Страница:
После чего он, естественно, заметивший внимание кассирши, подмигнул ей и приложил палец к губам: пусть это останется нашей маленькой тайной.
Кассирша открыла рот, но не крикнула, а хлопнула челюстью, как аквариумная рыба. Она боялась навредить молодому человеку, потому что у нее было доброе сердце.
— Вы деньги примете, или что? — сварливо поинтересовалась баба в очках на резинке, и Марья Антоновна отвела взгляд от молодого симпатичного.
Хутчиш вышел на улицу. Вздохнул, выгоняя из легких влажную духоту сберкассы, поднял глаза. Кажется, дождик собирается. По низкому небу от краев к центру сползались тучи, царапаясь о кремлевские башни. Теснясь и толкаясь, как посетители в сберкассе. Пухлые, мутно-серые, похожие на подушки и одеяла в мятых, несвежих наволочках и пододеяльниках.
Анатолию сегодня дождь был нужен, как амулет искателю целебных кореньев. Дождь должен был обернуться его оружием. Но оттого, что приходилось опираться не на точный математический расчет, а на эфемерный прогноз метеорологов, Хутчиш испытывал недовольство собой. Настоящий воин никогда не станет полагаться на изменчивую погоду. Настоящий воин не ступит на тропу войны, пока не соберет запас пеммикана [6], не проверит, крепки ли мокасины, поет ли тетива. Хоя были в этой неопределенности и свои приятные стороны — не надо действовать по заранее разработанному плану, скучая делать заранее просчитанные шаги, отвечать на заранее предсказанные ходы противника, а можно фантазировать импровизировать, на ходу выстраивать поведение.
Поэтому внешне Анатолий был спокоен, как сытый питон. Ни один мускул не выдавал бурю противоречивых чувств в его душе.
Он обвел глазом улицу в надежде присмотреть себе какое-никакое укрытие от грядущего дождя и вздохнул второй раз. С досады. Его засекли. Засекли на четвертой сберкассе. Он же рассчитывал, что успеет обойти хотя бы десяток.
Шагах в тридцати впереди, у красно-белого, похожего на гигантскую урну киоска «Кока-колы» споткнулся на месте и тут же замер, уткнувшись в ценник, кургузый толстячок с гипсовым слоеным пирогом на левой руке.
Тучи собрались в тесный кружок, словно разыгрывающие мяч игроки регби. Шпик заставлял себя думать о чем угодно, только не об искомом субъекте. Слежка — дело тонкое. Поэзия косых взглядов, танец неприметных движений, гамбиты предугаданных ходов. А под занавес — аплодисменты купюрами.
— "Спрайт", будьте добры.
Спрятав платок, толстяк здоровой рукой протянул юной продавщице скомканную пятерку и покосился в сторону сберкассы. Заметил или не заметил? Интересно, что он делал в сберкассе? Может, встречался с сообщниками? И что это за белая палка у него в руках? А может, у него в сберкассе явка? Не забыть бы отметить в отчете.
Агент наружки Дмитрий Умкин (по кличке «Умница», как же иначе?) потянулся за сотовым телефоном, вчера выданным под расписку и сегодня втиснутым в задний карман джинсов. Неудобно как с одной рукой-то...
Рука замерла на полпути.
А вдруг субъект засек слежку? Ведь предупреждали, что он крайне опасен. И невинное движение руки может принять за попытку достать пистолет. И начнет пальбу. А попасть в толстяка Умкина проще простого. Как некстати вчера он по настоянию жены затеял ремонт нужника на даче!
— "Спрайт" будете брать? Что ж вы очередь задерживаете? — пока относительно вежливо напомнила о себе юная продавщица, хотя никакой очереди не было и в помине.
Что странно: жарища-то какая! Не иначе, дождь будет. Или ливень.
— Буду.
Агент виновато схватил картонный стаканчик. Немного расплескал.
Юная продавщица поморщилась, но, увидев гипсовую повязку, промолчала и начала промакивать прилавок некогда белой губкой.
— Сдачу не забудьте.
Отхлебывая отдающий водопроводом, приторно сладкий и недостаточно холодный «Спрайт», Дмитрий поверх стаканчика осторожно глянул в сторону сберкассы.
Черт побери! Субъект испарился. Со злостью швырнув полный стакан в фирменное бело-красное мусорное ведро, Умница выхватил из заднего кармана джинсов телефон и неловко, большим пальцем принялся набирать номер.
Набрал. Приложил черную коробочку к уху. В трубке сохранялось полное молчание. Черт побери, забыл включить. Эх, не обучали его этому, не обучали. Не забыть бы отметить в отчете.
Дмитрий включил телефон и повторно выстукал номер.
— Алло. Привет любимой супруге от Умницы. От Умницы, говорю, приветик! Я нашел такой, как ты заказывала. Да, шкаф. Да, славянский. Только здесь очередь дикая, как бы не раскупили... Мебельный магазин почти на углу Ленивки и Лебяжьего. Захвати баксов двести и дуй сюда. А то у меня не хватает. Не хватает, говорю, двести баксов!..
Полегчало. Как-никак четверть гонорара он уже заработал. Наташка теперь получит, если, черт побери, поступит в институт, новую дубленку. И еще останется, чтобы младшенького, спиногрыза проклятого, в школу прилично снарядить...
Дмитрий быстро затопал по горячей слоновьей коже асфальта, жадно вглядываясь во встречные лица, подозрительно ощупывая взором чужие спины, то и дело зыркая на противоположную сторону улицы. Сломанная рука сладко ныла на перевязи в предвкушении двадцати Миллионов, заработанных умственным трудом рублей. Миновал сберкассу. Мимоходом стрельнул глазами в распахнутое жаркое нутро: не нырнул ли преследуемый обратно? Не похоже. Метнулся за угол. И все-таки что за палка белела у субъекта в руках? Думай, Умница, думай.
Филер Умкин в настоящее время работал на охранную службу банка «Хазарнефтегаз» и выслеживал предводителя шайки хакеров. Так ему объяснил безымянный заказчик, когда вручал фоторобот.
Супермаркет. Нанайский ресторанчик «Яранга». Думай, Умница, думай. Мебельный салон... Умкин удумал — толкнул лверь с прилаженным посредством скотча меню; на него дохнуло экзотическими маринадами. В общем-то прилично пахло не общепитом. Окинул взглядом пыльный, заваленный старыми стульями гардероб и по крутой деревянной лестнице на одном вздохе взбежал на второй этаж. Черт побери...
— Слышь, — отсапываясь, спросил он у могучего сонного охранника, стерегущего вход в пустой зал. — Здесь мой приятель только что не появлялся? Молодой такой, худой, в сером костюме?..
