Страница:
Но ни громкий хлопок дверью, ни это действие не привлекли внимание там и сям занимающихся своими очень важными делами статистов.
Глазам прапорщика предстала умилительная картина. Вроде это был торговый зал рынка: тюки с нераспроданным вчера товаром, лабиринт выложенных белым кафелем прилавков с отчасти неубранным вчера товаром, бетонный, пахнущий плесенью пол, запахи домашнего творога, запекшейся коровьей крови, подгнивших мандаринов, специй...
А еще это очень походило на тренировочный лагерь ком-мандос. Один межприлавочный коридор был заставлен опутанными колючей проволокой деревянными козлами, и несколько черноволосых смуглых бойцов в полной боевой выкладке учились подползать под эту проволоку, прорубая в ней проходы швейцарскими ножами. У стены, каким-то хитрым образом втиснутый в помещение, стоял дальнобойный МАЗ с фургоном, и несколько шурави на себе таскали внутрь параллелепипеды явно тяжелых зеленых армейских ящиков. Анатолий отметил, что в одной связке пыхтят и иранец, и сириец, и курд — значит, вояк объединял признак не национальный, а то ли религиозный, то ли финансовый.
— В девять, к приезду директора, — на правах гида Вискас повел группу в глубь строения, — здесь будет обычный рынок, а пока...
Экскурсия свернула за угол.
— Весело тут у них, — констатировал Хутчиш, разглядывая по дороге двоих детей Востока, которые кропотливо маскировали самодельное часовое взрывное устройство пучками петрушки, кинзы, салата и прочей травки.
— Куда это ты нас привел? Кто они такие? Алиса озиралась вокруг с видом семиклассницы, впервые очутившейся в секс-шопе.
Анатолий же никаких признаков удивления не выказывал. Хотя и взял на заметку, с какой скоростью бойцы преодолевают проволочные заграждения, какой взрывчаткой начинен «будильник», и многое другое.
— Террористы, — буднично пояснил Василий. — Международные. Базу тренировочную здесь организовали. «Священный самум» называется. Местным мафиози «мандаринных» денег вбухали уйму, разослали приглашения «диким гусям» по всему свету, плюс дали подписку о несовершении терактов в пределах города. Отцы и согласились — зачем нашим бандюганам лишние заморочки со взрывами и убийствами?.. Салям, — поздоровался он, проходя мимо поджарого пышнобородого афганца в белом, закляксанном кровью халате, методично, с десяти шагов швыряющего отточенные мясницкие ножи в подвешенный на крюки ряд коровьих туш.
— Салям, — ответил, не отрываясь от работы, бородач. Тут же, рядом с рабочим местом бородача, Вискас, изобразив физиономией мину «так здесь принято», вынул из наплечной кобуры полицейский «бульдог» и положил на пень для разделки туш. Алиса пожала плечами и нехотя пристроила рядышком никелированный дамский «браунинг» с инкрустированной перламутром рукоятью. Далее оба посмотрели на Хутчиша.
Прапорщик в ответ только лучезарно улыбнулся. Честно признаться, огнестрельное оружие он недолюбливал. Во-первых, запах оружейного масла в ненужное время и в ненужном месте способен подставить агнта не хуже, чем бу-денновка и тянущиеся за спиной стропы парашюта. Во-вторых, толковые специалисты при осмотре задержанных очень пристально изучают любые потертости и мозоли, да и одежду на предмет характерных мест износа чуть ли не до ниточки распускают. А в-третьих — зачем огнестрельное оружие человеку, знающему, например, сорок семь способов умерщвления обычной одноразовой зажигалкой «Крикет»?..
— Вай! Васылый! Какые луди, а?! — повернулся к гостям, жизнерадостно улыбаясь, еще не старый, бритый наголо детина. До этого он руководил пятью молодыми голыми по пояс узбеками, отрабатывающими броски через бедро на джутовых мешках с картошкой. — Ныкак нэ ожидал! Ваш прыход — это такая неожиданность для мэня! Сейчас стол накривать будэм, барашка рэзать будэм! У мэня есть одын живой барашек — толко сем мэсяцев, как родился! Мясо нэжное, как кожа юной пэри, вкусное, как глоток воды в пустыне!..
Алисе представились сочные, плачущие жиром ломтики мяса на шампуре. Вискас уже свирепо раздувал ноздри, предвкушая блаженный аромат. Анатолий довольно подумал, что к баранине наверняка найдется" и приличная корочка свежеиспеченного домашнего хлеба.
Несмотря на шрамы и перебитый нос, лицо здоровяка внушало доверие — пожалуй, благодаря широкой улыбке. Хутчиш никак не мог определить национальность гостеприимного хозяина. Немного казах? Чуть-чуть туркмен? А может, сельджук? Но к этому огромному, полному от природы, а не от лени, гибкому и наверняка умеющему быть смертельно опасным телу испытал невольное уважение.
Заметив интерес Анатолия, хозяин истолковал его по-своему и кивнул на мучающихся с картошкой пареньков:
— Ну пасматры вокруг, что делается, да? Плохо, ай, плохо маладеж воспитываэм. Что за воины растут, а? Камча тверже таких воинов...
Одет говорящий был в широкие спортивные шаровары «Адидас» и застегнутую на все пуговицы черную рубашку. Между шароварами и простенькими войлочными тапочками выглядывала полоска белых носков; задний карман отвисал под тяжестью сотовой трубки.
— Да, все у тебя по-прежнему, — повел ухом из-под шляпы Василий. — Даже старик Джавдет на воротах живехонек.
— Аи, чэго ему сдэлается, он жэ опиумом накачэн, как бурдюк вином! Нэ охраннык, а мучэние для нас, нычэго нэ помнит, своых нэ узнает... А вэд какой воин был, да? Как в гражданскую красных по Срэднэй Азыи ганял, да? Как ма-ладой барс горных казлов ганял. Толко потому и дэржу ста-рыка — седыны его уважаю...
Террорист безнадежно махнул могучей ручищей с пятаками мозолей. На руке блеснул золотой браслет «роллекса».
Вискас попытался отвлечь гостеприимного азиата от печальной темы:
— Кстати, Рахид, познакомься. Это мои друзья — Алиса и Анатолий.
Алиса, засмотревшаяся на двух облепленных блестками рыбьей чешуи борцов, которые пытались зарыть друг друга в гору еще вздрагивающих плавниками лещей, повернулась и сотворила виноватую улыбку. Дескать, у вас здесь все столь феерично, я прям теряюсь.
— Вах, твои друзья — всэго «Самума» друзья! — обрадовался смене разговора главарь. — Их враги — всэго «Самума» враги! И ужэ мертвые враги, да?
Рахид обнял Хутчиша и трижды чмокнул пахнущими восточной кухней губами в щеки. Потом повернулся к Алисе. Посмотрел. Прикрыл глаза. Сглотнул. Вымолвил:
— Вах... Красавица... — Тряхнул лысиной, замахал руками. — Ай, ладно, за столом пагаварым, а то скажэтэ патом, что я вас голодом морыл, а?
