Страница:
способными не распоряжались. Высшие походили на верхушку дерева, а народ -
на вольного оленя. [Люди] были прямыми и честными и не ведали, что это
справедливость; любили друг друга и не ведали, что это милосердие; были
искренними и не знали, что это верность; [делали то, что] следует, и не
ведали, что это доверие; работали и помогали друг другу и не ведали, что это
благодеяние. Поэтому-то [они] ходили, не оставляя следов, вершили дела, но
не рассказывали [о них] преданий {21}.
Почтительный сын, [который] не льстит своим родителям, верный слуга,
[который] не льстит своему государю, - таковы совершенные слуга и сын.
[Того, кто] поддакивает каждому слову родителей, [одобряет] каждый [их]
поступок, в народе зовут негодным сыном. [Того, кто] поддакивает каждому
слову государя, одобряет каждый [его] поступок, в народе зовут негодным
слугой. И все же не знают, что такова необходимость. Ведь не зовут льстецом
того, кто одобряет как истину [все], сказанное в народе, считает хорошим
[все], названное [в народе]! Значит ли это, что к народу относятся с большим
почтением, чем к родителям, с большим уважением, чем к государю? [Стоит]
назвать кого-либо угодником, и сразу же бросят гневный взгляд; [стоит]
назвать кого-либо льстецом., и сразу же бросят недовольный взгляд, а [между
тем] на всю жизнь остаются угодниками, на всю жизнь остаются льстецами.
Нанизывая сравнения, разукрашивая речи, собирают толпы [слушателей], и
[никто] их ни в начале, ни в конце, ни главных, ни второстепенных не предает
всех вместе суду. В длинных разноцветных халатах принимают различные позы,
чтобы пленить своих современников, но не называют себя угодниками и
льстецами. Становясь учениками, вслед за наставником твердят об истинном и
ложном, но не считают себя людьми дюжинными. [Таково] круглое невежество.
Тот, кто понимает свое невежество, [уже] не совсем невежда; тот, кто
понимает свое заблуждение, [уже] не заблуждается [столь] глубоко. От
глубокого заблуждения не освободиться всю жизнь; круглому невежде не
измениться до смерти. [Когда], один из троих потерял дорогу, [они] еще могут
прийти к цели, [ибо] заблудившихся меньшинство. [Когда же] двое [из них]
потеряли дорогу, путь [их] не приведет к цели, [ибо] победят заблудившиеся.
Ныне же заблудились [все] в Поднебесной. Я и взываю, но не могу обрести
отклика. Как это печально! Возвышенный голос не трогает слуха односельчан.
[Заслыша] "Ломаем тополь", "Яркие цветы" {22}, [они] хохочут. По этой-то
причине высокие речи не задерживаются в сердцах дюжинных людей. [Когда же]
не звучат слова истины, верх берут пошлые речи. [Удары] по паре глиняных
горшков заглушат колокол, и не достигнешь цели. Ныне же оглушены [все] в
Поднебесной. Я взываю, но не могу обрести отклика. Настаивать, зная, что не
обретешь [отклика], еще одно заблуждение. Поэтому лучше их оставить и не
продолжать поисков. Перестану искать, - кто же разделит [со мной] печаль?
У Прокаженного в полночь родился сын. [Он] поспешил взять огня и стал
пристально всматриваться, боясь лишь, чтобы сын [не оказался] на него
похожим.
От столетнего дерева отрубили [часть ствола], сделали жертвенный сосуд
и украсили его черным и желтым орнаментом. Обрубок же бросили в канаву.
Сравним жертвенный сосуд с обрубком в канаве и [увидим], сколь различны
красота и уродство. Но и сосуд и обрубок равно утратили свою природу.
По-разному осуществляют справедливость [разбойник] Чжи и Цзэн-[цзы] с
Хронистом [Ю], однако [все] трое в равной мере утратили свою природу. Ведь
для утраты [своей] природы существует пять [возможностей]. Первая - пять
красок, которые расстраивают зрение, лишают глаза зоркости; вторая - пять
тонов, которые расстраивают слух, его притупляют; третья - пять запахов, от
которых ослабляется обоняние и закладывает нос; четвертая - пять пряностей,
от которых теряются и извращаются вкусовые ощущения; пятая - смущающие
сердца пристрастие и неприязнь, от которых [изначальная] природа
разлетается, [словно пыль]. Все эти пять [возможностей] - враги жизни. А тут
еще начали отделяться Ян [Чжу] и Mo [Ди], считая, что [именно] они обрели
[истину]. Я же не называю это обретением [истины]. Разве можно назвать
обретшим [истину] того, кто бедствует? Ведь тогда Сова или Голубка,
очутившись в клетке, также могут считать это обретением? Тем более что
пристрастие и неприязнь, звуки и краски [служат им], чтобы отгородиться от
внутреннего; а кожаная шапка с перьями зимородка, памятная дщица и широкий
пояс {23} ограничивают их во внешнем. Внутреннее отгорожено клеткой, а
внешнее - рядами шнуров. Для тех, кто красуется в шнурах, да еще считает это
обретением [истины], это такое же обретение, как для преступника - веревки
на руках и тиски, сжимающие пальцы; а для тигров и барсов - мешки и загоны.
Глава 13
ПУТЬ ПРИРОДЫ
В пути природы [все] движется, ничто не застаивается, поэтому и
возникает [вся] тьма вещей. В пути предков [все] движется, ничто не
застаивается, поэтому [к ним] и обращаются [все] в Поднебесной. В пути
мудрых [все] движется, ничто не застаивается, поэтому [все] среди морей [им]
покоряются. Кто познал природу, постиг мудрость, [все] шесть явлений и
четыре времени года, свойства предков и [древних] царей, тот [предоставляет
все] самодвижению и, не проявляясь, всегда [сохраняет] покой.
Покой мудрого не означает, что покой - это добро, и оттого [он] покоен.
[Вся] тьма вещей не заслуживает того, чтобы [из-за нее] тревожить сердце,
поэтому [он] и покоен. [Когда] вода в покое, [в ней] виден ясно [каждый
волосок] бороды, бровей. [Ее] уровень точен, и большой мастер берет [его] за
образец. [Если] в покое вода чистая, то тем более [чист] разум. Сердце
мудрого в покое - это зеркало неба и земли, зеркало [всей] тьмы вещей {1}.
Ведь пустота, покой, безмятежность, безразличие, уединение, тишина, недеяние
- это уровень неба и земли, высшее в природных свойствах. Поэтому предки,
[древние] цари и мудрые мужи оставляли [деятельность]. Оставив
[деятельность], очистившись до пустоты, [наполнялись] сущностью, а сущностью
и [определяли] людские порядки. Пустота [влечет за собой] покой, покой -
движение, движение - восприятие. Покой [влечет за собой] недеяние, недеяние
- ответственность за [свое] дело. Недеяние [влечет за собой] удовлетворение,
удовлетворение не оставляет места ни горю, ни печали, [а дает] долголетие.