Выдумать что-нибудь пооригинальнее не хватило ни времени, ни дыхалки.
Охранник смерил Умницу взором, перекатил во рту справа налево терзаемую уже с полчаса «Ригли сперминт» и лениво поделился:
— Не-а. У нас посетитель ближе к вечеру идет. Ты вечером приходи, тогда посетитель косяком валит.
Последние слова охранник говорил уже в затылок торопящегося агента. Затылок и все, что пониже, на охранника впечатления не произвели. Рубашонка простенькая, джинсики задрипанные. Не-а, не придет такой посетитель вечером.
Охранник сладко зевнул и принялся размышлять, слабо ли ему доплюнуть до конца лестничного марша.
И очень хорошо, что размышлял долго, потому как по ступенькам уже поднимался новый посетитель. Вот бы прикол получился, если б плюнул. С одного взгляда и ежу понятно, что это — Посетитель. В крутом сером костюме.
— А вас только что приятель здесь искал, — с налетом панибратства и по-халдейски заискивая, доложил охранник. — Однорукий бандит.
— Если б вы знали, как меня достали поклонники. Не говорите никому, не надо, — поделился Анатолий, на охранника не взглянув, а лишь поощрительно потрепав по плечу. И то ли вздохнув, то ли всхлипнув, прошествовал в совершенно пустой зал.
Не спеша огляделся. Облезлые шкуры белых медведей на стенах; куцые рога олешек где только можно, кондиционер настроен на «вечную мерзлоту». Заведение средней руки. Но сойдет. Выбрал столик у окна, однако так, чтобы из окон и с крыши дома напротив ничего было не разглядеть. Отодвинул стул, не дожидаясь помощи уже спешащего официанта и сел. Лицом к входу. Когда садился, незаметно стряхнул пыль с брючины. Свинюшник в этом гардеробе...
Да уж, если выследили не на десятой, а на четвертой сберкассе, то, используя формулы Шредингера-Гейзенберга, можно вычислить, что на поиски брошено около двух тысяч агентов наружки. Разыскивающих кто залегшего на дно вора в законе, главаря полуразгромленной группировки, кто международного террориста Абу, а кто — агента белорусской разведки. Прибавим равномерно рассредоточенных по городу человечков эдак сто ликвидаторов и что-нибудь около пятидесяти снайперов на крышах.
И нечего пенять на усатого Семена. Генералу подобная охота не по зубам.
В игру включился кто-то неизмеримо-более сильный.
Что ж, главное — силу неведомого врага — Хутчиш разведал. Теперь можно спокойно отобедать и-на севастопольский поезд. После лекции историка Сверчкова Анатолий твердо уверился, что загадочная установка находится на одном из кораблей именно Черноморского флота. Разумеется, билеты покупать на Курском вокзале не стоит. Зачем посвящать вражескую «наружку» в свои планы?
Настроение понемногу улучшалось. Теперь Анатолий не был одиноким воином, остановившимся на опушке и издавшим боевой клич в надежде, что враг ответит и тем самым выдаст свое присутствие. Теперь Анатолий точно знал, где сидит фазан. И не имело никакого значения, что это оказался не фазан, а легендарная птица Роуг, потерянное перо которой, падая, превращается в каменный нож и не успокаивается, пока не напьется человечьей крови.
— Мне, пожалуйста, постное мясо на ваше усмотрение, только не телятину, пару салатиков не слишком острых, только без ягеля. Лапшу, только без бульона и приправ. Просто китайскую лапшу. И ножницы.
— Ножницы? — оторопело переспросил официант, — Вы собираетесь есть ножницами?
— Есть я собираюсь вилкой и ножом. Но кроме вилки и ножа мне нужны ножницы, — с напускной скукой объяснил прапорщик. — И, пожалуйста, побыстрее. У меня очень мало времени.
Точнее, у Анатолия было восемнадцать-двадцать минут. По тем же формулам Шредингера-Гейзенберга. Именно столько потребуется неведомому противнику, чтобы район незаметно оцепить, незаметно же сгруппировать внутри оцепление и начать прочесывание. Незаметное для посторонних. Это не страшно. Лишь бы дождь выдался на славу. За окном тучи столкнулись с тучами. Просыпанной горстью монет чиркнула по крышам Москвы молния. Словно пересчитывая купюры, зашелестел дождь. В ресторанчике стало темнее.
Официант споро принес заказ. Официант торопился. Он надеялся подглядеть, что же такое странное будет вытворять клиент с портновскими (других не нашлось, даже у бухгалтерши) ножницами, но нарвался на столь свирепую улыбку, что ретировался за стойку. Подышал на пару бокалов, зачем-то переставил с места на место початую бутылку «Бифитера». Сунулся на кухню и вернулся, злобно шепча: «Сам ты пошел». Безнадежно взглянул на три недели отдыхающий самоучитель борьбы нанайских мальчиков. (Пустышка: с этой стороны с директором не задружишься.)
Томимый бездельем официант направился к охраннику за дверь. Перекурить. Хотя терпеть не мог охранника за изо дня в день прокручиваемую, будто рекламные ролики по ящику, тему, как он, охранник, когда-нибудь завербуется то ли во французский Иностранный легион, то ли в Голубые каски и на прощание начистит рожу эскимосу-хозяину.
— Странный какой-то, — мотнул официант головой, не поворачиваясь. — Ножницы заказал.
И подпалил зелененьким «Крикетом» сигарету «Честерфильд». «Парламент» нравился ему больше, но «Парламент» покупать официант себе не позволял. Копил. Надеялся когда-нибудь выкупить заведение у хозяина. Тогда он здесь все переиначит. Во-первых, потратится на интерьер, во-вторых, поднимет цены, в-третьих, возьмет другого повара...
Некурящий охранник прекратил мусолить жевательную резинку и ответил:
— Артист какой-то. Че-то рожа незнакомая. От поклонников у нас прячется. Наверное, какая-нибудь классическая музыка. Знаешь, сколько они зашибают? На родину как в отпуск приезжают. Иностранный легион со смычками, твою маму...
Охраннику тоже было скучно. Но шеф заведения — эскимос, помешанный на дисциплине. Будь у кабачка русский хозяин, наверное, дозволялись бы некоторые вольности. Например, необязательно торчать именно здесь, если мало посетителей. Наверное, разрешалось бы спуститься вниз, к входу, или пошататься по залу. А тут — стой и не жужжи.
Помолчали.
