Даже Фумио, который поначалу был против отъезда племянницы, сменил гнев на милость. Он благословил молодых людей на брак. Восторг при мысли о скорых переменах в своей судьбе заставил старика забыть обычную сдержанность, и, поздравив молодую пару, князь радостно заговорил о собственном будущем.
   — Я им нужен, этим желторотым юнцам. Им нужны мои знания и выучка. Я словно помолодел. Никаких архивов до конца войны! Это ведь последний случай показать, что я чего-то стою.
   В конце этого благодатного дня, выходя из дядюшкиной усадьбы, Йоши натолкнулся на великана-монаха, которого приметил в ночь похоронной службы по Кийомори. Монах, занятый собой, переходил На другую сторону улицы Нидзё. Йоши проводил его внимательным взглядом. В течение одной недели второй раз ему попадается навстречу этот верзила. Случайность? Йоши не был в этом уверен.
   После недавнего покушения мастер меча стал крайне осторожен и замечал любой признак возможной угрозы. И сейчас, подводя лошадь к воротам своего двора, он увидел, что они приотворены.
   Маленький особняк Йоши находился на западе от главной улицы, в северо-восточном квартале третьего округа — не слишком почетное место, но соответствующее его статусу. По сравнению с дядюшкиной усадьбой или малым дворцом Чикары это был скромный дом. Он состоял из трех соединенных между собой строений. Частокол и высокая живая изгородь укрывали особняк от посторонних глаз, но двор был маленький. Перед домом располагался традиционный цветник, однако в кем не имелось ни искусственного пруда, ни мостика, ни павильонов. Выложенная камнем дорожка вела от полуоткрытых ворот к главному зданию, которое состояло из одной большой комнаты, разделенной ширмами на несколько малых.
   К тыльной стороне главного здания прилегали две пристройки поменьше. В одной жил слуга Йоши, другая предназначалась для гостей.
   Йоши бесшумно сошел с коня и, привязав его к росшему рядом апельсиновому дереву, быстро вошел в ворота.
   Над Киото догорал закат. Светлячки вспыхивали в сумерках, рисуя в воздухе яркие узоры. Воздух был напоен ароматом апельсиновых цветов. Такой вид должен наполнить душу наблюдателя покоем, но сердце Йоши сейчас сжималось от тревоги.
   Солнце исчезло за краем городской стены.
   Йоши понадобилась вся выдержка, чтобы, едва заметно двигаясь вдоль изгороди, добраться до крытого перехода в северной части дома. Там он влез на террасу, ^стараясь не шуметь. Осторожно, мелкими шагами Йоши пробежал по балкам, чтобы не наступать на скрипучие половицы, вынул из ножен длинный меч и быстро вошел в комнату.
   На полированном полу из твердого дерева сидел на коленях пожилой мужчина. Он холодно смотрел на Йоши, Лицо, покрытое густой сеткой Морщин, не выражало страха, хотя посетитель был безоружен. Йоши узнал Юкитаку, старого верного слугу императора-отшельника, вложил меч в ножны и облегченно вздохнул.
   Юкитака протянул молодому человеку свиток из темно-красной бумаги:
   — Император-отшельник приказал мне передать это лично вам.
   Йоши недоверчиво посмотрел на него, опасаясь подвоха. Не сводя глаз с незваного гостя, он сломал печать и, встряхнув лист, развернул его.
   Ему хватило одного беглого взгляда, чтобы убедиться: письмо в форме стихотворения послано действительно Го-Ширакавой. Император лично обращается к Йоши! Какая честь!
   Йоши убрал руку с рукояти меча.
   — Простите меня за подозрительность: я не ждал гостей.
   — Понимаю вас, — отозвался Юкитака. — Ваше положение известно всем. Хотя я не знаю, о чем пишет мой господин, думаю, будет правильным прочесть его письмо прямо сейчас.
   — Спасибо, друг. Вы можете идти.