Ведь пустота, покой, безмятежность, безразличие, уединение, тишина, недеяние
- основа [всей] тьмы вещей. Те, кто понял это, становились лицом к югу - и
государем стал Высочайший; те, кто понял это, становились лицом к северу - и
советником стал Ограждающий. Встать с помощью [основы] над всеми - таково
достоинство предка, [древнего] царя, Сына Неба. Остаться с ее помощью внизу
- таков путь скрывающегося мудрого, не коронованного царя. Уединиться с ее
помощью {2} и уйти странствовать - таков [путь] мужей на реках и морях, в
горах и лесах. [Тот, кто] с ее помощью действует и успокаивает
современников, приобретает великие заслуги, славное имя и объединяет
Поднебесную. В покое становятся мудрецом, в движении - царем. [Того, кто] не
действует, почитают; с тем, кто безыскуственен и прост, не сможет
состязаться в красоте никто в Поднебесной. Ведь того, кто постиг свойства
неба и земли, называем великим основателем, великим родоначальником. [Он]
един с природой, а поэтому приводит к гармонии Поднебесную, [он] един с
людьми. Быть в единстве с людьми - это наслаждение человеческое, быть в
единстве с природой - это наслаждение естественное.
Чжуанцзы сказал:
- О мой учитель! О мой учитель! Крошишь [всю] тьму вещей, а не жесток;
взращиваешь тьму поколений, а не милосерден. [Ты] старше самой отдаленной
древности, а не стар. Покрывая и поддерживая и небо и землю, отливаешь и
высекаешь тьму форм, а не тленен. Это и называется естественным
наслаждением. Поэтому и говорится: "Для того, кто познал естественное
наслаждение, жизнь - проявление природы, смерть - изменение вещи". В покое у
него те же свойства, что у [силы] холода; в движении у него такие же волны,
как у [силы] жара {3}. Поэтому для того, кто познал естественнное
наслаждение, нет ни гнева небес, ни людского порицания, ни бремени вещей, ни
кары душ предков. Поэтому и говорится: "В его движении - небо, в его покое -
земля. Сердцем в едином утвердится и царствует в Поднебесной, души предков
[ему] не вредят, [его] не утомляют". Сердцем в едином утвердится, и [ему]
покорится [вся] тьма вещей. [Если] слова исходят из пустоты и покоя,
достигают неба и земли, проникают во [всю] тьму вещей, это называется
естественным наслаждением. Естественное наслаждение - это стремление
мудрого, который пасет [всех] в Поднебесной.
Родоначальники свойств предков и [древних] царей - это небо и земля;
хозяева их - свойства пути, постоянное в них - недеяние. При недеянии брали
у Поднебесной и оставался избыток, при деянии давали Поднебесной и [все] не
хватало. Поэтому-то древние и ценили недеяние. [Если] высшие [держались]
недеяния и низшие [держались] недеяния, то низшие приобретали те же
свойства, что и высшие. Когда низшие приобретали те же свойства, что и
высшие, не [оставалось] слуг {4}. [Если] низшие [держались] деяния и высшие
[держались] деяния, то высшие обретали тот же путь, что и низшие. Когда
высшие обретали тот же путь, что и низшие, не [оставалось] хозяина. Высшим
необходимо недеяние, и [они] берут у Поднебесной; низшим необходимо деяние и
[они] дают Поднебесной - таков неизменный путь. Поэтому древние, царствуя в
Поднебесной, не заботились [ни о чем], хотя и охватывали своими знаниями
небо и землю; не говорили, хотя своим красноречием [могли] вылепить [всю]
тьму вещей; не действовали, хотя были способны [совершить] все среди морей.
Небо не рождает, а [вся] тьма вещей [сама] развивается; земля не выращивает,
а [вся] тьма вещей [сама] вскармливается. Предки и [древние] цари
[держались] недеяния, а [все] в Поднебесной завершалось. Поэтому и
говорится: "Нет ничего священнее неба, нет ничего богаче земли, нет ничего
величественнее предков и [древних] царей". Поэтому и говорится: "Предки и
[древние] цари в свойствах равны небу и земле". Таково учение о том, как
оседлать небо и землю, как погонять [всю] тьму вещей и применять массу
людей.
Корень в высшем, верхушка в низшем; основное за хозяином, подробности
за слугой. В движении трех армий и [воинов] пяти родов оружия {5} - верхушки
свойств. В наградах и карах, выгоде и ущербе, в приговоре к пяти наказаниям
- верхушки обучения. В обрядах и законах, мерах и числах, телах и названиях,
изучении и сравнении - верхушки управления. В звуках колокола и барабана, в
красоте перьев и [бычьих] хвостов - верхушки радости. В плаче и причитаниях,
траурных одеждах, пышных или скудных - верхушки горя. Таковы [все] пять
верхушек, но чтобы за ними следовали, необходимо движение разума, необходимо
движение сердца. Учение о верхушках было у древних, но [его] вовсе не
ставили на первое место. Благородный муж начинает, слуга [за ним] следует;
отец начинает, сын [за ним] следует; старший брат начинает, младший -
следует; старшие начинают, а младшие - следуют; мужчины начинают, а женщины
- следуют; муж начинает, а жена - следует. Ведь в том, что впереди шествуют
более почитаемые, а за ними - менее почитаемые, - порядок неба и земли.
Поэтому мудрые [ему] и подражали. Священное и мудрое [в том, что] небо
наверху, а земля внизу: порядок четырех времен года в том, что весна и лето
сначала, а за ними осень и зима; развитие в том, что [вся] тьма вещей
изменяется, приобретает форму, зарождаясь и отделяясь, и умирает, отцветая и
увядая. [Если] у самых священных - неба и земли - есть порядок высшего и
низшего, первого и второго, то тем более [он должен быть] в пути людском.
Порядок великого [людского] пути таков; в родовом храме почитают предков,
при дворе - высших, в общине - старейших, в делах - добродетельных. Говорить
о пути и отрицать его порядки - [означает] отрицать сам путь. [Если]
отрицать путь, как же можно им пользоваться? По этой причине в древности те,
кто постиг великий путь, начинали постижение с природы [неба], а затем
переходили к природным свойствам; от природных свойств переходили к
милосердию и справедливости; от милосердия я справедливости - к разделению
по рангам и обязанностям; от разделения по рангам и обязанностям - к телам и
названиям; от тел и названий - к назначению на должности по способностям; от
назначения по способностям - к наблюдению и расследованию; от наблюдения и
расследования - к одобрению и порицанию; от одобрения и порицания - к
наградам и наказаниям; постигнув награды и наказания, отвели должное место
умным и глупым, утвердили положение благородных и презренных. Милосердные,
добродетельные и неумелые по [своей] сущности строго делились по
способностям, строго отвечали названию. Так вот служили высшим, так вот
пасли низших, так вот управляли вещами, так вот совершенствовали самих себя.