Охранник от безделья принялся слегка постукивать носком туфли по навешенному на перила строгому черному зонту-трости, выбивая неведомый мотивчик. По представлениям узкоглазого хозяина, в случае дождя охранник обязан особо дорогих гостей с этим зонтом препровождать до машины. Но в лакеи охранник не нанимался.
Когда до фильтра осталось две затяжки, по лестнице застучали быстрые шажки. В ресторанный зал спешила, задорно улыбаясь, милая красавица лет восемнадцати от роду. Черные прямые волосы выбивались из-под мокрого мотоциклетного шлема. В волосах, как драгоценные камни, поблескивали капельки дождевой воды. Одета девушка была сплошь в черную кожу — тонкую, дорогую, хорошей выделки и почти не заляпанную рокерской символикой. Вроде как дочь обеспеченных родителей, от избытка энергии водящаяся со шпаной, однако прекрасно разумеющая, что будущее ждет ее иное. Светское.
Ольга мило, уголками губ улыбнулась официант и охраннику. Каждому показалось, что улыбнулась именно ому. «Чаще улыбайся, — дрессировали ее инструкторы. — От мужика ждут объяснений, тебе же достаточно лишь улыбнуться. Это оружие посильнее пистолета будет».
Едва Ольга остановилась и чуть поджала детские нецелованные губки, как официант предупредительно распахнул дверь, а охранник почему-то нелепо, вместо того чтобы обмахнуть посетителя металлоискателем, вытянулся по стойке смирно.
На самом деле ей было девятнадцать. И она шла выполнять свое первое задание. Дебют. Сердечко настороженно, сжималось в юной, еще не испытавшей трепета первой любви груди. Нет, ей не было страшно. Она искренне верила,. что если выпадет шанс, то все у нее получится. И дальше начнется иная, романтическая жизнь. Ее лицо светилось надеждой, и от этого девушка казалась еще красивее.
На кого она сейчас работает, Ольга не знала. Задание получила в неподписанном конверте: фоторобот и аванс. Конверт подсунули под дверь в студенческом общежитии, где она договорилась с комендантом, в двух шагах отсюда: этот район был ее «портом приписки».
Если в нанайском ресторанчике окажется некто, хотя бы отдаленно напоминающий фоторобот, его следует задушить, пристрелить или отравить на месте. Ольга предпочитала стрелять, хотя и ядами пользоваться ее обучили на совесть.
Искусство отравления у них преподавал — конечно, не на педагогическом факультете, студенческий билет которого рядом с другими такими же липовыми мандатами сырел в кармане кожкуртки, — некто К. Буруху (Ольга так никогда и не узнала, как расшифровывается К.), молдавский грек из семьи со сложными религиозными порядками. Какая-то секта. Например, он никогда не ел после заката, не заигрывал с ученицами и свято верил в близкий конец света. Скорее всего, из-за всеобщего потепления. И судя по сегодняшней недавней духоте, он был прав.
Оля вошла в зал. Как принцесса. Она не знала, но догадывалась, что в другие залы и кабинеты на этой улице под разными предлогами входят другие наемные убийцы. Как ей хотелось, чтобы обреченный персонаж достался именно ей! Ему уже все равно, а у Оли тяжело болеет бабушка, а такие операции делают только в Германии. А стоит такая операция ни много ни мало — пятьдесят тысяч дойч-марок.
Ради бабушки Оля была готова даже пойти на паперть. Даже на панель. У девушки не было подруг. Кроме бабушки. Ребенком Оля любила, чтобы бабушка брала ее на колени, доставала черепаховый гребень и под усыпляющее расчесывание детских кос рассказывала о закулисной жизни Мосфильма, где работала вахтером. Бабушка, так и не ставшая актрисой, передала свою мечту внучке. И Оля старательно зубрила роли в драмкружке при ТЮЗе, до обмороков тиранила себя домашними заданиями репетиторов. Она верила, что когда-нибудь настанет решающий день. И все увидят, как она талантлива.
Жизнь распорядилась несколько иначе, но девушка не жалела. И на этом новом, выбранном ею пути ее ожидали пока не сыгранные гениальные роли и звание народного артиста. Пусть и анонимные.
Как обычно складывается карьера наемного убийцы? Сначала помотайся по Тьмутараканям, Мухосранскам и прочим Урюпинскам, отстреливая местных депутатиков и королей райцентровских колхозных рынков. Поживи в провинциальных гостиницах с неистребимым запахом затушенных в банке из-под шпрот окурков. Поборись за то, чтобы тебя заметили, предложили ангажемент. И только потом, если нашелся приличный импресарио, появятся хорошие заказы в областных центрах, затем — в столицах бывших республик. А после пойдут сказочная Прага, солидная Вена, веселый Париж, непутевый Нью-Йорк... И уже не ты радуешься любому оплаченному нажатию курка, уже сами заказчики ищут тебя с предложениями о работе. Приглашают в «Максим» и «Метрополитен Опера»... Лимузины, коктейли, кутюрье...
Ей выпал один шанс из тысячи. Дебютировать в столице, с нижней ступеньки прыгнуть сразу наверх. И дебют этот был назначен на сегодня.
Оле повезло. Никаких сомнений: за столиком, лицом к ней, но склонившись над тарелкой, сидел он. Ее Ромео. Ее Болконский. Ее Годо. Ее первый партнер в начавшейся давным-давно, в Древней Греции, трагедийной пьесе о жизни и смерти, о жертве и палаче, о любви и ненависти.
Анатолий как раз закончил ваять вторую карточку и сунул ее, еще не просохшую, в карман. К сожалению, у него было только четыре плаката VISA, на каждом из которых только по одному изображению кредитной карточки в натуральную величину. А муляжи требовались двусторонние. Самое трудное здесь — разложить по склеиваемой поверхности состав из лапши пополам с зубной пастой столь равномерно, чтобы чужие пальцы, когда карточки немного подсохнут и станут похожи на пластиковые, не ощутили неровностей. Хотя бы в течение двух секунд.
Хутчиш отложил ножницы.
Жаль, поесть так и не успел. Ну не беда: случалось ему обходиться без пищи и месяц. Однажды, например, чтобы не загнуться среди торосов и айсбергов, он неделю продержался на супчике из гагачьего пуха, выпотрошенного из штатного в антарктической экспедиции пуховика.
Не поднимая головы, Анатолий подхватил правой рукой вилку, левой — тупой столовый ножик и метнул в сопровождаемую официантом гостью, которая уже достала из-под полы кожаной курточки и наводила на него «беретту» с длинной, маслянисто черной колбаской глушителя.
Девушка завизжала, словно ей за шиворот вылили графин ледяной воды. Футбольным мячиком запрыгал легкий мотоциклетный шлем. Взметнулось облако черных, с бархатным отливом, девичьих волос. Анатолий успел отметить, что убивать его пришла очень красивая девушка.
