- Настоящий человек идет под водой и не захлебывается, ступает по огню
и не обжигается, идет над тьмой вещей и не трепещет. Дозвольте спросить, как
этого добиться?
- Этого добиваются не знаниями и не ловкостью, не смелостью и не
решительностью, а сохранением чистоты эфира, - ответил Страж Границы. - Я
тебе [об этом] поведаю. Все, что обладает формой и наружным видом, звучанием
и цветом, - это вещи. [Различие] только в свойствах. Как же могут одни вещи
отдаляться от других? Разве этого достаточно для превосходства [одних над
другими]? Обретает истину тот, кто сумел понять и охватить до конца
[процесс] создания вещей из бесформенного, [понять, что процесс]
прекращается с прекращением изменений. Держась меры бесстрастия, скрываясь в
не имеющем начала времени, тот, <кто обрел истину>, будет странствовать там,
где начинается и кончается тьма вещей. Он добивается единства своей природы,
[чистоты] своего эфира, полноты свойств, чтобы проникать в [процесс]
создания вещей. Природа у того, кто так поступает, хранит свою целостность,
в жизненной энергии нет недостатка. Разве проникнут в его [сердце] печали?!
Ведь пьяный при падении с повозки, даже очень резком, не разобьется до
смерти. Кости и сочленения [у него] такие же, как и у [других] людей, а
повреждения иные, ибо душа у него целостная. Сел в повозку неосознанно и
упал неосознанно. [Думы о] жизни и смерти, удивление и страх не нашли места
в его груди, поэтому, сталкиваясь с предметом, [он] не сжимался от страха.
Если человек обретает [подобную] целостность от вина, то какую же
целостность должен он обрести от природы! Мудрый человек сливается с
природой, поэтому ничто не может ему повредить {11}.
Ле, Защита Разбойников, стрелял [на глазах] у Темнеющего Ока: натянул
тетиву до отказа, поставил на предплечье кубок с водой и принялся целиться.
Пустил одну стрелу, за ней другую и третью, пока первая была еще в полете. И
все время оставался {неподвижным], подобным статуе.
- Это мастерство при стрельбе, но не мастерство без стрельбы, - сказал
Темнеющее Око. - А смог бы ты стрелять, если бы взошел со мной на высокую
гору и встал на камень, висящий над пропастью глубиной в сотню жэней? {12}
И тут Темнеющее Око взошел на высокую гору, встал на камень, висящий
над пропастью глубиной в сотню жэней, отступил назад [до тех пор, пока его]
ступни до половины не оказались в воздухе, и знаком подозвал к себе Защиту
Разбойников. Но тот лег лицом на землю, обливаясь потом [с головы] до пят.
- У настоящего человека, - сказал Темнеющее Око, - душевное состояние
не меняется, глядит ли [он] вверх в синее небо, проникает ли вниз к Желтым
источникам {13}, странствует ли ко [всем] восьми полюсам {14}. Тебе же ныне
хочется зажмуриться от страха. Опасность в тебе самом! {15}.
У Фаня был сын по имени Процветающий, который умело создал себе славу.
Перед ним преклонялось все царство. Войдя в милость цзиньского царя,
[Процветающий] не служил, а место занимал направо {16} от трех старших
сановников. Того, кто удостоился благосклонного взгляда [Процветающего], в
царстве Цзинь {17} жаловали титулом; того, кто заслужил бранное слово
[Процветающего], из царства Цзинь изгоняли. Посещение дома Процветающего
приравнивалось к приему у царя.
Процветающий приказывал своим удальцам завязывать драки: умные обижали
глупых, сильные подавляли слабых. [Он] не беспокоился, даже если оставались
раненые и избитые. Дни и ночи проходили в таких забавах, которые чуть ли не
вошли в обычай во всем царстве.
[Однажды] первые удальцы Фаня - Хэшэн и Цзыбо - отправились за город и
заночевали в хижине старика землепашца Кая с Шан-горы. В полночь Хэшэн и
Цзыбо заговорили друг с другом о славе и могуществе Процветающего: он-де
властен погубить живого и оживить мертвого, богатого сделать бедняком, а
бедного - богачом.
Кай с Шан-горы, давно уже страдавший от голода и холода, притаился у
северного окна и подслушал их беседу. Затем [он] занял зерна, сложил в
корзину, взвалил ее на спину и отправился к воротам Процветающего.
В свите Процветающего состояли родовитые люди. Одетые в белый шелк, они
разъезжали в колесницах или не спеша прохаживались, посматривая [на всех]
свысока.
Заметив Кая с Шан-горы, старого и слабого, с загорелым дочерна лицом, в
платье и шапке отнюдь не изысканных, все они отнеслись к нему презрительно и
принялись издеваться над ним, как только могли: насмехались, обманывали его,
били, толкали, перебрасывали от одного к другому. Но Кай с Шан-горы не
сердился, прихлебатели устали, и выдумки их исчерпались.
Тогда вместе с Каем все они взошли на высокую башню, и один из них
пошутил:
- Тот, кто решится броситься вниз, получит в награду сотню золотом.
Другие наперебой стали соглашаться, а Кай, приняв все за правду,
поспешил броситься первым, точно парящая птица, опустился [он] на землю, не
повредив ни костей, ни мускулов.
Свита Фаня приняла это за случайность и не очень-то удивилась. А затем
[кто-то], указывая на омут в излучине реки, снова сказал:
- Там - драгоценная жемчужина. Нырни - найдешь ее.
Кай снова послушался и нырнул. Вынырнул же действительно с жемчужиной.
Тут все призадумались, а Процветающий велел впредь кормить [Кая] вместе
с другими мясом и одевать его в шелк.
Но вот в сокровищнице Фаня вспыхнул сильный пожар. Процветающий сказал:
- Сумеешь войти в огонь, спасти шелк - весь отдам тебе в награду,
сколько ни вытащишь!
Кай, не колеблясь, направился [к сокровищнице], исчезал в пламени и
снова появлялся, но огонь его не обжигал и сажа к нему не приставала.
Все в доме Фаня решили, что он владеет секретом, и стали просить у него
прощения:
- Мы не ведали, что ты владеешь чудом, и обманывали тебя. Мы не ведали,
что ты - святой, и оскорбляли тебя. Считай нас дураками, считай нас глухими,
считай нас слепыми! Но дозволь нам спросить: в чем заключается твой секрет?
- У меня нет секрета, - ответил Кай с Шан-горы. - Откуда это - сердце
мое не ведает. И все же об одном я попытаюсь вам рассказать.
Недавно двое из вас ночевали в моей хижине, и я слышал [как они]
восхваляли Процветающего: [он]-де властен умертвить живого и оживить
мертвого, богатого сделать бедняком, а бедного - богачом. И я отправился [к
нему], несмотря на дальний путь, ибо поистине у меня не осталось других
желаний. Когда пришел сюда, [я] верил каждому вашему слову. Не думая ни об
опасности, ни о том, что станет [с моим телом], боялся лишь быть
недостаточно преданным, недостаточно исполнительным. Только об одном были
мои помыслы, и ничто не могло меня остановить. Вот и все.
Только сейчас, когда я узнал, что вы меня обманывали, во мне поднялись
сомнения и тревоги, [я] стал прислушиваться и приглядываться к [вашей]
похвальбе. Вспомнил о прошедшем: посчастливилось не сгореть, не утонуть - и
от горя, от страха [меня] бросило в жар, охватила дрожь. Разве смогу еще раз
приблизиться к воде и пламени?
С той поры удальцы Фаня не осмеливались обижать нищих и коновалов на
дорогах. Встретив их, кланялись, сойдя с колесницы.
Узнав об этом, Цзай Во {18} сообщил Конфуцию. Конфуций же сказал:
- Разве ты не знаешь, что человек, полный веры, способен воздействовать
на вещи, растрогать небо и землю, богов и души предков, пересечь [вселенную]
с востока на запад, с севера на юг, от зенита до надира. Не только пропасть,
омут или пламя - ничто его не остановит. Кай с Шан-горы поверил в ложь, и
ничто ему не помешало. Тем паче, когда обе стороны искренни. Запомни сие,
юноша!
У чжоуского царя Сюаньвана начальником над пастухами был раб Жердочка
Для Птиц {19}. Он умел обращаться с дикими зверями и птицами и, собирая их,
кормил во дворе и в саду. Он укрощал и приручал любого хищника, даже тигра и
волка, орла или скопу <рыболова>. В его присутствии самцы и самки
спаривались и размножались, образуя целые стада. Разнообразные виды [зверей}
паслись рядом, не царапая и не кусая друг друга.
Обеспокоенный тем, как бы секрет искусства раба не умер вместе с ним,
царь приказал ему обучать Садовода с Мао-горы.
Он же сказал [Садоводу]:
- [Я], Жердочка, - презренный раб. Какое искусство могу тебе передать?
Но боюсь, как бы государь не обвинил [меня] в том, что [я] утаил от тебя
[секрет], и скажу вкратце, как обращаться с тиграми.
Радоваться, когда потакают, и сердиться, когда перечат, - в природе
каждого, в ком течет кровь. Но разве радость и гнев: проявляются случайно?!
Гнев [зверя] вызывают, когда идут против [его] воли. Во время кормежки не
решаюсь давать тигру живого зверя: убивая его, [тигр] придет в ярость; не
решаюсь давать целую тушу: разрывая ее, придет в ярость. Своевременно кормлю
голодного и постигаю, [что] приводит его в ярость. Тигр и человек
[принадлежат] к различным видам. Человек потакает тигру, и тигр к нему
ласкается; перечит - и тигр его убивает. Но разве решусь я перечить тигру,
чтобы привести его в гнев! Не решусь также и потакать ему, чтобы вызвать у
него радость. Ведь от радости вернется непременно к гневу, а от гнева
вернется снова к радости; ни тем, ни другим способом не достигну цели.
Ныне, [когда] у меня нет мысли ни потакать им, ни перечить, птицы и
звери принимают меня за своего. [Действую] по закону природы - предоставлять
каждого самому себе, поэтому [они] бродят по моему саду, не вспоминая о
высотах [горных] лесов и просторах болот; засыпают на моем дворе, не
стремясь в глубину гор и в тишину долин.
Янь Юань {20} рассказал Конфуцию:
- Когда я переправлялся через пучину Глубина кубка, Перевозчик {21}
правил лодкой, как бог. Я спросил его: "Можно ли научиться управлять
лодкой?" "Да, - ответил он, - можно обучить того, кто умеет плавать; у
прекрасного пловца [к этому] особые способности, а если это водолаз, то [он]
примется управлять лодкой, даже не видав ее прежде в глаза". Я спрашивал
еще, но [он] более не отвечал. Дозвольте задать вопрос: "Что это означает?".
- Гм! - сказал Конфуций. - Я давно уже забавлялся с тобой тем, что
(лежит] на поверхности, но никогда не доходил до сущности. [Теперь] все же
скажу.
"Можно обучить того, кто умеет плавать" - [означает, что он] легко
общается с водой; "У прекрасного пловца [к этому] особые способности" -
забывает про воду; "А если это водолаз, то [он] примется управлять лодкой,
даже не видав ее прежде в глаза" - для него пучина подобна суше, а
опрокинутая лодка - скользящей назад повозке. Пусть перед ним опрокидывается
и скользит тьма вещей, это даже не привлечет его внимания; куда бы ни
направился, все станет делать играючи.
Мастер игры {22} [со ставкой] на черепицу станет волноваться при игре
на [серебряную] застежку и потеряет рассудок при игре на золото. Искусство
одно и то же, но стоит появиться ценному, и внимание перейдет на внешнее.
Внимание же к внешнему всегда притупляет [внимание к] внутреннему.
Конфуций любовался в Люйляне [водопадом] {23}: струи спадают с высоты в
тридцать жэней, пена бурлит на тридцать ли. Его не могут преодолеть ни
кайманы, ни рыбы, ни черепахи - морские или речные. Заметив там пловца,
[Конфуций] подумал, что тот с горя ищет смерти, и отправил своих учеников
вниз, чтобы его вытащить. [Но тот] через несколько сот шагов вышел [из
воды], с распущенными волосами, запел и стал прогуливаться у дамбы.
Конфуций последовал [за ним] и ему сказал:
- Водопад в Люйляне высотой в тридцать жэней, пена бурлит на тридцать
ли. Его не могут преодолеть ни кайманы, ни рыбы, ни черепахи - морские или
речные. Заметив, как ты в него вошел, я подумал, что с горя ищешь смерти, и
отправил своих учеников вниз, чтобы тебя вытащить. [Когда] ты вышел с
распущенными волосами, запел и стал прогуливаться, я принял тебя за душу
утопленника, но вгляделся: ты - человек. Дозволь задать вопрос: владеешь ли
секретом, [как следует людям] ходить по воде?
- Нет, - ответил пловец. - У меня нет секрета. От рождения - это у меня
привычка, при возмужании - характер, в зрелости - это судьба. Вместе с
волной погружаюсь, вместе с пеной всплываю, следую за течением воды, не
навязывая [ей] ничего от себя. Вот мой секрет.
- Что означает: "от рождения - это привычка, при возмужании - характер,
в зрелости - это судьба"? - спросил Конфуций.
- Я родился среди холмов и удовлетворен [жизнью] среди холмов - такова
привычка; вырос на воде и удовлетворен [жизнью] на воде - таков характер;
это происходит само собой и я не знаю почему - такова судьба {24}.
Направляясь в Чу, Конфуций вышел из леса и заметил Горбуна {25},
который ловил цикад, будто [просто] их подбирал.
- Как ты искусен! - воскликнул Конфуций. - Обладаешь ли секретом?
- Да! У меня есть секрет, - ответил ловец цикад. - В пятую-шестую луну
кладу на коконы [цикад] шарики. [Из тех, на которые] положу два [шарика] и
[шарики] не упадут, теряю немногих; [из тех, на которые] положу три [шарика]
и не упадут, теряю одну из [каждых] десяти; [тех же, на которые] положу пять
шариков и не упадут, [ловлю всех просто], будто подбираю. Я стою, словно
старый пень, руки держу, точно сухие ветви. Как бы ни велика была вселенная,
какая бы тьма тварей в ней ни существовала, мне ведомы лишь крылатые цикады.
Почему бы мне их не ловить, [если] ничто [другое] не заставит меня
шевельнуться, ни на что в мире я не сменяю крылышки цикады!
Конфуций обернулся к своим ученикам и воскликнул:
- Вот каковы речи того Горбуна! Воля [у него] не рассеивается, а
сгущается в душе.
А Горбун в ответ:
- Вы, длиннополые ученики! Откуда вам знать то, о чем спрашиваете?
Заботитесь о собственном поведении да потом еще утруждаете [себя] такими
речами!
Один приморский житель любил чаек. Каждое утро отправлялся в море и
плыл за чайками. Чайки же слетались к нему сотнями.
Его отец сказал:
- Я слышал, что все чайки следуют за тобой. Поймай-ка мне [нескольких]
на забаву.
На другое утро, [когда Любитель чаек] отправился в море, чайки
кружились [над ним], но не спускались.
Поэтому и говорится: "Высшая речь - без речей, высшее деяниенедеяние"
{26}. То знание, которое доступно всем, - неглубоко.
Чжао Сянцзы {27} с сотней тысяч человек отправился на огневую охоту в
Срединные горы. С помощью высокой травы подожгли лес, и пламя охватило [его]
на сотни ли. [И тут] из каменного утеса вышел человек, [который] поднимался
и опускался вместе с дымом и пеплом. Все сказали, что это душа покойника.
Пройдя через огонь, будто его и не было, тот человек вышел не спеша.
Чжао Сянцзы удивился, удержал его и незаметно осмотрел. Фигурой,
цветом, семью отверстиями [в голове]- человек; по дыханию, голосу - человек.
И {Чжао Сянцзы] спросил:
- С помощью какого секрета живешь в камне? С помощью какого секрета
проходишь через огонь?
- Что называешь камнем? Что называешь огнем? - спросил его тот.
- То, откуда [ты] недавно вышел, - камень; то, через что недавно
прошел, - огонь.
- Не ведаю, - ответил тот.
Услышал об этом вэйский царь Прекрасный {28} и спросил Цзыся {29}:
- Что это был за человек?
- [Я], Шан, слышал от учителя, что [человек, который обрел] гармонию,
во всем подобен [другим] вещам. Ничто не может его ни поранить, ни
остановить. Он же может все - и проходить через металл и камень, и ступать
по воде и пламени.
- А почему ты этого не делаешь? - спросил царь Прекрасный.
- [Я], Шан, еще не способен открыть свое сердце и очистить [его] от
знаний. Хотя и пытаюсь говорить об этом, когда есть досуг.
- Почему не делает этого учитель?
- Учитель способен на это, - ответил Цзыся, - но способен и не делать
этого.
[Ответ] очень понравился царю Прекрасному.
Некий Колдун {30}, по имени Цзи Сянь, переселился из Ци в Чжэн. Точно
бог, узнавал [он], кто родится, а кто умрет, кто будет жить, а кто погибнет,
кого ждет счастье, а кого - беда, кого - долголетие, а кого - ранняя смерть,
и назначал [каждому] срок: год, луну, декаду, день. Завидев его, чжэнцы
уступали дорогу.
Лецзы встретился с Колдуном и подпал под его чары. Вернувшись же, обо
всем рассказал учителю с Чаши-горы:
- Ваше учение я считал высшим, а теперь познал более совершенное.
- Я не открывал тебе внешнего, пока ты не постиг сущности, - сказал
учитель. - Как же тебе судить об учении? Если рядом с курами не будет
петуха, откуда возьмутся цыплята? Думая, - что постиг учение и [можешь]
состязаться с современниками, [ты] возгордился, поэтому он и прочел все на
твоем лице. Приди-ка вместе [с ним] сюда, пусть на меня посмотрит.
Назавтра Лецзы явился к учителю вместе с Колдуном. [Когда они] вышли,
[Колдун] сказал Лецзы:
- Увы! Твой учитель [скоро] умрет, не проживет и десяти дней. Я видел
странное - пепел, залитый водой.
Лецзы вошел к учителю, зарыдал так, что слезами оросил одежду, и
передал ему [слова Колдуна].
- В тот раз я показался ему поверхностью земли, без побегов, без
движения. Ему, видимо, почудилась какая-то преграда в источнике моей
жизненной энергии. Приди-ка снова [с ним] сюда.
На другой день Лецзы снова явился с Колдуном. [Когда они] вышли, Колдун
сказал Лецзы:
- Счастье, что твой учитель встретился со мной. [Ему] лучше. В пепле
появилась жизнь. Я заметил, что энергия проникает через преграду.
Лецзы вошел к учителю и передал ему [все].
- На этот раз я показался ему в виде неба и земли, [куда] нет доступа
[таким понятиям, как] "имя" [или] "сущность". Но источник энергии исходил из
пяток. Вот [ему] и почудилось, что "энергия проникает через преграду", что
мне лучше. Приди-ка снова [с ним] сюда.
На другой день Лецзы снова явился с Колдуном к учителю. [Когда они]
вышли, [Колдун] сказал Лецзы:
- Твой учитель в тревоге. Трудно читать на его лице. Успокой [его, и я]
снова его навещу.
Лецзы вошел к учителю и передал ему [все]. Учитель же молвил:
- На этот раз он узрел во мне великую пустоту без малейшего
предзнаменования [чего-либо] и принял ее за признак равновесия жизненных
сил. Существует всего девять глубин: глубина водоворота и стоячей воды,
проточной воды и бьющего источника, родника, текущего с горы, и источника,
вытекающего из ямы, реки, вернувшейся в русло после прорыва [дамбы], реки,
растекающейся по болоту, и нескольких ручьев, вытекающих из одного
источника. Приди-ка [с ним] снова сюда.
На другой день Лецзы вместе с Колдуном снова явился к учителю. Не успел
[Колдун] занять [свое] место, как в растерянности пошел прочь.
- Догони его, - велел учитель.
Лецзы побежал, не смог его догнать, вернулся и доложил учителю:
- Не догнал. [Он куда-то] исчез! Потерялся! - Я показался ему
зародышем, каким был еще до появления на свет. Я предстал перед ним пустым,
слабым, покорным. [Он] не понял, кто [я], какой [я], видел то увядание, то
стремительное течение. Вот и сбежал.
Тут Лецзы решил, что еще и не начинал учиться, вернулся [домой] и три
года не показывался. Готовил пищу для своей жены, свиней кормил, будто
людей. В резьбе и полировке вернулся к безыскусственности {31}. В [других]
делах не принимал участия. Лишь телесно, словно ком земли, возвышался он
среди мирской суеты, замкнутый, целостный и поэтому [познал] истину до
конца.
Лецзы направился в Ци, [но] с полдороги вернулся и встретил Дядю
Темнеющее Око.
- Почему возвратился? - спросил Темнеющее Око.
- Я испугался!
- Чего же испугался?
--Я ел в десяти харчевнях, и в пяти [мне] подавали раньше всех.
- Пусть так. Но чего же тебе пугаться?
- Чистота внутри еще не освободилась, а из тела [она] просачивается [в
виде] луча. Внешним воздействовать на сердца людей, чтобы они пренебрегали
уважаемыми и старыми, [значит] готовить себе беду. Ведь хозяин харчевни не
имеет лишних доходов, продает лишь кашу да похлебку. Если так поступает тот,
у кого прибыль скудная, а власть ничтожная, что же сделает властитель тьмы
колесниц, который отдает все силы государству и все знания управлению?
Поэтому-то я и испугался, что тот [царь] захочет поручить мне дела и
[станет] ждать от меня заслуг {32}.
- Прекрасное наблюдение! - воскликнул Темнеющее Око. - [Но если] ты
останешься у себя, люди станут [искать] у тебя защиты.
Вскоре Темнеющее Око пришел [к Лецзы] и у дверей увидел множество
туфель. Обернувшись лицом к северу <как подчиненный>, Темнеющее Око оперся
подбородком о посох, нахмурился и, постояв немного, молча вышел. Принимавший
гостей доложил об этом Лецзы. Лецзы босой с туфлями в руках побежал [за
Темнеющим Оком] и, догнав у ворот, спросил:
- Поскольку [вы], Преждерожденный, пришли, не дадите ли мне совет?
- [Все] кончено! Я же предупреждал, что люди станут [искать] у тебя
защиты. Это действительно так! Способный привлечь других, чтобы [стекались]
к тебе, ты оказался не способным помешать другим искать у тебя защиты. К
чему это?
[Стоит] результату разойтись с предвидением, и непременно получится
огорчение. [Оно] бессмысленно и поколеблет [тебя] самого. Никто из твоих
последователей [этого] тебе не скажет. Вся их мелкая болтовня - яд для
человека. Без пробуждения, без сознания разве [помогут] созреванию друг
друга?
Ян Чжу {33} на юге достиг [местности] Пэй, [и когда] Лаоцзы {34},
странствуя на запад, пришел в Цинь, встретил его на подступах - в Лян.
Посредине дороги Лаоцзы подъял взор к небу и вздохнул:
- Прежде думал, что тебя можно научить, ныне же [вижу], что нельзя.
Ян Чжу промолчал. [Когда же] вошли в харчевню, [Ян Чжу] подал [Лаоцзы]
воду для умывания и полоскания рта, полотенце и гребень. Оставив туфли за
дверями, подполз к нему на коленях и заговорил:
- Недавно учитель подъял взор к небу, вздохнул и сказал: "Прежде думал,
что тебя можно научить, ныне же [вижу], что нельзя". [Мне], ученику,
хотелось попросить объяснения, но не осмелился, ибо учитель сказал и
продолжал путь без отдыха. Ныне же у учителя есть свободное время. Дозвольте
[мне] задать вопрос: в чем моя вина?
- У тебя самодовольный взгляд, у тебя хвастливый взгляд. С кем сумеешь
жить вместе? [Ведь и] "чистейшая белизна кажется запятнанной, совершенное
достоинство кажется недостаточным!" {35} - ответил Лаоцзы.
- Почтительно слушаюсь! - сказал Ян Чжу со всем уважением, изменившись
в лице.
Прежде Ян Чжу в харчевне приветствовали жильцы, хозяин приносил [ему]
циновку, хозяйка подавала полотенце и гребень, сидевшие уступали [место] на
циновке, гревшиеся давали [место]у очага. Когда же он вернулся, постояльцы
стали спорить с ним: за [место] на циновке.
Проходя через Сун {36}, на востоке Ян Чжу зашел на постоялый двор. У
хозяина двора были две наложницы: красивая и безобразная. Безобразную
[хозяин] ценил, а красивой пренебрегал. На вопрос Янцзы, какая тому причина,
этот человек ответил:
- Красавица сама [собою] любуется, и я не понимаю, в чем ее красота.
Безобразная сама себя принижает, и я не понимаю, в чем ее уродство.
- Запомните это, ученики, - сказал Янцзы. - Действуйте достойно, но
гоните от себя самодовольство, и (вас] полюбят всюду, куда бы ни пришли.
В Поднебесной есть путь к постоянным победам и путь к постоянным
поражениям. Путь к постоянным победам называется слабостью, путь к
постоянным поражениям называется силой. Оба этих пути легко познать, однако
люди их не знают. Поэтому в древности и говорили: "сильный [старается]
опередить тех, кто слабее его; слабый - тех, кто сильнее его" {37}. Идущему
впереди тех, кто слабее его, грозит опасность от равного ему; идущему
впереди тех, кто сильнее его, не грозит опасность. Так побеждают
собственное тело, будто раба, так служат Поднебесной, будто рабы.
Это и называется: победой без побед, службой без служения.
Вскармливающий Медведя сказал:
- Хочешь быть твердым {38}, сохраняй [твердость] с помощью мягкости;
хочешь быть сильным, береги [силу] с помощью слабости. [Кто] собирает
мягкое, станет твердым; [кто] собирает слабое, станет сильным; наблюдай за
тем, что собирается, чтобы узнать, что придет: счастье или беда. Сильный
побеждает тех, кто слабее его, а от [руки] равного себе - гибнет. Слабый
побеждает тех, кто сильнее его, его сила - неизмерима. Лаоцзы сказал:
"Войско могущественное погибнет.
Дерево крепкое сломается.
Мягкое и слабое - спутники жизни.
Твердое и сильное - спутники смерти" {39}.
Подобные по уму могут быть различны обликом; подобные обликом могут
быть различны по уму. Мудрый сближается с подобным [себе] по уму, но
отдаляется от подобного [себе] обликом; дюжинный сближается с подобным
[себе] обликом, но отдаляется от подобного [себе] по уму. С подобными [себе]
обликом [мы] сближаемся и их любим; от отличающихся от нас обликом [мы]
отдаляемся и их боимся. [Того, кто] обладает ростом в семь чи, руками,
отличными от ног, волосами на голове и зубами во рту, бежит, наклонясь
вперед, - называем человеком; но человек может обладать сердцем зверя.
Однако, несмотря на звериное сердце, видим в нем подобного себе. [Того, кто]
обладает крыльями по бокам, рогами на голове, способен обнажать клыки и
выпускать когти, летать в воздухе или бегать на четырех ногах, называем
птицей или зверем. А у птицы или зверя может быть сердце человека. Однако,
несмотря на человеческое сердце, [мы] видим в них чуждых себе обликом.
У Готовящего Жертвенное Мясо и Нюйва {40}, у Священного Земледельца
{41} и Великих Вождей {42} были змеиные тела и человеческие лица или бычьи
головы и тигриные морды. [Они] обладали не обликом человека, а свойством
великих мудрецов. Ся Разрывающий на Части {43} и Инь Бесчеловечный {44},
Луский Хуань {45} и Чуский My {46} внешне, семью отверстиями [в голове] были
подобны человеку, но сердцем обладали звериным. Дюжинный человек, держась
лишь облика в поисках истины, ее [истины] не найдет. Желтый Предок, сражаясь
с Предком Огня {47} на поле при Баньцюань, повел в авангарде медведей и
медведиц, волков и барсов, пантер и тигров, а знаменосцами сделал орлов и
и не обжигается, идет над тьмой вещей и не трепещет. Дозвольте спросить, как
этого добиться?
- Этого добиваются не знаниями и не ловкостью, не смелостью и не
решительностью, а сохранением чистоты эфира, - ответил Страж Границы. - Я
тебе [об этом] поведаю. Все, что обладает формой и наружным видом, звучанием
и цветом, - это вещи. [Различие] только в свойствах. Как же могут одни вещи
отдаляться от других? Разве этого достаточно для превосходства [одних над
другими]? Обретает истину тот, кто сумел понять и охватить до конца
[процесс] создания вещей из бесформенного, [понять, что процесс]
прекращается с прекращением изменений. Держась меры бесстрастия, скрываясь в
не имеющем начала времени, тот, <кто обрел истину>, будет странствовать там,
где начинается и кончается тьма вещей. Он добивается единства своей природы,
[чистоты] своего эфира, полноты свойств, чтобы проникать в [процесс]
создания вещей. Природа у того, кто так поступает, хранит свою целостность,
в жизненной энергии нет недостатка. Разве проникнут в его [сердце] печали?!
Ведь пьяный при падении с повозки, даже очень резком, не разобьется до
смерти. Кости и сочленения [у него] такие же, как и у [других] людей, а
повреждения иные, ибо душа у него целостная. Сел в повозку неосознанно и
упал неосознанно. [Думы о] жизни и смерти, удивление и страх не нашли места
в его груди, поэтому, сталкиваясь с предметом, [он] не сжимался от страха.
Если человек обретает [подобную] целостность от вина, то какую же
целостность должен он обрести от природы! Мудрый человек сливается с
природой, поэтому ничто не может ему повредить {11}.
Ле, Защита Разбойников, стрелял [на глазах] у Темнеющего Ока: натянул
тетиву до отказа, поставил на предплечье кубок с водой и принялся целиться.
Пустил одну стрелу, за ней другую и третью, пока первая была еще в полете. И
все время оставался {неподвижным], подобным статуе.
- Это мастерство при стрельбе, но не мастерство без стрельбы, - сказал
Темнеющее Око. - А смог бы ты стрелять, если бы взошел со мной на высокую
гору и встал на камень, висящий над пропастью глубиной в сотню жэней? {12}
И тут Темнеющее Око взошел на высокую гору, встал на камень, висящий
над пропастью глубиной в сотню жэней, отступил назад [до тех пор, пока его]
ступни до половины не оказались в воздухе, и знаком подозвал к себе Защиту
Разбойников. Но тот лег лицом на землю, обливаясь потом [с головы] до пят.
- У настоящего человека, - сказал Темнеющее Око, - душевное состояние
не меняется, глядит ли [он] вверх в синее небо, проникает ли вниз к Желтым
источникам {13}, странствует ли ко [всем] восьми полюсам {14}. Тебе же ныне
хочется зажмуриться от страха. Опасность в тебе самом! {15}.
У Фаня был сын по имени Процветающий, который умело создал себе славу.
Перед ним преклонялось все царство. Войдя в милость цзиньского царя,
[Процветающий] не служил, а место занимал направо {16} от трех старших
сановников. Того, кто удостоился благосклонного взгляда [Процветающего], в
царстве Цзинь {17} жаловали титулом; того, кто заслужил бранное слово
[Процветающего], из царства Цзинь изгоняли. Посещение дома Процветающего
приравнивалось к приему у царя.
Процветающий приказывал своим удальцам завязывать драки: умные обижали
глупых, сильные подавляли слабых. [Он] не беспокоился, даже если оставались
раненые и избитые. Дни и ночи проходили в таких забавах, которые чуть ли не
вошли в обычай во всем царстве.
[Однажды] первые удальцы Фаня - Хэшэн и Цзыбо - отправились за город и
заночевали в хижине старика землепашца Кая с Шан-горы. В полночь Хэшэн и
Цзыбо заговорили друг с другом о славе и могуществе Процветающего: он-де
властен погубить живого и оживить мертвого, богатого сделать бедняком, а
бедного - богачом.
Кай с Шан-горы, давно уже страдавший от голода и холода, притаился у
северного окна и подслушал их беседу. Затем [он] занял зерна, сложил в
корзину, взвалил ее на спину и отправился к воротам Процветающего.
В свите Процветающего состояли родовитые люди. Одетые в белый шелк, они
разъезжали в колесницах или не спеша прохаживались, посматривая [на всех]
свысока.
Заметив Кая с Шан-горы, старого и слабого, с загорелым дочерна лицом, в
платье и шапке отнюдь не изысканных, все они отнеслись к нему презрительно и
принялись издеваться над ним, как только могли: насмехались, обманывали его,
били, толкали, перебрасывали от одного к другому. Но Кай с Шан-горы не
сердился, прихлебатели устали, и выдумки их исчерпались.
Тогда вместе с Каем все они взошли на высокую башню, и один из них
пошутил:
- Тот, кто решится броситься вниз, получит в награду сотню золотом.
Другие наперебой стали соглашаться, а Кай, приняв все за правду,
поспешил броситься первым, точно парящая птица, опустился [он] на землю, не
повредив ни костей, ни мускулов.
Свита Фаня приняла это за случайность и не очень-то удивилась. А затем
[кто-то], указывая на омут в излучине реки, снова сказал:
- Там - драгоценная жемчужина. Нырни - найдешь ее.
Кай снова послушался и нырнул. Вынырнул же действительно с жемчужиной.
Тут все призадумались, а Процветающий велел впредь кормить [Кая] вместе
с другими мясом и одевать его в шелк.
Но вот в сокровищнице Фаня вспыхнул сильный пожар. Процветающий сказал:
- Сумеешь войти в огонь, спасти шелк - весь отдам тебе в награду,
сколько ни вытащишь!
Кай, не колеблясь, направился [к сокровищнице], исчезал в пламени и
снова появлялся, но огонь его не обжигал и сажа к нему не приставала.
Все в доме Фаня решили, что он владеет секретом, и стали просить у него
прощения:
- Мы не ведали, что ты владеешь чудом, и обманывали тебя. Мы не ведали,
что ты - святой, и оскорбляли тебя. Считай нас дураками, считай нас глухими,
считай нас слепыми! Но дозволь нам спросить: в чем заключается твой секрет?
- У меня нет секрета, - ответил Кай с Шан-горы. - Откуда это - сердце
мое не ведает. И все же об одном я попытаюсь вам рассказать.
Недавно двое из вас ночевали в моей хижине, и я слышал [как они]
восхваляли Процветающего: [он]-де властен умертвить живого и оживить
мертвого, богатого сделать бедняком, а бедного - богачом. И я отправился [к
нему], несмотря на дальний путь, ибо поистине у меня не осталось других
желаний. Когда пришел сюда, [я] верил каждому вашему слову. Не думая ни об
опасности, ни о том, что станет [с моим телом], боялся лишь быть
недостаточно преданным, недостаточно исполнительным. Только об одном были
мои помыслы, и ничто не могло меня остановить. Вот и все.
Только сейчас, когда я узнал, что вы меня обманывали, во мне поднялись
сомнения и тревоги, [я] стал прислушиваться и приглядываться к [вашей]
похвальбе. Вспомнил о прошедшем: посчастливилось не сгореть, не утонуть - и
от горя, от страха [меня] бросило в жар, охватила дрожь. Разве смогу еще раз
приблизиться к воде и пламени?
С той поры удальцы Фаня не осмеливались обижать нищих и коновалов на
дорогах. Встретив их, кланялись, сойдя с колесницы.
Узнав об этом, Цзай Во {18} сообщил Конфуцию. Конфуций же сказал:
- Разве ты не знаешь, что человек, полный веры, способен воздействовать
на вещи, растрогать небо и землю, богов и души предков, пересечь [вселенную]
с востока на запад, с севера на юг, от зенита до надира. Не только пропасть,
омут или пламя - ничто его не остановит. Кай с Шан-горы поверил в ложь, и
ничто ему не помешало. Тем паче, когда обе стороны искренни. Запомни сие,
юноша!
У чжоуского царя Сюаньвана начальником над пастухами был раб Жердочка
Для Птиц {19}. Он умел обращаться с дикими зверями и птицами и, собирая их,
кормил во дворе и в саду. Он укрощал и приручал любого хищника, даже тигра и
волка, орла или скопу <рыболова>. В его присутствии самцы и самки
спаривались и размножались, образуя целые стада. Разнообразные виды [зверей}
паслись рядом, не царапая и не кусая друг друга.
Обеспокоенный тем, как бы секрет искусства раба не умер вместе с ним,
царь приказал ему обучать Садовода с Мао-горы.
Он же сказал [Садоводу]:
- [Я], Жердочка, - презренный раб. Какое искусство могу тебе передать?
Но боюсь, как бы государь не обвинил [меня] в том, что [я] утаил от тебя
[секрет], и скажу вкратце, как обращаться с тиграми.
Радоваться, когда потакают, и сердиться, когда перечат, - в природе
каждого, в ком течет кровь. Но разве радость и гнев: проявляются случайно?!
Гнев [зверя] вызывают, когда идут против [его] воли. Во время кормежки не
решаюсь давать тигру живого зверя: убивая его, [тигр] придет в ярость; не
решаюсь давать целую тушу: разрывая ее, придет в ярость. Своевременно кормлю
голодного и постигаю, [что] приводит его в ярость. Тигр и человек
[принадлежат] к различным видам. Человек потакает тигру, и тигр к нему
ласкается; перечит - и тигр его убивает. Но разве решусь я перечить тигру,
чтобы привести его в гнев! Не решусь также и потакать ему, чтобы вызвать у
него радость. Ведь от радости вернется непременно к гневу, а от гнева
вернется снова к радости; ни тем, ни другим способом не достигну цели.
Ныне, [когда] у меня нет мысли ни потакать им, ни перечить, птицы и
звери принимают меня за своего. [Действую] по закону природы - предоставлять
каждого самому себе, поэтому [они] бродят по моему саду, не вспоминая о
высотах [горных] лесов и просторах болот; засыпают на моем дворе, не
стремясь в глубину гор и в тишину долин.
Янь Юань {20} рассказал Конфуцию:
- Когда я переправлялся через пучину Глубина кубка, Перевозчик {21}
правил лодкой, как бог. Я спросил его: "Можно ли научиться управлять
лодкой?" "Да, - ответил он, - можно обучить того, кто умеет плавать; у
прекрасного пловца [к этому] особые способности, а если это водолаз, то [он]
примется управлять лодкой, даже не видав ее прежде в глаза". Я спрашивал
еще, но [он] более не отвечал. Дозвольте задать вопрос: "Что это означает?".
- Гм! - сказал Конфуций. - Я давно уже забавлялся с тобой тем, что
(лежит] на поверхности, но никогда не доходил до сущности. [Теперь] все же
скажу.
"Можно обучить того, кто умеет плавать" - [означает, что он] легко
общается с водой; "У прекрасного пловца [к этому] особые способности" -
забывает про воду; "А если это водолаз, то [он] примется управлять лодкой,
даже не видав ее прежде в глаза" - для него пучина подобна суше, а
опрокинутая лодка - скользящей назад повозке. Пусть перед ним опрокидывается
и скользит тьма вещей, это даже не привлечет его внимания; куда бы ни
направился, все станет делать играючи.
Мастер игры {22} [со ставкой] на черепицу станет волноваться при игре
на [серебряную] застежку и потеряет рассудок при игре на золото. Искусство
одно и то же, но стоит появиться ценному, и внимание перейдет на внешнее.
Внимание же к внешнему всегда притупляет [внимание к] внутреннему.
Конфуций любовался в Люйляне [водопадом] {23}: струи спадают с высоты в
тридцать жэней, пена бурлит на тридцать ли. Его не могут преодолеть ни
кайманы, ни рыбы, ни черепахи - морские или речные. Заметив там пловца,
[Конфуций] подумал, что тот с горя ищет смерти, и отправил своих учеников
вниз, чтобы его вытащить. [Но тот] через несколько сот шагов вышел [из
воды], с распущенными волосами, запел и стал прогуливаться у дамбы.
Конфуций последовал [за ним] и ему сказал:
- Водопад в Люйляне высотой в тридцать жэней, пена бурлит на тридцать
ли. Его не могут преодолеть ни кайманы, ни рыбы, ни черепахи - морские или
речные. Заметив, как ты в него вошел, я подумал, что с горя ищешь смерти, и
отправил своих учеников вниз, чтобы тебя вытащить. [Когда] ты вышел с
распущенными волосами, запел и стал прогуливаться, я принял тебя за душу
утопленника, но вгляделся: ты - человек. Дозволь задать вопрос: владеешь ли
секретом, [как следует людям] ходить по воде?
- Нет, - ответил пловец. - У меня нет секрета. От рождения - это у меня
привычка, при возмужании - характер, в зрелости - это судьба. Вместе с
волной погружаюсь, вместе с пеной всплываю, следую за течением воды, не
навязывая [ей] ничего от себя. Вот мой секрет.
- Что означает: "от рождения - это привычка, при возмужании - характер,
в зрелости - это судьба"? - спросил Конфуций.
- Я родился среди холмов и удовлетворен [жизнью] среди холмов - такова
привычка; вырос на воде и удовлетворен [жизнью] на воде - таков характер;
это происходит само собой и я не знаю почему - такова судьба {24}.
Направляясь в Чу, Конфуций вышел из леса и заметил Горбуна {25},
который ловил цикад, будто [просто] их подбирал.
- Как ты искусен! - воскликнул Конфуций. - Обладаешь ли секретом?
- Да! У меня есть секрет, - ответил ловец цикад. - В пятую-шестую луну
кладу на коконы [цикад] шарики. [Из тех, на которые] положу два [шарика] и
[шарики] не упадут, теряю немногих; [из тех, на которые] положу три [шарика]
и не упадут, теряю одну из [каждых] десяти; [тех же, на которые] положу пять
шариков и не упадут, [ловлю всех просто], будто подбираю. Я стою, словно
старый пень, руки держу, точно сухие ветви. Как бы ни велика была вселенная,
какая бы тьма тварей в ней ни существовала, мне ведомы лишь крылатые цикады.
Почему бы мне их не ловить, [если] ничто [другое] не заставит меня
шевельнуться, ни на что в мире я не сменяю крылышки цикады!
Конфуций обернулся к своим ученикам и воскликнул:
- Вот каковы речи того Горбуна! Воля [у него] не рассеивается, а
сгущается в душе.
А Горбун в ответ:
- Вы, длиннополые ученики! Откуда вам знать то, о чем спрашиваете?
Заботитесь о собственном поведении да потом еще утруждаете [себя] такими
речами!
Один приморский житель любил чаек. Каждое утро отправлялся в море и
плыл за чайками. Чайки же слетались к нему сотнями.
Его отец сказал:
- Я слышал, что все чайки следуют за тобой. Поймай-ка мне [нескольких]
на забаву.
На другое утро, [когда Любитель чаек] отправился в море, чайки
кружились [над ним], но не спускались.
Поэтому и говорится: "Высшая речь - без речей, высшее деяниенедеяние"
{26}. То знание, которое доступно всем, - неглубоко.
Чжао Сянцзы {27} с сотней тысяч человек отправился на огневую охоту в
Срединные горы. С помощью высокой травы подожгли лес, и пламя охватило [его]
на сотни ли. [И тут] из каменного утеса вышел человек, [который] поднимался
и опускался вместе с дымом и пеплом. Все сказали, что это душа покойника.
Пройдя через огонь, будто его и не было, тот человек вышел не спеша.
Чжао Сянцзы удивился, удержал его и незаметно осмотрел. Фигурой,
цветом, семью отверстиями [в голове]- человек; по дыханию, голосу - человек.
И {Чжао Сянцзы] спросил:
- С помощью какого секрета живешь в камне? С помощью какого секрета
проходишь через огонь?
- Что называешь камнем? Что называешь огнем? - спросил его тот.
- То, откуда [ты] недавно вышел, - камень; то, через что недавно
прошел, - огонь.
- Не ведаю, - ответил тот.
Услышал об этом вэйский царь Прекрасный {28} и спросил Цзыся {29}:
- Что это был за человек?
- [Я], Шан, слышал от учителя, что [человек, который обрел] гармонию,
во всем подобен [другим] вещам. Ничто не может его ни поранить, ни
остановить. Он же может все - и проходить через металл и камень, и ступать
по воде и пламени.
- А почему ты этого не делаешь? - спросил царь Прекрасный.
- [Я], Шан, еще не способен открыть свое сердце и очистить [его] от
знаний. Хотя и пытаюсь говорить об этом, когда есть досуг.
- Почему не делает этого учитель?
- Учитель способен на это, - ответил Цзыся, - но способен и не делать
этого.
[Ответ] очень понравился царю Прекрасному.
Некий Колдун {30}, по имени Цзи Сянь, переселился из Ци в Чжэн. Точно
бог, узнавал [он], кто родится, а кто умрет, кто будет жить, а кто погибнет,
кого ждет счастье, а кого - беда, кого - долголетие, а кого - ранняя смерть,
и назначал [каждому] срок: год, луну, декаду, день. Завидев его, чжэнцы
уступали дорогу.
Лецзы встретился с Колдуном и подпал под его чары. Вернувшись же, обо
всем рассказал учителю с Чаши-горы:
- Ваше учение я считал высшим, а теперь познал более совершенное.
- Я не открывал тебе внешнего, пока ты не постиг сущности, - сказал
учитель. - Как же тебе судить об учении? Если рядом с курами не будет
петуха, откуда возьмутся цыплята? Думая, - что постиг учение и [можешь]
состязаться с современниками, [ты] возгордился, поэтому он и прочел все на
твоем лице. Приди-ка вместе [с ним] сюда, пусть на меня посмотрит.
Назавтра Лецзы явился к учителю вместе с Колдуном. [Когда они] вышли,
[Колдун] сказал Лецзы:
- Увы! Твой учитель [скоро] умрет, не проживет и десяти дней. Я видел
странное - пепел, залитый водой.
Лецзы вошел к учителю, зарыдал так, что слезами оросил одежду, и
передал ему [слова Колдуна].
- В тот раз я показался ему поверхностью земли, без побегов, без
движения. Ему, видимо, почудилась какая-то преграда в источнике моей
жизненной энергии. Приди-ка снова [с ним] сюда.
На другой день Лецзы снова явился с Колдуном. [Когда они] вышли, Колдун
сказал Лецзы:
- Счастье, что твой учитель встретился со мной. [Ему] лучше. В пепле
появилась жизнь. Я заметил, что энергия проникает через преграду.
Лецзы вошел к учителю и передал ему [все].
- На этот раз я показался ему в виде неба и земли, [куда] нет доступа
[таким понятиям, как] "имя" [или] "сущность". Но источник энергии исходил из
пяток. Вот [ему] и почудилось, что "энергия проникает через преграду", что
мне лучше. Приди-ка снова [с ним] сюда.
На другой день Лецзы снова явился с Колдуном к учителю. [Когда они]
вышли, [Колдун] сказал Лецзы:
- Твой учитель в тревоге. Трудно читать на его лице. Успокой [его, и я]
снова его навещу.
Лецзы вошел к учителю и передал ему [все]. Учитель же молвил:
- На этот раз он узрел во мне великую пустоту без малейшего
предзнаменования [чего-либо] и принял ее за признак равновесия жизненных
сил. Существует всего девять глубин: глубина водоворота и стоячей воды,
проточной воды и бьющего источника, родника, текущего с горы, и источника,
вытекающего из ямы, реки, вернувшейся в русло после прорыва [дамбы], реки,
растекающейся по болоту, и нескольких ручьев, вытекающих из одного
источника. Приди-ка [с ним] снова сюда.
На другой день Лецзы вместе с Колдуном снова явился к учителю. Не успел
[Колдун] занять [свое] место, как в растерянности пошел прочь.
- Догони его, - велел учитель.
Лецзы побежал, не смог его догнать, вернулся и доложил учителю:
- Не догнал. [Он куда-то] исчез! Потерялся! - Я показался ему
зародышем, каким был еще до появления на свет. Я предстал перед ним пустым,
слабым, покорным. [Он] не понял, кто [я], какой [я], видел то увядание, то
стремительное течение. Вот и сбежал.
Тут Лецзы решил, что еще и не начинал учиться, вернулся [домой] и три
года не показывался. Готовил пищу для своей жены, свиней кормил, будто
людей. В резьбе и полировке вернулся к безыскусственности {31}. В [других]
делах не принимал участия. Лишь телесно, словно ком земли, возвышался он
среди мирской суеты, замкнутый, целостный и поэтому [познал] истину до
конца.
Лецзы направился в Ци, [но] с полдороги вернулся и встретил Дядю
Темнеющее Око.
- Почему возвратился? - спросил Темнеющее Око.
- Я испугался!
- Чего же испугался?
--Я ел в десяти харчевнях, и в пяти [мне] подавали раньше всех.
- Пусть так. Но чего же тебе пугаться?
- Чистота внутри еще не освободилась, а из тела [она] просачивается [в
виде] луча. Внешним воздействовать на сердца людей, чтобы они пренебрегали
уважаемыми и старыми, [значит] готовить себе беду. Ведь хозяин харчевни не
имеет лишних доходов, продает лишь кашу да похлебку. Если так поступает тот,
у кого прибыль скудная, а власть ничтожная, что же сделает властитель тьмы
колесниц, который отдает все силы государству и все знания управлению?
Поэтому-то я и испугался, что тот [царь] захочет поручить мне дела и
[станет] ждать от меня заслуг {32}.
- Прекрасное наблюдение! - воскликнул Темнеющее Око. - [Но если] ты
останешься у себя, люди станут [искать] у тебя защиты.
Вскоре Темнеющее Око пришел [к Лецзы] и у дверей увидел множество
туфель. Обернувшись лицом к северу <как подчиненный>, Темнеющее Око оперся
подбородком о посох, нахмурился и, постояв немного, молча вышел. Принимавший
гостей доложил об этом Лецзы. Лецзы босой с туфлями в руках побежал [за
Темнеющим Оком] и, догнав у ворот, спросил:
- Поскольку [вы], Преждерожденный, пришли, не дадите ли мне совет?
- [Все] кончено! Я же предупреждал, что люди станут [искать] у тебя
защиты. Это действительно так! Способный привлечь других, чтобы [стекались]
к тебе, ты оказался не способным помешать другим искать у тебя защиты. К
чему это?
[Стоит] результату разойтись с предвидением, и непременно получится
огорчение. [Оно] бессмысленно и поколеблет [тебя] самого. Никто из твоих
последователей [этого] тебе не скажет. Вся их мелкая болтовня - яд для
человека. Без пробуждения, без сознания разве [помогут] созреванию друг
друга?
Ян Чжу {33} на юге достиг [местности] Пэй, [и когда] Лаоцзы {34},
странствуя на запад, пришел в Цинь, встретил его на подступах - в Лян.
Посредине дороги Лаоцзы подъял взор к небу и вздохнул:
- Прежде думал, что тебя можно научить, ныне же [вижу], что нельзя.
Ян Чжу промолчал. [Когда же] вошли в харчевню, [Ян Чжу] подал [Лаоцзы]
воду для умывания и полоскания рта, полотенце и гребень. Оставив туфли за
дверями, подполз к нему на коленях и заговорил:
- Недавно учитель подъял взор к небу, вздохнул и сказал: "Прежде думал,
что тебя можно научить, ныне же [вижу], что нельзя". [Мне], ученику,
хотелось попросить объяснения, но не осмелился, ибо учитель сказал и
продолжал путь без отдыха. Ныне же у учителя есть свободное время. Дозвольте
[мне] задать вопрос: в чем моя вина?
- У тебя самодовольный взгляд, у тебя хвастливый взгляд. С кем сумеешь
жить вместе? [Ведь и] "чистейшая белизна кажется запятнанной, совершенное
достоинство кажется недостаточным!" {35} - ответил Лаоцзы.
- Почтительно слушаюсь! - сказал Ян Чжу со всем уважением, изменившись
в лице.
Прежде Ян Чжу в харчевне приветствовали жильцы, хозяин приносил [ему]
циновку, хозяйка подавала полотенце и гребень, сидевшие уступали [место] на
циновке, гревшиеся давали [место]у очага. Когда же он вернулся, постояльцы
стали спорить с ним: за [место] на циновке.
Проходя через Сун {36}, на востоке Ян Чжу зашел на постоялый двор. У
хозяина двора были две наложницы: красивая и безобразная. Безобразную
[хозяин] ценил, а красивой пренебрегал. На вопрос Янцзы, какая тому причина,
этот человек ответил:
- Красавица сама [собою] любуется, и я не понимаю, в чем ее красота.
Безобразная сама себя принижает, и я не понимаю, в чем ее уродство.
- Запомните это, ученики, - сказал Янцзы. - Действуйте достойно, но
гоните от себя самодовольство, и (вас] полюбят всюду, куда бы ни пришли.
В Поднебесной есть путь к постоянным победам и путь к постоянным
поражениям. Путь к постоянным победам называется слабостью, путь к
постоянным поражениям называется силой. Оба этих пути легко познать, однако
люди их не знают. Поэтому в древности и говорили: "сильный [старается]
опередить тех, кто слабее его; слабый - тех, кто сильнее его" {37}. Идущему
впереди тех, кто слабее его, грозит опасность от равного ему; идущему
впереди тех, кто сильнее его, не грозит опасность. Так побеждают
собственное тело, будто раба, так служат Поднебесной, будто рабы.
Это и называется: победой без побед, службой без служения.
Вскармливающий Медведя сказал:
- Хочешь быть твердым {38}, сохраняй [твердость] с помощью мягкости;
хочешь быть сильным, береги [силу] с помощью слабости. [Кто] собирает
мягкое, станет твердым; [кто] собирает слабое, станет сильным; наблюдай за
тем, что собирается, чтобы узнать, что придет: счастье или беда. Сильный
побеждает тех, кто слабее его, а от [руки] равного себе - гибнет. Слабый
побеждает тех, кто сильнее его, его сила - неизмерима. Лаоцзы сказал:
"Войско могущественное погибнет.
Дерево крепкое сломается.
Мягкое и слабое - спутники жизни.
Твердое и сильное - спутники смерти" {39}.
Подобные по уму могут быть различны обликом; подобные обликом могут
быть различны по уму. Мудрый сближается с подобным [себе] по уму, но
отдаляется от подобного [себе] обликом; дюжинный сближается с подобным
[себе] обликом, но отдаляется от подобного [себе] по уму. С подобными [себе]
обликом [мы] сближаемся и их любим; от отличающихся от нас обликом [мы]
отдаляемся и их боимся. [Того, кто] обладает ростом в семь чи, руками,
отличными от ног, волосами на голове и зубами во рту, бежит, наклонясь
вперед, - называем человеком; но человек может обладать сердцем зверя.
Однако, несмотря на звериное сердце, видим в нем подобного себе. [Того, кто]
обладает крыльями по бокам, рогами на голове, способен обнажать клыки и
выпускать когти, летать в воздухе или бегать на четырех ногах, называем
птицей или зверем. А у птицы или зверя может быть сердце человека. Однако,
несмотря на человеческое сердце, [мы] видим в них чуждых себе обликом.
У Готовящего Жертвенное Мясо и Нюйва {40}, у Священного Земледельца
{41} и Великих Вождей {42} были змеиные тела и человеческие лица или бычьи
головы и тигриные морды. [Они] обладали не обликом человека, а свойством
великих мудрецов. Ся Разрывающий на Части {43} и Инь Бесчеловечный {44},
Луский Хуань {45} и Чуский My {46} внешне, семью отверстиями [в голове] были
подобны человеку, но сердцем обладали звериным. Дюжинный человек, держась
лишь облика в поисках истины, ее [истины] не найдет. Желтый Предок, сражаясь
с Предком Огня {47} на поле при Баньцюань, повел в авангарде медведей и
медведиц, волков и барсов, пантер и тигров, а знаменосцами сделал орлов и