И, дружелюбно подхватив под локти Алису и прапорщика, увлек компанию вверх по ступеням, мимо стенгазеты с передовицей «Фильтрующийся вирус ящера особенно бурно развивается...», в помещение с корявой, от руки намалеванной надписью «Посторонным вход нелзя».
Кабинет, куда они вошли, оказался неожиданно просторным. Более из-за отсутствия лишней мебели, чем из-за собственно размеров. Между рамами окна сохли отлетавшие свое мухи.
— Садытесь, гости дарагие, — кивнул Рахид на стулья, окружающие пустой стол без скатерти. — Вася, ты рассказал сваым друзьям, как мы пазнакомылыс? И пэрэстань, радной, я тэбя очень прашу, эти спычки жевать. Сейчас шашлык кушать будем!
Мебель явно осталась от социалистического прошлого и при малейшем движении ходила ходуном. В одном из углов «офиса» сиротливо алел на гвоздике вымпел с соответствующим профилем, отороченный поблекшей золотистой бахромой, как кочевничий бунчук.
— Да ладно, чего уж там, познакомились и познакомились... — буркнул Вискас, оглаживая край сола.
— Нет уж, рассказывай, — весело подначила Алиса, незаметно для себя тронутая вниманием доброго, веселого террориста. — Нам ведь интересно, как ты ввязался в международное террористическое движение...
— А, зачэм так гавариш? — всплеснул руками главарь; в его глазах кувыркнулись озорные бесята. — Мы маладеж ва-эват учим, мужчынами быт учим, а ты — тз-ра-ри-сти-час-кое движение!
Анатолий ухмыльнулся. Его позабавил прикнопленный к стене газетный портрет президента США, изрешеченный дырочками от стрелок-дартс.
— В общем, я для Рахида одну операцию состряпал, — нехотя вынул спичку изо рта Василий. — В деле Якубовского перевел стрелки с Ирака на Израиль. Плевое дело.
— Нэ то гаварыш, — хлопнул огромной ладонью по столу Рахид. Задребезжали оконные стекла. — Главное, нэ что пэ-рэвел. Главное, как красиво пэрэвел. На красотэ мыр стоит, да? Правилно я гаварю, дэвушка?
Алиса засмеялась. Но тут же стала серьезной: они торчат здесь уже битый час, а до сих пор к сути не перешли.
— Дело в том, — начала она и кивнула на Хутчиша, — что нашему другу, любителю восточного фольклора, — простим девушке маленькую месть, — негде остановиться на некоторое время...
Рахид громко захохотал. — Бойкая! Я лублу бойких!
— Уважаемый Рахид, — решил поторопить события и Полосун, — понимаешь, тут такая закавыка. Наш приятель крепко досадил одной очень важной шишке, и ближайшие несколько дней шишка эта будет ставить город на уши...
— Как можно гаварить о дэлах на пустой желудок! — укоризненно покачал головой террорист, легко сорвался с места и, подступив к двери, выглянул: — Зухар. Джамиль, пэрэ-кройте виходы. Отсуда никаго нэ випускать. Фатам, пазвани Гюзель, пусть удэржит дирэктора этого Аллахом проклятого мэста в кровати до третьего намаза. Саслан, распорядыс насчет пэрэкусит дарагим гостям. И, эй, дарагой, кто тэбя учил, так работать?
Из-за необъятной спины Рахида Хутчиш все же разглядел того, к кому последние слова относились, — чумазого чернобрового парнишку в десантном комбинезоне, присевшего на ступеньки и пытающегося спрятать «Макаров» в арбузном чреве и замаскировать дырку так, чтобы не видно было со стороны
— Тэбя поймают на этом арбузэ, тэбя посадят из-за этого арбуза, а патом мнэ скажут, что я плохо тэбя учил! — Тренер недовольно захлопнул дверь и повернулся к гостям. — Да, — сказал он. — Так о чем ты гаварил, дарагой Васылый?
— Почтенный Рахид... — начал было Вискас.
— Что такое, дарагой? — весело перебил детектива хозяин терлагеря. — Развэ у твоего друга язика нет? Абидно, клянусь, пуст сам скажэт о сваих дэлах!
Анатолий вежливо улыбнулся:
— Наверное, опасность несколько преувеличена. Я простой собиратель восточного фольклора. Записываю обряды, факты собираю...
Отчего-то командир лагеря вдруг перестал ему нравиться. Что-то изменилось в пластике и повадках притворяющегося человеком зверя.
— Ой, дарагой, — вернулся к столу, но не сел Рахид, — я тэбэ такой обряд расскажу, палчики оближещ. Значит, пиши: в яму бросают голого чэловека и крысу. Чэловек должен крысу удавить. Но эсли она хоть раз укусит, то нэ считается. Давай следующую крысу. Ты нэ павериш, какие бойцы из сопляков палучаются...
Ну и что? Хутчиш слыхал о таких приемах тренинга. Только слыхал, потому что их, будущих мегатонников, натаскивали иначе. С завязанными глазами запускали в заставленное барахлом помещение, и в течение часа неофит должен был, не снимая повязки, поймать в спичечный коробок запущенного инструктором таракана — единственного на всю территорию охоты. В противном случае курсант отчислялся.
Впрочем, у курсантов были свои способы, как пронести страховочного живого таракана с собой.
Так что учиться Анатолию у Рахида было нечему. А вот приготовиться ко всяким восточным пакостям следовало. Ой, перестал террорист нравиться прапорщику, ой, перестал.
Тем временем Рахид внимательно посмотрел на Алису, оскалился и продолжал:
— Или вот, напрымэр, другой обряд: когда к тэбэ приходят двое нэвэрных с очен красивой дэвушкой, то нэвэрных следует насадить на цеп, а дэвушку забрать в гарэм. Красывый обряд, да? Но, главное, правилный.
Маска гостеприимного хозяина спала с покрытой шрамами рожи Рахида, и стало ясно, что как он говорит, так и собирается поступить.
— Эй, Рахид, дорогой, — миролюбиво сказал Вискас и сунул руки в карманы мятого плаща. — Обряд слов нет, красивый, но нам бы насчет друга приютить...
— Приютим друга, приютим, — на полном серьезе заверил его Рахуд. — И тэбя приютим. И дэвушку тоже. Не беспокойся, дэвушка давольна будэт. У меня все жены давольные, ни одна не жалуется.
— А ты меня спросил, козел, хочу ли я довольной быть? — презрительно прошипела девушка.
— Вах, как нэхорошо разговариваешь! — обиделся террорист. — Но ничэго: я лублу нэхороших... Анатолий повернулся к Рахиду:
— Может, перекусим сначала? А то на пустой желудок, сам говорил...
Предоставив соратникам проявлять себя, он включил «слабака».