Не прибегая ни к знаниям, ни к замыслам, непременно обращались к природе.
Это и называлось поистине мирным правлением.
В древних преданиях говорится: "есть тела, есть и названия". Тела и
названия {6} были [еще] у древних, но их не ставили на первое место. [Когда]
древние рассуждали о великом пути, то могли упомянуть о телах и названиях в
[числе] пяти изменений, могли упомянуть и о наградах и наказаниях в [числе]
девяти изменений. На первое место ставит тела и названия [тот, кто] не знает
их основы; на первое место ставит награды и наказания [тот, кто] не знает,
где их начало. Рассуждают, извращая путь, разглагольствуют, противореча
пути, - такие могут [лишь] управляться людьми, но разве способны управлять
людьми? Те, кто на первое место ставит тела и названия, награды и наказания,
познали орудия управления, но им неведом путь управления. [Они] могут быть
ислользованы Поднебесной, но недостойны использовать Поднебесную. Таких
называют софистами и педантами. У древних были обычаи и законы, меры и
числа, тела и названия, изучение и сравнение. С их помощью низшие служили
высшим, но не высшие пасли низших.
В старину Ограждающий спросил Высочайшего:
- Какие старания прилагаешь [ты], небесный государь?
- Я не кичусь перед беспомощными, не бросаю бедных, - ответил
Высочайший. - Оплакиваю умерших, радуюсь новорожденным, жалею женщин. Вот
так и стараюсь.
- Прекрасно-то прекрасно, - сказал Ограждающий. - Но не величественно.
- А как нужно? - спросил Высочайший.
- [Как] покой, который приносят небесные свойства. С таким же
постоянством, с которым светят солнце и луна, сменяют [друг друга] времена
года, день и ночь, с которым движение облаков дает дождь.
- [Сколько] беспокойства! [Сколько] тревоги! - воскликнул; Высочайший.
- Ты в единстве с Небом, я же в единстве с людьми.
Ведь древние почитали великими небо и землю, восхищались Желтым
Предком, Высочайшим и Ограждающим. Но разве в древности царившие в
Поднебесной действовали? [Следовали] за небом и землей и только.
Конфуций отправился на запад, чтобы спрятать книги {7} в чжоуском
хранилище, а Цзылу [ему] сказал:
- [Я], Ю, слышал, среди летописцев в Чжоу был Лаоцзы, [но он] отказался
от должности и вернулся к себе домой. Не отправиться ли [к нему] за помощью,
[если вы], учитель, хотите спрятать книги?
- Прекрасно, - сказал Конфуций и отправился к Лаоцзы, но тот отказался
[помочь], и [Конфуций] стал [его] убеждать, излагая [все] двенадцать основ
{8}.
- Слишком пространно, - прервал его Лаоцзы и сказал, - хочу услышать
самое важное.
-Самое важное - это милосердие и справедливость, - ответил Конфуций.
- Разрешите узнать, каков характер милосердного и справедливого? -
спросил Лаоцзы.
- Хорошо, - ответил Конфуций. - Без милосердия нельзя стать благородным
мужем; без справедливости нельзя даже родиться благородным мужем. Милосердие
и справедливость - таков характер истинного человека. Как же может быть
иначе?
- Разрешите спросить, - сказал Лаоцзы, - что [вы] называете,
милосердием и справедливостью?
- От души радоваться вместе со [всеми] вещами, любить всех без
пристрастия. Таковы чувства милосердия и справедливости, - ответил Конфуций.
- О! Почти как в речах последышей. Любовь ко всем разве не нелепость?
Беспристрастие - разве это не пристрастие? - сказал Лаоцзы. - [Если вы],
учитель, не хотите, чтобы Поднебесная лишилась своих пастырей, вы [должны
желать ей] постоянства [такого же], как у неба и земли. Ведь, конечно, будут
светить солнце и луна, будет свой порядок у звезд и планет, будут стаи птиц
и стада зверей, и деревья будут [расти] вверх. [Если бы вы], учитель,
действовали, подражая [их] свойствам, следовали [их] путем, то уже [достигли
бы] истинного. К чему же столь рьяно вешать о милосердии и справедливости,
точно с барабанным боем отыскивать потерянного сына? Ах, [вы], учитель,
вносите смуту в характер человека!
Муж [по прозванию] Филигранщик {9} увиделся с Лаоцзы и спросил:
- Я слышал, что [вы1, учитель, мудрый человек, и поэтому пришел [с
вами] повидаться. Меня не удержала и дальняя дорога. Прошел [мимо] сотни
постоялых дворов, ноги покрылись мозолями, но не смел остановиться. Ныне же
я увидел, что вы не мудрец: у мышиных нор остатки риса, бросать его как
попало - не милосердно. У [вас] полно и сырого и вареного, а [вы] собираете
и накапливаете без предела.
Лаоцзы с безразличным видом промолчал. На другой день Филигранщик снова
увиделся с Лаоцзы и сказал:
- Вчера я над вами насмехался. Почему же сегодня мое сердце искренне
[от этого] отказывается?
- Я сам считал, что избавился [от тех, кто] ловко узнает проницательных
и мудрых, - ответил Лаоцзы. - [Если бы] вчера вы назвали меня Волом, [и я]
назвался бы Волом; назвали бы меня Конем, [и я] назвался бы Конем. Если,
встретив какую-то сущность, кто-то дает ей название; [то], не приняв
названия, примешь, от такого беду. Я покорился не оттого, что был покорен, а
покорился, не изменившись.
Филигранщик пошел бочком, избегая [его] тени, вошел прямо в дом, не
сняв обуви, и спросил:
- Как же [мне] совершенствоваться?
- Ведешь себя высокомерно, смотришь дерзко, - сказал Лаоцзы. - Лоб [у
тебя] высокий и простой, а рычишь, словно тигр, вид неестественный. Стоишь,
будто конь на привязи, умчался бы, а насильно себя удерживаешь. Кинешься -
так стрелой, разбираешься - так в мелочах, познал [все] хитрости, а смотришь
безмятежно. Никто не найдет [тебя] достойным доверия. На окраинах бывают
такие, и имя им - воры.
Учитель {10} сказал:
- Путь в огромном не исчерпывается, в мельчайшем не отсутствует.
Поэтому-то [он] представлен полностью во [всей] тьме вещей.
Обширный-обширный, [он] все в себе объемлет. Глубокий, - он неизмерим. Тела
же, их свойства, милосердие, справедливость - [лишь] верхушки разума. Кто
кроме настоящего человека способен его определить? Разве мир, которым
обладает настоящий человек, не велик? А ведь считает [мир] недостойным,
чтобы возложить на себя его бремя. Настоящий человек не идет вместе с теми,
кто борется за рукоять <власти в> Поднебесной. Изучая, [он] отвергает
ложное. Не идет вместе с теми, кто гонится за выгодой. [Познает] до конца
истинную [природу] вещей и способен соблюсти их основу. Поэтому относится к
небу и земле [как] к внешнему, покидает [всю] тьму вещей и никогда ничем не
отягощает разум. Проникая в путь, сливаясь с [его] свойствами, отвергая
милосердие и справедливость, изгоняя церемонии и музыку, - так утверждает
настоящий человек [свое] сердце.
