Страница:
От греха подальше.
Однако не успел Петя поравняться с макетом двадцатипушечного брига «Улисс», как узнал входящего в зал очередного посетителя.
Нет, Петя не обознался. Не мог обознаться. Пусть на человеке вместо солидного костюма были надеты вытертые джинсы, «косуха» и черная футболка под ней. Это был именно он, собственной персоной. И хотя, если верить сообщению Мойла, сей гражданин намедни утонул в Неве, этот неприятный момент, судя по цветущему внешнему виду, не доставил ему особых неприятностей.
Самый пристальный взгляд не мог бы обнаружить во внешности Анатолия Андреевича никаких свидетельств скоропостижной смерти. Ни тебе синего отлива одутловатой кожи, ни вспученного живота, ни трупного окоченения. Странный знакомый был живее всех живых. А это значило, что беднягу Пьеро опять надули. И еще это значило, что обещанный миллион баксов тоже может оказаться эфемерным посулом. Компаньон Мойл, оказывается, любит приврать.
Бочком, бочком, вжав голову в джинсовый воротник, Петя двинулся в глубь корабельно-макетных снастей. Кажется, Анатолий Александрович его не засек. Вот и славно.
Петя обогнул греющуюся в искусственном дневном свете палубу императорской яхты «Ливандия» и добросовестно уткнулся носом в экспонаты, покоящиеся в углу под стеклом: фуражка лейтенанта Шмидта и скрипка лейтенанта Шмидта.
Так мятежный лейтенант еще и на скрипке играл? Как интересно. Петя по принципу страуса: если я не вижу, значит, и меня не видят, постарался целиком уйти в созерцание музейных сокровищ.
Но нежелательной встречи избежать не удалось. Крепкая рука уверенно хлопнула его по плечу. Петя вздрогнул, словно его застукали на воровстве фисташек в супермаркете.
— Опять ты, — устало вздохнул блондин, глядя на Петюню как на несмышленого котенка, снова нагадившего в ботинок. — Я же тебе русским языком сказал: уматывай из города подобру-поздорову!
Петя собрался что-нибудь соврать, но ничего путного в голову не приходило. Тогда он решил просто промолчать, виновато опустив глаза. Буркнул лишь, стараясь, чтоб звучало весомо:
— Тут дело у меня одно осталось недоделанным... Стилистика произнесенного покоробила самого Петра. Кроме того, виноватые глаза и достоинство в голосе выдавали юношу до покраснения ушей своей несовместимостью. Осталось только собирать несуществующие ворсинки на одежде.
— Знаю, знаю, — грустно улыбнулся блондин. — Дело на миллион долларов.
Петя вскинулся, испуганно хлопнул губами, но смекнул, что это просто шутка такая, оборот речи, и ни в чем Анатолий Рудольфович его не подозревает.
— Нет, я действительно собрался отсидеться на даче... Но тут предложили...
Он замолк и смущенно поковырял прыщ на подбородке.
— Ага, — кивнул блондин. — Мне бы тоже побриться не мешало... Ну что с тобой делать, горе ты мое луковое? Где тебя спрятать, чтоб ты под ногами не путался?
Хутчиш повертел головой, словно собирался присмотреть убежище для юноши прямо здесь, в музейном зале.
Хотел ли Петя, чтобы его спрятали? Наверное, хотел. Лучшего выхода из положения, чем передоверить себя этому прекрасно владеющему обстановкой блондину, и выдумать нельзя было. А может, взять его в напарники и на паях оттяпать зеленый миллион? Уж Анатолия Ивановича проныре Мойлу не надуть.
Все, решился Петя. И уже рот раскрыл, чтобы про Мойловы провокации рассказать... да видимо, плохо провайдер знал себя.
— Анатолий Максимович, — готовый к скандалу, начал запасаться воздухом Пьеро, — почему вы не оставите меня в покое? Неужели так трудно оставить меня в покое!
И, как перед дракой, снял огромные солнцезащитные очки.
Он повысил голос и этим привлек внимание посетителей музея. Удивленные лица выдвигались из-за паутины игрушечных лееров и бушпритов. Очевидно, им поднадоело созерцать дары моря. Любопытно, что бы они сказали, если б узнали, что за неполный рабочий день прапорщик Анатолий Хутчиш по собственной воле перелопатил столько пластов «флотской» информации, что теперь запросто мог садиться за написание «Большой Морской энциклопедии» в двадцати семи томах? Теперь от одного слова «шпангоут» у Хутчиша могла случиться морская болезнь.
— Ты кое-что перепутал, — обдав морозом, взглянул Хутчиш в обрамленные синяками глаза провайдера. — Ты собирался рассказать мне о деле на миллион долларов, а не истерики закатывать.
Анатолий водрузил мигом заткнувшемуся скандалисту очки на нос и вывел из музейного зала. Разочарованные зрители, которым было отказано в динамичном зрелище, вернулись к созерцанию статичных форм.
Вход в зал по бокам от дверей охраняли трехметровые латунные фигуры матроса и офицера-краснофлотца. Только здесь Петя опомнился и попытался вывернуться из веско лежащей на его плече руки. Куда там.
— Не рыпайся, дурик, — подмигнул мегатонник и неожиданно для Пети сам убрал руку. — Я ведь тебе добра желаю.
— А мне сказали, вы утонули, — ни к селу ни к городу признался Петя.
— Не дождутся, — успокоил лихой знакомый.
— Кто не дождется? — с самонадеянностью ночного мотылька Петя захотел приблизиться к огоньку тайны.
— Никто не дождется, — кратко обрубил концы блондин. — Говори лучше, зачем в музей пришел.
Так я тебе все и рассказал, подумал Петя. И его прорвало. Все выложил он вагонному знакомому. И про то, как для дядюшки Мойла ломал компьютерные пароли, и про то, зачем в Москву ездил. И про миллион долларов за дневники Вавилова, и про «дело врачей», и про то, что, по сообщению израильтянина, шифром в сейфе является название эсминца, кормовое украшение которого висит над парадной лестницей музея.
— Это «Гангут», что ли?
— "Гангут", — вздохнул Пьеро, уже жалея, что выговорился.
Анатолий нехорошо прищурился, склонил голову и, глядя в упор в темные стекла Петиных очков, сурово порекомендовал:
— Не лез бы ты в эти дела, провайдер. Мой тебе совет. Если и дальше хочешь радовать мир своим существованием. Забудь о дневниках.
— Почему? — отступил на шаг компьютерщик, всеми фибрами души подозревая в знакомом нечестного игрока.
— По кочану.
Хутчиш облокотился на перила, жестом пригласив Петю сделать то же самое.