Олины мечты разом пожелтели, как страницы девичьего дневника. Умчались в небытие загорелые голубоглазые немногословные шатены, посадив в свои лимузины других барышень, остались непримеренными наряды от самых дорогих кутюрье, осталась без надежды на выздоровление бабушка. Никогда не играть Оле Леди Макбет в Белфасте (Мекке и Ла Скале в одном лице для террористов всех стран и народов) или Отелло в Лос-Анджелесе...
Официант оторопело уставился на симпатичную посетительницу, которая вдруг остановилась, будто наткнулась на невидимую стену, и непонятно зачем вскинула вверх руки. Вскинула — и не опускает.
Наконец официант разглядел, что девушка руки опустить не может. Аккуратно, за черные кожаные рукава запястья симпатичной посетительницы были пришпилены: правый рукав к деревянному косяку двери вилкой, а левый к верхней балке столовым ножом. Но даже не это самое удивительное. Непонятно откуда в правой руке девушки оказался настоящий огромный пистолет, да еще с глушителем.
А единственный посетитель уже рядом. И берет он девушку за подбородок. И нежно так, ласково, молниеносно — тюк затылком о косяк. Глаза девушки закатились, пистолет бесполезной железкой тяжело брякнулся о паркет.
— Вот, значит; какой обед вы здесь подаете?! — неожиданно зарычал посетитель на бедного официанта. — Да здесь заговор!!!
На ум официанту не пришло ничего лучше, как залепетать что-то из прочитанных в детстве книжек:
— Не извольте гневаться...
А посетитель, ну точно у себя дома, гад, запустил руку во внутренний карман девичьей куртки и выгреб пачку разноцветных корочек.
Следующее, что увидели растерянные официант и охранник, так это спину. Спину посетителя в шикарном сером костюме, уносящего казенный зонт-трость. Не к месту официанту подумалось, что один раз живем, деньги копить — занудой быть. Может, махнуть рукой и купить себе такой же великолепный костюмчик...
Внизу, на пятачке зашарканного паркета дожидался Дмитрий Умкин, нетерпеливо пританцовывая, словно в очереди у туалета. Пытался под гипсом шевелить пальчиками. Вроде бы не очень больно. Потихоньку заживает. Вот получит он гонорар и шиш с маслом своей благоверной отдаст. Сам будет определять, на что потратить, а без чего можно и обойтись. Чтоб эта дура поняла, с кем, черт побери, рядом живет.
Анатолий молча подошел. Вырвал из здоровой руки сотовую трубку, раскрошил между пальцами. Не мудрствуя, простеньким приемом «вертушка» зашвырнул Умницу в гардебное скопление ветхой мебели.
Хрясь!. — полетели щепки стульев.
Дзинь!.. — тонко запела освободившаяся пружина из-под лопнувшей обшивки.
— А-а-а!.. — жалобно завопил Умница от боли в сломанной ноге, нарастающей с каждым ударом пульса.
Прапорщик вышел на улицу, щелкнул кнопкой, распуская купол зонта, и повернул туда, где над крышами высились кремлевские башни.
Почему туда? Причин несколько. Самая простая: район оцеплен, на каждой крыше может сидеть снайпер с дальнобойной игрушкой, который выискивает именно его, Анатолия Хутчиша. А у него, Анатолия Хутчиша, нет даже плевенького «зауэра» в кармане... Впрочем, каким бы крутым ни был хозяин потенциальных снайперов, есть только одно место, где он не сможет разместить своих стрелков. Какой из этого вывод? Только один: значит, нам туда дорога. Эх, давненько не бывал я на Красной площади. Особенно при столь «стесненных» обстоятельствах.
Над головой вибрировал клюшечный треск молний и сшибались друг с дружкой хоккеисты-тучи, норовя прижать противника к борту. Дождь выдался что надо. Какой и нужен был. Палочка-выручалочка. Анатолий повеселел еще больше.
Прикрыв зонтом затылок и спину (дождь — не беда, лишь бы случайный снайпер не смог надежно прицелиться), Хутчиш машинально шагал в особой манере «мазурка» [7] и разглядывал трофейные мандаты. Направо полетел читательский билет библиотеки имени Ленина. Заводской пропуск на кондитерскую фабрику имени Бабаева полетел налево. У Лобного места в руках у Хутчиша остались два документа: студенческий билет МГИМО и удостоверение помощника депутата от фракции ЛДПР на имя Елены Ковальской. Прямо сейчас, без соответствующих приготовлений выдать себя за пани Ковальскую не представлялось возможным, поэтому придется жертвовать новоиспеченной кредиткой.
Постовой на воротах Спасской башни Савелий Дерендяев по случаю дождя был погружен в тоскливые раздумья. Погружен настолько глубоко, что нижней губой едва не ковырялся в носу. До смены еще полчаса, а дождь не утихает.
Тут он увидел приближающегося из пелены дождя молодого человека в приличном, но подмокшем костюме, и подобрался. «Как это он умудрился промокнуть, если у него зонт?» — подумал сметливый постовой: нас, дескать, на мякине не проведешь.
Молодой человек резким движением выхватил руку из кармана брюк и ткнул Савелию в нос удостоверение помощника депутата.
Но уроженец оренбургского края боец Дерендяев не стал проявлять бдительность, брать, как положено, удостоверение в свои руки, сличать фото с оригиналом, проверять наличие допусков, а лишь лениво кивнул. Да еще и зевнул напускно. Проходи, дескать, мил человек.
И когда мил человек прошел, Савелий, воровато косясь, быстро нагнулся, схватил и сунул в карман парадных форменных брюк, не отряхнув даже от налипшей грязи, оброненную кредитную карточку. Вот счастье-то привалило! Скорее бы с поста сменили.
Мыслями часовой унесся в далекий и сладкий, блестящий, как самовар, мир, в котором присутствовали видеомагнитофон с алмазной головкой, телик «Сони Тринитрон» с плоским черным экраном и длинноногие девушки. Председателева дочка, тоскующая на далекой оренбургщине, теперь казалась уродиной. Что ж, по Сеньке и шапка.
Ливень разогнал зевак и чиновников, но Анатолию все же повезло: сразу за желто-белым, влажным, как омлет, Дворцом Съездов из двух строгих, подчеркнутых никелированными молдингами-кантами «мерсов» выбиралась под неистовствующий дождь хилая группа туристов явно высокого полета и выстреливала парашюты зонтов.
