Выписка из приказа начальника управления внутренних дел: " За совершение проступка, порочащего честь сотрудника милиции, капитана милиции Рябоконя Сергея Васильевича из органов внутренних дел уволить по ст.133 Положения о прохождении службы в органах внутренних дел; за систематические нарушения дисциплины майору милиции Чекину Аркадию Александровичу объявить о неполном служебном соответствии".
* * *
* * *
    Год 2001, февраль (продолжение). Проводы генерала.
 
* * *
    Спустя двое суток после возвращения освобожденного из мест лишения свободы Виталия Мороза, ранним утром, на городскую привокзальную площадь, разгоняя сиреной редких заспанных прохожих, выскочил БМВ. Две мигалки на крыше, торчащие маленькими рожками, придавали автомобилю сходство с сильным животным. Он и остановился так же внезапно- разом упершись колесами в бордюр, в каком-то десятке метров от билетных касс. С места водителя выскочил бойкий белобрысый паренек в распахнутой кожаной куртке и, обежав машину, отворил правую дверцу, через которую неспешно вылез добротно одетый крупный сорокапятилетний мужчина с кейсом в руке. Потянулся, разминая затекшее грузнеющее тело.
    - Товарищ генерал! А может, все-таки на машине? Довезу со свистом, - не в первый, похоже, раз предложил водитель.
    - Свисти без меня! - добродушно пробасил тот. - А я уж на поезде. Встретишь в Москве на вокзале. Если успеешь. Заодно и поглядим, каков ты свистун.
    - Даже не сомневайтесь! На треть перегона обойду.
    - Так и двигай! - с некоторым раздражением поторопил генерал, заметив, наконец, то, что исподволь разыскивал взглядом, - припаркованный возле тоннеля "Мерседес".
    Догадливый водитель с показной удалью приложил два пальца ко лбу и, не задерживаясь более, лихо рванул машину с места.
    Задняя дверь "Мерседеса" раскрылась, и из нее навстречу генералу с легкостью, давшейся не без усилия, выбралась холеная женщина с золотистым цветом кожи, какой испекается в дорогих косметических салонах. На округлые плечи была небрежно накинута шубка. Издалека, несмотря на полноту, она "тянула" едва на сорок пять. Но при приближении из-под загара предательскими трещинками начали проступать морщинки, а из-под высокого воротника платья выглянули шрамы - следы подтяжек на шее. Да и пышная фигура при ходьбе предательски заколыхалась.
    Хорош! - оценила она подошедшего, без церемоний подхватила под локоть. - Пошли, красавец. Посажу на поезд.
    И, широко, не по-женски шагнув, задала ритм, к которому генерал подстроился.
    - Дивиденды твои, как всегда, переведены, по общей схеме, - сообщила она.
    - Ты за этим приехала?
    - Нет, конечно. Зачем в Администрацию вызывают?
    - Почему узнала, что в Администрацию?
    - Во-первых, в МВД ты в штатском не ездишь, - она значительно провела рукой вдоль цивильного костюма. - Ну и ... тоже, знаешь, держу информаторов. Так что, права я?
    - Да. Но что хотят - пока не знаю.
    - Про то как раз нехитро угадать - выборы на носу. А новой Москве старый губернатор поперек горла. Так что, любезный, фаловать тебя будут сменить команду. Что скажешь?
    - Я, как ты знаешь, своих не сдаю, - буркнул генерал, в некотором раздражении от того, что не удалось избежать этого разговора.
    - Как же, как же. Ваши высокие моральные качества - пример для подражания, - женщина лукаво пожала его локоть и, опережая нервную реакцию, поспешила закончить. - Важно только ежедневно с утра определяться, кто на сегодня свой.
    - То есть?
    - Я с этим собственно и приехала. Полагаю, все, что могли для Кравца, мы с тобой еще в девяносто шестом сделали, когда в губернаторы его провели. За что, кстати, и пострадали.