— Что ж мне с тобой, непоседой, делать... Площадка перед входом в зал находилась на втором этаже. Вниз вели две надраенные до блеска мраморные лестницы. Их белизну подчеркивали выкрашенные в цвет морской волны стены. А в пролете левой лестницы, прямо перед носом беседующих, помещался установленный вертикально экспонат нестандартного размера — десятиметровая, цвета хаки сигара первой советской баллистической ракеты Р-11ФМ. Привернутая к стальному боку табличка оповещала, что такими ракетами оснащались подводные лодки шестьсот одиннадцатого и шестьсот двадцать девятого проектов.
— Ничего себе дура, а? — кивнул Анатолий на экспонат. — Вот бы такой болванкой да по нашим супротивникам!
— А кто они, наши супротивники? — продолжал совать нос куда не следует отважный Петя. — Японцы, да?
Анатолий Николаевич сложил губы трубочкой и отрицательно покачал головой — дескать, никаких японцев больше и быть не может. Или это означало, что с японцами он уже разобрался?
Потом Хутчиш загадочно улыбнулся:
— Кажется, придумал.
— Что? — Петя решил добиться ответа хоть на один из вопросов.
— Куда тебя деть. Любишь за девушками ухаживать? — Вопрос, требующий не ответа, а очередного вопроса.
— За какими девушками?
— Не за какими, а за какой. Симпатичная девушка. Только нервная немного. Ну, это от волнения. И заметь, если ты ей скажешь, что по просьбе Копперфилда на компьютере проверял его трюки на безопасность, она тебе поверит.
При этом прапорщик подумал, что беседовать о девушке, даже о такой, как Марина, ему гораздо приятней, чем о боевых кораблях и коварных шпионах. Призрак морской болезни шелушился в горле.
— Какая девушка? — переспросил сбитый с толку Петя. — Откуда возьмется? Да что вы мне...
— Милая девушка, с фарфоровым личиком и стройными ножками. Тоже «делом врачей» интересуется. Вы с ней найдете общий язык. Она явится сюда из Эрмитажа через... — Анатолий повернулся к дающему тусклый свет окну, сделал ладонь левой руки лодочкой и приставил к ней указательный палец правой. Посмотрел на тень от пальца. — Сейчас у нас четырнадцать часов двадцать шесть минут. Значит, они появятся через три-четыре минуты. Только ты ее спутнику не хами. Очень негибкий тип.
— Она что, на вас работает?
— Боже упаси! — Анатолий как бы даже испуганно отстранился от Пьеро. — Да ты не беспокойся. Она сама тебе все расскажет. Поразительная особа, совсем не умеет язык за зубами держать.
Последние слова несколько остудили юношу.
— А она хоть в компьютерах шарит?
— Ну ведь не за тем, чтоб вы в «тетрис» на деньги играли, я вас знакомлю, — хмыкнул мегатонник.
Петя хотел спросить: «А зачем вы нас знакомите?», но Анатолий поверх Петиной головы крикнул вниз:
— Артем, друг мой, только давай сразу договоримся — без этих твоих понтовых прибамбасов!
Поднимающуюся по беломраморным ступеням и смотрящую под ноги Марину знакомый голос ужалил, точно шершень. Еще она почувствовала, как свело судорогой руку спутника, поддерживающую ее за локоть. Девушке захотелось бежать прочь. Тут мысль, блестящая, как скальпель, полоснула сознание: но разве она уже не пыталась сбежать? И разве ей это удалось?..
А Артем, ее верный Артем, загипнотизированно сделал следующий шаг по ступеням вверх. Предатель. Ей ничего другого не оставалось, как шагать вслед за ним.
И вот наконец они перестали смотреть снизу вверх на человека, которого допрашивали в неотреставрированном каземате Петропавловки. Допрашивали — и чуть не убили.
Может, Артем и собирался снова фукать ему в лицо некондиционным табачком, но Хутчиш посчитал нужным повторить:
— Ребятки, я вам не враг. Чесслово. Поэтому не надо тыкать меня кастетом в висок или дамской булавкой в печень. Лады?
И этих слов хватило, чтобы лишить киевлян остатков воли.
Марина и Артем затравленно молчали. То, что они перестали смотреть на Анатолия снизу вверх, им нисколечко не помогло.
А Петя, не очень-то вникая, о чем разговор, сквозь темные стекла во все глаза смотрел на личико девушки. И лицом, и фигурой она напоминала ему куклу Барби. Невольный страх проник в мятущуюся душу. Вдруг он не так одет или что-то не то сделал и теперь навсегда станет неприятен для обладательницы этих двух бездонных голубых лагун? Вдруг она догадалась, почему он в очках? Вдруг ей нравятся причесанные, а не патлатые?
Пальцы Марины машинально нырнули в сумочку, среди пудреницы, помады и прочей дребедени отыскали сигареты и зажигалку. Вспыхнул огонек, девушка выдохнула никотиновое облачко.
— А вот этого не надо, — укоризненно, как умудренный педагог, покачал головой мегатонник. — Музей ведь. Не поймут-с.
Пальцы Марины послушно переломили сигаретку посередине (та хрустнула сухой веточкой) и выбросили в лестничный пролет.
— Возьмите себя в руки, — наконец разозлился Анатолий. — Вы в музее, а не в конюшне!
Он посторонился, выпуская из двери насмотревшихся всякого и живо это обсуждающих немецких парней и девиц, заглянул в пролет, пытаясь углядеть, куда упала незатушенная сигарета, но мешало зеленое туловище баллистической ракеты.
— Что вам от нас надо? — разжал челюсти Артем, когда немцы удалились, и сделал шаг вперед, словно намереваясь закрыть девушку своим телом. — Почему вы нас преследуете?
Он сунул руки в карманы и сжал кулаки, словно ждал своей очереди на прием к стоматологу.
— Я? — искренне удивился прапорщик, все-таки готовясь к какой-нибудь безобразной выходке слишком уж прямолинейно мыслящего и действующего гайдука. — Помилуйте, да кто ж вам так клеветать-то позволит! Вы, между прочим, первыми на меня напали. В Петропавловской крепости, напомнить? А надо мне от вас немногое. Сперва я подозревал, что вы имеете отношение либо к итальянской, либо к литовской разведке. Но на моем допросе вы во всем чистосердечно признались. Выньте, пожалуйста, руку из кармана. Поверьте, драка никому не нужна. И потом — здесь музей все-таки. Храм прошлого, как-никак.
На самом деле существовало еще одно доказательство, что Артем не имеет отношения ни к какой из разведок. У агентов всех стран в ходу опознавательные пароли. Встретив незнакомца, агент обязательно ввернет в пустячной беседе несколько ключевых слов и оценит реакцию. Артем с этой стороны себя никак не проявил.