Хутчиш круто повернул к туристам, с одного взгляда вычислил экскурсовода и официальным тоном спросил, демонстративно предъявляя, но не выпуская из рук удостоверение:
Кассирша открыла рот, но не крикнула, а хлопнула челюстью, как аквариумная рыба. Она боялась навредить молодому человеку, потому что у нее было доброе сердце.
— Вы деньги примете, или что? — сварливо поинтересовалась баба в очках на резинке, и Марья Антоновна отвела взгляд от молодого симпатичного.
Хутчиш вышел на улицу. Вздохнул, выгоняя из легких влажную духоту сберкассы, поднял глаза. Кажется, дождик собирается. По низкому небу от краев к центру сползались тучи, царапаясь о кремлевские башни. Теснясь и толкаясь, как посетители в сберкассе. Пухлые, мутно-серые, похожие на подушки и одеяла в мятых, несвежих наволочках и пододеяльниках.
Анатолию сегодня дождь был нужен, как амулет искателю целебных кореньев. Дождь должен был обернуться его оружием. Но оттого, что приходилось опираться не на точный математический расчет, а на эфемерный прогноз метеорологов, Хутчиш испытывал недовольство собой. Настоящий воин никогда не станет полагаться на изменчивую погоду. Настоящий воин не ступит на тропу войны, пока не соберет запас пеммикана [6], не проверит, крепки ли мокасины, поет ли тетива. Хоя были в этой неопределенности и свои приятные стороны — не надо действовать по заранее разработанному плану, скучая делать заранее просчитанные шаги, отвечать на заранее предсказанные ходы противника, а можно фантазировать импровизировать, на ходу выстраивать поведение.
Поэтому внешне Анатолий был спокоен, как сытый питон. Ни один мускул не выдавал бурю противоречивых чувств в его душе.
Он обвел глазом улицу в надежде присмотреть себе какое-никакое укрытие от грядущего дождя и вздохнул второй раз. С досады. Его засекли. Засекли на четвертой сберкассе. Он же рассчитывал, что успеет обойти хотя бы десяток.
Шагах в тридцати впереди, у красно-белого, похожего на гигантскую урну киоска «Кока-колы» споткнулся на месте и тут же замер, уткнувшись в ценник, кургузый толстячок с гипсовым слоеным пирогом на левой руке.
Тучи собрались в тесный кружок, словно разыгрывающие мяч игроки регби. Шпик заставлял себя думать о чем угодно, только не об искомом субъекте. Слежка — дело тонкое. Поэзия косых взглядов, танец неприметных движений, гамбиты предугаданных ходов. А под занавес — аплодисменты купюрами.
— "Спрайт", будьте добры.
Спрятав платок, толстяк здоровой рукой протянул юной продавщице скомканную пятерку и покосился в сторону сберкассы. Заметил или не заметил? Интересно, что он делал в сберкассе? Может, встречался с сообщниками? И что это за белая палка у него в руках? А может, у него в сберкассе явка? Не забыть бы отметить в отчете.
Агент наружки Дмитрий Умкин (по кличке «Умница», как же иначе?) потянулся за сотовым телефоном, вчера выданным под расписку и сегодня втиснутым в задний карман джинсов. Неудобно как с одной рукой-то...
Рука замерла на полпути.
А вдруг субъект засек слежку? Ведь предупреждали, что он крайне опасен. И невинное движение руки может принять за попытку достать пистолет. И начнет пальбу. А попасть в толстяка Умкина проще простого. Как некстати вчера он по настоянию жены затеял ремонт нужника на даче!
— "Спрайт" будете брать? Что ж вы очередь задерживаете? — пока относительно вежливо напомнила о себе юная продавщица, хотя никакой очереди не было и в помине.
Что странно: жарища-то какая! Не иначе, дождь будет. Или ливень.
— Буду.
Агент виновато схватил картонный стаканчик. Немного расплескал.
Юная продавщица поморщилась, но, увидев гипсовую повязку, промолчала и начала промакивать прилавок некогда белой губкой.
— Сдачу не забудьте.
Отхлебывая отдающий водопроводом, приторно сладкий и недостаточно холодный «Спрайт», Дмитрий поверх стаканчика осторожно глянул в сторону сберкассы.
Черт побери! Субъект испарился. Со злостью швырнув полный стакан в фирменное бело-красное мусорное ведро, Умница выхватил из заднего кармана джинсов телефон и неловко, большим пальцем принялся набирать номер.
Набрал. Приложил черную коробочку к уху. В трубке сохранялось полное молчание. Черт побери, забыл включить. Эх, не обучали его этому, не обучали. Не забыть бы отметить в отчете.
Дмитрий включил телефон и повторно выстукал номер.
— Алло. Привет любимой супруге от Умницы. От Умницы, говорю, приветик! Я нашел такой, как ты заказывала. Да, шкаф. Да, славянский. Только здесь очередь дикая, как бы не раскупили... Мебельный магазин почти на углу Ленивки и Лебяжьего. Захвати баксов двести и дуй сюда. А то у меня не хватает. Не хватает, говорю, двести баксов!..
Полегчало. Как-никак четверть гонорара он уже заработал. Наташка теперь получит, если, черт побери, поступит в институт, новую дубленку. И еще останется, чтобы младшенького, спиногрыза проклятого, в школу прилично снарядить...
Дмитрий быстро затопал по горячей слоновьей коже асфальта, жадно вглядываясь во встречные лица, подозрительно ощупывая взором чужие спины, то и дело зыркая на противоположную сторону улицы. Сломанная рука сладко ныла на перевязи в предвкушении двадцати Миллионов, заработанных умственным трудом рублей. Миновал сберкассу. Мимоходом стрельнул глазами в распахнутое жаркое нутро: не нырнул ли преследуемый обратно? Не похоже. Метнулся за угол. И все-таки что за палка белела у субъекта в руках? Думай, Умница, думай.
Филер Умкин в настоящее время работал на охранную службу банка «Хазарнефтегаз» и выслеживал предводителя шайки хакеров. Так ему объяснил безымянный заказчик, когда вручал фоторобот.
Супермаркет. Нанайский ресторанчик «Яранга». Думай, Умница, думай. Мебельный салон... Умкин удумал — толкнул лверь с прилаженным посредством скотча меню; на него дохнуло экзотическими маринадами. В общем-то прилично пахло не общепитом. Окинул взглядом пыльный, заваленный старыми стульями гардероб и по крутой деревянной лестнице на одном вздохе взбежал на второй этаж. Черт побери...
— Слышь, — отсапываясь, спросил он у могучего сонного охранника, стерегущего вход в пустой зал. — Здесь мой приятель только что не появлялся? Молодой такой, худой, в сером костюме?..