    - Ну, ты-то не больно пострадала. Все областные счета в твоем банке крутятся.
    - А что толку? - неприязненно отреагировала провожающая. - Забыл, как мне за поддержку коммунистов Москву перекрыли? Едва не обанкротили. Если б не уперлась, сейчас бы и банка моего в помине не было.
    - А значит, и твоих доходов, - жестко напомнила она, не удовлетворенная вялой генеральской реакцией. - Ты с этой историей тоже пострадал. На ниточке удержался. Да и по большому счету - девять лет, считай, в провинции маринуют. Придется от Кравца отступиться. Иначе все потеряем. Лиса, угодив в капкан, лапу отгрызает.
    Они вышли из тоннеля на перрон.
    - Ох, и стерва ты все-таки, Марго! Кравец же тебя чуть ли не двадцать лет за собой тянет.
    - Положим, тоже себе не в тягость. Безбедную пенсию на Канарах нажировал! Но теперь все! Кончился он, пойми! Шансов переизбраться - чуть. Так что даже не сомневайся: всех, кто за Кравца будет стоять, сметут как торнадо. А мы с тобой в Москве давно меченные... Эй, ты меня слушаешь?
    - Да, да, конечно, - спохватился генерал, с усилием отводя взгляд от смутно знакомой фигуры перемазанного глиной утреннего опойка, привалившегося к вокзальному фонарю.
    - Нам сейчас важно новую власть мимо себя не пропустить. А это значит, придется поддерживать президентского ставленника. Я как банкир готова деньгами подпитать, ты - как силовик. Так в Администрации и доложи. Глядишь, и воскреснем, как... финисты. Так что, сговорились?
    - Поглядим.
    - Гляди, гляди. Но как приглядишься, сразу выдай звонок!
    Она значительно хлопнула себя по пояску платья, к которому игриво был прикреплен мобильный телефон.
    - Давай прощаться, - она протянула руку. Но - не попрощалась, а, напротив, обхватив с неожиданной силой большую его ладонь, пытливо уперлась взглядом. - Мороза выпустили. Знаешь?
    - Что с того?
    - А то, что не ко времени.
    - Опять?! - голос генерала предупреждающе погустел. - Отсидел мужик свое. Что еще к нему?
    - Не у меня к нему. Боюсь, у него к нам, - не отступилась под натиском упрямая женщина. - Помнишь ведь, Добряков ему в девяносто шестом информацию слил.
    - Может, и слил. Только Добрякова давно в живых нет.
    - Да, Добрыни нет. А вот бумаги могут быть.
    - Значит, доказательства о преступной деятельности Кравца все-таки существуют?
    - Кто знает? Орал же в свое время Добрыня этот бешеный, когда в бега подался, что рядом с собой Кравца посадит. Так что разумней будет подстраховаться.
    - Так и к лучшему, - генерал неожиданно повеселел. - Раз уж Кравец теперь по боку, так эти доказательства только на пользу пойдут. Посадить старика за давностью не посадят. А дело свое предвыборное они сделают. Если в них и впрямь что серьезное, - сам отступится. А мы подадим это как результат собственной проработки. Очень, знаешь, выигрышный момент.
    Всмотрелся в хмурое, разом постаревшее лицо, и вновь помрачнел:
    - Стало быть, и про тебя там есть? Да?! - не дождался ответа. - А сколько лет врала, будто все ради Кравца делаешь, а сама непричастна.
    - Врала - не врала. Чего теперь об этом? Важно, чтоб не всплыло. Иначе - имей в виду, на банк мой коршунами рванут. И если до внутренностей доберутся, так не мне одной мало не покажется. Это ты понял?
    - Куда яснее, - кожа на широких генеральских скулах натянулась.
    При виде закипающего, непривычного к шантажу генерала она ослабила руку и, будто ненароком, принялась пальчиками поглаживать шершавую ладонь:
    - Ладно! Успокойся. Важно, что мы с тобой слиты единым интересом. Ты - моим! И об этом оба должны помнить. Всегда помнить. Так что?
    - В любом случае до моего приезда ничего. Вернусь - тогда и обсудим. Ничего - ты поняла?! Если что, имей в виду, Виталий мне и теперь не чужой. Так что второй раз подлянки не прощу. Тем более я дал команду - за ним установлено наблюдение.
    - До твоего, так до твоего, - женщина примирительно улыбнулась, обхватила руками за плечи. -Главное помни: не перескочим сейчас на президентский поезд, сами под колесами окажемся. К вагону не пойду, а то, глядишь, расплачусь!
    И, подмигнув многозначительно в сторону мобильника, спустилась в тоннель.
    Генерал же, подхватив кейс, отправился вдоль перрона, где два патрульных сержанта из линейного отдела отдирали от фонарного столба замеченного им ранее опойка.
    Узнав в приближающемся мужчине начальника УВД, милиционеры вытянулись в струнку. Пьяный же, воспользовавшись внезапной передышкой, вновь соединил занемевшие пальцы в кольцо.
    - Товарищ генерал!...
    - Отставить, - всмотревшись, он сделал знак патрульным отодвинуться и подошел вплотную.
    - Не может быть, - пробормотал он. - Аркадий! Не могу поверить. Ты, что ли?!
    Пьяный на всякий случай покрепче обхватил столб и с напряжением поднял оплывшее, со слипшимися на лбу ошметками волос лицо.
    - Только не говори, что не узнаешь. Ну, напрягись! Вспомни. Пожалуйста, вспомни!
    Человек у фонаря добросовестно напрягся, направив застекленевший взгляд на подошедшего, отчего яйцевидная, поросшая бурым пухом голова мелко затряслась. Повисла безнадежная пауза. И вдруг лицо его растеклось в блаженной улыбке.
    - Узнал-таки, - обрадовался было генерал, но тут же едва сдержал подступившую тошноту, - из-под брючины опойка с легким журчанием вытекала неспешная желтоватая струйка.
    - Аркаша пи-пи, - радостно и приглашая порадоваться вместе с ним, поделился он.
    - Вижу. И скорблю.
    - Ваш знакомый, товарищ генерал? - осторожно вмешался один из сержантов.
    - Увы, уже нет.
    - Тогда, если разрешите... - дождавшись подтверждающего кивка, милиционеры на глазах у начальства сноровисто оторвали пьяницу от столба и, широко растащив в сторону его руки, чтобы не перепачкаться, поволокли по асфальту.
    Вовсю гудел приближающийся поезд на Москву.
 
    ... Генерал сидел в своем СВ перед разложеными на столике документами. Он специально прихватил их, готовясь к предстоящей, важнейшей, или, как теперь модно говорить, знаковой аудиенции. Намеренно отказался от машины, чтобы иметь несколько лишних часов подготовки. И вот уж полчаса, как поезд мчит на Москву, а он вместо того, чтоб сосредоточиться на работе, невидяще смотрит перед собой. И не разговор с президентом банка тому виной. К нему, хоть и пытался избежать, был он готов. Если по большому счету, так оказался он даже на руку, поскольку теперь появился простор для маневра. Цепляло, конечно, неприятное упоминание о воскресшем Морозе. Но и здесь в запасе было время.
    Как ни странно, потрясла его встреча с бомжом - человеком, которого не видел он много лет и память о котором начала как-то незаметно стираться. Да вот не стерлась. И теперь, появившись в неожиданном, получеловеческом обличье, Аркадий Александрович Чекин растревожил так, что мысли генерала вопреки воле то и дело убегали в далекие, подзабывшиеся годы.
    Он достал из кейса бутылку заготовленного для подношения коньяка, озлобленно скрутил пробку ( "Ништяк, перебьешься"!), прямо из горлышка сделал два больших глотка и откинулся, слегка прикрыв глаза.
 
   1991, август. На стремнине
   
    Из журнала учета происшествий: " 2 августа 1991 года, в 22 часа сорок минут, на седьмом километре проселочного шоссе Веденино - пос. Знаменское, в ночное время суток, неизвестным автотранспортом совершен наезд на велосипед под управлением гр-ки Незналовой Ларисы Геннадьевны, 1957 года рождения, работ. дояркой колхоза "Искра".
    В результате аварии дочь Незналовой, Оксана, трех лет, погибла; Незналова Л.Г. с телесными повреждениями доставлена в Центральную районную больницу.
    Виновный в аварии с места происшествия скрылся. Возбуждено уголовное дело. Ведется розыск".
 
    1.
   На въезде в поселок Знаменское заместитель начальника районного уголовного розыска Виталий Мороз попросил остановить машину. Сидевший за рулем инспектор дорожного надзора Лешка Муравьев, не менее его раздосадованный, в сердцах так долбанул по педали тормоза, что нахохлившийся сзади начальник группы участковых Галкин въехал носом в водительское сидение.
   - Мог бы поаккуратней, - он провел рукой под ноздрями в поисках крови, тихонько ощупал переносицу. - Ну, не нашли. Чего теперь психовать? Отработали добросовестно. Всю округу, считай, обыскали. Давно пора в отдел возвращаться.
   Мороз недоброжелательно скосился, и Галкин чутко затих, - непредсказуемого оперативника он откровенно боялся.
   Познакомились они три месяца назад. Мороз проводил совещание оперативной группы по убийству, в котором участвовал старейший отдельский участковый, поддерживавший на вверенной ему территории идеальный порядок. Уважение жителей к этому негромкому стеснительному человеку проявлялось в том, что даже за глаза величали его не иначе как по имени-отчеству.
   Внезапно дверь распахнулась, и в проёме образовался долговязый розовощёкий парень с погонами старшего лейтенанта.
   - Здорово, мужики! Чего-й-то я хотел? - он энергично задумался.
   - Здрасте, Александр Игнатьевич, - неловко кивнул старик учатковый.
   - А, Витька! - обрадовался парень. - Хорошо, что ты мне попался, поросенок. За тобой заявление просроченное. Зайди после: разгону дам!.. И чего я хотел? Ну, вспомню - залечу.
   И, ни мало не смутившись, он вместо извинения, от полноты чувств вздёрнул кулак: после окончания заочного факультета Высшей милицейской школы Александр Галкин был переведен из другого отдела и выдвинут на ответственную работу - руководителем группы участковых.
   Через несколько секунд звонкий его, наполненный зарождающимися командными интонациями голос донёсся из другого конца коридора.
   Участковый же поспешно опустил голову, принявшись некстати теребить перемотанную изолентой ручку старого своего портфеля.
   В тот же день Мороз отловил бойкого руководителя и, мило подхватив под локоток, завел в свой кабинет. О чем они говорили, истории осталось неизвестным. Только в коридор Галкин выскочил пунцовым и к концу дня, встретив участкового, невнятно пробурчал какие-то извинения.
   Запала вежливости, впрочем, хватило ненадолго.
   Вообще-то в отделе Галкин отвечал за показатели профилактики, в чем, надо признать, преуспел, - графики и отчеты Красногвардейского РОВД числились в образцовых. Практическую же работу перекладывал на участковых, с которых потом и спрашивал, нещадно матеря. Но смерть в автоаварии трехлетней малышки, как видно, потрясла и его. Он тоже жил в Знаменском и лишь только о случившемся наезде стало известно в поселке Галкин добровольно подключился к опергруппе. И вот уж скоро восемь часов вместе с Морозом и Муравьевым без жалоб и обычного бурчания колесил он по районным дорогам в поисках виновного.
   - Я без результата в отдел не вернусь, - злой от неудачи Мороз открыл дверцу. - Перекушу и еще поболтаюсь по поселку. Может, слухами разживусь. Потом заскочу в больницу: вдруг мать в себя пришла. На, отдай в дежурку на регистрацию.
   Он вытащил из спортивной сумки, которая заменяла ему привычные в милиции папки, пачку исписанных листов и положил на сидение рядом с Муравьевым.
   - Да не, я тоже еще покатаюсь, - инспектор дорнадзора поворошил распаренные на жаре редкие кудряшки, влипшие в загорелую лысину кружками лука на раскаленной сковороде. - Попробую заново по автобазам проехать. Открыжу графики возврата. Потом займусь теми, кто держит машины у дома. Не мог же этот чертов грузовик провалиться.
   И в свою очередь протянул бумаги назад.
   Свою непосредственную работу Муравьев откровенно недолюбливал. И когда приходил срок отчитываться по штрафам, попросту выезжал на отдаленную дорогу, вынимал из багажника знак "Ограничение скорости до сорока километров", втыкал его и, укрывшись за поворотом, сноровисто "сшибал" план. Зато, в отличие от других гаишников, закормленных, ленивых, был Лешка страстным розыскником. Не ожидая команды, мчался он на раздолбанном красном четыреста двенадцатом "Москвиче" с огромным рупором, содрогавшимся на проржавевшей крыше, на любое неочевидное дорожное происшествие и после без устали мотался по городу и области, планомерно просеивая автобазы, сервисы, автокооперативы. - Похоже, все шишки мне, - вздохнул Галкин. Муравьев сочувственно смолчал: докладывать начальству по нераскрытому преступлению - удовольствие не из приятных.
   - Я тебя подброшу до твоих "Жигулей", - предложил он.
   - "Жигуль" тю-тю. На профилактике. Движок забарахлил. Так что добрось лучше до трассы. Я там попутку поймаю.
   - Как скажешь. Виташа! А за тобой когда заскочить?
   - Сам доберусь. Если что надыбаешь, часа через три-четыре пересечемся в отделе, сопоставим.
   - М-да, похоже, железный "висяк", - процедил Галкин.
   - Не каркай, - Муравьев сплюнул.
   - Я вам так скажу, мальчики - девочки, - Мороз закинул на плечо сумку. - Если я эту тварь, что пацанку раздавил, не найду, уволюсь к чертовой матери.
   И, сделав общий жест рукой, решительно направился к облупленному двухэтажному зданию с вывеской над высоким крыльцом - "Пивбар "Реанимация".
   - Стало быть, раскроем, - Муравьев азартно пристукнул по рулю и хоть со второй попытки, но завел измученный, отмеряющий третью сотню тысяч движок.
 
   2.
   Начальник Красногвардейского райотдела милиции Андрей Иванович Тальвинский, наспех припарковав недавно купленную "восьмерку", упругим шагом взбежал по отдельскому крыльцу, мимоходом огладив полую трубу, заменявшую перила. Хотя время едва перевалило за девять утра, металл успел слегка нагреться, - август выдался горячим.
   - Товарищ подполковник! - дежурный Чесноков при появлении начальства вскочил навстречу с залихватски разбитным видом ценимого работника. Следом поднялся сменный наряд во главе с заступающим подменным дежурным участковым инспектором Галушкиным. - За время дежурства зарегистрировано четыре очевидных происшествия, в том числе...
   - Отставить. Селектор уже прошел?
   - Так точно. Вместо вас зам по опер участвовал.
   - Кто проводил?
   - Сам генерал.