— Пэрэкусим, абязательно пэрэкусим! — засмеялся восточный человек. — Вот сэйчас дагаваримся с дэвушкой, и пэрэкусим.
— Рахид, мы же вроде друзья с тобой, — начал было Вискас. — Как ты гостей привечаешь?
— А какой ты мнэ друг? — искренне удивился кавказец. — Ты нэвэрный есть, а не друг! Да, помог ты мнэ раз, кто спорит? Так что тэпер, прикажешь тэбя абедом все врэмя кормить? Прятать тэбя все врэмя? А платыт кто будэт? Шота Руставэли будэт? Или аятала Хамэни будэт? Нэт, Васылый, ты платыт будэш! Сэйчас будэш! Но нэ рублями-долларами будэш. Дэвушка твоя мнэ нравится, дэвушка твоя будет в моем гарэме лубимой жэной! А там и пэрэкусит можно...
— Хорошие у тебя друзья, — буркнул Анатолий. И вздохнул: — Боюсь, опять не поедим...
— Да я таких, как ты, чурка черномазая! — крикнула Алиса и, отбросив в сторону стул, вскочила на ноги.
Свитер на груди бурно, но ритмично вздымался и опадал. Щечки раскраснелись, верхняя губа приподнялась в яростном оскале столь обворожительно, что Хутчиш непроизвольно улыбнулся, любуясь дивой. И продолжал с интересом следить за развитием событий.
— Вах, как нэвэжлыво гавариш! — повернулся к рыжеволосой Рахид. — Но ничэго, я лублу нэобъезженных кобылыц...
Воспользовавшись тем, что террорист на мгновение отвлекся, Вискас выдернул руку из кармана плаща и без замаха, сбоку вогнал в полную задницу азиата иголку одноразового шприца — чуть левее выпирающей из карманчика «трубы». Носил же Василий Полосун кое-что с собой на всякий случай.
Рахид как стоял, так и обрушился на пол всеми мослами, точно изможденный трехмесячной жаждой корабль пустыни.
Хутчиш обиженно поковырял пальцем столешницу: ну а я что говорил — перекусить опять не удастся...
Тут они поневоле должны были прислушаться, не услыхали ли прочие террористы подозрительный шум в красном уголке рынка. Прислушались. Террористы вроде не услыхали. Или, ослепленные верой в непобедимость лидера, решили, что Рахиду придавить гостей, как лишний раз помолиться. Вот, значит, и молится.
Алиса легонько пнула носком белой кроссовки в бок террориста (бок заколыхался студнем) и проворчала:
— Аксакал столетний, мать его, а туда же. Сначала, дэскат, стол накриват будэм, а потом — в гарэм, дэскат, жэна лубымая. Все вы, мужики, одинаковые... — Она оборотилась к напарнику: — Чем это ты его?
— На всякий гвоздь с резьбой своя гайка отыщется, — мрачно сказал Вискас и продемонстрировал бодрствующим опустевший шприц. — «Спокономал-8». Радикальное снотворное. Коня на скаку остановит. Видишь две синие полоски возле поршня? — Для пущей убедительности он ткнул корявым пальцем в красный крестик возле поршня. -Значит, двойная концентрация. Иначе этого быка не пронять...
— Что ты сказал? — Алиса наклонилась поближе к шприцу.
— Я говорю, концентрация двойная. Иначе, говорю, этого быка...
— Да нет, до того. Что ты про полоски сказал?
— А! Две синие полоски, говорю...
Анатолий поправил галстук. Очевидно, в предстоящей буче его соратники сами не справятся. Да и ему придется нелегко. Вискас действительно сделал большую глупость.
— Синие, говоришь? — продолжала скрипеть зубами Лис.
— Ну.
— Две, говоришь? — не унималась Лис.
Анатолий с любопытством естествоиспытателя наблюдал, как на распростертом теле азиатского мастодонта постепенно начинают надуваться булыжники мышц. Как твердеет, превращаясь чуть ли не в сверхпрочный керамит, кожа. Как под давлением разбухающей массы начинают расползаться швы на рубахе.
— Ну. А чего? -
Весьма довольный совершенным подвигом Полосун никак не мог уразуметь, какого лешего атаманша допытывается.
— Василий, ты самый глупый агент на свете, — вздохнула Алиса, словно уже похоронила друзей, и покосилась на поверженного сына Востока.
— Это еще почему? — обиделся Вискас, услышав обидные слова вместо праздничного салюта.
— Потому, что на шприце не две синие полоски. А крестик. Причем красный. Причем один. Ты слепой, что ли?
— Ах ты ж ешкин кот! — схватился за голову Вискас и едва не проткнул себе глаз злосчастным шприцем. — Перепутал! Вместо снотворного я ему другое впрыснул!
Сраженный зельем террорист заворочался и пробормотал что-то невнятное на родном языке. И Хутчиш наконец понял, к какой национальности принадлежит оппонент. Хотя какое это теперь имеет значение?
— И чем же он у нас уколотый? — обеспокоенно поинтересовалась Алиса, еще не веря, что случилось самое страшное.
— "Парадом Победы" [41], — обреченно выдохнул Вискас и на всякий случай отодвинулся подальше от азиатского тела.
Тело заскребло когтистыми лапами по лимонному, еще советской выделки, линолеуму, оставляя на нем глубокие борозды, и попыталось встать — для начала хотя бы на четвереньки.
— Идиот, — шепнула Алиса. — И на кой ты таскаешь с собой...
Закончить фразу она не успела.
Пушечный удар кулака из положения в приседе швырнул Вискаса к двери. Впрочем, тертый детектив оказался мужиком невероятно крепким и с одного удара не вырубился. Браво, Киса! Разве что шприц раздавил. И в ужасе закрыл лицо руками, воя от боли, как драная кошка. Чтобы не видеть последующего.
Анатолий безрадостно отметил про себя, что ему потребуется не меньше получаса транса, чтобы докачать себя до требуемого уровня.
Не было у Хутчиша получаса. Не было!
Рахид же терминаторно собрался на полу и встал. Зарычал, обводя дарагих гастэй мутным взором. Увидел Алису и потянул к ней растопыренную пятерню, оканчивающуюся кривыми грязными когтями. Алиса завизжала. Рахид с ревом рванул на груди рубаху, и без того трещавшую по швам, точно статические разряды. По полу бойко заскакали пуговицы. Обнажилась могучая, как Красная площадь, поросшая джунглями курчавых волос, бронебойная грудь. Рахид двинулся на будущую лубымую жэну взбешенной гориллой. Его шаги аукнулись критическим дребезжанием оконных стекол. Шаткая мебель закачалась волнами. При следующем шаге раздутая «ПП» до невероятных размеров тварь дико замолотила по кирпичам грудных мышц кулаками-гирями и заревела.
