и [эфир] мутный [с помощью сил] жара и холода гармонически соединяются, в
потоках света [слышится] их звучание. [Чтобы] насекомые очнулись от спячки,
я пробуждаю их раскатами грома {10}. Конец без исхода, начало - без зачина.
То смерть, то рождение, то упадок, то подъем - [эти явления] постоянны и
бесконечны, но каждый раз неожиданны, поэтому ты и испугался.
Я снова заиграл мелодию, объединяющую [силы] жара и холода, озарил ее
сиянием солнца и луны. Звуки то прерывистые, то протяжные, то нежные, то
суровые, изменяются [все они] в единстве. В них постоянство, ибо нет
главенствующего. В долине - [звуки] наполняют всю долину, в котловине - всю
котловину. [Размах] мелодии определяется объемом вещи; прегради [все] щели -
и сохранится [ее] сила. Она широка и свободна, название ее высокое и
светлое. Поэтому души предков и боги будут держаться во мраке {11}, а солнце
и луна, планеты и звезды - продвигаться своим порядком. Я останавливался
вместе с теми, у которых есть предел, двигался вместе с теми, которые
бесконечны. Я размышлял о них, но не мог их постичь; смотрел на них, но не
смог их увидеть; следовал за ними, но не мог их догнать. Бездумно стоял [я]
на пути к четырем пустотам, опираясь на высокий платан, и пел. Зрение
истощилось в стремлении все увидеть, силы истощились в стремлении все
догнать. Я не сумел [всего] достичь, и тело наполнилось пустотой,
успокоилось, поэтому-то и [ты] успокоился и предался бездействию.
Я снова заиграл, не ленясь, соединив мелодию с естественной жизнью.
[Звуки] следовали беспорядочно, бесформенные, будто в зарослях мелодии леса.
Разливаясь широко, но не растягиваясь, сумрачная, смутная, [почти]
беззвучная, [она] ниоткуда не исходила, задерживалась в глубокой тьме. Одни
называли ее умиранием, другие - рождением; одни - плодом, другие -
цветением. В движении, в течении [она] рассеивалась, перемещалась, не
придерживаясь постоянного. В мире в ней сомневались, [предоставляя] мудрому
[ее] изучать. Мудрый же постигал [ее] природу, а следовал естественности.
Творческая сила природы еще не затрагивалась, а [все] пять органов чувств
уже наготове. Это и называется естественной мелодией: слов нет, а сердце
радуется. Поэтому род Владеющих Огнем {12} ее и [прославил] в гимне {13}.

Вслушайся - звука ее не услышишь.
Формы ее не увидишь, всмотревшись.
Небо заполнит, наполнит и землю,
Шесть полюсов обнимая собою.

Ты захотел ее услышать, но не воспринял, а поэтому и пришел в смятение.
Мелодию [я] начал со страха, страх и вызывает наваждение. Затем я снова
[заиграл] ленивее, [ты] предался бездействию, поэтому [все] и отступило. В
заключение же [я] вызвал смятение. От смятения приходят к омрачению, от
омрачения - к пути. Путем можно наполниться и с ним пребывать.

[Когда] Конфуций странствовал на Западе в Вэй, Янь Юань задал вопрос
наставнику Золотому {14}:
- Что думаете [вы] о поступках учителя?
- [Твой] учитель зашел в тупик. Как жаль! - воскликнул наставник
Золотой.
- Почему? - спросил Янь Юань.