Речи, которые в мире ценят, записывают. Записи - это лишь речи. В речах
есть ценное. Ценится в речах мысль. [Но] мысль за чем-то следует, [а] то, за
чем мысль следует, нельзя передать словами. Однако в мире, ценя речи,
передают [их] записями. Пусть в мире их ценят, я все же [считаю, что они]
этого не достойны {11}. Ведь ценят их не за то, что в них ценного. Ибо
[когда] смотрят, видны [лишь] форма и цвет; [когда] слушают, слышны [лишь]
название и голос. Увы! Люди в мире считают форму и цвет, название и голос
достаточными, чтобы постичь природу другого; а воистину формы и цвета,
названия и голоса недостаточно, чтобы постичь природу другого. Разве в мире
понимают, [что] "знающий не говорит, говорящий не знает" {12}?!
Хуаньгун читал нараспев книгу в зале, а подле зала тесал колесо
колесный мастер Маленький. Отложив молоток и долото, мастер вошел в зал и
спросил:
- Осмелюсь ли задать вопрос: что за слова, [вы], государь, распеваете?
- Слова мудрецов, - ответил царь.
- Живы ли [те] мудрецы?
- Уже умерли. - Значит государь повторяет лишь отголоски тленных душ
древних людей?
- Как смеешь [ты], колесный мастер, рассуждать о книге, которую читаю
[я], единственный? [Если] есть что сказать - говори, а нечего - так умрешь!
- [Я, ваш] слуга, отнесся к этому, как к своему делу, - ответил
Маленький. - Если [я] работаю медленно, [мне] легко, но [колесо] получается
непрочным. [Если] спешу, [мне] тяжело, а [колесо] не прилаживается. [Когда
же] не спешу и не медлю, то овладеваю [мастерством] руками, и откликаюсь
сердцем {13}. [Но] уста мои безмолвствуют - в этом есть [какой-то] секрет
{14}. [Я, ваш] слуга, не могу в притче [передать его] сыну. Сын [мой,
вашего] слуги, также не способен воспринять его от [меня, вашего] слуги.
Оттого-то, проработав семь десятков лет, [я] все еще мастерю колеса. Тем
менее способны передать [свое мастерство] древние люди. [Они] мертвы, и
значит то, что повторяет государь, лишь отголоски тленных душ древних людей.
Глава 14
ВРАЩАЕТСЯ [ЛИ] НЕБО?
- Вращается ли небо? Покоится ли земля? Борются ли за [свое] место
солнце и луна? Кто-нибудь это направил? Кто-нибудь эти связи установил?
Кто-нибудь от безделья [их] толкнул и привел в движение? Значит ли это, что
[их] принудила скрытая пружина? Значит ли это, что [они] не могут сами
остановить свое движение? Облака ли порождают дождь? Дождь ли порождает
облака? Кто-нибудь посылает эти обильные даяния? Кто-нибудь все это
подталкивает, развлекаясь от безделья? Ветер, возникнув на севере, дует то
на запад, то на восток, блуждает в вышине. Это чье-либо дыхание? Кто-нибудь
от безделья приводит [его] в волнение? Дозвольте спросить: каковы [для
этого] причины? {1}
- Подойди! Я тебе поведаю, - ответил Колдун Всех Призывающий {2}. - В
природе существуют шесть полюсов и пять элементов. [Когда] предки и цари с
ними считались, царил порядок; шли им наперекор, случалась беда. Когда
появились из [реки] Ло девять [начертаний] {3}, порядок установился
совершенный, свойства [обрели] полноту. [Предки], как зеркальное отражение,
освещали [все] внизу на земле. [Все] в Поднебесной их поддерживали. Они-то л
назывались высшими предками.
Дан, главный жрец, [ведавший] закланием жертвенного скота в Шан,
спросил Чжуанцзы, что такое милосердие.
- Милосердны тигры и волки {4}, - ответил Чжуанцзы.
- Что это значит?
- Как же не милосердны, если волчица и волчата любят друг друга?
- Разрешите спросить о настоящем милосердии!
- Для настоящего милосердия не существует родственных чувств.
- [Я], Дан, слышал о том, что без родства нет и любви, без любви нет и
сыновней почтительности. Ведь не может быть настоящего милосердия без
почтительного отношения к родителям!
- [Нет], это не так, - ответил Чжуанцзы. - Настоящее милосердие высоко.
О нем, конечно, не стоит и говорить [исходя из] сыновней почтительности. В
[твоих же] словах сыновняя почтительность не преувеличена, а преуменьшена.
Ведь отчего, подходя к Ин {5} с юга, не замечают на севере [гору] Миншань?
Оттого, что [она] далека от Ин. Поэтому и говорится: уважать родителей
легче, чем их любить, любить родителей легче, чем их забыть, забыть
родителей легче, чем заставить родителей забыть о тебе, заставить родителей
забыть о тебе легче, чем [самому] забыть обо всем в Поднебесной, забыть обо
всем в Поднебесной легче, чем заставить всех в Поднебесной о тебе забыть.
Ведь [обладающий] свойствами забывает про Высочайшего и Ограждающего и
предается недеянию. Блага [его] распространяются на тьму поколений, а
Поднебесная [о нем] и не знает. Как можно только вздыхать да твердить о
милосердии, о сыновней почтительности? Ведь всем этим - почтительностью к
родителям и старшим братьям, милосердием и справедливостью, преданностью и
доверием, целомудрием и честностью - [люди] заставляют себя служить
собственной добродетели, большего [все это] не стоит. Поэтому и говорится:
"Настоящее благородство отвергает царские почести, настоящее богатство
отвергает царскую сокровищницу, настоящие чаяния отвергают имя и славу". От
всего этого путь не изменяется.
Совершенный от Северных Ворот {6} сказал Желтому Предку:
- [Вы], владыка, исполняли мелодию "Восход солнца" {7} на просторах у
озера Дунтин. Я стал ее слушать и сначала испугался, затем предался
бездействию, под конец пришел в смятение, взволнованный, молчал и [долго] не
мог овладеть собой.
- Ты близок к истине, - ответил Желтый Предок. - Я сложил [эту] мелодию
с помощью человеческого, настроил [цинь] с помощью природного, исполнил с
помощью обрядов и долга, наполнил ее великой чистотой. [Ведь] настоящая
мелодия сначала соответствует людским делам, согласуется с естественными
законами, осуществляется с помощью пяти добродетелей, отвечает
естественности; затем она приводит к гармонии четыре времени года, к
великому единству [всю] тьму {8} вещей. Одно время года сменяется другим и
соответственно рождается [вся] тьма вещей, то расцветая, то увядая, с
постоянным распределением [дел] гражданских и военных {9}. [Эфир] прозрачный
на вольного оленя. [Люди] были прямыми и честными и не ведали, что это
справедливость; любили друг друга и не ведали, что это милосердие; были
искренними и не знали, что это верность; [делали то, что] следует, и не
ведали, что это доверие; работали и помогали друг другу и не ведали, что это
благодеяние. Поэтому-то [они] ходили, не оставляя следов, вершили дела, но
не рассказывали [о них] преданий {21}.
