Страница:
Черчиль – Коллинзу
7 июля 1922 г.
Лично и доверительно.
«Я не беспокоил вас в эти тревожные дни и в своих письмах говорил только о ваших практических нуждах, но события, разыгравшиеся после того, как вы открыли огонь по зданию судебных установлений в Дублине, подают, по моему мнению, большую надежду на восстановление мира и на окончательное объединение Ирландии. Обе эти цели чрезвычайно дороги тем британцам, которые вместе с вами подписали договор. Я знаю, что для вас и ваших коллег это было страшным испытанием, особенно в виду того, что было в прошлом. Но я уверен, что выступление, которое вы предприняли с такой решительностью и хладнокровием, было необходимо для спасения Ирландии от анархии и спасения договора от уничтожения. Мы в Англии дошли до последнего предела в тот самый момент, когда до этого предела дошли и вы в Ирландии. Если бы мне пришлось выдержать еще одни такие дебаты в палате общин, то это имело бы роковые последствия для существующего в Британии правительства, а вместе с правительством пал бы и самый договор. Теперь все изменилось. Ирландия будет госпожой в своем собственном доме, а мы сможем обеспечить гарантированные договором права и успешно содействовать вашим законным интересам. Как только вы установите власть Ирландского свободного государства во всех 26 графствах юга – а я не сомневаюсь, что вы этого достигнете в короткое время, – и как только вы и ваши коллеги станете во главе подавляющей массы ирландской нации, начнется новая эра, открывающая гораздо более светлые перспективы, чем время, до сих пор пережитое нами. Отныне главной целью должно быть единство Ирландии. Как и когда оно будет осуществлено, я не могу сказать, но несомненно, что именно к этой цели мы все должны постоянно стремиться. Вас ждут огромные затруднения, огорчения и неудачи и, конечно, на слишком быстрое решение вопроса рассчитывать нельзя, но я глубоко уверен, что мы достигнем полного успеха, и что в будущем наш путь будет легче, чем в прошлом. Мы должны постараться использовать наши новые силы и полученные нами преимущества для того, чтобы добиться самого широкого решения вопроса. Мелочное раздражение, хотя бы оно и оправдывалось обстоятельствами, не должно мешать нам и отклонять нас с главного пути. Крэг и Лондондерри приезжают сюда 13 июля. Я не говорил им о тех жалобах, во многих случаях несомненно основательных, которые вы изложили в вашем письме от 28 июня. Вице-король отложил утверждение законопроекта об отмене пропорционального представительства на севере, и это значит, что у нас будет время обсудить его. Я не хочу создавать никаких новых осложнений, ибо надеюсь, что в нужный момент мы снова сможем вернуться к плану соглашения между Коллинзом и Крэгом. Вы помните, что Гриффитс набросал этот план в моем кабинете. Это может привести к совершенно новой ситуации. Мы должны дожидаться подходящего момента и не устранять возможных выгод преждевременными усилиями. Я напишу вам после того, как повидаюсь с Крэгом и Лондондерри. Я думаю, что во время дружеского разговора относительно ваших жалоб я добьюсь лучших результатов, чем если бы я изложил их в официальной корреспонденции.
В те минуты, когда вы отдыхаете от борьбы с бунтом и революцией, мне кажется, вы должны были бы обдумать, какие предложения может сделать юг северу относительно взаимного сотрудничества. Конечно, с имперской точки зрения, мы были бы чрезвычайно рады, если бы север и юг объединились и организовали Всеирландское национальное собрание, не нанося ущерба взаимным правам. В данный момент идея эта встретила бы энергичное сопротивление со стороны очень и очень многих, но исторические события движутся иногда очень быстро. Так например Южно-Африканский Союз был создан сразу, под влиянием мгновенного импульса. Достижение это было бы столь ценно, что ради его следовало бы отстранить все прочее на второй план. Большинство народа лишь медленно осознает то, что фактически происходит, и национальные предрассудки вымирают с трудом. Для простого народа необходимо время, чтобы осознать происходящее и примениться к событиям. Через какие-нибудь один или два месяца в общественном мнении могут произойти огромные перемены.