   "Опять, стало быть, подставился! - выругался про себя Тальвинский. - И - вновь из-за жены. Еще недавно удручающе безразличная к себе, теперь, поменяв место работы, жена стала уделять своей внешности так много времени, что Андрей, взявшийся подвозить ее, вот уж третий раз, проклиная все и вся, опаздывает на службу. К тому же вчера она загуляла до часу ночи на каком-то очередном девичнике. Оно бы ничего. Все при деле. Но, повздорив с кем-то, проплакала до утра, а утром скопившееся раздражение выплеснула, само собой, на тех, кто оказался поблизости, - сначала на сына. А затем и на него. И это было не привычное в ней раздражение, а какой-то яростный выплеск желчи. Иногда возникало ощущение, что в трехкомнатной, недавно полученной квартире жене стало теснее, чем в старой "хрущобе".
    -Чесноков, с журналами ко мне. Остальным - развод и инструктаж через пятнадцать минут.
* * *
   Временная секретарша Альбина Василькова, студентка, проходящая в отделе летнюю практику, - пышнотелая блондинка лет двадцати пяти - при появлении начальства сделала движение, обозначающее готовность подняться. И даже расправила сбившуюся миниюбку. Но не поднялась. Андрей кивнул. Несколько, пожалуй, суховато - девушка с ее волоокими густо раскрашенными глазами выглядела чрезвычайно сексапильно, и подчеркнутый официоз виделся Андрею единственным средством сохранить деловой стиль отношений.
   К тому же подле Альбины примостился молоденький инспектор по разрешительной системе, по наблюдениям Тальвинского, активно ухлестывавший за новой секретаршей. Третье утро подряд, приходя на работу, Андрей заставал его в своей приемной. Похоже, затевалась длительная и, судя по раскрасневшемуся лицу Альбины, небезуспешная осада. Несколько субтильный, с затуманенным взглядом и курчавящимися светлыми волосами, паренек пользовался у отдельских женщин заметным успехом. И даже начал потихоньку вытеснять в их сердцах стареющего Ханю.
   - У вас что, теперь здесь рабочее место? - фраза получилась даже более неприязненной, чем хотелось Андрею. За этим можно было угадать что-то личное.
   - Не. Но просто....
   - Марш к себе, - договаривать было не для кого - прыткий юноша выскользнул в коридор мимо сально ухмыляющегося Чеснокова.
   - Вы меня, конечно, извините, Альбина, - Тальвинский, хмурясь, искал приличествующие случаю строгие слова, одновременно стараясь не выказать охватившую его досаду. Но - встретил ее взгляд. Все понимающий и поощряющий.
   - Спасибо, избавитель, - вопреки сложившимся меж ними отношениям она с милой непосредственностью коснулась рукава кителя начальника райотдела. - А то, ей богу, просто не знала, как избавиться. Такой нахалюга!
   - Всегда готов помочь, - Андрей шутливо приложил два пальца к козырьку.
   - Ловлю на слове и буду обращаться.
   Железная дистанция оказалась прорванной.
   Следом за Тальвинским в кабинет проследовал Чесноков, в оживлении которого угадывалось возбуждение истомившегося алкоголика, который не далее чем через полчаса с полным правом вольет в себя вожделенные сто пятьдесят.
   - Так что?
   - Одно неочевидное, Андрей Иванович. В районе Знаменского труп на проселочной дороге и тяжкие телесные. Потерпевшие установлены. Мать-одиночка везла на велосипеде трехлетнюю дочь. Очевидно, удар сзади в темноте. Велосипед всмятку, пацанка погибла под колесами. Женщину и велосипед вообще поначалу не обнаружили - в кювет отлетели. Сейчас она в ЦРБ.
   - Хоть что-то есть?
   - Пока висяк. Группу подняли ночью. Судмедэксперт считает, что от времени наезда до обнаружения прошло не менее четырех часов. Стало быть, часов в десять-одиннадцать вечера. Все-таки дуры бабы. Говори - не говори. Вот куда ее по ночи потащило на дорогу да еще с ребенком? А нам потом расхлебывай.