Почтительный сын, [который] не льстит своим родителям, верный слуга,
[который] не льстит своему государю, - таковы совершенные слуга и сын.
[Того, кто] поддакивает каждому слову родителей, [одобряет] каждый [их]
поступок, в народе зовут негодным сыном. [Того, кто] поддакивает каждому
слову государя, одобряет каждый [его] поступок, в народе зовут негодным
слугой. И все же не знают, что такова необходимость. Ведь не зовут льстецом
того, кто одобряет как истину [все], сказанное в народе, считает хорошим
[все], названное [в народе]! Значит ли это, что к народу относятся с большим
почтением, чем к родителям, с большим уважением, чем к государю? [Стоит]
назвать кого-либо угодником, и сразу же бросят гневный взгляд; [стоит]
назвать кого-либо льстецом., и сразу же бросят недовольный взгляд, а [между
тем] на всю жизнь остаются угодниками, на всю жизнь остаются льстецами.
Нанизывая сравнения, разукрашивая речи, собирают толпы [слушателей], и
[никто] их ни в начале, ни в конце, ни главных, ни второстепенных не предает
всех вместе суду. В длинных разноцветных халатах принимают различные позы,
чтобы пленить своих современников, но не называют себя угодниками и
льстецами. Становясь учениками, вслед за наставником твердят об истинном и
ложном, но не считают себя людьми дюжинными. [Таково] круглое невежество.
Тот, кто понимает свое невежество, [уже] не совсем невежда; тот, кто
понимает свое заблуждение, [уже] не заблуждается [столь] глубоко. От
глубокого заблуждения не освободиться всю жизнь; круглому невежде не
измениться до смерти. [Когда], один из троих потерял дорогу, [они] еще могут
прийти к цели, [ибо] заблудившихся меньшинство. [Когда же] двое [из них]
потеряли дорогу, путь [их] не приведет к цели, [ибо] победят заблудившиеся.
Ныне же заблудились [все] в Поднебесной. Я и взываю, но не могу обрести
отклика. Как это печально! Возвышенный голос не трогает слуха односельчан.
[Заслыша] "Ломаем тополь", "Яркие цветы" {22}, [они] хохочут. По этой-то
причине высокие речи не задерживаются в сердцах дюжинных людей. [Когда же]
не звучат слова истины, верх берут пошлые речи. [Удары] по паре глиняных
горшков заглушат колокол, и не достигнешь цели. Ныне же оглушены [все] в
Поднебесной. Я взываю, но не могу обрести отклика. Настаивать, зная, что не
обретешь [отклика], еще одно заблуждение. Поэтому лучше их оставить и не
продолжать поисков. Перестану искать, - кто же разделит [со мной] печаль?
У Прокаженного в полночь родился сын. [Он] поспешил взять огня и стал
пристально всматриваться, боясь лишь, чтобы сын [не оказался] на него
похожим.
От столетнего дерева отрубили [часть ствола], сделали жертвенный сосуд
и украсили его черным и желтым орнаментом. Обрубок же бросили в канаву.
Сравним жертвенный сосуд с обрубком в канаве и [увидим], сколь различны
красота и уродство. Но и сосуд и обрубок равно утратили свою природу.
По-разному осуществляют справедливость [разбойник] Чжи и Цзэн-[цзы] с
Хронистом [Ю], однако [все] трое в равной мере утратили свою природу. Ведь
для утраты [своей] природы существует пять [возможностей]. Первая - пять
красок, которые расстраивают зрение, лишают глаза зоркости; вторая - пять
тонов, которые расстраивают слух, его притупляют; третья - пять запахов, от
которых ослабляется обоняние и закладывает нос; четвертая - пять пряностей,
от которых теряются и извращаются вкусовые ощущения; пятая - смущающие
сердца пристрастие и неприязнь, от которых [изначальная] природа
разлетается, [словно пыль]. Все эти пять [возможностей] - враги жизни. А тут
еще начали отделяться Ян [Чжу] и Mo [Ди], считая, что [именно] они обрели
[истину]. Я же не называю это обретением [истины]. Разве можно назвать
обретшим [истину] того, кто бедствует? Ведь тогда Сова или Голубка,
очутившись в клетке, также могут считать это обретением? Тем более что
пристрастие и неприязнь, звуки и краски [служат им], чтобы отгородиться от
внутреннего; а кожаная шапка с перьями зимородка, памятная дщица и широкий
пояс {23} ограничивают их во внешнем. Внутреннее отгорожено клеткой, а
внешнее - рядами шнуров. Для тех, кто красуется в шнурах, да еще считает это
обретением [истины], это такое же обретение, как для преступника - веревки
на руках и тиски, сжимающие пальцы; а для тигров и барсов - мешки и загоны.
Глава 13
ПУТЬ ПРИРОДЫ
В пути природы [все] движется, ничто не застаивается, поэтому и
возникает [вся] тьма вещей. В пути предков [все] движется, ничто не
застаивается, поэтому [к ним] и обращаются [все] в Поднебесной. В пути
мудрых [все] движется, ничто не застаивается, поэтому [все] среди морей [им]
покоряются. Кто познал природу, постиг мудрость, [все] шесть явлений и
четыре времени года, свойства предков и [древних] царей, тот [предоставляет
все] самодвижению и, не проявляясь, всегда [сохраняет] покой.
Покой мудрого не означает, что покой - это добро, и оттого [он] покоен.
[Вся] тьма вещей не заслуживает того, чтобы [из-за нее] тревожить сердце,
поэтому [он] и покоен. [Когда] вода в покое, [в ней] виден ясно [каждый
волосок] бороды, бровей. [Ее] уровень точен, и большой мастер берет [его] за
образец. [Если] в покое вода чистая, то тем более [чист] разум. Сердце
мудрого в покое - это зеркало неба и земли, зеркало [всей] тьмы вещей {1}.
Ведь пустота, покой, безмятежность, безразличие, уединение, тишина, недеяние
- это уровень неба и земли, высшее в природных свойствах. Поэтому предки,
[древние] цари и мудрые мужи оставляли [деятельность]. Оставив
[деятельность], очистившись до пустоты, [наполнялись] сущностью, а сущностью
и [определяли] людские порядки. Пустота [влечет за собой] покой, покой -
движение, движение - восприятие. Покой [влечет за собой] недеяние, недеяние
- ответственность за [свое] дело. Недеяние [влечет за собой] удовлетворение,
удовлетворение не оставляет места ни горю, ни печали, [а дает] долголетие.