- [Пока при обряде] соломенное чучело собаки {15} еще не показывали, -
ответил наставник Золотой, - ее укладывают в корзину, покрывают узорчатым
платком, а Покойник и жрец, чтоб приблизиться к ней, соблюдают пост. А после
обряда, когда это чучело выбросят, прохожие топчут ему голову и спину,
солому же просто сжигают, готовя пищу. [Если кто-нибудь] снова подберет
[чучело собаки], уложит в корзину, покроет узорчатым платком и, странствуя,
будет под ней спать, ему приснится кошмар или [он] засорит себе глаза. Ныне
же [твой] учитель опять подбирает залежалые чучела собак [времен] древних
царей, сзывает учеников, [с ними] странствует и спит под чучелом. Поэтому-то
на него свалили дерево в Сун, [он] заметал следы [при бегстве] из Вэй,
терпел бедствие в Шан и Чжоу - разве это не было кошмарным сном? [Он] был
осажден между Чэнь и Цай, семь дней [оставался] без горячей пищи, на грани
смерти - разве это не было засорением глаз? Ведь по воде лучше всего
передвигаться в лодке, а по суше - в повозке. В лодке можно передвигаться по
воде, но толкать лодку по суше {16} не значит ли за всю жизнь не сделать ни
шага? Разве древность не отличается от нашего времени, как вода от суши?
Разве чжоуские порядки не отличаются от луских, как лодка от повозки?
Применять ныне в Лу чжоуские порядки - не то же ли, что толкать лодку по
суху? Утомительно и бесполезно, да и для здоровья вредно. Конфуций не
ведает, что движение безгранично, что, соответствуя вещам [все развитие]
бесконечно. Разве ты не видел [колодезного] журавля? Черпаешь [воду] -
нагибается, отпустишь - поднимается. Ведь человек его нагибает, а не [он]
нагибает человека. Поэтому его поклоны не могут обидеть людей. [Так же и]
обряды и долг, законы и меры [времен] трех владык и пяти предков уважали не
за то, [что] они были одинаковыми, а за то, что отвечали порядку. Поэтому
сравнивать обряды и долг, законы и меры [времен] трех владык и пяти предков
то же, что уподоблять [друг другу] резань и грушу, мандарин и помелон:
[хотя] все они съедобны, но вкус у всех различный. Так же и обряды, долг,
законы, меры изменяются в соответствии с временем. [Если же] ныне оденем
обезьяну в платье Чжоу гуна {17}, она непременно станет кусать, грызть,
тащить, рвать [платье] и не успокоится, пока [его с себя] не стащит. Изучая
различия между древностью и современностью, [видим, что] они подобны
различию между обезьяной и Чжоу гуном. В старину [красавица] Си Ши из-за
боли в сердце хмурилась при всех в селении. На нее залюбовалась некая
Уродина и, вернувшись к себе [домой], также стала хвататься за сердце и
хмуриться при всех в своем селении. Однако богачи, завидя ее, запирали
накрепко ворота и не показывались, а бедняки завидя ее, уходили прочь, уводя
с собой жен и сыновей. Уродина поняла [лишь], что хмуриться красиво, но не
поняла, почему красиво. Жаль! И [твой] учитель оказался в [таком же] тупике!

Конфуций дожил до пятидесяти лет и одного года, а не слышал о пути.
Тогда [он] отправился на юг, достиг Пэй, увиделся с Лаоцзы и тот [его]
спросил:
- Ты пришел? Я слышал, что ты добродетельный с Севера. Ты также обрел
путь?
- Еще не обрел, - ответил Конфуций.
- Как же ты его искал? - спросил Лаоцзы.
- Я искал его в мерах и числах, но за пять лет [так и] не обрел,
- Как же ты еще искал?
- Я искал его в [силах] жара и холода, но за десять лет и два года [так
и] не обрел.
- Так, - сказал Лаоцзы. - Если бы путь можно было подносить [в дар],
каждый поднес бы его своему государю; если бы путь можно было подавать,
каждый подал бы его своим родителям; если бы о пути можно было поведать
другим, каждый поведал бы о нем своим старшим и младшим братьям; если бы
путь можно было вручать другим, каждый вручил бы его своим сыновьям и
внукам. Но этого сделать нельзя по той причине, что [путь] не задержится [у
того, у кого] внутри нет главного; не подойдет [тому,, кто] внешне [ему] не
пара. [Если путь] исходит изнутри, [то] не воспринимается извне, [от]
мудрого человека не изойдет; [если] входит извне, [то] не станет главным
внутри, и мудрый человек [его] не прячет.