   - Кто работает по делу? - резко оборвал Тальвинский. Иногда ему казалось, что когда милицию обвиняют в профессиональной деформации, прежде всего имеют в виду Чеснокова. Труп для него - это всегда досадные хлопоты, которые никак не пересекались в сознании с обликом еще недавно живого человека. Да и живой потерпевший - не что иное как внеплановая рабочая нагрузка.
   - На место выезжали и продолжают работать: от угрозыка - старший лейтенант Мороз, от ГАИ - младший лейтенант Муравьев, - отчеканил Чесноков, тоном своим показав, что о причине нежданного начальственного недовольства догадался, но - не приемлет.
   Тальвинский слегка успокоился: раз на месте происшествия Мороз, стало быть, не позже чем к вечеру будет результат. За неполные два года Мороз обуркался и из зеленого, хоть и норовистого, новичка превратился в классного сыщика. Так что Андрею, о дружбе которого с Морозом знал весь отдел, не пришлось даже самому выдвигать Виталика на освободившуюся должность заместителя начальника районного уголовного розыска. Это при общем одобрении сделал начальник областного угро. - А кто из следователей?
   - Выезжал Ханя. Уже вернулся в отдел. Сейчас, насколько знаю, Чекин передал материал Препанову, - Чесноков сделал паузу. Но, не дождавшись начальственной реакции, счел необходимым закончить рапорт. - Остальные службы работают по плану. И еще... кажется, имеем происшествие среди личного состава. - Что?! - вскинулся Тальвинский.
   - Вот! Вчера из управления переслали. Хотел секретарше для регистрации передать. Но подумал, может, срочно, - Чесноков с тяжким вздохом положил перед начальником конверт, присланный, судя по штампу, из инспекции по личному составу УВД.
   С тяжелым предчувствием Андрей вскрыл конверт, быстро, темнея лицом, пробежал.
   - Пригласить зама? - попробовал угадать Чесноков.
   - Нет. Чекина.
 
   - Вызывал? - Аркадий Александрович Чекин, как всегда, бесшумно, проник в кабинет. И теперь, прищурившись, наблюдал за манипуляциями Тальвинского, неприязненно перебиравшего скопившуюся слева от него стопку нерассмотренных материалов.
   - Заходи. Видал, сколько накопилось? - пожаловался Андрей. - Времени сесть и поработать над реорганизацией служб не остается. С утра планируешь. К вечеру обнаруживаешь, что все сожрала суета.
   - Да, тяжела ты, шапка Мономаха, - притворное чекинское сочувствие, явно настоянное на сарказме, неприятно царапнуло Андрея. В последнее время прежняя легкость в отношениях меж ними исчезла. Не то чтобы постоянно конфликтовали. Но за всякой скользящей Чекинской фразой Андрею теперь виделся некий подтекст.
   Внешний вид самого Чекина был далеко не безупречен. Он словно поистерся. Так выглядит старый неухоженный холостяк, едва успевающий перед работой глянуть на себя в зеркало и торопливо провести тряпочкой по стоптанной обуви. - Личная просьба, Александрыч! Надо бы послезавтра выделить на патрулирование пару следователей, - припомнил Андрей.
   - Следователей на патрулирование больше не дам, - невозмутимо отказал Чекин.
   - Что значит "Не дам"?! - взбасил непривычный к пререканиям Тальвинский. - Я тебя что, христом богом, прошу?
   - А как бы не просил! Задействовать следователей на патрулирования запрещено. У меня люди едва с уголовными делами успевают управляться. А ты хочешь, чтоб они еще за околоточных работали.
   - За околоточных?! Значит, вы белая кость, а мы все остальные - околоточные? Так, что ли, понимать? Чего кривишься? - Тальвинский перехватил хитренький, хоть и хмурый Чекинский взгляд.
   - Так. Лишний раз дивлюсь мудрости Карла Маркса - "бытие определяет сознание". Андрей слегка смутился: еще два года назад, будучи следователем, он больше и громче остальных возмущался практикой использования следователей на подсобных мероприятиях.