   — Нет, мой господин требует, чтобы вы ответили немедленно. Я несколько часов ждал вашего возвращения, еще десяток минут ничего не значат.
   И Юкитака поклонился, коснувшись лбом пола.
   Йоши кивнул. Почерк у императора был великолепный, по нему можно было судить о большом мастерстве Го-Ширакавы в изящных искусствах.
 
Над Фудзиямой
Тонкий месяц шлет привет
Оленю, чтоб он
Шел над краснотой кленов
Тихо к белому венцу.
 
   В линиях иероглифов чувствовалась сдержанная сила. Йоши сосредоточился, пытаясь понять второй смысл строк. Не похоже, чтобы император-отшельник прислал стихи только для того, чтобы произвести на Йоши впечатление изяществом стиля. Письмо содержало сообщение, и такое важное, что Го-Ширакава написал его сам, приказав своему посланцу дождаться ответа.
   Священная гора Фудзияма, название которой значит «Бессмертная», должно быть, обозначает Го-Ширакаву. Тогда крадущийся олень — сам Йоши. Иероглифы «белый венец», «краснота кленов» несомненно намекали на что-то? На что? Может быть, в них зашифрованы символы родов Минамото и Тайра? Цвет знамени Минамото белый, знамени Тайра — красный. Неужели Го-Ширакава указывает на свое сочувствие делу Минамото?
   Йоши удивленно поднял брови. Если он правильно понял, письмо содержит приказ тайно явиться к Го-Ширакаве. Сейчас в небе сияет тонкий лунный серп. Через несколько дней появится новая луна, отмечающая начало четвертого лунного месяца.
   Приходите тайно сегодня вечером — вот что сказано между строк.
   Олени в горах находятся в безопасности. Их травят и убивают, лишь когда они спускаются на равнины и леса. Власть императора будет горой, которая защитит Йоши от Тайра.
   Попросив Юкитаку подождать, Йоши подошел к лакированному столику, стоявшему в одном из углов главной комнаты, размочил чернильный камень, провел по нему кистью и решительными, уверенными движениями начертал ответ:
 
Крадется олень
По снегам Фудзиямы,
Не видит его
Бог следов Тсукийоми,
Улыбающийся тонко.
 
   Йоши свернул плотную бумагу и запечатал свиток. Даже если Юкитаку схватят по дороге, стихи будут непонятны всем, кроме их адресата. Белый олень — сторонник Минамото — появится на Фудзияме — в императорском дворце — сегодня ночью, под тонким месяцем бога луны Тсукийоми.
 

ГЛАВА 12

   Тысячи колоколов на склонах горы Хией прозвонили час крысы — полночь. Ночь была теплой и ласковой, она пахла мириадами весенних цветов. Воздух пронизывали ароматы только что раскрывшихся бутонов сливы, вишни, груши. Для большинства придворных это была ночь любви.
   Йоши подошел к Судзакимон — главным, южным воротам Имперского града. Император мог просить его «прийти тихо», но как быть, если у ворот, соединенных с помещением для охраны, люди толпились, словно пчелы возле улья. Имперские солдаты ходили дозором вокруг наружной стены. Факелы освещали подход к воротам так ярко, что все было видно почти как днем.
   Йоши был одет так, как полагалось для встречи с императором: черная головная повязка, темно-синяя мантия и широкие зеленые штаны. Он не был вооружен, проверяя свою способность выживать без мечей. Мастер боя привязал свою лошадь к цветущему дереву так, что ее не было видно от ворот, подошел к границе освещенного участка и прижался к высокой живой изгороди, стараясь остаться незамеченным. Без оружия он чувствовал себя беззащитным перед каждым прохожим.