Слава - общее достояние, много [от нее] забирать нельзя. Милосердие и
справедливость - [это словно] постоялый двор древних государей, [там] можно
разок переночевать, долго жить нельзя, многие встречные [будут] укорять.
Настоящие люди древности проходили дорогой милосердия, останавливались на
ночлег у справедливости, чтобы странствовать в беспредельной пустоте,
кормиться от небольшого поля, обрабатывать незаложенный <не взятый взаймы>
огород, [жить] на приволье, в недеянии. От небольшого [поля] легко
прокормиться, с незаложенного <не взятого взаймы> [огорода] не отдавать
<займа> {18}. Древние это называли странствиями в сборе истинного. Кто
считает истинным богатство, не способен уступить жалованья; кто считает
истинным славу, не способен уступить имени; кто любит власть, не способен
отдать [ее] рукоять другому. [Тот, кто] держит [все] это в руках - дрожит;
[кто] их отдает - страдает. Ни у кого [из них] нет зеркала, чтобы увидеть
[себя]: тот, кто не прекращает, [становится] убийцей природного. Гнев и
милость, взимание и возврат, советы и обучение, жизнь и казнь - эти восемь
[действий] - орудия исправления. Но применять их способен лишь тот, кто
следует за великими изменениями и ничему не препятствует. Поэтому и
говорится: "Исправляет тот, кто [действует] правильно". Перед тем, чье
сердце с этим не согласно, не откроются врата природы.
Конфуций встретился с Лаоцзы и заговорил о милосердии и справедливости.
- [Если], провеивая мякину, засоришь глаза, - сказал Лаоцзы, - то небо
и земля, [все] четыре страны света поменяются местами. [Если] искусают
комары и москиты, не заснешь всю ночь. [Но] нет смуты большей, чем печаль о
милосердии и справедливости {19} - [она] возмущает мое сердце. Если бы вы
старались, чтобы Поднебесная не утратила своей простоты, вы бы двигались,
подражая ветру, останавливались, возвращаясь к [природным] свойствам. К чему
же столь рьяно, будто в поисках потерянного сына, бьете во [все] неподвижные
и переносные барабаны? Ведь лебедь бел не оттого, что каждый день купается;
а ворона черна не оттого, что каждый день чернится. Простота белого и
черного не стоит того, чтобы о ней спорить; красота имени и славы не стоит
того, чтобы ее увеличивать. Когда источник высыхает, рыбы, поддерживая одна
другую, собираются на мели и [стараются] дать друг другу влагу дыханием,
слюной. [Но] лучше [им] забыть друг о друге в [просторах] рек и озер.
Повидавшись с Лаоцзы, Конфуций вернулся [домой] и три дня молчал.
- С чем [вы], учитель, вернулись от Лаоцзы, - спросили ученики.
- Ныне в нем я увидел Дракона {20}, - ответил Конфуций. - Дракон
свернулся [в клубок], и образовалось тело, расправился, и образовался узор,
взлетал на облаке, на эфире, кормился от [сил] жара и холода. Я разинул рот
и не мог [его] закрыть. Как же мне подражать Лаоцзы!
- В таком случае, - спросил Цзыгун, - не обладает ли тот человек
неподвижностью Покойника и внешностью Дракона, голосом грома и молчанием
пучины, не действует ли подобно небу и земле? Не удостоюсь ли и [я], Сы,
[его] увидеть? - и от имени Конфуция [Цзыгун] встретился с Лаоцзы.
Лаоцзы только что уселся на корточки в зале и слабым голосом промолвил:
- Годы мои уже на закате, и [я] ухожу. От чего вы [хотите] меня
предостеречь?
- Почему только [вы], Преждерожденный, считаете, что три Царя и пять
предков не были мудрыми? - спросил Цзыгун. - Ведь [они] управляли
Поднебесной по-разному, слава же им выпала одинаковая.
- Подойди поближе, юноша, - сказал Лаоцзы. - Почему ты считаешь, что
[управляли] по-разному?