Или троице показалось, или на самом деле (конечно, померещилось, однако галлюцинация была коллективной) уколотый спецсредством бармалей прибавил в размерах настолько, что чуть ли не шкрябал лысиной побелку на потолке, а лапы, покрытые серебряным, дыбом вставшим ворсом, удлинились, словно пожарные рукава, и приобрели гибкость щупалец космических монстров.
«Парад Победы» не оставлял попавшим в западню шансов. Под его действием человек с распоротым животом способен побить мировой рекорд на стометровке. А тут и живот врагу вспороть нечем.
Верное решение нашла Алиса — кинулась к окну, словно плененная горянка, предпочитающая броситься со скалы, но род не опозорить. Не то чтобы она рассчитывала успеть. Однако надо ведь было что-то делать. Фигуры переместятся, изменится расклад. Может, хоть одному удастся просочиться на волю, а там, глядишь, «ПП» даст обратный ход, и азиатский кинг-конг скрючится от ломок в темной каморке. И все ему станет до фени.
Рахид не сомневался, что неверные через торговый зал не пробьются. Не зря ж он натаскивал своих янычар-кунаков. А вот что красавыца можэт, прыгая в окно, причинить сэбэ ущэрб, ныкуда нэ годылось. Кто тогда скрасыт часы его отдыха? К тому же Рахиду на миг показалось, что за окном действительно не чужой пыльный город, а родные горы. Убьется, дура. Инерция мышления, что поделаешь... Вах, как бешено стучится кровь в висках Рахида! Вах, как ему сейчас хочется убивать и насиловать! Как в старые добрые времена в Пакистане.
С пластикой и молниеносностью уссурийского людоеда террорист метнулся на опережение будущей жемчужины гарема.
А Хутчиш, решивший тоже поучаствовать в этих салочках, соскользнул со стула на пол, пребольно ударился затылком, но все же достал Рахида циркульной подсечкой.
В последний момент Алиса отшатнулась от окна, и набравший стартовую скорость, со сверхзвуковым ревом оторвавшийся от взлетной полосы Рахид головой вперед застрял в оконной раме, как рыба в неводе. К коллекции застарелых шрамов прибавилось еще несколько.
Пружинисто вскочив на ноги, Анатолий без лишних нежностей отодрал Вискаса от стены, толчком ноги распахнул дверь и ринулся на прорыв. Алиса поспешила следом.
Груженный подносом с шампанским и фруктами Саслан, не успевший сделать два последних до двери шага, получил тем же подносом по ратиновой кепке-аэродрому и покатился вниз по лестнице.
Стайку молодых узбеков троица прошла, как ложка сквозь малиновое варенье. Разве что темп чуть-чуть сбился.
За воротник хутчишского бутиковского пиджака ухватился пышнотелый абрек в тюбетейке, свободной лапищей он уже вытаскивал из ножен прямой клинообразный кинжал. Судя по синеватому отливу металла — гарджаутской чеканки. Анатолий вывернулся из пиджака, полуобернувшись, хлопком ладони напялил тюбетейку абреку на нос и пяткой ткнул преследователя в голень. Начинающему террористу стало так больно, что он прорвал ткань пиджака ногтями и до крови поранил ладонь. Даже не закричал: воздуху не хватило.
А прапорщика потеря пиджака очень огорчила. Будучи, как любой разведчик, суеверным, Анатолий, пока задание не выполнено, предпочитал ни в коем случае не менять обмундирование. Дурная это примета — менять одежку. И вот выходит, что зря он мучился, в грязной рубахе разгуливал и с начала автономки ни разу не менял носки.
Вискас же, в какой-то момент оказавшийся замыкающим, учуял подсолнечное масло в установленном на прилавке многолитровом бутыле и опрокинул сей стеклянный сосуд на пол за своей спиной. Погоня двух бросившихся за ним узбеков-борцов тем и закончилась.
В другой проход меж прилавками наперерез беглецам рванулось человек семь, вооруженных чем под руку попалось — от сечки для шинкования капусты до ржавых крючьев для перетаскивания мясных туш. Алиса швырнула с прилавка им под ноги пару-тройку горстей грецких орехов. Конечно, лучше бы это оказались металлические шарики — да где на наших рынках шарики сыщешь? Впрочем, и так хорошо. Двое вырвавшихся вперед преследователей упали, арьергард натолкнулся на рухнувший авангард... Вышла неплохая куча-мала.
— Бей неверных, спасай Ислам! — на хорватском языке вопил из далекого угла человек в черкеске. Пожалуй, он единственный не спешил принять участие в веселье.
Еще один душман, выдернув из-под прилавка двустволку, целился в них из-за циферблата весов. Алиса на бегу метнула на чашу весов сиреневобокий крепенький баклажан. Вторая чаша дернулась вверх и ударила стрелка под приклад. «Дурят народ», — мимоходом отметил Хутчиш, увидев за клубами порохового дыма, что весы показали два с половиной килограмма, хотя баклажан больше двух ну никак не тянул. Пуля срикошетила от стальной балки под потолком и чмокнула шину МАЗа. С шипением грузовик начал оседать на бок.
— В ящиках динамит! — крикнул, перекрывая поднявшийся в торговом зале гвалт, бородач, знакомый Полосуна, в окровавленном белом халате. — Не стрелять!
Алиса уже заводила «чероки». Вискас уже карабкался на сиденье рядом. Меж тем прапорщик постарался импровизировать сносную дымовую завесу, вытряхнув навстречу преследователям мешочек молотого красного перца. Багровых туч на всех не хватило, и еще с полминуты Хутчиш встречными бросками дынь сбивал летящие в него мясницкие ножи.
«Джип» разревелся, как раненый марал. Анатолий прыгнул позади Алисы и Полосуна. Последний нож растрескал стекло на дверце. «Джип» сквозь проперченное розовое облако полетел прямиком на старого наркомана Джавдета, свирепо ковырявшего предохранитель «калаша». Чвак. Лобовое стекло залило красным. Лебединая песня оборвалась, не начавшись. Анатолий поморщился. «Джип» с силой шарахнул оплетенным арматурой радиатором по запертым дверям.
Атас подкрался незаметно: двери удар выдержали.
— Держись, фольклорист! — на пределе голосовых связок завопила рыжая бестия и, не разворачивая машину, погнала назад.
Преследователи шарахнулись во все стороны, как осколки гранаты. Крики, скрежет, шум и гам со всех оборон.
«Чероки», пробуксовывая протекторами по бетону, задом бегемотисто потрусил в центр торгового зала. Зацепил бортом, опрокинул и раздавил кадку с солеными огурцами. А дальше-то куда?
Притягательные губы Алисы сложились в некое подобие улыбки. «Джип», набирая скорость и гремуче искря бортами о прилавки, помчался по проходу, сминая и переламывая козлы с колючей проволокой.
— Поберегись! — срывающимся голосом закричала Алиса, и «чероки», взлетев по транспортеру, заваленному мешками картошки, оказался снаружи здания рынка, приблизительно на высоте полутора метров от земли.
Глазам прапорщика предстала умилительная картина. Вроде это был торговый зал рынка: тюки с нераспроданным вчера товаром, лабиринт выложенных белым кафелем прилавков с отчасти неубранным вчера товаром, бетонный, пахнущий плесенью пол, запахи домашнего творога, запекшейся коровьей крови, подгнивших мандаринов, специй...
А еще это очень походило на тренировочный лагерь ком-мандос. Один межприлавочный коридор был заставлен опутанными колючей проволокой деревянными козлами, и несколько черноволосых смуглых бойцов в полной боевой выкладке учились подползать под эту проволоку, прорубая в ней проходы швейцарскими ножами. У стены, каким-то хитрым образом втиснутый в помещение, стоял дальнобойный МАЗ с фургоном, и несколько шурави на себе таскали внутрь параллелепипеды явно тяжелых зеленых армейских ящиков. Анатолий отметил, что в одной связке пыхтят и иранец, и сириец, и курд — значит, вояк объединял признак не национальный, а то ли религиозный, то ли финансовый.
— В девять, к приезду директора, — на правах гида Вискас повел группу в глубь строения, — здесь будет обычный рынок, а пока...
Экскурсия свернула за угол.
— Весело тут у них, — констатировал Хутчиш, разглядывая по дороге двоих детей Востока, которые кропотливо маскировали самодельное часовое взрывное устройство пучками петрушки, кинзы, салата и прочей травки.
— Куда это ты нас привел? Кто они такие? Алиса озиралась вокруг с видом семиклассницы, впервые очутившейся в секс-шопе.
Анатолий же никаких признаков удивления не выказывал. Хотя и взял на заметку, с какой скоростью бойцы преодолевают проволочные заграждения, какой взрывчаткой начинен «будильник», и многое другое.
— Террористы, — буднично пояснил Василий. — Международные. Базу тренировочную здесь организовали. «Священный самум» называется. Местным мафиози «мандаринных» денег вбухали уйму, разослали приглашения «диким гусям» по всему свету, плюс дали подписку о несовершении терактов в пределах города. Отцы и согласились — зачем нашим бандюганам лишние заморочки со взрывами и убийствами?.. Салям, — поздоровался он, проходя мимо поджарого пышнобородого афганца в белом, закляксанном кровью халате, методично, с десяти шагов швыряющего отточенные мясницкие ножи в подвешенный на крюки ряд коровьих туш.
— Салям, — ответил, не отрываясь от работы, бородач. Тут же, рядом с рабочим местом бородача, Вискас, изобразив физиономией мину «так здесь принято», вынул из наплечной кобуры полицейский «бульдог» и положил на пень для разделки туш. Алиса пожала плечами и нехотя пристроила рядышком никелированный дамский «браунинг» с инкрустированной перламутром рукоятью. Далее оба посмотрели на Хутчиша.
Прапорщик в ответ только лучезарно улыбнулся. Честно признаться, огнестрельное оружие он недолюбливал. Во-первых, запах оружейного масла в ненужное время и в ненужном месте способен подставить агнта не хуже, чем бу-денновка и тянущиеся за спиной стропы парашюта. Во-вторых, толковые специалисты при осмотре задержанных очень пристально изучают любые потертости и мозоли, да и одежду на предмет характерных мест износа чуть ли не до ниточки распускают. А в-третьих — зачем огнестрельное оружие человеку, знающему, например, сорок семь способов умерщвления обычной одноразовой зажигалкой «Крикет»?..
— Вай! Васылый! Какые луди, а?! — повернулся к гостям, жизнерадостно улыбаясь, еще не старый, бритый наголо детина. До этого он руководил пятью молодыми голыми по пояс узбеками, отрабатывающими броски через бедро на джутовых мешках с картошкой. — Ныкак нэ ожидал! Ваш прыход — это такая неожиданность для мэня! Сейчас стол накривать будэм, барашка рэзать будэм! У мэня есть одын живой барашек — толко сем мэсяцев, как родился! Мясо нэжное, как кожа юной пэри, вкусное, как глоток воды в пустыне!..
Алисе представились сочные, плачущие жиром ломтики мяса на шампуре. Вискас уже свирепо раздувал ноздри, предвкушая блаженный аромат. Анатолий довольно подумал, что к баранине наверняка найдется" и приличная корочка свежеиспеченного домашнего хлеба.
Несмотря на шрамы и перебитый нос, лицо здоровяка внушало доверие — пожалуй, благодаря широкой улыбке. Хутчиш никак не мог определить национальность гостеприимного хозяина. Немного казах? Чуть-чуть туркмен? А может, сельджук? Но к этому огромному, полному от природы, а не от лени, гибкому и наверняка умеющему быть смертельно опасным телу испытал невольное уважение.
Заметив интерес Анатолия, хозяин истолковал его по-своему и кивнул на мучающихся с картошкой пареньков:
— Ну пасматры вокруг, что делается, да? Плохо, ай, плохо маладеж воспитываэм. Что за воины растут, а? Камча тверже таких воинов...
Одет говорящий был в широкие спортивные шаровары «Адидас» и застегнутую на все пуговицы черную рубашку. Между шароварами и простенькими войлочными тапочками выглядывала полоска белых носков; задний карман отвисал под тяжестью сотовой трубки.
— Да, все у тебя по-прежнему, — повел ухом из-под шляпы Василий. — Даже старик Джавдет на воротах живехонек.
— Аи, чэго ему сдэлается, он жэ опиумом накачэн, как бурдюк вином! Нэ охраннык, а мучэние для нас, нычэго нэ помнит, своых нэ узнает... А вэд какой воин был, да? Как в гражданскую красных по Срэднэй Азыи ганял, да? Как ма-ладой барс горных казлов ганял. Толко потому и дэржу ста-рыка — седыны его уважаю...
Террорист безнадежно махнул могучей ручищей с пятаками мозолей. На руке блеснул золотой браслет «роллекса».
Вискас попытался отвлечь гостеприимного азиата от печальной темы:
— Кстати, Рахид, познакомься. Это мои друзья — Алиса и Анатолий.
Алиса, засмотревшаяся на двух облепленных блестками рыбьей чешуи борцов, которые пытались зарыть друг друга в гору еще вздрагивающих плавниками лещей, повернулась и сотворила виноватую улыбку. Дескать, у вас здесь все столь феерично, я прям теряюсь.
— Вах, твои друзья — всэго «Самума» друзья! — обрадовался смене разговора главарь. — Их враги — всэго «Самума» враги! И ужэ мертвые враги, да?
Рахид обнял Хутчиша и трижды чмокнул пахнущими восточной кухней губами в щеки. Потом повернулся к Алисе. Посмотрел. Прикрыл глаза. Сглотнул. Вымолвил:
— Вах... Красавица... — Тряхнул лысиной, замахал руками. — Ай, ладно, за столом пагаварым, а то скажэтэ патом, что я вас голодом морыл, а?
И, дружелюбно подхватив под локти Алису и прапорщика, увлек компанию вверх по ступеням, мимо стенгазеты с передовицей «Фильтрующийся вирус ящера особенно бурно развивается...», в помещение с корявой, от руки намалеванной надписью «Посторонным вход нелзя».
Кабинет, куда они вошли, оказался неожиданно просторным. Более из-за отсутствия лишней мебели, чем из-за собственно размеров. Между рамами окна сохли отлетавшие свое мухи.
— Садытесь, гости дарагие, — кивнул Рахид на стулья, окружающие пустой стол без скатерти. — Вася, ты рассказал сваым друзьям, как мы пазнакомылыс? И пэрэстань, радной, я тэбя очень прашу, эти спычки жевать. Сейчас шашлык кушать будем!
Мебель явно осталась от социалистического прошлого и при малейшем движении ходила ходуном. В одном из углов «офиса» сиротливо алел на гвоздике вымпел с соответствующим профилем, отороченный поблекшей золотистой бахромой, как кочевничий бунчук.
— Да ладно, чего уж там, познакомились и познакомились... — буркнул Вискас, оглаживая край сола.
— Нет уж, рассказывай, — весело подначила Алиса, незаметно для себя тронутая вниманием доброго, веселого террориста. — Нам ведь интересно, как ты ввязался в международное террористическое движение...
— А, зачэм так гавариш? — всплеснул руками главарь; в его глазах кувыркнулись озорные бесята. — Мы маладеж ва-эват учим, мужчынами быт учим, а ты — тз-ра-ри-сти-час-кое движение!
Анатолий ухмыльнулся. Его позабавил прикнопленный к стене газетный портрет президента США, изрешеченный дырочками от стрелок-дартс.
— В общем, я для Рахида одну операцию состряпал, — нехотя вынул спичку изо рта Василий. — В деле Якубовского перевел стрелки с Ирака на Израиль. Плевое дело.
— Нэ то гаварыш, — хлопнул огромной ладонью по столу Рахид. Задребезжали оконные стекла. — Главное, нэ что пэ-рэвел. Главное, как красиво пэрэвел. На красотэ мыр стоит, да? Правилно я гаварю, дэвушка?
Алиса засмеялась. Но тут же стала серьезной: они торчат здесь уже битый час, а до сих пор к сути не перешли.
— Дело в том, — начала она и кивнула на Хутчиша, — что нашему другу, любителю восточного фольклора, — простим девушке маленькую месть, — негде остановиться на некоторое время...
Рахид громко захохотал. — Бойкая! Я лублу бойких!
— Уважаемый Рахид, — решил поторопить события и Полосун, — понимаешь, тут такая закавыка. Наш приятель крепко досадил одной очень важной шишке, и ближайшие несколько дней шишка эта будет ставить город на уши...
— Как можно гаварить о дэлах на пустой желудок! — укоризненно покачал головой террорист, легко сорвался с места и, подступив к двери, выглянул: — Зухар. Джамиль, пэрэ-кройте виходы. Отсуда никаго нэ випускать. Фатам, пазвани Гюзель, пусть удэржит дирэктора этого Аллахом проклятого мэста в кровати до третьего намаза. Саслан, распорядыс насчет пэрэкусит дарагим гостям. И, эй, дарагой, кто тэбя учил, так работать?
Из-за необъятной спины Рахида Хутчиш все же разглядел того, к кому последние слова относились, — чумазого чернобрового парнишку в десантном комбинезоне, присевшего на ступеньки и пытающегося спрятать «Макаров» в арбузном чреве и замаскировать дырку так, чтобы не видно было со стороны
— Тэбя поймают на этом арбузэ, тэбя посадят из-за этого арбуза, а патом мнэ скажут, что я плохо тэбя учил! — Тренер недовольно захлопнул дверь и повернулся к гостям. — Да, — сказал он. — Так о чем ты гаварил, дарагой Васылый?
— Почтенный Рахид... — начал было Вискас.
— Что такое, дарагой? — весело перебил детектива хозяин терлагеря. — Развэ у твоего друга язика нет? Абидно, клянусь, пуст сам скажэт о сваих дэлах!
Анатолий вежливо улыбнулся:
— Наверное, опасность несколько преувеличена. Я простой собиратель восточного фольклора. Записываю обряды, факты собираю...
Отчего-то командир лагеря вдруг перестал ему нравиться. Что-то изменилось в пластике и повадках притворяющегося человеком зверя.
— Ой, дарагой, — вернулся к столу, но не сел Рахид, — я тэбэ такой обряд расскажу, палчики оближещ. Значит, пиши: в яму бросают голого чэловека и крысу. Чэловек должен крысу удавить. Но эсли она хоть раз укусит, то нэ считается. Давай следующую крысу. Ты нэ павериш, какие бойцы из сопляков палучаются...
Ну и что? Хутчиш слыхал о таких приемах тренинга. Только слыхал, потому что их, будущих мегатонников, натаскивали иначе. С завязанными глазами запускали в заставленное барахлом помещение, и в течение часа неофит должен был, не снимая повязки, поймать в спичечный коробок запущенного инструктором таракана — единственного на всю территорию охоты. В противном случае курсант отчислялся.
Впрочем, у курсантов были свои способы, как пронести страховочного живого таракана с собой.
Так что учиться Анатолию у Рахида было нечему. А вот приготовиться ко всяким восточным пакостям следовало. Ой, перестал террорист нравиться прапорщику, ой, перестал.
Тем временем Рахид внимательно посмотрел на Алису, оскалился и продолжал:
— Или вот, напрымэр, другой обряд: когда к тэбэ приходят двое нэвэрных с очен красивой дэвушкой, то нэвэрных следует насадить на цеп, а дэвушку забрать в гарэм. Красывый обряд, да? Но, главное, правилный.
Маска гостеприимного хозяина спала с покрытой шрамами рожи Рахида, и стало ясно, что как он говорит, так и собирается поступить.
— Эй, Рахид, дорогой, — миролюбиво сказал Вискас и сунул руки в карманы мятого плаща. — Обряд слов нет, красивый, но нам бы насчет друга приютить...
— Приютим друга, приютим, — на полном серьезе заверил его Рахуд. — И тэбя приютим. И дэвушку тоже. Не беспокойся, дэвушка давольна будэт. У меня все жены давольные, ни одна не жалуется.
— А ты меня спросил, козел, хочу ли я довольной быть? — презрительно прошипела девушка.
— Вах, как нэхорошо разговариваешь! — обиделся террорист. — Но ничэго: я лублу нэхороших... Анатолий повернулся к Рахиду:
— Может, перекусим сначала? А то на пустой желудок, сам говорил...
Предоставив соратникам проявлять себя, он включил «слабака».
— Пэрэкусим, абязательно пэрэкусим! — засмеялся восточный человек. — Вот сэйчас дагаваримся с дэвушкой, и пэрэкусим.
— Рахид, мы же вроде друзья с тобой, — начал было Вискас. — Как ты гостей привечаешь?
— А какой ты мнэ друг? — искренне удивился кавказец. — Ты нэвэрный есть, а не друг! Да, помог ты мнэ раз, кто спорит? Так что тэпер, прикажешь тэбя абедом все врэмя кормить? Прятать тэбя все врэмя? А платыт кто будэт? Шота Руставэли будэт? Или аятала Хамэни будэт? Нэт, Васылый, ты платыт будэш! Сэйчас будэш! Но нэ рублями-долларами будэш. Дэвушка твоя мнэ нравится, дэвушка твоя будет в моем гарэме лубимой жэной! А там и пэрэкусит можно...
— Хорошие у тебя друзья, — буркнул Анатолий. И вздохнул: — Боюсь, опять не поедим...
— Да я таких, как ты, чурка черномазая! — крикнула Алиса и, отбросив в сторону стул, вскочила на ноги.
Свитер на груди бурно, но ритмично вздымался и опадал. Щечки раскраснелись, верхняя губа приподнялась в яростном оскале столь обворожительно, что Хутчиш непроизвольно улыбнулся, любуясь дивой. И продолжал с интересом следить за развитием событий.
— Вах, как нэвэжлыво гавариш! — повернулся к рыжеволосой Рахид. — Но ничэго, я лублу нэобъезженных кобылыц...
Воспользовавшись тем, что террорист на мгновение отвлекся, Вискас выдернул руку из кармана плаща и без замаха, сбоку вогнал в полную задницу азиата иголку одноразового шприца — чуть левее выпирающей из карманчика «трубы». Носил же Василий Полосун кое-что с собой на всякий случай.
Рахид как стоял, так и обрушился на пол всеми мослами, точно изможденный трехмесячной жаждой корабль пустыни.
Хутчиш обиженно поковырял пальцем столешницу: ну а я что говорил — перекусить опять не удастся...
Тут они поневоле должны были прислушаться, не услыхали ли прочие террористы подозрительный шум в красном уголке рынка. Прислушались. Террористы вроде не услыхали. Или, ослепленные верой в непобедимость лидера, решили, что Рахиду придавить гостей, как лишний раз помолиться. Вот, значит, и молится.
Алиса легонько пнула носком белой кроссовки в бок террориста (бок заколыхался студнем) и проворчала:
— Аксакал столетний, мать его, а туда же. Сначала, дэскат, стол накриват будэм, а потом — в гарэм, дэскат, жэна лубымая. Все вы, мужики, одинаковые... — Она оборотилась к напарнику: — Чем это ты его?
— На всякий гвоздь с резьбой своя гайка отыщется, — мрачно сказал Вискас и продемонстрировал бодрствующим опустевший шприц. — «Спокономал-8». Радикальное снотворное. Коня на скаку остановит. Видишь две синие полоски возле поршня? — Для пущей убедительности он ткнул корявым пальцем в красный крестик возле поршня. -Значит, двойная концентрация. Иначе этого быка не пронять...
— Что ты сказал? — Алиса наклонилась поближе к шприцу.
— Я говорю, концентрация двойная. Иначе, говорю, этого быка...
— Да нет, до того. Что ты про полоски сказал?
— А! Две синие полоски, говорю...
Анатолий поправил галстук. Очевидно, в предстоящей буче его соратники сами не справятся. Да и ему придется нелегко. Вискас действительно сделал большую глупость.
— Синие, говоришь? — продолжала скрипеть зубами Лис.
— Ну.
— Две, говоришь? — не унималась Лис.
Анатолий с любопытством естествоиспытателя наблюдал, как на распростертом теле азиатского мастодонта постепенно начинают надуваться булыжники мышц. Как твердеет, превращаясь чуть ли не в сверхпрочный керамит, кожа. Как под давлением разбухающей массы начинают расползаться швы на рубахе.
— Ну. А чего? -
Весьма довольный совершенным подвигом Полосун никак не мог уразуметь, какого лешего атаманша допытывается.
— Василий, ты самый глупый агент на свете, — вздохнула Алиса, словно уже похоронила друзей, и покосилась на поверженного сына Востока.
— Это еще почему? — обиделся Вискас, услышав обидные слова вместо праздничного салюта.
— Потому, что на шприце не две синие полоски. А крестик. Причем красный. Причем один. Ты слепой, что ли?
— Ах ты ж ешкин кот! — схватился за голову Вискас и едва не проткнул себе глаз злосчастным шприцем. — Перепутал! Вместо снотворного я ему другое впрыснул!
Сраженный зельем террорист заворочался и пробормотал что-то невнятное на родном языке. И Хутчиш наконец понял, к какой национальности принадлежит оппонент. Хотя какое это теперь имеет значение?
— И чем же он у нас уколотый? — обеспокоенно поинтересовалась Алиса, еще не веря, что случилось самое страшное.
— "Парадом Победы" [41], — обреченно выдохнул Вискас и на всякий случай отодвинулся подальше от азиатского тела.
Тело заскребло когтистыми лапами по лимонному, еще советской выделки, линолеуму, оставляя на нем глубокие борозды, и попыталось встать — для начала хотя бы на четвереньки.
— Идиот, — шепнула Алиса. — И на кой ты таскаешь с собой...
Закончить фразу она не успела.
Пушечный удар кулака из положения в приседе швырнул Вискаса к двери. Впрочем, тертый детектив оказался мужиком невероятно крепким и с одного удара не вырубился. Браво, Киса! Разве что шприц раздавил. И в ужасе закрыл лицо руками, воя от боли, как драная кошка. Чтобы не видеть последующего.
Анатолий безрадостно отметил про себя, что ему потребуется не меньше получаса транса, чтобы докачать себя до требуемого уровня.
Не было у Хутчиша получаса. Не было!
Рахид же терминаторно собрался на полу и встал. Зарычал, обводя дарагих гастэй мутным взором. Увидел Алису и потянул к ней растопыренную пятерню, оканчивающуюся кривыми грязными когтями. Алиса завизжала. Рахид с ревом рванул на груди рубаху, и без того трещавшую по швам, точно статические разряды. По полу бойко заскакали пуговицы. Обнажилась могучая, как Красная площадь, поросшая джунглями курчавых волос, бронебойная грудь. Рахид двинулся на будущую лубымую жэну взбешенной гориллой. Его шаги аукнулись критическим дребезжанием оконных стекол. Шаткая мебель закачалась волнами. При следующем шаге раздутая «ПП» до невероятных размеров тварь дико замолотила по кирпичам грудных мышц кулаками-гирями и заревела.