Сам же мегатонник к подобным шпионским трюкам относился с пренебрежением. Во-первых, никогда ключевое слово не подобрать настолько хорошо, чтобы оно уместно вписывалось в любые обстоятельства. А незнакомый мужчина, обращающийся к вам в туалете аэропорта со словами:
«Это вы заказывали „Пьяный корабль“ Рембо в твердом переплете?» — выглядит идиотом при любом раскладе. Во-вторых, даже после обмена правильными паролями настоящий агент не доверится незнакомцу. Он будет проверять и перепроверять собеседника каверзными вопросами. Так стоит ли морочиться? "
После некоторого колебания Артем подчинился И сразу стал как будто ниже ростом. И Марина это поняла.
— Я хочу сдать вам на поруки этого молодого человека. — Хутчиш указал на не знающего как себя вести Петю. — Это очень талантливый молодой человек. Провайдер Петр. Можно Пьеро. И кстати, тоже занимается «делом врачей». Так что вам есть о чем поговорить. Но если с ним что-нибудь случится, мне будет обидно. И если с вами что-нибудь случится, мне тоже будет обидно.
Марина собралась заявить, что о ней есть кому заботиться, да прикусила язычок. Сейчас эта фраза прозвучала бы смешно. А спутник непредсказуемого Хутчиша ей показался чересчур высокомерным. Ну и что, что они провинциалы. Подумаешь...
Анатолий прервался, чтобы принюхаться к неожиданно появившемуся нюансу в музейных запахах. Или взаправду потянуло паленым? Прапорщик перегнулся через перила. Вроде горелой тряпкой из-под ракеты пахнет. Никак уборщица в дюзах сушильный склад устроила?
А Марина рассматривала очень талантливого молодого человека «в порядке, обычном для любой женщины»: глаза, прическа, руки, обувь, одежда. Глаза незнакомца скрывали большие темные, романтические очки. Прически практически не было — нечесаную копну волос трудно назвать прической. Руки у молодого человека были красивые, тонкие и не знали куда себя деть. А также не знали, что за обувью и одеждой следует ухаживать.
Артем в свою очередь тоже взглянул на новоявленного знакомого и оценил, что свалит, случись такая надобность, этого худомерка одним прямым в челюсть.
— Ребята, — сказал Хутчиш, — нам пора уходить. Да не таращьтесь вы друг на друга, как на новые ворота. У вас хватит еще времени в гляделки поиграть.
Тут запах дыма почувствовали и «ребята». И покорно пошли вниз по ступеням за мегатонником.
Если сперва Анатолий Хутчиш собирался как-либо дать знать администрации музея о намечающемся пожаре, то теперь решил погодить. Что-то внутри не позволило. А интуиции прапорщик привык доверять.
Сдерживая невольно убыстряющийся шаг, отряд искателей приключений спустился в вестибюль. Ну а бредущий следом Пьеро на экспонаты не отвлекался. Его глаза как зацепились за выглядывающие из-под простенького, но миленького платьица кукольные ножки, так там и остались. Хутчиш тоже не стал оглядываться на притаившийся в сумраке вестибюля макет эскадренного миноносца «Пламенный» проекта 56 ПЛО в разрезе. Ради которого, собственно, и заглянул в музей. А вернее, ради того, чтобы узнать, где у миноносца камбуз, поскольку устройство корабля во многом повторяло устройство СКР «Тамбовский комсомолец», на котором была спрятана установка Икс.
Петя мучительно выдумывал какой-нибудь комплимент, с которого было бы кстати начать беседу с приглянувшейся ему девушкой. В голове назойливой мухой витало пошленькое: «Я хотел бы быть мышкой, бегающей по вашему коврику». Легче было за один присест одолеть «Х-сот», чем выжать из себя вслух нечто подобное.
Впрочем, кто сказал, что ответная симпатия рождается от удачных комплиментов? Неужели нет другого способа произвести выгодное впечатление? Пригласить в ресторан — отпадает сразу, и не потому, что денег жалко, а потому, что не любит Петя возиться с широким ассортиментом столовых приборов: ложку в одну руку, вилку в другую, нож в третью...
Чем ближе к выходу, тем чаще стучали каблучки Марины.
Пыльный, пустой гардероб. Напротив бабушка, задремавшая в ожидании покупателей открыток. Через одну перегоревшие люминесцентные трубки под потолком делают пол похожим на шкуру огромной зебры.
Вот уже рядом прямоугольник дневного света с двумя рогатыми шарами подводных мин по бокам.
«А почему бы мне не пригласить девушку в летнее кафе? Ведь это дешевле и прилично. И под каким-нибудь предлогом отделаться от ее угрюмого спутника. А если она скажет, что ей понравилось в Эрмитаже, я пообещаю экскурсию по закрытым фондам. Интересно, а как бы на моем месте поступил Анатолий Семенович?..»
— Артем, я обращаюсь к тебе как к старшему, — нагоняя стойкого оловянного солдатика, доверительно приглушил голос Анатолий. — Отправляйтесь на дачу к этому не в меру талантливому молодому Пете и переждите там хотя бы до понедельника. В воскресенье все эти игры патриотов должны закончиться. И носа оттуда не кажите. И его от себя никуда не отпускайте. Однажды он из передряги выбрался относительно целым. Второй раз ему может не повезти.
Артем на всякий случай кивнул, хотя ничего не понял.
— Не суйтесь за дневниками, — продолжал увещевать Хутчиш. — Пустое... Эх, знал бы заранее, я б вам дискету с этими дневниками подарил... да пропала дискета. Одна лиса умыкнула...
Петя отрицательно завертел головой, как ребенок уворачивается от ложки, когда радетельная мать в избытке пичкает его кашей. Он настолько увлекся перебором вариантов начала ухаживаний, что забыл, где находится. Жест же означал, что в дилемме «летнее кафе — ресторан» не победило ни то ни другое. Петя решил пригласить девушку в театр. Вроде он слыхал, что сейчас в городе проводится фестиваль «Новая радуга». А поскольку фестиваль фольклорный, то билеты не должны стоить дорого.
Марину покоробило, что их недавний пленник шепчется не с ней, а с Артемом. В отместку обоим она немного отстала и взяла талантливого провайдера под руку, как бы обозначая допустимую границу сближения между союзными сторонами. Еще этим она хотела показать, кто здесь главный, и пусть Хутчиш не командует. У Пети в зобу дыханье сперло и все кафе с театрами вылетели из головы.
Прапорщик прочитал скрытый смысл Марининых действий и позволил уголкам губ улыбкой признаться в этом. А зря. Все равно что показать жест «окей» — колечко из указательного и большого пальцев — выходцу из Средиземноморья, где, как известно, этот жест означает небанальную сексуальную ориентацию.
Для Марины недобитый хам перестал существовать.
Дневной свет, льющийся пусть и с пасмурного неба, резко ударил четверку по глазам приливной волной. В уши песком набился шум легковых машин и троллейбусов. Поэтому Марина не сразу задала юноше в очках вопрос, который ее очень волновал:
— А что с вами произошло? — Чужие грустные истории ее интересовали до глубины души.