- Высочайший передал [власть] Ограждающему, Ограждающий - Молодому
Дракону, - сказал Цзыгун. - Молодой Дракон применял силу физическую, а
Испытующий - военную. Царь Прекрасный {21} покорялся Бесчеловечному и не
смел ему противиться. Царь Воинственный пошел против Бесчеловечного и не
захотел [ему] покориться. Поэтому и говорю, что по-разному.
- Подойди поближе, юноша, - сказал Лаоцзы. - Я тебе поведаю, [как]
управляли Поднебесной три владыки и пять предков. Желтый Предок, правя
Поднебесной, привел сердца людей к единству, [Когда] родители умирали,
[дети] их не оплакивали и народ [их] не порицал. При Высочайшем в сердцах
людей Поднебесной [появились] родственные чувства. [Если] из-за смерти своих
родителей люди придавали меньшее [значение] смерти чужих [родителей], народ
их не порицал. При Ограждающем в сердцах людей Поднебесной [зародилось]
соперничество. Женщины родили после десяти лун беременности, дети пяти лун
от роду могли говорить; еще не научившись [смеяться], начинали узнавать
людей и тогда стали умирать малолетними. При Молодом Драконе сердца людей
Поднебесной изменились. У людей появились страсти, а [для применения] оружия
- обоснования: убийство разбойника не [стали считать] убийством. Разделили
на роды людей и Поднебесную [для каждого из них свою]. Поэтому Поднебесную
объял великий ужас. Поднялись конфуцианцы и моисты. От них пошли правила
отношений между людьми, а ныне еще и [отношений] с женами. О чем еще
говорить! Я поведаю тебе, как три владыки и пять предков наводили порядок в
Поднебесной. Называется - навели порядок, а худшего беспорядка еще не
бывало. Своими знаниями трое владык наверху нарушили свет солнца и луны,
внизу - расстроили сущность гор и рек, в середине - уменьшили блага четырех
времен года. Их знания были более ядовиты, чем хвост скорпиона, чем зверь
сяньгуй {22}. Разве не должны они стыдиться? Ведь не сумев обрести покой в
собственной природе, [они] сами еще считали себя мудрецами. Они - бесстыжие!
Цзыгун в замешательстве и смущении остался стоять [на месте].

Конфуций сказал Лаоцзы:
- [Я], Цю, считаю, что давно привел в порядок шесть основ: песни,
предания, обряды, музыку, гадания, [хронику] "Весна и осень". Достаточно
хорошо понял их причины, чтобы обвинить семьдесят двух царей, истолковать
путь ранних государей, выяснить следы [деяний] Чжоу [гуна] и Шао [гуна]. Но
ни один царь ничего [этого] не применил. [Как] тяжело! [Как мне], учителю,
трудно убеждать, [как] трудно разъяснять учение!
- К счастью, ты не встретился с царем, который управляет современным
миром, - сказал Лаоцзы. - В шести основах - следы деяний ранних государей.
Но разве в них [говорится о том], как следы проложены? Слова, сказанные
тобою ныне, - также следы. Ведь следы остаются и от башмаков, но разве следы
- это сами башмаки?
Ведь белые цапли зачинают, [когда] смотрят друг на друга, и зрачки [у
них] неподвижны; насекомые зачинают, [когда] самец застрекочет сверху, а
самка откликнется снизу {23}; лэй [будучи] и самцом и самкой, [сам] от себя
зачинает. [Природные] свойства не изменить, жизнь не переменить, время не
остановить, путь на преградить. Постигнешь [законы] пути, и все станет
возможным, утратишь - ничего не добьешься.
Конфуций не показывался три луны, затем, снова увидевшись [с Лаоцзы],
сказал:
- [Я], Цю, это давно постиг! Ворона и сорока высиживают яйца; рыбы
зачинают, смазываясь слюной; оса перевоплощается <в другое насекомое> {24},
[когда] родится младший брат, старший брат заплачет {25}. Ведь [я], Цю, не
превращался вместе [с путем] в человека. [А если] не превращался в человека
вместе [с путем], как же могу поучать [других]?