Или троице показалось, или на самом деле (конечно, померещилось, однако галлюцинация была коллективной) уколотый спецсредством бармалей прибавил в размерах настолько, что чуть ли не шкрябал лысиной побелку на потолке, а лапы, покрытые серебряным, дыбом вставшим ворсом, удлинились, словно пожарные рукава, и приобрели гибкость щупалец космических монстров.
«Парад Победы» не оставлял попавшим в западню шансов. Под его действием человек с распоротым животом способен побить мировой рекорд на стометровке. А тут и живот врагу вспороть нечем.
Верное решение нашла Алиса — кинулась к окну, словно плененная горянка, предпочитающая броситься со скалы, но род не опозорить. Не то чтобы она рассчитывала успеть. Однако надо ведь было что-то делать. Фигуры переместятся, изменится расклад. Может, хоть одному удастся просочиться на волю, а там, глядишь, «ПП» даст обратный ход, и азиатский кинг-конг скрючится от ломок в темной каморке. И все ему станет до фени.
Рахид не сомневался, что неверные через торговый зал не пробьются. Не зря ж он натаскивал своих янычар-кунаков. А вот что красавыца можэт, прыгая в окно, причинить сэбэ ущэрб, ныкуда нэ годылось. Кто тогда скрасыт часы его отдыха? К тому же Рахиду на миг показалось, что за окном действительно не чужой пыльный город, а родные горы. Убьется, дура. Инерция мышления, что поделаешь... Вах, как бешено стучится кровь в висках Рахида! Вах, как ему сейчас хочется убивать и насиловать! Как в старые добрые времена в Пакистане.
С пластикой и молниеносностью уссурийского людоеда террорист метнулся на опережение будущей жемчужины гарема.
А Хутчиш, решивший тоже поучаствовать в этих салочках, соскользнул со стула на пол, пребольно ударился затылком, но все же достал Рахида циркульной подсечкой.
В последний момент Алиса отшатнулась от окна, и набравший стартовую скорость, со сверхзвуковым ревом оторвавшийся от взлетной полосы Рахид головой вперед застрял в оконной раме, как рыба в неводе. К коллекции застарелых шрамов прибавилось еще несколько.
Пружинисто вскочив на ноги, Анатолий без лишних нежностей отодрал Вискаса от стены, толчком ноги распахнул дверь и ринулся на прорыв. Алиса поспешила следом.
Груженный подносом с шампанским и фруктами Саслан, не успевший сделать два последних до двери шага, получил тем же подносом по ратиновой кепке-аэродрому и покатился вниз по лестнице.
Стайку молодых узбеков троица прошла, как ложка сквозь малиновое варенье. Разве что темп чуть-чуть сбился.
За воротник хутчишского бутиковского пиджака ухватился пышнотелый абрек в тюбетейке, свободной лапищей он уже вытаскивал из ножен прямой клинообразный кинжал. Судя по синеватому отливу металла — гарджаутской чеканки. Анатолий вывернулся из пиджака, полуобернувшись, хлопком ладони напялил тюбетейку абреку на нос и пяткой ткнул преследователя в голень. Начинающему террористу стало так больно, что он прорвал ткань пиджака ногтями и до крови поранил ладонь. Даже не закричал: воздуху не хватило.
А прапорщика потеря пиджака очень огорчила. Будучи, как любой разведчик, суеверным, Анатолий, пока задание не выполнено, предпочитал ни в коем случае не менять обмундирование. Дурная это примета — менять одежку. И вот выходит, что зря он мучился, в грязной рубахе разгуливал и с начала автономки ни разу не менял носки.
Вискас же, в какой-то момент оказавшийся замыкающим, учуял подсолнечное масло в установленном на прилавке многолитровом бутыле и опрокинул сей стеклянный сосуд на пол за своей спиной. Погоня двух бросившихся за ним узбеков-борцов тем и закончилась.
В другой проход меж прилавками наперерез беглецам рванулось человек семь, вооруженных чем под руку попалось — от сечки для шинкования капусты до ржавых крючьев для перетаскивания мясных туш. Алиса швырнула с прилавка им под ноги пару-тройку горстей грецких орехов. Конечно, лучше бы это оказались металлические шарики — да где на наших рынках шарики сыщешь? Впрочем, и так хорошо. Двое вырвавшихся вперед преследователей упали, арьергард натолкнулся на рухнувший авангард... Вышла неплохая куча-мала.
— Бей неверных, спасай Ислам! — на хорватском языке вопил из далекого угла человек в черкеске. Пожалуй, он единственный не спешил принять участие в веселье.
Еще один душман, выдернув из-под прилавка двустволку, целился в них из-за циферблата весов. Алиса на бегу метнула на чашу весов сиреневобокий крепенький баклажан. Вторая чаша дернулась вверх и ударила стрелка под приклад. «Дурят народ», — мимоходом отметил Хутчиш, увидев за клубами порохового дыма, что весы показали два с половиной килограмма, хотя баклажан больше двух ну никак не тянул. Пуля срикошетила от стальной балки под потолком и чмокнула шину МАЗа. С шипением грузовик начал оседать на бок.
— В ящиках динамит! — крикнул, перекрывая поднявшийся в торговом зале гвалт, бородач, знакомый Полосуна, в окровавленном белом халате. — Не стрелять!
Алиса уже заводила «чероки». Вискас уже карабкался на сиденье рядом. Меж тем прапорщик постарался импровизировать сносную дымовую завесу, вытряхнув навстречу преследователям мешочек молотого красного перца. Багровых туч на всех не хватило, и еще с полминуты Хутчиш встречными бросками дынь сбивал летящие в него мясницкие ножи.
«Джип» разревелся, как раненый марал. Анатолий прыгнул позади Алисы и Полосуна. Последний нож растрескал стекло на дверце. «Джип» сквозь проперченное розовое облако полетел прямиком на старого наркомана Джавдета, свирепо ковырявшего предохранитель «калаша». Чвак. Лобовое стекло залило красным. Лебединая песня оборвалась, не начавшись. Анатолий поморщился. «Джип» с силой шарахнул оплетенным арматурой радиатором по запертым дверям.
Атас подкрался незаметно: двери удар выдержали.
— Держись, фольклорист! — на пределе голосовых связок завопила рыжая бестия и, не разворачивая машину, погнала назад.
Преследователи шарахнулись во все стороны, как осколки гранаты. Крики, скрежет, шум и гам со всех оборон.
«Чероки», пробуксовывая протекторами по бетону, задом бегемотисто потрусил в центр торгового зала. Зацепил бортом, опрокинул и раздавил кадку с солеными огурцами. А дальше-то куда?
Притягательные губы Алисы сложились в некое подобие улыбки. «Джип», набирая скорость и гремуче искря бортами о прилавки, помчался по проходу, сминая и переламывая козлы с колючей проволокой.
— Поберегись! — срывающимся голосом закричала Алиса, и «чероки», взлетев по транспортеру, заваленному мешками картошки, оказался снаружи здания рынка, приблизительно на высоте полутора метров от земли.