Пожалуйста, передайте мои лучшие пожелания Гриффитсу, и, если хотите, покажите ему это письмо.
Я надеюсь, что вы принимаете меры для охраны вас и ваших коллег. Времена теперь очень опасные».
Черчиль – сэру Джемсу КрэгуВскоре смерть наложила свою руку на обоих главных деятелей, подписавших ирландский трактат. 13 августа от паралича сердца (так по крайней мере утверждали) умер Артур Гриффитс, а Коллинз, смело разъезжавший по всей стране и руководивший своими сторонниками в каждой стычке, 22 августа попал в засаду и был убит. За несколько дней до этого он ясно предчувствовал смерть и едва-едва выбрался из нескольких подставленных ему ловушек. Через одного друга он писал мне прощальное письмо, за которое я ему очень признателен. «Скажите Винстону, что без него мы ничего не могли бы сделать». Он был погребен по торжественному ритуалу римско-католической церкви, при всяческих изъявлениях народной скорби. Наступил конец… Но дело его было сделано. Приняв тяжелое историческое наследство, воспитанный в жестокой обстановке и действовавший в жестокое время, он сочетал в себе такие личные качества и такую волю, без которых оказалось бы невозможным восстановить ирландскую национальную государственность.
Лично и доверительно.
7 июля 1922 г.
«Со времени нашего последнего свидания в южной Ирландии разыгрались весьма серьезные события, и я уверен, что вы немало думали об их возможных последствиях. Создание хорошей конституции для Ирландского свободного государства; ясное волеизъявление ирландского народа, выраженное во время выборов, несмотря на столь многие трудности; решительное подавление силой оружия дублинских республиканцев и кампания против них, проводимая ныне во всей стране, особенно в Донегале; наконец, призыв к ирландцам о поддержке правительства, – все эти события создают целый ряд опорных точек, сулящих нечто гораздо лучшее, чем то, на что мы рассчитывали всего несколько недель тому назад.
Я знаю, что вы и Чарли[69] постараетесь использовать эти благоприятные события для общего и длительного блага Ирландии и всей империи. Нам необходимо спокойствие и время, чтобы народ освоился с новым положением вещей и чтобы первостепенной важности решения, которые ныне представляются возможными, сами собой пришли в голову многим людям.
Я понимаю все ваши затруднения по поводу пограничной комиссии. Как вам известно, мы в двух случаях уговорили Коллинза согласиться на другие методы разрешения пограничных вопросов. Вполне возможно, что после того как он выиграет свое сражение на юге, он сможет сделать вам гораздо более выгодное предложение, благодаря которому вмешательство пограничной комиссии станет ненужным, и лучшие католические элементы в Ольстере согласятся сотрудничать с вашим правительством. Я хотел бы, чтобы вы не делали пока по поводу пограничной комиссии никаких заявлений, которые могли бы породить конфликт между правительством его величества. Нам нужно во что бы то ни стало совместно разрешить все вопросы, и я питаю все большие и большие надежды, что нам это удастся.
Я никоим образом не желаю торопить вас. Я знаю, что мы должны выждать результатов происходящей на юге борьбы. Она может завести временное правительство очень далеко. Когда положение окончательно выяснится и организуются силы, преследующие определенные цели и принципы, то народное настроение сильно изменится, ибо между прошлым и настоящим вырастет целая пропасть. Я все время живу надеждой, что мы вернемся к вашему предложению о заключении соглашения между Крэгом и Коллинзом, на основании которого вы будете поддерживать друг друга и совместно решать все вопросы. В настоящее время это мне кажется тем более возможным, что вам, по-видимому, удалось справиться с положением в Ольстере, а Коллинз решительно начал борьбу. Я не буду надоедать вам в письме всякого рода мелочами, хотя несколько эпизодов меня беспокоят. Все это мы можем обсудить при встрече, но я чувствую, что мы должны попытаться подыскать решения на основе более широкого кругозора, чем это удавалось до сих пор».
Пустота, образовавшаяся после смерти Гриффитса и Коллинза, была, однако, заполнена. Выдвинулся спокойный и могучий человек, который, подобно Гриффитсу, делил все опасности повстанческих вождей, не принимая участия в их деяниях. В лице Косгрэва ирландский народ обрел вождя еще более высокого калибра, чем все вожди, выдвигавшиеся до сего времени. Мужество Коллинза сочеталось в нем с прозаической лояльностью Гриффитса и с такими административными и государственными способностями, которые принадлежали только ему. Рядом с ним возвышалась фигура юного Кевина О'Хиггинс, подобно античной статуе, как будто вылитая из бронзы.
Эти люди восстановили в Ирландии порядок при помощи старинных методов; им удалось избежать чрезмерного пролития крови. Народ, охваченный смятением, волнением и скорбью, почувствовал волевой стимул, – силу спокойную, напряженную и беспощадную. Попытка ниспровергнуть национальное собрание путем убийства отдельных его членов была предотвращена следующим образом. Когда два депутата были убиты почти на пороге парламента, Рори О'Коннор и трое его главных сообщников в одно декабрьское утро были подняты с постели и расстреляны без всякого судебного разбирательства. После того как они сдались при взятии здания судебных установлений в Дублине, они были посажены в тюрьму Маунт-джой, где они содержались в довольно легких условиях. Свою судьбу они встретили с изумлением, но с твердостью. Всего год перед тем Рори О'Коннор был шафером на свадьбе Кевина О'Хиггинса. Люди, которые в будущем будут изучать все эти события, должны будут учесть напряжение и странную обстановку этого судорожного периода.
Черчиль – КоупуВскоре погиб еще другой выдающийся человек, отличавшийся большими способностями и мужеством. Эрскин Чайльдерс, автор романа «Загадка песков», обнаруживший большую смелость в германской войне во время набега на Куксгавен 1 января 1915 г., отстаивал ирландское дело и обнаруживал при этом еще большую непримиримость, чем сами ирландцы. Он также был расстрелян за восстание против Свободного государства. Кевин О'Хиггинс в своей публичной речи по этому поводу сурово заявил: «Если англичане приезжают в Ирландию в поисках острых ощущений, мы постараемся, чтобы они их испытали». Чайльдерс умер совершенно спокойно. Впоследствии и сам Кевин О'Хиггинс пал от пули.
23 августа.
«Нижеследующее предназначено для Косгрэва, Дуггана и временного правительства:
В этот трагический для Ирландии час, когда ирландское временное правительство переживает столь большие затруднения, я пользуюсь удобным случаем, чтобы заявить вам, что британское правительство не сомневается в искреннем и решительном осуществлении вами договора. Смерть обоих главных деятелей, подписавших его, отставка третьего и уход четвертого никоим образом не ослабляют юридического значения этого соглашения, заключенного полномочными представителями ирландской нации. Наоборот, мы уверены, что временное правительство и ирландский народ сочтут священным долгом полностью осуществить этот акт примирения между двумя островами, который был делом умерших ирландских лидеров и с которым имена их связаны навеки. Что касается нас, то данное Британией слово мы исполнили, и слово это ненарушимо. Мы стоим на почве договора и до самого конца будем отвечать на честность – честностью и на доброе расположение – добрым расположением. Вы, в качестве председателя временного правительства, и ваши гражданские и военные коллеги могут рассчитывать на полное наше содействие и поддержку во всем том, что для вас требуется».
Моя связь с англо-ирландскими делами прекратилась еще до того, как разыгрались последние трагические события, но когда в конце октября 1922 г. коалиционное правительство подало в отставку, Ирландское свободное государство было прочно установлено на почве трактата. Одним из первых решений кабинета Бонара Лоу было решение о точном исполнении буквы и духа договора. Эту идею проводили и все последующие британские правительства. Кто сможет предсказать будущее? Британия свободна, Ирландия живет особняком. Ирландия бедна, а Британия и до сих пор не может преодолеть тяжелых последствий армагеддонской битвы. Ирландия в качестве доминиона британского содружества народов может оказать немалую помощь своему соседу или во многом лишить его своей поддержки. Нельзя ожидать, чтобы ненависть и предрассудки, укоренившиеся в течение столетий, исчезли без остатка при жизни нашего поколения. Но можно с полным основанием надеяться, что с течением времени они будут забыты, и благодетельная природа залечит старые раны. Пятьдесят лет мирного сотрудничества и появление на сцене нового поколения будут достаточны для того, чтобы общие интересы все более и более выдвинулись на первый план. Вспомним незабываемые слова Граттана: «Пролив исключает союз, а океан исключает разделение». Две древних расы, в значительной степени создавшие Британскую империю и Соединенные Штаты, связанные друг с другом тысячами нитей, научатся помогать одна другой и не причинять друг другу вреда после того, как исчезла старая причина их ссор. Возможно, что каждая из них получит свою награду, и что Ирландия, изжившая внутренние распри и примирившаяся с Великобританией, впоследствии при каком-либо важном случае поведет нас вперед и предложит Британской империи, а может быть и всему говорящему по-английски миру, такие решения наших проблем, которые мы сами не могли бы придумать.
ГЛАВА XVII
ЖИВАЯ ТУРЦИЯ
«Голосуйте, как вам угодно. Но есть группа бедняков, которые прольют последнюю каплю своей крови, прежде чем согласятся на такое решение».
Оливер Кромвель.
Турция до войны. – Предложение союзников. – Пан-турецкое движение. – Энвер. – Германско-турецкие планы. – Реквизиция турецких броненосцев. – «Гебен». – Переворот, произведенный Энвером. – Окончательный крах. – После перемирия. – Американская критика. – Комиссия президента Вильсона. – Восстание и паралич. – Смертоносный шаг. – Греки обрушиваются на Смирну. – Турция жива. – Справедливость оказывается на стороне другого лагеря. – Новый поворот. – Газетные заголовки. – Ферид. – Армии тают. – Фактические возможности и иллюзии. – Разговоры о Константинополе. – Решение кабинета. Севрский трактат. – Ход событий. – Нападение на Исмидский полуостров. – Мое письмо от 24 марта.
Ни одно государство не вступало в мировую войну с такой охотой, как Турция. В 1914 г. Оттоманская империя уже умирала. Италия, пользуясь своим преобладанием на море, заняла и аннексировала в 1909 г. Триполи. Во внутренних областях этой провинции еще продолжалась иррегулярная война, когда в 1912 г. балканские государства обнажили меч и выступили против своего древнего завоевателя и притеснителя. По лондонскому договору, побежденная Турецкая империя уступила им важные провинции и многие острова, а раздел этой добычи послужил поводом для кровопролитной войны между самими балканскими победителями. Но в Европейской Турции еще оставалась богатая добыча, на которую претендовали Румыния, Болгария, Сербия и Греция. Самым лакомым куском был Константинополь – главный объект нападения. Но хотя Турецкой империи грозили большие опасности от мстительности и тщеславия балканских государств, боязнь перед Россией доминировала над всем. Россия соприкасалась с Турцией на суше и на море по длинной тысячемильной границе, простиравшейся от западных берегов Черного моря до Каспийского моря. Англия, Франция и Италия (Сардиния) во время Крымской войны, и могущественная дизраэлевская Англия во время русско-турецкой войны (1878 г.) спасли турецкую империю от гибели и Константинополь от завоевания. Хотя до того, как балканские союзники поссорились между собой, болгарская армия, двигаясь с запада, дошла до самых ворот Константинополя, опасность, грозившая с севера, в глазах турок перевешивала все остальное.
К этому прибавлялась еще ненависть к Турции арабов, населявших Йемен, Геджас, Палестину, Сирию, Моссул и Ирак. Население Курдистана и армянский народ, разбросанный по всей Турецкой империи, также были враждебны туркам. Все народы и племена, которые в течение 500 или 600 лет вели войны с Турецкой империей или были покорены ею, с безмерной ненавистью и жадностью смотрели теперь на умирающую империю, причинившую им столько страданий. Час возмездия и воскрешения пробил. Единственный вопрос заключался в том, насколько смогут оттянуть минуту окончательного расчета происки европейской и особенно английской дипломатии. Неминуемое крушение Турецкой империи, подобно прогрессирующему упадку Австрийской империи, которого не могли предотвратить никакие человеческие силы, грозило потрясти все основания восточной и юго-восточной Европы. На весь частный и государственный быт 120 млн. людей надвигалась перемена – огромная, неисчислимая по своим последствиям, но неотвратимая и близкая.
Именно в этот момент и при такой обстановке Германия бросила свою армию на Францию, и все прочие ссоры отступили на задний план перед этой великой борьбой. Что должно было случиться во время этого землетрясения с рассыпающейся, одряхлевшей, нищей Турцией?
Турция получила такие предложения, которые, по мнению Великобритании, были наиболее выгодными из всех, когда-либо делавшихся какому бы то ни было правительству. За сохранение нейтралитета Турции обещали гарантировать абсолютную неприкосновенность всех ее владений. Эта гарантия давалась ей не только ее старыми друзьями, Францией и Великобританией, но и ее врагом – Россией. Гарантия Франции и Англии охраняла бы Турцию от покушений балканских государств, в особенности Греции, гарантия России на неопределенное время отсрочивала угрозу с севера. Влияние Британии могло успокоить и во всяком случае отложить восстание арабов, которое началось уже давно. Никогда, думали союзники, более выгодного предложения не делалось более слабому и более угрожающему государству.
Была и другая сторона медали. В разваливавшемся здании Турецкой империи, под внешним покровом политических событий, действовали жестокие и сознательные силы людей и идей. Поражения, понесенные Турцией во время первой балканской войны, разожгли среди этих элементов тщательно скрываемый, медленный, но до странности яркий огонь, который не замечало ни одно из расположенных на Босфоре посольств, за исключением одного. «В это время (в годы непосредственно предшествовавшие великой войне), – писал весьма осведомленный турок в 1915 г., – вся будущность турецкого народа до мельчайших деталей изучалась комитетами патриотов».[70]
Пан-турецкий комитет считал, что англо-русская конвенция 1907 г. являлась окончательным союзом между державой, наиболее решительно и бескорыстно поддерживавшей Турцию, и державой, которая была исконным и неутолимым врагом Турецкой империи. Поэтому они искали себе новых союзников в той великой европейской войне, которая по их убеждению надвигалась. План их, казавшийся в 1912 г. фантастическим, исходил из того, что необходимо реорганизовать Турцию на основе чисто турецких элементов, т. е. с помощью анатолийского турецкого крестьянства. В качестве национального идеала комитет выдвигал объединение мусульманских районов Кавказа, персидской, азербайджанской провинции и русских закаспийских провинций (этой бывшей родины турецкой расы) с турками Анатолийского полуострова. Границы Турции должны были доходить до бассейна Каспийского моря. Программа предусматривала отмену теократического управления, радикальное изменение взаимоотношений между церковью и государством, обращение религиозных имуществ на нужды светского государства и суровое обуздание профессионального духовенства, составлявшего особый класс. Программа намечала также решительные экономические, социальные и литературные реформы, которые недавно были введены в Турции. Мустафа Кемаль, в сущности, выполнил план, который был разработан, – может быть, при его участии, – еще 15 лет тому назад. Центральным пунктом всех пан-турецких планов было использование Германии для избавления Турции от русской опасности. Маршал фон Биберштейн, много лет состоявший германским послом в Константинопле, искусно раздувал это скрытое пламя.
Пан-турецкие планы, может быть, так и остались бы в области грез, если бы в роковой час во главе Турции не оказался человек действия. Этот человек, который претендовал на роль турецкого Наполеона, и в жилах которого текла кровь воина, благодаря своей исключительной воле, честолюбию и вероломству был предназначен как раз для того, чтобы втянуть Турецкую империю в самую смелую авантюру. Энвер, поручик, воспитанный в Германии, но до глубины сердца преданный турецкому делу, дал сигнал младотурецкой революции 1909 г. Вместе с горсточкой своих младотурецких друзей, входивших в комитет «единения и прогресса», он смело выступал против всех врагов, число которых непрерывно увеличивалось. Когда Италия захватила Триполи, Энвер дрался в триполийских пустынях; когда армии балканских союзников дошли до Чаталджи, только один Энвер не приходил в отчаяние. «Адрианополь, – сказал Асквит, бывший тогда премьер-министром (1912 г.), – никогда не будет возвращен Турции». Но через месяц Энвер вступил в Адрианополь, и Адрианополь еще и по сей день принадлежит Турции. В начале великой войны всеми турецкими делами вершил Энвер совместно со своим другом Талаатом и его искусным и неподкупным министром финансов Джавидом. По отношению к ним султан и великий визирь играли роль великолепного фасада, но действительной правящей силой были только эти три человека и их ближайшие сторонники. Во всех практических выступлениях руководителем был Энвер.[71]
Турецкие вожди оценивали мощь России в мировой войне гораздо ниже, чем западные союзники царя. Они были убеждены, что на суше победит германская коалиция, что Россия будет разбита наголову и что в ней начнется революция. Турция хотела в момент германской победы обеспечить себе территориальные приобретения на Кавказе, что оттянуло бы русскую угрозу по крайней мере на несколько поколений. Во время долгих предварительных переговоров Германия обещала Турции территориальные приобретения на Кавказе в случае победы центральных держав. Это обещание окончательно определило турецкую политику.
Пан-турецкая политика во всех областях турецкой жизни и в сфере территориальных приобретений сочеталась с разработанным военным планом. Согласно плану турки должны были получить господство на Черном море. В тот момент, когда разразится великая война, – а турки были в этом уверены, – Россия начнет схватку с Германией и Австрией, а турки тем временем наводнят и завоюют Кавказ. Чтобы обеспечить продвижение армии по линии Трапезунд – Эрзерум необходимо было держать в своих руках морской путь от Константинополя до Трапезунда. Поэтому Турция должна была иметь флот. Всенародная подписка, открытая в 1911 и 1912 гг. не только во всей Анатолии, но даже во всех странах ислама, дала средства на постройку в Великобритании двух турецких дредноутов. Прибытие в Константинополь хотя бы одного из этих броненосцев было основным фактором, от которого зависел весь турецкий военный план. В июле 1914 г. самым главным вопросом для турецких лидеров было: успеют ли броненосцы прийти вовремя? Конечно, времени было мало. Первый турецкий дредноут, «Решадие», заканчивался постройкой в июле, а второй должен был быть готов через несколько недель. Турецкие агенты на русской территории около Ольти, Ардагана и Карса принимали меры к тому, чтобы мусульманские крестьяне, составлявшие здесь большинство населения, накопили запасы кукурузы, дабы обеспечить продвижение турецких войск через Чоракскую равнину в обход русского тыла. 27 июля Турция предложила Германии заключить оборонительно-наступательный союз против России. Предложение это было немедленно принято Германией и подписано 2 августа. 31 июля был издан приказ о мобилизации турецкой армии.