Выдумать что-нибудь пооригинальнее не хватило ни времени, ни дыхалки.
Охранник смерил Умницу взором, перекатил во рту справа налево терзаемую уже с полчаса «Ригли сперминт» и лениво поделился:
— Не-а. У нас посетитель ближе к вечеру идет. Ты вечером приходи, тогда посетитель косяком валит.
Последние слова охранник говорил уже в затылок торопящегося агента. Затылок и все, что пониже, на охранника впечатления не произвели. Рубашонка простенькая, джинсики задрипанные. Не-а, не придет такой посетитель вечером.
Охранник сладко зевнул и принялся размышлять, слабо ли ему доплюнуть до конца лестничного марша.
И очень хорошо, что размышлял долго, потому как по ступенькам уже поднимался новый посетитель. Вот бы прикол получился, если б плюнул. С одного взгляда и ежу понятно, что это — Посетитель. В крутом сером костюме.
— А вас только что приятель здесь искал, — с налетом панибратства и по-халдейски заискивая, доложил охранник. — Однорукий бандит.
— Если б вы знали, как меня достали поклонники. Не говорите никому, не надо, — поделился Анатолий, на охранника не взглянув, а лишь поощрительно потрепав по плечу. И то ли вздохнув, то ли всхлипнув, прошествовал в совершенно пустой зал.
Не спеша огляделся. Облезлые шкуры белых медведей на стенах; куцые рога олешек где только можно, кондиционер настроен на «вечную мерзлоту». Заведение средней руки. Но сойдет. Выбрал столик у окна, однако так, чтобы из окон и с крыши дома напротив ничего было не разглядеть. Отодвинул стул, не дожидаясь помощи уже спешащего официанта и сел. Лицом к входу. Когда садился, незаметно стряхнул пыль с брючины. Свинюшник в этом гардеробе...
Да уж, если выследили не на десятой, а на четвертой сберкассе, то, используя формулы Шредингера-Гейзенберга, можно вычислить, что на поиски брошено около двух тысяч агентов наружки. Разыскивающих кто залегшего на дно вора в законе, главаря полуразгромленной группировки, кто международного террориста Абу, а кто — агента белорусской разведки. Прибавим равномерно рассредоточенных по городу человечков эдак сто ликвидаторов и что-нибудь около пятидесяти снайперов на крышах.
И нечего пенять на усатого Семена. Генералу подобная охота не по зубам.
В игру включился кто-то неизмеримо-более сильный.
Что ж, главное — силу неведомого врага — Хутчиш разведал. Теперь можно спокойно отобедать и-на севастопольский поезд. После лекции историка Сверчкова Анатолий твердо уверился, что загадочная установка находится на одном из кораблей именно Черноморского флота. Разумеется, билеты покупать на Курском вокзале не стоит. Зачем посвящать вражескую «наружку» в свои планы?
Настроение понемногу улучшалось. Теперь Анатолий не был одиноким воином, остановившимся на опушке и издавшим боевой клич в надежде, что враг ответит и тем самым выдаст свое присутствие. Теперь Анатолий точно знал, где сидит фазан. И не имело никакого значения, что это оказался не фазан, а легендарная птица Роуг, потерянное перо которой, падая, превращается в каменный нож и не успокаивается, пока не напьется человечьей крови.
— Мне, пожалуйста, постное мясо на ваше усмотрение, только не телятину, пару салатиков не слишком острых, только без ягеля. Лапшу, только без бульона и приправ. Просто китайскую лапшу. И ножницы.
— Ножницы? — оторопело переспросил официант, — Вы собираетесь есть ножницами?
— Есть я собираюсь вилкой и ножом. Но кроме вилки и ножа мне нужны ножницы, — с напускной скукой объяснил прапорщик. — И, пожалуйста, побыстрее. У меня очень мало времени.
Точнее, у Анатолия было восемнадцать-двадцать минут. По тем же формулам Шредингера-Гейзенберга. Именно столько потребуется неведомому противнику, чтобы район незаметно оцепить, незаметно же сгруппировать внутри оцепление и начать прочесывание. Незаметное для посторонних. Это не страшно. Лишь бы дождь выдался на славу. За окном тучи столкнулись с тучами. Просыпанной горстью монет чиркнула по крышам Москвы молния. Словно пересчитывая купюры, зашелестел дождь. В ресторанчике стало темнее.
Официант споро принес заказ. Официант торопился. Он надеялся подглядеть, что же такое странное будет вытворять клиент с портновскими (других не нашлось, даже у бухгалтерши) ножницами, но нарвался на столь свирепую улыбку, что ретировался за стойку. Подышал на пару бокалов, зачем-то переставил с места на место початую бутылку «Бифитера». Сунулся на кухню и вернулся, злобно шепча: «Сам ты пошел». Безнадежно взглянул на три недели отдыхающий самоучитель борьбы нанайских мальчиков. (Пустышка: с этой стороны с директором не задружишься.)
Томимый бездельем официант направился к охраннику за дверь. Перекурить. Хотя терпеть не мог охранника за изо дня в день прокручиваемую, будто рекламные ролики по ящику, тему, как он, охранник, когда-нибудь завербуется то ли во французский Иностранный легион, то ли в Голубые каски и на прощание начистит рожу эскимосу-хозяину.
— Странный какой-то, — мотнул официант головой, не поворачиваясь. — Ножницы заказал.
И подпалил зелененьким «Крикетом» сигарету «Честерфильд». «Парламент» нравился ему больше, но «Парламент» покупать официант себе не позволял. Копил. Надеялся когда-нибудь выкупить заведение у хозяина. Тогда он здесь все переиначит. Во-первых, потратится на интерьер, во-вторых, поднимет цены, в-третьих, возьмет другого повара...
Некурящий охранник прекратил мусолить жевательную резинку и ответил:
— Артист какой-то. Че-то рожа незнакомая. От поклонников у нас прячется. Наверное, какая-нибудь классическая музыка. Знаешь, сколько они зашибают? На родину как в отпуск приезжают. Иностранный легион со смычками, твою маму...
Охраннику тоже было скучно. Но шеф заведения — эскимос, помешанный на дисциплине. Будь у кабачка русский хозяин, наверное, дозволялись бы некоторые вольности. Например, необязательно торчать именно здесь, если мало посетителей. Наверное, разрешалось бы спуститься вниз, к входу, или пошататься по залу. А тут — стой и не жужжи.
Помолчали.
Охранник от безделья принялся слегка постукивать носком туфли по навешенному на перила строгому черному зонту-трости, выбивая неведомый мотивчик. По представлениям узкоглазого хозяина, в случае дождя охранник обязан особо дорогих гостей с этим зонтом препровождать до машины. Но в лакеи охранник не нанимался.
Когда до фильтра осталось две затяжки, по лестнице застучали быстрые шажки. В ресторанный зал спешила, задорно улыбаясь, милая красавица лет восемнадцати от роду. Черные прямые волосы выбивались из-под мокрого мотоциклетного шлема. В волосах, как драгоценные камни, поблескивали капельки дождевой воды. Одета девушка была сплошь в черную кожу — тонкую, дорогую, хорошей выделки и почти не заляпанную рокерской символикой. Вроде как дочь обеспеченных родителей, от избытка энергии водящаяся со шпаной, однако прекрасно разумеющая, что будущее ждет ее иное. Светское.
Ольга мило, уголками губ улыбнулась официант и охраннику. Каждому показалось, что улыбнулась именно ому. «Чаще улыбайся, — дрессировали ее инструкторы. — От мужика ждут объяснений, тебе же достаточно лишь улыбнуться. Это оружие посильнее пистолета будет».
Едва Ольга остановилась и чуть поджала детские нецелованные губки, как официант предупредительно распахнул дверь, а охранник почему-то нелепо, вместо того чтобы обмахнуть посетителя металлоискателем, вытянулся по стойке смирно.
На самом деле ей было девятнадцать. И она шла выполнять свое первое задание. Дебют. Сердечко настороженно, сжималось в юной, еще не испытавшей трепета первой любви груди. Нет, ей не было страшно. Она искренне верила,. что если выпадет шанс, то все у нее получится. И дальше начнется иная, романтическая жизнь. Ее лицо светилось надеждой, и от этого девушка казалась еще красивее.
На кого она сейчас работает, Ольга не знала. Задание получила в неподписанном конверте: фоторобот и аванс. Конверт подсунули под дверь в студенческом общежитии, где она договорилась с комендантом, в двух шагах отсюда: этот район был ее «портом приписки».
Если в нанайском ресторанчике окажется некто, хотя бы отдаленно напоминающий фоторобот, его следует задушить, пристрелить или отравить на месте. Ольга предпочитала стрелять, хотя и ядами пользоваться ее обучили на совесть.
Искусство отравления у них преподавал — конечно, не на педагогическом факультете, студенческий билет которого рядом с другими такими же липовыми мандатами сырел в кармане кожкуртки, — некто К. Буруху (Ольга так никогда и не узнала, как расшифровывается К.), молдавский грек из семьи со сложными религиозными порядками. Какая-то секта. Например, он никогда не ел после заката, не заигрывал с ученицами и свято верил в близкий конец света. Скорее всего, из-за всеобщего потепления. И судя по сегодняшней недавней духоте, он был прав.
Оля вошла в зал. Как принцесса. Она не знала, но догадывалась, что в другие залы и кабинеты на этой улице под разными предлогами входят другие наемные убийцы. Как ей хотелось, чтобы обреченный персонаж достался именно ей! Ему уже все равно, а у Оли тяжело болеет бабушка, а такие операции делают только в Германии. А стоит такая операция ни много ни мало — пятьдесят тысяч дойч-марок.
Ради бабушки Оля была готова даже пойти на паперть. Даже на панель. У девушки не было подруг. Кроме бабушки. Ребенком Оля любила, чтобы бабушка брала ее на колени, доставала черепаховый гребень и под усыпляющее расчесывание детских кос рассказывала о закулисной жизни Мосфильма, где работала вахтером. Бабушка, так и не ставшая актрисой, передала свою мечту внучке. И Оля старательно зубрила роли в драмкружке при ТЮЗе, до обмороков тиранила себя домашними заданиями репетиторов. Она верила, что когда-нибудь настанет решающий день. И все увидят, как она талантлива.
Жизнь распорядилась несколько иначе, но девушка не жалела. И на этом новом, выбранном ею пути ее ожидали пока не сыгранные гениальные роли и звание народного артиста. Пусть и анонимные.
Как обычно складывается карьера наемного убийцы? Сначала помотайся по Тьмутараканям, Мухосранскам и прочим Урюпинскам, отстреливая местных депутатиков и королей райцентровских колхозных рынков. Поживи в провинциальных гостиницах с неистребимым запахом затушенных в банке из-под шпрот окурков. Поборись за то, чтобы тебя заметили, предложили ангажемент. И только потом, если нашелся приличный импресарио, появятся хорошие заказы в областных центрах, затем — в столицах бывших республик. А после пойдут сказочная Прага, солидная Вена, веселый Париж, непутевый Нью-Йорк... И уже не ты радуешься любому оплаченному нажатию курка, уже сами заказчики ищут тебя с предложениями о работе. Приглашают в «Максим» и «Метрополитен Опера»... Лимузины, коктейли, кутюрье...
Ей выпал один шанс из тысячи. Дебютировать в столице, с нижней ступеньки прыгнуть сразу наверх. И дебют этот был назначен на сегодня.
Оле повезло. Никаких сомнений: за столиком, лицом к ней, но склонившись над тарелкой, сидел он. Ее Ромео. Ее Болконский. Ее Годо. Ее первый партнер в начавшейся давным-давно, в Древней Греции, трагедийной пьесе о жизни и смерти, о жертве и палаче, о любви и ненависти.
Анатолий как раз закончил ваять вторую карточку и сунул ее, еще не просохшую, в карман. К сожалению, у него было только четыре плаката VISA, на каждом из которых только по одному изображению кредитной карточки в натуральную величину. А муляжи требовались двусторонние. Самое трудное здесь — разложить по склеиваемой поверхности состав из лапши пополам с зубной пастой столь равномерно, чтобы чужие пальцы, когда карточки немного подсохнут и станут похожи на пластиковые, не ощутили неровностей. Хотя бы в течение двух секунд.
Хутчиш отложил ножницы.
Жаль, поесть так и не успел. Ну не беда: случалось ему обходиться без пищи и месяц. Однажды, например, чтобы не загнуться среди торосов и айсбергов, он неделю продержался на супчике из гагачьего пуха, выпотрошенного из штатного в антарктической экспедиции пуховика.
Не поднимая головы, Анатолий подхватил правой рукой вилку, левой — тупой столовый ножик и метнул в сопровождаемую официантом гостью, которая уже достала из-под полы кожаной курточки и наводила на него «беретту» с длинной, маслянисто черной колбаской глушителя.
Девушка завизжала, словно ей за шиворот вылили графин ледяной воды. Футбольным мячиком запрыгал легкий мотоциклетный шлем. Взметнулось облако черных, с бархатным отливом, девичьих волос. Анатолий успел отметить, что убивать его пришла очень красивая девушка.
