, что делать. Вот и пришлось попросить второго господина Баоюя принять вину на себя. Что вы на это скажете? Если обещаете впредь не совершать подобных опрометчивых поступков, второй господин выручит вас, а будете отпираться, я обо всем доложу госпоже Фэнцзе и попрошу не наказывать ни в чем не повинную девушку.
   Цайюнь покраснела. Она готова была от стыда провалиться сквозь землю и сказала:
   – Не волнуйтесь, сестра! Незачем возводить напраслину на честного человека. Раз уж дело приняло такой оборот, я все скажу! Наложница Чжао много раз просила меня достать этого порошка для Цзя Хуаня, вот я и взяла его у госпожи. Я виновата! Мы и раньше, когда госпожа бывала дома, брали порошок и дарили. Я думала, все обойдется. Отведите меня ко второй госпоже Фэнцзе, сестра, я во всем признаюсь, чтобы никто из-за меня не страдал.
   Все были поражены откровенным признанием Цайюнь.
   – Ты всегда была честной! – воскликнул Баоюй. – Не нужно тебе признаваться, я скажу, что сам утащил порошок, чтобы вас напугать, а когда поднялся скандал, решил открыться. Только прошу вас, сестрицы, будьте впредь осторожны, так для всех лучше!
   – Зачем вам брать вину на себя? Я виновата и должна держать ответ! – стояла на своем Цайюнь.
   – Не говори так! – сказали Пинъэр и Сижэнь. – Если ты признаешься, в дело окажется замешанной наложница Чжао, и тогда третья барышня Таньчунь рассердится! А возьмет на себя вину Баоюй, никто не пострадает! Ведь, кроме нас, об этом никому не известно!.. Только смотрите, будьте впредь осторожнее!.. Захотите что-нибудь взять, дождитесь приезда госпожи Ван! А тогда хоть весь дом раздайте, нас это не касается.
   Цайюнь опустила голову, немного подумала и согласилась.
   Уговорившись обо всем, Пинъэр отвела в сторону обеих служанок и Фангуань, затем позвала Уэр и велела ей, если спросят, сказать, что порошок ей дала Фангуань. Уэр не знала, как благодарить за милость.
   Затем Пинъэр повела девушек к себе. Там были жена Линь Чжисяо и еще несколько женщин, стороживших тетку Лю. Жена Линь Чжисяо доложила:
   – Утром я приказала привести сюда тетку Лю, а на кухню вместо нее послала жену Цинь Сяня готовить на барышень.
   – Жену Цинь Сяня? – удивилась Пинъэр. – Что-то не помню такой!
   – Она обычно дежурит по ночам в южном углу сада, – объяснила жена Линь Чжисяо, – а днем отдыхает, поэтому вы, барышня, и не знаете ее. Она скуластая, с большими глазами, очень аккуратная и проворная.
   – Верно, – поддакнула Юйчуань. – Как это вы, сестра, забыли ее? Ведь она приходится тетей Сыци, служанке второй барышни Инчунь. Отец Сыци – слуга старшего господина Цзя Шэ, а ее дядя служит у нас.
   – А-а-а! – протянула Пинъэр. – Так бы и сказала! И нечего было сразу отправлять ее на кухню! Дело в том, что, как говорится, «вода ушла, стали видны камни». Пропажа нашлась. Оказывается, Баоюй тут зачем-то заходил к этим двум негодницам, а те стали над ним подшучивать: «Ничего не берите, пока ваша матушка не приедет!» А Баоюй, едва они отвернулись, что-то стащил. Девчонки испугались и подняли переполох. Баоюй же, узнав, что из-за него могут пострадать девушки, во всем признался и показал мне, что утащил. Порошок фулин, кстати, тоже раздобыл Баоюй и одарил многих слуг и служанок, в том числе тех, кто живет не в саду. Даже сыновья мамок выпросили у него порошок для своих родственников и знакомых. Сижэнь получила свою долю, но часть отдала Фангуань, а та поделилась с подругами – это дело обычное. Две корзиночки с порошком, присланные недавно, в целости и сохранности стоят в зале, где обсуждаются хозяйственные дела. Никто их не тронул! Так что незачем зря обвинять людей! Я сейчас доложу обо всем моей госпоже!
   Она пошла к Фэнцзе и слово в слово повторила все, что только что сказала.
   – Допустим, что это так, – ответила Фэнцзе, – но зачем Баоюю вмешиваться не в свои дела? Ведь он никому не откажет в просьбе, особенно если при этом его похвалят. Готов выручить кого угодно. И если сейчас мы сделаем вид, будто верим ему, то как нам впредь справляться с людьми? Нет, это дело надо довести до конца и все выяснить. Соберем служанок из комнат госпожи, бить их не будем, но пусть постоят на коленях на черепках от битой посуды, на солнцепеке, без еды и питья, пока не признаются. Они не железные и долго не выдержат, скажут всю правду!
   Фэнцзе помолчала, а затем добавила:
   – Муха садится только на треснутое яйцо! Если старуха Лю не воровала, почему подозрение пало на нее?! Наказывать ее, конечно, нет оснований, но держать в доме не следует! Из императорского дворца изгоняют за малейшую оплошность, и это считается вполне справедливым.
   – Напрасно волнуетесь! – улыбнулась Пинъэр. – Говорится же: «Если можно – надо простить». Ведь ничего особенного не случилось. И надо радоваться, что представился случай проявить милосердие! Излишней жестокостью можно вызвать лишь ненависть, а вам и о себе следует подумать! Нелегко вам приходится. Вы утомились от бесконечных забот, вот и случился у вас выкидыш! Лучше сделайте вид, будто вам все известно, но вы решили покончить дело миром.
   Они поговорили еще немного, и наконец Фэнцзе, улыбаясь, сказала:
   – Будь по-твоему. Нечего волноваться из-за пустяков!
   – Конечно! – улыбнулась Пинъэр.
   Она встала, вышла за дверь и всех отпустила.
   Если хотите знать, что было дальше, прочтите следующую главу.

Гглава шестьдесят вторая

Сянъюнь, опьянев, засыпает на подушечке из опавших лепестков гортензии;
Сянлин, озорничая, измазывает в грязи новую юбку из гранатового шелка
 
   Итак, Пинъэр вышла от Фэнцзе и обратилась к жене Линь Чжисяо:
   – «Из большой неприятности умей сделать малую, на малую вовсе не обращай внимания». Кто следует этому правилу, тот процветает. Если по всякому поводу звонить в колокола и бить в барабаны, ничего хорошего не получится. Сегодня же тетку Лю и ее дочь надо вернуть на кухню, жену Цинь Сяня – на ее прежнее место. А служанок необходимо каждый день тщательно проверять!
   Сказав это, Пинъэр ушла в дом, а мать и дочь Лю поклонились ей вслед. Жена Линь Чжисяо повела их в сад и доложила обо всем Ли Вань и Таньчунь.
   – Хорошо, что все окончилось миром, – сказали те.
   Радость Сыци и других служанок была преждевременной. Жена Цинь Сяня, очень довольная своим новым местом, принялась распоряжаться на кухне и сразу обнаружила, что не хватает многих предметов утвари и продуктов.
   – Куда-то девались два даня первосортного неклейкого риса, – говорила она, – перерасходован и простой рис, недостает угля…
   Между тем она потихоньку приготовила корзину угля и один дань неклейкого риса в подарок жене Линь Чжисяо да еще отослала подарки в контору. Затем она приготовила угощение, позвала служанок, работавших на кухне, и сказала:
   – Без вашей помощи мне не видать бы этого места, так что отныне будем жить одной семьей, а если я сделаю что не так, вы мне подскажете!
   Веселье было в самом разгаре, когда появилась служанка и объявила жене Цинь Сяня:
   – Приготовишь завтрак и возвращайся на прежнее место! Здесь снова будет хозяйничать тетушка Лю; оказывается, она ни в чем не виновата.
   Это известие как громом поразило жену Цинь Сяня – она сникла, опустила голову, собрала пожитки и ушла. Мало того, что напрасно потратилась на подарки, так теперь еще придется покрывать недостачу. Даже Сыци вытаращила от злости глаза, узнав эту новость, но пришлось смириться. Изменить что-либо было не в ее силах.
   Наложница Чжао тряслась от страха – Цайюнь тайком подарила ей много всяких вещей, и Юйчуань знала об этом. При мысли, что ее станут допрашивать, наложницу пот прошибал, и она всякими правдами и неправдами пыталась разузнать, что говорят в доме.
   Но вот однажды к ней пришла Цайюнь и радостно сообщила:
   – Всю вину принял на себя Баоюй, так что теперь можно не беспокоиться!
   У наложницы отлегло от сердца, зато на Цзя Хуаня этот разговор произвел совершенно неожиданное впечатление. Он схватил все подарки Цайюнь и швырнул ей в лицо:
   – Лицемерная девчонка, забирай все обратно! Теперь мне понятно, почему Баоюй взял всю вину на себя! Ты с ним якшалась! Все разболтала про эти подарки! Как же мне после этого держать их у себя?
   Задыхаясь от волнения, Цайюнь стала клясться, что ничего подобного не было, и, не выдержав, разрыдалась. Но Цзя Хуань лишь твердил:
   – Я расскажу второй госпоже Фэнцзе, что это ты крала вещи и дарила мне, хотя я об этом не просил! Убирайся и обо всем хорошенько подумай!
   Цзя Хуань бросился было к двери, но наложница Чжао обрушилась на него с бранью:
   – Выродок несчастный! Прикуси язык!
   Цайюнь никак не могла успокоиться и плакала. Наложница Чжао принялась ее утешать:
   – Милая девочка, он несправедлив к тебе! Я все понимаю! Через день-другой он одумается и все будет хорошо!
   Чжао принялась собирать разбросанные по полу подарки Цайюнь, но та забрала их, завернула в узел и, незаметно выбравшись в сад, швырнула в речку. Возмущенная и обиженная Цайюнь вернулась домой и, натянув на голову одеяло, всю ночь проплакала.
   Вскоре наступил день рождения Баоюя. Оказалось, что в этот же день родилась Баоцинь.
   Госпожа Ван еще не вернулась, и день рождения праздновался не так пышно, как в прежние годы. Даос Чжан прислал подарки, а также амулет с новым именем взамен старого, монахини из буддийских и даосских монастырей – пожелания счастья, статуэтку бога долголетия, бумажных коней, изображения духов – покровителей дворца Жунго и еще кое-что. Друзья и знакомые семьи Цзя накануне принесли поздравления. Ван Цзытэн прислал целый набор одежды, пару обуви и чулок, сотню персиков, как символ долголетия, и сто пучков тонкой, словно серебряные нити, лапши. Половину подарков отослали тетушке Сюэ.
   Остальные члены семьи подарили кто что мог: госпожа Ю – пару туфель и пару чулок, Фэнцзе – расшитый узорами шелковый кошелек для благовоний с четырьмя застежками, в который вложила золотую статуэтку бога долголетия и персидскую безделушку. В. храмы отправили людей с милостыней для бедных.
   Баоцинь тоже получила подарки, но об этом мы рассказывать не будем.
   Прислали подарки и сестры – кто что смог: веер, надпись на шелке, картину, стихи. Ведь дорог не подарок, а внимание.
   Баоюй в этот день встал спозаранку. Умылся, причесался, вышел во двор и остановился перед главным залом, где были уже расставлены курительные свечи и приготовлено все необходимое для жертвоприношений Небу и Земле. Баоюй зажег свечи, совершил жертвоприношения и после возлияния чая и сожжения жертвенных бумажных денег отправился в кумирню предков дворца Нинго, где тоже совершил положенные церемонии. Затем он поднялся на возвышение, устроенное для любования луной, и поклонился в ту сторону, где находились матушка Цзя, Цзя Чжэн и госпожа Ван. После этого он пошел поклониться госпоже Ю, посидел у нее немного и возвратился во дворец Жунго. Он навестил тетушку Сюэ, повидался с Сюэ Кэ и, наконец, вернулся к себе в сад.
   Затем, в сопровождении Цинвэнь и Шэюэ, а также девочки-служанки, которая несла коврик для совершения поклонов, Баоюй обошел всех старших, начиная с Ли Вань. Повидавшись со всеми, он отправился навестить нянек, после чего вернулся к себе. Слуги хотели поклониться ему и поздравить, но Баоюй никого не принимал. Сижэнь объявила, что по молодости лет Баоюй не имеет права принимать поклоны. Таков был наказ госпожи Ван.
   Даже Цзя Хуаня и Цзя Ланя Сижэнь не впустила, и, посидев немного в прихожей, они ушли.
   – Как я устал! – пожаловался Баоюй. – Слишком много ходил!
   Он прилег на кровать, выпил полчашки чаю и хотел отдохнуть, но в этот момент в дверь с шумом ввалились девочки-служанки с красными ковриками в руках.
   – Мы чуть дверь не сломали! – кричали они. – Вот как нас много! Угощайте лапшой!
   Вслед за ними пришли Таньчунь, Ши Сянъюнь, Баоцинь, Син Сюянь и Сичунь. Баоюй, улыбаясь, поднялся:
   – Спасибо за внимание… – И обернулся к Сижэнь: – Скорее подавай чай!
   Не успели девушки сделать и глоток, как появилась нарядно одетая Пинъэр.
   Баоюй бросился ей навстречу.
   – Сестра, я ходил ко второй госпоже Фэнцзе, но она не смогла меня принять, тогда я послал служанку за тобой…
   – Я как раз помогала госпоже одеваться и не могла выйти, – объяснила Пинъэр. – А потом узнала, что вы меня приглашаете, и прибежала поклониться вам! Разве достойна я такой чести?
   – Спасибо, что осчастливила меня своим посещением! – улыбнулся Баоюй.
   Сижэнь поставила у дверей табуретку и предложила Пинъэр сесть. Пинъэр поклонилась Баоюю, он тоже поклонился в ответ. Тогда Пинъэр опустилась на колени, Баоюй последовал ее примеру. Сижэнь поспешила поднять его с колен, но на каждый поклон Пинъэр он отвечал поклоном.
   – А ты кланяйся, кланяйся! – подтолкнула его Сижэнь, когда поклоны окончилась.
   – Зачем? – спросил Баоюй. – Теперь все!
   – Сейчас она тебе кланялась, – сказала Сижэнь, – а теперь ты должен ей кланяться – у нее тоже сегодня день рождения.
   – У тебя день рождения? – воскликнул Баоюй, отвесив поклон.
   Пинъэр опять поклонилась, как того требовал этикет.
   Ши Сянъюнь, незаметно подтолкнув в бок Баоцинь и Сюянь, сказала:
   – Если бы вы все четверо стали поздравлять друг друга, дня не хватило бы!
   – Значит, и у сестрицы Сюянь нынче день рождения? – вскричала Таньчунь. – А я и забыла. Скорее передайте второй госпоже Фэнцзе, чтобы прислала барышне Син Сюянь такие же подарки, как барышне Баоцинь.
   Служанка побежала выполнять приказание. Пришлось Сюянь пригласить всех на угощение.
   – Интересно все же получается! – заметила Таньчунь. – У нас живет столько народу, что каждый месяц приходится праздновать чей-либо день рождения. Бывает, что у двоих или у троих дни рождения совпадают! Даже первый день Нового года не остается свободным – его заняла старшая сестра Юаньчунь!.. Поэтому ей и выпало счастья больше, чем другим. В этот же день и наш прадед родился. Теперь он его отмечает уже в мире ином. Не успеет пройти Праздник фонарей, как наступает день рождения тетушки Сюэ и сестры Баочай. Редкое совпадение. Ведь они – мать и дочь! В первый день третьего месяца – день рождения госпожи Ван, в девятый день – второго господина Цзя Ляня. Только во втором месяце никто не родился.
   – Ошибаешься! – воскликнула Сижэнь. – В двенадцатый день второго месяца родилась барышня Линь Дайюй… Правда, она не из нашей семьи.
   – Совсем памяти у меня не стало! – засмеялась Таньчунь.
   – Да она сама, – Баоюй указал пальцем на Сижэнь, – родилась в один день с барышней Линь Дайюй, потому и запомнила!..
   – Значит, вы родились в один день? – всплеснула руками Таньчунь. – Впервые слышу. Сколько лет живем вместе, а ни разу тебя не поздравили! Да и о дне рождения Пинъэр только сейчас узнали!
   – Нам не выпало счастья принимать поздравления и получать подарки, – заметила Пинъэр. – Так стоит ли об этом дне вспоминать?! Напрасно Сижэнь проболталась. А я непременно поздравлю барышню, когда она вернется домой!
   – Прости, что доставили тебе лишние хлопоты, – промолвила Таньчунь. – Но я не успокоюсь, пока не отпраздную день твоего рождения.