   И все же ночью движение у ворот было не таким интенсивным, как днем. Проезжали телеги с обычными грузами для императорской кухни, их не обыскивали. Из маленьких карет выходили придворные, посещавшие город по сердечным делам; их опрашивали всех, независимо от ранга. Прогрохотало несколько больших карет с группами сановников, прибывших на заседания: правительство империи не считалось со временем суток, и многие министерства начинали работать уже в час тигра — в четыре утра, а некоторые учреждения не прекращали деятельности от зари до зари.
   Стражники были дисциплинированны. Людей, выходивших из Имперского града, ни о чем не спрашивали, но каждую въезжающую карету останавливали и осматривали, прежде чем позволить ей перевалиться через балку-порог на императорский двор. Йоши хотел было присоединиться к одной из официальных делегаций, но оставил эту мысль, ибо вряд ли ему удалось бы остаться незамеченным. А император написал ясно: Йоши должен проникнуть к нему скрытно.
   Тонкий месяц Тсукийоми уже клонился к горизонту, когда Йоши наконец заметил нечто, весьма его заинтересовавшее.
   Подскакивая на ухабах, к воротам подъехала телега, полная рыбы. Неожиданно одно из ее колес перекосилось. Телега накренилась и застряла среди дороги. Три рыбака и возчик соскочили с нее, ругаясь на чем свет стоит.
   Доставка рыбы в столицу считалась выгодным, но рискованным делом. Во время весенних приливов море в области Сайдзаки наполнялось морскими лещами. Их было легко ловить, и эту рыбу очень любили при дворе. Но ее перевозка на императорскую кухню была скоростной гонкой; телега, которую что-то задержало в пути, доезжала до Киото с гнилым товаром, и хозяева возвращались домой без денег.
   Рыбаки были одеты в рваные холщовые лохмотья, накинутые поверх набедренных повязок. Их грязные волосы были стянуты повязками-хашимаки. Беззубые рты кривились, открываясь для визгливого крика. Таких людей из народа при дворе называли эсемоно, считая их существами низшего сорта, полузверьми. Но Йоши, когда работал кузнецом, узнал на собственном опыте, что эти люди, внешне грубые и грязные, так же честны и испытывают такие же чувства, что и любой придворный. Вокруг застрявшей телеги много суетились, махали руками. Возчик отдавал приказы, рыбаки его не понимали и делали все наоборот.
   Йоши решил воспользоваться ситуацией. Укрывшись в темноте улицы Нидзё, он быстро сбросил мантию и нижние одежды, скатав их в уродливый узел. Из своего пояса Йоши неумело сделал набедренную повязку, потом распустил волосы, растрепал их и обвязал лоб платком. Со своим мускулистым торсом молодой человек больше походил на рабочего, чем на придворного. Переодевание, хотя и не идеальное, должно было сработать.
   Стражники у ворот смеялись, выкрикивали непристойные шутки, давая насмешливые советы потерявшим голову рыбакам. Йоши остановился возле затененного бока телеги, потом, не говоря ни слова, вошел в круг пыхтящих над колесом людей. Они удивленно смотрели на него: кто это еще явился на помощь бедным трудягам? Впрочем, этот человек выглядел как один из них, хотя и был чем-то не похож на рыбака. Может быть, тем, что казался чересчур чистым.
   Йоши просунул свой узелок в повозку. Запах рыбы становился невыносимым — часть груза начинала гнить.
   Новый работник забрался под телегу, подставив плечи под скрепляющую ее крестовину, и знаками приказал рыбакам держать колесо. Пот покатился с него градом, когда он напрягся, пытаясь поднять огромную тяжесть. Соленая жидкость, смешанная с рыбьей кровью, сочилась через щели между досками настила, заливая вонючим суслом обнаженную спину. Вены взбухли на висках атлета. Медленно, с огромным трудом он выпрямил ноги. Еще чуть-чуть… и телега свалилась обратно под огорченные выкрики разочарованных рыбаков и колкие насмешки стражников.
