Страница:
Внизу, в городе, уже наступила бледная, прозрачная, как корка льда, петербуржская ночь, но здесь, в восьмидесяти метрах над землей, сквозь рваные облака на западе еще просвечивало солнце.
— Валяй, расшнуровывай свою пушку, — сказал Василий. — Где японское консульство, знаешь?
Про пушку Вискас не шутил. Алиса взяла на дело не обыкновенную СВДшку, а нечто напоминающее противотанковое автоматическое ружье Симонова образца сорок первого года.
— Ну... Вроде вон оно розовеет, километра три-четыре отсюда. Смотри, правильно я показываю?
Алиса вытянула изящную ручку в направлении Мойки. Ее преисполняла благодарность к непутевому партнеру за то, что деликатно не обращает внимание на смочивший рыжие локоны «испужный» пот, за то, что он есть. Рядом, можно дотянуться рукой и убедиться, что не одна она здесь, на страшной высоте...
— Сама смотри, — отчего-то обиделся Вискас. — Мое дело сторона. Субъект твой в этом консульстве, вот и все. Хочешь — вали его, хочешь — нет. Я свое дело сделал.
Комбинезон монтажника-высотника, который Алиса надела поверх теплого свитера с «оленями», синел на фоне пасмурного неба. Пожав плечами, девушка зубами стянула с руки черную бархатную перчатку — более подходящей амуниции под рукой не оказалось, — скинула с плеча зачехленную В-94 [38] и профессионально ловко, этого уж не отнимешь, принялась собирать ее: удлинила приклад стволом, щелкнула казенником, приспособила оптику. Навела перекрестие на розовое здание японского консульства, подкрутила верньер. От ветра ствол тянуло в сторону.
— Ну, готова. Дальше что? — буркнула она и поправила «горошину» радиосвязи в ухе; «горошина» только и норовила, что предательски выпасть.
Алисе было неприятно, что где-то в глубине души она всегда остается женщиной. Стоило в голосе Вискаса прозвучать властным ноткам, и вот уже не она руководит ситуацией, а мужчина. Мужик. Естественно, Василий ползет по арматуре, как белка, карабкается, как драпающий от собак котяра, но напомнить, кто главный, для порядка не помешает.
— Дальше жди, — откликнулся Вискас. Оседлав балку и сцепив под ней ноги для пущей устойчивости, он преспокойно достал из коробка очередную спичку, сунул в рот. — Суженый-заслуженный выйдет оттуда. А если не выйдет, значит, его без нас завалили.
— А на фига сюда забираться-то было? — не унималась Алиса, прищурившись одним глазом, а другим разглядывая консульство через перекрестье оптики. — Нельзя, что ли, было его с земли достать? Я слыхала, что тут излучение...
На самом деле она не боялась излучения. Она боялась высоты.
— Нет никакого излучения. Я тут года четыре назад куковал, когда менты пытались пришить мне покушение на Невзорова. Я у них бельмом на глазу, и нате — такой случай подвернулся. И жив до сих пор, и шерсть цела. А забрались мы сюда потому, что в консульство японское только по крышам можно проникнуть. И то, если с вражьего спутника не засекут. Хутчиш твой не дурней нас с тобой. Раз он туда по крышам вошел, значит, по крышам и уходить будет. Не отвлекайся, прозеваешь. Где его потом искать?
— Какого черта его понесло на эти галеры... — замороченно вздохнула Алиса. Однако приспособила цевье в рогатине балок, скрепленных крупными ржавыми болтами, сделала поправку на ветер и замерла в ожидании. Словно лисица у норки кролика.
Вискас хмуро сплюнул измочаленную спичку в раскинувшуюся под их ногами бездну.
Обслюнявленная щепочка, подхваченная ветром, покружила и прилипла к лобовому стеклу служебной «волги», спешащей попасть на другую сторону Невы до развода мостов.
В общем и целом «волга» неплохо слушалась руля. Конечно, попискивали колодки, конечно, карбюратор вел себя как любой карбюратор госмашины. Не частная собственность. Впрочем, не до жиру. И так генерал, нагрянувший с якобы инспекционной проверкой, отнял лучшее, что было в парке.
— Вот дьявол, — буркнул генерал Семен.
— Что такое?
— Дерьмо какое-то к стеклу прилипло. Вытереть бы... Раздражен был генерал сверх меры. Хотелось выматериться. Но перед лицом старого друга сдержался. Мат — он для слабых. Или для быдла.
— На мосту останавливаться запрещено.
— Знаю. Хорошо хоть, до развода успели. Фарами «волга» вычислила медитирующую над рекой влюбленную пару в прилипших к телу футболочках. Луч смазался о чугунные узоры перил и заелозил о задний номер неторопливой «газели». Справа и слева по Неве мигали первомайскими лампочками стационарные пароходики. Мимо мчащихся на «волге» проносилась в обратную сторону настоящая жизнь. Жизнь без тревог и великих свершений.
Помолчали, На съезде с моста генерал чуть притормозил, и «волга» мягко качнулась на стыках разводного механизма.
— И ты сам высосешь все это пиво? — кивнул Семен товарищу на полиэтиленовый мешок с десятком разнокалиберных и разноцветных банок.
Под ложечкой ответственного работника Службы внешней разведки недобро засосало.
В столице — черт ногу сломит. Вроде бы собираются вводить осадное положение.
Бандиты друг в друга стреляют.
В Кремле без причин сработала воздушная тревога.
Кремлевский охранник задержан в увольнительной при попытке получить бабки по фальшивой кредитке.
В бухгалтерию Аквариума пришел счет из ЦУМа на почти полторы тысячи долларов — за приобретение по безналичке рубашки от «Tean Colonna», галстука от Гуччи, костюма от Alberta Ferretti и туфель «Pioneer».
Как бы погон не лишиться при такой катавасии. Опять. же — зам докладывает, что сосланный в подчинение генералу Семену майор Барышев в отсутствие шефа развил бурную деятельность, во вторник съездил за казенный счет в Петербург и с тех пор не объявлялся...
— А ты сам слопаешь все купленные таблетки? — отшутился однорукий двухмегатонник Иван Князев.
Порыв ветра сорвал огрызок спички, подбросил повыше, закрутил и швырнул в волнующуюся пену реки. «Волга» умчалась в сторону Мойки. Туда, где между пятиэтажкой и четырехэтажкой втиснулось японское консульство.
За окном кабинета раздался шум подъезжающего автомобиля. И еще в затылок Хутчишу дунул легчайший сквознячок.