- Хорошо! [Ты], Цю, это постиг! - ответил Лаоцзы.

Глава 15
ПОЛНЫЕ СУРОВЫХ ДУМ

Полные суровых дум {1} и возвышенных дел покидают мир, отвергают [все]
пошлое; рассуждая о высоком, возмущаются и порицают [других] - надменные и
только. Так любят поступать мужи, [скрывающиеся] в горах и долинах,
презирающие современников, высыхающие, словно дерево, или уходящие в пучину.
Произносят речи о милосердии и справедливости, о преданности и доверии,
почтительности и скромности, о том, как отказываться от [власти] и
передавать [престол], - совершенствуются сами, и только. Это любят мужи,
успокаивающие мир, - те, кто обучает и поучает, странствующие ученики.
Произносят речи о великих подвигах, громкой славе, о церемониях между
государем и советником, об исправлении [отношений] между высшими и низшими -
[стараются] ради управления и только. Это любят мужи придворные, что
благоговеют перед государем, укрепляют [свое] царство, захватывают [чужие
царства] и добиваются [признания] заслуг.
[Находя] пристанище на болотах и озерах, поселяясь в безлюдных местах,
удят рыбу, наслаждаются праздностью, предаются недеянию, и только. Это любят
мужи на реках и морях, удалившиеся от мира, те, кто предается праздности.
Вдыхая <прохладу>, выдыхая <тепло>, [упражняют] дыхание, освобождаясь
от старого, воспринимая новое, висят на деревьях, [точно в спячке] медведи,
вытягиваются, [точно] птицы, ради долгих лет жизни, и только. Это любят
мужи, проводящие [в себе] путь, питающие [свое] тело, [добиваясь] долголетия
Пэн Цзу.
Но все [самое] прекрасное последует за тем, кто [способен] стать
возвышенным без суровых дум, совершенствоваться без милосердия и
справедливости, править, не добиваясь заслуг и славы пребывать в праздности,
не [удаляясь] к рекам и морям, живя долго, не проводя [в себе] пути,
забывать обо всем и всем обладать, становиться безмятежным без предела.
Таков путь неба и земли, таковы и свойства мудрого. Поэтому и говорится:
"Безмятежность и безразличие, покой и уединение, пустота и недеяние - таково
равновесие неба и земли, [такова] сущность природных свойств".
Поэтому и говорится: "Мудрый в покое". В покое, поэтому ровен и
свободен. Ровный и свободный становится безмятежным и безразличным. К
ровному, свободному, безмятежному и безразличному не вторгнутся ни горе, ни
беда, его не захватят врасплох вредные пары. Поэтому свойства его целостны,
а разум не страдает. Вот и говорится: "Жизнь мудрого человека - движение
природы, смерть его - изменение вещи". В покое свойства [его] такие же, как
у [силы] холода; в движении [у него] такие же волны, как. у [силы] жара.
[Он] не опередит другого ни ради счастья, ни из-за беды. Лишь восприняв,
откликнется; лишь вынужденный шевельнется; лишь поневоле поднимется;
отбросив знания и житейскую премудрость, следует естественным законам,
поэтому [для него] нет ни стихийных бедствий, ни бремени вещей, ни людских
укоров, ни кары душ предков. Он живет, будто плывет по течению; умирает,
словно уходит отдыхать; не мыслит и не заботится, не предвидит и не
рассчитывает; светлый, но не блестит; доверяет, не назначая срока. Он спит
без сновидений, бодрствует без печали, его разум чист, его душа не устает.
Пустой и отсутствующий, безмятежный и безразличный, [он] соединяется с
природными свойствами. Поэтому и говорится: "Печаль и веселье [причиняют]
зло свойствам, радость и гнев [ведут] к ошибкам в пути, любовь и ненависть
[приносят] ущерб свойствам". Поэтому [иметь] сердце, свободное и от печали,
и от веселья, - это высшее в свойствах; быть единым и неизменным, - это
высшее в покое; не противиться - высшее в пустоте; не общаться с [другими]
вещами - высшее в безразличии, не выражать недовольства - высшее в чистоте.