   Еще раз. Йоши напрягся, он скрипел зубами, глаза превратились в щелки. Еще чуть-чуть. И еще. И еще раз. Телега выровнялась, колесо встало на место.
   Йоши упал на колени, обессилев от напряжения. Рыбаки и возчик сгрудились вокруг него, благодаря за выручку. Запах их дыханий и тел был еще более невыносим, чем вонь рыбы.
   Йоши тяжело дышал. Ему не хватало воздуха. Он сделал им рукой знак отойти.
   — Чем заплатить вам? — спросил возчик. — Мы люди бедные.
   — Потом разберемся! — пробормотал Йоши. — Делайте свое дело, а я пройду вперед, осмотрю дорогу до кухни.
   Так незадолго до трех часов утра Йоши оказался перед Го-Ширакавой. Одежда советника была измята и местами выпачкана, но волосы были аккуратно причесаны и шапочка-эбоши сидела на месте.
   — Должно быть, все уже знают, что вы здесь, — произнес император-отшельник.
   — Нет, государь: я следовал вашим указаниям и пришел переодетый рыбаком. Меня не видел никто.
   — Что ж, вы находчивы и смелы! Но этот запах! — Го-Ширакава одной рукой поднес к лицу надушенный платок, взяв в другую расписной веер.
   — Простите меня, государь, — извинился Йоши и прочел тут же сложенное стихотворение:
 
Запах красных роз
Реет в дворцовых залах.
Розы дурманят,
Но не могут насытить,
Как рыбы Камакуры.
 
   — Очень хорошо, действительно прекрасные стихи, — император с трудом сдержал смех и быстрее замахал веером. — Я вижу, что вы идеальный исполнитель для моего поручения: вы великий воин и отважный рыбак, сочиняющий умные стихи. Да, да, ваши стихи верны: красные розы плохо насыщают меня с тех пор, как Мунемори стал их главой. Может быть, мы сможем приготовить более сытное блюдо с вашей помощью, моя маленькая белая рыбка из Камакуры. Го-Ширакава прищурился и внимательно взглянул на Йоши.
   — Готовы ли вы служить своему императору и народу Японии? — спросил он.
   Не задумываясь, Йоши ответил:
   — Да.
   — Даже если это поставит под угрозу вашу жизнь?
   — Долг перед императором важнее жизни, — произнес Йоши и умолк, словно не решаясь продолжить.
   — Ваша преданность чем-то ограничена. Чем? — быстро спросил Го-Ширакава.
   — У меня есть также долг перед Минамото. Я верен этому роду и никогда не предам его.
   — Вам и не надо этого делать. Мне нужен верный помощник, человек, которому я могу доверять и который должен служить интересам нашей страны. Поручение будет опасным, но успех сулит достойную награду.
   — Для меня такая служба — честь и без награды. — Йоши поклонился в знак повиновения.
   — Вот в чем состоит ваша задача: вы отправитесь в Камакуру и предложите свои услуги Иоритомо. Он примет их — он знает о вашей верности роду Минамото. Вы будете честно служить ему, но… помните, что страна и ваш император важнее всего. Ваш отчет о Иоритомо как человеке и государственном деятеле повлияет на мое решение, кого поддерживать в дни будущих испытаний. Передайте князю Иоритомо мое запечатанное письмо. Каждая потерянная минута для вас — упущенная возможность успеха: Тайра попытается остановить вас. Уезжайте сегодня же. Сейчас же!
   Император немного помолчал, потом добавил:
   — Может быть, вам следует принять горячую ванну и переодеться. В любом случае я хочу, чтобы вы покинули Киото до восхода солнца.
   — Государь, я прошу вас разрешить мне взять с собой свою возлюбленную. Задержка будет очень небольшой.
   — Никаких задержек! — глаза Го-Ширакава стали похожи на два черных камня, — Я знаю о вашей близости со вдовой Чикары. Даю вам свое императорское согласие. Берите ее, но уезжайте этой же ночью.
