Чейни Дэвид. Мастер меча

   — Уважаемый господин, — сказал он. — Вы можете называть меня Суруга, хоть я в действительности не считаю, что вы достойны моего ответа.
   Большинство людей неблагородного происхождения получали имена, производные от их физических особенностей или по названию мест, где они родились. Йоши решил назваться Суруга, по названию своей родной провинции. Он смерил Охану холодным взглядом и продолжил:
   — Ваши люди имеют не больше прав находиться здесь, чем я, ни в чем не повинный путешественник, сбившийся с пути. Вы знаете, чья это земля?
   Охана был изумлен. У этого мускулистого бродяги обнаружились манеры образованного человека.
   — Конечно, знаю, — сбавил он тон. — Это шоен господина Хашибуми, даймио Окабе, союзника господина Кисо Йошинаки и работодателя нашей труппы артистов.
   Йоши молча проклял свою несчастную судьбу. Хашибуми был верным сторонником Кисо и Юкийе. Хотя с того времени, как Йоши бежал из Шинобара, прошло несколько месяцев, он был уверен, что Кисо и его друзья продолжают разыскивать его.
   Описания Йоши были развешаны в каждом городке. Окабе не мог быть исключением. Однако если коротышка не узнал его — то, вероятнее всего, люди Хашибуми тоже не смогут раскрыть его тайну. Йоши решил перейти в наступление и припугнуть этого большеносого наглеца.
   — В таком случае, — сказал он, — я не буду подавать жалобу самураям Хашибуми. Они известны своей нетерпимостью к нарушителям территории.
   — Мы не нарушители территории. Мы приглашены выступать завтра вечером на большом празднике победы, который господин Хашибуми устраивает в честь Кисо Йошинаки.
   — Трудненько будет втолковать это самураям. Как известно, они сначала наносят удар, а потом задают вопросы.
   Йоши показалось, что он заметил нотку нервозности в поведении Оханы, и он поспешил добавить:
   — Но довольно! Я вижу, у вас есть законное право находиться здесь.
   — Конечно, есть, — подхватил Охана.
   — У меня есть предложение, выгодное нам обоим. Охана пренебрежительно окинул взглядом грязный халат и полинялые хакама бродяги.
   — Сомневаюсь, что у тебя есть что-то, что может нас заинтересовать, — сказал он.
   Йоши продолжал, как будто не слышал:
   — Если бы я присоединился к вам, я бы мог потренировать твоих фехтовальщиков. Я хорошо владею мечом, и меня бы устроило путешествие с вашей труппой.
   К этому времени Охана безнадежно запутался. Он не знал, что и подумать. С одной стороны, оборванная одежда, с другой — ссылка на умение владеть мечом: он не мог решить, к какой категории отнести бродягу. Возможно, это всего лишь лжец, возможно, ронин, попавший в полосу несчастий? Как с ним говорить, как с высшим или как с низшим?
   — Я нахожу твое предложение интересным, — сказал он наконец уклончивым тоном. — Моим фехтовальщикам нужна помощь. Если ты разделишь с нами утренний чай и немного сушеной рыбы, мы сможем обсудить вопрос. Мне бы пригодился в труппе кто-нибудь, кто хорошо говорит и владеет мечом.
   Уголком глаза он понаблюдал за реакцией Йоши, потом добавил:
   — Если ты действительно знаешь, с какого конца за него браться.
   — Да будет так, — сказал Йоши, игнорируя шпильку.
   Шите и Цуре во время беседы помалкивали. Но тут Цуре вступил в разговор:
   — Эмме-О меня побери, если мне нужно, чтобы какой-то бродяга учил меня держать меч. Я исполняю этот танец двадцать лет, и никто не жаловался.
   — Значит, ты исполнял его перед дураками и крестьянами, — холодно сказал Йоши. — Если ты хочешь не осрамиться перед такими людьми, как Хашибуми, твое мастерство должно быть выше.
   — Я бы хотел учиться, — сказал Шите, его красивое лицо сосредоточенно нахмурилось. — Если мы улучшим игру, мы сможем получать больше приглашений и больше денег. Почему бы не позволить страннику учить нас?
   — Ну, я против этого. Все отработано гладко. Зачем надо что-то менять? — ворчал Цуре.
   — Это мне решать, — властно сказал Охана. Приподняв края халата, он направился в лагерь артистов.
   К горе сумок, мешков и ящиков были привязаны два быка и печального вида лошадь. Лагерь располагался вблизи старого колодца позади заброшенного крестьянского дома. Позже Йоши узнал, что прежний арендатор-крестьянин был казнен за неуплату налогов. Земля лежала невозделанной, пока господин Хашибуми решал, как распорядиться ею с наибольшей выгодой.
   Возле повозки вокруг костра сидели остальные артисты труппы: невысокий человек с суровым лицом — музыкант-аккомпаниатор и две привлекательные молодые женщины, а также пожилая матрона, выгребавшая рис ложкой из большого закопченного котелка. Трое мужчин неопределенного возраста возлежали в тени колодца.
   Неудивительно, что животные выглядят так грустно, подумал Йоши, им приходится волочь на повозке четырнадцать человек плюс убранство и реквизит. Позже он ближе познакомился с коллективом бродячего театра. Двух молодых девушек звали Аки и Уме. Аки была дочерью Оханы, Уме — сестрой одного из акробатов. Пожилая женщина с котелком приходилась Охане матерью. Ее звали Обаасен Охана, а музыкант, игравший на четырехструнной бива, похожей на лютню, являлся его двоюродным братом, по имени Ито. Семейное предприятие!
   Костер выбрасывал вихри искр, вздымал облака ароматного дыма, и Йоши почувствовал внезапный голод.
   — Я пригласил этого путника разделить с нами утренний чай, — сказал Охана.
   Две девушки, казалось, заинтересовались пришельцем. Уме скромно потупила взор; Аки смотрела на Йоши откровенно оценивающе.
   — Могу я сначала помыться?
   — Конечно. Бассейн возле дома.
   Йоши одолжил умывальные принадлежности и чистый халат у одного из акробатов. Он зашел за дом, стянул свою грязную одежду и тщательно вымылся. Он причесал волосы, уложив их не так, как обычно, и сбрил бороду.
   Через несколько минут у костра сидел представительный мужчина. Халат, облегавший его фигуру, был явно театральным; ярко-красный, расшитый драконами. Йоши чувствовал, что этот костюм меняет его внешность даже сильнее, чем лохмотья бродяги. Впрочем, у новой одежды было еще одно преимущество… она была чистой.
   Йоши набросился на еду. Он пытался сдерживаться, но это плохо удавалось. В положении бродяги при многих плюсах были определенные недостатки. И хотя в его оби были на всякий случай спрятаны две золотые монеты, он не мог нигде разменять их, не вызывая подозрений. Короче, сегодня он ел первый раз за сутки.
   Давала ли служба у бродячих актеров какие-нибудь возможности Йоши? Йоритомо хотел, чтобы он обосновался в Киото к концу следующего года. Может ли он с помощью этих людей рассчитывать пробраться в столицу? Вопрос! Труппа была слишком примитивна, чтобы выступать на столичных подмостках. С другой стороны, комедианты обеспечат ему отличную крышу. Кто заподозрит, что самый жалкий подручный в актерской компании — знаменитый сенсей?
   Но если труппа в конце концов не появится в Киото, Йоши потеряет драгоценное время. Нет! Этого нельзя никак допустить. Йоши был обязан добраться до столицы.
   В целом, решил Йоши, актерская бражка — хорошая ставка в игре! Он направит свои усилия на то, чтобы внедриться в их ряды, а потом уж позаботится о том, чтобы добраться до Кисо… и Нами.
 

ГЛАВА 55

   Солнце поднималось, обжигая рисовые поля и островки бамбуковых рощ, разбросанных по равнине, простирающейся от сверкающей ленты реки до далеких розовато-лиловых гор. Тучи стрекоз посверкивали над разбросанными то тут, то там зарослями чертополоха. Мирная картина.
   Йоши, прихлебывая чай, лениво прислушивался к болтовне акробатов.
   — Всадники скачут! Там, за рекой! — выкрикнул вдруг один из актеров.
   Все моментально вскочили, словно по сигналу тревоги. На севере поднималось облако пыли; через несколько секунд донесся гулкий топот лошадей.
   Охана, помня предостережение Йоши о самураях Хашибуми, сначала рубящих, а потом спрашивающих, сказал:
   — Шите, пойди поговори с ними, прежде чем они доберутся сюда. Скажи им, что мы встали здесь лагерем по приглашению господина Хашибуми.
   — Охана, я не тот, кто умеет говорить с ними. Может быть, Цуре пойдет.
   Цуре высокомерно посмотрел на красивого молодого актера.
   — Ты достаточно хорошо говоришь, когда это касается тебя. Ты боишься, герой?
   — Я не тот, кто умеет говорить с ними, — повторил Шите.
   — Может быть, пошлем Обаасен или двух девушек? — саркастически спросил Охана.
   Шите был робок, но упрям.
   — Может быть, женщины успокоят воинов и убедят их в наших добрых намерениях?!!
   Йоши, понимая, что пререкания могут затянуться, почувствовал возможность снискать расположение Оханы. Он сказал:
   — Подождите, перестаньте спорить. Я уже раньше сталкивался с подобными ситуациями. Я пойду к ним навстречу, но при одном условий…
   — Поторопись, парень, — сказал Охана. — Они уже рядом. Чего ты хочешь?
   — Мне нужна работа. Решите этот вопрос сейчас, и я буду говорить с воинами как член труппы.
   — Согласен. Теперь поспеши, пока они не добрались сюда и не лишили нас наших лошадей и женщин.
   — …а также жизни, — добавил Шите.
   Йоши, разодетый как павлин, в расшитом красном халате, важно зашагал к быстро приближающимся всадникам. Их было двадцать пять человек, каждый самурай одет в боевые доспехи. Гербы господина Хашибуми развевались на знаменах отряда. Предводитель поднял руку, дав сигнал осадить коней.
   — Кто вы? — прокричал он.
   — Труппа актеров, приглашенных великим господином Хашибуми, чтобы дать представление в его замке завтра вечером.
   Йоши напомнил себе о необходимости держаться скромней. Он попытался придать лицу подобострастное выражение, что было несколько труднее, чем сменить одеяние.
   — Сколько вы будете здесь ошиваться?
   — Два дня, господин. Работая и репетируя от зари до зари, чтобы удовлетворить его светлость.
   Голос Йоши дрожал. Он потупился, боясь, как бы взгляд не вошел в противоречие с голосом.
   — Видел ли ты какого-нибудь путника, проходящего по этой дороге?
   — Путника, господин?
   — Да, дурак, путника.
   — Нет, господин, не думаю, господин.
   — Не думаешь, идиот? Подумай получше. Мы ищем человека примерно твоего возраста, мастера меча. Ты видел кого-нибудь похожего на него?
   — Определенно нет, господин. Несколько паломников прошло по этой дороге два дня назад, но это были женщины и старики.
   — Дурак! Говорю тебе, это мужчина примерно твоего возраста. Сам господин Кисо поручил нам искать этого преступника! Он мог пройти мимо вашей компании в любое время за последние несколько недель. Подумай еще раз!
   Брови Йоши поднялись в очевидном замешательстве.
   — Я не помню никого похожего, господин. Самурай сердито откашлялся.
   — Если ты увидишь человека, отвечающего этому описанию, найди нас и расскажи нам.
   — С радостью, господин. — Йоши продолжал смотреть в землю. — Могу я спросить, какое преступление совершил этот человек?
   — Спрашивать ты не можешь… но я все равно скажу тебе. Он разыскивается за дезертирство из армии господина Кисо и за предательские действия против господина Кисо и господина Юкийе. Когда мы найдем его… а мы когда-нибудь найдем… он умрет. Ну, хватит болтать. Забирай своих бродяг и проваливайте отсюда.
   Йоши нащупал под полой халата золотую монету. Немного подумав, он вытащил ее.
   — Господин, я уверен, князь Хашибуми просто забыл предупредить вас о нашем появлении. Но мы с удовольствием заплатим за постой в виде знака нашей добропорядочности. Мы не праздношатающиеся. Мы работаем на его светлость.
   — Только одну золотую монету? — усмехнулся самурай.
   — О нет, капитан! Я кладу вам в каждую руку по одной монете. Мы бедные люди, его светлость еще не заплатил нам, но мы настаиваем, чтобы вы приняли наши знаки внимания.
   Йоши достал последний золотой. Самурай сунул деньги за пояс.
   — Вы уберетесь из наших владений сразу же после представления завтра вечером. И горе тому, кого я еще когда-нибудь увижу на земле господина Хашибуми.
   Капитан подал знак всадникам. Поднимая тучи пыли, они поскакали обратно к реке.
   Йоши пошел обратно к труппе Оханы, отряхивая пыль.
   — Что случилось? Что он сказал? — взволнованно спрашивали артисты.
   — Я договорился обо всем. Мы можем оставаться тут до завтрашнего представления.
   — Что ты сказал ему? — спросил Охана.
   — Что мы работаем на господина Хашибуми.
   — И он поверил тебе?
   — Я убедил его, — сухо сказал Йоши.
   — Да, ты не прост…
   Охана задумчиво посмотрел на него.
   — Они могли убить тебя, — сказал Шите.
   — Невелика потеря, — сказал Цуре.
   — Давайте допьем чай, — сказала Обаасен, внося в разговор практическую нотку.
   Дробный топот отряда самураев затих вдали. Солнце стояло прямо над головой. Было жарко. Йоши вновь присел у костра, прихлебывая из дымящейся чашки ароматный напиток. Он вспотел под плотным халатом, распарился и вообще чувствовал себя неважно. Общение с самураями — опасное занятие для невооруженного человека.
   Любой самурай может рассечь человека пополам, только чтобы испытать лезвие клинка. Их право и долг — рубить каждого, кто, на их взгляд, поступает неуважительно. Эта акция называется кирисутэ-гомэн. Одетый бродягой или актером — Йоши беззащитен перед их произволом. Ему никак нельзя забывать, что для самурая сейчас он значит не многим больше, чем эта — раб, выполняющий самую черную и унизительную повседневную работу. Отрезвляющая мысль. Каждый неверный шаг может означать смерть, и эта смерть имеет не больше значения, чем смерть прихлопнутой мухи. Человеку его воспитания трудно постичь это. Урок смирения.
   Йоши обязан помнить о своем долге. Он обязан скрываться, чтобы скрыться бесследно. Сейчас ему надо наилучшим образом использовать время и трудиться. Он должен стать лучшим из бродячих актеров. Труппа груба и необразованна, это ничего. В активе у Йоши знание поэзии, музыки, эстетики и боевых искусств. И если говорить без ложной скромности, Йоши умен, одарен и умеет увлечь людей. Он изучит мастерство блуждающих лицедеев и, в свою очередь, поможет им стать достаточно профессиональными, чтобы появиться в Киото.
   Какой бы ни была поставленная перед ним задача, каким бы ни был его внешний вид, он — сенсей, учитель и мастер меча.
 

ГЛАВА 56

   Акробаты провели день в привычных тренировках на открытом поле. За исключением резких команд, состоящих из отрывистых восклицаний, ворчания и подбадривающих криков, они почти не разговаривали. Йоши очарованно наблюдал за ними.
   Сначала они проделали несколько разогревающих упражнений и растяжек, во время которых их позвоночники и суставы прогибались и выворачивались за пределы того, что Йоши считал возможным. Даже самый неповоротливый из акробатов был способен, отклоняясь назад, ровно ставить руки на землю. Все четверо одновременно садились на шпагат и в этом неестественном положении наклоняли верхнюю часть туловища вперед, ровно прижимаясь к земле. Они делали подъемы, поддержки и другие виды экзотических упражнений. Гимнасты занимались босиком, в набедренных повязках, их выпуклые мускулы блестели от пота.
   Закончив разминку, акробаты стали отрабатывать программу. Когда артисты увидели, что за ними наблюдают, они принялись работать еще усерднее, каждый старался превзойти остальных. Крича, и подбадривая друг друга, они одновременно проделали колесо. Затем один из них взлетел в воздух и стал падать вниз головой. В последний момент его голова прижалась к груди, и он как мячик скатился на землю, не повредив себя. Другой подпрыгнул, перевернулся назад и опустился на ноги. Он делал такой трюк несколько раз подряд, вертясь на одном месте.
   Самый крупный из них, мускулистый гигант, назывался нижним. Гимнасты лазили по нему, как по дереву. Он поднимал по одному человеку на каждом плече, а третий стоял на его голове вверх ногами. Акробаты работали слаженно, от души, и закончили тренировку серией кувырков и кульбитов.
   Йоши решил попросить их научить его некоторым из трюков.
   Он заметил, что самый легкий и самый бесстрашный из них является организатором и лидером группы. Когда акробаты присели отдохнуть, Йоши сказал ему:
   — Я никогда не видел, как работают акробаты. Вы упражняетесь каждый день?
   — Каждый день, — ответил акробат вежливо, но сухо.
   — Меня зовут Суруга, — сказал Йоши. — Я полагаю, вы знаете, что я новый член вашей труппы.
   — Да. Я Коэцу, брат Уме. Коэцу поклонился и улыбнулся.
   — Брат девушки, которая сидела рядом с матерью Оханы?
   — Да, Уме работала наш номер, но повредила колено. Теперь она шьет костюмы для всей компании.
   Коэцу еще раз поклонился, стремясь закончить разговор, но Йоши не отпускал его. Йоши с некоторых пор обнаружил в себе странную способность приноравливаться к окружающим его людям, изучая их манеры и привычки. Его глаза словно широко распахнулись для восприятия чужого образа жизни.
   — Может быть, вы когда-нибудь позволите мне поупражняться с вами. Я бы хотел научиться некоторым трюкам, — сказал Йоши.
   Коэцу поморщился:
   — Слишком тяжело! Для этого нужно много времени!
   Акробат помолчал секунду и сказал, внезапно изменив тон:
   — Хотя… Может быть, мы сможем сторговаться.
   — Но… У меня нет ничего ценного.
   — По всему видно, вы образованный человек. Вы умеете читать и писать?
   — Да, умею.
   — Вы научите грамоте меня, а я научу вас полету. Коэцу кивнул, довольный своим решением.
   — Согласен, — сказал Йоши, вежливо кланяясь. Пока шел этот разговор, игрок на бива достал свой инструмент. Он сел, прислонившись спиной к стене дома, наигрывая гаммы. Протяжные ноты порхали в желтом горячем солнечном свете, как разноцветные сойки. Четыре шелковые струны бива мягко вибрировали, резонируя в каплеобразном корпусе, когда игрок ударял по ним большим медиатором.
   Коэцу возобновил тренировку. Йоши присел рядом с музыкантом. Невысокий человек с суровым лицом словно бы ожил. Со струн бива стали слетать аккорды, которые закружились над брошенной крестьянской усадьбой словно белые красноклювые аисты.
   Йоши не провел с артистами и дня, но уже заметил две важные вещи.
   Во-первых, все они, независимо от вида своего искусства, проводили бесконечные часы в упражнениях. Когда-то при дворе ему случалось наслаждаться высокой игрой первоклассных артистов, но он приписывал их успех врожденным способностям, не задумываясь о гигантской работе, скрытой от глаз простодушной публики.
   Во-вторых, эти люди готовы были выступать перед единственным зрителем в пустом поле так же старательно, как и на сцене.
   Сейчас, когда на них никто не смотрел, акробаты механически отрабатывали номер, но музыкант играл, словно перед ним находилась многочисленная аудитория.
   — Я Ито, двоюродный брат Оханы, — представился невысокий человек, аккуратно укладывая бива на охапку соломы.
   — Я Суруга, новый член компании, — поклонился Йоши.
   — Как дела, приятель? — Черные, печальные глаза задумчиво взглянули на Йоши.
   — Да так, ничего, — ответил Йоши, пробежав пальцем по струнам и улыбнувшись нестройным звукам.
   — Ты умеешь читать и писать? Ито мягко отодвинул инструмент.
   — Да.
   — Рисовать?
   — Да.
   — Ты знаешь музыку и танцы?
   — Немного.
   — Тогда мой двоюродный брат найдет для тебя много работы.
   Ито иронически улыбнулся, затем продолжил неожиданно веселым голосом:
   — Ты знаешь, Охана едва умеет читать и писать. Он плохо разбирается в живописи, меньше в музыке и хореографии.
   — Тогда что же он делает?
   — О, я тоже часто этим интересуюсь.
   — Я не понимаю.
   — Ты новый человек в нашем деле. Когда немножко освоишься, то поймешь, что артисты похожи на детей. Им нужен родитель, чтобы присматривал за ними, шлепал, хвалил, говорил им, что нужно делать. Такой родитель руководит компанией, заботится о сборе и распределении денег, которые мы зарабатываем.
   — Почему кто-то из вас не может делать это?
   — О, ты все еще не понимаешь. У каждого артиста есть талант, поэтому он раб, слуга, носитель этого божества. Забота о нем поглощает все время и энергию художника. Поэтому ему нужен кто-то, не страдающий такой блажью, чтобы улаживать дела и вытряхивать денежки из крестьян, господ, священников и горожан. Охана это делает хорошо. — Сказав это, Ито взял инструмент и продолжил игру.
   Мелодия была мягкой, с темными полутонами, напоминающими струящиеся трели угуиса, соловья, распевающего под глубокой сенью бамбуковой рощи, Постепенно музыка менялась. Ито привлекал в нее отдельные яркие ноты другой мелодии в контргармонии с басовым аккомпанементом. Сидя на сухой коричневой земле под палящим бледно-желтым солнцем, Йоши закрыл глаза и представил себе цветущие ветви сливы, разбросанные по пушистому снежному покрову, разноцветные искры на белоснежном склоне горы.
   Йоши восхитился искусством Ито и, плененный волшебной мелодией, захотел, чтобы он научил его играть на бива.
   Мечты Йоши были прерваны Оханой:
   — Пора отрабатывать свое содержание. Мои «самураи» готовы к репетиции. Посмотрим, чем ты им можешь помочь.
   Йоши вскочил на ноги и, поклонившись Ито, последовал за Оханой. Шите и Цуре готовились к танцу. Трое других актеров беззлобно вышучивали их. Противники взялись за оловянные мечи.
   Глядя на танец, Йоши смутился. Как он мог принять эти ужимки за настоящий бой?! Как бы сейчас смеялись студенты его додзё, узнав об ошибке своего сенсея:
   Шите был образцом неумелости. Йоши внутренне содрогнулся при мысли, что завтра ему надо выходить на сцену перед опытными бойцами.
   — Ну как, хорошо? — спросил Шите, выполняя маневр с грацией бегемота.
   — Может быть, мы сумеем тут кое-что поправить, — тактично сказал Йоши.
   Он взял меч и показал Шите, как правильно его держать.
   — Если ты будешь выпрямляться, вместо того чтобы наклоняться вперед, ты будешь лучше сбалансирован и сможешь двигаться быстрее.
   Шите попытался делать так, как было предложено, и, к его удивлению, это сработало. Его лицо осветила удовлетворенная улыбка.
   — Цуре, у тебя все хорошо, — громко сказал Йоши.
   Он выдержал паузу и добавил тихим голосом:
   — Держи колени согнутыми, ты будешь выглядеть сильнее.
   Цуре что-то проворчал, но последовал его совету, сделав вид, что всю жизнь так и поступал.
   — Я оставлю вас порепетировать, — сказал Охана, слегка поклонившись.
   Было трудно судить, удовлетворен ли он работой Йоши. Охана исполнял при театре обязанности режиссера, он ставил сценки, скетчи и, конечно же, танцы. Хотя ему и нужна помощь, самолюбие его может быть задето, если какой-то бродяга слишком сильно улучшит работу его подопечных.
   Йоши работал с танцорами весь день. Трое незанятых актеров ушли, чтобы отрепетировать фарсовую сценку, которую они покажут завтра.
   Шите предложил отдохнуть. Цуре вложил меч в ножны и отошел, не сказав ни слова.
   — Я обидел его? — спросил Йоши.
   — Нет. Он всегда такой, потому что играет вторые роли. Цуре хочет быть героем, но Охана говорит, что он слишком мрачен, поэтому Цуре и злится.
   Шите пожал плечами и беспечно улыбнулся.
   Йоши внутренне согласился с Оханой. Цуре выглядел зловеще, тогда как Шите был образцовым героем. В жизни Шите был робок, неуклюж, слаб и немножко глуповат. Но в целом Йоши находил его привлекательным.
   — Как теперь мой танец? — нетерпеливо спросил Шите. — Ты знаешь, в прошлом месяце все смеялись и бросали в меня всякие огрызки, когда я исполнял его на празднике риса.
   — Танец стал намного лучше, — сказал Йоши.
   — Ты действительно так думаешь?
   — Несомненно. Скоро публика будет аплодировать твоей работе с мечом.
   Шите стал похож на котенка, которому чешут живот. Йоши впоследствии понял, что все актеры так реагируют на похвалу. Они существуют в полуреальном мире и оживают только на сцене или когда им льстят.
   — Что ты думаешь об Аки? — спросил Шите, меняя тему разговора.
   — Не знаю. Мы не разговаривали. Чем она занимается?
   — Она красива. Она может делать все. Она играет и мужские, и женские роли, раскрашивает декорации и… она делает больше, чтобы достать нам работу, чем ее отец.
   — Тебе она нравится? — спросил Йоши.
   Шите опустил глаза и сказал тихо, но с огромной силой:
   — Я люблю ее.
   За ужином все говорили о дневных репетициях, и лишь акробаты молча отправляли в себя огромные количества риса. Аки осторожно наблюдала за Йоши, Шите восхищался новшествами, введенными в танец с мечами. Шите рассказывал очень подробно, перескакивая с одной мысли на другую, выказывая свое добродушие и свою меру глупости. Уме робко поглядывала на него, укрываясь за котелком с рисом.
   Ито, игрок на бива, увидел, что Йоши заметил странность в поведении девушки. Он поближе наклонился к нему и прошептал:
   — Да, она любит этого дурака. Сможет ли мужчина когда-нибудь понять сердце женщины?
   Как только Шите умолк, Уме тут же наполнила рисом его чашку.
   Вечер утихал; компания разбилась на небольшие группы. Дым костров, на которых готовилась пища, вился призрачными волнами, разнося аромат горящих кедровых поленьев. Далекие холмы стали темно-коричневыми, а заходящее солнце превратило островки лиловых колокольчиков в таинственные оазисы над морем травы.