- Это [я] сказал? Ты понял неверно. Эту мою прежнюю речь прошу
исправить нынешней речью. Ты услышал лишь, что не печалится тот, кто
радуется Небу и знает [его] веление; но еще не слышал, сколь велика печаль
того, кто радуется Небу и знает [его] веление. Ныне же поведаю тебе все по
правде. Совершенствоваться самому, не думая, о том, прославишься или
останешься в бедности, сознавая, что [хотя] ни прошедшее, ни будущее не
зависят от тебя, но ничто не смутит твоих мыслей, - вот что ты называешь "не
печалится тот, кто радуется Небу и знает [его] веление". Прежде я улучшал
песни и предания, исправлял обряды и музыку {2}, чтобы с их помощью навести
порядок в Поднебесной и оставить [его] будущим поколениям. [Стремился]
совершенствоваться не только сам, навести порядок не только в царстве Лу.
Однако в Лу и государь и слуги с каждым днем все больше нарушали порядок;
милосердие и справедливость все ослабевали; чувства и характеры
ожесточались. [Если] это учение не годилось для своего времени, для одного
царства, как же [пригодится оно] для будущего, для всей Поднебесной?! Я
начал понимать, что песни, предания, обряды и музыка не спасут от смуты; но
еще не нашел средства, как это исправить. Такова печаль того, кто радуется
Небу и знает [его] веление. Хотя я это и обрел, но ведь [подобные] радость и
знания не те радость и знания, о которых говорили древние. Не иметь радости,
не иметь знаний - вот истинная радость, истинные знания! Поэтому нет ничего,
чему бы не радовался, нет ничего, чего бы не знал, нет ничего, чему бы не
печалился, нет ничего, чего бы не совершил. К чему отбрасывать песни и
предания, обряды и музыку? К чему их исправлять?
Янь Юань обратился лицом к северу, поклонился и сказал:
- [Я], Хой, также это постиг.
Вышел и поведал обо всем Цзыгуну. Цзыгун же пришел в смятение, [словно]
растерялся. Вернулся домой и целых семь дней размышлял с такой страстью, что
не мог ни спать, ни есть, остались от него лишь [кожа да] кости. Янь Юань не
раз пытался его вразумить, пока наконец [Цзыгун] не вернулся к воротам
учителя и до конца дней своих не прекращал петь песни, аккомпанируя себе на
струнах, и рассказывать предания.
Чэньский полководец приехал послом в Лу и тайно встретился с Шусунем
{3}.
- В нашем царстве есть мудрец, - сказал Шусунь. - Не Конфуций ли? -
спросил [гость].
- Да, он.
- Откуда известно о его мудрости?
- Я слышал от Янь Юаня о том, что Конфуций способен использовать форму
[тело], отбросив сердце.
- Знаешь ли, что в нашем царстве также есть мудрец? - спросил
полководец из Чэнь.
- Кого называешь мудрецом?
- [Одного] из учеников Лаоцзы - Кан Цанцзы {4}. [Он] обрел учение
Лаоцзы и способен видеть ушами, а слышать глазами.
Услышав об этом, луский царь очень удивился [и] послал к Кан Цанцзы
вельможу с щедрыми дарами. Кан Цанцзы принял приглашение и приехал. Царь Лу
униженно попросил разрешения задать вопрос. Кан Цанцзы же ответил:
- Тот, кто передал обо мне, напутал. Я способен видеть и слышать без
глаз и ушей, но не способен заменять зрение слухом, а слух - зрением.
- Это еще более удивительно, - сказал царь Лу. - Каково же это учение?
Я хочу наконец о нем услышать!
- Мое тело едино с моей мыслью, мысль едина с эфиром, эфир - един с
жизненной энергией, жизненная энергия едина с небытием. Меня раздражает даже
мельчайшее бытие [существо], даже самый тихий отклик. Пусть [они] далеки -
за пределами восьми стран света, или близки - у [моих] бровей и ресниц, я о
них обязательно буду знать. Не знаю, ощущение ли это, [воспринятое] мною
через [все] семь отверстий {5} и четыре конечности, или познание,
[воспринятое] через сердце, желудок, [все] шесть внутренних органов. Это
естественное знание, и только.
Царю Лу это очень понравилось, и на другой день [он] рассказал обо всем
Конфуцию. Конфуций улыбнулся, но ничего не ответил.
Жрец из Шан, ведающий закланием жертвенного скота, встретился с
Конфуцием и воскликнул:
- Ах! Цю - мудрец!
- Как смею [я], Цю, быть мудрецом! - ответил Конфуций. - [Я], Цю, лишь
многое изучил и многое узнал.
- Три царя - вот мудрецы! - воскликнул жрец из Шан.
- Три царя прекрасно умели доверять знающим и мужественным. Но [были ли
они] мудрецами, [я], Цю, не знаю.
- Пять предков - вот мудрецы!
- Пять предков прекрасно умели доверять милосердным и справедливым. Но
[были ли они] мудрецами, [я], Цю, не знаю.
- Трое владык {6} - вот мудрецы!
- Трое владык прекрасно умели доверять тем, кто соответствовал своему
времени, но [были ли они] мудрецами, [я], Цю, не знаю.
- Но кто же тогда мудрец? - в ужасе спросил жрец из Шан. Конфуций
изменился в лице и через некоторое время ответил:
- Есть мудрец {7} среди людей Запада. Не управляет, а нет смуты, не
говорит, а [все] сами собой [ему] доверяют, не творит, а [все] само собой
делается. Необъятен [настолько], что народ даже не может назвать [его] имя.
[Я], Цю, сомневаюсь, - мудрец ли он. Воистину ли мудрец? Воистину ли не
мудрец? Не ведаю.
Жрец из Шан помолчал, подумал и воскликнул:
- Конфуций меня обманул!
- Каков в сравнении с тобой Янь Юань? {8} - спросил Цзыся у Конфуция.
- Хой превосходит [меня], Цю, в милосердии.
- Каков в сравнении с тобою Цзыгун?
- Сы превосходит [меня], Цю, в красноречии.
- Каков в сравнении с тобою Цзылу?{ 9}.
- Ю превосходит [меня], Цю, в мужестве.
- Каков в сравнении с тобою Цзычжан? {10}.
- Ши превосходит [меня], Цю, в непреклонности.
- Но почему же эти четверо служат [тебе], учитель? - спросил Цзыся,
поднявшись с циновки.
- Сядь! Я поведаю тебе, - сказал Конфуций. - Хой способен быть
милосердным, но не способен перечить; Сы способен быть красноречивым, но не
способен запинаться; Ю способен быть мужественным, но не способен быть
трусливым; Ши способен быть непреклонным, но не способен быть уступчивым. Я
не согласился бы обменять свои [достоинства] на те, которыми обладают все
четыре ученика вместе. Вот почему они неизменно служат мне.
Учитель Лецзы, после того как обучился у Лесного с Чашигоры и
подружился с Темнеющим Оком, поселился в Южном Предместье. Приверженцы его
поселились [тут же. Их] каждый день считать не успевали, и сам Лецзы не
знал, сколько [их], хотя каждое утро [он] вел с ними диспуты, и об этом
стало повсюду известно. Учитель Лецзы двадцать лет прожил рядом с Учителем
Южного Предместья {11}, отделенный от него лишь оградой. Однако друг друга
[они] не посещали и не приглашали, встречаясь же на улице, как будто друг
друга не замечали. Ученики и слуги у ворот считали, что между учителем Лецзы
и Учителем Южного Предместья существует вражда.
[Некий] чусец спросил учителя Лецзы:
- Почему [вы], Преждерожденный, и Учитель Южного Предместья чуждаетесь
друг друга?
- Зачем к нему ходить? - ответил учитель Лецзы. - Лицо Учителя Южного
Предместья [отличается] полнотой, а сердце - пустотой, уши у него не слышат,
глаза не видят, уста молчат, сердце не знает, тело не движется. И все же
попытаюсь вместе с тобой отправиться [на него] посмотреть.
[С ними] пошли сорок учеников. [Они] увидели, что [лицо] Учителя Южного
Предместья действительно похоже на маску чудовища, с ним нельзя общаться
Повернулись к учителю Лецзы и увидели, что жизненная энергия у него
отделилась от тела и он вышел из толпы.
Вдруг Учитель Южного Предместья указал на ученика Лецзы в последнем
ряду и заговорил с ним радостно, как будто [перед ним] совершеннейший и
сильнейший. Ученики Лецзы удивились, и на обратном пути лица всех выражали
сомнение.
- Зачем так удивляться? - сказал Лецзы. - Добившийся желаемого молчит,
исчерпавший знания также молчит. Речь с помощью молчания - также речь,
знание с помощью незнания - также знание. Отсутствие слов и молчание,
отсутствие знаний и незнание - это ведь также речь, это ведь также знания.
[Значит], нет ничего, о чем бы не говорил, нет ничего, о чем бы не знал;
[значит] также, что не о чем говорить, нечего знать. Только и всего.
Учитель Лецзы стал учиться {12}.
Прошло три года, и [я] изгнал из сердца думы об истинном и ложном, а
устам запретил говорить о полезном и вредном. Лишь тогда удостоился [я]
взгляда Старого Шана. Прошло пять лет, и в сердце родились новые думы об
истинном и ложном, устамк по-новому заговорил о полезном и вредном. Лишь
тогда [я] удостоился улыбки Старого Шана. Прошло семь лет, и, давая волю
своему сердцу, [я уже] не думал ни об истинном, ни о ложном, давая волю
своим устам, не говорил ни о полезном, ни о вредном. Лишь тогда учитель
позвал меня и усадил рядом с собой на циновке. Прошло девять лет, и как бы
ни принуждал [я] свое сердце думать, как бы ни принуждал свои уста говорить,
уже не ведал, что для меня истинно, а что ложно, что полезно, а что вредно;
не ведал, что для других истинно, а что ложно, что полезно, а что вредно.
Перестал [отличать] внутреннее от внешнего. И тогда все [чувства] как бы
слились в одно: зрение уподобилось слуху, слух - обонянию, обоняние - вкусу.
Мысль сгустилась, а тело освободилось, кости и мускулы сплавились воедино.
[Я] перестал ощущать, на что опирается тело, на что ступает нога, о чем
думает сердце, что таится в речах. Только и всего. Тогда-то в законах
природы [для меня] не осталось ничего скрытого.
Вначале Лецзы любил странствовать {13}.
- [Ты], Защита Разбойников, любишь странствия. Что же в них хорошего? -
спросил Учитель с Чаши-горы.
- Радость странствий в том, - ответил Лецзы, - что наслаждаешься
отсутствием старого. Другие в странствиях наблюдают за тем, что видят. Я в
странствиях наблюдаю за тем, что изменяется. Есть странствия и странствия!
Еще никто не сумел определить различия в этих странствиях!
- [Ты], Защита Разбойников, странствуешь, конечно, как и другие, а
говоришь, что иначе, чем другие. Во всем, на что смотришь, всегда видишь
изменения, наслаждаешься отсутствием старого в других вещах, а не ведаешь,
что в тебе самом также отсутствует старое. Странствуя во внешнем [мире], не
ведаешь, как наблюдать за внутренним [миром]. Кто странствует во внешнем,
ищет полноты в [других] вещах; кто наблюдает за внутренним, находит
удовлетворение в самом себе. Находить удовлетворение в самом себе - вот
истинное в странствиях, искать полноты в [других] вещах - вот неистинное в
странствиях.
И тогда Лецзы понял, что не постигает [смысла] странствий, и до конца
жизней больше не уходил.
- Истинное в странствиях! - сказал учитель с Чаши-горы. - При истинных
странствиях не ведают, куда направляются; при истинном наблюдении не ведают,
на что смотрят. Все вещи странствуют, все твари наблюдают - вот то, что я
называю странствием, вот то, что я называю наблюдением. Поэтому и говорю:,
истинное - в странствиях! Истинное - в странствиях!
Дядя Дракона сказал Вэнь Чжи {14}:
- Тебе доступно тонкое искусство. Я болен. Можешь ли меня вылечить?
- Повинуюсь приказу, - ответил Вэнь Чжи. - Но сначала расскажи о
признаках твоей болезни.
- Хвалу в своей общине не считаю славой, хулу в царстве не считаю
позором; приобретая, не радуюсь, теряя, не печалюсь. Смотрю на жизнь, как и
на смерть; смотрю на богатство, как и на бедность; смотрю на человека, как и
на свинью; смотрю на себя, как и на другого; живу в своем доме, будто на
постоялом дворе; наблюдаю за своей общиной, будто за царствами Жун и Мань
{15}. [Меня] не прельстить чином и наградой, не испугать наказанием и
выкупом, не изменить ни процветанием, ни упадком, ни выгодой, ни убытком, не
поколебать ни печалью, ни радостью. Из-за этой тьмы болезней не могу служить
государю, общаться с родными, с друзьями, распоряжаться женой и сыновьями,
повелевать слугами и рабами. Что это за болезнь? Какое средство может от нее
излечить?
Вэнь Чжи велел больному встать спиной к свету и стал его рассматривать.
- Ах! - воскликнул он. - Я вижу твое сердце. [Его] место, целый цунъ,
пусто, почти [как у] мудреца! В твоем сердце открыты шесть отверстий,
седьмое же закупорено. Возможно, поэтому [ты] и считаешь мудрость болезнью?
Но этого моим ничтожным искусством не излечить!
Не имеющее начала, но постоянно рождающее - это путь. Когда рожденный
живым не гибнет [преждевременно], хотя и смертен, - это постоянство; когда
рожденный живым гибнет [преждевременно] - это несчастье. То, что обладающий
началом неизменно умирает, - это закон пути. Когда смертный умирает по своей
вине, хотя [срок его жизни] еще не закончился, - это постоянство; когда
смертный живет - это счастье. Поэтому жизнь, не обладающая назначением,
называется путем, и конец [жизни], обретенный с помощью пути, называется
постоянством; смерть, обладающая назначением, также называется путем, и
смерть [преждевременная], обретенная с помощью пути, также называется
постоянством.
Когда умер Цзи Лян, Ян Чжу пел {16}, глядя на ворота его дома; когда
умер Суй У, Ян Чжу рыдал, гладя его тело. Когда же родится раб, толпа поет;
когда умирает раб, толпа плачет.
Перед тем как ослепнуть, глаза разглядят даже кончик волоска.
Перед тем как оглохнуть, уши расслышат даже полет москита.
Перед тем как притупится ощущение [вкуса], язык отличит [воду из реки]
Цзы от [воды из реки] Минь.
Перед тем как утратить обоняние, нос отличит запах обожженного дерева
от [запаха] гниющего.
Перед тем как телу окостенеть, [человек] бежит быстро.
Перед тем как утратить рассудок, сердце легко отличает правду от лжи.
Причина в том, что, не достигнув предела, вещи не переходят в свою
противоположность {17}.
В полях и болотах Чжэн много мудрых, в Восточном же квартале много
талантливых {18}. Среди рабов на полях и болотах был и Бо Фынцзы. Проходя
через Восточный квартал, он встретился с Дэн Си {19}.
Дэн Си посмотрел на своих учеников, усмехнулся и сказал:
- Не высмеять ли тех, кто идет [нам] навстречу? - Хотелось бы
послушать, - ответили ученики. И Дэн Си сказал Бо Фынцзы:
- Постиг ли ты обязанности кормящего? Те, кого кормит человек, кто не
способен прокормиться сам, относятся к роду собак и свиней. Кормить этих
тварей и распоряжаться ими - в этом сила человека. А в том, что твои ученики
едят и насыщаются, одеваются и отдыхают, заслуга держащих власть. Если же
собирать старых и малых, [словно] стадо, возводить загоны, [как для] скота
[или] живности, то чем же [эти люди] будут отличаться от собак и свиней?
Бо Фынцзы промолчал, но один из его учеников вышел вперед и ответил:
- Разве старший муж не слышал о том, как много умельцев в Ци и Лу? Есть
мастера по глине и дереву, по металлу и коже; есть прекрасные создатели
песен и музыкальных инструментов <вариант: певцы и музыканты>, писцы и
математики; есть прекрасные военачальники, воины и служители храма предков.
Представлены все таланты. Но [они] не могут распоряжаться друг другом,
давать друг другу поручения. Тот же, кто распоряжается ими, не обладает
знаниями; тот, кто дает им поручения, не имеет талантов. Он-то и выполняет
поручения тех, кто знает и умеет. Нами-то и даются поручения держащим
власть. Чем же тебе гордиться?
Дэн Си нечего было ответить. Он посмотрел на своих учеников и отступил.
Гунъи Бо {20} прославился своей силой среди правителей. Танци Гун
рассказал о нем чжоускому царю Сюаньвану. Царь приготовил дары, чтобы его
пригласить, и Гунъи Бо явился.
При виде его немощной фигуры в сердце Сюаньвана закралось лодозрение.
- Какова твоя сила? - спросил он с сомнением.
- Силы [моей], вашего слуги, хватит [лишь], чтобы сломать ногу весенней
саранчи да перебить крыло осенней цикады.
- У моих богатырей хватит силы, чтобы разорвать шкуру носорога да
утащить за хвосты девять буйволов! - в гневе воскликнул государь, - а я еще
огорчен их слабостью. Как же ты мог прославиться силой на всю Поднебесную,
если способен лишь сломать ногу весенней саранчи да перебить крыло осенней
цикады?
- Хорошо! - глубоко вздохнув, сказал Гунъи Бо и отошел от циновки. - На
вопрос царя [я], ваш слуга, осмелюсь ответить правду. Учил [меня], вашего
слугу, Наставник с Шан-горы. Равного ему по силе не найдется во всей
Поднебесной. Но никто из [шести] родичей об этом не знал, ибо он никогда к
силе не прибегал. [Я], ваш слуга, услужил ему, рискуя жизнью, и тогда он по-
ведал [мне], вашему слуге:
"Все хотят узреть невиданное -
Смотри на то, на что другие не глядят;
[Все] хотят овладеть недоступным -
Займись тем, чем никто не занимается".
Поэтому тот, кто учится видеть, начинает с повозки с хворостом; тот,
кто учится слышать - с удара в колокол. Ведь то, что легко внутри [тебя], не
трудно и вне [тебя]. [Если] не встретятся внешние трудности, то и слава не
выйдет за пределы [твоей семьи].
Ныне слава обо [мне], вашем слуге, дошла до правителей, значит, [я],
ваш слуга, нарушил завет учителя и проявил свои способности. Правда, слава
[моя], вашего слуги, не в том, чтобы своей силой злоупотреблять, а в том,
как пользоваться своей силой. Разве это не лучше, чем злоупотреблять своей
силой?
Царевич Моу {21} из Срединных гор был талантливейшим из царских сыновей
в Вэй {22}. [Он] не заботился о государственных делах, любил странствовать
вместе с талантливыми. [Ему] нравился Гунсунь Лун {23} из Чжао {24}, и за
это над ним смеялись такие, как Ведающий музыкой Цзыюй.
- Почему ты смеешься над тем, что [мне], Моу, нравится Гунсунь Лун? -
спросил царский сын Моу.
- Да ведь что за человек Гунсунь Лун? - ответил Ведающий: музыкой. - В
поступках не имеет наставника, в учении не имеет друга. Красноречив, но не
остроумен; разбрасывается, но не принадлежит ни к одной школе; любит
необычайное, говорит безрассудно, хочет ввести в заблуждение сердца, всех
переспорить. Занимается этим вместе с Хань Танем {25} и другими.
- Зачем ты рассуждаешь об ошибках Гунсунь Луна? Хотелось бы услышать
доказательства этих ошибок! - изменившись в лице, сказал Моу.
- Я смеюсь над тем, как Лун обманул Кун Чуаня {26}, - продолжал
Ведающий музыкой. - [Он] сказал, что у хорошего стрелка острие последующей
стрелы попадает в оперение предыдущей,, одна стрела другую настигает, одна
стрела другую направляет. Первая стрела наметит цель, следующая уже лежит на
тетиве, и они летят непрерывно, как одна линия. Кун Чуань удивился, а Лун
добавил, что [так бывает] еще не у самого замечательного стрелка. [Вот,
например], ученик Невежды {27} по имени Хун Чао {28}, рассердившись на жену,
[стал] ее пугать. Натянул лук, зовущийся Вороньим {29}, взял стрелу из
циского бамбука с опереньем из Вэй и выстрелил ей в глаз, прямо в зрачок, а
[она] даже не моргнула. Стрела же, упав на землю, не подняла пыли. Разве
такова речь умного человека?
- Речи умного глупому не понять, - ответил царевич Моу. - В чем ты
сомневаешься? [Если] острие последующей попадает в оперение предшествующей,
[значит] стрельба равномерная. [Если] стрела попала прямо в зрачок, а
[человек] не моргнул, [значит] сила стрелы была исчерпана.
- Ты - ученик Луна, как же тебе не приукрашивать его недостатки? -
возразил Ведающий музыкой. - Скажу еще о самом важном. Обманывая вэйского
царя, Лун говорил: "[Если] есть желание, то нет мысли"; "свойства
беспредельны"; "вещи неисчерпаемы"; "тень не движется"; "волос выдерживает
[нагрузку] в тысячу цзиней"; "белый конь - не конь"; "у сироты теленка
никогда не было матери". Нельзя и перечислить [тех случаев, когда] он
извращает категории предметов и человеческих отношений.
- Не поняв истины этих слов, - ответил царевич Моу, - ты нашел их
ошибочными. А ошибаешься ты. Ведь [если] "нет желания", то мысль [ему]
тождественна; [если] "свойства беспредельны", то "без свойств все
предельно"; "тот, кто исчерпал вещи, навсегда [ими] обладает"; "тень не
движется" - значит, [она] изменяется; "волос выдерживает [нагрузку] в тысячу
цзиней" - высшее равновесие; "белый конь - не конь" - ибо свойство здесь
отделяется от формы [тела]; "у сироты теленка никогда не было матери" {30} -
отрицается; [возможность существования] теленка-сироты.
- Все это песни Гунсунь Лука, - сказал Ведающий музыкой. Ты последовал
бы за ним, даже если бы он исторгал звук через другое отверстие.
Царевич Моу замолчал надолго, а затем объявил о своем уходе и сказал:
- Дозволь через несколько дней снова прийти и с тобой побеседовать.
Высочайший правил Поднебесной пятьдесят лет и не знал, порядок в ней
или беспорядок, не ведал, желает ли народ его поддерживать или не желает.
Посмотрел направо, налево и спросил [приближенных], но приближенные не
знали; спросил за воротами дворца, и за воротами не знали; спросил на полях,
и на полях не знали.
Тогда Высочайший пошел переодетый бродить по дорогам и услышал песенку,
которую пели мальчики:
"Создали нас, массу народа,
Не для того ли, чтобы каждый
исчерпал [свою природу]?
Ничего не знаем, не ведаем,
За обычаем предков следуем".
- Кто научил вас такой песне? - спросил обрадованный Высочайший.
- Мы слышали [ее] от старшего мужа, - сказали мальчики, [Высочайший]
спросил старшего мужа, а тот ответил: "Это древняя песня" {31}.
Высочайший вернулся во дворец, призвал Ограждающего и уступил ему
Поднебесную. Ограждающий, не отказываясь, ее принял {32}.
Страж Границы сказал:
- Тому, кто не замыкается в себе, вещи и их форма открываются сами.
Движение такого [человека] подобно [течению] воды, его покой подобен зеркалу
{33}, его ответ подобен эху, поэтому его путь подобен пути [других] вещей.
Сами вещи идут против пути, [но] путь не идет против вещей. Умеющий
уподобиться пути уже не станет применять ни слуха, ни зрения, ни силы, ни
разума. Нельзя уподобиться пути с помощью зрения, слуха, осязания, ума.
Ищешь его впереди, а он [путь] вдруг [оказывается] позади. Используешь его,
и [он] наполняет все шесть пространств, отбрасываешь его и не ведаешь, где
он. Он не удаляется, [когда] кто-то может его обрести сознательно, он и не
приближается, [когда] кто-то может его обрести бессознательно. Обретает его
лишь тот, кто хранит молчание; лишь тот, чьи свойства совершенны. Знание без
страсти, способности без действия - вот истинное знание, вот истинные
способности. Развивая незнание, разве будешь подвержен страстям? Развивая
неспособность, разве будешь готов к деяниям? Собирание же драгоценных камней
или пыли, пусть даже и без деяний, не есть естественный закон.
ВОПРОСЫ ИСПЫТУЮЩЕГО
Инь Испытующий задал вопрос Кожаному Щиту [из рода] Великих {1}:
- Были ли вещи в самом начале древности?
- [Если бы] в самом начале древности не было вещей, откуда бы ныне
появились вещи? Не смогут ли и потомки сказать, что ныне [в наше время] не
было вещей? - спросил в ответ Кожаный Щит.
- Тогда у вещей нет прошлого и будущего?
- Конец и начало вещей издревле не имеют границ. Начало может стать
концом, а конец может стать началом. Как узнать их круговорот? Однако [было
ли что-нибудь] кроме вещей, [было ли что-нибудь] до событий, - я не знаю.
- В таком случае, есть ли конец [всем] восьми сторонам света, зениту и
надиру?
- Не ведаю, - ответил Кожаный Щит, но Испытующий спросил настойчивее:
- [Если] нет конца, тогда [они] бесконечны; [если] есть [конец], тогда
конечны. Как мне это знать? Ведь кроме бесконечного [существует] и
отсутствие бесконечного; внутри неограниченного [существует] и отсутствие
неограниченного. В бесконечном снова конечное, в неограниченном снова
ограниченное. Так я познаю бесконечное, неограниченное, но не познаю
конечного, ограниченного.
- Что находится за пределами четырех морей?
- То же, что и в Срединных царствах.
- Чем это докажешь?
- Я ходил на Восток до Ина {2}, [там] народ такой же. Спросил [и узнал,
что] на востоке от Ина [все] похоже на Ин. Ходил на Запад до Бинь {3}, [там]
народ такой же. Спросил [и узнал, что] на западе от Бинь [все] похоже на
Бинь. Так стало мне ведомо, что ни четыре моря {4}, ни четыре пустыни, ни
четыре полюса от них <других земель> не отличаются. В каждом большем
содержится меньшее - без конца и предела. Как в небе и земле содержится тьма
вещей, так же и небо с землей в чем-то содержатся. То, в чем содержится тьма
вещей, несомненно, бесконечно; то, в чем содержатся небо и земля,
несомненно, беспредельно. Как мне знать, нет ли за пределами неба и земли
еще больших небес и земель? Это мне также неведомо. Однако небо и земля - те
же вещи, у вещей же бывают недостатки {5}. Поэтому в старину [женщина] из
рода Нюйва {6} отобрала камни всех пяти цветов, чтобы заделать изъян в небе;
отрубила лапы у гигантской черепахи, чтобы подпереть четыре края <полюса>.
Впоследствии же [человек] из рода Ведающих Разливами {7} стал бороться с
Вечно Недовольным {8} за власть предков, в гневе ударился о гору Щербатую
{9} и сломал Небесный столп {10}, порвал земную сеть. Поэтому небо
наклонилось на северо-запад, за ним последовали и солнце с луной, планеты со
звездами; у земли же не хватило [куска на] юго-востоке, поэтому [туда
полились] воды сотен рек.
- Есть ли вещи огромные и малые, длинные и короткие, одинаковые и
различные? - снова спросил Испытующий.
- К востоку от Бохая, в скольких миллиардах ли - неведомо, есть
огромная пропасть, пучина, поистине бездонная. У нее не было дна, и
называлась она Гуйсюй {11}. В нее стекали все воды - со всех восьми сторон
света, девяти пустынь и Небесной реки {12}, а она [пучина] все не
увеличивалась и не уменьшалась. Там пять Гор. Первая называлась Колесница
Преемства {13}, вторая - Круглая Вершина, третья - Квадратная Чаша,
четвертая - Обитель Красавиц, Пятая - Приют Презревших Блага. Окружность
каждой горы сверху донизу - тридцать тысяч ли, плато на вершине - девять
тысяч ли, расстояние между горами - семьдесят тысяч ли, а [горы] считались
соседями. Там все башни и террасы - из золота и нефрита, все птицы и звери -
исправить нынешней речью. Ты услышал лишь, что не печалится тот, кто
радуется Небу и знает [его] веление; но еще не слышал, сколь велика печаль
того, кто радуется Небу и знает [его] веление. Ныне же поведаю тебе все по
правде. Совершенствоваться самому, не думая, о том, прославишься или
останешься в бедности, сознавая, что [хотя] ни прошедшее, ни будущее не
зависят от тебя, но ничто не смутит твоих мыслей, - вот что ты называешь "не
печалится тот, кто радуется Небу и знает [его] веление". Прежде я улучшал
песни и предания, исправлял обряды и музыку {2}, чтобы с их помощью навести
порядок в Поднебесной и оставить [его] будущим поколениям. [Стремился]
совершенствоваться не только сам, навести порядок не только в царстве Лу.
Однако в Лу и государь и слуги с каждым днем все больше нарушали порядок;
милосердие и справедливость все ослабевали; чувства и характеры
ожесточались. [Если] это учение не годилось для своего времени, для одного
царства, как же [пригодится оно] для будущего, для всей Поднебесной?! Я
начал понимать, что песни, предания, обряды и музыка не спасут от смуты; но
еще не нашел средства, как это исправить. Такова печаль того, кто радуется
Небу и знает [его] веление. Хотя я это и обрел, но ведь [подобные] радость и
знания не те радость и знания, о которых говорили древние. Не иметь радости,
не иметь знаний - вот истинная радость, истинные знания! Поэтому нет ничего,
чему бы не радовался, нет ничего, чего бы не знал, нет ничего, чему бы не
печалился, нет ничего, чего бы не совершил. К чему отбрасывать песни и
предания, обряды и музыку? К чему их исправлять?
Янь Юань обратился лицом к северу, поклонился и сказал:
- [Я], Хой, также это постиг.
Вышел и поведал обо всем Цзыгуну. Цзыгун же пришел в смятение, [словно]
растерялся. Вернулся домой и целых семь дней размышлял с такой страстью, что
не мог ни спать, ни есть, остались от него лишь [кожа да] кости. Янь Юань не
раз пытался его вразумить, пока наконец [Цзыгун] не вернулся к воротам
учителя и до конца дней своих не прекращал петь песни, аккомпанируя себе на
струнах, и рассказывать предания.
Чэньский полководец приехал послом в Лу и тайно встретился с Шусунем
{3}.
- В нашем царстве есть мудрец, - сказал Шусунь. - Не Конфуций ли? -
спросил [гость].
- Да, он.
- Откуда известно о его мудрости?
- Я слышал от Янь Юаня о том, что Конфуций способен использовать форму
[тело], отбросив сердце.
- Знаешь ли, что в нашем царстве также есть мудрец? - спросил
полководец из Чэнь.
- Кого называешь мудрецом?
- [Одного] из учеников Лаоцзы - Кан Цанцзы {4}. [Он] обрел учение
Лаоцзы и способен видеть ушами, а слышать глазами.
Услышав об этом, луский царь очень удивился [и] послал к Кан Цанцзы
вельможу с щедрыми дарами. Кан Цанцзы принял приглашение и приехал. Царь Лу
униженно попросил разрешения задать вопрос. Кан Цанцзы же ответил:
- Тот, кто передал обо мне, напутал. Я способен видеть и слышать без
глаз и ушей, но не способен заменять зрение слухом, а слух - зрением.
- Это еще более удивительно, - сказал царь Лу. - Каково же это учение?
Я хочу наконец о нем услышать!
- Мое тело едино с моей мыслью, мысль едина с эфиром, эфир - един с
жизненной энергией, жизненная энергия едина с небытием. Меня раздражает даже
мельчайшее бытие [существо], даже самый тихий отклик. Пусть [они] далеки -
за пределами восьми стран света, или близки - у [моих] бровей и ресниц, я о
них обязательно буду знать. Не знаю, ощущение ли это, [воспринятое] мною
через [все] семь отверстий {5} и четыре конечности, или познание,
[воспринятое] через сердце, желудок, [все] шесть внутренних органов. Это
естественное знание, и только.
Царю Лу это очень понравилось, и на другой день [он] рассказал обо всем
Конфуцию. Конфуций улыбнулся, но ничего не ответил.
Жрец из Шан, ведающий закланием жертвенного скота, встретился с
Конфуцием и воскликнул:
- Ах! Цю - мудрец!
- Как смею [я], Цю, быть мудрецом! - ответил Конфуций. - [Я], Цю, лишь
многое изучил и многое узнал.
- Три царя - вот мудрецы! - воскликнул жрец из Шан.
- Три царя прекрасно умели доверять знающим и мужественным. Но [были ли
они] мудрецами, [я], Цю, не знаю.
- Пять предков - вот мудрецы!
- Пять предков прекрасно умели доверять милосердным и справедливым. Но
[были ли они] мудрецами, [я], Цю, не знаю.
- Трое владык {6} - вот мудрецы!
- Трое владык прекрасно умели доверять тем, кто соответствовал своему
времени, но [были ли они] мудрецами, [я], Цю, не знаю.
- Но кто же тогда мудрец? - в ужасе спросил жрец из Шан. Конфуций
изменился в лице и через некоторое время ответил:
- Есть мудрец {7} среди людей Запада. Не управляет, а нет смуты, не
говорит, а [все] сами собой [ему] доверяют, не творит, а [все] само собой
делается. Необъятен [настолько], что народ даже не может назвать [его] имя.
[Я], Цю, сомневаюсь, - мудрец ли он. Воистину ли мудрец? Воистину ли не
мудрец? Не ведаю.
Жрец из Шан помолчал, подумал и воскликнул:
- Конфуций меня обманул!
- Каков в сравнении с тобой Янь Юань? {8} - спросил Цзыся у Конфуция.
- Хой превосходит [меня], Цю, в милосердии.
- Каков в сравнении с тобою Цзыгун?
- Сы превосходит [меня], Цю, в красноречии.
- Каков в сравнении с тобою Цзылу?{ 9}.
- Ю превосходит [меня], Цю, в мужестве.
- Каков в сравнении с тобою Цзычжан? {10}.
- Ши превосходит [меня], Цю, в непреклонности.
- Но почему же эти четверо служат [тебе], учитель? - спросил Цзыся,
поднявшись с циновки.
- Сядь! Я поведаю тебе, - сказал Конфуций. - Хой способен быть
милосердным, но не способен перечить; Сы способен быть красноречивым, но не
способен запинаться; Ю способен быть мужественным, но не способен быть
трусливым; Ши способен быть непреклонным, но не способен быть уступчивым. Я
не согласился бы обменять свои [достоинства] на те, которыми обладают все
четыре ученика вместе. Вот почему они неизменно служат мне.
Учитель Лецзы, после того как обучился у Лесного с Чашигоры и
подружился с Темнеющим Оком, поселился в Южном Предместье. Приверженцы его
поселились [тут же. Их] каждый день считать не успевали, и сам Лецзы не
знал, сколько [их], хотя каждое утро [он] вел с ними диспуты, и об этом
стало повсюду известно. Учитель Лецзы двадцать лет прожил рядом с Учителем
Южного Предместья {11}, отделенный от него лишь оградой. Однако друг друга
[они] не посещали и не приглашали, встречаясь же на улице, как будто друг
друга не замечали. Ученики и слуги у ворот считали, что между учителем Лецзы
и Учителем Южного Предместья существует вражда.
[Некий] чусец спросил учителя Лецзы:
- Почему [вы], Преждерожденный, и Учитель Южного Предместья чуждаетесь
друг друга?
- Зачем к нему ходить? - ответил учитель Лецзы. - Лицо Учителя Южного
Предместья [отличается] полнотой, а сердце - пустотой, уши у него не слышат,
глаза не видят, уста молчат, сердце не знает, тело не движется. И все же
попытаюсь вместе с тобой отправиться [на него] посмотреть.
[С ними] пошли сорок учеников. [Они] увидели, что [лицо] Учителя Южного
Предместья действительно похоже на маску чудовища, с ним нельзя общаться
Повернулись к учителю Лецзы и увидели, что жизненная энергия у него
отделилась от тела и он вышел из толпы.
Вдруг Учитель Южного Предместья указал на ученика Лецзы в последнем
ряду и заговорил с ним радостно, как будто [перед ним] совершеннейший и
сильнейший. Ученики Лецзы удивились, и на обратном пути лица всех выражали
сомнение.
- Зачем так удивляться? - сказал Лецзы. - Добившийся желаемого молчит,
исчерпавший знания также молчит. Речь с помощью молчания - также речь,
знание с помощью незнания - также знание. Отсутствие слов и молчание,
отсутствие знаний и незнание - это ведь также речь, это ведь также знания.
[Значит], нет ничего, о чем бы не говорил, нет ничего, о чем бы не знал;
[значит] также, что не о чем говорить, нечего знать. Только и всего.
Учитель Лецзы стал учиться {12}.
Прошло три года, и [я] изгнал из сердца думы об истинном и ложном, а
устам запретил говорить о полезном и вредном. Лишь тогда удостоился [я]
взгляда Старого Шана. Прошло пять лет, и в сердце родились новые думы об
истинном и ложном, устамк по-новому заговорил о полезном и вредном. Лишь
тогда [я] удостоился улыбки Старого Шана. Прошло семь лет, и, давая волю
своему сердцу, [я уже] не думал ни об истинном, ни о ложном, давая волю
своим устам, не говорил ни о полезном, ни о вредном. Лишь тогда учитель
позвал меня и усадил рядом с собой на циновке. Прошло девять лет, и как бы
ни принуждал [я] свое сердце думать, как бы ни принуждал свои уста говорить,
уже не ведал, что для меня истинно, а что ложно, что полезно, а что вредно;
не ведал, что для других истинно, а что ложно, что полезно, а что вредно.
Перестал [отличать] внутреннее от внешнего. И тогда все [чувства] как бы
слились в одно: зрение уподобилось слуху, слух - обонянию, обоняние - вкусу.
Мысль сгустилась, а тело освободилось, кости и мускулы сплавились воедино.
[Я] перестал ощущать, на что опирается тело, на что ступает нога, о чем
думает сердце, что таится в речах. Только и всего. Тогда-то в законах
природы [для меня] не осталось ничего скрытого.
Вначале Лецзы любил странствовать {13}.
- [Ты], Защита Разбойников, любишь странствия. Что же в них хорошего? -
спросил Учитель с Чаши-горы.
- Радость странствий в том, - ответил Лецзы, - что наслаждаешься
отсутствием старого. Другие в странствиях наблюдают за тем, что видят. Я в
странствиях наблюдаю за тем, что изменяется. Есть странствия и странствия!
Еще никто не сумел определить различия в этих странствиях!
- [Ты], Защита Разбойников, странствуешь, конечно, как и другие, а
говоришь, что иначе, чем другие. Во всем, на что смотришь, всегда видишь
изменения, наслаждаешься отсутствием старого в других вещах, а не ведаешь,
что в тебе самом также отсутствует старое. Странствуя во внешнем [мире], не
ведаешь, как наблюдать за внутренним [миром]. Кто странствует во внешнем,
ищет полноты в [других] вещах; кто наблюдает за внутренним, находит
удовлетворение в самом себе. Находить удовлетворение в самом себе - вот
истинное в странствиях, искать полноты в [других] вещах - вот неистинное в
странствиях.
И тогда Лецзы понял, что не постигает [смысла] странствий, и до конца
жизней больше не уходил.
- Истинное в странствиях! - сказал учитель с Чаши-горы. - При истинных
странствиях не ведают, куда направляются; при истинном наблюдении не ведают,
на что смотрят. Все вещи странствуют, все твари наблюдают - вот то, что я
называю странствием, вот то, что я называю наблюдением. Поэтому и говорю:,
истинное - в странствиях! Истинное - в странствиях!
Дядя Дракона сказал Вэнь Чжи {14}:
- Тебе доступно тонкое искусство. Я болен. Можешь ли меня вылечить?
- Повинуюсь приказу, - ответил Вэнь Чжи. - Но сначала расскажи о
признаках твоей болезни.
- Хвалу в своей общине не считаю славой, хулу в царстве не считаю
позором; приобретая, не радуюсь, теряя, не печалюсь. Смотрю на жизнь, как и
на смерть; смотрю на богатство, как и на бедность; смотрю на человека, как и
на свинью; смотрю на себя, как и на другого; живу в своем доме, будто на
постоялом дворе; наблюдаю за своей общиной, будто за царствами Жун и Мань
{15}. [Меня] не прельстить чином и наградой, не испугать наказанием и
выкупом, не изменить ни процветанием, ни упадком, ни выгодой, ни убытком, не
поколебать ни печалью, ни радостью. Из-за этой тьмы болезней не могу служить
государю, общаться с родными, с друзьями, распоряжаться женой и сыновьями,
повелевать слугами и рабами. Что это за болезнь? Какое средство может от нее
излечить?
Вэнь Чжи велел больному встать спиной к свету и стал его рассматривать.
- Ах! - воскликнул он. - Я вижу твое сердце. [Его] место, целый цунъ,
пусто, почти [как у] мудреца! В твоем сердце открыты шесть отверстий,
седьмое же закупорено. Возможно, поэтому [ты] и считаешь мудрость болезнью?
Но этого моим ничтожным искусством не излечить!
Не имеющее начала, но постоянно рождающее - это путь. Когда рожденный
живым не гибнет [преждевременно], хотя и смертен, - это постоянство; когда
рожденный живым гибнет [преждевременно] - это несчастье. То, что обладающий
началом неизменно умирает, - это закон пути. Когда смертный умирает по своей
вине, хотя [срок его жизни] еще не закончился, - это постоянство; когда
смертный живет - это счастье. Поэтому жизнь, не обладающая назначением,
называется путем, и конец [жизни], обретенный с помощью пути, называется
постоянством; смерть, обладающая назначением, также называется путем, и
смерть [преждевременная], обретенная с помощью пути, также называется
постоянством.
Когда умер Цзи Лян, Ян Чжу пел {16}, глядя на ворота его дома; когда
умер Суй У, Ян Чжу рыдал, гладя его тело. Когда же родится раб, толпа поет;
когда умирает раб, толпа плачет.
Перед тем как ослепнуть, глаза разглядят даже кончик волоска.
Перед тем как оглохнуть, уши расслышат даже полет москита.
Перед тем как притупится ощущение [вкуса], язык отличит [воду из реки]
Цзы от [воды из реки] Минь.
Перед тем как утратить обоняние, нос отличит запах обожженного дерева
от [запаха] гниющего.
Перед тем как телу окостенеть, [человек] бежит быстро.
Перед тем как утратить рассудок, сердце легко отличает правду от лжи.
Причина в том, что, не достигнув предела, вещи не переходят в свою
противоположность {17}.
В полях и болотах Чжэн много мудрых, в Восточном же квартале много
талантливых {18}. Среди рабов на полях и болотах был и Бо Фынцзы. Проходя
через Восточный квартал, он встретился с Дэн Си {19}.
Дэн Си посмотрел на своих учеников, усмехнулся и сказал:
- Не высмеять ли тех, кто идет [нам] навстречу? - Хотелось бы
послушать, - ответили ученики. И Дэн Си сказал Бо Фынцзы:
- Постиг ли ты обязанности кормящего? Те, кого кормит человек, кто не
способен прокормиться сам, относятся к роду собак и свиней. Кормить этих
тварей и распоряжаться ими - в этом сила человека. А в том, что твои ученики
едят и насыщаются, одеваются и отдыхают, заслуга держащих власть. Если же
собирать старых и малых, [словно] стадо, возводить загоны, [как для] скота
[или] живности, то чем же [эти люди] будут отличаться от собак и свиней?
Бо Фынцзы промолчал, но один из его учеников вышел вперед и ответил:
- Разве старший муж не слышал о том, как много умельцев в Ци и Лу? Есть
мастера по глине и дереву, по металлу и коже; есть прекрасные создатели
песен и музыкальных инструментов <вариант: певцы и музыканты>, писцы и
математики; есть прекрасные военачальники, воины и служители храма предков.
Представлены все таланты. Но [они] не могут распоряжаться друг другом,
давать друг другу поручения. Тот же, кто распоряжается ими, не обладает
знаниями; тот, кто дает им поручения, не имеет талантов. Он-то и выполняет
поручения тех, кто знает и умеет. Нами-то и даются поручения держащим
власть. Чем же тебе гордиться?
Дэн Си нечего было ответить. Он посмотрел на своих учеников и отступил.
Гунъи Бо {20} прославился своей силой среди правителей. Танци Гун
рассказал о нем чжоускому царю Сюаньвану. Царь приготовил дары, чтобы его
пригласить, и Гунъи Бо явился.
При виде его немощной фигуры в сердце Сюаньвана закралось лодозрение.
- Какова твоя сила? - спросил он с сомнением.
- Силы [моей], вашего слуги, хватит [лишь], чтобы сломать ногу весенней
саранчи да перебить крыло осенней цикады.
- У моих богатырей хватит силы, чтобы разорвать шкуру носорога да
утащить за хвосты девять буйволов! - в гневе воскликнул государь, - а я еще
огорчен их слабостью. Как же ты мог прославиться силой на всю Поднебесную,
если способен лишь сломать ногу весенней саранчи да перебить крыло осенней
цикады?
- Хорошо! - глубоко вздохнув, сказал Гунъи Бо и отошел от циновки. - На
вопрос царя [я], ваш слуга, осмелюсь ответить правду. Учил [меня], вашего
слугу, Наставник с Шан-горы. Равного ему по силе не найдется во всей
Поднебесной. Но никто из [шести] родичей об этом не знал, ибо он никогда к
силе не прибегал. [Я], ваш слуга, услужил ему, рискуя жизнью, и тогда он по-
ведал [мне], вашему слуге:
"Все хотят узреть невиданное -
Смотри на то, на что другие не глядят;
[Все] хотят овладеть недоступным -
Займись тем, чем никто не занимается".
Поэтому тот, кто учится видеть, начинает с повозки с хворостом; тот,
кто учится слышать - с удара в колокол. Ведь то, что легко внутри [тебя], не
трудно и вне [тебя]. [Если] не встретятся внешние трудности, то и слава не
выйдет за пределы [твоей семьи].
Ныне слава обо [мне], вашем слуге, дошла до правителей, значит, [я],
ваш слуга, нарушил завет учителя и проявил свои способности. Правда, слава
[моя], вашего слуги, не в том, чтобы своей силой злоупотреблять, а в том,
как пользоваться своей силой. Разве это не лучше, чем злоупотреблять своей
силой?
Царевич Моу {21} из Срединных гор был талантливейшим из царских сыновей
в Вэй {22}. [Он] не заботился о государственных делах, любил странствовать
вместе с талантливыми. [Ему] нравился Гунсунь Лун {23} из Чжао {24}, и за
это над ним смеялись такие, как Ведающий музыкой Цзыюй.
- Почему ты смеешься над тем, что [мне], Моу, нравится Гунсунь Лун? -
спросил царский сын Моу.
- Да ведь что за человек Гунсунь Лун? - ответил Ведающий: музыкой. - В
поступках не имеет наставника, в учении не имеет друга. Красноречив, но не
остроумен; разбрасывается, но не принадлежит ни к одной школе; любит
необычайное, говорит безрассудно, хочет ввести в заблуждение сердца, всех
переспорить. Занимается этим вместе с Хань Танем {25} и другими.
- Зачем ты рассуждаешь об ошибках Гунсунь Луна? Хотелось бы услышать
доказательства этих ошибок! - изменившись в лице, сказал Моу.
- Я смеюсь над тем, как Лун обманул Кун Чуаня {26}, - продолжал
Ведающий музыкой. - [Он] сказал, что у хорошего стрелка острие последующей
стрелы попадает в оперение предыдущей,, одна стрела другую настигает, одна
стрела другую направляет. Первая стрела наметит цель, следующая уже лежит на
тетиве, и они летят непрерывно, как одна линия. Кун Чуань удивился, а Лун
добавил, что [так бывает] еще не у самого замечательного стрелка. [Вот,
например], ученик Невежды {27} по имени Хун Чао {28}, рассердившись на жену,
[стал] ее пугать. Натянул лук, зовущийся Вороньим {29}, взял стрелу из
циского бамбука с опереньем из Вэй и выстрелил ей в глаз, прямо в зрачок, а
[она] даже не моргнула. Стрела же, упав на землю, не подняла пыли. Разве
такова речь умного человека?
- Речи умного глупому не понять, - ответил царевич Моу. - В чем ты
сомневаешься? [Если] острие последующей попадает в оперение предшествующей,
[значит] стрельба равномерная. [Если] стрела попала прямо в зрачок, а
[человек] не моргнул, [значит] сила стрелы была исчерпана.
- Ты - ученик Луна, как же тебе не приукрашивать его недостатки? -
возразил Ведающий музыкой. - Скажу еще о самом важном. Обманывая вэйского
царя, Лун говорил: "[Если] есть желание, то нет мысли"; "свойства
беспредельны"; "вещи неисчерпаемы"; "тень не движется"; "волос выдерживает
[нагрузку] в тысячу цзиней"; "белый конь - не конь"; "у сироты теленка
никогда не было матери". Нельзя и перечислить [тех случаев, когда] он
извращает категории предметов и человеческих отношений.
- Не поняв истины этих слов, - ответил царевич Моу, - ты нашел их
ошибочными. А ошибаешься ты. Ведь [если] "нет желания", то мысль [ему]
тождественна; [если] "свойства беспредельны", то "без свойств все
предельно"; "тот, кто исчерпал вещи, навсегда [ими] обладает"; "тень не
движется" - значит, [она] изменяется; "волос выдерживает [нагрузку] в тысячу
цзиней" - высшее равновесие; "белый конь - не конь" - ибо свойство здесь
отделяется от формы [тела]; "у сироты теленка никогда не было матери" {30} -
отрицается; [возможность существования] теленка-сироты.
- Все это песни Гунсунь Лука, - сказал Ведающий музыкой. Ты последовал
бы за ним, даже если бы он исторгал звук через другое отверстие.
Царевич Моу замолчал надолго, а затем объявил о своем уходе и сказал:
- Дозволь через несколько дней снова прийти и с тобой побеседовать.
Высочайший правил Поднебесной пятьдесят лет и не знал, порядок в ней
или беспорядок, не ведал, желает ли народ его поддерживать или не желает.
Посмотрел направо, налево и спросил [приближенных], но приближенные не
знали; спросил за воротами дворца, и за воротами не знали; спросил на полях,
и на полях не знали.
Тогда Высочайший пошел переодетый бродить по дорогам и услышал песенку,
которую пели мальчики:
"Создали нас, массу народа,
Не для того ли, чтобы каждый
исчерпал [свою природу]?
Ничего не знаем, не ведаем,
За обычаем предков следуем".
- Кто научил вас такой песне? - спросил обрадованный Высочайший.
- Мы слышали [ее] от старшего мужа, - сказали мальчики, [Высочайший]
спросил старшего мужа, а тот ответил: "Это древняя песня" {31}.
Высочайший вернулся во дворец, призвал Ограждающего и уступил ему
Поднебесную. Ограждающий, не отказываясь, ее принял {32}.
Страж Границы сказал:
- Тому, кто не замыкается в себе, вещи и их форма открываются сами.
Движение такого [человека] подобно [течению] воды, его покой подобен зеркалу
{33}, его ответ подобен эху, поэтому его путь подобен пути [других] вещей.
Сами вещи идут против пути, [но] путь не идет против вещей. Умеющий
уподобиться пути уже не станет применять ни слуха, ни зрения, ни силы, ни
разума. Нельзя уподобиться пути с помощью зрения, слуха, осязания, ума.
Ищешь его впереди, а он [путь] вдруг [оказывается] позади. Используешь его,
и [он] наполняет все шесть пространств, отбрасываешь его и не ведаешь, где
он. Он не удаляется, [когда] кто-то может его обрести сознательно, он и не
приближается, [когда] кто-то может его обрести бессознательно. Обретает его
лишь тот, кто хранит молчание; лишь тот, чьи свойства совершенны. Знание без
страсти, способности без действия - вот истинное знание, вот истинные
способности. Развивая незнание, разве будешь подвержен страстям? Развивая
неспособность, разве будешь готов к деяниям? Собирание же драгоценных камней
или пыли, пусть даже и без деяний, не есть естественный закон.
ВОПРОСЫ ИСПЫТУЮЩЕГО
Инь Испытующий задал вопрос Кожаному Щиту [из рода] Великих {1}:
- Были ли вещи в самом начале древности?
- [Если бы] в самом начале древности не было вещей, откуда бы ныне
появились вещи? Не смогут ли и потомки сказать, что ныне [в наше время] не
было вещей? - спросил в ответ Кожаный Щит.
- Тогда у вещей нет прошлого и будущего?
- Конец и начало вещей издревле не имеют границ. Начало может стать
концом, а конец может стать началом. Как узнать их круговорот? Однако [было
ли что-нибудь] кроме вещей, [было ли что-нибудь] до событий, - я не знаю.
- В таком случае, есть ли конец [всем] восьми сторонам света, зениту и
надиру?
- Не ведаю, - ответил Кожаный Щит, но Испытующий спросил настойчивее:
- [Если] нет конца, тогда [они] бесконечны; [если] есть [конец], тогда
конечны. Как мне это знать? Ведь кроме бесконечного [существует] и
отсутствие бесконечного; внутри неограниченного [существует] и отсутствие
неограниченного. В бесконечном снова конечное, в неограниченном снова
ограниченное. Так я познаю бесконечное, неограниченное, но не познаю
конечного, ограниченного.
- Что находится за пределами четырех морей?
- То же, что и в Срединных царствах.
- Чем это докажешь?
- Я ходил на Восток до Ина {2}, [там] народ такой же. Спросил [и узнал,
что] на востоке от Ина [все] похоже на Ин. Ходил на Запад до Бинь {3}, [там]
народ такой же. Спросил [и узнал, что] на западе от Бинь [все] похоже на
Бинь. Так стало мне ведомо, что ни четыре моря {4}, ни четыре пустыни, ни
четыре полюса от них <других земель> не отличаются. В каждом большем
содержится меньшее - без конца и предела. Как в небе и земле содержится тьма
вещей, так же и небо с землей в чем-то содержатся. То, в чем содержится тьма
вещей, несомненно, бесконечно; то, в чем содержатся небо и земля,
несомненно, беспредельно. Как мне знать, нет ли за пределами неба и земли
еще больших небес и земель? Это мне также неведомо. Однако небо и земля - те
же вещи, у вещей же бывают недостатки {5}. Поэтому в старину [женщина] из
рода Нюйва {6} отобрала камни всех пяти цветов, чтобы заделать изъян в небе;
отрубила лапы у гигантской черепахи, чтобы подпереть четыре края <полюса>.
Впоследствии же [человек] из рода Ведающих Разливами {7} стал бороться с
Вечно Недовольным {8} за власть предков, в гневе ударился о гору Щербатую
{9} и сломал Небесный столп {10}, порвал земную сеть. Поэтому небо
наклонилось на северо-запад, за ним последовали и солнце с луной, планеты со
звездами; у земли же не хватило [куска на] юго-востоке, поэтому [туда
полились] воды сотен рек.
- Есть ли вещи огромные и малые, длинные и короткие, одинаковые и
различные? - снова спросил Испытующий.
- К востоку от Бохая, в скольких миллиардах ли - неведомо, есть
огромная пропасть, пучина, поистине бездонная. У нее не было дна, и
называлась она Гуйсюй {11}. В нее стекали все воды - со всех восьми сторон
света, девяти пустынь и Небесной реки {12}, а она [пучина] все не
увеличивалась и не уменьшалась. Там пять Гор. Первая называлась Колесница
Преемства {13}, вторая - Круглая Вершина, третья - Квадратная Чаша,
четвертая - Обитель Красавиц, Пятая - Приют Презревших Блага. Окружность
каждой горы сверху донизу - тридцать тысяч ли, плато на вершине - девять
тысяч ли, расстояние между горами - семьдесят тысяч ли, а [горы] считались
соседями. Там все башни и террасы - из золота и нефрита, все птицы и звери -