— Да я это... — замялся Петя, потянулся снять очки, но опомнился. — Мне это... Короче, Билл Гейтс предложил поработать над «Виндоуз 98». А его подчиненные из зависти наняли бандитов. Еле отбился... Попомните мое слово, без меня «Майкрософт» крепко облажается!
Кукольные ресницы распахнулись широко-широко, приглашая сказочного принца в плюшевый мир.
Хутчиш хотел что-то сказать, но благоразумно отвернулся, усилием возвращая на место вывихнутую улыбкой челюсть.
Один удар в пах, локтем по затылку, потом прыжок двумя ногами сверху, подумал Артем.
И тут рвануло.
Все звуки и переживания заглушил кошмарный треск, будто взорвался великанский кинескоп. Петушиными перьями закружили нарезанные ломтики крови. Навстречу разверзшейся крыше Военно-морского музея разверзлось пепельное небо. Скрежета тормозов перепуганного транспорта слышно не было — мир утонул в пучине адского рева. Черный «форд» беззвучно врезался в черную «пятерку». Потерявший управление троллейбус проломил ограждение моста и завис, до половины высунувшись над рекой. И десятиметровая кубинская сигара цвета хаки — первая советская баллистическая ракета, — ослепив зрителей бенгальскими снопами огня из сопла, всосалась в низкие тучи.
Асфальт тряхнуло, как при землетрясении, обсмоленные лоскутья крыши бумерангами осыпались на землю.
— Ничего себе, — вздохнул Анатолий, поднимаясь и отряхивая брюки. — Я думал, не взлетит. Значит, уборщица в сопле не только половые тряпки прятала, но и химический очиститель... — Ясно как божий день: при подготовке ракеты к отправке в музей боеголовку демонтировали, а вот про твердотопливный заряд забыли. И тряпки, которыми беспечная уборщица заткнула дюзу, воспламенившись, послужили своего рода запальным контуром. Давление и температура в камере сгорания поднялись до критической отметки, топливо возгорелось — и произошел самопроизвольный запуск. — Да-а, умом Россию не понять...
Эпизод двадцать третий
Однако не успел Петя поравняться с макетом двадцатипушечного брига «Улисс», как узнал входящего в зал очередного посетителя.
Нет, Петя не обознался. Не мог обознаться. Пусть на человеке вместо солидного костюма были надеты вытертые джинсы, «косуха» и черная футболка под ней. Это был именно он, собственной персоной. И хотя, если верить сообщению Мойла, сей гражданин намедни утонул в Неве, этот неприятный момент, судя по цветущему внешнему виду, не доставил ему особых неприятностей.
Самый пристальный взгляд не мог бы обнаружить во внешности Анатолия Андреевича никаких свидетельств скоропостижной смерти. Ни тебе синего отлива одутловатой кожи, ни вспученного живота, ни трупного окоченения. Странный знакомый был живее всех живых. А это значило, что беднягу Пьеро опять надули. И еще это значило, что обещанный миллион баксов тоже может оказаться эфемерным посулом. Компаньон Мойл, оказывается, любит приврать.
Бочком, бочком, вжав голову в джинсовый воротник, Петя двинулся в глубь корабельно-макетных снастей. Кажется, Анатолий Александрович его не засек. Вот и славно.
Петя обогнул греющуюся в искусственном дневном свете палубу императорской яхты «Ливандия» и добросовестно уткнулся носом в экспонаты, покоящиеся в углу под стеклом: фуражка лейтенанта Шмидта и скрипка лейтенанта Шмидта.
Так мятежный лейтенант еще и на скрипке играл? Как интересно. Петя по принципу страуса: если я не вижу, значит, и меня не видят, постарался целиком уйти в созерцание музейных сокровищ.
Но нежелательной встречи избежать не удалось. Крепкая рука уверенно хлопнула его по плечу. Петя вздрогнул, словно его застукали на воровстве фисташек в супермаркете.
— Опять ты, — устало вздохнул блондин, глядя на Петюню как на несмышленого котенка, снова нагадившего в ботинок. — Я же тебе русским языком сказал: уматывай из города подобру-поздорову!
Петя собрался что-нибудь соврать, но ничего путного в голову не приходило. Тогда он решил просто промолчать, виновато опустив глаза. Буркнул лишь, стараясь, чтоб звучало весомо:
— Тут дело у меня одно осталось недоделанным... Стилистика произнесенного покоробила самого Петра. Кроме того, виноватые глаза и достоинство в голосе выдавали юношу до покраснения ушей своей несовместимостью. Осталось только собирать несуществующие ворсинки на одежде.
— Знаю, знаю, — грустно улыбнулся блондин. — Дело на миллион долларов.
Петя вскинулся, испуганно хлопнул губами, но смекнул, что это просто шутка такая, оборот речи, и ни в чем Анатолий Рудольфович его не подозревает.
— Нет, я действительно собрался отсидеться на даче... Но тут предложили...
Он замолк и смущенно поковырял прыщ на подбородке.
— Ага, — кивнул блондин. — Мне бы тоже побриться не мешало... Ну что с тобой делать, горе ты мое луковое? Где тебя спрятать, чтоб ты под ногами не путался?
Хутчиш повертел головой, словно собирался присмотреть убежище для юноши прямо здесь, в музейном зале.
Хотел ли Петя, чтобы его спрятали? Наверное, хотел. Лучшего выхода из положения, чем передоверить себя этому прекрасно владеющему обстановкой блондину, и выдумать нельзя было. А может, взять его в напарники и на паях оттяпать зеленый миллион? Уж Анатолия Ивановича проныре Мойлу не надуть.
Все, решился Петя. И уже рот раскрыл, чтобы про Мойловы провокации рассказать... да видимо, плохо провайдер знал себя.
— Анатолий Максимович, — готовый к скандалу, начал запасаться воздухом Пьеро, — почему вы не оставите меня в покое? Неужели так трудно оставить меня в покое!
И, как перед дракой, снял огромные солнцезащитные очки.
Он повысил голос и этим привлек внимание посетителей музея. Удивленные лица выдвигались из-за паутины игрушечных лееров и бушпритов. Очевидно, им поднадоело созерцать дары моря. Любопытно, что бы они сказали, если б узнали, что за неполный рабочий день прапорщик Анатолий Хутчиш по собственной воле перелопатил столько пластов «флотской» информации, что теперь запросто мог садиться за написание «Большой Морской энциклопедии» в двадцати семи томах? Теперь от одного слова «шпангоут» у Хутчиша могла случиться морская болезнь.
— Ты кое-что перепутал, — обдав морозом, взглянул Хутчиш в обрамленные синяками глаза провайдера. — Ты собирался рассказать мне о деле на миллион долларов, а не истерики закатывать.