Олины мечты разом пожелтели, как страницы девичьего дневника. Умчались в небытие загорелые голубоглазые немногословные шатены, посадив в свои лимузины других барышень, остались непримеренными наряды от самых дорогих кутюрье, осталась без надежды на выздоровление бабушка. Никогда не играть Оле Леди Макбет в Белфасте (Мекке и Ла Скале в одном лице для террористов всех стран и народов) или Отелло в Лос-Анджелесе...
Официант оторопело уставился на симпатичную посетительницу, которая вдруг остановилась, будто наткнулась на невидимую стену, и непонятно зачем вскинула вверх руки. Вскинула — и не опускает.
Наконец официант разглядел, что девушка руки опустить не может. Аккуратно, за черные кожаные рукава запястья симпатичной посетительницы были пришпилены: правый рукав к деревянному косяку двери вилкой, а левый к верхней балке столовым ножом. Но даже не это самое удивительное. Непонятно откуда в правой руке девушки оказался настоящий огромный пистолет, да еще с глушителем.
А единственный посетитель уже рядом. И берет он девушку за подбородок. И нежно так, ласково, молниеносно — тюк затылком о косяк. Глаза девушки закатились, пистолет бесполезной железкой тяжело брякнулся о паркет.
— Вот, значит; какой обед вы здесь подаете?! — неожиданно зарычал посетитель на бедного официанта. — Да здесь заговор!!!
На ум официанту не пришло ничего лучше, как залепетать что-то из прочитанных в детстве книжек:
— Не извольте гневаться...
А посетитель, ну точно у себя дома, гад, запустил руку во внутренний карман девичьей куртки и выгреб пачку разноцветных корочек.
Следующее, что увидели растерянные официант и охранник, так это спину. Спину посетителя в шикарном сером костюме, уносящего казенный зонт-трость. Не к месту официанту подумалось, что один раз живем, деньги копить — занудой быть. Может, махнуть рукой и купить себе такой же великолепный костюмчик...
Внизу, на пятачке зашарканного паркета дожидался Дмитрий Умкин, нетерпеливо пританцовывая, словно в очереди у туалета. Пытался под гипсом шевелить пальчиками. Вроде бы не очень больно. Потихоньку заживает. Вот получит он гонорар и шиш с маслом своей благоверной отдаст. Сам будет определять, на что потратить, а без чего можно и обойтись. Чтоб эта дура поняла, с кем, черт побери, рядом живет.
Анатолий молча подошел. Вырвал из здоровой руки сотовую трубку, раскрошил между пальцами. Не мудрствуя, простеньким приемом «вертушка» зашвырнул Умницу в гардебное скопление ветхой мебели.
Хрясь!. — полетели щепки стульев.
Дзинь!.. — тонко запела освободившаяся пружина из-под лопнувшей обшивки.
— А-а-а!.. — жалобно завопил Умница от боли в сломанной ноге, нарастающей с каждым ударом пульса.
Прапорщик вышел на улицу, щелкнул кнопкой, распуская купол зонта, и повернул туда, где над крышами высились кремлевские башни.
Почему туда? Причин несколько. Самая простая: район оцеплен, на каждой крыше может сидеть снайпер с дальнобойной игрушкой, который выискивает именно его, Анатолия Хутчиша. А у него, Анатолия Хутчиша, нет даже плевенького «зауэра» в кармане... Впрочем, каким бы крутым ни был хозяин потенциальных снайперов, есть только одно место, где он не сможет разместить своих стрелков. Какой из этого вывод? Только один: значит, нам туда дорога. Эх, давненько не бывал я на Красной площади. Особенно при столь «стесненных» обстоятельствах.
Над головой вибрировал клюшечный треск молний и сшибались друг с дружкой хоккеисты-тучи, норовя прижать противника к борту. Дождь выдался что надо. Какой и нужен был. Палочка-выручалочка. Анатолий повеселел еще больше.
Прикрыв зонтом затылок и спину (дождь — не беда, лишь бы случайный снайпер не смог надежно прицелиться), Хутчиш машинально шагал в особой манере «мазурка» [7] и разглядывал трофейные мандаты. Направо полетел читательский билет библиотеки имени Ленина. Заводской пропуск на кондитерскую фабрику имени Бабаева полетел налево. У Лобного места в руках у Хутчиша остались два документа: студенческий билет МГИМО и удостоверение помощника депутата от фракции ЛДПР на имя Елены Ковальской. Прямо сейчас, без соответствующих приготовлений выдать себя за пани Ковальскую не представлялось возможным, поэтому придется жертвовать новоиспеченной кредиткой.
Постовой на воротах Спасской башни Савелий Дерендяев по случаю дождя был погружен в тоскливые раздумья. Погружен настолько глубоко, что нижней губой едва не ковырялся в носу. До смены еще полчаса, а дождь не утихает.
Тут он увидел приближающегося из пелены дождя молодого человека в приличном, но подмокшем костюме, и подобрался. «Как это он умудрился промокнуть, если у него зонт?» — подумал сметливый постовой: нас, дескать, на мякине не проведешь.
Молодой человек резким движением выхватил руку из кармана брюк и ткнул Савелию в нос удостоверение помощника депутата.
Но уроженец оренбургского края боец Дерендяев не стал проявлять бдительность, брать, как положено, удостоверение в свои руки, сличать фото с оригиналом, проверять наличие допусков, а лишь лениво кивнул. Да еще и зевнул напускно. Проходи, дескать, мил человек.
И когда мил человек прошел, Савелий, воровато косясь, быстро нагнулся, схватил и сунул в карман парадных форменных брюк, не отряхнув даже от налипшей грязи, оброненную кредитную карточку. Вот счастье-то привалило! Скорее бы с поста сменили.
Мыслями часовой унесся в далекий и сладкий, блестящий, как самовар, мир, в котором присутствовали видеомагнитофон с алмазной головкой, телик «Сони Тринитрон» с плоским черным экраном и длинноногие девушки. Председателева дочка, тоскующая на далекой оренбургщине, теперь казалась уродиной. Что ж, по Сеньке и шапка.
Ливень разогнал зевак и чиновников, но Анатолию все же повезло: сразу за желто-белым, влажным, как омлет, Дворцом Съездов из двух строгих, подчеркнутых никелированными молдингами-кантами «мерсов» выбиралась под неистовствующий дождь хилая группа туристов явно высокого полета и выстреливала парашюты зонтов.
Хутчиш круто повернул к туристам, с одного взгляда вычислил экскурсовода и официальным тоном спросил, демонстративно предъявляя, но не выпуская из рук удостоверение: