хватит с избытком на любой, самый дальний путь. Вот это истинное мастерство.
Овладев мастерством [управления] удилами, приводи в соответствие поводья;
овладев мастерством [управления] поводьями, приводи в соответствие и руки;
[когда руки] овладеют мастерством, приводи в соответствие и мысли. И тогда
можешь уже не следить глазами и не подхлестывать кнутом. Будешь стоять прямо
с легким сердцем, и шесть пар вожжей не перепутаются, и [топот] двадцати
четырех копыт будет равномерным, движения же совершенно точными при езде
вперед, назад, кругом и при поворотах. А затем уж твоя колесница проедет
всюду, где только поместятся колеса, всюду, где только хватит места для
конских копыт. И тогда [езда в любой местности] станет [для тебя]
одинаковой, не заметишь ни отвесных гор, ни узких ущелий, ни топи, ни
равнины. На этом кончается мое искусство, и ты им овладел!
Вэй Черное Яйцо {62} из-за тайной ненависти убил Цю Ясного и сын Ясного
- Верный, задумал [ему] отомстить. Духом Верный был очень силен, но телом
слишком слаб: ел по зернышку, ходил [лишь] при попутном ветре. Даже в гневе
не мог поднять оружие, чтобы отомстить. [Но], стыдясь прибегнуть к чужой
помощи, [он] поклялся расправиться с Черным Яйцом своей рукой.
Черное же Яйцо превосходил всех дерзостью и отвагой, силой противостоял
сотне мужей, [крепостью] суставов и костей, мускулов и кожи даже не походил
на человека: вытянутой шеей отражал [удар] мяча, обнаженной грудью - стрелу.
Лезвие и острие гнулись и ломались, а на теле [у него] не оставалось ни
царапины, ни шрама. Зная свою силу, [он] смотрел на Верного, как на
цыпленка.
- Что ты думаешь делать? - спросил у Верного его друг, Советчик Шэнь
{63}. - Ты так оскорблен, а он так пренебрегает тобой.
- Хочу, чтобы ты мне посоветовал, - проливая слезы, ответил Верный.
- Слышал я, что предок Великого Совершенного из царства Вэй добыл
драгоценный меч иньского царя. С таким мечом один отрок способен отразить
три армии. Не попросить ли у него [этот меч]? - сказал Советчик.
Верный отправился в Вэй и увиделся с Великим Совершенным. Поклонился
ему, точно раб-возница, попросил принять в дар жену и детей, а затем
обратился со своей просьбой.
- У меня три меча {64}, выбирай любой, - ответил ему Великий
Совершенный. - Но ни одним нельзя убить человека. Сначала расскажу тебе о
них. Первый называется Таящий свет. Смотришь на него - и [его] не видишь,
взмахнешь им - и не знаешь, коснулся он чего-либо или нет; прозрачен и не
имеет граней, рассекает [тело], а тело ничего не ощущает. Второй называется
Принявший тень. Если всматриваться в него с северной стороны при смене
предрассветного мрака утренней зарей или в сумерках - на грани дня и ночи,
то что-то увидишь, но формы не разберешь. [Когда] он кого-то коснется,
издает будто украдкой тихий звон, но тело не ощущает боли. Третий называется
Закаленный ночью. При свете дня видна его тень, блеска не видно; ночью он
блестит, но не видна форма. Коснувшись тела, рассекает его с треском, но
рана сразу же заживает, остается лишь боль, к лезвию кровь не пристает. Эти
три сокровища передавались [в нашем роду] уже тринадцать поколений, но в
деле не бывали. Спрятаны в ларце, и даже печати [с них] не снимали.
- И все-таки я должен попросить [у вас] последний, - сказал Верный.
Тут Великий Совершенный вернул ему жену и детей, постился с ним вместе
семь дней и на грани вечерней зари и ночной темноты, опустившись на колени,
вручил ему меч Закаленный ночью. Верный принял его, дважды поклонился и
возвратился домой.
И тогда Верный отправился с мечом к Черному Яйцу. Тот, как раз опьянев,
лежал навзничь под окном. [Верный] трижды разрубил его от шеи до поясницы,
но Черное Яйцо не проснулся. Думая, что он мертв, Верный поспешил уйти, но у
ворот встретил сына Черного Яйца и трижды его рубанул, рассекая, будто
воздух. Сын Черного Яйца расхохотался и спросил:
- Что ты так глупо трижды меня поманил?
Тут Верный понял, что [таким] мечом не убить человека, и, тяжко
вздыхая, пошел домой.
Проснувшись, Черное Яйцо рассердился на свою жену:
- Оставила меня, пьяного, непокрытым. Вот у меня и заболело горло,
заломило поясницу!
Сын же его сказал:
- Недавно приходил Верный, встретился со мной в воротах, трижды меня
поманил, и у меня также заболело все тело, а конечности онемели. Он нас
сокрушил!
My, царь Чжоу, пошел походом на Западных воинов. Западные воины
поднесли ему кинжал из железа и холст, отмываемый в огне {65}. Кинжал длиной
в один чи и восемь цунь, лезвие красное, закаленной стали, режет нефрит,
точно глину. Холст, отмываемый в огне, для стирки бросают в огонь. Холст
принимает цвет огня, а грязь [на нем] - цвет холста. Вынув из огня, его
встряхивают, [и он] становится белым, как снег.
Хуанцзы {66} считал, что таких предметов нет, а рассказы о них - это
вздор. Сяо Шу {67} же сказал:
- Как самонадеян Хуанцзы! Как смел в ложных доводах!
СИЛА И СУДЬБА {1}
- Разве твоим заслугам сравниться с моими! - похвасталась Сила перед
Судьбой {2}.
- Какие же у тебя заслуги перед вещами, и в чем могут сравниться с
моими? - спросила Судьба.
- Я, Сила, способствую долголетию или недолговечности, успеху или
неудаче, знатному или низкому положению, богатству или бедности
- Пын Цзу {3} по уму не превзошел Высочайшего и Ограждающего, а прожил
восемьсот лет; Янь Юань имел талант недюжинный, а прожил сорок восемь лет;
Конфуций в добродетели не уступал правителям, а терпел бедствия в [царствах]
Чэнь и Цай; иньский царь Бесчеловечный в своих поступках отнюдь не превзошел
трех милосердных {4}, а занимал царский трон; Цзи Чжа {5} остался без титула
в [царстве] У; Тянь Хэн {6} захватил [царство] Ци; Старший дядя Ровный и
Младший дядя Равный {7} умерли от голода на горе Первого Солнца; Цзиши {8}
был богаче, чем Цзи Под Ивой {9}. Если все это зависело от тебя, то почему у
одних жизнь долгая, у других - короткая; мудрые терпели неудачи, а мятежники
преуспевали, талантливые занимали низкое положение, а глупцы - высокое,
добрые беднели, а злые богатели?
- Судя по твоим словам, у меня действительно нет заслуг перед вещами.
[Но] не оттого ли таковы вещи, что ты ими управляешь?
- Разве [я] кем-то управляю, хотя и называюсь судьбой?" [Разве] я
отвергаю прямых <правых>, а покровительствую кривым <неправым>? [Они]
долговечны сами по себе или недолговечны сами по себе; неудачливы сами по
себе или удачливы сами по себе; знатны сами по себе или незнатны сами по
себе; богаты: сами по себе или небогаты сами по себе. Разве могу я об этом:
знать? Разве могу я об этом знать?
Обитатель Северного дома {10} спросил Живущего у Западных ворот:
- Не думаешь ли ты, что превосходишь меня в добродетели? Ведь мы с
тобой одного поколения, а люди помогают тебе; одного рода, а люди уважают
тебя; одинаковой внешности, а люди любят тебя; говорим те же речи, а люди
слушают тебя; поступаем одинаково, а люди доверяют тебе; служим одинаково, а
люди возвышают тебя; одинаково занимаемся земледелием, а люди обогащают
тебя; вместе торгуем, а выгода достается тебе. Я ношу грубую куртку, ем
необрушенное просо, живу в хижине, крытой полынью, хожу пешком. Ты же носишь
узорчатую парчу, ешь чистое просо и мясо, живешь [в доме] под многими
стропилами, ездииш в запряженном четверкой [экипаже]. В [своем] доме на пиру
пренебрегаешь мною; при [царском] дворе открыто бросаешь на меня надменный
взгляд. Уже много лет, как [мы] друг друга не приглашаем и на прогулки
вместе не выезжаем.
- Я и сам не знаю, в чем дело, - ответил Живущий у Западных ворот. -
Что бы ты ни предпринял, терпишь неудачу; что бы я ни предпринял, добиваюсь
успеха. Не говорит ли это о счастливой и несчастливой судьбе? И [с твоей
стороны] равнять себя со мной - это бесстыдство!
Обитателю Северного дома нечего было ответить, и он пошел к себе, как
потерянный. По дороге встретился с Преждерожденным из Восточного Предместья,
и Преждерожденный его спросил:
- Куда ты ходил и откуда возвращаешься? Почему идешь, согнувшись, и
выглядишь таким пристыженным?
Обитатель Северного дома обо всем ему поведал.
- Пойдем со мной к нему снова, и я избавлю тебя от стыда.
- Скажи мне, зачем ты так жестоко оскорбил Обитателя Северного дома? -
спросил Преждерожденный Живущего у Западных ворот.
- Обитатель Северного дома сказал, что одинаков со мной поколением и
родом, возрастом и внешностью, речами и поступками, но отличается от меня,
знатного и богатого, низким положением и бедностью. Я сказал ему, что сам не
знаю, в чем дело, Что бы ты ни предпринял, терпишь неудачу, что бы я ни
предпринял, добиваюсь успеха. Не говорит ли это о счастливой и несчастливой
судьбе? И [с его стороны] равнять себя со мной - это бесстыдство!
- Когда ты толкуешь о различии в судьбе, то думаешь лишь о различии в
таланте и добродетели. Я же говорю о различии в другом [отношении]. Ведь
Обитатель Северного дома одарен добродетелью, но обделен судьбой; ты же
одарен судьбой, но обделен добродетелью. Твои удачи добыты не умом, неудачи
обитателя Северного дома - это не ошибки глупости. Все это [зависит] от
природы, а не от человека. Твоя же гордость тем, что [ты] щедро одарен
судьбой, как и стыд Обитателя Северного дома оттого, что [он] щедро одарен
добродетелью, означает, что оба вы не знаете естественного закона.
- Остановись, Преждерожденный! - воскликнул Живущий у Западных ворот. -
Я больше не осмелюсь [так] говорить!
Вернувшись домой, Обитатель Северного дома стал носить свою грубую
куртку, словно она такая же теплая, как [мех] лисицы или енота; есть бобы,
будто у них вкус чистого зерна; располагаться в своей хижине, крытой
полынью, словно под сенью большого дома; ездить в своей плетеной повозке,
точно на украшенной резьбой колеснице. И до конца дней своих оставался
удовлетворенным, не ведая, кого прославляют, а кого позорят.
Услышав об этом, Преждерожденный из Восточного Предместья сказал:
- Обитатель Северного дома долго спал, но при первом же слове сумел
очнуться и излечиться от скорби.
Гуань Чжун и Баошу Я {11} были близкими друзьями и жили вместе в Ци.
Гуань Чжун служил царевичу Цзю {12}, а Баошу Я служил царевичу Сяобо {13}.
У царя Ци было много жен. Сыновья главной жены и наложниц в его роде
считались равными, и люди царства боялись междоусобицы. Гуань Чжун и Шао Ху
{14} вместе с царевичем Цзю, которому служили, бежали в Лу; Баошу вместе с
царевичем Сяобо, которому служил, бежал в [царство] Цзюй {15}. Когда же
царский внук Учжи {16} поднял мятеж и в Ци не стало царя, оба царевича
вступили в борьбу [за власть].
Сражаясь с Сяобо на дороге в Цзюй, Гуань Чжун попал ему стрелой в
застежку на поясе.
Взойдя на трон, Сяобо стал угрожать Лу, [и там] убили царевича Цзю. Шао
Ху из-за этого покончил с собой, а Гуань Чжун был заключен в тюрьму.
Баошу Я сказал Хуаньгуну:
- Гуань Чжун способен управлять царством.
- [Он] мой враг. Хочу его казнить, - ответил Хуаньгун.
- Я слышал, что мудрые государи не питают личной вражды. Да притом
человек, способный управлять самим собой, конечно, способен владычествовать
и над другими. Если хотите стать гегемоном {17}, не сможете [этого сделать]
без Чжуна. Необходимо его освободить.
Царь призвал Гуань Чжуна, и лусцы вернули его в Ци.
Баошу Я встретил [Гуань Чжуна] в предместье, освободил его от оков.
Хуаньгун [принял] его по всем правилам этикета и поставил даже выше, чем
[роды] Гао и Го {18}. Баошу Я стал ниже его. Гуань Чжуну поручили управлять
царством и даровали титул - Отец Чжун. Вскоре же Хуаньгун стал гегемоном.
Как-то Гуань Чжун со вздохом сказал:
- В молодости я терпел неудачи, бедствовал и торговал вместе с Баошу.
При дележе больше брал себе, но Баошу, зная о моей бедности, не считал меня
жадным. Я задумал для Баошу одно дело, но потерпел большую неудачу. Однако
Баошу не счел меня глупцом, ибо знал, что времена бывают хорошие и плохие. Я
трижды служил и трижды был изгнан государем, но Баошу не подумал, что я
негоден, зная, что мне еще не встретилась удача. Я трижды сражался и трижды
бежал, но Баошу не назвал меня трусом, ибо знал, что у меня мать-старуха.
Когда царевич Цзю потерпел поражение, Шао Ху последовал за ним и в смерти, я
же, покрытый позором, спрятался в тюрьме {19}. Но Баошу не счел меня
бесстыдным, зная, что меня не смущают мелочи, что стыжусь я лишь того, что
имя мое не прославилось в Поднебесной. Родили меня отец и мать, а знает меня
[лишь] Баошу.
Вот каковы Гуань и Бао[шу], прославленные в мире [своей] прекрасной
дружбой! [Вот каков] Сяобо, прославленный умением привлекать к себе
способных! Однако в действительности [у них] не было прекрасной дружбы, в
действительности [у Сяобо] не было умения привлекать к себе способных. То,
что в действительности [у них] не было прекрасной дружбы, не означает, что
бывает еще более крепкая дружба; то, что в действительности [у Сяобо] не
было умения привлекать к себе способных, не означает, что бывает еще большее
умение привлекать к себе способных. Это не значит, что Шао Ху был способен
покончить с собой, [он] не мог не покончить с собой; это не значит, что
Баошу был способен рекомендовать талантливых, [он] не мог не рекомендовать
талантливых; это не значит, что Сяобо был способен привлечь к себе врага,
[он] не мог не привлечь к себе [врага].
Когда Гуань Чжун заболел {20}, Сяобо задал ему вопрос:
- Можно ли говорить не таясь? [Ведь] болезнь у [Вас], Отец Чжун,
серьезная. Кому доверить царство, если станет хуже?
- Кому бы хотел государь? - спросил Гуань Чжун.
- Можно ли Баошу?
- Нельзя! Он - муж прекрасный, чистый и честный. Но всех остальных он
меряет по себе, а не [себя] по другим. Раз услышит о чьей-либо ошибке, всю
жизнь не забудет. Если доверить ему управление царством, так наверху -
запутает правителя, а внизу - станет перечить народу. Пройдет немного
времени, и он совершит проступок против государя.
- Кому же можно? - спросил Сяобо.
- Не станет меня, так можно [доверить] Си Пэну. Он такой человек, что
высшие [о нем] забудут, а низшие [ему] не изменят. Сам сожалеет, что не
похож на Желтого Предка, но печалится о тех, кто хуже его. Тот, кто уделяет
людям от [своей] добродетели, называется мудрецом; тот, кто уделяет людям от
[своих], богатств, называется умным. Тот, кто снисходит до людей мудростью,
никогда не завоевывает людей; тот, кто спускается к людям умом, всегда
завоевывает людей. В царстве он не все услышит, в семье он не все увидит. Не
станет меня, так можно Си Пэну.
Однако это не значит, что Гуань Чжун унизил Баошу, [Гуань Чжун] не мог
[его] не унизить; это не значит, что [Гуань Чжун] благоволил к Си Пэну,
[Гуань Чжун] не мог [к нему] не благоволить. В конце, возможно, унижают
того, к кому вначале благоволили; того, к кому вначале благоволили, в конце,
возможно, станут унижать. Смена благоволения и унижения зависит не от нас.
Применяя учение о двух возможностях, Дэн Си {21} допускал бесчисленные
предположения. Когда Цзычань {22} вершил дела, [Дэн Си] создал законы на
бамбуковых планках, и в царстве Чжэн их стали применять. [Дэн Си]
неоднократно упрекал Цзычаня за [плохое] управление. Цзычань же покорялся
ему. [Однако] Цзычань схватил Дэн Си, опозорил его и неожиданно казнил. Но
это не значит, что Цзычань был способен применить законы на бамбуковых
планках, [он] не мог их не применить; это не значит, что Дэн Си был способен
покорить Цзычаня, [Дэн Си] не мог [его] не покорить; это не значит, что
Цзычань был способен казнить Дэн Си, [он] не мог не казнить Дэн Си.
Родиться, когда есть возможность {23} жить, это счастье от природы;
умереть, когда есть возможность умереть, это счастье от природы. Не
родиться, когда есть возможность жить, это наказание от природы; не умереть,
когда есть возможность умереть, это наказание от природы. Бывает, что
обретают жизнь, когда есть возможность жить, обретают смерть, когда есть
возможность умереть; [но] бывает, что живут, когда нет возможности жить, или
умирают, когда нет возможности умереть.
Однако рождение и жизнь, одряхление и смерть [зависят] не от [других]
вещей, не от самих себя, а от судьбы, познать их нет возможности. Поэтому и
говорится:
- Далекий, беспредельный путь природы сам по себе образуется;
бесстрастный неделимый путь природы сам по себе движется. Ни небо, ни земля
не способны [его] нарушить; ни мудрый, ни знающий не способны [ему]
противиться; ни души предков, ни бесы не способны [его] обмануть.
Естественность - это то, что [всех] их уничтожает, их создает, их покоит; ко
[всем] к ним [естественность] бесстрастна, их ведет, их встречает.
Цзи Лян, друг Ян Чжу, заболел, и на седьмой день [болезнь] усилилась.
Сыновья, оплакивая, окружили его. Позвали лекаря.
- Какие неразумные у меня сыновья, - сказал Цзи Лян [своему другу] Ян
Чжу. - Не споешь ли ты вместо меня им в поучение?
Ян Чжу запел:
"Что и природа не знает,
Откуда узнать человеку?
Небо ничем не поможет,
Зла не свершит человек.
То, что лишь мы с тобою
Двое на свете знаем,
Разве узнает лекарь,
Разве узнает колдун?!" {24}.
[Но] сыновья Цзи Ляна ничего не поняли и пригласили в конце концов трех
лекарей. Первого звали Обманшик, второго - Поддакивающий Каждому, третьего -
Игрок25. Осмотрели больного, и сказал Цзи Ляну Обманщик:
- В твоем [теле] неравномерны холод и жар, неуравновешены пустое и
полное. Болезнь твою вызвали не Небо и не души предков. [Она] происходит и
от голода, и от пресыщения, и от вожделения, и от наслаждения, и от забот
душевных, и от беззаботности. Но, несмотря на это, [я] постепенно [ее]
одолею.
- Лекарь, каких много, - заключил Цзи Лян и поспешно его прогнал.
Поддакивающий Каждому сказал:
- У тебя с самого начала, еще во чреве [матери], не хватало жизненной
энергии, материнского же молока получал в избытке. Причина болезни возникала
постепенно, не за одно утро и не за один вечер, и вылечить тебя нельзя.
- Лекарь хороший, - заключил Цзи Лян и [велел] его накормить.
Игрок сказал:
- Болезнь твоя не от Неба, не от человека и не от душ предков. От
природы родилась и с телом оформилась. Мы ведаем о ней настолько, насколько
ею управляет естественный закон. Чем же помогут тебе лекарства и уколы
камнем?
- Лекарь проницательный, - заключил Цзи Лян и, щедро наградив его,
отпустил.
А болезнь Цзи Ляна вдруг сама собой прошла.
Жизнь сохраняется не потому, что ее ценят, здоровье улучшается не
потому, что его берегут; жизнь безвременно теряют не оттого, что ее
презирают, здоровье ухудшают не оттого, что им пренебрегают. Поэтому ценящий
жизнь, возможно, не будет жить; презирающий жизнь, возможно, не умрет;
берегущий здоровье, возможно, его не улучшит; пренебрегающий здоровьем,
возможно, его не ухудшит. Кажется, что все это [происходит] вопреки
[желанию]. Нет, не вопреки. Это означает, что живут сами по себе, умирают
сами по себе, [здоровье] улучшается само по себе, ухудшается само по себе.
Бывает, что ценят жизнь и живут или презирают жизнь и умирают; бывает, что
берегут здоровье и улучшают его или пренебрегают здоровьем и ухудшают его.
Кажется, что все это соответствует [желанию]. Нет, не соответствует. Это
также означает, что живут сами по себе, умирают сами по себе, [здоровье]
улучшается само по себе, ухудшается само по себе.
Вскармливающий Медведя сказал царю Прекрасному:
- Высок сам по себе - [это] не значит, что к нему добавили; мал сам по
себе - [это] не значит, что [от него] отняли. Разве это зависит от расчетов?
Лаоцзы {26} сказал Стражу Границы:
- В ненависти природы кто найдет причину?
[Здесь] речь о том, что лучше [человеку] не подлаживаться под волю
Неба, [лучше] не строить предположений о выгоде и вреде.
Ян Бу {27} сказал:
- Здесь [два] человека, в которых я сомневаюсь. По годам они - старший
и младший брат, по речам - старший и младший брат, по таланту - старший и
младший брат, по виду - старший и младший брат. А [вот] по долговечности
[они] - отец с сыном, по благородству и низости - отец с сыном, по славе -
отец с сыном, по любви и ненависти - отец с сыном.
Ян Чжу ответил: - У древних было слово, которое я запомнил и тебе
поведаю. Все, что само по себе таково, но неизвестно, почему таково, - от
судьбы {28}. Разве кто-нибудь способен знать причину всего того, что
[происходит] сейчас и в темноте, и в тумане, и в беспорядке, и в согласии, и
следуя за деянием, и следуя за недеянием, приходя в один день, уходя в
другой? Все это - от судьбы. Верящий в судьбу отрицает долговечность и
недолговечность; верящий в естественный закон отрицает истину и ложь;
верящий в разум отрицает покорность и непокорность; верящий в природу
отрицает безопасность и опасность. В таком случае скажем, что все они
отрицают то, во что верят, все они отрицают то, во что не верят. Вот истина!
Вот правда! К чему уходить? К чему приходить? К чему печалиться? К чему
радоваться? К чему действовать? К чему не действовать?
В предании о Желтом Предке говорится: "Настоящий человек сидит, словно
мертвый, движется, словно связанный; не знает, почему сидит, не знает, и
почему не сидит; не знает, почему движется, не знает, почему не движется.
Чувства его и внешность не меняются под взглядами толпы; чувства его и
внешность не меняются и при отсутствии взглядов толпы. Один он отправляется
и один возвращается, один входит, один выходит, и кто сумеет ему помешать?"
Четыре человека - Плут, Обидчивый, Медлительный и Вспыльчивый {29} -
бродили вместе по свету. Каждый из них следовал своим склонностям, и до
конца дней своих [они] не узнали друг друга. Каждый считал свои знания
самыми глубокими.
Четыре человека - Говорун, Простак, Неотесанный и Подлиза - бродили
вместе по свету. Каждый из них следовал своим склонностям, и до конца дней
своих [они] не поведали друг другу своих секретов. Каждый считал свое
мастерство самым тонким.
Четыре человека - Коварный, Искренний, Заика и Хулитель - бродили
вместе по свету. Каждый из них следовал своим склонностям, и до конца дней
своих [они] не поняли друг друга. Каждый считал, что [своим] талантом
достигнет успеха.
Четыре человека - Лицемер, Докучный, Отчаянный и Робкий - бродили
вместе по свету. Каждый из них следовал своим склонностям, и до конца дней
своих [они] не порицали друг друга. Каждый считал свои поступки
безупречными.
Четыре человека - Сговорчивый, Самовластный, Захватчик и Одиночка -
бродили вместе по свету. Каждый из них следовал своим склонностям, и до
конца дней своих [они] не взглянули друг на друга. Каждый из них считал себя
отвечающим своему времени.
Так действует толпа. По внешности различные, все [они] объединяются
путем и подчиняются судьбе.
Почти успех - подобен успеху, но [он] и не начало успеха; почти неудача
- подобна неудаче, но [это] и не начало неудачи. Заблуждение рождается
подобием. Границы подобия - неразличимы, но тот, для кого подобие различимо,
не станет страшиться беды извне, не станет радоваться и внутреннему счастью.
В [какое] время действовать, в [какое] время бездействовать - и умному не
познать.
Верящий в судьбу <фаталист> не делает различия между "я" и "не-я". Тот,
кто делает различие между "я" и "не-я", хуже того, кто, закрыв глаза и
заткнув уши, становится спиной к откосу горы, лицом к городскому рву и все
же не падает. Поэтому и говорится: "смерть и жизнь зависят от судьбы,
бедность и неудачи зависят от времени". Тот, кто ропщет на недолговечность,
не понимает судьбы; тот, кто ропщет на бедность и неудачи, не понимает
времени; тот, кто не знает страха смерти, не скорбит в бедности, понимает
судьбу и довольствуется [своим] временем. Многознающий, оценивая доходы и
убытки, отделяет кажущееся от реального, определяя людские настроения,
половину обретает, половину теряет; малознающий, не оценивая доходов и
убытков, не отделяя кажущееся от реального, не определяя людских настроений,
также половину обретает и половину теряет. Разве есть различие между [теми,
кто] оценивает, рассчитывает, определяет, и [теми, кто] не оценивает, не
рассчитывает, не определяет?! Только тот, кто, ничего не меряя, все
измеряет, обретает целостность и не имеет утрат. Но не оттого, что знает
целостность, не оттого, что знает утраты. Целостность сама по себе, потери
сами по себе, утраты сами по себе.
Циский царь Цзин <Лян> гун {30} прогуливался на горе Быка. Приближаясь
с севера к стене столицы, [он] стал проливать слезы и восклицать:
- А! Как прекрасно [мое] царство! [Как] пышны растения! Как хороши
капли росы! Неужели [придется] покинуть это царство и умереть? Если бы
древние не умирали, и мне [не пришлось бы] куда-то уходить отсюда.
Вторя ему, зарыдали Цзюй с Лян-горы {31} и Хронист Кун:
- Благодаря милостям государя [мы], ваши слуги, можем питаться грубым
зерном и плохим мясом; можем ездить на кляче и в плетеной повозке. И если
[мы] не хотим умирать, то что же говорить о нашем государе?
Только Яньцзы в стороне рассмеялся.
Царь утер слезы и, обернувшись к Яньцзы, сказал:
- Ныне на прогулке я опечалился. Вторя мне, зарыдали Кун и Цзюй. Почему
только ты один засмеялся?
- Глядя на этих двух, [я], ваш слуга, и засмеялся украдкой, - ответил
Яньцзы. - Ведь если бы добродетельные навсегда сохраняли трон, его занимали
бы Тайгун {32} и Хуаньгун {33}, если бы отважные навсегда сохраняли трон,
его занимали бы Достойнейший {34} и Чудотворный {35}. Другие цари занимали
бы его, а наш государь в плаще и шапке из соломы стоял бы посредине поля,
заботился бы только [об урожае]. Где взял бы [он] досуг раздумывать над
Овладев мастерством [управления] удилами, приводи в соответствие поводья;
овладев мастерством [управления] поводьями, приводи в соответствие и руки;
[когда руки] овладеют мастерством, приводи в соответствие и мысли. И тогда
можешь уже не следить глазами и не подхлестывать кнутом. Будешь стоять прямо
с легким сердцем, и шесть пар вожжей не перепутаются, и [топот] двадцати
четырех копыт будет равномерным, движения же совершенно точными при езде
вперед, назад, кругом и при поворотах. А затем уж твоя колесница проедет
всюду, где только поместятся колеса, всюду, где только хватит места для
конских копыт. И тогда [езда в любой местности] станет [для тебя]
одинаковой, не заметишь ни отвесных гор, ни узких ущелий, ни топи, ни
равнины. На этом кончается мое искусство, и ты им овладел!
Вэй Черное Яйцо {62} из-за тайной ненависти убил Цю Ясного и сын Ясного
- Верный, задумал [ему] отомстить. Духом Верный был очень силен, но телом
слишком слаб: ел по зернышку, ходил [лишь] при попутном ветре. Даже в гневе
не мог поднять оружие, чтобы отомстить. [Но], стыдясь прибегнуть к чужой
помощи, [он] поклялся расправиться с Черным Яйцом своей рукой.
Черное же Яйцо превосходил всех дерзостью и отвагой, силой противостоял
сотне мужей, [крепостью] суставов и костей, мускулов и кожи даже не походил
на человека: вытянутой шеей отражал [удар] мяча, обнаженной грудью - стрелу.
Лезвие и острие гнулись и ломались, а на теле [у него] не оставалось ни
царапины, ни шрама. Зная свою силу, [он] смотрел на Верного, как на
цыпленка.
- Что ты думаешь делать? - спросил у Верного его друг, Советчик Шэнь
{63}. - Ты так оскорблен, а он так пренебрегает тобой.
- Хочу, чтобы ты мне посоветовал, - проливая слезы, ответил Верный.
- Слышал я, что предок Великого Совершенного из царства Вэй добыл
драгоценный меч иньского царя. С таким мечом один отрок способен отразить
три армии. Не попросить ли у него [этот меч]? - сказал Советчик.
Верный отправился в Вэй и увиделся с Великим Совершенным. Поклонился
ему, точно раб-возница, попросил принять в дар жену и детей, а затем
обратился со своей просьбой.
- У меня три меча {64}, выбирай любой, - ответил ему Великий
Совершенный. - Но ни одним нельзя убить человека. Сначала расскажу тебе о
них. Первый называется Таящий свет. Смотришь на него - и [его] не видишь,
взмахнешь им - и не знаешь, коснулся он чего-либо или нет; прозрачен и не
имеет граней, рассекает [тело], а тело ничего не ощущает. Второй называется
Принявший тень. Если всматриваться в него с северной стороны при смене
предрассветного мрака утренней зарей или в сумерках - на грани дня и ночи,
то что-то увидишь, но формы не разберешь. [Когда] он кого-то коснется,
издает будто украдкой тихий звон, но тело не ощущает боли. Третий называется
Закаленный ночью. При свете дня видна его тень, блеска не видно; ночью он
блестит, но не видна форма. Коснувшись тела, рассекает его с треском, но
рана сразу же заживает, остается лишь боль, к лезвию кровь не пристает. Эти
три сокровища передавались [в нашем роду] уже тринадцать поколений, но в
деле не бывали. Спрятаны в ларце, и даже печати [с них] не снимали.
- И все-таки я должен попросить [у вас] последний, - сказал Верный.
Тут Великий Совершенный вернул ему жену и детей, постился с ним вместе
семь дней и на грани вечерней зари и ночной темноты, опустившись на колени,
вручил ему меч Закаленный ночью. Верный принял его, дважды поклонился и
возвратился домой.
И тогда Верный отправился с мечом к Черному Яйцу. Тот, как раз опьянев,
лежал навзничь под окном. [Верный] трижды разрубил его от шеи до поясницы,
но Черное Яйцо не проснулся. Думая, что он мертв, Верный поспешил уйти, но у
ворот встретил сына Черного Яйца и трижды его рубанул, рассекая, будто
воздух. Сын Черного Яйца расхохотался и спросил:
- Что ты так глупо трижды меня поманил?
Тут Верный понял, что [таким] мечом не убить человека, и, тяжко
вздыхая, пошел домой.
Проснувшись, Черное Яйцо рассердился на свою жену:
- Оставила меня, пьяного, непокрытым. Вот у меня и заболело горло,
заломило поясницу!
Сын же его сказал:
- Недавно приходил Верный, встретился со мной в воротах, трижды меня
поманил, и у меня также заболело все тело, а конечности онемели. Он нас
сокрушил!
My, царь Чжоу, пошел походом на Западных воинов. Западные воины
поднесли ему кинжал из железа и холст, отмываемый в огне {65}. Кинжал длиной
в один чи и восемь цунь, лезвие красное, закаленной стали, режет нефрит,
точно глину. Холст, отмываемый в огне, для стирки бросают в огонь. Холст
принимает цвет огня, а грязь [на нем] - цвет холста. Вынув из огня, его
встряхивают, [и он] становится белым, как снег.
Хуанцзы {66} считал, что таких предметов нет, а рассказы о них - это
вздор. Сяо Шу {67} же сказал:
- Как самонадеян Хуанцзы! Как смел в ложных доводах!
СИЛА И СУДЬБА {1}
- Разве твоим заслугам сравниться с моими! - похвасталась Сила перед
Судьбой {2}.
- Какие же у тебя заслуги перед вещами, и в чем могут сравниться с
моими? - спросила Судьба.
- Я, Сила, способствую долголетию или недолговечности, успеху или
неудаче, знатному или низкому положению, богатству или бедности
- Пын Цзу {3} по уму не превзошел Высочайшего и Ограждающего, а прожил
восемьсот лет; Янь Юань имел талант недюжинный, а прожил сорок восемь лет;
Конфуций в добродетели не уступал правителям, а терпел бедствия в [царствах]
Чэнь и Цай; иньский царь Бесчеловечный в своих поступках отнюдь не превзошел
трех милосердных {4}, а занимал царский трон; Цзи Чжа {5} остался без титула
в [царстве] У; Тянь Хэн {6} захватил [царство] Ци; Старший дядя Ровный и
Младший дядя Равный {7} умерли от голода на горе Первого Солнца; Цзиши {8}
был богаче, чем Цзи Под Ивой {9}. Если все это зависело от тебя, то почему у
одних жизнь долгая, у других - короткая; мудрые терпели неудачи, а мятежники
преуспевали, талантливые занимали низкое положение, а глупцы - высокое,
добрые беднели, а злые богатели?
- Судя по твоим словам, у меня действительно нет заслуг перед вещами.
[Но] не оттого ли таковы вещи, что ты ими управляешь?
- Разве [я] кем-то управляю, хотя и называюсь судьбой?" [Разве] я
отвергаю прямых <правых>, а покровительствую кривым <неправым>? [Они]
долговечны сами по себе или недолговечны сами по себе; неудачливы сами по
себе или удачливы сами по себе; знатны сами по себе или незнатны сами по
себе; богаты: сами по себе или небогаты сами по себе. Разве могу я об этом:
знать? Разве могу я об этом знать?
Обитатель Северного дома {10} спросил Живущего у Западных ворот:
- Не думаешь ли ты, что превосходишь меня в добродетели? Ведь мы с
тобой одного поколения, а люди помогают тебе; одного рода, а люди уважают
тебя; одинаковой внешности, а люди любят тебя; говорим те же речи, а люди
слушают тебя; поступаем одинаково, а люди доверяют тебе; служим одинаково, а
люди возвышают тебя; одинаково занимаемся земледелием, а люди обогащают
тебя; вместе торгуем, а выгода достается тебе. Я ношу грубую куртку, ем
необрушенное просо, живу в хижине, крытой полынью, хожу пешком. Ты же носишь
узорчатую парчу, ешь чистое просо и мясо, живешь [в доме] под многими
стропилами, ездииш в запряженном четверкой [экипаже]. В [своем] доме на пиру
пренебрегаешь мною; при [царском] дворе открыто бросаешь на меня надменный
взгляд. Уже много лет, как [мы] друг друга не приглашаем и на прогулки
вместе не выезжаем.
- Я и сам не знаю, в чем дело, - ответил Живущий у Западных ворот. -
Что бы ты ни предпринял, терпишь неудачу; что бы я ни предпринял, добиваюсь
успеха. Не говорит ли это о счастливой и несчастливой судьбе? И [с твоей
стороны] равнять себя со мной - это бесстыдство!
Обитателю Северного дома нечего было ответить, и он пошел к себе, как
потерянный. По дороге встретился с Преждерожденным из Восточного Предместья,
и Преждерожденный его спросил:
- Куда ты ходил и откуда возвращаешься? Почему идешь, согнувшись, и
выглядишь таким пристыженным?
Обитатель Северного дома обо всем ему поведал.
- Пойдем со мной к нему снова, и я избавлю тебя от стыда.
- Скажи мне, зачем ты так жестоко оскорбил Обитателя Северного дома? -
спросил Преждерожденный Живущего у Западных ворот.
- Обитатель Северного дома сказал, что одинаков со мной поколением и
родом, возрастом и внешностью, речами и поступками, но отличается от меня,
знатного и богатого, низким положением и бедностью. Я сказал ему, что сам не
знаю, в чем дело, Что бы ты ни предпринял, терпишь неудачу, что бы я ни
предпринял, добиваюсь успеха. Не говорит ли это о счастливой и несчастливой
судьбе? И [с его стороны] равнять себя со мной - это бесстыдство!
- Когда ты толкуешь о различии в судьбе, то думаешь лишь о различии в
таланте и добродетели. Я же говорю о различии в другом [отношении]. Ведь
Обитатель Северного дома одарен добродетелью, но обделен судьбой; ты же
одарен судьбой, но обделен добродетелью. Твои удачи добыты не умом, неудачи
обитателя Северного дома - это не ошибки глупости. Все это [зависит] от
природы, а не от человека. Твоя же гордость тем, что [ты] щедро одарен
судьбой, как и стыд Обитателя Северного дома оттого, что [он] щедро одарен
добродетелью, означает, что оба вы не знаете естественного закона.
- Остановись, Преждерожденный! - воскликнул Живущий у Западных ворот. -
Я больше не осмелюсь [так] говорить!
Вернувшись домой, Обитатель Северного дома стал носить свою грубую
куртку, словно она такая же теплая, как [мех] лисицы или енота; есть бобы,
будто у них вкус чистого зерна; располагаться в своей хижине, крытой
полынью, словно под сенью большого дома; ездить в своей плетеной повозке,
точно на украшенной резьбой колеснице. И до конца дней своих оставался
удовлетворенным, не ведая, кого прославляют, а кого позорят.
Услышав об этом, Преждерожденный из Восточного Предместья сказал:
- Обитатель Северного дома долго спал, но при первом же слове сумел
очнуться и излечиться от скорби.
Гуань Чжун и Баошу Я {11} были близкими друзьями и жили вместе в Ци.
Гуань Чжун служил царевичу Цзю {12}, а Баошу Я служил царевичу Сяобо {13}.
У царя Ци было много жен. Сыновья главной жены и наложниц в его роде
считались равными, и люди царства боялись междоусобицы. Гуань Чжун и Шао Ху
{14} вместе с царевичем Цзю, которому служили, бежали в Лу; Баошу вместе с
царевичем Сяобо, которому служил, бежал в [царство] Цзюй {15}. Когда же
царский внук Учжи {16} поднял мятеж и в Ци не стало царя, оба царевича
вступили в борьбу [за власть].
Сражаясь с Сяобо на дороге в Цзюй, Гуань Чжун попал ему стрелой в
застежку на поясе.
Взойдя на трон, Сяобо стал угрожать Лу, [и там] убили царевича Цзю. Шао
Ху из-за этого покончил с собой, а Гуань Чжун был заключен в тюрьму.
Баошу Я сказал Хуаньгуну:
- Гуань Чжун способен управлять царством.
- [Он] мой враг. Хочу его казнить, - ответил Хуаньгун.
- Я слышал, что мудрые государи не питают личной вражды. Да притом
человек, способный управлять самим собой, конечно, способен владычествовать
и над другими. Если хотите стать гегемоном {17}, не сможете [этого сделать]
без Чжуна. Необходимо его освободить.
Царь призвал Гуань Чжуна, и лусцы вернули его в Ци.
Баошу Я встретил [Гуань Чжуна] в предместье, освободил его от оков.
Хуаньгун [принял] его по всем правилам этикета и поставил даже выше, чем
[роды] Гао и Го {18}. Баошу Я стал ниже его. Гуань Чжуну поручили управлять
царством и даровали титул - Отец Чжун. Вскоре же Хуаньгун стал гегемоном.
Как-то Гуань Чжун со вздохом сказал:
- В молодости я терпел неудачи, бедствовал и торговал вместе с Баошу.
При дележе больше брал себе, но Баошу, зная о моей бедности, не считал меня
жадным. Я задумал для Баошу одно дело, но потерпел большую неудачу. Однако
Баошу не счел меня глупцом, ибо знал, что времена бывают хорошие и плохие. Я
трижды служил и трижды был изгнан государем, но Баошу не подумал, что я
негоден, зная, что мне еще не встретилась удача. Я трижды сражался и трижды
бежал, но Баошу не назвал меня трусом, ибо знал, что у меня мать-старуха.
Когда царевич Цзю потерпел поражение, Шао Ху последовал за ним и в смерти, я
же, покрытый позором, спрятался в тюрьме {19}. Но Баошу не счел меня
бесстыдным, зная, что меня не смущают мелочи, что стыжусь я лишь того, что
имя мое не прославилось в Поднебесной. Родили меня отец и мать, а знает меня
[лишь] Баошу.
Вот каковы Гуань и Бао[шу], прославленные в мире [своей] прекрасной
дружбой! [Вот каков] Сяобо, прославленный умением привлекать к себе
способных! Однако в действительности [у них] не было прекрасной дружбы, в
действительности [у Сяобо] не было умения привлекать к себе способных. То,
что в действительности [у них] не было прекрасной дружбы, не означает, что
бывает еще более крепкая дружба; то, что в действительности [у Сяобо] не
было умения привлекать к себе способных, не означает, что бывает еще большее
умение привлекать к себе способных. Это не значит, что Шао Ху был способен
покончить с собой, [он] не мог не покончить с собой; это не значит, что
Баошу был способен рекомендовать талантливых, [он] не мог не рекомендовать
талантливых; это не значит, что Сяобо был способен привлечь к себе врага,
[он] не мог не привлечь к себе [врага].
Когда Гуань Чжун заболел {20}, Сяобо задал ему вопрос:
- Можно ли говорить не таясь? [Ведь] болезнь у [Вас], Отец Чжун,
серьезная. Кому доверить царство, если станет хуже?
- Кому бы хотел государь? - спросил Гуань Чжун.
- Можно ли Баошу?
- Нельзя! Он - муж прекрасный, чистый и честный. Но всех остальных он
меряет по себе, а не [себя] по другим. Раз услышит о чьей-либо ошибке, всю
жизнь не забудет. Если доверить ему управление царством, так наверху -
запутает правителя, а внизу - станет перечить народу. Пройдет немного
времени, и он совершит проступок против государя.
- Кому же можно? - спросил Сяобо.
- Не станет меня, так можно [доверить] Си Пэну. Он такой человек, что
высшие [о нем] забудут, а низшие [ему] не изменят. Сам сожалеет, что не
похож на Желтого Предка, но печалится о тех, кто хуже его. Тот, кто уделяет
людям от [своей] добродетели, называется мудрецом; тот, кто уделяет людям от
[своих], богатств, называется умным. Тот, кто снисходит до людей мудростью,
никогда не завоевывает людей; тот, кто спускается к людям умом, всегда
завоевывает людей. В царстве он не все услышит, в семье он не все увидит. Не
станет меня, так можно Си Пэну.
Однако это не значит, что Гуань Чжун унизил Баошу, [Гуань Чжун] не мог
[его] не унизить; это не значит, что [Гуань Чжун] благоволил к Си Пэну,
[Гуань Чжун] не мог [к нему] не благоволить. В конце, возможно, унижают
того, к кому вначале благоволили; того, к кому вначале благоволили, в конце,
возможно, станут унижать. Смена благоволения и унижения зависит не от нас.
Применяя учение о двух возможностях, Дэн Си {21} допускал бесчисленные
предположения. Когда Цзычань {22} вершил дела, [Дэн Си] создал законы на
бамбуковых планках, и в царстве Чжэн их стали применять. [Дэн Си]
неоднократно упрекал Цзычаня за [плохое] управление. Цзычань же покорялся
ему. [Однако] Цзычань схватил Дэн Си, опозорил его и неожиданно казнил. Но
это не значит, что Цзычань был способен применить законы на бамбуковых
планках, [он] не мог их не применить; это не значит, что Дэн Си был способен
покорить Цзычаня, [Дэн Си] не мог [его] не покорить; это не значит, что
Цзычань был способен казнить Дэн Си, [он] не мог не казнить Дэн Си.
Родиться, когда есть возможность {23} жить, это счастье от природы;
умереть, когда есть возможность умереть, это счастье от природы. Не
родиться, когда есть возможность жить, это наказание от природы; не умереть,
когда есть возможность умереть, это наказание от природы. Бывает, что
обретают жизнь, когда есть возможность жить, обретают смерть, когда есть
возможность умереть; [но] бывает, что живут, когда нет возможности жить, или
умирают, когда нет возможности умереть.
Однако рождение и жизнь, одряхление и смерть [зависят] не от [других]
вещей, не от самих себя, а от судьбы, познать их нет возможности. Поэтому и
говорится:
- Далекий, беспредельный путь природы сам по себе образуется;
бесстрастный неделимый путь природы сам по себе движется. Ни небо, ни земля
не способны [его] нарушить; ни мудрый, ни знающий не способны [ему]
противиться; ни души предков, ни бесы не способны [его] обмануть.
Естественность - это то, что [всех] их уничтожает, их создает, их покоит; ко
[всем] к ним [естественность] бесстрастна, их ведет, их встречает.
Цзи Лян, друг Ян Чжу, заболел, и на седьмой день [болезнь] усилилась.
Сыновья, оплакивая, окружили его. Позвали лекаря.
- Какие неразумные у меня сыновья, - сказал Цзи Лян [своему другу] Ян
Чжу. - Не споешь ли ты вместо меня им в поучение?
Ян Чжу запел:
"Что и природа не знает,
Откуда узнать человеку?
Небо ничем не поможет,
Зла не свершит человек.
То, что лишь мы с тобою
Двое на свете знаем,
Разве узнает лекарь,
Разве узнает колдун?!" {24}.
[Но] сыновья Цзи Ляна ничего не поняли и пригласили в конце концов трех
лекарей. Первого звали Обманшик, второго - Поддакивающий Каждому, третьего -
Игрок25. Осмотрели больного, и сказал Цзи Ляну Обманщик:
- В твоем [теле] неравномерны холод и жар, неуравновешены пустое и
полное. Болезнь твою вызвали не Небо и не души предков. [Она] происходит и
от голода, и от пресыщения, и от вожделения, и от наслаждения, и от забот
душевных, и от беззаботности. Но, несмотря на это, [я] постепенно [ее]
одолею.
- Лекарь, каких много, - заключил Цзи Лян и поспешно его прогнал.
Поддакивающий Каждому сказал:
- У тебя с самого начала, еще во чреве [матери], не хватало жизненной
энергии, материнского же молока получал в избытке. Причина болезни возникала
постепенно, не за одно утро и не за один вечер, и вылечить тебя нельзя.
- Лекарь хороший, - заключил Цзи Лян и [велел] его накормить.
Игрок сказал:
- Болезнь твоя не от Неба, не от человека и не от душ предков. От
природы родилась и с телом оформилась. Мы ведаем о ней настолько, насколько
ею управляет естественный закон. Чем же помогут тебе лекарства и уколы
камнем?
- Лекарь проницательный, - заключил Цзи Лян и, щедро наградив его,
отпустил.
А болезнь Цзи Ляна вдруг сама собой прошла.
Жизнь сохраняется не потому, что ее ценят, здоровье улучшается не
потому, что его берегут; жизнь безвременно теряют не оттого, что ее
презирают, здоровье ухудшают не оттого, что им пренебрегают. Поэтому ценящий
жизнь, возможно, не будет жить; презирающий жизнь, возможно, не умрет;
берегущий здоровье, возможно, его не улучшит; пренебрегающий здоровьем,
возможно, его не ухудшит. Кажется, что все это [происходит] вопреки
[желанию]. Нет, не вопреки. Это означает, что живут сами по себе, умирают
сами по себе, [здоровье] улучшается само по себе, ухудшается само по себе.
Бывает, что ценят жизнь и живут или презирают жизнь и умирают; бывает, что
берегут здоровье и улучшают его или пренебрегают здоровьем и ухудшают его.
Кажется, что все это соответствует [желанию]. Нет, не соответствует. Это
также означает, что живут сами по себе, умирают сами по себе, [здоровье]
улучшается само по себе, ухудшается само по себе.
Вскармливающий Медведя сказал царю Прекрасному:
- Высок сам по себе - [это] не значит, что к нему добавили; мал сам по
себе - [это] не значит, что [от него] отняли. Разве это зависит от расчетов?
Лаоцзы {26} сказал Стражу Границы:
- В ненависти природы кто найдет причину?
[Здесь] речь о том, что лучше [человеку] не подлаживаться под волю
Неба, [лучше] не строить предположений о выгоде и вреде.
Ян Бу {27} сказал:
- Здесь [два] человека, в которых я сомневаюсь. По годам они - старший
и младший брат, по речам - старший и младший брат, по таланту - старший и
младший брат, по виду - старший и младший брат. А [вот] по долговечности
[они] - отец с сыном, по благородству и низости - отец с сыном, по славе -
отец с сыном, по любви и ненависти - отец с сыном.
Ян Чжу ответил: - У древних было слово, которое я запомнил и тебе
поведаю. Все, что само по себе таково, но неизвестно, почему таково, - от
судьбы {28}. Разве кто-нибудь способен знать причину всего того, что
[происходит] сейчас и в темноте, и в тумане, и в беспорядке, и в согласии, и
следуя за деянием, и следуя за недеянием, приходя в один день, уходя в
другой? Все это - от судьбы. Верящий в судьбу отрицает долговечность и
недолговечность; верящий в естественный закон отрицает истину и ложь;
верящий в разум отрицает покорность и непокорность; верящий в природу
отрицает безопасность и опасность. В таком случае скажем, что все они
отрицают то, во что верят, все они отрицают то, во что не верят. Вот истина!
Вот правда! К чему уходить? К чему приходить? К чему печалиться? К чему
радоваться? К чему действовать? К чему не действовать?
В предании о Желтом Предке говорится: "Настоящий человек сидит, словно
мертвый, движется, словно связанный; не знает, почему сидит, не знает, и
почему не сидит; не знает, почему движется, не знает, почему не движется.
Чувства его и внешность не меняются под взглядами толпы; чувства его и
внешность не меняются и при отсутствии взглядов толпы. Один он отправляется
и один возвращается, один входит, один выходит, и кто сумеет ему помешать?"
Четыре человека - Плут, Обидчивый, Медлительный и Вспыльчивый {29} -
бродили вместе по свету. Каждый из них следовал своим склонностям, и до
конца дней своих [они] не узнали друг друга. Каждый считал свои знания
самыми глубокими.
Четыре человека - Говорун, Простак, Неотесанный и Подлиза - бродили
вместе по свету. Каждый из них следовал своим склонностям, и до конца дней
своих [они] не поведали друг другу своих секретов. Каждый считал свое
мастерство самым тонким.
Четыре человека - Коварный, Искренний, Заика и Хулитель - бродили
вместе по свету. Каждый из них следовал своим склонностям, и до конца дней
своих [они] не поняли друг друга. Каждый считал, что [своим] талантом
достигнет успеха.
Четыре человека - Лицемер, Докучный, Отчаянный и Робкий - бродили
вместе по свету. Каждый из них следовал своим склонностям, и до конца дней
своих [они] не порицали друг друга. Каждый считал свои поступки
безупречными.
Четыре человека - Сговорчивый, Самовластный, Захватчик и Одиночка -
бродили вместе по свету. Каждый из них следовал своим склонностям, и до
конца дней своих [они] не взглянули друг на друга. Каждый из них считал себя
отвечающим своему времени.
Так действует толпа. По внешности различные, все [они] объединяются
путем и подчиняются судьбе.
Почти успех - подобен успеху, но [он] и не начало успеха; почти неудача
- подобна неудаче, но [это] и не начало неудачи. Заблуждение рождается
подобием. Границы подобия - неразличимы, но тот, для кого подобие различимо,
не станет страшиться беды извне, не станет радоваться и внутреннему счастью.
В [какое] время действовать, в [какое] время бездействовать - и умному не
познать.
Верящий в судьбу <фаталист> не делает различия между "я" и "не-я". Тот,
кто делает различие между "я" и "не-я", хуже того, кто, закрыв глаза и
заткнув уши, становится спиной к откосу горы, лицом к городскому рву и все
же не падает. Поэтому и говорится: "смерть и жизнь зависят от судьбы,
бедность и неудачи зависят от времени". Тот, кто ропщет на недолговечность,
не понимает судьбы; тот, кто ропщет на бедность и неудачи, не понимает
времени; тот, кто не знает страха смерти, не скорбит в бедности, понимает
судьбу и довольствуется [своим] временем. Многознающий, оценивая доходы и
убытки, отделяет кажущееся от реального, определяя людские настроения,
половину обретает, половину теряет; малознающий, не оценивая доходов и
убытков, не отделяя кажущееся от реального, не определяя людских настроений,
также половину обретает и половину теряет. Разве есть различие между [теми,
кто] оценивает, рассчитывает, определяет, и [теми, кто] не оценивает, не
рассчитывает, не определяет?! Только тот, кто, ничего не меряя, все
измеряет, обретает целостность и не имеет утрат. Но не оттого, что знает
целостность, не оттого, что знает утраты. Целостность сама по себе, потери
сами по себе, утраты сами по себе.
Циский царь Цзин <Лян> гун {30} прогуливался на горе Быка. Приближаясь
с севера к стене столицы, [он] стал проливать слезы и восклицать:
- А! Как прекрасно [мое] царство! [Как] пышны растения! Как хороши
капли росы! Неужели [придется] покинуть это царство и умереть? Если бы
древние не умирали, и мне [не пришлось бы] куда-то уходить отсюда.
Вторя ему, зарыдали Цзюй с Лян-горы {31} и Хронист Кун:
- Благодаря милостям государя [мы], ваши слуги, можем питаться грубым
зерном и плохим мясом; можем ездить на кляче и в плетеной повозке. И если
[мы] не хотим умирать, то что же говорить о нашем государе?
Только Яньцзы в стороне рассмеялся.
Царь утер слезы и, обернувшись к Яньцзы, сказал:
- Ныне на прогулке я опечалился. Вторя мне, зарыдали Кун и Цзюй. Почему
только ты один засмеялся?
- Глядя на этих двух, [я], ваш слуга, и засмеялся украдкой, - ответил
Яньцзы. - Ведь если бы добродетельные навсегда сохраняли трон, его занимали
бы Тайгун {32} и Хуаньгун {33}, если бы отважные навсегда сохраняли трон,
его занимали бы Достойнейший {34} и Чудотворный {35}. Другие цари занимали
бы его, а наш государь в плаще и шапке из соломы стоял бы посредине поля,
заботился бы только [об урожае]. Где взял бы [он] досуг раздумывать над