Анатолий водрузил мигом заткнувшемуся скандалисту очки на нос и вывел из музейного зала. Разочарованные зрители, которым было отказано в динамичном зрелище, вернулись к созерцанию статичных форм.
Вход в зал по бокам от дверей охраняли трехметровые латунные фигуры матроса и офицера-краснофлотца. Только здесь Петя опомнился и попытался вывернуться из веско лежащей на его плече руки. Куда там.
— Не рыпайся, дурик, — подмигнул мегатонник и неожиданно для Пети сам убрал руку. — Я ведь тебе добра желаю.
— А мне сказали, вы утонули, — ни к селу ни к городу признался Петя.
— Не дождутся, — успокоил лихой знакомый.
— Кто не дождется? — с самонадеянностью ночного мотылька Петя захотел приблизиться к огоньку тайны.
— Никто не дождется, — кратко обрубил концы блондин. — Говори лучше, зачем в музей пришел.
Так я тебе все и рассказал, подумал Петя. И его прорвало. Все выложил он вагонному знакомому. И про то, как для дядюшки Мойла ломал компьютерные пароли, и про то, зачем в Москву ездил. И про миллион долларов за дневники Вавилова, и про «дело врачей», и про то, что, по сообщению израильтянина, шифром в сейфе является название эсминца, кормовое украшение которого висит над парадной лестницей музея.
— Это «Гангут», что ли?
— "Гангут", — вздохнул Пьеро, уже жалея, что выговорился.
Анатолий нехорошо прищурился, склонил голову и, глядя в упор в темные стекла Петиных очков, сурово порекомендовал:
— Не лез бы ты в эти дела, провайдер. Мой тебе совет. Если и дальше хочешь радовать мир своим существованием. Забудь о дневниках.
— Почему? — отступил на шаг компьютерщик, всеми фибрами души подозревая в знакомом нечестного игрока.
— По кочану.
Хутчиш облокотился на перила, жестом пригласив Петю сделать то же самое.
— Что ж мне с тобой, непоседой, делать... Площадка перед входом в зал находилась на втором этаже. Вниз вели две надраенные до блеска мраморные лестницы. Их белизну подчеркивали выкрашенные в цвет морской волны стены. А в пролете левой лестницы, прямо перед носом беседующих, помещался установленный вертикально экспонат нестандартного размера — десятиметровая, цвета хаки сигара первой советской баллистической ракеты Р-11ФМ. Привернутая к стальному боку табличка оповещала, что такими ракетами оснащались подводные лодки шестьсот одиннадцатого и шестьсот двадцать девятого проектов.
— Ничего себе дура, а? — кивнул Анатолий на экспонат. — Вот бы такой болванкой да по нашим супротивникам!
— А кто они, наши супротивники? — продолжал совать нос куда не следует отважный Петя. — Японцы, да?
Анатолий Николаевич сложил губы трубочкой и отрицательно покачал головой — дескать, никаких японцев больше и быть не может. Или это означало, что с японцами он уже разобрался?
Потом Хутчиш загадочно улыбнулся:
— Кажется, придумал.
— Что? — Петя решил добиться ответа хоть на один из вопросов.
— Куда тебя деть. Любишь за девушками ухаживать? — Вопрос, требующий не ответа, а очередного вопроса.
— За какими девушками?
— Не за какими, а за какой. Симпатичная девушка. Только нервная немного. Ну, это от волнения. И заметь, если ты ей скажешь, что по просьбе Копперфилда на компьютере проверял его трюки на безопасность, она тебе поверит.
При этом прапорщик подумал, что беседовать о девушке, даже о такой, как Марина, ему гораздо приятней, чем о боевых кораблях и коварных шпионах. Призрак морской болезни шелушился в горле.
— Какая девушка? — переспросил сбитый с толку Петя. — Откуда возьмется? Да что вы мне...
— Милая девушка, с фарфоровым личиком и стройными ножками. Тоже «делом врачей» интересуется. Вы с ней найдете общий язык. Она явится сюда из Эрмитажа через... — Анатолий повернулся к дающему тусклый свет окну, сделал ладонь левой руки лодочкой и приставил к ней указательный палец правой. Посмотрел на тень от пальца. — Сейчас у нас четырнадцать часов двадцать шесть минут. Значит, они появятся через три-четыре минуты. Только ты ее спутнику не хами. Очень негибкий тип.
— Она что, на вас работает?
— Боже упаси! — Анатолий как бы даже испуганно отстранился от Пьеро. — Да ты не беспокойся. Она сама тебе все расскажет. Поразительная особа, совсем не умеет язык за зубами держать.
Последние слова несколько остудили юношу.
— А она хоть в компьютерах шарит?
— Ну ведь не за тем, чтоб вы в «тетрис» на деньги играли, я вас знакомлю, — хмыкнул мегатонник.
Петя хотел спросить: «А зачем вы нас знакомите?», но Анатолий поверх Петиной головы крикнул вниз:
— Артем, друг мой, только давай сразу договоримся — без этих твоих понтовых прибамбасов!
Поднимающуюся по беломраморным ступеням и смотрящую под ноги Марину знакомый голос ужалил, точно шершень. Еще она почувствовала, как свело судорогой руку спутника, поддерживающую ее за локоть. Девушке захотелось бежать прочь. Тут мысль, блестящая, как скальпель, полоснула сознание: но разве она уже не пыталась сбежать? И разве ей это удалось?..
А Артем, ее верный Артем, загипнотизированно сделал следующий шаг по ступеням вверх. Предатель. Ей ничего другого не оставалось, как шагать вслед за ним.
И вот наконец они перестали смотреть снизу вверх на человека, которого допрашивали в неотреставрированном каземате Петропавловки. Допрашивали — и чуть не убили.
Может, Артем и собирался снова фукать ему в лицо некондиционным табачком, но Хутчиш посчитал нужным повторить:
— Ребятки, я вам не враг. Чесслово. Поэтому не надо тыкать меня кастетом в висок или дамской булавкой в печень. Лады?
И этих слов хватило, чтобы лишить киевлян остатков воли.
Марина и Артем затравленно молчали. То, что они перестали смотреть на Анатолия снизу вверх, им нисколечко не помогло.
А Петя, не очень-то вникая, о чем разговор, сквозь темные стекла во все глаза смотрел на личико девушки. И лицом, и фигурой она напоминала ему куклу Барби. Невольный страх проник в мятущуюся душу. Вдруг он не так одет или что-то не то сделал и теперь навсегда станет неприятен для обладательницы этих двух бездонных голубых лагун? Вдруг она догадалась, почему он в очках? Вдруг ей нравятся причесанные, а не патлатые?
Пальцы Марины машинально нырнули в сумочку, среди пудреницы, помады и прочей дребедени отыскали сигареты и зажигалку. Вспыхнул огонек, девушка выдохнула никотиновое облачко.
