Страница:
Охана выдал Йоши грубое стеганое одеяло, и вскоре болтовня актеров утомила его. Он расстелил постель за домом, натянул до подбородка красный халат и лежал, вспоминая все, что он видел и слышал в этот богатый событиями день.
Как отличалось его теперешнее представление об актерах от того, которое он составил о них в Окитсу. Он тогда самонадеянно заявил Нами, что может проделать все лучше, чем они. Мечом — да. Но эти летающие дьяволы акробаты! Но волшебная музыка бива! Эти люди настолько развили свое мастерство, что ему не угнаться за ними. Он хотел, чтобы Нами была сейчас с ним и разделила его восторг. Наконец-то он нашел способ пользоваться мечом, не причиняя боли.
Йоши улыбнулся, вспомнив сарказм Нами, когда она сказала:
— Подходящая карьера для великого мастера меча.
«Будда! Хатшиман! Пусть с ней все будет в порядке! Пусть она думает обо мне, как я думаю о ней». Его мысли беспорядочно блуждали; голоса актеров убаюкивали его. Брошенный искоса взгляд Аки — последнее, что он помнил, прежде чем провалиться в сон.
ГЛАВА 57
ГЛАВА 58
ГЛАВА 59
ГЛАВА 60
ГЛАВА 61
Как отличалось его теперешнее представление об актерах от того, которое он составил о них в Окитсу. Он тогда самонадеянно заявил Нами, что может проделать все лучше, чем они. Мечом — да. Но эти летающие дьяволы акробаты! Но волшебная музыка бива! Эти люди настолько развили свое мастерство, что ему не угнаться за ними. Он хотел, чтобы Нами была сейчас с ним и разделила его восторг. Наконец-то он нашел способ пользоваться мечом, не причиняя боли.
Йоши улыбнулся, вспомнив сарказм Нами, когда она сказала:
— Подходящая карьера для великого мастера меча.
«Будда! Хатшиман! Пусть с ней все будет в порядке! Пусть она думает обо мне, как я думаю о ней». Его мысли беспорядочно блуждали; голоса актеров убаюкивали его. Брошенный искоса взгляд Аки — последнее, что он помнил, прежде чем провалиться в сон.
ГЛАВА 57
На следующее утро труппа находилась в состоянии управляемого бедлама, упаковываясь, двигаясь и одеваясь к вечернему представлению.
Дворец князя Хашибуми находился в двух милях к северу от города Окабе и менее чем в двадцати пяти милях от заброшенного шоена князя Фумио, где Йоши впервые увидел Охану.
Городок Окабе располагался далеко от Киото, но самураи Хашибуми без устали разыскивали Йоши. Казалось, Кисо, сделавшись силой, стоящей за троном, приобрел неограниченную власть. Йоши спросил себя, удастся ли Йоритомо добиться успеха в борьбе против столь сильного и непримиримого врага. Шигата га най, с этим ничего было не поделать. Йоши должен постараться сделать все возможное, чтобы оказаться на месте в час расплаты.
Охана встал до зари. Ясное розовато-лиловое небо раскинулось над равниной. Мелкие птицы сновали туда и сюда в бамбуковых рощах, разбросанных по невозделанным рисовым полям. Чирикая, перекликаясь и выводя трели, они усиливали гвалт, производимый людьми при навьючивании на лошадей котелков, кастрюль, костюмов и ширм заднего плана. Охана распаковал маски и выдал их каждому из актеров. Акробаты пойдут впереди процессии, приплясывая и кувыркаясь, за ними двинутся актеры в масках, а замыкать шествие будет Ито, бьющий по такому случаю в барабан.
Йоши было предписано охранять багаж вместе с Аки, Уме и Обаасен.
— Охана, не будет ли полезнее, если я тоже надену маску? — спросил Йоши.
— Зачем? Ты должен стеречь вещи.
Охана был слишком занят, чтобы тратить время на новичка.
— Если я надену маску, горожане подумают, что я актер. Они посчитают, что твоя труппа больше, чем она есть.
— Это так, но ходить в маске жарко и неудобно. Охана подозрительно взглянул на Йоши. Почему это кто-то должен хотеть носить маску?
— Я с радостью потерплю неудобство, чтобы помочь твоей труппе, — дипломатично сказал Йоши.
— Очень хорошо. Надень эту маску демона.
— Я с радостью буду носить ее, — сказал Йоши. Теперь его никто не опознает. Никому не придет в голову связать мускулистого актера с Тадамори-но-Йоши, сенсеем и мастером меча.
Труппа позавтракала горьким зеленым чаем и рисовыми лепешками. Когда солнце стало пригревать, они покинули заброшенный крестьянский дом и направились через равнину к горам, возвышающимся над Окабе. Пыль, поднятая копытами животных, клубилась над рисовыми полями, отмечая путь каравана к городу.
К полудню они достигли узкой тропы у подножия горы и остановились отдохнуть под гранатовым деревом. Березовые стволы окружали поляну, как бледные часовые, отбрасывая желанную синюю тень.
— Кто же ты? — спросил голос.
Йоши испугался. Он оглянулся и увидел Аки, сидящую в нескольких футах от него. Она в раздумье смотрела на него.
— Ты что-то сказала мне? — спросил Йоши, чтобы выгадать время собраться с мыслями.
— Да. Я думаю, ты что-то таишь за душой. Будь осторожен. Ты не сможешь долго скрывать свой секрет. Наша труппа живет в тесном контакте. В конце концов мы все вызнаем про тебя.
— Меня зовут Суруга, — солгал Йоши. — У меня нет секретов, касающихся труппы, только желание быть полезным и отработать свое содержание.
Йоши рассматривал Аки на фоне зеленой травы. Она была красивой женщиной. Обильная косметика делала Аки похожей на куколку. Форма лица придавала ей сходство с умной горной лисой, и это сходство подчеркивалось ее привычкой поворачиваться боком и смотреть на собеседника уголком глаза.
Каковы бы ни были ее недостатки или достоинства, в этот момент она выглядела очаровательно.
Аки заговорщически наклонилась к мужчине:
— Хорошо, если это правда. Чем больше мы открыты друг другу, тем лучше для нас. Труппа — это клубок сплетен.
Она сделала паузу, чтобы вздохнуть, затем тихо спросила:
— Что тебе говорили обо мне или о моем отце?
— Совсем ничего, — ответил Йоши, с удивлением обнаружив, что под маской агрессии девушка искала утешения. Его тронула ее почти детская мнительность.