Уловив за спиной еле заметное движение, Анатолий стремительно обернулся. На пороге, со спины освещенный неяркими светильниками, улыбался давешний старичок-уборщик со шваброй в руках.
— Домо аригато, — как можно искреннее улыбнулся в ответ прапорщик. — Корэ ва хэ я фухицус на [39].
— Уважаемый господин Хутчиш, — на безукоризненном русском языке сказал старичок, по-хозяйски проходя в комнату и усаживаясь на циновку невдалеке от прапорщика, — не лучше ли будет, если я на правах гостеприимного хозяина предложу вам услуги экскурсовода в дебрях моих файлов?
Вынув из кармана колокольчик, старик позвонил. Казалось, серебряный звук был столь тихим, что не долетит даже до двери. Однако в кабинете тут же появилась миловидная служанка в кимоно, с вычурной, утыканной длинными шпильками прической и до предела напомаженным лицом. Церемонно поклонившись, она поставила между мужчинами медный поднос, на котором помещались две крошечные фарфоровые чашечки и сакэшник на пол-литра. Старичок быстро сунул в узкую девичью ладошку клочок рисовой бумаги, и служанка удалилась.
— Дорогой господин Хутчиш, — с неожиданной доброжелательностью продолжал дедушка и разлил сакэ по наперсткам. — Я рад, что вы сегодня утром получили мое приглашение и решили нас навестить. Опасаться вам нечего. Вы мой гость. А по законам восточного гостеприимства, если с вашей головы упадет хотя бы один волос, пока вы находитесь на территории этого дома, я буду вынужден пригласить моих помощников и совершить сеппуку.
И все же в демонстративном радушии угадывалась стрихниновая порция фальши. За искусственной жизнью в глазах мерцала пустота. Бесцветные губы двигались механически, рождая тысячи лет назад записанные на магнитофон слова.
— Заверяю вас, ни один волос с моей головы пока не упал, и всей душой верю, что не упадет и впредь, — улыбнулся Хутчиш и пригубил сакэ. — Хотя вы, должен сказать, в Москве весьма виртуозно пытались поправить мне прическу. Я имею в виду историю в нанайском ресторанчике и в кремлевской Оружейной палате.
Трудно поверить, но похожая на состарившегося Щелкунчика, худая, немощная, говорящая и умеющая приторно улыбаться машина заставила Анатолия занервничать. А действительно ли живой человек потягивает сакэ рядом?
— Согласен, я недооценил вас, — заметил дедуля. — Но теперь обстоятельства изменились. И поверьте, мой дорогой господин Хутчиш, здесь вам ничто не угрожает.
— Нисколько в этом не сомневаюсь, мой пока безымянный хозяин. И хочу уверить, что и вам бояться нечего. Пока вы на территории этого дома.
Анатолий пожалел, что из уважения к традициям снял обувку: он не менял носки уже двое суток.
— Я рад, что мы в приблизительно равных условиях и прекрасно понимаем друг друга, — сказал старичок. — Кстати, спасибо, что вы столь деликатно обратили внимание на мою оплошность: я не представился. Можете называть меня Господин Доктор, славный господин Хутчиш.
Дедушка сидел близко. Странно, но даже на тако( расстоянии казалось, что хозяин кабинета не дышит. Не вздымались и не опускались складки грубой, белой до стерильности ткани. В паузах между словами не вздрагивали ресницы. Не колыхались жиденькие, серо-желтые, будто никотином пропитанные волосы. Даже по-старчески светлые глаза не двигались в отведенных для них глазницах, будто нарисованные.
— Не стоит благодарности, Господин Доктор. Я с радостью буду произносить любое доброе имя, которым вы соблаговолите назваться. И я рад, что вы прибыли не через два дня, как помянул ваш гонец в разговоре с математиком этажом выше, а именно сейчас, и, тем самым, подарили мне возможность познакомиться с вами визави.
— Память о нашем знакомстве я сохраню до конца своих дней, господин Хутчиш, хотя бы уже потому, что придется отрезать язык одному из моих помощников. А я не сторонник интенсивных методов. После них так трудно заснуть...
Только сейчас Анатолий понял, что не швабра была в руках дедули, а смертоносный синоби-кай [40], и настороженно сдвинулся на край циновки. Однако это незаметное движение дедуля уловил, отложил швабру подальше и изобразил примирительную улыбку, оттесняя могильное безразличие в глубь глаз. Пустота сжалась в маленькие плотные комочки мрака. Анатолию невольно захотелось прикоснуться к старику. Убедиться, что эта плоть излучает тепло человеческого тела, а не холод глиняной куклы, приводимой в движение тантрической энергией.
— Великодушный господин Хутчиш, поверьте, я не вижу в вас врага. По крайней мере, сейчас. Мы, как вам, должно быть, уже известно, делаем одно дело: пытаемся разгадать некий миф, предположительно имеющий отношение к Черноморскому флоту. Вопрос лишь в том, кто раньше обнаружит отгадку — вы или я. Конечно, в этой занимательной игре участвуют и еще несколько... э-э... ведомств, но, полагаю, их пока можно в расчет не принимать: они, как говорят в нашей стране, запускают бумажных журавликов вместо камикадзе.
Старичок легко поднялся на ноги и, заложив руки за спину, принялся мерить шагами кабинет. Хутчиш настороженно наблюдал за ним. Старичок подошел к коллекции бонсай. И Анатолию показалось, нет, он был готов дать аппендицит на отсечение, что дедушка относится к деревьям-карликам как к питомцам. Тут же выяснилась еще одна особенность: среди питомцев явно был любимчик. Эту вскарабкавшуюся на обломок камня сосенку Анатолий назвал бы «Страус, спрятавший голову в песок». Чешуйчатая кора тонкостью линий напоминала сверхсложный рисунок тушью. Исковерканный жестокой прихотью садовника ствол выстраивал изумрудные облачка иголок в каскад. Очевидно, общение с «пейзажами на блюдах» было во сто крат милей хозяину положения, нежели беседа с незваным гостем. — Далее старик цедил слова, не поворачиваясь.
— Итак, нас двое: вы — с вашими удивительными способностями, и я — с самой разветвленной в мире агентурной сетью, с самыми современными техническими средствами. А ведь задача у нас одна...
Доктор, словно почерпнув энергию у зеленых вассалов, вдруг заговорил громко; в Анатолия отравленными стрелами полетели колючие звуки:
— Так не будет ли лучше объединить наши усилия, по крайней мере, на этом этапе? Не торопитесь говорить «нет», милейший господин Хутчиш. Загляните внутрь себя. И упаси вас Будда подумать, что я собираюсь вас перевербовывать — я знаю, что это не удастся. Я предлагаю вам сотрудничество хотя бы ради того, чтобы Тайну чисто случайно не разгадал кто-нибудь посторонний. Ведь, как известно, чем глубже болото, тем красивее лотосы.
— У вас великолепно готовят сакэ, достопочтенный Господин Доктор, — похвалил Анатолий. — Не знаю, как и благодарить вас.
Прапорщику наконец удалось стряхнуть навеянное черным колдовством оцепенение.
Японец запнулся, развел руки и разжал кулаки.
— О, в качестве благодарности, — скрипуче, как несмазанная дверца шкафа, засмеялся он, и в голосе впервые за время разговора послышались ехидные нотки, — вы можете сделать для меня одну вещь, которая разом решит наши проблемы — хотя и несколько иначе, чем я рассчитывал. Только вряд ли этот выход вас устроит.
— И тем не менее, что же это?
— Вы могли бы немедленно умереть, — повернувшись к собеседнику, буднично предложил помолодевший Доктор и быстро добавил: — Уважаемый господин Хутчиш, давайте не будем играть в прятки и поговорим начистоту.
— С удовольствием. — Анатолий сцепил пальцы на животе, но вспомнил, что читающий по жестам легко узнает здесь попытку «закрыться», и, разжав пальцы, изобразил полное внимание.
— Установкой Икс я занимаюсь не один десяток лет, — тихо проговорил Доктор; маска безопасного, благообразного старичка соскользнула, обнажив лик хитрого, коварного, безжалостного врага. — Почти сорок лет! И мало в этом преуспел. Так неужели вы думаете, что вам удастся выйти на нее за каких-то две недели? Мальчишка!
Теперь хозяина кабинета трудно было принять за бездыханную куклу. Бешеная ярость оживила блеклые черты. Кровь прилила к губам, но сделала их не красными, а фиолетовыми. Пустота медузой всплыла из бездны глаз и насытилась черным цветом. Оказывается, пустота может иметь цвет.
— Не знаю, — прапорщик наивно пожал плечами. — А вы как думаете?
Таким противник ему нравился больше.
— Я думаю, что вам это не удастся!
Хваленая японская невозмутимость ненадолго оставила Господина Доктора. Он сделал зловещую паузу. И опять послышался голос не человеческий, а какой-то механический.
— А еще я думаю, что вам, достойнейший господин Хутчиш, в высшей степени неосмотрительно разгуливать по ночам без оружия и без поддержки. Не хочу пугать вас, но...
— Спасибо за беспокойство, любезный Господин Доктор, — растянул губы в почти искренней улыбке Анатолий. — Но, право, не стоит. Я люблю гулять по ночам.
Меч под одеждой нагрелся от тела, и ощущение прижатого к коже металла успокаивало.
Японец с шумом выпустил воздух из легких и вновь уселся напротив собеседника.
— Что ж, — сказал он, — вижу, разговор у нас не клеится. А сам явно думал о чем-то другом. И слова его пахли тленом и вечностью.
— Отчего же? — серьезно возразил Хутчиш и без разрешения налил себе еще сакэ. Наглость, конечно, однако ничего не поделаешь. — По-моему, мы мило беседуем... А вообще, милейший Господин Доктор, вы сами предложили не играть в прятки. Я охотно поддерживаю ваше предложение — похоже, нам есть что рассказать друг другу. Я с нетерпением жду, когда вы откроете свои карты. Вероятно, вы знаете что-нибудь, чего не знаю я, и это поможет нам в нашем коллегиальном деле. Как известно, чем ближе к алтарю, тем больше монахов, наидобрейший Господин Доктор... Театральных наук. Можете смело причислить меня к ярым поклонникам театра Пекинской оперы «Ка-бара-сан».
Это был один из немногих козырей прапорщика. Логическое умозаключение — не более того. Поэтому Анатолий столь долго его придерживал; И, кажется, выложил вовремя.
Китайские картинки на стенах в японском консульстве, китайские вазы в кабинете... Плюс информашка о китайском театре из газеты, найденной в Оружейной палате. Театре, который отчего-то повторяет предполагаемый маршрут самого Хутчиша: Санкт-Петербург — Севастополь. Совпадение? Как выяснилось, нет.
Господин Доктор несколько секунд придирчиво разглядывал ухоженные ногти на левой руке, но было заметно, что под жиденькими волосиками идет внутри черепной коробки напряженная мыслительная работа.
— Что ж, — наконец сказал китаец, — полагаю, это справедливо. Я расскажу вам все, что знаю сам, большая часть моего рассказа, очевидно, покажется вам скучной, поскольку вы наверняка знаете, о чем пойдет речь. Но проявите же терпение к болтливому старику. Итак... Смею ли я надеяться, что и вы будете откровенны со мной, мой милый господин Хутчиш, как я буду откровенен с вами?
Могло показаться, что намек Анатолия на причастность Господина Доктора к театральному миру не только уверил старика, будто лазутчик знает достаточно, и пытаться от него что-либо скрыть означает угробить намечающийся контакт. Также могло показаться, что намек еще и настроил старца на определенный образ. И старик стал невольно играть роль трагического персонажа.
— Не сомневайтесь в этом, мой гостеприимный Господин Доктор. И, как минимум, можете не тратить времени на рассказ о том, почему в японском консульстве столь свято чтут китайскую культуру, что даже стены украсили китайскими картинками. Я и так понимаю — чтобы угодить вам, очень-очень важному гостю.
Анатолий чувствовал: что-то в беседе изменилось. Или ему действительно удалось переиграть древнего монстра? Вряд ли. Тут нечто другое. Вурдалак принял некое дьявольски опасное решение. Но вот какое?
— Итак, любезный господин Хутчиш, вы ознакомились с содержанием моих скромных работ по установке Икс, которые я ввел в компьютер... — попытался вернуть разговор в нужное русло Господин Доктор.
— Поверхностно, досточтимый Господин Доктор, весьма поверхностно... — легко согласился с переменой темы лазутчик. А мысленно отметил, что, возможно, наспех вывешенные к приезду директора китайского театра репродуэдии скрывают тайну не менее любопытную, нежели установка Икс.
Господин Доктор встал и вновь принялся шагать по кабинету: пять шагов до одной стены, пять до другой.
— Да. Там, в компьютерных файлах, спрятан труд всей моей жизни, и весь он умещается на пяти дискетах. На этих дискетах — Тайна Черного моря. Ею я заинтересовался давно, когда еще учился на Русском факультете Токийского университета, — точнее, заинтересовался я тогда абсурдностью, бессмысленностью существования Черноморского флота. И пришел к выводу, что он является лишь хитроумной декорацией. Но — декорацией для чего? И тогда я приступил к собственным исследованиям. Ночей не спал, кимоно в библиотеках просиживал, гримировался гейшей и подпаивал в портовых кабаках русских торговых моряков. Однако, как это обычно и бывает, внутри одной тайны скрывалась другая, в ней — еще одна... Совсем как ваша матрешка. Я открывал их одну за другой, и открытия лавиной сыпались на меня. Теперь я уже не понимаю, почему никто раньше не додумался, не смог понять то, что понял я. Кусочки мозаики сложились передо мной в одну картину — пугающую, притягательную и, великую.
Хутчиш сидел со скучающим видом, дескать, мне все это известно, но каждой клеточкой мозга впитывал информацию. Решение загадки — что же именно затевает сие ветхое чудовище — прапорщик отложил на потом.
— Вы никогда не задавались вопросом, благонравный господин Хутчиш, отчего Император Сталин невзлюбил кибернетику? Невзлюбил до такой степени, что ее апологеты все до единого, по его приказу, оказались в лучшем мире? Ведь, при всей своей жестокости, Сталин знал мир от Инь до Ян и не мог не понимать, какие перспективы открывает эта новая наука перед ним и перед его страной... Ответ на этот вопрос на моих пяти дискетах. Но не хватает малого. Сущего пустяка. Точки Икс. Может быть, вы окажетесь удачливей меня? А не, размышляли ли вы, возвышенный господин Хутчиш, куда пропали дневники Вавилова? Почему были сожжены дневники Тимирязева и Мичурина? Отчего эти достойные мужи пребывали в фаворе у Императора, тогда как гениальный Вавилов — в опале? Почему в фаворе оказался и академик Лысенко, который вообще ничего в сельском хозяйстве не смыслил? Повторюсь, Император Сталин был отнюдь не глупым человеком. Может быть, вы ответите и без дискет?
И все-таки тревога колобродила в душе лазутчика. Смутная догадка, что за вспышкой искренности притаилась гремучая змея. И тончайшие изменения в настроении фиолетовогубого колдуна тоже очень не нравились. Старый дьявол говорил с интонациями охотника, уже заполучившего жертву в силки.
Прежде чем ответить, Анатолий взвесил слова и, главное, интонацию, с которой они будут произнесены.
— Значит, логично будет предположить, что, подвергая гонениям кибернетиков и генетиков, Сталин преследовал какие-то свои цели. А именно — отвлечь внимание потенциального врага от другого, тайного проекта, — сказал он, а сам невольно взглянул в окно.
Если ошибся, если старец услышал не правильный ответ, то наилучшим выходом будет в это окно и прыгнуть. Порезы — ерунда, важно выжить и выполнить задание.
Нет, не ошибся. Старик до сих пор верил, что Хутчишу все перечисленное известно. Или продолжал делать вид, что верит. Даже не заметил настороженного взгляда. Точнее, не понял смысл взгляда. Сам подступил к окну, чтобы Хутчиш не мог видеть, как старческие морщины полосует боль. Боль от бессилия перед тайной. А мальчишка может помочь ему отыскать установку. Может.
— Вы умны, господин Хутчиш, — сказал он, глядя на два автомобиля под окнами консульства. — Слишком умны. Но напрасно пытаетесь делать вид, будто ничего не знаете: Другой секретный проект, сказали вы? Отвлечь внимание, сказали вы? Нет. И вам об этом известно. Именно привлечь внимание потенциального врага и тем самым доказать ему, что никакого секрета не существует, — вот чего добивался Император Сталин. И добился. Ибо, на словах притесняя кибернетиков и генетиков, он тайно руководил разработкой нового, идеального оружия. Господин Хутчиш, ваши ученые в пятьдесят втором создали несколько миллиардов сверхмощных биокомпьютеров...
Замершие под окнами машины Господина Доктора не интересовали. Наверняка в местном компьютере уже готов ответ — кто пасет консульство, почему, зачем.
Двое в серой «волге» с правительственными номерами молчали уже полчаса. Горячка спешки растаяла с млечным рассветом. Сидящий за рулем нервно барабанил ногтями по баранке и то и дело нетерпеливо ерзал; другой же сидел спокойно — открыв окно, он наслаждался влажным предутренним ветерком. Мерно, вхолостую, урчал двигатель.
— Нет, ну не понимаю я! — наконец сдался усатый генерал Семен и в сердцах хлопнул обеими ладонями по рулю, обтянутому дырчатой черной кожей. — Почему Ленинград, когда «Буратино» должен был отправиться в Севастополь? В задании же четко было указано: Се-ва-сто-поль, Черноморский флот!
Генерал не собирался изображать надрыв, само собой получилось. Сдал старик. Эти безумные, безумные, безумные, переперченные новостями последние дни укатали сивку.
— Во-первых, уже давно не Ленинград, а Санкт-Петербург. А во-вторых, это все потому, Сеня, что ты видишь не всю картину в целом, а только кусочки, — мягко, словно смертельно раненному, ответил его друг, однорукий Иван Князев по прозвищу Карл, и прикрутил окно: культя ревматически ныла. Проклятый климат. — Не можешь увидеть или не хочешь. И газеты плохо читаешь. Невнимательно.
За годы знакомства товарищ Семен многозначительность «Карла» успел возненавидеть и простить. Никуда не деться. Прими его таким, какой он есть, или не имей общего дела.
— Газеты-то тут при чем?
Стыдно признаться, но усатый Семен газет не читал лет уж пять. А на фига тогда референты нужны? Опять же, на стол каждый день ложится с десяток сводок. По ГРУ, по ФСК, по... — лучше не помнить, по... — лучше забыть. И на сводки-то времени обычно не находилось.
— При том. Полистай на досуге подшивки «Известий». Только вдумчиво листай. И с виду нестыкуемые обрывки информации такого тебе могут порассказать! Вот например. Третьего июня мы подписали договор о дружбе с Киевом. Так? И тогда же во Франции на выборах победили социалисты. А уже пятого Германия подняла очередную бучу насчет возвращения репатриантских долгов СССР. Тебе не кажутся подозрительными все эти события? Если в сумме?
Генерал сосредоточенно сопел, ворочал носом, задумчиво глядя на розовеющее невдалеке здание японского консульства, потом честно признался:
— Не-а. Если в сумме, то не кажутся.
— Десятого числа в Британию был назначен новый российский посол, — терпеливо, точно объясняя задачку первокласснику-дебилу, продолжал Иван, — и в тот же день твои гэрэушиники запузырили на орбиту новый спутник — 11Ф644, кажется. Усекаешь?
— Валяй, расшнуровывай свою пушку, — сказал Василий. — Где японское консульство, знаешь?
Про пушку Вискас не шутил. Алиса взяла на дело не обыкновенную СВДшку, а нечто напоминающее противотанковое автоматическое ружье Симонова образца сорок первого года.
— Ну... Вроде вон оно розовеет, километра три-четыре отсюда. Смотри, правильно я показываю?
Алиса вытянула изящную ручку в направлении Мойки. Ее преисполняла благодарность к непутевому партнеру за то, что деликатно не обращает внимание на смочивший рыжие локоны «испужный» пот, за то, что он есть. Рядом, можно дотянуться рукой и убедиться, что не одна она здесь, на страшной высоте...
— Сама смотри, — отчего-то обиделся Вискас. — Мое дело сторона. Субъект твой в этом консульстве, вот и все. Хочешь — вали его, хочешь — нет. Я свое дело сделал.
Комбинезон монтажника-высотника, который Алиса надела поверх теплого свитера с «оленями», синел на фоне пасмурного неба. Пожав плечами, девушка зубами стянула с руки черную бархатную перчатку — более подходящей амуниции под рукой не оказалось, — скинула с плеча зачехленную В-94 [38] и профессионально ловко, этого уж не отнимешь, принялась собирать ее: удлинила приклад стволом, щелкнула казенником, приспособила оптику. Навела перекрестие на розовое здание японского консульства, подкрутила верньер. От ветра ствол тянуло в сторону.
— Ну, готова. Дальше что? — буркнула она и поправила «горошину» радиосвязи в ухе; «горошина» только и норовила, что предательски выпасть.
Алисе было неприятно, что где-то в глубине души она всегда остается женщиной. Стоило в голосе Вискаса прозвучать властным ноткам, и вот уже не она руководит ситуацией, а мужчина. Мужик. Естественно, Василий ползет по арматуре, как белка, карабкается, как драпающий от собак котяра, но напомнить, кто главный, для порядка не помешает.
— Дальше жди, — откликнулся Вискас. Оседлав балку и сцепив под ней ноги для пущей устойчивости, он преспокойно достал из коробка очередную спичку, сунул в рот. — Суженый-заслуженный выйдет оттуда. А если не выйдет, значит, его без нас завалили.
— А на фига сюда забираться-то было? — не унималась Алиса, прищурившись одним глазом, а другим разглядывая консульство через перекрестье оптики. — Нельзя, что ли, было его с земли достать? Я слыхала, что тут излучение...
На самом деле она не боялась излучения. Она боялась высоты.
— Нет никакого излучения. Я тут года четыре назад куковал, когда менты пытались пришить мне покушение на Невзорова. Я у них бельмом на глазу, и нате — такой случай подвернулся. И жив до сих пор, и шерсть цела. А забрались мы сюда потому, что в консульство японское только по крышам можно проникнуть. И то, если с вражьего спутника не засекут. Хутчиш твой не дурней нас с тобой. Раз он туда по крышам вошел, значит, по крышам и уходить будет. Не отвлекайся, прозеваешь. Где его потом искать?
— Какого черта его понесло на эти галеры... — замороченно вздохнула Алиса. Однако приспособила цевье в рогатине балок, скрепленных крупными ржавыми болтами, сделала поправку на ветер и замерла в ожидании. Словно лисица у норки кролика.
Вискас хмуро сплюнул измочаленную спичку в раскинувшуюся под их ногами бездну.
Обслюнявленная щепочка, подхваченная ветром, покружила и прилипла к лобовому стеклу служебной «волги», спешащей попасть на другую сторону Невы до развода мостов.
В общем и целом «волга» неплохо слушалась руля. Конечно, попискивали колодки, конечно, карбюратор вел себя как любой карбюратор госмашины. Не частная собственность. Впрочем, не до жиру. И так генерал, нагрянувший с якобы инспекционной проверкой, отнял лучшее, что было в парке.
— Вот дьявол, — буркнул генерал Семен.
— Что такое?
— Дерьмо какое-то к стеклу прилипло. Вытереть бы... Раздражен был генерал сверх меры. Хотелось выматериться. Но перед лицом старого друга сдержался. Мат — он для слабых. Или для быдла.
— На мосту останавливаться запрещено.
— Знаю. Хорошо хоть, до развода успели. Фарами «волга» вычислила медитирующую над рекой влюбленную пару в прилипших к телу футболочках. Луч смазался о чугунные узоры перил и заелозил о задний номер неторопливой «газели». Справа и слева по Неве мигали первомайскими лампочками стационарные пароходики. Мимо мчащихся на «волге» проносилась в обратную сторону настоящая жизнь. Жизнь без тревог и великих свершений.
Помолчали, На съезде с моста генерал чуть притормозил, и «волга» мягко качнулась на стыках разводного механизма.
— И ты сам высосешь все это пиво? — кивнул Семен товарищу на полиэтиленовый мешок с десятком разнокалиберных и разноцветных банок.
Под ложечкой ответственного работника Службы внешней разведки недобро засосало.
В столице — черт ногу сломит. Вроде бы собираются вводить осадное положение.
Бандиты друг в друга стреляют.
В Кремле без причин сработала воздушная тревога.
Кремлевский охранник задержан в увольнительной при попытке получить бабки по фальшивой кредитке.
В бухгалтерию Аквариума пришел счет из ЦУМа на почти полторы тысячи долларов — за приобретение по безналичке рубашки от «Tean Colonna», галстука от Гуччи, костюма от Alberta Ferretti и туфель «Pioneer».
Как бы погон не лишиться при такой катавасии. Опять. же — зам докладывает, что сосланный в подчинение генералу Семену майор Барышев в отсутствие шефа развил бурную деятельность, во вторник съездил за казенный счет в Петербург и с тех пор не объявлялся...
— А ты сам слопаешь все купленные таблетки? — отшутился однорукий двухмегатонник Иван Князев.
Порыв ветра сорвал огрызок спички, подбросил повыше, закрутил и швырнул в волнующуюся пену реки. «Волга» умчалась в сторону Мойки. Туда, где между пятиэтажкой и четырехэтажкой втиснулось японское консульство.
За окном кабинета раздался шум подъезжающего автомобиля. И еще в затылок Хутчишу дунул легчайший сквознячок.
Уловив за спиной еле заметное движение, Анатолий стремительно обернулся. На пороге, со спины освещенный неяркими светильниками, улыбался давешний старичок-уборщик со шваброй в руках.
— Домо аригато, — как можно искреннее улыбнулся в ответ прапорщик. — Корэ ва хэ я фухицус на [39].
— Уважаемый господин Хутчиш, — на безукоризненном русском языке сказал старичок, по-хозяйски проходя в комнату и усаживаясь на циновку невдалеке от прапорщика, — не лучше ли будет, если я на правах гостеприимного хозяина предложу вам услуги экскурсовода в дебрях моих файлов?
Вынув из кармана колокольчик, старик позвонил. Казалось, серебряный звук был столь тихим, что не долетит даже до двери. Однако в кабинете тут же появилась миловидная служанка в кимоно, с вычурной, утыканной длинными шпильками прической и до предела напомаженным лицом. Церемонно поклонившись, она поставила между мужчинами медный поднос, на котором помещались две крошечные фарфоровые чашечки и сакэшник на пол-литра. Старичок быстро сунул в узкую девичью ладошку клочок рисовой бумаги, и служанка удалилась.
— Дорогой господин Хутчиш, — с неожиданной доброжелательностью продолжал дедушка и разлил сакэ по наперсткам. — Я рад, что вы сегодня утром получили мое приглашение и решили нас навестить. Опасаться вам нечего. Вы мой гость. А по законам восточного гостеприимства, если с вашей головы упадет хотя бы один волос, пока вы находитесь на территории этого дома, я буду вынужден пригласить моих помощников и совершить сеппуку.
И все же в демонстративном радушии угадывалась стрихниновая порция фальши. За искусственной жизнью в глазах мерцала пустота. Бесцветные губы двигались механически, рождая тысячи лет назад записанные на магнитофон слова.
— Заверяю вас, ни один волос с моей головы пока не упал, и всей душой верю, что не упадет и впредь, — улыбнулся Хутчиш и пригубил сакэ. — Хотя вы, должен сказать, в Москве весьма виртуозно пытались поправить мне прическу. Я имею в виду историю в нанайском ресторанчике и в кремлевской Оружейной палате.
Трудно поверить, но похожая на состарившегося Щелкунчика, худая, немощная, говорящая и умеющая приторно улыбаться машина заставила Анатолия занервничать. А действительно ли живой человек потягивает сакэ рядом?
— Согласен, я недооценил вас, — заметил дедуля. — Но теперь обстоятельства изменились. И поверьте, мой дорогой господин Хутчиш, здесь вам ничто не угрожает.
— Нисколько в этом не сомневаюсь, мой пока безымянный хозяин. И хочу уверить, что и вам бояться нечего. Пока вы на территории этого дома.
Анатолий пожалел, что из уважения к традициям снял обувку: он не менял носки уже двое суток.
— Я рад, что мы в приблизительно равных условиях и прекрасно понимаем друг друга, — сказал старичок. — Кстати, спасибо, что вы столь деликатно обратили внимание на мою оплошность: я не представился. Можете называть меня Господин Доктор, славный господин Хутчиш.
Дедушка сидел близко. Странно, но даже на тако( расстоянии казалось, что хозяин кабинета не дышит. Не вздымались и не опускались складки грубой, белой до стерильности ткани. В паузах между словами не вздрагивали ресницы. Не колыхались жиденькие, серо-желтые, будто никотином пропитанные волосы. Даже по-старчески светлые глаза не двигались в отведенных для них глазницах, будто нарисованные.
— Не стоит благодарности, Господин Доктор. Я с радостью буду произносить любое доброе имя, которым вы соблаговолите назваться. И я рад, что вы прибыли не через два дня, как помянул ваш гонец в разговоре с математиком этажом выше, а именно сейчас, и, тем самым, подарили мне возможность познакомиться с вами визави.
— Память о нашем знакомстве я сохраню до конца своих дней, господин Хутчиш, хотя бы уже потому, что придется отрезать язык одному из моих помощников. А я не сторонник интенсивных методов. После них так трудно заснуть...
Только сейчас Анатолий понял, что не швабра была в руках дедули, а смертоносный синоби-кай [40], и настороженно сдвинулся на край циновки. Однако это незаметное движение дедуля уловил, отложил швабру подальше и изобразил примирительную улыбку, оттесняя могильное безразличие в глубь глаз. Пустота сжалась в маленькие плотные комочки мрака. Анатолию невольно захотелось прикоснуться к старику. Убедиться, что эта плоть излучает тепло человеческого тела, а не холод глиняной куклы, приводимой в движение тантрической энергией.
— Великодушный господин Хутчиш, поверьте, я не вижу в вас врага. По крайней мере, сейчас. Мы, как вам, должно быть, уже известно, делаем одно дело: пытаемся разгадать некий миф, предположительно имеющий отношение к Черноморскому флоту. Вопрос лишь в том, кто раньше обнаружит отгадку — вы или я. Конечно, в этой занимательной игре участвуют и еще несколько... э-э... ведомств, но, полагаю, их пока можно в расчет не принимать: они, как говорят в нашей стране, запускают бумажных журавликов вместо камикадзе.
Старичок легко поднялся на ноги и, заложив руки за спину, принялся мерить шагами кабинет. Хутчиш настороженно наблюдал за ним. Старичок подошел к коллекции бонсай. И Анатолию показалось, нет, он был готов дать аппендицит на отсечение, что дедушка относится к деревьям-карликам как к питомцам. Тут же выяснилась еще одна особенность: среди питомцев явно был любимчик. Эту вскарабкавшуюся на обломок камня сосенку Анатолий назвал бы «Страус, спрятавший голову в песок». Чешуйчатая кора тонкостью линий напоминала сверхсложный рисунок тушью. Исковерканный жестокой прихотью садовника ствол выстраивал изумрудные облачка иголок в каскад. Очевидно, общение с «пейзажами на блюдах» было во сто крат милей хозяину положения, нежели беседа с незваным гостем. — Далее старик цедил слова, не поворачиваясь.
— Итак, нас двое: вы — с вашими удивительными способностями, и я — с самой разветвленной в мире агентурной сетью, с самыми современными техническими средствами. А ведь задача у нас одна...
Доктор, словно почерпнув энергию у зеленых вассалов, вдруг заговорил громко; в Анатолия отравленными стрелами полетели колючие звуки:
— Так не будет ли лучше объединить наши усилия, по крайней мере, на этом этапе? Не торопитесь говорить «нет», милейший господин Хутчиш. Загляните внутрь себя. И упаси вас Будда подумать, что я собираюсь вас перевербовывать — я знаю, что это не удастся. Я предлагаю вам сотрудничество хотя бы ради того, чтобы Тайну чисто случайно не разгадал кто-нибудь посторонний. Ведь, как известно, чем глубже болото, тем красивее лотосы.
— У вас великолепно готовят сакэ, достопочтенный Господин Доктор, — похвалил Анатолий. — Не знаю, как и благодарить вас.
Прапорщику наконец удалось стряхнуть навеянное черным колдовством оцепенение.
Японец запнулся, развел руки и разжал кулаки.
— О, в качестве благодарности, — скрипуче, как несмазанная дверца шкафа, засмеялся он, и в голосе впервые за время разговора послышались ехидные нотки, — вы можете сделать для меня одну вещь, которая разом решит наши проблемы — хотя и несколько иначе, чем я рассчитывал. Только вряд ли этот выход вас устроит.
— И тем не менее, что же это?
— Вы могли бы немедленно умереть, — повернувшись к собеседнику, буднично предложил помолодевший Доктор и быстро добавил: — Уважаемый господин Хутчиш, давайте не будем играть в прятки и поговорим начистоту.
— С удовольствием. — Анатолий сцепил пальцы на животе, но вспомнил, что читающий по жестам легко узнает здесь попытку «закрыться», и, разжав пальцы, изобразил полное внимание.
— Установкой Икс я занимаюсь не один десяток лет, — тихо проговорил Доктор; маска безопасного, благообразного старичка соскользнула, обнажив лик хитрого, коварного, безжалостного врага. — Почти сорок лет! И мало в этом преуспел. Так неужели вы думаете, что вам удастся выйти на нее за каких-то две недели? Мальчишка!
Теперь хозяина кабинета трудно было принять за бездыханную куклу. Бешеная ярость оживила блеклые черты. Кровь прилила к губам, но сделала их не красными, а фиолетовыми. Пустота медузой всплыла из бездны глаз и насытилась черным цветом. Оказывается, пустота может иметь цвет.
— Не знаю, — прапорщик наивно пожал плечами. — А вы как думаете?
Таким противник ему нравился больше.
— Я думаю, что вам это не удастся!
Хваленая японская невозмутимость ненадолго оставила Господина Доктора. Он сделал зловещую паузу. И опять послышался голос не человеческий, а какой-то механический.
— А еще я думаю, что вам, достойнейший господин Хутчиш, в высшей степени неосмотрительно разгуливать по ночам без оружия и без поддержки. Не хочу пугать вас, но...
— Спасибо за беспокойство, любезный Господин Доктор, — растянул губы в почти искренней улыбке Анатолий. — Но, право, не стоит. Я люблю гулять по ночам.
Меч под одеждой нагрелся от тела, и ощущение прижатого к коже металла успокаивало.
Японец с шумом выпустил воздух из легких и вновь уселся напротив собеседника.
— Что ж, — сказал он, — вижу, разговор у нас не клеится. А сам явно думал о чем-то другом. И слова его пахли тленом и вечностью.
— Отчего же? — серьезно возразил Хутчиш и без разрешения налил себе еще сакэ. Наглость, конечно, однако ничего не поделаешь. — По-моему, мы мило беседуем... А вообще, милейший Господин Доктор, вы сами предложили не играть в прятки. Я охотно поддерживаю ваше предложение — похоже, нам есть что рассказать друг другу. Я с нетерпением жду, когда вы откроете свои карты. Вероятно, вы знаете что-нибудь, чего не знаю я, и это поможет нам в нашем коллегиальном деле. Как известно, чем ближе к алтарю, тем больше монахов, наидобрейший Господин Доктор... Театральных наук. Можете смело причислить меня к ярым поклонникам театра Пекинской оперы «Ка-бара-сан».
Это был один из немногих козырей прапорщика. Логическое умозаключение — не более того. Поэтому Анатолий столь долго его придерживал; И, кажется, выложил вовремя.
Китайские картинки на стенах в японском консульстве, китайские вазы в кабинете... Плюс информашка о китайском театре из газеты, найденной в Оружейной палате. Театре, который отчего-то повторяет предполагаемый маршрут самого Хутчиша: Санкт-Петербург — Севастополь. Совпадение? Как выяснилось, нет.
Господин Доктор несколько секунд придирчиво разглядывал ухоженные ногти на левой руке, но было заметно, что под жиденькими волосиками идет внутри черепной коробки напряженная мыслительная работа.
— Что ж, — наконец сказал китаец, — полагаю, это справедливо. Я расскажу вам все, что знаю сам, большая часть моего рассказа, очевидно, покажется вам скучной, поскольку вы наверняка знаете, о чем пойдет речь. Но проявите же терпение к болтливому старику. Итак... Смею ли я надеяться, что и вы будете откровенны со мной, мой милый господин Хутчиш, как я буду откровенен с вами?
Могло показаться, что намек Анатолия на причастность Господина Доктора к театральному миру не только уверил старика, будто лазутчик знает достаточно, и пытаться от него что-либо скрыть означает угробить намечающийся контакт. Также могло показаться, что намек еще и настроил старца на определенный образ. И старик стал невольно играть роль трагического персонажа.
— Не сомневайтесь в этом, мой гостеприимный Господин Доктор. И, как минимум, можете не тратить времени на рассказ о том, почему в японском консульстве столь свято чтут китайскую культуру, что даже стены украсили китайскими картинками. Я и так понимаю — чтобы угодить вам, очень-очень важному гостю.
Анатолий чувствовал: что-то в беседе изменилось. Или ему действительно удалось переиграть древнего монстра? Вряд ли. Тут нечто другое. Вурдалак принял некое дьявольски опасное решение. Но вот какое?
— Итак, любезный господин Хутчиш, вы ознакомились с содержанием моих скромных работ по установке Икс, которые я ввел в компьютер... — попытался вернуть разговор в нужное русло Господин Доктор.
— Поверхностно, досточтимый Господин Доктор, весьма поверхностно... — легко согласился с переменой темы лазутчик. А мысленно отметил, что, возможно, наспех вывешенные к приезду директора китайского театра репродуэдии скрывают тайну не менее любопытную, нежели установка Икс.
Господин Доктор встал и вновь принялся шагать по кабинету: пять шагов до одной стены, пять до другой.
— Да. Там, в компьютерных файлах, спрятан труд всей моей жизни, и весь он умещается на пяти дискетах. На этих дискетах — Тайна Черного моря. Ею я заинтересовался давно, когда еще учился на Русском факультете Токийского университета, — точнее, заинтересовался я тогда абсурдностью, бессмысленностью существования Черноморского флота. И пришел к выводу, что он является лишь хитроумной декорацией. Но — декорацией для чего? И тогда я приступил к собственным исследованиям. Ночей не спал, кимоно в библиотеках просиживал, гримировался гейшей и подпаивал в портовых кабаках русских торговых моряков. Однако, как это обычно и бывает, внутри одной тайны скрывалась другая, в ней — еще одна... Совсем как ваша матрешка. Я открывал их одну за другой, и открытия лавиной сыпались на меня. Теперь я уже не понимаю, почему никто раньше не додумался, не смог понять то, что понял я. Кусочки мозаики сложились передо мной в одну картину — пугающую, притягательную и, великую.
Хутчиш сидел со скучающим видом, дескать, мне все это известно, но каждой клеточкой мозга впитывал информацию. Решение загадки — что же именно затевает сие ветхое чудовище — прапорщик отложил на потом.
— Вы никогда не задавались вопросом, благонравный господин Хутчиш, отчего Император Сталин невзлюбил кибернетику? Невзлюбил до такой степени, что ее апологеты все до единого, по его приказу, оказались в лучшем мире? Ведь, при всей своей жестокости, Сталин знал мир от Инь до Ян и не мог не понимать, какие перспективы открывает эта новая наука перед ним и перед его страной... Ответ на этот вопрос на моих пяти дискетах. Но не хватает малого. Сущего пустяка. Точки Икс. Может быть, вы окажетесь удачливей меня? А не, размышляли ли вы, возвышенный господин Хутчиш, куда пропали дневники Вавилова? Почему были сожжены дневники Тимирязева и Мичурина? Отчего эти достойные мужи пребывали в фаворе у Императора, тогда как гениальный Вавилов — в опале? Почему в фаворе оказался и академик Лысенко, который вообще ничего в сельском хозяйстве не смыслил? Повторюсь, Император Сталин был отнюдь не глупым человеком. Может быть, вы ответите и без дискет?
И все-таки тревога колобродила в душе лазутчика. Смутная догадка, что за вспышкой искренности притаилась гремучая змея. И тончайшие изменения в настроении фиолетовогубого колдуна тоже очень не нравились. Старый дьявол говорил с интонациями охотника, уже заполучившего жертву в силки.
Прежде чем ответить, Анатолий взвесил слова и, главное, интонацию, с которой они будут произнесены.
— Значит, логично будет предположить, что, подвергая гонениям кибернетиков и генетиков, Сталин преследовал какие-то свои цели. А именно — отвлечь внимание потенциального врага от другого, тайного проекта, — сказал он, а сам невольно взглянул в окно.
Если ошибся, если старец услышал не правильный ответ, то наилучшим выходом будет в это окно и прыгнуть. Порезы — ерунда, важно выжить и выполнить задание.
Нет, не ошибся. Старик до сих пор верил, что Хутчишу все перечисленное известно. Или продолжал делать вид, что верит. Даже не заметил настороженного взгляда. Точнее, не понял смысл взгляда. Сам подступил к окну, чтобы Хутчиш не мог видеть, как старческие морщины полосует боль. Боль от бессилия перед тайной. А мальчишка может помочь ему отыскать установку. Может.
— Вы умны, господин Хутчиш, — сказал он, глядя на два автомобиля под окнами консульства. — Слишком умны. Но напрасно пытаетесь делать вид, будто ничего не знаете: Другой секретный проект, сказали вы? Отвлечь внимание, сказали вы? Нет. И вам об этом известно. Именно привлечь внимание потенциального врага и тем самым доказать ему, что никакого секрета не существует, — вот чего добивался Император Сталин. И добился. Ибо, на словах притесняя кибернетиков и генетиков, он тайно руководил разработкой нового, идеального оружия. Господин Хутчиш, ваши ученые в пятьдесят втором создали несколько миллиардов сверхмощных биокомпьютеров...
Замершие под окнами машины Господина Доктора не интересовали. Наверняка в местном компьютере уже готов ответ — кто пасет консульство, почему, зачем.
Двое в серой «волге» с правительственными номерами молчали уже полчаса. Горячка спешки растаяла с млечным рассветом. Сидящий за рулем нервно барабанил ногтями по баранке и то и дело нетерпеливо ерзал; другой же сидел спокойно — открыв окно, он наслаждался влажным предутренним ветерком. Мерно, вхолостую, урчал двигатель.
— Нет, ну не понимаю я! — наконец сдался усатый генерал Семен и в сердцах хлопнул обеими ладонями по рулю, обтянутому дырчатой черной кожей. — Почему Ленинград, когда «Буратино» должен был отправиться в Севастополь? В задании же четко было указано: Се-ва-сто-поль, Черноморский флот!
Генерал не собирался изображать надрыв, само собой получилось. Сдал старик. Эти безумные, безумные, безумные, переперченные новостями последние дни укатали сивку.
— Во-первых, уже давно не Ленинград, а Санкт-Петербург. А во-вторых, это все потому, Сеня, что ты видишь не всю картину в целом, а только кусочки, — мягко, словно смертельно раненному, ответил его друг, однорукий Иван Князев по прозвищу Карл, и прикрутил окно: культя ревматически ныла. Проклятый климат. — Не можешь увидеть или не хочешь. И газеты плохо читаешь. Невнимательно.
За годы знакомства товарищ Семен многозначительность «Карла» успел возненавидеть и простить. Никуда не деться. Прими его таким, какой он есть, или не имей общего дела.
— Газеты-то тут при чем?
Стыдно признаться, но усатый Семен газет не читал лет уж пять. А на фига тогда референты нужны? Опять же, на стол каждый день ложится с десяток сводок. По ГРУ, по ФСК, по... — лучше не помнить, по... — лучше забыть. И на сводки-то времени обычно не находилось.
— При том. Полистай на досуге подшивки «Известий». Только вдумчиво листай. И с виду нестыкуемые обрывки информации такого тебе могут порассказать! Вот например. Третьего июня мы подписали договор о дружбе с Киевом. Так? И тогда же во Франции на выборах победили социалисты. А уже пятого Германия подняла очередную бучу насчет возвращения репатриантских долгов СССР. Тебе не кажутся подозрительными все эти события? Если в сумме?
Генерал сосредоточенно сопел, ворочал носом, задумчиво глядя на розовеющее невдалеке здание японского консульства, потом честно признался:
— Не-а. Если в сумме, то не кажутся.
— Десятого числа в Британию был назначен новый российский посол, — терпеливо, точно объясняя задачку первокласснику-дебилу, продолжал Иван, — и в тот же день твои гэрэушиники запузырили на орбиту новый спутник — 11Ф644, кажется. Усекаешь?