— А вот этого не надо, — укоризненно, как умудренный педагог, покачал головой мегатонник. — Музей ведь. Не поймут-с.
Пальцы Марины послушно переломили сигаретку посередине (та хрустнула сухой веточкой) и выбросили в лестничный пролет.
— Возьмите себя в руки, — наконец разозлился Анатолий. — Вы в музее, а не в конюшне!
Он посторонился, выпуская из двери насмотревшихся всякого и живо это обсуждающих немецких парней и девиц, заглянул в пролет, пытаясь углядеть, куда упала незатушенная сигарета, но мешало зеленое туловище баллистической ракеты.
— Что вам от нас надо? — разжал челюсти Артем, когда немцы удалились, и сделал шаг вперед, словно намереваясь закрыть девушку своим телом. — Почему вы нас преследуете?
Он сунул руки в карманы и сжал кулаки, словно ждал своей очереди на прием к стоматологу.
— Я? — искренне удивился прапорщик, все-таки готовясь к какой-нибудь безобразной выходке слишком уж прямолинейно мыслящего и действующего гайдука. — Помилуйте, да кто ж вам так клеветать-то позволит! Вы, между прочим, первыми на меня напали. В Петропавловской крепости, напомнить? А надо мне от вас немногое. Сперва я подозревал, что вы имеете отношение либо к итальянской, либо к литовской разведке. Но на моем допросе вы во всем чистосердечно признались. Выньте, пожалуйста, руку из кармана. Поверьте, драка никому не нужна. И потом — здесь музей все-таки. Храм прошлого, как-никак.
На самом деле существовало еще одно доказательство, что Артем не имеет отношения ни к какой из разведок. У агентов всех стран в ходу опознавательные пароли. Встретив незнакомца, агент обязательно ввернет в пустячной беседе несколько ключевых слов и оценит реакцию. Артем с этой стороны себя никак не проявил.
Сам же мегатонник к подобным шпионским трюкам относился с пренебрежением. Во-первых, никогда ключевое слово не подобрать настолько хорошо, чтобы оно уместно вписывалось в любые обстоятельства. А незнакомый мужчина, обращающийся к вам в туалете аэропорта со словами:
«Это вы заказывали „Пьяный корабль“ Рембо в твердом переплете?» — выглядит идиотом при любом раскладе. Во-вторых, даже после обмена правильными паролями настоящий агент не доверится незнакомцу. Он будет проверять и перепроверять собеседника каверзными вопросами. Так стоит ли морочиться? "
После некоторого колебания Артем подчинился И сразу стал как будто ниже ростом. И Марина это поняла.
— Я хочу сдать вам на поруки этого молодого человека. — Хутчиш указал на не знающего как себя вести Петю. — Это очень талантливый молодой человек. Провайдер Петр. Можно Пьеро. И кстати, тоже занимается «делом врачей». Так что вам есть о чем поговорить. Но если с ним что-нибудь случится, мне будет обидно. И если с вами что-нибудь случится, мне тоже будет обидно.
Марина собралась заявить, что о ней есть кому заботиться, да прикусила язычок. Сейчас эта фраза прозвучала бы смешно. А спутник непредсказуемого Хутчиша ей показался чересчур высокомерным. Ну и что, что они провинциалы. Подумаешь...
Анатолий прервался, чтобы принюхаться к неожиданно появившемуся нюансу в музейных запахах. Или взаправду потянуло паленым? Прапорщик перегнулся через перила. Вроде горелой тряпкой из-под ракеты пахнет. Никак уборщица в дюзах сушильный склад устроила?
А Марина рассматривала очень талантливого молодого человека «в порядке, обычном для любой женщины»: глаза, прическа, руки, обувь, одежда. Глаза незнакомца скрывали большие темные, романтические очки. Прически практически не было — нечесаную копну волос трудно назвать прической. Руки у молодого человека были красивые, тонкие и не знали куда себя деть. А также не знали, что за обувью и одеждой следует ухаживать.
Артем в свою очередь тоже взглянул на новоявленного знакомого и оценил, что свалит, случись такая надобность, этого худомерка одним прямым в челюсть.
— Ребята, — сказал Хутчиш, — нам пора уходить. Да не таращьтесь вы друг на друга, как на новые ворота. У вас хватит еще времени в гляделки поиграть.
Тут запах дыма почувствовали и «ребята». И покорно пошли вниз по ступеням за мегатонником.
Если сперва Анатолий Хутчиш собирался как-либо дать знать администрации музея о намечающемся пожаре, то теперь решил погодить. Что-то внутри не позволило. А интуиции прапорщик привык доверять.
Сдерживая невольно убыстряющийся шаг, отряд искателей приключений спустился в вестибюль. Ну а бредущий следом Пьеро на экспонаты не отвлекался. Его глаза как зацепились за выглядывающие из-под простенького, но миленького платьица кукольные ножки, так там и остались. Хутчиш тоже не стал оглядываться на притаившийся в сумраке вестибюля макет эскадренного миноносца «Пламенный» проекта 56 ПЛО в разрезе. Ради которого, собственно, и заглянул в музей. А вернее, ради того, чтобы узнать, где у миноносца камбуз, поскольку устройство корабля во многом повторяло устройство СКР «Тамбовский комсомолец», на котором была спрятана установка Икс.
Петя мучительно выдумывал какой-нибудь комплимент, с которого было бы кстати начать беседу с приглянувшейся ему девушкой. В голове назойливой мухой витало пошленькое: «Я хотел бы быть мышкой, бегающей по вашему коврику». Легче было за один присест одолеть «Х-сот», чем выжать из себя вслух нечто подобное.
Впрочем, кто сказал, что ответная симпатия рождается от удачных комплиментов? Неужели нет другого способа произвести выгодное впечатление? Пригласить в ресторан — отпадает сразу, и не потому, что денег жалко, а потому, что не любит Петя возиться с широким ассортиментом столовых приборов: ложку в одну руку, вилку в другую, нож в третью...
Чем ближе к выходу, тем чаще стучали каблучки Марины.
Пыльный, пустой гардероб. Напротив бабушка, задремавшая в ожидании покупателей открыток. Через одну перегоревшие люминесцентные трубки под потолком делают пол похожим на шкуру огромной зебры.
Вот уже рядом прямоугольник дневного света с двумя рогатыми шарами подводных мин по бокам.
«А почему бы мне не пригласить девушку в летнее кафе? Ведь это дешевле и прилично. И под каким-нибудь предлогом отделаться от ее угрюмого спутника. А если она скажет, что ей понравилось в Эрмитаже, я пообещаю экскурсию по закрытым фондам. Интересно, а как бы на моем месте поступил Анатолий Семенович?..»
— Артем, я обращаюсь к тебе как к старшему, — нагоняя стойкого оловянного солдатика, доверительно приглушил голос Анатолий. — Отправляйтесь на дачу к этому не в меру талантливому молодому Пете и переждите там хотя бы до понедельника. В воскресенье все эти игры патриотов должны закончиться. И носа оттуда не кажите. И его от себя никуда не отпускайте. Однажды он из передряги выбрался относительно целым. Второй раз ему может не повезти.
Артем на всякий случай кивнул, хотя ничего не понял.
— Не суйтесь за дневниками, — продолжал увещевать Хутчиш. — Пустое... Эх, знал бы заранее, я б вам дискету с этими дневниками подарил... да пропала дискета. Одна лиса умыкнула...
Петя отрицательно завертел головой, как ребенок уворачивается от ложки, когда радетельная мать в избытке пичкает его кашей. Он настолько увлекся перебором вариантов начала ухаживаний, что забыл, где находится. Жест же означал, что в дилемме «летнее кафе — ресторан» не победило ни то ни другое. Петя решил пригласить девушку в театр. Вроде он слыхал, что сейчас в городе проводится фестиваль «Новая радуга». А поскольку фестиваль фольклорный, то билеты не должны стоить дорого.
Марину покоробило, что их недавний пленник шепчется не с ней, а с Артемом. В отместку обоим она немного отстала и взяла талантливого провайдера под руку, как бы обозначая допустимую границу сближения между союзными сторонами. Еще этим она хотела показать, кто здесь главный, и пусть Хутчиш не командует. У Пети в зобу дыханье сперло и все кафе с театрами вылетели из головы.
Прапорщик прочитал скрытый смысл Марининых действий и позволил уголкам губ улыбкой признаться в этом. А зря. Все равно что показать жест «окей» — колечко из указательного и большого пальцев — выходцу из Средиземноморья, где, как известно, этот жест означает небанальную сексуальную ориентацию.
Для Марины недобитый хам перестал существовать.
Дневной свет, льющийся пусть и с пасмурного неба, резко ударил четверку по глазам приливной волной. В уши песком набился шум легковых машин и троллейбусов. Поэтому Марина не сразу задала юноше в очках вопрос, который ее очень волновал:
— А что с вами произошло? — Чужие грустные истории ее интересовали до глубины души.
— Да я это... — замялся Петя, потянулся снять очки, но опомнился. — Мне это... Короче, Билл Гейтс предложил поработать над «Виндоуз 98». А его подчиненные из зависти наняли бандитов. Еле отбился... Попомните мое слово, без меня «Майкрософт» крепко облажается!
Кукольные ресницы распахнулись широко-широко, приглашая сказочного принца в плюшевый мир.
Хутчиш хотел что-то сказать, но благоразумно отвернулся, усилием возвращая на место вывихнутую улыбкой челюсть.
Один удар в пах, локтем по затылку, потом прыжок двумя ногами сверху, подумал Артем.
И тут рвануло.
Все звуки и переживания заглушил кошмарный треск, будто взорвался великанский кинескоп. Петушиными перьями закружили нарезанные ломтики крови. Навстречу разверзшейся крыше Военно-морского музея разверзлось пепельное небо. Скрежета тормозов перепуганного транспорта слышно не было — мир утонул в пучине адского рева. Черный «форд» беззвучно врезался в черную «пятерку». Потерявший управление троллейбус проломил ограждение моста и завис, до половины высунувшись над рекой. И десятиметровая кубинская сигара цвета хаки — первая советская баллистическая ракета, — ослепив зрителей бенгальскими снопами огня из сопла, всосалась в низкие тучи.
Асфальт тряхнуло, как при землетрясении, обсмоленные лоскутья крыши бумерангами осыпались на землю.
— Ничего себе, — вздохнул Анатолий, поднимаясь и отряхивая брюки. — Я думал, не взлетит. Значит, уборщица в сопле не только половые тряпки прятала, но и химический очиститель... — Ясно как божий день: при подготовке ракеты к отправке в музей боеголовку демонтировали, а вот про твердотопливный заряд забыли. И тряпки, которыми беспечная уборщица заткнула дюзу, воспламенившись, послужили своего рода запальным контуром. Давление и температура в камере сгорания поднялись до критической отметки, топливо возгорелось — и произошел самопроизвольный запуск. — Да-а, умом Россию не понять...
Эпизод двадцать третий
30 июля, суббота, 16.00 по московскому времени.
Клен ты мой опальный
На почти отвесном склоне голой, продуваемой всеми ветрами скалы, тонкой и острой, словно меч-катана, с уступами, напоминающими изломы ширмы, примостилась древняя, как само время, сосна.
В течение десятилетий цепляясь корнями за бесплодный гранит, питаясь лишь дождевой водой и скудными отложениями минеральных солей в скальных трещинах, противостоя напору ураганных ветров, секущих ливней и безжалостного солнца, она не засохла. Победила. Подняла над мертвым камнем свое искривленное в борьбе со стихией, но в той же борьбе закаленное, могучеетело, распростерла над миром сучья-лапы. Кора ее была серой и морщинистой от старости, ветви, укрытые пышной хвоей, тянулись к небу, знаменуя триумф жизни над всеми превратностями судьбы.
Господин Доктор смотрел на не покорившееся времени древо, слегка искривив в полуулыбке тонкие бескровные губы. Казалось даже, что в глубине холодных глаз прячется что-то человеческое.
Потом на лицо старого разведчика вдруг набежало облачко озабоченности. Он взял с изящного полированного столика специальные миниатюрные ножницы, склонился над кроной сосны и осторожно, любовно обрезал слишком сильно выросшую ветвь. Выпрямился и еще раз оглядел миниатюрную, не более пяти дюймов высотой, сосну на скале, сотворенной из кусочка туфового камня. .
Придраться не к чему: вот оно, совершенство.
Эх, в нынешние суматошные времена искусство «того, что растет в плошке», или бонсай, уже не то. Нынешние бонсаисты знай себе выращивают уродливых карликов, напрочь забыв, что их призвание — создавать макрокосмос в микрокосмосе, отражать неразрывную гармонию между человеком и природой, показывать, что, как и бонсай, сам человек является лишь малой частью Вселенной, «зернышком риса» среди великолепия гор, полей, лесов и рек... А эти сопляки — тяп-ляп, и готово: получите кривую палочку, небрежно воткнутую в землю, зато гордо названную «Китайская айва туманным утром в Су-чжоу».
За окном проворчал автомобиль. И смолк. Маленький, узкий переулок — никто бы не догадался, что здесь находится конспиративная квартира одной из самых сильных разведок мира.
Из соображений конспирации здесь даже не тронули оставленную хозяевами обстановку, естественно, просветив все, что просвечивается, и простучав все, что простукивается. Господин Доктор привык к скитаниям по свету и давно приспособился к несколько великоватым для себя европейским диванам и стульям. Ведь в действительности между чистым бытием и приписываемыми ему Признаками нет того противоречия, которое представляется на первый взгляд...