Ведь пустота, покой, безмятежность, безразличие, уединение, тишина, недеяние
- основа [всей] тьмы вещей. Те, кто понял это, становились лицом к югу - и
государем стал Высочайший; те, кто понял это, становились лицом к северу - и
советником стал Ограждающий. Встать с помощью [основы] над всеми - таково
достоинство предка, [древнего] царя, Сына Неба. Остаться с ее помощью внизу
- таков путь скрывающегося мудрого, не коронованного царя. Уединиться с ее
помощью {2} и уйти странствовать - таков [путь] мужей на реках и морях, в
горах и лесах. [Тот, кто] с ее помощью действует и успокаивает
современников, приобретает великие заслуги, славное имя и объединяет
Поднебесную. В покое становятся мудрецом, в движении - царем. [Того, кто] не
действует, почитают; с тем, кто безыскуственен и прост, не сможет
состязаться в красоте никто в Поднебесной. Ведь того, кто постиг свойства
неба и земли, называем великим основателем, великим родоначальником. [Он]
един с природой, а поэтому приводит к гармонии Поднебесную, [он] един с
людьми. Быть в единстве с людьми - это наслаждение человеческое, быть в
единстве с природой - это наслаждение естественное.
Чжуанцзы сказал:
- О мой учитель! О мой учитель! Крошишь [всю] тьму вещей, а не жесток;
взращиваешь тьму поколений, а не милосерден. [Ты] старше самой отдаленной
древности, а не стар. Покрывая и поддерживая и небо и землю, отливаешь и
высекаешь тьму форм, а не тленен. Это и называется естественным
наслаждением. Поэтому и говорится: "Для того, кто познал естественное
наслаждение, жизнь - проявление природы, смерть - изменение вещи". В покое у
него те же свойства, что у [силы] холода; в движении у него такие же волны,
как у [силы] жара {3}. Поэтому для того, кто познал естественнное
наслаждение, нет ни гнева небес, ни людского порицания, ни бремени вещей, ни
кары душ предков. Поэтому и говорится: "В его движении - небо, в его покое -
земля. Сердцем в едином утвердится и царствует в Поднебесной, души предков
[ему] не вредят, [его] не утомляют". Сердцем в едином утвердится, и [ему]
покорится [вся] тьма вещей. [Если] слова исходят из пустоты и покоя,
достигают неба и земли, проникают во [всю] тьму вещей, это называется
естественным наслаждением. Естественное наслаждение - это стремление
мудрого, который пасет [всех] в Поднебесной.
Родоначальники свойств предков и [древних] царей - это небо и земля;
хозяева их - свойства пути, постоянное в них - недеяние. При недеянии брали
у Поднебесной и оставался избыток, при деянии давали Поднебесной и [все] не
хватало. Поэтому-то древние и ценили недеяние. [Если] высшие [держались]
недеяния и низшие [держались] недеяния, то низшие приобретали те же
свойства, что и высшие. Когда низшие приобретали те же свойства, что и
высшие, не [оставалось] слуг {4}. [Если] низшие [держались] деяния и высшие
[держались] деяния, то высшие обретали тот же путь, что и низшие. Когда
высшие обретали тот же путь, что и низшие, не [оставалось] хозяина. Высшим
необходимо недеяние, и [они] берут у Поднебесной; низшим необходимо деяние и
[они] дают Поднебесной - таков неизменный путь. Поэтому древние, царствуя в
Поднебесной, не заботились [ни о чем], хотя и охватывали своими знаниями
небо и землю; не говорили, хотя своим красноречием [могли] вылепить [всю]
тьму вещей; не действовали, хотя были способны [совершить] все среди морей.
Небо не рождает, а [вся] тьма вещей [сама] развивается; земля не выращивает,
а [вся] тьма вещей [сама] вскармливается. Предки и [древние] цари
[держались] недеяния, а [все] в Поднебесной завершалось. Поэтому и
говорится: "Нет ничего священнее неба, нет ничего богаче земли, нет ничего
величественнее предков и [древних] царей". Поэтому и говорится: "Предки и
[древние] цари в свойствах равны небу и земле". Таково учение о том, как
оседлать небо и землю, как погонять [всю] тьму вещей и применять массу
людей.
Корень в высшем, верхушка в низшем; основное за хозяином, подробности
за слугой. В движении трех армий и [воинов] пяти родов оружия {5} - верхушки
свойств. В наградах и карах, выгоде и ущербе, в приговоре к пяти наказаниям
- верхушки обучения. В обрядах и законах, мерах и числах, телах и названиях,
изучении и сравнении - верхушки управления. В звуках колокола и барабана, в
красоте перьев и [бычьих] хвостов - верхушки радости. В плаче и причитаниях,
траурных одеждах, пышных или скудных - верхушки горя. Таковы [все] пять
верхушек, но чтобы за ними следовали, необходимо движение разума, необходимо
движение сердца. Учение о верхушках было у древних, но [его] вовсе не
ставили на первое место. Благородный муж начинает, слуга [за ним] следует;
отец начинает, сын [за ним] следует; старший брат начинает, младший -
следует; старшие начинают, а младшие - следуют; мужчины начинают, а женщины
- следуют; муж начинает, а жена - следует. Ведь в том, что впереди шествуют
более почитаемые, а за ними - менее почитаемые, - порядок неба и земли.
Поэтому мудрые [ему] и подражали. Священное и мудрое [в том, что] небо
наверху, а земля внизу: порядок четырех времен года в том, что весна и лето
сначала, а за ними осень и зима; развитие в том, что [вся] тьма вещей
изменяется, приобретает форму, зарождаясь и отделяясь, и умирает, отцветая и
увядая. [Если] у самых священных - неба и земли - есть порядок высшего и
низшего, первого и второго, то тем более [он должен быть] в пути людском.
Порядок великого [людского] пути таков; в родовом храме почитают предков,
при дворе - высших, в общине - старейших, в делах - добродетельных. Говорить
о пути и отрицать его порядки - [означает] отрицать сам путь. [Если]
отрицать путь, как же можно им пользоваться? По этой причине в древности те,
кто постиг великий путь, начинали постижение с природы [неба], а затем
переходили к природным свойствам; от природных свойств переходили к
милосердию и справедливости; от милосердия я справедливости - к разделению
по рангам и обязанностям; от разделения по рангам и обязанностям - к телам и
названиям; от тел и названий - к назначению на должности по способностям; от
назначения по способностям - к наблюдению и расследованию; от наблюдения и
расследования - к одобрению и порицанию; от одобрения и порицания - к
наградам и наказаниям; постигнув награды и наказания, отвели должное место
умным и глупым, утвердили положение благородных и презренных. Милосердные,
добродетельные и неумелые по [своей] сущности строго делились по
способностям, строго отвечали названию. Так вот служили высшим, так вот
пасли низших, так вот управляли вещами, так вот совершенствовали самих себя.
Не прибегая ни к знаниям, ни к замыслам, непременно обращались к природе.
Это и называлось поистине мирным правлением.
В древних преданиях говорится: "есть тела, есть и названия". Тела и
названия {6} были [еще] у древних, но их не ставили на первое место. [Когда]
древние рассуждали о великом пути, то могли упомянуть о телах и названиях в
[числе] пяти изменений, могли упомянуть и о наградах и наказаниях в [числе]
девяти изменений. На первое место ставит тела и названия [тот, кто] не знает
их основы; на первое место ставит награды и наказания [тот, кто] не знает,
где их начало. Рассуждают, извращая путь, разглагольствуют, противореча
пути, - такие могут [лишь] управляться людьми, но разве способны управлять
людьми? Те, кто на первое место ставит тела и названия, награды и наказания,
познали орудия управления, но им неведом путь управления. [Они] могут быть
ислользованы Поднебесной, но недостойны использовать Поднебесную. Таких
называют софистами и педантами. У древних были обычаи и законы, меры и
числа, тела и названия, изучение и сравнение. С их помощью низшие служили
высшим, но не высшие пасли низших.
В старину Ограждающий спросил Высочайшего:
- Какие старания прилагаешь [ты], небесный государь?
- Я не кичусь перед беспомощными, не бросаю бедных, - ответил
Высочайший. - Оплакиваю умерших, радуюсь новорожденным, жалею женщин. Вот
так и стараюсь.
- Прекрасно-то прекрасно, - сказал Ограждающий. - Но не величественно.
- А как нужно? - спросил Высочайший.
- [Как] покой, который приносят небесные свойства. С таким же
постоянством, с которым светят солнце и луна, сменяют [друг друга] времена
года, день и ночь, с которым движение облаков дает дождь.
- [Сколько] беспокойства! [Сколько] тревоги! - воскликнул; Высочайший.
- Ты в единстве с Небом, я же в единстве с людьми.
Ведь древние почитали великими небо и землю, восхищались Желтым
Предком, Высочайшим и Ограждающим. Но разве в древности царившие в
Поднебесной действовали? [Следовали] за небом и землей и только.
Конфуций отправился на запад, чтобы спрятать книги {7} в чжоуском
хранилище, а Цзылу [ему] сказал:
- [Я], Ю, слышал, среди летописцев в Чжоу был Лаоцзы, [но он] отказался
от должности и вернулся к себе домой. Не отправиться ли [к нему] за помощью,
[если вы], учитель, хотите спрятать книги?
- Прекрасно, - сказал Конфуций и отправился к Лаоцзы, но тот отказался
[помочь], и [Конфуций] стал [его] убеждать, излагая [все] двенадцать основ
{8}.
- Слишком пространно, - прервал его Лаоцзы и сказал, - хочу услышать
самое важное.
-Самое важное - это милосердие и справедливость, - ответил Конфуций.
- Разрешите узнать, каков характер милосердного и справедливого? -
спросил Лаоцзы.
- Хорошо, - ответил Конфуций. - Без милосердия нельзя стать благородным
мужем; без справедливости нельзя даже родиться благородным мужем. Милосердие
и справедливость - таков характер истинного человека. Как же может быть
иначе?
- Разрешите спросить, - сказал Лаоцзы, - что [вы] называете,
милосердием и справедливостью?
- От души радоваться вместе со [всеми] вещами, любить всех без
пристрастия. Таковы чувства милосердия и справедливости, - ответил Конфуций.
- О! Почти как в речах последышей. Любовь ко всем разве не нелепость?
Беспристрастие - разве это не пристрастие? - сказал Лаоцзы. - [Если вы],
учитель, не хотите, чтобы Поднебесная лишилась своих пастырей, вы [должны
желать ей] постоянства [такого же], как у неба и земли. Ведь, конечно, будут
светить солнце и луна, будет свой порядок у звезд и планет, будут стаи птиц
и стада зверей, и деревья будут [расти] вверх. [Если бы вы], учитель,
действовали, подражая [их] свойствам, следовали [их] путем, то уже [достигли
бы] истинного. К чему же столь рьяно вешать о милосердии и справедливости,
точно с барабанным боем отыскивать потерянного сына? Ах, [вы], учитель,
вносите смуту в характер человека!
Муж [по прозванию] Филигранщик {9} увиделся с Лаоцзы и спросил:
- Я слышал, что [вы1, учитель, мудрый человек, и поэтому пришел [с
вами] повидаться. Меня не удержала и дальняя дорога. Прошел [мимо] сотни
постоялых дворов, ноги покрылись мозолями, но не смел остановиться. Ныне же
я увидел, что вы не мудрец: у мышиных нор остатки риса, бросать его как
попало - не милосердно. У [вас] полно и сырого и вареного, а [вы] собираете
и накапливаете без предела.
Лаоцзы с безразличным видом промолчал. На другой день Филигранщик снова
увиделся с Лаоцзы и сказал:
- Вчера я над вами насмехался. Почему же сегодня мое сердце искренне
[от этого] отказывается?
- Я сам считал, что избавился [от тех, кто] ловко узнает проницательных
и мудрых, - ответил Лаоцзы. - [Если бы] вчера вы назвали меня Волом, [и я]
назвался бы Волом; назвали бы меня Конем, [и я] назвался бы Конем. Если,
встретив какую-то сущность, кто-то дает ей название; [то], не приняв
названия, примешь, от такого беду. Я покорился не оттого, что был покорен, а
покорился, не изменившись.
Филигранщик пошел бочком, избегая [его] тени, вошел прямо в дом, не
сняв обуви, и спросил:
- Как же [мне] совершенствоваться?
- Ведешь себя высокомерно, смотришь дерзко, - сказал Лаоцзы. - Лоб [у
тебя] высокий и простой, а рычишь, словно тигр, вид неестественный. Стоишь,
будто конь на привязи, умчался бы, а насильно себя удерживаешь. Кинешься -
так стрелой, разбираешься - так в мелочах, познал [все] хитрости, а смотришь
безмятежно. Никто не найдет [тебя] достойным доверия. На окраинах бывают
такие, и имя им - воры.
Учитель {10} сказал:
- Путь в огромном не исчерпывается, в мельчайшем не отсутствует.
Поэтому-то [он] представлен полностью во [всей] тьме вещей.
Обширный-обширный, [он] все в себе объемлет. Глубокий, - он неизмерим. Тела
же, их свойства, милосердие, справедливость - [лишь] верхушки разума. Кто
кроме настоящего человека способен его определить? Разве мир, которым
обладает настоящий человек, не велик? А ведь считает [мир] недостойным,
чтобы возложить на себя его бремя. Настоящий человек не идет вместе с теми,
кто борется за рукоять <власти в> Поднебесной. Изучая, [он] отвергает
ложное. Не идет вместе с теми, кто гонится за выгодой. [Познает] до конца
истинную [природу] вещей и способен соблюсти их основу. Поэтому относится к
небу и земле [как] к внешнему, покидает [всю] тьму вещей и никогда ничем не
отягощает разум. Проникая в путь, сливаясь с [его] свойствами, отвергая
милосердие и справедливость, изгоняя церемонии и музыку, - так утверждает
настоящий человек [свое] сердце.
Речи, которые в мире ценят, записывают. Записи - это лишь речи. В речах
есть ценное. Ценится в речах мысль. [Но] мысль за чем-то следует, [а] то, за
чем мысль следует, нельзя передать словами. Однако в мире, ценя речи,
передают [их] записями. Пусть в мире их ценят, я все же [считаю, что они]
этого не достойны {11}. Ведь ценят их не за то, что в них ценного. Ибо
[когда] смотрят, видны [лишь] форма и цвет; [когда] слушают, слышны [лишь]
название и голос. Увы! Люди в мире считают форму и цвет, название и голос
достаточными, чтобы постичь природу другого; а воистину формы и цвета,
названия и голоса недостаточно, чтобы постичь природу другого. Разве в мире
понимают, [что] "знающий не говорит, говорящий не знает" {12}?!
Хуаньгун читал нараспев книгу в зале, а подле зала тесал колесо
колесный мастер Маленький. Отложив молоток и долото, мастер вошел в зал и
спросил:
- Осмелюсь ли задать вопрос: что за слова, [вы], государь, распеваете?
- Слова мудрецов, - ответил царь.
- Живы ли [те] мудрецы?
- Уже умерли. - Значит государь повторяет лишь отголоски тленных душ
древних людей?
- Как смеешь [ты], колесный мастер, рассуждать о книге, которую читаю
[я], единственный? [Если] есть что сказать - говори, а нечего - так умрешь!
- [Я, ваш] слуга, отнесся к этому, как к своему делу, - ответил
Маленький. - Если [я] работаю медленно, [мне] легко, но [колесо] получается
непрочным. [Если] спешу, [мне] тяжело, а [колесо] не прилаживается. [Когда
же] не спешу и не медлю, то овладеваю [мастерством] руками, и откликаюсь
сердцем {13}. [Но] уста мои безмолвствуют - в этом есть [какой-то] секрет
{14}. [Я, ваш] слуга, не могу в притче [передать его] сыну. Сын [мой,
вашего] слуги, также не способен воспринять его от [меня, вашего] слуги.
Оттого-то, проработав семь десятков лет, [я] все еще мастерю колеса. Тем
менее способны передать [свое мастерство] древние люди. [Они] мертвы, и
значит то, что повторяет государь, лишь отголоски тленных душ древних людей.
Глава 14
ВРАЩАЕТСЯ [ЛИ] НЕБО?
- Вращается ли небо? Покоится ли земля? Борются ли за [свое] место
солнце и луна? Кто-нибудь это направил? Кто-нибудь эти связи установил?
Кто-нибудь от безделья [их] толкнул и привел в движение? Значит ли это, что
[их] принудила скрытая пружина? Значит ли это, что [они] не могут сами
остановить свое движение? Облака ли порождают дождь? Дождь ли порождает
облака? Кто-нибудь посылает эти обильные даяния? Кто-нибудь все это
подталкивает, развлекаясь от безделья? Ветер, возникнув на севере, дует то
на запад, то на восток, блуждает в вышине. Это чье-либо дыхание? Кто-нибудь
от безделья приводит [его] в волнение? Дозвольте спросить: каковы [для
этого] причины? {1}
- Подойди! Я тебе поведаю, - ответил Колдун Всех Призывающий {2}. - В
природе существуют шесть полюсов и пять элементов. [Когда] предки и цари с
ними считались, царил порядок; шли им наперекор, случалась беда. Когда
появились из [реки] Ло девять [начертаний] {3}, порядок установился
совершенный, свойства [обрели] полноту. [Предки], как зеркальное отражение,
освещали [все] внизу на земле. [Все] в Поднебесной их поддерживали. Они-то л
назывались высшими предками.
Дан, главный жрец, [ведавший] закланием жертвенного скота в Шан,
спросил Чжуанцзы, что такое милосердие.
- Милосердны тигры и волки {4}, - ответил Чжуанцзы.
- Что это значит?
- Как же не милосердны, если волчица и волчата любят друг друга?
- Разрешите спросить о настоящем милосердии!
- Для настоящего милосердия не существует родственных чувств.
- [Я], Дан, слышал о том, что без родства нет и любви, без любви нет и
сыновней почтительности. Ведь не может быть настоящего милосердия без
почтительного отношения к родителям!
- [Нет], это не так, - ответил Чжуанцзы. - Настоящее милосердие высоко.
О нем, конечно, не стоит и говорить [исходя из] сыновней почтительности. В
[твоих же] словах сыновняя почтительность не преувеличена, а преуменьшена.
Ведь отчего, подходя к Ин {5} с юга, не замечают на севере [гору] Миншань?
Оттого, что [она] далека от Ин. Поэтому и говорится: уважать родителей
легче, чем их любить, любить родителей легче, чем их забыть, забыть
родителей легче, чем заставить родителей забыть о тебе, заставить родителей
забыть о тебе легче, чем [самому] забыть обо всем в Поднебесной, забыть обо
всем в Поднебесной легче, чем заставить всех в Поднебесной о тебе забыть.
Ведь [обладающий] свойствами забывает про Высочайшего и Ограждающего и
предается недеянию. Блага [его] распространяются на тьму поколений, а
Поднебесная [о нем] и не знает. Как можно только вздыхать да твердить о
милосердии, о сыновней почтительности? Ведь всем этим - почтительностью к
родителям и старшим братьям, милосердием и справедливостью, преданностью и
доверием, целомудрием и честностью - [люди] заставляют себя служить
собственной добродетели, большего [все это] не стоит. Поэтому и говорится:
"Настоящее благородство отвергает царские почести, настоящее богатство
отвергает царскую сокровищницу, настоящие чаяния отвергают имя и славу". От
всего этого путь не изменяется.
Совершенный от Северных Ворот {6} сказал Желтому Предку:
- [Вы], владыка, исполняли мелодию "Восход солнца" {7} на просторах у
озера Дунтин. Я стал ее слушать и сначала испугался, затем предался
бездействию, под конец пришел в смятение, взволнованный, молчал и [долго] не
мог овладеть собой.
- Ты близок к истине, - ответил Желтый Предок. - Я сложил [эту] мелодию
с помощью человеческого, настроил [цинь] с помощью природного, исполнил с
помощью обрядов и долга, наполнил ее великой чистотой. [Ведь] настоящая
мелодия сначала соответствует людским делам, согласуется с естественными
законами, осуществляется с помощью пяти добродетелей, отвечает
естественности; затем она приводит к гармонии четыре времени года, к
великому единству [всю] тьму {8} вещей. Одно время года сменяется другим и
соответственно рождается [вся] тьма вещей, то расцветая, то увядая, с
постоянным распределением [дел] гражданских и военных {9}. [Эфир] прозрачный