— Те, с кем я говорил, отмечали твой талант и красоту.
— Ты находишь меня красивой? — спросила она.
— Да. Очень.
Тяжелый запах гранатового дерева, свет, падающий пятнами через листву, и близость Аки помогли произнести эти слова. Йоши почувствовал себя виноватым. Что бы подумала Нами, если бы услышала, как он говорит комплименты актрисе? Но… его задачей было смешаться с этими ханэн, стать одним из них. И, надо сказать, это не так уж неприятно — девушка была прехорошенькой.
Под влиянием минуты он сказал:
— Я бы хотел сочинить стихотворение для тебя.
— Ты сочиняешь стихи? Будда! Ты что, человек многих талантов?
Холодное самообладание Аки моментально вернулось к ней. Ее тон стал сардоническим, даже неприятным.
— Что ж, разве я кажусь необразованным?
— Напротив. Ты говоришь хорошо, слишком хорошо. Меня интересует твое происхождение. Кто ты?
Аки отвернулась к Обаасен и Уме, оставив Йоши наедине со своими мыслями. Йоши чувствовал, что его оценили и забраковали. Аки была молодой девушкой, привыкшей поступать по-своему. Снаружи — своевольная, независимая, увлеченная собственной красотой, внутри — уязвимая и требовательная. Легко понять, почему Шите полюбил ее. Йоши должен быть осторожен; девушка решила, что над ней подсмеиваются, и это могло принести трудности. Йоши не может позволить себе беспричинно наживать врагов среди труппы.
Охана встал. Отдых окончился.
Тропа, уводившая в гору, была длинной и узкой. Крутой обрыв с одной стороны ее делал путь особенно опасным. Караван медленно полз по крутому склону, зажатый между сосновым лесом и пропастью.
Йоши помогал женщинам, в трудных местах предлагая руку, переправляя Обаасен через самые неприятные места. Уме покорно опустила голову и следовала его советам, зато Аки стряхивала его руку и резко отвечала, что способна идти сама. Казалось, она сожалеет о своей откровенности.
Труппа добралась до главной улицы Окабе без происшествий. Прежде чем войти в город, актеры надели маски, акробаты размялись на обочине, а Ито подтянул барабан. Когда все были готовы, Охана повел театр через город, подняв транспарант, на котором было написано объявление о вечернем празднике. За ним следовали акробаты, поднимая тучи пыли, крутясь колесом под бой барабана. Актеры в масках шли гуськом, Шите и Цуре размахивали бутафорскими мечами, остальные пели воинственную песню о подвигах князя Хашибуми.
Следуя за женщинами и лошадьми, Йоши смотрел на охваченных благоговением горожан, плотной стеной стоявших по обе стороны улицы. Откуда их столько? В таком маленьком городе? Он получил третий урок. Люди пройдут много миль ради бесплатного представления. Казалось, они вырастали из-под земли. Провинция развлекается мало: в Новый год и в праздник урожая риса. Сегодняшнего зрелища хватит на много месяцев.
В центре города Охана остановился. Он вывесил на стене объявлений афишу и трудолюбиво прочел имевшиеся здесь сообщения: объявления о продаже, объявления об обмене, о покупке, о наградах за информацию. Одно объявление привлекло его внимание — о дезертире, разыскиваемом князем Кисо.
Описание не вызывало сомнений. Итак, новичок затесавшийся в труппу дезертировал в разгар битвы. Неудивительно, что он теперь прикрывается маской. Он настолько ошалел от страха, что даже не договорился о своем жаловании.
Эту ситуацию нужно использовать с выгодой для Оханы. Если он выдаст этого человека самураям, он получит вознаграждение только один раз… если получит вообще. Самураи могут просто убить доносчика, чтобы прикарманить денежки. Однако если пока что прикусить язычок, то в будущем может наступить момент, когда это вознаграждение удвоится или утроится. Кроме того, Охана всегда может сообщить об этом человеке; нужно только объяснить, что сначала не распознал его.
Стоит ли обсудить это с Аки? Нет. Он сохранит эти сведения до более благоприятного времени. Она умна, но она всего лишь женщина. Будет лучше, если Охана сохранит все в секрете. А пока нужно все как следует взвесить.
Охана был Непривычно задумчив, когда вернулся, чтобы вести труппу во дворец господина Хашибуми.
Дворец князя Хашибуми находился в двух милях к северу от города Окабе и менее чем в двадцати пяти милях от заброшенного шоена князя Фумио, где Йоши впервые увидел Охану.
Городок Окабе располагался далеко от Киото, но самураи Хашибуми без устали разыскивали Йоши. Казалось, Кисо, сделавшись силой, стоящей за троном, приобрел неограниченную власть. Йоши спросил себя, удастся ли Йоритомо добиться успеха в борьбе против столь сильного и непримиримого врага. Шигата га най, с этим ничего было не поделать. Йоши должен постараться сделать все возможное, чтобы оказаться на месте в час расплаты.
Охана встал до зари. Ясное розовато-лиловое небо раскинулось над равниной. Мелкие птицы сновали туда и сюда в бамбуковых рощах, разбросанных по невозделанным рисовым полям. Чирикая, перекликаясь и выводя трели, они усиливали гвалт, производимый людьми при навьючивании на лошадей котелков, кастрюль, костюмов и ширм заднего плана. Охана распаковал маски и выдал их каждому из актеров. Акробаты пойдут впереди процессии, приплясывая и кувыркаясь, за ними двинутся актеры в масках, а замыкать шествие будет Ито, бьющий по такому случаю в барабан.
Йоши было предписано охранять багаж вместе с Аки, Уме и Обаасен.
— Охана, не будет ли полезнее, если я тоже надену маску? — спросил Йоши.
— Зачем? Ты должен стеречь вещи.
Охана был слишком занят, чтобы тратить время на новичка.
— Если я надену маску, горожане подумают, что я актер. Они посчитают, что твоя труппа больше, чем она есть.
— Это так, но ходить в маске жарко и неудобно. Охана подозрительно взглянул на Йоши. Почему это кто-то должен хотеть носить маску?
— Я с радостью потерплю неудобство, чтобы помочь твоей труппе, — дипломатично сказал Йоши.
— Очень хорошо. Надень эту маску демона.
— Я с радостью буду носить ее, — сказал Йоши. Теперь его никто не опознает. Никому не придет в голову связать мускулистого актера с Тадамори-но-Йоши, сенсеем и мастером меча.
Труппа позавтракала горьким зеленым чаем и рисовыми лепешками. Когда солнце стало пригревать, они покинули заброшенный крестьянский дом и направились через равнину к горам, возвышающимся над Окабе. Пыль, поднятая копытами животных, клубилась над рисовыми полями, отмечая путь каравана к городу.
К полудню они достигли узкой тропы у подножия горы и остановились отдохнуть под гранатовым деревом. Березовые стволы окружали поляну, как бледные часовые, отбрасывая желанную синюю тень.
— Кто же ты? — спросил голос.
Йоши испугался. Он оглянулся и увидел Аки, сидящую в нескольких футах от него. Она в раздумье смотрела на него.
— Ты что-то сказала мне? — спросил Йоши, чтобы выгадать время собраться с мыслями.
— Да. Я думаю, ты что-то таишь за душой. Будь осторожен. Ты не сможешь долго скрывать свой секрет. Наша труппа живет в тесном контакте. В конце концов мы все вызнаем про тебя.
— Меня зовут Суруга, — солгал Йоши. — У меня нет секретов, касающихся труппы, только желание быть полезным и отработать свое содержание.
Йоши рассматривал Аки на фоне зеленой травы. Она была красивой женщиной. Обильная косметика делала Аки похожей на куколку. Форма лица придавала ей сходство с умной горной лисой, и это сходство подчеркивалось ее привычкой поворачиваться боком и смотреть на собеседника уголком глаза.
Каковы бы ни были ее недостатки или достоинства, в этот момент она выглядела очаровательно.
Аки заговорщически наклонилась к мужчине:
— Хорошо, если это правда. Чем больше мы открыты друг другу, тем лучше для нас. Труппа — это клубок сплетен.
Она сделала паузу, чтобы вздохнуть, затем тихо спросила:
— Что тебе говорили обо мне или о моем отце?
— Совсем ничего, — ответил Йоши, с удивлением обнаружив, что под маской агрессии девушка искала утешения. Его тронула ее почти детская мнительность.
— Те, с кем я говорил, отмечали твой талант и красоту.
— Ты находишь меня красивой? — спросила она.
— Да. Очень.
Тяжелый запах гранатового дерева, свет, падающий пятнами через листву, и близость Аки помогли произнести эти слова. Йоши почувствовал себя виноватым. Что бы подумала Нами, если бы услышала, как он говорит комплименты актрисе? Но… его задачей было смешаться с этими ханэн, стать одним из них. И, надо сказать, это не так уж неприятно — девушка была прехорошенькой.
Под влиянием минуты он сказал:
— Я бы хотел сочинить стихотворение для тебя.
— Ты сочиняешь стихи? Будда! Ты что, человек многих талантов?
Холодное самообладание Аки моментально вернулось к ней. Ее тон стал сардоническим, даже неприятным.
— Что ж, разве я кажусь необразованным?
— Напротив. Ты говоришь хорошо, слишком хорошо. Меня интересует твое происхождение. Кто ты?
Аки отвернулась к Обаасен и Уме, оставив Йоши наедине со своими мыслями. Йоши чувствовал, что его оценили и забраковали. Аки была молодой девушкой, привыкшей поступать по-своему. Снаружи — своевольная, независимая, увлеченная собственной красотой, внутри — уязвимая и требовательная. Легко понять, почему Шите полюбил ее. Йоши должен быть осторожен; девушка решила, что над ней подсмеиваются, и это могло принести трудности. Йоши не может позволить себе беспричинно наживать врагов среди труппы.
Охана встал. Отдых окончился.
Тропа, уводившая в гору, была длинной и узкой. Крутой обрыв с одной стороны ее делал путь особенно опасным. Караван медленно полз по крутому склону, зажатый между сосновым лесом и пропастью.
Йоши помогал женщинам, в трудных местах предлагая руку, переправляя Обаасен через самые неприятные места. Уме покорно опустила голову и следовала его советам, зато Аки стряхивала его руку и резко отвечала, что способна идти сама. Казалось, она сожалеет о своей откровенности.
Труппа добралась до главной улицы Окабе без происшествий. Прежде чем войти в город, актеры надели маски, акробаты размялись на обочине, а Ито подтянул барабан. Когда все были готовы, Охана повел театр через город, подняв транспарант, на котором было написано объявление о вечернем празднике. За ним следовали акробаты, поднимая тучи пыли, крутясь колесом под бой барабана. Актеры в масках шли гуськом, Шите и Цуре размахивали бутафорскими мечами, остальные пели воинственную песню о подвигах князя Хашибуми.
Следуя за женщинами и лошадьми, Йоши смотрел на охваченных благоговением горожан, плотной стеной стоявших по обе стороны улицы. Откуда их столько? В таком маленьком городе? Он получил третий урок. Люди пройдут много миль ради бесплатного представления. Казалось, они вырастали из-под земли. Провинция развлекается мало: в Новый год и в праздник урожая риса. Сегодняшнего зрелища хватит на много месяцев.
В центре города Охана остановился. Он вывесил на стене объявлений афишу и трудолюбиво прочел имевшиеся здесь сообщения: объявления о продаже, объявления об обмене, о покупке, о наградах за информацию. Одно объявление привлекло его внимание — о дезертире, разыскиваемом князем Кисо.
Описание не вызывало сомнений. Итак, новичок затесавшийся в труппу дезертировал в разгар битвы. Неудивительно, что он теперь прикрывается маской. Он настолько ошалел от страха, что даже не договорился о своем жаловании.
Эту ситуацию нужно использовать с выгодой для Оханы. Если он выдаст этого человека самураям, он получит вознаграждение только один раз… если получит вообще. Самураи могут просто убить доносчика, чтобы прикарманить денежки. Однако если пока что прикусить язычок, то в будущем может наступить момент, когда это вознаграждение удвоится или утроится. Кроме того, Охана всегда может сообщить об этом человеке; нужно только объяснить, что сначала не распознал его.
Стоит ли обсудить это с Аки? Нет. Он сохранит эти сведения до более благоприятного времени. Она умна, но она всего лишь женщина. Будет лучше, если Охана сохранит все в секрете. А пока нужно все как следует взвесить.
Охана был Непривычно задумчив, когда вернулся, чтобы вести труппу во дворец господина Хашибуми.
ГЛАВА 58
Праздник был в полном разгаре. Флейты, колокольчики, лютни и цитры были слышны во всех углах дворцового сада. Кавалеры и дамы, приехавшие издалека, даже из самого Киото, парами и группами прохаживались по мягкой душистой траве, проводя время в оживленной беседе. Некоторые галантные мужчины музицировали на инструментах, одолженных у музыкантов, другие пели или танцевали.
На искусственном озере, покрытом водяными лилиями, состязались в скорости небольшие лодки, скользя по сине-зеленой воде. Одежды съехавшихся повеселиться господ яркими пятнами расцветили парк. Тут были китайские камзолы, богато отделанные парчой, элегантные костюмы для верховой езды, кимоно всех оттенков. Особенно нежными красками переливались женские платья — травянисто-зеленые, персиковые, цвета созревшей сливы.
Труппу Оханы провели в павильон ожидания и оставили там среди толпы конюхов, служанок и носильщиков.
Йоши когда-то присутствовал на подобных празднествах в Киото и знал, какая утонченная публика посещает их. Он боялся, что труппа Оханы будет в одночасье освистана и прогнана, если не казнена на месте. Их третьесортная карикатура на театр не могла удовлетворить вкус самого грубого солдафона из местной знати. Йоши взглянул на аляповато размалеванные лица новоприобретенных товарищей и невольно поморщился.
Актеры меж тем, отложив маски, деловито доставали костюмы. Ито отложил барабан и настроил свою бива. Акробаты разминались, Шите и Цуре проводили последнюю репетицию. Йоши, оставаясь в маске, стал помогать Уме и Обаасен распаковывать фоновые ширмы для фарса.
Аки накладывала на лицо плотный грим, необходимый для ее роли. Присмотревшись, Йоши нашел грим отвратительным. Он не видел Аки на репетиции, поэтому не имел представления, что она будет делать.
Труппа ожидала сигнала к действию. Пришел мажордом и объявил, что их выступление начнется не раньше, чем сядет солнце и загорятся огни. Комедианты должны приступать к делу сразу после того, как большой концертный ансамбль прокатит свою программу.
Охана кликнул Йоши, Шите и акробатов помочь ему установить сцену. Йоши был поражен ее убожеством. Сцена представляла собой приподнятую над полом платформу, огороженную подобием рампы и загроможденную ширмами, на которых был намалеван лес с багрово-оранжевыми цветами на его фоне.
За сценой Йоши сел рядом с Аки, ловя сердитые взгляды Шите и Оханы.
— Ты выглядишь замкнуто. Ты волнуешься перед выходом? — спросил Йоши.
— Я совсем не волнуюсь, — огрызнулась она и отвернулась.
— Прости. Надеюсь, мой вопрос не обидел тебя, — сказал он.
— Вопрос ничего не значит, меня обижает твое отношение к нам, — холодно сказала она.
— Почему ты так говоришь?
— Ты считаешь, что ты выше нас. Бродяга, который спит в гнилой соломе, вдруг заявляет, что умеет писать стихи… Конечно, он думает, что мы грубые существа, намного ниже его…
— Ты ошибаешься. Я восхищаюсь талантами труппы. Писать стихи — небольшое умение. Стихотворение — это только слова. Вот… — Брови Йоши сдвинулись. Он пошевелил губами. — Я обещал тебе стихотворение, и я написал его.
Йоши заколебался.
— Конечно, если ты не хочешь слушать…
— Ну ладно… прочти… раз уж написано.
Йоши продекламировал:
— Для тебя.
— Возможно, я неверно судила о тебе.
Аки улыбнулась. Когда она улыбалась, она была прекрасна. Йоши снова почувствовал волнение. Его влекло к девушке, несмотря на ее сумасбродное поведение; возможно, это даже придавало ей пикантности в его глазах.
Внутренний двор погрузился во тьму. Вокруг озера загорелись огни и бумажные фонари; гости медленно направились к импровизированному театру. От рыдающих звуков бива сентиментальная слеза навернулась на глаза Йоши. Музыка напомнила ему о Нами. Где она сейчас? И где сейчас он сам? Он недоуменно взглянул на Аки и смутился. Жизнь театра совсем не похожа на жизнь воина.
— Поспеши, мы начинаем, — голос Оханы прервал его размышления.
На искусственном озере, покрытом водяными лилиями, состязались в скорости небольшие лодки, скользя по сине-зеленой воде. Одежды съехавшихся повеселиться господ яркими пятнами расцветили парк. Тут были китайские камзолы, богато отделанные парчой, элегантные костюмы для верховой езды, кимоно всех оттенков. Особенно нежными красками переливались женские платья — травянисто-зеленые, персиковые, цвета созревшей сливы.
Труппу Оханы провели в павильон ожидания и оставили там среди толпы конюхов, служанок и носильщиков.
Йоши когда-то присутствовал на подобных празднествах в Киото и знал, какая утонченная публика посещает их. Он боялся, что труппа Оханы будет в одночасье освистана и прогнана, если не казнена на месте. Их третьесортная карикатура на театр не могла удовлетворить вкус самого грубого солдафона из местной знати. Йоши взглянул на аляповато размалеванные лица новоприобретенных товарищей и невольно поморщился.
Актеры меж тем, отложив маски, деловито доставали костюмы. Ито отложил барабан и настроил свою бива. Акробаты разминались, Шите и Цуре проводили последнюю репетицию. Йоши, оставаясь в маске, стал помогать Уме и Обаасен распаковывать фоновые ширмы для фарса.
Аки накладывала на лицо плотный грим, необходимый для ее роли. Присмотревшись, Йоши нашел грим отвратительным. Он не видел Аки на репетиции, поэтому не имел представления, что она будет делать.
Труппа ожидала сигнала к действию. Пришел мажордом и объявил, что их выступление начнется не раньше, чем сядет солнце и загорятся огни. Комедианты должны приступать к делу сразу после того, как большой концертный ансамбль прокатит свою программу.
Охана кликнул Йоши, Шите и акробатов помочь ему установить сцену. Йоши был поражен ее убожеством. Сцена представляла собой приподнятую над полом платформу, огороженную подобием рампы и загроможденную ширмами, на которых был намалеван лес с багрово-оранжевыми цветами на его фоне.
За сценой Йоши сел рядом с Аки, ловя сердитые взгляды Шите и Оханы.
— Ты выглядишь замкнуто. Ты волнуешься перед выходом? — спросил Йоши.
— Я совсем не волнуюсь, — огрызнулась она и отвернулась.
— Прости. Надеюсь, мой вопрос не обидел тебя, — сказал он.
— Вопрос ничего не значит, меня обижает твое отношение к нам, — холодно сказала она.
— Почему ты так говоришь?
— Ты считаешь, что ты выше нас. Бродяга, который спит в гнилой соломе, вдруг заявляет, что умеет писать стихи… Конечно, он думает, что мы грубые существа, намного ниже его…
— Ты ошибаешься. Я восхищаюсь талантами труппы. Писать стихи — небольшое умение. Стихотворение — это только слова. Вот… — Брови Йоши сдвинулись. Он пошевелил губами. — Я обещал тебе стихотворение, и я написал его.
Йоши заколебался.
— Конечно, если ты не хочешь слушать…
— Ну ладно… прочти… раз уж написано.
Йоши продекламировал:
— Ты написал это для меня?
Солнца сиянье.
Свет серебристый луны.
Ты их затмила
Нежной своей красотой.
Блещет она, как слеза.
— Для тебя.
— Возможно, я неверно судила о тебе.
Аки улыбнулась. Когда она улыбалась, она была прекрасна. Йоши снова почувствовал волнение. Его влекло к девушке, несмотря на ее сумасбродное поведение; возможно, это даже придавало ей пикантности в его глазах.
Внутренний двор погрузился во тьму. Вокруг озера загорелись огни и бумажные фонари; гости медленно направились к импровизированному театру. От рыдающих звуков бива сентиментальная слеза навернулась на глаза Йоши. Музыка напомнила ему о Нами. Где она сейчас? И где сейчас он сам? Он недоуменно взглянул на Аки и смутился. Жизнь театра совсем не похожа на жизнь воина.
— Поспеши, мы начинаем, — голос Оханы прервал его размышления.
ГЛАВА 59
Находясь за кулисами, Йоши не видел публики, но сцена была перед ним как на ладони. Представление спасли акробаты.
Летающие гимнасты восхитили господ и дам. Крепкие мускулистые фигуры атлетов вызвали симпатию зрителей. Головокружительные трюки не раз награждались рукоплесканиями. Кроме того, вид человека, стоящего на голове, сам по себе вызывает удовольствие. Дамы в знак одобрения махали своими веерами, господа подбадривали акробатов криками. Было похоже, что оборванному ансамблю достанется вся слава дня.
Охана несколько сбил темп, взявшись читать трактат о военной распре между семьями Садато и Абэ. Никто не понимал, о чем говорит этот коротышка. В мерцающем свете фонарей Охана выглядел довольно импозантно. Но придворные мало интересовались военными приключениями прошлого. Дамы заерзали, стали перешептываться. Господа слушали около минуты, затем перестали обращать на оратора внимание. Охана покинул сцену, сопровождаемый пренебрежительным гулом.
К удивлению Йоши, зал затих, когда появилась Аки. Девушка держалась на сцене свободно. Грим, выглядевший таким уродливым, в свете рампы стал совершенным. Ясным голосом, напоминающим прозрачный звон далеких храмовых колоколов, Аки прочитала короткое стихотворение. И закружилась в танце под звуки бива. Она танцевала легко, естественно, переливаясь в пространстве, словно хрустальная струйка горного родника.
Аки очаровала публику. Йоши был горд, что принадлежит к ее миру. После ее ухода в зале несколько минут не стихали аплодисменты. Теперь в хорошем настроении публике могло понравиться почти все.
Почти все.
Фарс потерял зрителя. Он мог бы понравиться деревенскому люду на празднике рисовых полей, но был слишком тяжел и груб для придворных. Ощутив неприязнь зала, актеры начали играть еще грубее, усиливая отчуждение. Публика насмешливо улюлюкала. Аляповатый задник усугубил провал. На его размалеванном кричащими красками фоне выгодно выделялось светлое платье Аки, но разноцветные костюмы комедиантов совершенно терялись. На Шите и Цуре зашикали после первых выпадов. Господа смеялись и отпускали колкости. Даже слуги, толпившиеся рядом с Йоши, находили фехтовальщиков никудышными.
Акробаты и Аки были забыты. Публика разошлась раньше, чем закончилась программа, не обращая внимания на грандиозный финал.
С Оханой расплатился мажордом, который велел труппе как можно скорее покинуть поместье. Однако не было сказано ничего, указывающего на то, что господин Хашибуми разочарован программой.
Отработав свое, актеры были голодны. Им хотелось посидеть тесным кружком, обсудить выступление. Мажордом неохотно провел их к столу в дальнем углу павильона.
— Что ты думаешь, Суруга? Тебе понравилось мое обращение с мечом? — спросил Шите, запихивая горсть риса в рот.
— Твою игру нужно еще отработать. Я думаю, можно улучшить ее, если найти клинок получше. Боюсь, господа заметили, что он оловянный.
— Ах, если бы мы только могли себе позволить иметь настоящие мечи, — пробормотал Шите, взглянув на Охану.
— Публика была невыносима, — сказал Охана, игнорируя Шите. — Не понимаю, в чем дело? Мы выступали сотни раз, но нигде не получали такого хамского приема.
— Вам приходилось прежде выступать перед таким залом?
— Что ты имеешь в виду?
Охана приподнялся и свирепо посмотрел на Йоши. Он напоминал сердитого петуха, и эффект усиливали несколько зерен риса, прилипших к уголку рта.
— Охана, это аристократы. Непонятно, какие блага наобещал им Хашибуми, чтобы выманить их из Киото. Это йоко-хито, люди качества, большинство из них принадлежит к пятому рангу. Сегодня вы играли перед такой утонченной публикой, какую можно найти только во дворце императора.
— Ты хочешь сказать, они сочли нас за олухов? Охана сердито стряхнул рис.
— Откровенно говоря, да. Но у меня есть опыт общения с подобными людьми, — осторожно произнес Йоши.
Охана и Аки переглянулись. Глаза Оханы сказали: «Ты видишь? Он знает больше, чем говорит».
Взгляд Аки отвечал: «Пусть! Он может быть мне полезен!»
Шите надул губы, Цуре проворчал:
— До того как ты пришел, мы были достаточно хороши. Теперь ты говоришь, что нас держат за олухов. Чего ты от нас хочешь?
— Ничего, если вы хотите играть для крестьян. Если вы хотите играть за золото, нужно внести некоторые изменения, — сказал Йоши.
Выражение лица Оханы стало холодным.
— Это мой театр, — сказал он. — Я буду решать, нужны ли нам перемены.
Аки вступила в разговор, шутливо толкнув отца в бок:
— Конечно, ты будешь решать, дорогой папа. Мы любим и уважаем тебя. Мы знаем, что ты как никто ценишь мнение труппы. Если мы можем заработать больше золота, внеся незначительные изменения в нашу программу, давайте внесем их.
— Мой ум открыт, любой подтвердит это. Но каковы эти «небольшие изменения», которые, несомненно, приведут нас во дворец императора к Новому году?
Йоши проигнорировал сарказм Оханы.
— Новый год — это слишком скоро, — сказал он. — Но в свое время мы будем выступать в столице, если начнем работать по-новому.
— С чего ты хочешь начать? — спросил Шите.
— С разрешения Оханы, я бы сменил задник.
— Задник! Он достался мне от отца, — возмущенно сказал Охана.
— Значит, пора его менять. Он слишком ярок. Публика не видит актеров.
— Что ты предлагаешь? — спросила Аки.
— Изобразить силуэт сосны на фоне светлого неба. Никаких лишних пятен. Коричневый ствол, зеленые иглы. Работе актеров ничто не должно мешать.
— Кто возьмется за это?
— Я, чтобы отплатить вашу доброту, У меня есть некоторое умение обращаться с кистью.
Ито, молча слушавший разговор, сказал:
— Он прав, Охана. Наш задник слишком тяжел. Если люди стремятся к простоте, мы должны поступать так же.
— У нашего нового друга много талантов, — сказала Аки. — Пусть он рисует свою сосну. Отец решит, что с ней делать дальше.
Летающие гимнасты восхитили господ и дам. Крепкие мускулистые фигуры атлетов вызвали симпатию зрителей. Головокружительные трюки не раз награждались рукоплесканиями. Кроме того, вид человека, стоящего на голове, сам по себе вызывает удовольствие. Дамы в знак одобрения махали своими веерами, господа подбадривали акробатов криками. Было похоже, что оборванному ансамблю достанется вся слава дня.
Охана несколько сбил темп, взявшись читать трактат о военной распре между семьями Садато и Абэ. Никто не понимал, о чем говорит этот коротышка. В мерцающем свете фонарей Охана выглядел довольно импозантно. Но придворные мало интересовались военными приключениями прошлого. Дамы заерзали, стали перешептываться. Господа слушали около минуты, затем перестали обращать на оратора внимание. Охана покинул сцену, сопровождаемый пренебрежительным гулом.
К удивлению Йоши, зал затих, когда появилась Аки. Девушка держалась на сцене свободно. Грим, выглядевший таким уродливым, в свете рампы стал совершенным. Ясным голосом, напоминающим прозрачный звон далеких храмовых колоколов, Аки прочитала короткое стихотворение. И закружилась в танце под звуки бива. Она танцевала легко, естественно, переливаясь в пространстве, словно хрустальная струйка горного родника.
Аки очаровала публику. Йоши был горд, что принадлежит к ее миру. После ее ухода в зале несколько минут не стихали аплодисменты. Теперь в хорошем настроении публике могло понравиться почти все.
Почти все.
Фарс потерял зрителя. Он мог бы понравиться деревенскому люду на празднике рисовых полей, но был слишком тяжел и груб для придворных. Ощутив неприязнь зала, актеры начали играть еще грубее, усиливая отчуждение. Публика насмешливо улюлюкала. Аляповатый задник усугубил провал. На его размалеванном кричащими красками фоне выгодно выделялось светлое платье Аки, но разноцветные костюмы комедиантов совершенно терялись. На Шите и Цуре зашикали после первых выпадов. Господа смеялись и отпускали колкости. Даже слуги, толпившиеся рядом с Йоши, находили фехтовальщиков никудышными.
Акробаты и Аки были забыты. Публика разошлась раньше, чем закончилась программа, не обращая внимания на грандиозный финал.
С Оханой расплатился мажордом, который велел труппе как можно скорее покинуть поместье. Однако не было сказано ничего, указывающего на то, что господин Хашибуми разочарован программой.
Отработав свое, актеры были голодны. Им хотелось посидеть тесным кружком, обсудить выступление. Мажордом неохотно провел их к столу в дальнем углу павильона.
— Что ты думаешь, Суруга? Тебе понравилось мое обращение с мечом? — спросил Шите, запихивая горсть риса в рот.
— Твою игру нужно еще отработать. Я думаю, можно улучшить ее, если найти клинок получше. Боюсь, господа заметили, что он оловянный.
— Ах, если бы мы только могли себе позволить иметь настоящие мечи, — пробормотал Шите, взглянув на Охану.
— Публика была невыносима, — сказал Охана, игнорируя Шите. — Не понимаю, в чем дело? Мы выступали сотни раз, но нигде не получали такого хамского приема.
— Вам приходилось прежде выступать перед таким залом?
— Что ты имеешь в виду?
Охана приподнялся и свирепо посмотрел на Йоши. Он напоминал сердитого петуха, и эффект усиливали несколько зерен риса, прилипших к уголку рта.
— Охана, это аристократы. Непонятно, какие блага наобещал им Хашибуми, чтобы выманить их из Киото. Это йоко-хито, люди качества, большинство из них принадлежит к пятому рангу. Сегодня вы играли перед такой утонченной публикой, какую можно найти только во дворце императора.
— Ты хочешь сказать, они сочли нас за олухов? Охана сердито стряхнул рис.
— Откровенно говоря, да. Но у меня есть опыт общения с подобными людьми, — осторожно произнес Йоши.
Охана и Аки переглянулись. Глаза Оханы сказали: «Ты видишь? Он знает больше, чем говорит».
Взгляд Аки отвечал: «Пусть! Он может быть мне полезен!»
Шите надул губы, Цуре проворчал:
— До того как ты пришел, мы были достаточно хороши. Теперь ты говоришь, что нас держат за олухов. Чего ты от нас хочешь?
— Ничего, если вы хотите играть для крестьян. Если вы хотите играть за золото, нужно внести некоторые изменения, — сказал Йоши.
Выражение лица Оханы стало холодным.
— Это мой театр, — сказал он. — Я буду решать, нужны ли нам перемены.
Аки вступила в разговор, шутливо толкнув отца в бок:
— Конечно, ты будешь решать, дорогой папа. Мы любим и уважаем тебя. Мы знаем, что ты как никто ценишь мнение труппы. Если мы можем заработать больше золота, внеся незначительные изменения в нашу программу, давайте внесем их.
— Мой ум открыт, любой подтвердит это. Но каковы эти «небольшие изменения», которые, несомненно, приведут нас во дворец императора к Новому году?
Йоши проигнорировал сарказм Оханы.
— Новый год — это слишком скоро, — сказал он. — Но в свое время мы будем выступать в столице, если начнем работать по-новому.
— С чего ты хочешь начать? — спросил Шите.
— С разрешения Оханы, я бы сменил задник.
— Задник! Он достался мне от отца, — возмущенно сказал Охана.
— Значит, пора его менять. Он слишком ярок. Публика не видит актеров.
— Что ты предлагаешь? — спросила Аки.
— Изобразить силуэт сосны на фоне светлого неба. Никаких лишних пятен. Коричневый ствол, зеленые иглы. Работе актеров ничто не должно мешать.
— Кто возьмется за это?
— Я, чтобы отплатить вашу доброту, У меня есть некоторое умение обращаться с кистью.
Ито, молча слушавший разговор, сказал:
— Он прав, Охана. Наш задник слишком тяжел. Если люди стремятся к простоте, мы должны поступать так же.
— У нашего нового друга много талантов, — сказала Аки. — Пусть он рисует свою сосну. Отец решит, что с ней делать дальше.
ГЛАВА 60
Месяц шел за месяцем. Йоши был занят от утренних храмовых колоколов до деревянных трещоток ночных сторожей.
Труппа разбила лагерь в пригороде Шимады, в десяти милях от дворца Хашибуми. Шимада был важным торговым центром из-за своего расположения на реке Ои. Караваны купцов из дальних и ближних провинций не могли миновать его. Здесь имелись еда и жилье для людей и пастбища для усталых животных.
Переделка задника повлекла за собой цепь событий, которая привела к тому, что Йоши сделался по существу руководителем труппы. Он взял на себя задачу подготовки театра к выступлениям в Киото. Когда он думал о Нами, фактически находящейся в заключении у Кисо, следующий год казался вечностью.
Задник, что называется, был первой ласточкой. Дни превращались в недели, недели в месяцы. Охана не хотел терять власть, но природная лень и амбиции дочери заставили в конце концов отойти от дел.
Охана пил и ни во что не вмешивался.
Устранив Охану, Йоши взялся за режиссуру; сначала он работал с Шите, который был податлив, как мягкая глина. Шите смотрел Йоши в рот и скоро стал ходить за ним, как верная собачка.
Как-то, после долгой, утомительной репетиции, Шите разоткровенничался.
— Я люблю Аки, — сказал он. — Я хочу жениться на ней, но она говорит, что я глуп и необразован. Помоги мне научиться манерам благородного человека. Может быть, тогда она наконец полюбит меня.
Йоши чувствовал себя неловко. Его самого тянуло к Аки. Ничто не мешало ему сделать ее своей любовницей. Это было в обычае времени. Многие мужчины при дворе имели любовниц; часто им давали официальный статус вторых жен. Князь Чикара был женат, когда сватался к Нами.
Поняла бы его Нами? Йоши рассудил, что данная ситуация никак не повлияла бы на ее положение главной жены.
Связь с Аки повысит надежность его маскировки, даст ему больше власти в труппе, ускорит прибытие в Киото.
Терпение, говорил он себе, терпение.
Аки не так-то легко управлять. Она самостоятельна и практична. Она всегда сама решает, что ей надо делать. Бедный Шите, такой красивый, добрый и — Аки права! — такой глупый.
Йоши нравился Шите. Он совсем не хотел причинять ему боль. Изгнав Аки из своих мыслей, он взялся за воспитание юноши, пытаясь обучить его стихосложению и умению обращаться с мечом.
Эти усилия привели к неравнозначным успехам. Стихи появились, но оставались деревянными, а танец с мечом не клеился вообще.
— Я когда-нибудь научусь? — спрашивал Шите.
— Достаточно хорошо для театра, — отвечал Йоши, почти теряя терпение.
— Когда-нибудь я возьму настоящий меч и стану настоящим героем, а не жалким актером. Тогда Аки будет поражена моей храбростью.
— Это возможно, Шите, но прежде тебе придется проделать долгий путь.
— Можем мы попробовать еще раз?
— Завтра, Шите. Работа с бутафорскими мечами бесполезна. Ты никогда не станешь настоящим героем, играя в игрушки.
— Суруга, не думаешь ли ты, что настоящий герой живет в сердце; что он может преобразить игрушечный меч своей внутренней силой и доблестью?
— Великий герой — да. Но, Шите, ты не великий герой. Ты актер в труппе «Дэнгаку».
— Если бы я был настоящим героем, Аки полюбила бы меня.
— Может быть, — говорил Йоши, глядя в глаза наивного «героя» и зная, что слишком мало шансов к тому, что надежды Шите когда-нибудь сбудутся.
— Ты чудесный друг, Суруга. Как я жил до тебя?!! После Аки я люблю тебя больше всех на свете.
Шите вырос в небольшом городе. Его родители были крестьянами, возделывавшими три чо второсортной земли для местного землевладельца. С раннего детства Шите отличался от других детей в деревне. Он сторонился шумных игр и мечтал о времени, когда он станет воином.
Охана, проходя через город, где жил Шите, увидел и разглядел его. Красивая внешность, мечтательный вид, угловатые движения делали мальчика идеальной кандидатурой в театральные герои.
Не пришлось долго разговаривать, чтобы убедить деревенского парня, что его будущее принадлежит театру. Он взял новое имя — Шите, герой — и пошел за Оханой, оставив семью и дом ради кочевой жизни. В этом решении он никогда не раскаивался. Труппа полностью отвечала запросам. Он мог воображать себя героем и играть эту роль перед всем миром.
Люди театра были такими нарядными и образованными по сравнению с крестьянами, среди которых он рос. Не было большего счастья в жизни, чем находиться рядом с такой красивой девушкой, как Аки, или с таким — по всему видать — благородным человеком, как Йоши.
А Йоши принялся писать тексты для декламации. Грубый фарс, сказал он им, годится для рисовых полей; Киото нужна утонченность.
Однажды Охана объявил о трехдневном ангажементе. Театр был приглашен выступить на празднике ириса. Йоши помнил праздник ириса в Киото, торжественное время, когда дома, дворцы и крепостные стены столицы украшались листьями этого изящного растения и его цветущими ветвями, время, когда листьями ириса набивали подушки, листьями оплетали оружие, носили их в виде гирлянд, время, когда при дворе устраивались состязания по фехтованию, танцам и стрельбе и проводились скачки.
— Мы отправимся завтра при звуке храмовых колоколов, — объявил Охана.
Труппа была взволнована. Придут ли на концерт господа и дамы из дворца местного даймио? Многие из них имеют связи в столице. И, что более важно, на этой публике будут проверены произведенные в театре перемены.
Труппа разбила лагерь в пригороде Шимады, в десяти милях от дворца Хашибуми. Шимада был важным торговым центром из-за своего расположения на реке Ои. Караваны купцов из дальних и ближних провинций не могли миновать его. Здесь имелись еда и жилье для людей и пастбища для усталых животных.
Переделка задника повлекла за собой цепь событий, которая привела к тому, что Йоши сделался по существу руководителем труппы. Он взял на себя задачу подготовки театра к выступлениям в Киото. Когда он думал о Нами, фактически находящейся в заключении у Кисо, следующий год казался вечностью.
Задник, что называется, был первой ласточкой. Дни превращались в недели, недели в месяцы. Охана не хотел терять власть, но природная лень и амбиции дочери заставили в конце концов отойти от дел.
Охана пил и ни во что не вмешивался.
Устранив Охану, Йоши взялся за режиссуру; сначала он работал с Шите, который был податлив, как мягкая глина. Шите смотрел Йоши в рот и скоро стал ходить за ним, как верная собачка.
Как-то, после долгой, утомительной репетиции, Шите разоткровенничался.
— Я люблю Аки, — сказал он. — Я хочу жениться на ней, но она говорит, что я глуп и необразован. Помоги мне научиться манерам благородного человека. Может быть, тогда она наконец полюбит меня.
Йоши чувствовал себя неловко. Его самого тянуло к Аки. Ничто не мешало ему сделать ее своей любовницей. Это было в обычае времени. Многие мужчины при дворе имели любовниц; часто им давали официальный статус вторых жен. Князь Чикара был женат, когда сватался к Нами.
Поняла бы его Нами? Йоши рассудил, что данная ситуация никак не повлияла бы на ее положение главной жены.
Связь с Аки повысит надежность его маскировки, даст ему больше власти в труппе, ускорит прибытие в Киото.
Терпение, говорил он себе, терпение.
Аки не так-то легко управлять. Она самостоятельна и практична. Она всегда сама решает, что ей надо делать. Бедный Шите, такой красивый, добрый и — Аки права! — такой глупый.
Йоши нравился Шите. Он совсем не хотел причинять ему боль. Изгнав Аки из своих мыслей, он взялся за воспитание юноши, пытаясь обучить его стихосложению и умению обращаться с мечом.
Эти усилия привели к неравнозначным успехам. Стихи появились, но оставались деревянными, а танец с мечом не клеился вообще.
— Я когда-нибудь научусь? — спрашивал Шите.
— Достаточно хорошо для театра, — отвечал Йоши, почти теряя терпение.
— Когда-нибудь я возьму настоящий меч и стану настоящим героем, а не жалким актером. Тогда Аки будет поражена моей храбростью.
— Это возможно, Шите, но прежде тебе придется проделать долгий путь.
— Можем мы попробовать еще раз?
— Завтра, Шите. Работа с бутафорскими мечами бесполезна. Ты никогда не станешь настоящим героем, играя в игрушки.
— Суруга, не думаешь ли ты, что настоящий герой живет в сердце; что он может преобразить игрушечный меч своей внутренней силой и доблестью?
— Великий герой — да. Но, Шите, ты не великий герой. Ты актер в труппе «Дэнгаку».
— Если бы я был настоящим героем, Аки полюбила бы меня.
— Может быть, — говорил Йоши, глядя в глаза наивного «героя» и зная, что слишком мало шансов к тому, что надежды Шите когда-нибудь сбудутся.
— Ты чудесный друг, Суруга. Как я жил до тебя?!! После Аки я люблю тебя больше всех на свете.
Шите вырос в небольшом городе. Его родители были крестьянами, возделывавшими три чо второсортной земли для местного землевладельца. С раннего детства Шите отличался от других детей в деревне. Он сторонился шумных игр и мечтал о времени, когда он станет воином.
Охана, проходя через город, где жил Шите, увидел и разглядел его. Красивая внешность, мечтательный вид, угловатые движения делали мальчика идеальной кандидатурой в театральные герои.
Не пришлось долго разговаривать, чтобы убедить деревенского парня, что его будущее принадлежит театру. Он взял новое имя — Шите, герой — и пошел за Оханой, оставив семью и дом ради кочевой жизни. В этом решении он никогда не раскаивался. Труппа полностью отвечала запросам. Он мог воображать себя героем и играть эту роль перед всем миром.
Люди театра были такими нарядными и образованными по сравнению с крестьянами, среди которых он рос. Не было большего счастья в жизни, чем находиться рядом с такой красивой девушкой, как Аки, или с таким — по всему видать — благородным человеком, как Йоши.
А Йоши принялся писать тексты для декламации. Грубый фарс, сказал он им, годится для рисовых полей; Киото нужна утонченность.
Однажды Охана объявил о трехдневном ангажементе. Театр был приглашен выступить на празднике ириса. Йоши помнил праздник ириса в Киото, торжественное время, когда дома, дворцы и крепостные стены столицы украшались листьями этого изящного растения и его цветущими ветвями, время, когда листьями ириса набивали подушки, листьями оплетали оружие, носили их в виде гирлянд, время, когда при дворе устраивались состязания по фехтованию, танцам и стрельбе и проводились скачки.
— Мы отправимся завтра при звуке храмовых колоколов, — объявил Охана.
Труппа была взволнована. Придут ли на концерт господа и дамы из дворца местного даймио? Многие из них имеют связи в столице. И, что более важно, на этой публике будут проверены произведенные в театре перемены.
ГЛАВА 61
Первый же вечер был триумфом по сравнению с выступлением в Окабе. Новый задник был принят с гулом одобрения; одинокая зеленая сосна на небесно-голубом фоне придавала спектаклю оттенок элегантности.
Акробаты задали тон, и представление покатилось почти не срываясь. Охана был более импозантен, чем когда-либо.
Пение Аки могло очаровать ангелов небесных. Сценкам и скетчам сердечно аплодировали. Провалился только Шите. Его танец с мечом вызвал смешки у дам и несколько взрывов грубого хохота у солдат, рассеянных среди публики.
Акробаты задали тон, и представление покатилось почти не срываясь. Охана был более импозантен, чем когда-либо.
Пение Аки могло очаровать ангелов небесных. Сценкам и скетчам сердечно аплодировали. Провалился только Шите. Его танец с мечом вызвал смешки у дам и несколько взрывов грубого хохота у солдат, рассеянных среди публики.