Вот и зеркало в пластиковой рыжей раме на стене — просто зеркало для непосвященного, но стоит нажать кнопку на пульте, как оно превращается в элегантное средство связи.
Господин Доктор вздохнул, отложил отрезанную веточку и ножницы на столик и повернулся к экрану, вмонтированному в стену над статуэткой гагатового Будды. Несколько секунд бесстрастно разглядывал изображение, потом произнес:
— Генерал, мы вами недовольны. Вы не догадываетесь почему?
Теперь в глазах Доктора ничего человеческого не осталось. В экран смотрели студеные ледышки доисторической рептилии, чудом дожившей до наших дней. Подобные переходы не являлись результатом каких-либо мимических упражнений из актерского арсенала. Такова была самая сущность старого китайца.
Господин Доктор говорил едва слышно. Он не любил кричать, шуметь и вообще как-то проявлять эмоции. Слишком долго жил он на этом свете, слишком многое видел и испытал, чтобы сейчас позволять себе кричать. Да и церемония ухаживания за бонсай не терпела несдержанности.
Однако подхваченный чувствительным микрофоном звук его голоса проходил через гармонизатор и достигал ушей собеседника в виде грозного рыка, от которого у любого начинали самопроизвольно трястись поджилки и потеть ладони.
Изображение на мониторе пошло мелкой рябью. Генерал Семен по ту сторону экрана поежился. Старый, обрюзгший, подвластный порокам человек. В гражданской одежде. С взъерошенными усами. Даже, кажется, небритый. Бедный, зачем ты полез не в свое дело? Впрочем, Доктор не испытывал к продажному генералу жалости. В течение почти двадцати лет он заботливо, как бонсай-клен, выращивал своего агента, то милостиво удобряя его похвалой и дензнаками, то хладнокровно обрезая разросшиеся веточки самонадеянности и гордыни. Творение удалось на славу... Но теперь его роль сыграна, и оно должно быть выкорчевано. Ведь Семен был не более чем одной из тысячи отыгранных пешек, которыми управляла умелая рука резидента и которые в результате должны были принести ему установку Икс. Принести, иными словами, господство над миром.
Клен ты мой опальный
На почти отвесном склоне голой, продуваемой всеми ветрами скалы, тонкой и острой, словно меч-катана, с уступами, напоминающими изломы ширмы, примостилась древняя, как само время, сосна.
В течение десятилетий цепляясь корнями за бесплодный гранит, питаясь лишь дождевой водой и скудными отложениями минеральных солей в скальных трещинах, противостоя напору ураганных ветров, секущих ливней и безжалостного солнца, она не засохла. Победила. Подняла над мертвым камнем свое искривленное в борьбе со стихией, но в той же борьбе закаленное, могучеетело, распростерла над миром сучья-лапы. Кора ее была серой и морщинистой от старости, ветви, укрытые пышной хвоей, тянулись к небу, знаменуя триумф жизни над всеми превратностями судьбы.
Господин Доктор смотрел на не покорившееся времени древо, слегка искривив в полуулыбке тонкие бескровные губы. Казалось даже, что в глубине холодных глаз прячется что-то человеческое.
Потом на лицо старого разведчика вдруг набежало облачко озабоченности. Он взял с изящного полированного столика специальные миниатюрные ножницы, склонился над кроной сосны и осторожно, любовно обрезал слишком сильно выросшую ветвь. Выпрямился и еще раз оглядел миниатюрную, не более пяти дюймов высотой, сосну на скале, сотворенной из кусочка туфового камня. .
Придраться не к чему: вот оно, совершенство.
Эх, в нынешние суматошные времена искусство «того, что растет в плошке», или бонсай, уже не то. Нынешние бонсаисты знай себе выращивают уродливых карликов, напрочь забыв, что их призвание — создавать макрокосмос в микрокосмосе, отражать неразрывную гармонию между человеком и природой, показывать, что, как и бонсай, сам человек является лишь малой частью Вселенной, «зернышком риса» среди великолепия гор, полей, лесов и рек... А эти сопляки — тяп-ляп, и готово: получите кривую палочку, небрежно воткнутую в землю, зато гордо названную «Китайская айва туманным утром в Су-чжоу».
За окном проворчал автомобиль. И смолк. Маленький, узкий переулок — никто бы не догадался, что здесь находится конспиративная квартира одной из самых сильных разведок мира.
Из соображений конспирации здесь даже не тронули оставленную хозяевами обстановку, естественно, просветив все, что просвечивается, и простучав все, что простукивается. Господин Доктор привык к скитаниям по свету и давно приспособился к несколько великоватым для себя европейским диванам и стульям. Ведь в действительности между чистым бытием и приписываемыми ему Признаками нет того противоречия, которое представляется на первый взгляд...
Вот и зеркало в пластиковой рыжей раме на стене — просто зеркало для непосвященного, но стоит нажать кнопку на пульте, как оно превращается в элегантное средство связи.
Господин Доктор вздохнул, отложил отрезанную веточку и ножницы на столик и повернулся к экрану, вмонтированному в стену над статуэткой гагатового Будды. Несколько секунд бесстрастно разглядывал изображение, потом произнес:
— Генерал, мы вами недовольны. Вы не догадываетесь почему?
Теперь в глазах Доктора ничего человеческого не осталось. В экран смотрели студеные ледышки доисторической рептилии, чудом дожившей до наших дней. Подобные переходы не являлись результатом каких-либо мимических упражнений из актерского арсенала. Такова была самая сущность старого китайца.
Господин Доктор говорил едва слышно. Он не любил кричать, шуметь и вообще как-то проявлять эмоции. Слишком долго жил он на этом свете, слишком многое видел и испытал, чтобы сейчас позволять себе кричать. Да и церемония ухаживания за бонсай не терпела несдержанности.
Однако подхваченный чувствительным микрофоном звук его голоса проходил через гармонизатор и достигал ушей собеседника в виде грозного рыка, от которого у любого начинали самопроизвольно трястись поджилки и потеть ладони.
Изображение на мониторе пошло мелкой рябью. Генерал Семен по ту сторону экрана поежился. Старый, обрюзгший, подвластный порокам человек. В гражданской одежде. С взъерошенными усами. Даже, кажется, небритый. Бедный, зачем ты полез не в свое дело? Впрочем, Доктор не испытывал к продажному генералу жалости. В течение почти двадцати лет он заботливо, как бонсай-клен, выращивал своего агента, то милостиво удобряя его похвалой и дензнаками, то хладнокровно обрезая разросшиеся веточки самонадеянности и гордыни. Творение удалось на славу... Но теперь его роль сыграна, и оно должно быть выкорчевано. Ведь Семен был не более чем одной из тысячи отыгранных пешек, которыми управляла умелая рука резидента и которые в результате должны были принести ему установку Икс. Принести, иными словами, господство над миром.