   — Я здесь для того, чтобы повиноваться, государь. Я покину Киото до рассвета.
   — Принимайтесь за дело сейчас же.
   — Слушаюсь.
   Йоши, пятясь и низко кланяясь, вышел из комнаты. Го-Ширакава шумно выдохнул воздух и с чувством облегчения зарылся в душистый носовой платок. Всемогущий Будда! Судьба империи зависит от человека, воняющего гнилой рыбой!
 

ГЛАВА 13

   Князь Фумио провел спокойный вечер, разбирая дела имперских архивов. Нами и госпожа Масака были заняты своими заботами в северном крыле дома, и князь не увиделся с ними. В десятом часу слуга выкатил карету и подозвал возницу. Через некоторое время Фумио подъезжал к двухэтажным воротам усадьбы Рокухары. Его верхняя одежда была пошита из плотной ярко-синей шелковой парчи, официальная черная повязка-кобури аккуратно облегала седую голову. Церемониальные мечи князя были щеголевато заткнуты за пояс, широкие штаны элегантными волнами ниспадали на башмаки с толстой подошвой. В правой руке Фумио держал должностной жезл Имперских архивов, в левой — железный веер.
   Князь не обратил внимания на стражников в красном, большой отряд которых охранял ворота и двор. Эти молодцы всегда наводняли Рокухару, а если сегодня их было больше, чем обычно, то это обстоятельство не казалось ему чем-то особенным. Фумио вышел из кареты и отослал возницу. Он войдет во двор один.
   Всего несколько лет назад место к востоку от реки Камо считалось не престижным участком, покрытым болотистыми полями. После постройки моста Сандзё Кийомори превратил его в общественный и политический центр Киото. Обширное пустое пространство покрылось десятками зданий, где поселился Первый министр и его родственники из семьи Тайра. Высокие стены окружали особняки, их крыши, словно гряды черепичных волн, бежали до главного дворца, очертания которого вздымались над путаницей загнутых вверх углов и резных карнизов. Красотой и роскошью Рокухара соперничала с императорскими садами. Здесь были построены павильоны для любования луной, для пробы духов, чтения стихов и состязаний в борьбе. Вдоль берега реки Камо шла скаковая дорожка. Искусственные пруды и ручьи были заселены лягушками, величаво квакавшими с листьев лотоса.
   Получить приглашение в Рокухару от самой Нии-Доно считалось величайшей честью, выше могло быть только приглашение в императорский дворец. Лицо Фумио сохраняло подобающее для официальных встреч сдержанное выражение, но в его душе бурлил такой восторг, какого он не ощущал многие годы. Он нужен роду Тайра! Наконец его опыт и мудрость принесут пользу.
   Фумио был польщен, когда во время празднования Нового года он нашел свое имя в списках тех, кого император повысил в должности. Быть заведующим имперскими архивами — высокая честь для бывшего деревенского самурая. Высокая честь, но без настоящего дела. Как же он мог не радоваться, что понадобился Тайра в более активном качестве?
   Фумио поднялся по широким ступеням ко входу в главный зал. Его окружила почетная стража из шести солдат. Зрелые мужчины, не то что эти мальчишки в красном, при которых Фумио чувствует себя неуютно. Теперь с ним рядом идут крепкие, выносливые, опытные бойцы с неподдельной выправкой военных, Фумио одобрительно кивнул: так и следует его приветствовать.
   Солдаты обступили Фумио — два спереди, два сзади, по одному с боков — и провели в главный зал, который был почти точной копией Большого императорского зала: высокие потолки, под которыми перекрещивались деревянные балки и уходящие в темноту ряды толстых лакированных колонн, расставленных с математической точностью. Только центральное возвышение освещалось чередой масляных светильников, стоящих на высоких треножниках. Фумио почувствовал запах горящего масла.
   Из центра освещенного круга на него смотрела Хатидзё-но-Нии-Доно, сидевшая в резном кресле. Сегодня она отказалась от традиционной дамской ширмы и заняла место главы рода. Рядом с ней на коленях сидели трое сыновей — Мунемори, Томомори и молодой генерал Шигехира. Нии-Доно была одета в бледно-серое верхнее платье, из-под которого виднелись нижние юбки разных тонов — от белого до черного — траурный костюм старшей жены. Голова женщины была опущена, и языки пламени отбрасывали на ее лицо блуждающие тени, скапливающиеся в глазницах, резко очерчивающие впадины щек под скулами. Вдова Первого министра немигающим взглядом следила за приближающимся князем.
   Фумио остановился перед возвышением. Он поклонился Нии-Доно и ее сыновьям — ив первый раз с момента получения письма ощутил беспокойство. Почему эта размазня Мунемори не смотрит ему в глаза?
   — Для меня большая честь быть приглашенным сюда. Я надеюсь быть вам полезным, — произнес Фумио.
   Нии-Доно ответила высоким, почти визгливым голосом:
   — Да, вы можете быть нам полезны, князь Фумио.
   Мунемори поежился. По-прежнему глядя в сторону, он сказал:
   — Матушка, позвольте нам еще раз обсудить это дело.
   Нии-Доно сделала вид, что не слышит его.
   — У нас есть вопросы к вам, князь Фумио, — продолжила она.
   — Спрашивайте, и я отвечу в полную меру моих скромных возможностей.
   — Верны ли вы нашему делу?
   — Конечно.
   — Отдали бы вы за него жизнь в случае необходимости?
   — Как вы можете задавать мне такой вопрос? Я всегда был стойким сторонником рода Тайра, Моя жизнь принадлежит вам, если вы требуете ее.
   — И все же вы укрываете человека, который причинил нам большое несчастье.
   — Госпожа Хатидзё, мне Йоши причинил еще большее горе. Я растил его, я пытался внушить ему любовь к императору и нашему роду, но обстоятельства словно сговорились превратить его в нашего противника. Если бы вы знали печальные подробности этой беспутной жизни, вы простили бы его.
   — Никогда! Фумио, мой муж, умирая, потребовал голову вашего племянника. Я считаю священным долгом выполнить его приказ. Две головы будут установлены перед его могилой: Йоши и князя Йоритомо. Скажите откровенно, будете ли вы помогать нам?
   — Никто еще не ставил под сомнение мою верность Тайра. Госпожа, я глубоко почитаю вас и остальных членов нашего рода. Пошлите меня на войну, пошлите меня охотиться за князем Йоритомо — я пойду, не задавая никаких вопросов. Но Йоши… я люблю этого мальчика как собственного сына.
   — Мы знаем это. Мы знаем также, что он любит вас и верит вам. Именно поэтому мы и просим вас о помощи. Йоши с почти сверхъестественной ловкостью ускользает от нашей кары: все попытки захватить или убить его до сих пор терпели неудачу.
   Нии-Дона наклонилась вперед, ее лицо оказалось в густой тени, в голосе послышалось шипение.
   — Поклянитесь в верности. Поклянитесь, что приложите все усилия, чтобы помочь нам в борьбе против Йоши. Знайте, сейчас ваш племянник находится в западне, из которой ему не выбраться. С минуты на минуту монахи горы Хией принесут нам его голову. В этом случае вам нечего будет делать. Ваша клятва будет не нужна. Но\ вы приобретете нашу полную поддержку и дружбу. Мы позаботимся, чтобы вы получили достойную награду. Хотите быть генералом нашей армии? Будете! Хотите получить обратно свои поместья в Окитсу? Получите! Скажите, чего вы хотите, и вы получите все.
   — Я немного растерян, — сказал Фумио. — Вы требуете клятвы верности. Моя жизнь принадлежит вам, как принадлежала всегда. Да, я хотел бы стать генералом, но если я смогу служить вам и императору в меньшем звании, этого будет достаточно. Я думал, вы пригласили меня сюда, чтобы посоветоваться со мной о военных делах. Если вы не этого желали, зачем я здесь?
   Смелые слова, но Фумио казалось, будто холодная рука сдавливает ему сердце. В выражении лица Нии-Доно появилось что-то, с чем он никогда не сталкивался прежде, — что-то безумное.
   — Хватит общих фраз! — резко бросила она. — Нам нужно нечто большее, чем пустая болтовня.
   — Моя преданность — не пустая болтовня, — возразил Фумио.
   Пот мелкими каплями выступил у него на верхней губе, увлажнил брови. Пальцы, сжимавшие сановный жезл оледенели, словно сквозь металл в них стал проникать холод смерти. Все заколебалось у него перед глазами. Это было похоже на кошмарный сон. Нии-Доно, скорчившись на высоком кресле, словно хищная птица, то разрасталась, то опадала. Князь почувствовал, как бешено колотится его пульс, ощутил резкий запах горящего масла, увидел виноватые лица трех мужчин, различил безумный блеск в глазах вдовы Кийомори.
   — Если западня не сработает, мы обратимся к вам, и вы выдадите нам Йоши! — взвизгнула Нии-Доно.
   Фумио, испуганный неожиданным криком, сделал шаг назад — и ощутил, что солдаты охраны сомкнулись за ним стеной.
   — Это невозможно, — просто и с достоинством ответил старый князь. — Йоши для меня все равно что сын.
   — Взять его! — прорычала Нии-Доно.
   И произошло неслыханное: два самурая схватили Фумио за руки, не давая ему сдвинуться с места. Простые солдаты подняли руки на командира и сановника третьего разряда! Фумио стал вырываться, пытаясь дотянуться до своего церемониального меча, — безуспешно. Князь рассвирепел. Он дергался в руках стражей, изрыгал ругательства.
   Он ругался словами, которые не слетали с его губ уже тридцать пять лет — со времен его последнего боевого похода, и, пока ему связывали руки, стены мрачного зала оглашала черная площадная брань. Наконец старика вытолкали из помещения, покалывая в спину острием меча. Наследники Кийомори перевели ДУХ.
   — Матушка, Фумио всегда был нашим другом. Как вы можете обращаться с ним так жестоко? — спросил дрожащим голосом Мунемори.
   Нии-Доно презрительно усмехнулась.
   — Ты трус и тряпка, но не будь еще и дураком. Если монахи добьются успеха и принесут нам голову Йоши, мы никогда не сможем доверять старику Фумио. Он должен умереть, и с ним все его родственники. Вспомни, что стало с твоим отцом оттого, что он пощадил Йоритомо. Если монахи потерпят неудачу, мы используем Фумио, чтобы заманить Йоши в последнюю ловушку, из которой он не выберется. Поэтому… — ее голос стал тише, и от этого дыхание смерти еще сильнее зазвучало в нем. — Даже если Фумио согласится помочь нам, он не выйдет из Рокухары живым.
   Мунемори взглянул на братьев.
   Томомори отвернулся. Шигехира покачал головой.
   — Мунемори, мать права, — сказал он. — Другого выхода нет. Фумио и вся его семья должны быть уничтожены. Последней волей нашего отца нельзя пренебрегать: мы должны принести голову Йоши на его могилу или потеряем уважение и власть.
   — Вот слова настоящего мужа из рода Тайра, — одобрила сына Нии-Доно. — Я понимаю, почему император поставил тебя во главе наших войск.
   Она повернулась к Мунемори:
   — А за твою слабость мне стыдно. Для нас пришло время ожесточить сердца. Хотя Фумио наш старый друг, я без колебаний использую его и отброшу. Таков закон власти: тот, кто ее имеет, должен доказывать, что он достаточно силен, чтобы удержать ее.