Поэтому и говорится: "[Если] утруждать [свое] тело без отдыха, это [приведет
к] износу; [если] расходовать свое семя без предела, - это [приведет к]
изнурению {2}, изнурение [ведет] к истощению". Вода, - чистая, [если] нет
примеси; ровная, [если] не движется; непроточная, стоячая [вода] не может
[сохранить] чистоты. [Таков] образ природных свойств. Поэтому и говорится:
"Простой и чистый, без примеси, неизменный в покое и единстве, безразличный,
предающийся недеянию - в движение приводится природой". Таков путь, питающий
разум. Ведь обладатель меча из Гань [или] Юэ {3}, не смея к нему прибегать,
вложил его в ножны и спрятал. [Таково] высшее [в использовании] сокровища.
Разум движется одновременно во [всех] четырех направлениях и ничем не
ограничивается. Наверху - достигает неба, внизу - обвивается вокруг земли.
[Но] для развития и питания [всей] тьмы вещей [его] нельзя считать образцом.
Имя такого - равный предку. Чистейший и простейший путь сохраняет лишь
разум. Сохраняет и не утрачивает [человек], единый с разумом. Пронизанный
единой сущностью соединяется с правилами природы. Простая поговорка гласит:
"Толпа дорожит выгодой, честный муж дорожит именем, добродетельный ставит
высоко волю, мудрый же ценит сущность". Поэтому про чистого скажу, что он ни
с чем не смешивается; про простого скажу, что он не наносит урона своему
разуму; того же, кто способен воплотить в [своем] теле чистоту и простоту,
назову настоящим человеком.

Глава 16
ИСПРАВЛЯЮЩИЕ ХАРАКТЕР

Исправляющие характер {1} в стремлении вернуться к его началу
[обращаются] к распространенным пошлым учениям. Погрязшие в страстях в
стремлении обрести ясность характера [обращаются] к пошлым мыслям. Таких
назову невеждами. Те, кто в древности приводил в порядок путь, накапливали
знания посредством безмятежности. Знания рождались, но для действий не
применялись. [Это] называется посредством знаний выращивать безмятежность.
[Так] выращивали друг друга знания и безмятежность, и в гармонии с
естественными законами появлялся их характер. Ведь свойства - это гармония,
путь - естественные законы. Свойства вмещают в себе все, [в том числе и]
милосердие; в пути все естественные законы, [в том числе и] справедливость.
[Когда] понимают справедливость, вещи сближаются, [появляется] преданность.
[Когда] с чистой сущностью обращаются к чувствам, [появляется] музыка.
[Когда] доверие проявляется во внешнем облике и форме и следует за красотой,
[появляются] обряды. [Когда] обряды и музыка распространяются повсюду, в
Поднебесной начинается смута. [Если] тот, кто исправляет [других],
невежествен в своих свойствах, [его] свойства не распространяются. [Если же]
распространяются, то вещи непременно утратят свой [природный] характер.
Люди древности еще при хаосе вместе со [всеми] современниками обретали
безмятежность и спокойствие. [Силы] жара и холода тогда соединялись в покое,
души предков и боги не причиняли вреда, четыре времени года проявлялись
умеренно, [вся] тьма вещей не страдала, ничто живое не умирало преждевремен-
но. Хотя у людей и были знания, их нельзя было применить. Это и называлось
высшим единством. В те времена не совершали деяний и постоянной была
естественность. Когда же свойства стали ослабевать, в Поднебесной начали
действовать Добывающий Огонь Трением {2} и Готовящий Жертвенное Мясо. [Люди]
покорились, но утратили единство. Свойства упали ниже, и в Поднебесной
начали действовать Священный Земледелец и Желтый Предок. [Люди] успокоились,
но стали непокорными. Свойства упали еще ниже, и в Поднебесной начали
действовать [Высочайший] из [рода] Гончаров {3} и [Ограждающий] из [рода]
Владеющих Тигром. Тут расцвели управление, просвещение и [тому подобное].
Рассеяли простоту, загрязнили чистоту, ушли от пути ради добрых Дел,
воздвигли преграды для свойств ради действий, а затем отказались от
[природного] характера и последовали за [своими] взглядами. Сердце [одного]
узнавало сердце [другого], и знания стали недостаточными для успокоения
Поднебесной. А затем к этому добавили еще внешнюю красоту {4} и многознание.
Внешняя красота уничтожила сущность, а многознание ослабило разум. И тогда в
народе начались смуты и беспорядки, нельзя было вернуться к [природному]
характеру и чувствам, вернуться к [их] началу. Отсюда видно, что мир потерял
путь, а путь покинул мир. Мир и путь утратили друг друга. Как же могли
владеющие путем поднять мир? Как же могли в мире поднять путь? Пути нечем
было поднять мир, миру нечем было поднять путь. Даже если мудрый; не уходил
в горы и леса, его свойства оставались скрытыми. Причина отнюдь не в том,
что [он] сам скрывался. Те, кого в древности называли отшельниками, отнюдь
не прятались и не скрывались, отнюдь не замыкали свои уста и не молчали,
отнюдь не скрывали свои знания и [их] не обнаруживали. Это великое
заблуждение [учения] о времени и судьбе {5}. Когда [учение] о времени и
судьбе широко распространилось в Поднебесной, те, кто [стремился]
возвратиться к единству, исчезли бесследно. Это не [учение] о времени и
судьбе, а великое бедствие для Поднебесной! Тогда, уйдя в глубину
[естественности], ожидали, храня высшее спокойствие. Таков путь к
самосохранению. В древности те, кто хранил [в себе] путь, не приукрашивали
свои знания красноречием, не терзали [всех] в Поднебесной своими знаниями,
не истощали [своих] свойств знаниями. Им оставалось лишь остерегаться,
пребывая в своем жилище, и [стараться] вернуться к своему [природному]
характеру. Путь, конечно, не действует по мелочам, свойства, конечно, не
познаются по мелочам. Малые знания вредят свойствам, а малые дела вредят
пути. Поэтому и говорится: "Исправляй самого себя, и только". Радость
целостности - это обретение желаемого. [Но] обретением желаемого в древности
называли не [пожалование] колесницы с высоким передком и парадной шапки {6},
а только ту радость, к которой нечего добавить. Ныне же обретением желаемого
называют [пожалование] колесницы с высоким передком и парадной шапки. [Но]
колесница с высоким передком и парадная шапка принадлежат телу, не
природному характеру. [Такие] вещи появляются случайно, на [какое-то] время.
Временные - их приходу не воспрепятствовать, их ухода не остановить. Поэтому
ради колесницы с высоким передком и парадной шапки нельзя давать волю
[своим] желаниям, нельзя и прибегать к пошлости из-за нужды и стесненного
положения. И в том, и в другом [случае] радость [должна быть] одинаковой.
[Она] лишь в отсутствии печали. Ныне же уход временного лишает [человека]
радости. Отсюда видно, что даже радость его была бесплодной. Поэтому и
говорится: "Те, кто теряет себя в вещах, утрачивают в пошлом [природный]
характер". Таких назову людьми, [которые все] ставят вверх ногами.

Глава 17
С ОСЕННИМИ РАЗЛИВАМИ

С осенними разливами сотни потоков переполнили Реку. [Она] разлилась
так широко, что с одного берега и даже с островка не отличишь на другом
берегу буйвола от коня. И тут Дядя Реки {1} возрадовался, считая, что у него
[теперь] вся красота Поднебесной.
[Он] по течению двинулся к востоку и достиг Северного Океана. Взглянул
на восток к не увидел воде конца. Тут Дядя Реки повертел головой, глядя на
водный простор, вздохнул и обратился к [Северному Океану] Жо {2}: